Текст книги "Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник)"

Люди, утомленные борьбою и лишениями; люди, плохо уразумевшие мировой смысл нашей русской катастрофы; люди, страдающие честолюбием, соблазненные и соблазняющие, – нередко указывают ныне на то, что «коммунисты эволюционируют» и что поэтому должно «эволюционировать» и наше отношение к ним: они де – «уже не прежние коммунисты»; они «многое» «поняли» и «во многом» «изменились»; одни из них умерли (Ленин, Красин, Иоффе, Воровский, Фрунзе, Склянский, Войков); другие «силою вещей» вынуждены были «прекратить» имущественный передел и начать «хозяйственное строительство» в России; та же «сила вещей» заставила их «признать» частную инициативу (нэп), покончить с продовольственной разверсткой, разрешить крестьянам наем рабочих, ввести строгую дисциплину в красной армии, «примириться с Церковью» (митрополит Сергий), повести «нормальную торговлю» с западноевропейскими державами. Выступили новые фигуры; появились новые приемы; сложились новые задачи и цели. Простая справедливость заставляет де нас признать, что «там» совсем не все так уж безусловно «гадко, гнусно, ужасно»; там есть «иное», «новое» и его надо оценить по-«иному», по-«новому». Не пора ли «принять создавшееся положение»? Не пора ли влиться в строительство «новой России»? Ведь коммунисты несомненно «эволюционируют»…

Одни говорят так потому, что пытаются обмануть самих себя; другие потому, что пытаются обмануть других. И те и другие кривят душою и сползают в пропасть. И вот почему.

1. Все мы живем во времени; во времени чувствуем и поступаем; подвергаемся разным влияниям, заражаемся, болеем и умираем. В этом общем смысле все «эволюционирует»; и наряду с бактериями, ядовитыми насекомыми и хищными зверями «эволюционируют» и коммунисты. Утверждать такую «эволюцию» значит выговаривать общее место, ничего не говорящий трюизм, замечание избитое и поверхностное, из которого нельзя сделать никаких практических выводов. Да, бактерии «эволюционируют»; значит ли это, что я должен содействовать им? Ядовитые насекомые – тоже «эволюционируют»; вытекает ли из этого их безвредность и полезность? «Эволюционируют» и хищные звери; что же мы не торопимся подражать их хищности? Итак: дело не в «эволюции вообще», а в особой качественной эволюции, в качественном перерождении коммунистов – их целей, их намерений, их приемов, их миросозерцания и Бого-созерцания, т. е. всего их духовного уклада и нравственного естества. Но утверждать такую эволюцию – значит говорить явную ложь.

2. На самом деле коммунисты качественно не эволюционируют и ожидать от них такой эволюции было бы наивно и глупо. Свойственный им уклад души вырабатывался десятилетиями, еще в эпоху императорской России; он передавался от родителей к детям, закреплялся в революционном подполье и, постепенно накаляясь, доходил до одержимости, до состояния слепоты и глухоты ко всему инородному, до состояния ненависти и презрения к противоположному восприятию мира. Коммунистическое течение медленно слагалось в изуверскую политическую секту, в организацию заговорщиков-фанатиков; они создавали то, что в науке называется «коллективным психозом», и сами становились его жертвами и орудиями. Ими владеет судьба всякого демагога, который сначала разжигает чернь, а потом сам становится ее орудием; который сначала создает как бы тот резервуар страстей, из которого он сам в дальнейшем черпает свою собственную ожесточенность. Но коммунисты еще позаботились и о том, чтобы закрепить этот коллективный психоз, создать под именем «партии» кадр ожесточенных душ и скрепить его: a) совместным преступлением (раздел чужого имущества, гражданская война, террор, убиение царской семьи); b) страхом перед грядущей неминуемой карой; c) жаждой мировой добычи и мирового господ ства; d) взаимным шпионажем. Вследствие всего этого коммунистический уклад на основе своей перестал быть явлением органическим, способным к перерождению, и стал явлением механической слепоты. Из катастрофы рожденные, катастрофе служащие, они могут найти свой конец только в катастрофе. Такие явления, не эволюционирующие, а катастрофические – знает и внешняя природа (например, распадение звезд, ураганы, извержение вулканов).

3. Коммунисты и ныне верны своей цели: растлить мир духовно для того, чтобы поработить его политически; в имущественном переделе и в гражданской войне выдвинуть повсюду новую безбожную «элиту», которая закрепит за собою мировую власть системой подкупа, террора и шпионажа. Этой цели они будут верны до конца. Россия есть их плацдарм, их трамплин, их орудие: как бы их «питательный бульон». Если они строят в России, то строят этим не Россию, а мировую революцию. Если они организуют армию, то не Русскую армию, а армию мировой революции; и сами всегда открыто выговаривают это. Если они торгуют с Западом, то для того, чтобы продержать свой плацдарм. Интерес России не есть их интерес, и их интерес противоположен интересам русского народа. Если в России заметно кое в чем медленное улучшение, то не благодаря коммунистам, а вопреки им, и несмотря на их деятельность. И в подъяремной Православной Церкви они видят только своего врага, из которого они пытаются сделать свое орудие (соглашение с митрополитом Сергием). Их власть есть не русская власть, а власть над Россией, власть ее врага и ее погубителя.

4. В России эволюционирует качественно не коммунизм, а русский народ. А коммунисты, всячески задерживая эту качественную эволюцию русского народа, видят себя вынужденными приспособлять свои меры к совершающимся в народной толще переменам, т. е. по-новому изловчаться, по-новому растлевать, по-новому обманывать, по-новому натравливать друг на друга («бедноту» на «кулаков»), по-новому налаживать аппарат сыска и доноса. Это есть, конечно, тоже «эволюция»; но не эволюция к лучшему качеству, а эволюция к новым видам сатанизма; эволюция не сущности, а внешних проявлений; эволюция не целей и намерений, а внешних приемов и средств.

Но русский народ, живя и страдая под коммунистами, несомненно, эволюционирует к лучшему. Страдания его выросли из самых заблуждений, страстей и деяний, им совершенных; и в страданиях своих он выстрадывает кривые пути своего прошлого; религиозно очищается и углубляется его душа; здоровеет его инстинкт национального самосохранения и инстинкт собственности; медленно, но верно спадает с его души гипноз страха и соблазна. Проходит соблазн, исчезает разбойничья установка души; он медленно научается уважать себя и презирать своего совратителя; и медленно собирается с силою для надлежащего отпора коммунистам. Русский народ понемногу переходит в наступление на не эволюционирующих, но изворачивающихся коммунистов.

И только близорукость или бессовестность способны принимать и выдавать этот процесс национального возрождения за качественное перерождение коммунистов.

Старый политик

Существует Бог в мире, и божественная санкция должна таиться в недрах всякого управления и повиновения, должна лежать в основе всех моральных дел людских.

Скептический мир – неискренний мир; скептицизм – безбожная неправда мира! Из него зародилось целое племя социальных язв – французская революция, чартизм и все, что угодно; он составлял главную основу их неизбежного существования.

В основе всякого требования, обращенного человеком к человеку, лежит божественное право или же дьявольское бесправие.

Я предсказываю, что мир еще раз станет искренним, верующим миром, что в нем будет много героев, что он будет героическим миром! Тогда он станет победоносным миром; только тогда и только при таких условиях.

Человек не может вообще знать, если он не поклоняется чему-либо в той или иной форме. Иначе его знание – пустое педантство, сухой чертополох.

Всемирная история есть история великих людей. История этих последних составляет поистине душу всей мировой истории.

Великий человек является всегда точно молния с неба; остальные люди ожидают его, подобно горючему веществу, и затем сами воспламеняются пламенем.

Увы, это так: только тот может узнать героя, кто до известной степени сам герой.

Великие души всегда лояльно-покорны, почтительны к стоящим выше их; только ничтожные, низкие души поступают иначе.

Ум человека заключается не в том, чтобы уметь «говорить» и «делать логические выводы», а в том, чтобы видеть и убеждаться.

Разве мысль, истинный труд, самая высочайшая добродетель – не порождение страдания? Истинная мысль возникает как бы из черного вихря. Действительное усилие, усилие пленника, борющегося за свое освобождение, – вот что такое мысль. Нам повсюду приходится достигать совершенства путем страдания.

Все достоинство оригинальности – не в новизне, а в искренности. Верующий человек – оригинальный человек; во что бы он ни верил, он верит в силу собственного разумения, а не в силу разумения другого человека.

Ничто не обладает такой долговечностью, как правдиво сказанное слово.

Молчание, быть может, самое полезное из всего, что каждому из нас остается делать в эти чересчур звонкие времена.

Ибо, действительно, мир изобилует олухами, а вы добились всеобщего голосования!

Первая обязанность человека все еще и до сих пор заключается в подавлении страха. Мы должны освободиться от страха: мы не можем вовсе действовать, пока не достигнем этого. До тех пор, пока человек не повергнет страха под пяту ног своих, поступки его будут носить раболепствующий характер, они будут не правдивы, а лишь правдоподобны; самые мысли его будут ложны, он будет думать совершенно как раб и трус.

Карлейль

№ 8

Никогда не должно выходить на брань без главной побеждающей мысли; это как бы победоносное знамя… Она имеет силу воодушевлять и возродить человека под собою; и потому надобно как можно чаще приводить ее в сознание и доводить до чувства.

Феофан Затворник

Россия пала от раздора и может восстать и возродиться только через единение. Нам, русским, нет иного пути к спасению; и чем скорее мы уразумеем это, чем скорее мы сумеем обуздать свои страсти и сосредоточить свою волю на единой и общей цели, тем скорее восстанет и возродится Россия.

Нелегко нам этого достигнуть теперь, когда к основным источникам нашей национальной раздорливости присоединилось еще особое душевное заболевание – психоз гражданской войны, овладевший русскими душами и отнюдь не изжитый ими; теперь, когда равнинная центробежность наших душ и их славянская страстность потрясены и возбуждены тем потоком злобы, ненависти, преступлений, разрушений, обид и утрат, который именуется коммунистической революцией. И тем не менее единение необходимо; и рано или поздно оно будет достигнуто.

Русскому человеку всегда трудно давалось единение. Сама природа от века как бы благоприятствовала раздорам на Руси: равнина широка и просторна, и кажется, нет ей конца; безмерны русские степи; бесконечны дебри русских лесов. От древности водилось у нас так, что двое, не ужившись, легко разлучались и разбредались: ведь «Божий свет на волю дан»; и чего ради насиловать себя, добиваться примирения? «Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше»; а далекие дали так и зовут своим простором. И вот, каждый бросает другого и легко уходит «куда глаза глядят»; и разошедшиеся наверное не встретятся больше никогда. В основе нашей вековой расползающейся колонизации – много этой неуживчивости; этого то активного, то пассивного своеволия; этой русской бродяжливой неусидчивости (новгородская вольница, казачество, старообрядческие выселения и т. д.).

Русская природа всегда благоприятствовала обособлению и разброду людей, той первобытной индивидуализации, которая сама по себе еще не дает человеку ни духовности, ни характера, но лишь приучает его ставить выше всего свой «нрав» и произволение, приучает его подчиняться только внешней налагаемой на него и наказующей его силе. Русские люди все «индивидуальны» в этом смысле; каждый живет со своим «вкусом», «укладом» и «образцом», с самобытным «характером», который слишком часто оказывается упрямой бесхарактерностью. Каждый считает свои личные воззрения единственно верными; и не дай Бог – не согласиться и заспорить…

Природная русско-славянская страстность довершает это дело и затрудняет нам соглашение и согласие. Мало кому из нас присущ дар терпимости; и кто с нами не согласен – тот уже кажется «или подлецом, или дураком». Русский человек от природы сектант, т. е. (буквально) «страстный приверженец» какого-нибудь «мнения»; а если к тому же ему дан темперамент, а сила суждения его невелика, – то как же не стать ему изувером или фанатиком? Недаром один наблюдательный иностранец, изучавший русскую историю, говорил, что в каждом русском – или спит, или буйствует маленький «никита пустосвят»[273]273
  Пустосвят – поносительное название такому человеку, который притворяется святым, в самом же деле «злый сосуд», таковы, например, раскольники; иначе: святоша, лицемер.


[Закрыть].

Тысячу лет тому назад один византийский император отметил в своих записях, что русские производят впечатление «предателей», потому что в страстной ненависти друг к другу они легко предают общее дело; но, замечает он, если присмотреться внимательнее, то видишь, что это не предательство, а страстное и слепое преследование своего личного мнения: разойдясь во взглядах, русские не умеют уступать и соглашаться, они начинають ненавидеть и презирать друг друга и готовы из-за этой ненависти забыть общего и настоящего врага.

Изменилось ли что-нибудь с тех пор? Разве не княжеские раздоры предали Русь монголам и разве не трещали кости князей под досками пировавшей татарвы? Не побоищем ли «кончанским» и «уличанским» решал Великий Новгород свои дела в последней инстанции? Не доносили ли князья друг на друга в Золотую Орду? Не раздирали ли Московское княжество – Шуйские и Глинские? Не бояре ли пустили на Русь самозванца? Не страдала ли Россия в смуте в низовых бунтах и в дворянских переворотах XVIII века? И кто может перечислить все исторические явления русской раздорливости…

Но все это было лишь полбеды: недуг, а не доктрина; слабость, а не преднамеренность; вспышки страстей, а не планомерная система. Последние же 50 лет нашей истории принесли нам с Запада настоящую доктрину раздора, теорию гражданской войны, систему классовой зависти, ненависти и травли насмерть. Революция превратила наше гибельное предрасположение – в догмат; она развязала все центробежные страсти в русской душе; она сознательно подготовила невиданный в человеческой истории раздор, который и привел Россию к коммунистическому порабощению и обнищанию.

Но она сделала еще одно. Тот поток злобы, ненависти, преступлений, разрушений, обид и утрат, который излился от нее на Россию, – заразил русские души психозом гражданской войны. Этот психоз выражается не в том, что русские люди сознательно проповедуют гражданскую войну против коммунистов или планомерно ее готовят; это можно было бы делать и без психоза. А в том, что русские души полны неизжитой обиды и ненависти, какой-то обостренной уязвленности и честолюбивой притязательности, которая только и ждет повода или объекта для того, чтобы сорваться со всех цепей и разгореться в новое ненавидящее сектантство, все равно – партийно-политическое, церковное или чисто личное. Надо признать, что пробужденная, но не утоленная ненависть, несмотря на всю ее неспособность к жизненному творчеству, могла бы все же оказаться условно-целесообразной в борьбе за освобождение России и за свержение коммунистов. Но для этого она должна была бы стать осмысленной, обузданной, направленной на верный предмет и подчиненной волевому плану. Ненависть нельзя проповедовать; но раз она исторически дана, ее можно и должно преобразить в священное негодование и в самоотверженную борьбу со злодеями. Однако об этом мало кто думает. Одни проповедуют сентиментальное непротивленчество; другие изживают запас своей ненависти во всевозможных частных раздорах, не только не осмысленных единою и главною борьбою с национальным врагом России, но обычно выгодных именно этому врагу и только ему. Люди раскалываются по всякому поводу на партии или группы и быстро накаляются во взаимной ненависти до черноты в глазах; и, накалившись, рады верить всякой инсинуации, клевете и сплетне друг про друга. И сами проповедники аполитизма и непротивленчества не только не воздерживаются от этих раздоров, но нередко являются сущими носителями и распространителями этой черной и гибельной заразы.

Кажется, будто сам дьявол распускает по ветру семена раздора и ненависти; кажется, будто люди только и ждут того, чтобы отдаться чувствам взаимного подозрения и презрения, чтобы растерзать и до конца дотерзать национальное тело России. И замечательно, что этот психоз ненависти и раздора разъедает души тем сильнее, чем дальше главный враг, чем больше людям дано свободы и безопасности, чем легче, казалось бы, им опомниться, побороть свои страсти и установить единение для общей борьбы с общим врагом.

Россия может восстать и возродиться только через единение; и пока русские люди не поймут этого и не обуздают свою тягу к несогласиям и распрям, до тех пор они, отдаваясь духу междоусобия, будут губить и предавать национальное дело России. Напротив, как только их сердца почувствуют, как только их мысль постигнет, что во всех делах – и больших, и малых, и местных, и общерусских, и личных, и общественных, и для нынешнего дня, и на века вперед, – существенно общее, национально-русское, а разъединяющее – несущественно, так начнется оздоровление и воссоздание России как в зарубежьи, так и под ярмом. Русские люди, где бы они ни находились и что бы они ни строили, обязаны постоянным и зорким усилием воли извлекать свои страсти из того, что их разъединяет перед лицом единого и общего врага; они не смеют отдавать свои силы на междоусобную распрю; они должны помнить, что их страсть и их воля принадлежат не им, a России, и что они не имеют права растрачивать их на всеразлагающую взаимную свару и травлю.

Россия пала от русской раздорливости и революционной травли. И тот, кто пребывает в этом духе, служит ему и не может преодолеть его в своем сердце, – тот продолжает дело революции и сынов погибели. Горе нашему поколению, если оно сойдет в могилу, прослужив этому духу до конца! Не добром помянет его возрожденная Россия.

Редактор

I

«Пребывая в мире, нельзя забывать о делах воинских, чтобы не случилось с нами того, что с монархией греческой». Так сказал свыше 200 лет тому назад наш Великий царь Петр I, отвечая на радостные поздравления его птенцов с заключением Ништадтского мира, закончившего долголетнюю войну со Швецией и утвердившего Россию на берегах Балтийского моря.

Эти мудрые слова Великого Петра не следует забывать нам и теперь, ибо несомненно, что, несмотря на существование Лиги Наций, различных официальных, полуофициальных и частных всякого рода организаций и отдельных лиц, борющихся за вечный мир и проповедующих его; несмотря на недавние договоры о ненападении; несмотря, наконец, на недавние международные постановления считать войну вне закона; защита существеннейших интересов народов и государств, решение ими их основных исторических задач, обеспечение национального их роста и всестороннего развития – могут быть достигнуты, по выражению создателя Германской империи Бисмарка, лишь «кровью и железом».

Для достижения указанных целей война есть единственное и притом нравственно-законное средство. И это потому, что хотя она для данного и, быть может, ближайшего одного-двух поколений несет ужас личного горя, несчастья и печали, экономическое расстройство, ослабление материальных сил, понижение морали и огрубение нравов, но в то же время она… благоприятствует развитию и выявлению лучших сторон человеческой души, пробуждает героизм, жажду нравственного подвига, готовность жертвовать собою для других и ради высших национальных целей, она научает многому полезному, она заставляет народы более напряженно работать в производительном труде и, давая возможность отдельным государствам и народам достичь их национальных стремлений и задач, способствует, в конце концов, развитию материального и морального прогресса человечества вообще.

Вечный мир возможен только на кладбище. Все живое стремится, с одной стороны, сохранить себя, а с другой стороны, обеспечить существование и получение наивысших во всех отношениях благ для себя и для своего потомства, и за них готово бороться всеми силами.

И никакие Лиги Мира и тому подобные организации, никакие договоры, признающие войну преступлением, не заставят народы отказаться от права на эту борьбу, от права на войну, когда дело дойдет до их жизненных и высших национальных интересов.

Недаром ныне, когда больше, чем когда-нибудь, идут разговоры о вечном мире, проповедуются учения, организуются разные союзы и заключаются всевозможные договоры против войны, все государства напрягают свои силы к тому, чтобы быть готовыми к войне, быть лучше других подготовленными к ней, – одни для сохранения и обеспечения своего настоящего положения, другие для достижения своих национальных стремлений и потребностей, третьи для получения первенствующего и даже мирового значения в соответствии с материальной и духовной мощью народов, их составлявших.

Раз это так, то вопрос о подготовке к войне во всех отношениях, об организации победы над теми, кто сможет и захочет помешать осуществлению тех или иных из указанных выше задач, приобретает действенное и притом весьма важное значение.

Особенное значение этот вопрос приобретает для нас, русских.

Историческая жизнь России на путях осуществления ее материальных и духовных национальных интересов 11 лет тому назад была остановлена и даже повернута на много лет назад. Россия потеряла даже свое более чем тысячелетнее имя.

Национальный дух народа, его русская стихия, сознание своего исторического предназначения и своего значения среди других народов, ощущение своей физической и моральной мощи, своей даровитости и талантливости, верная оценка своей духовной организации, отличной от таковой других народов, не сегодня-завтра заставят русский народ сбросить всякого рода путы, его ныне связывающие, вернуться на прежний исторический путь, к решению национально-органических своих задач, и прежде всего для того, чтобы возвратить России ее славное и дорогое для нас имя, занять среди других государств подобающее ей место, развернуть во всю ширь ее материальные возможности, дать выявиться в полной мере ее духовным богатствам и, в конце концов, выполняя миссию, возложенную на нее свыше, и руководясь истинами Православия, вести человечество к духовному совершенствованию.

Без борьбы внутренней и внешней, т. е. без войн гражданской и международных, добиться этих целей не представляется возможным.

Таким образом, России уже в ближайшем будущем предстоят войны и притом многочисленные и очень тяжелые.

Чтобы победить в этих войнах, России нужна организация соответствующих общих и специальных средств и нужно умение использовать эти средства в определенном направлении.

То и другое составляет задачу военного искусства.

Военное искусство как по своим задачам, так и по своей цели представляется искусством чрезвычайно сложным и трудным; и, несомненно, поэтому как организация средств войны, так и использование их для ведения ее – не могут производиться без определенной системы, без какого-либо плана, случайно, без направляющей идеи.

Такая система, такие руководящие идеи в военном искусстве, как, впрочем, и во всяком другом, могут быть установлены лишь при наличии основных положений, принципов или законов, основанных на природе вещей и на естественном взаимоотношении явлений, вытекающих из этой природы.

Наличие таких принципов (законов) признается всеми великими практиками военного искусства – великими полководцами, а также всеми первоклассными теоретиками военного дела – выдающимися военными учеными.

Великие полководцы силою своего гения интуитивно постигали эти принципы, сознательно на практике устанавливали их наличие и давали блестящие образцы их использования.

Выдающиеся военные ученые, изучая деяния великих полководцев, а также других военачальников, исследуя возможно большее число войн, в свою очередь убеждались в существовании законов военного искусства, вскрывали их сущность, точно формулировали их, делали познание их доступным для всех и наглядно доказывали, во-первых, что принципы военного искусства постоянны и неизменны и что только применение их различно в зависимости от сложившейся обстановки, и во-вторых, что только следование принципам военного искусства и умелое применение их соответственно обстановке – приводило к боевой удаче, а нарушение принципов, забвение их – приводило неминуемо к неуспеху.

И эти положения справедливы при всякого рода войнах, при самых разнообразных условиях вооруженной борьбы, при боевых действиях различного характера – будут ли эти войны международные или гражданские, ведется ли вооруженная борьба в местности обыкновенной, в горах, степях, в местности лесистой или болотистой, происходят ли боевые действия в поле, под крепостями, на разного рода укрепленных позициях, большими или малыми силами, наступлением или обороной, регулярным способом или партизанским.

К сожалению, как показывает опыт многочисленных войн, люди далеко не всегда относятся с надлежащим уважением к определенно установленным и практикой и теорией военного дела принципам военного искусства. Одни – по крайнему невежеству; другие – полагая, что принципы пригодны только в известных случаях, при боевых действиях определенного характера; третьи – считая, что в военном искусстве вообще не может быть никаких принципов и что для искусного в деле военных действий нужен только навык и некоторая талантливость.

Такое отрицательное, в том или ином виде, отношение к принципам приводит при военных действиях, прежде всего, к крайнему напряжению усилий действующих войск, требует необычайного геройства с их стороны и вызывает массу кровавых жертв, и если иногда делает частные успехи, то в конечном результате завершается полной неудачей.

Примеры такого отношения к принципам военного искусства особенно часто, и притом до самого последнего времени, как показывает беспристрастная история, можно подметить в русской армии.

Вот почему наши войны при встрече с более или менее серьезным и «строгим» противником всегда были излишне кровопролитны; вот почему боевые действия у нас сплошь и рядом велись без системы, без руководящей идеи, на авось, кустарно, не считаясь с потерями, руководствуясь убеждением, что мы «шапками закидаем»; вот почему наши успехи обычно были случайными, а наши неудачи – естественными и потому частыми; вот почему нашим военачальникам приходилось учиться уже на войне и войною, платя за свои уроки реками безрезультатно пролитой крови.

Готовясь ныне к войне, мы должны, прежде всего, проникнуться мыслью о несомненном существовании принципов военного искусства, о громадном значении их, о необходимости их изучить и научиться применять их при всякой обстановке. Мы должны раз навсегда оставить мысль, что можно, особенно при современных условиях, вести войну и отдельные боевые действия без следования принципам военного искусства. Мы должны твердо усвоить себе, что только при уважении к принципам военного искусства можно воевать и добиваться победы, по слову Петра Великого, «с легким трудом и малою кровью».

Нам тем легче исполнить все это, что наша отечественная история дает богатый материал для изучения военного искусства с этой точки зрения.

Изучайте походы и сражения Святослава Киевского, Дмитрия Донского, великого князя Московского Иоанна III, царя Иоанна IV, Петра Великого, Миниха, Салтыкова, Румянцева, Суворова, Кутузова, Дибича[274]274
  Дибич-Забалканский Ив ан Иванович (1785–1831) – гра ф, русский генерал-фельдмаршал. В 1813–1814 гг. начальник штаба рус ско-прусских войск, был близок к императору Александру I, с 1823 г. начальник Главного штаба. Главнокомандующий в русско-турецкую войну.


[Закрыть], Скобелева, Гурко[275]275
  Гурко Иосиф Владимирович (1828–1901) – русский генерал-фельдмаршал. В русско-турецкую войну во главе передового отряда совершил поход в Забалканье, командовал отрядом гвардии под Плевной. Занял Софию и разбил турок под Филипполем.


[Закрыть] – и вы познаете, в чем состоят принципы военного искусства, каково их значение, как их применять при различной обстановке и что дает в результате искусное следование им.

Изучайте наши первые войны с Наполеоном, войны царствования императора Николая I, японскую войну 1904–1905 годов и великую мировую войну и вы познаете, к чему ведет сознательное или бессознательное пренебрежение принципами военного искусства, сколько лишней крови было пролито при этих условиях за достижение частных успехов, почему в этих войнах постигла нас конечная неудача, однако, также оплаченная многочисленными напрасными жертвами.

Во всякой борьбе одерживает верх, побеждает сильнейший.

Это закон природы.

В соответствии с этим и в зависимости от сущности других факторов вооруженной борьбы главнейшим принципом военного искусства является так называемый «принцип частной победы».

Принцип этот требует быть сильнейшим на решительном (важнейшем) пункте в решительную минуту.

Удар, произведенный при таких условиях на этом пункте в момент наиболее благоприятный для нас и наименее благоприятный для противника (решительный), приводит к успеху на этом пункте. Вследствие же причин материальных специального характера, а также нравственных и психологических этот частный успех влечет за собою физическую и духовную невозможность сопротивления на других пунктах поля борьбы и, в конечном результате, приводит к общему успеху, общей победе в данном сражении.

Быть сильнейшим – это, значит, иметь численное превосходство и обладать более высокими качествами.

Но из двух свойств, которые дают возможность быть сильнейшим, наибольшее значение имеет качество, а не количество, ибо именно оно дает: наибольшее искусство действий и владения средствами борьбы, напряжение усилий, порыв, стремительность, настойчивость, упорство, энергию, стремление к наибольшей согласованности действий, способность проявить жертвенный героизм вплоть до отречения от себя в пользу общего дела и до готовности положить душу свою за други своя; иными словами – качество дает все то, что делает человека сильнее.

С другой стороны, количество всегда в ущерб качеству, в особенности в случаях, где стихийно должна проявиться деятельность человеческого духа.

Поэтому для осуществления столь необходимого для общего боевого успеха принципа частной победы нет нужды непременно быть превосходнейшим в числе (преобладать количеством). А потому, стремясь быть сильнейшим и принимая во внимание, что действовать во всех отношениях легче менее многочисленными, а значит, и менее громоздкими, более подвижными и удобнее управляемыми массами, нужно стараться обладать преимущественно превосходнейшим качеством.

Из этого можно и должно сделать заключение, что для того, чтобы быть сильнейшим на решительном пункте в решительную минуту, нет необходимости иметь численное превосходство и на всем поле сражения, хотя бы оно простиралось на многие десятки верст, ибо и здесь до лжно отдать преимущество качеству над количеством.