Электронная библиотека » Иван Ильин » » онлайн чтение - страница 16


  • Текст добавлен: 24 мая 2022, 20:43


Автор книги: Иван Ильин


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 58 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Арион Пушкина

Наперснику богов не страшны бури злые, Над ним их промысел высокий и святой.

А. С. Пушкин


К каким делам благоволит Бог, тем и вся тварь содействует; а от которых Он отвращается, тем и вся тварь противится.

Марк Подвижник

В далеких далях прошлого, едва доступных пытливости человека, великие маги пели свои заклинания. Они хотели воплотить в звучащих словах тайную жизнь духов, властителей мира, хотели подчинить себе самую волю невидимых сил…

Магов не стало, но песня не умерла. Рожденная стремлением человека к неведомому, она вновь расцвела у греческих алтарей. В ней душа смертного молилась божеству, просила у него знания, милости и защиты; и боги открывали певцам свои тайны, оберегали их от бед и зла… Певец есть служитель и любимец богов, – так думает грек в мифе об Арионе.

Шли времена, – все глубже и богаче становилась природа песни. Человеку открылось духовное естество Высшей Силы, он познал ее присутствие в своей душе, и песня зазвучала для него, как отзвук божьих глаголов, подслушанных в глубине поющего сердца, как голос Вечного в шуме земных голосов. Духовные очи певца стали различать незримое: за дымной пеленой повседневного бытия им явился иной мир, подлинный и совершенный; в простом земном предмете они увидели мысль и любовь Творца…

Венец есть божье дитя. Одержимый духом, он видит неизменную правду, о ней поет, и песня бережет его и спасает.

Так думает русский поэт в поэме об Арионе. Песнею утверждает Пушкин святость песни. Мистерией – возвещает о мистерии.

 
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я – беспечной веры полн, –
Пловцам я пел… Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный…
Погиб и кормщик и пловец! –
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
 

В чем же спасающая правда песни Ариона?

Для того чтобы овладеть этой правдой, надо помнить, что песни Пушкина, подобно созданиям природы, окутаны тенями несчетных миров и, в образе малой части, говорят обо всем, обнимающем ее, великом целом. «Слов немного, – пишет о Пушкине Гоголь, – но они так точны, что обозначают всё. Каждое слово необъятно, как поэт». Надо помнить, что в ясной глубине этих песен обитает сила, незримо созидающая жизнь вселенной.

Эта сила скрыта так, что ее не видит земное око, не слышит слабый и рассеянный слух суетной души. Она там, где не началось еще и уже кончилось время, где все старо, как вечность, и юно, как прозябающий подснежный цветок. Поэт находит ее «в немой тени дубов», в прохладе лип, на берегу пустынном в заоблачной келье горного монастыря. Ее огонь – в мрачной душе демона, впервые умиленной сиянием красоты; она близка к тому, кто томится духовною жаждой. Она везде: она одевает траву полевую, питает птиц небесных и говорит устами избранных людей.

Для того чтобы понять песни Пушкина, надо помнить, что надмирною духовною силой сотканы ткани ее прекрасных одежд. Подобно тому, как зерно таит в своей простоте – и нежные формы, и благоуханное убранство новых цветов, так луч откровения, зажженный Божиим Духом в душе поэта, несет в себе благодатное цветение песни. Озаренная новым огнем, душа певца так находит слова и так вяжет их в стихи и строфы, что пробужденные ими мысли, образы и напевы – все дает отблеск нездешнего света, творит новый мир на старой земле.

Понять песню Пушкина – это значит услышать и уразуметь в ее тайной музыке тот единый звучащий луч, который прожег вдохновенное сердце поэта и рассыпался в стройных видениях и окрыленных ритмом словах.

Божий луч, горящий в «Арионе», есть откровение о спасении певца верою. Певец спасен потому, что он прав, а прав он потому, что вера поет его песню.

Душа верит тогда, когда всем бытием своим переживает присутствие Бога. В Нем ее мысли, от Него ее воля, к Нему ее любовь. В единении с Ним она не печется о многом, ибо одно только ей нужно; и, полная Им, она свидетельствует о Нем.

 
А я – беспечной веры полн, –
Пловцам я пел…
 

Одиноко божье дитя в пустынном мертвом мире… То приобщение души вечному началу, которое создается опытом веры, не уводит человека от земного бытия. Душа, исполненная духом, все же есть частица земли: она приемлет мир и живет в нем, но, живя в нем, она часто бывает чужой другим людям. Самое существо веры делает возможным это одиночество. Ни одно слово, возвещенное свыше человекам, не утверждало с такой силой правоту и трагическое одиночество лучших, как слово о верховной ценности религиозного переживания, доступного не всем: оно явило пропасть между теми, которым дано знать тайны Царства, которые рождены для вдохновения и молитв, и – толпой, падкой на осязаемую пользу и суетный блеск. Духовное свершение имеет цену до своего воплощения в слова и дела. Слово же и деяние получают свое достоинство и свой смысл от духовного акта, в них явленного. Но души, пустынно-мертвые, – разве воспримут они тайны Духа? Они заметят, может быть, его внешнее убранство и отвернутся от его глубины.

Одиноко божье дитя в трезвом, деловитом мире, в мире холодных интересов, бескрылых усилий и рассудочной работы ума… Одиноко потому, что по иным путям направляет вера душу человека. Тот, кто верует, ищет основу и содержание своего бытия не в своем преходящем земном опыте, но в том духовном богатстве, которое ему открыто единением с Божеством. Он живет не своими силами, не своим умом: он вслушивается в тот тайный голос, который шепчет в его совести; он с доверием внимает священной истине, просветляющей его разум, и «в величавом уединении» беседует с «оракулами веков». Как дитя, он ищет научения в благой воле Отца. Он чуждается корыстного земного труда, не засевает полей, не собирает взращенного на них колоса, но беззаботно мнет цветущий луг своей «бродящей ленью». Его мечты уносят его дальше земных целей и, когда вера подвигает его на дела, когда он соединяет свою судьбу с земной борьбой многих и «единая» цель освещает их пути – не одно и то же дело вершится совместным усилием, и разные жребии ждут борцов…

 
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я – беспечной веры полн, –
Пловцам я пел…
 

Песнь веры несет певца от одиночества к избранности, – мертвое молчание души, далекой Богу, приводит ее к гибели в земной буре.

Спасение верою исходит из самого опыта веры. В нем чудно слиты воедино – и порыв души к Божеству, и осененность ее Его благодатью: душа хочет познать, и уже знает; она предает Ему свою волю и уже слышит веления; она любит и уже тем самым любима. Бог не покидает своих, одиноких в мире, детей.

Дух Божий, овладевший душой человека, создает в ней свое царство: устои и законы его отличны от тех основ, на которых заблудшие люди хотят строить свою жизнь. В этом царстве столько света, что душе, пронизанной светом, кажется серым все, что не приобщилось ее сиянию; этот свет, который есть излучение подлинной природы Сущего, раскрывает разуму такую правду о мире, перед которой ненужными становятся мелкие «истины» темных людей. Интересы и заботы, удачи и неудачи «детей ничтожных мира» – теряют цену для духовно перерожденной души, и она живет над тленом жизни, ему не подвластная. Чуждая мелким желаниям и никогда не удовлетворимым страстям, она становится неуязвимой для того, что лишает ее преходящего блага и неверного счастья. Когда вихрь разнузданных страстей взметет до дна стихию жизни, и рабы конечной мечты, вовлеченные в бурю, погибнут в ней – божье дитя найдет себе убежище в своем царстве, предоставив мертвым погребать своих мертвецов. Земные вихри, гибельные для тела и души, немощны перед вечным духом: сила его, побеждая время и овладевая естественной сменой причин и следствий, превращает земную стихию в орудие Высшей Воли, и гроза роковая для смертного спасает божье дитя, хранимое тою Властью, что заклинает ветер и море.

Дух Божий, овладевший душою в пережитом ею акте веры, делает ее самое источником Божией правды. Ее детское доверие к высшей мудрости преображается в непосредственную очевидность и в чувство неизменности Божиих откровений. Верная и сильная своей неизменностью, она, как и прежде, как всегда, поет хвалу светлым виденьям.

Природа живет по законам той Силы, которая дает ей жизнь и красоту. Душа праведная, сотканная из лучей благодати и осознавшая свое единство с Тем, Кто посылает ее, близка природе и влечется к ней. «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби»[103]. Спокойно и лучезарно божье дитя под скалою своей веры. Вечное солнце горит в его сердце и, превращая в невидный пар последние следы налетевшей на него бури, дарует ему радостное сознание своей правоты. Ибо блаженны избранники.

 
Вдруг лоно вод
Измял с налету вихорь шумный…
Погиб и кормщик и пловец! –
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
 

Разные силы направляют дела человека: и силы души с ее думами, страстями и желаниями, и силы внешнего, видимого мира вещей.

Но это не все: каждое деяние связано с духовным началом жизни: судьбой его ведают вечные божественные законы, которые тайно держат в своей власти весь мир.

Трезвые люди умеют познавать только «реальные условия» своего начинания, умеют «хорошо» использовать их; но они не думают об его духовном смысле и духовной правоте, не думают до тех пор, пока укор совести не сломит их силы или неудача не скажет им, что над ними есть рок.

А между тем, во все времена мудрецы и подлинные поэты общаются с Тайным и, наполняя им свои вещие слова, учат других идти путем вечной правды, беззаботно и радостно вверять Богу свою судьбу.

Вера есть путь к знанию вечного. В знании вечной духовной основы жизни – мудрость; в верности ей – правота, сила и спасение.

Так говорит величайший поэт, «таинственный певец» России, поэт, увидевший русскую душу в ее совершенной красоте и явивший в песне ее образ – мудрый и величавый.

Да услышат своего певца русские люди, оглушенные шумом земли. Да будут мудры их помыслы, величавы деяния! И спасенье – придет.

Н. Н. Ильина[112]112
  Ильина Наталия Николаевна (1882–1963) – супруга И. А. Ильи на.


[Закрыть]
Борьба за душу русского народа

В глубине, в основе всех событий, свершающихся в России, за всеми внешними явлениями, за всей внешней деятельностью, за всеми усилиями и борьбой, за всеми переживаниями и за работой каждого дня – происходит сейчас некое основное действие, некое непрерывное, неослабное напряжение, процесс особой важности, особой значительности: борьба за душу русского народа.

От того или иного исхода этой борьбы зависит судьба русского народа. Мы все призваны участвовать в этой борьбе – как живущие в рассеянии, так и находящиеся «там». Более того – это как раз то основное дело, к которому мы призваны. Оно должно питать всю нашу деятельность, все наши заботы, все наши думы о русском народе; оно должно стать той нравственной стихией, в которой мы живем и которая должна господствовать и в нашей внутренней жизни. Сознание постоянности, неотступности этого дела придаст каждому акту нашей жизни, каждому звену, каждому «кусочку» нашей работы, даже самой будничной, самой обыкновенной – особую интенсивность, глубину и значительность; и от этого вся наша борьба выиграет и в силе воздействия, и во внутренней ценности своей. Жизнь и работа нашего дня станет религиозным напряжением – во имя любви, призывающей нас делать Божие дело. Ибо борьба за душу русского народа есть подлинно Божие дело.

Это призвание облагораживает нас и придает смысл нашему существованию. Оно есть высокий дар, данный нам Богом. И недооценивать его мы не можем, не смеем. В том дар Божий нам, что мы особенно ярко чувствуем, что все мы призваны: мы призваны служить Ему, отстаивая душу русского народа, и притом – начиная с собственной души. Но отстаивание своей собственной души против мироправителей и властей тьмы века сего – крепнет именно в борьбе за душу нашего народа, крепнет в деле любви. В том сила дела любви, что оно возвышает и очищает – и самого дающего, и предмет его воздействия. У нас есть великая возможность: такое поле деятельной любви редко кому предлагалось с такою настоятельностью и убедительностью. Самые события, самый голос истории, сами внешние обстоятельства нашей жизни и жизни нашего народа с незаглушимой настоятельностью говорят нам: «иди и служи на поле любви!». В этом наше богатство, – в том, что голос призвания так громко, так немолчно раздается нам. В этом – «обратная сторона медали» всего ужасного, что мы переживаем: мы особенно ясно сознаем, что мы избраны для служения. Всегда, все мы, христиане, были и есьмы избраны для служения Богу на поле любви. Но никогда с такою силою мы не сознавали этого, как теперь. Это та радость наша, о которой говорит Апостол: нас огорчают, а мы радуемся; мы ничего не имеем, но всем обладаем…[113]113
  2 Кор. 6, 10: «… нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем».


[Закрыть]
Т. е., конечно, если осуществляем призвание, а не иначе. Иначе мы жалкий сор, выброшенный на попрание людям; голые внутренно и внешне; нищие, не видящие своей нищеты и кичащиеся не принадлежащим им духовным богатством. Ибо если мы не осуществляем его, то оно не наше. Если же осуществляем наше призвание, то не имеем времени и возможности кичиться; ибо оно требует от нас, чтобы мы отдали себя ему. Ему – Высшему в нас и над нами, Владыке нашему, которому мы должны покорить свою душу и душу нашего народа, начиная с нашей собственной души – Ему подобает расти, а нам умаляться.

В этом борьба за душу нашего народа: покорение ее Высшему содержанию жизни, просветляющему жизнь. Не для каких-нибудь внешних целей, а просто потому, что это дело любви. Страждет и мятется душа русского народа, и много на ней тягот, тяжелое бремя; и жаждет она найти покой; и много, много сердец и очей все больше, все с большею жаждою обращается к тому Источнику покоя, который говорит про себя: «Придите ко Мне, <все> труждающиеся и обремененные, и Я успокою Вас»[114]114
  Мф. 11, 28: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».


[Закрыть]
.

20 миллионов активно верующих православных насчитывают православные круги в России, по словам одного иностранца, друга нашей Церкви, бывшего там летом 1927 года. «А три-четыре года тому назад мы насчитывали лишь 6 миллионов», – говорили ему там[115]115
  Эта большая количественная разница объяснялась церковными кругами не только сильным ростом религиозной жизни, но также и лучшей осведомленностью теперь, чем четыре года тому назад.


[Закрыть]
. И еще: «нам тяжелее теперь, чем три-четыре года тому назад, но мы не слабее». Церковь обнажена там до основания, – говорит тот же иностранец, – лишенная всех внешних данных, лишенная самой элементарной свободы, лишенная даже внешнего общения между своими членами… «И увидел мир, что основание ее – на скале». «Дело Церкви в надежных руках, – писал недавно один священник с юга России (в начале 1927 г.), – весь народ церковный бережно охраняет Церковь как величайшую святыню свою. Смуты церковные касаются лишь поверхности».

Правда, епископов отрывают от паствы и ссылают; но, как мы знаем из другого письма, на границе вечных льдов (на 3° севернее Полярного круга!) сосланный епископ, совершая литургию, имеет перед умными очами своими всю паству свою, посылает ей благословение и молится за нее. И чтобы и нам здесь, физически отделенным от России, в полной мере принимать участие в этой борьбе за душу русского народа, – мы должны быть охвачены тем же духом органического, внутреннейшего единения с нашими братьями, которые там.

Поток растет. Но еще много, много мятущихся, страдающих душ, не могущих найти покоя. Ибо вместо души людям хотят как бы «вставить» гайку; то, что ценнее всего мира, хотят выбросить вон. «Нет души», – говорят большевики[116]116
  Яркие данные по борьбе большевиков с самой идеей души собраны, напр., в книге René Füllop-Miller «Der Geist und das Gesicht des Bolschewismus», 1926.


[Закрыть]
. И, действительно, они систематически опустошают душу. Опустошают душу в городе, опустошают ее и в деревне. Такое опустошение души в целом округе изображает Леонов[117]117
  Леонов Леонид Максимович (1899–1994) – русский советский писатель.


[Закрыть]
в своем потрясающем «Петушихинском проломе» (1922); или, например, другой писатель советской России, глубоко привлекающий своею чуткостью, – Яковлев[118]118
  Яковлев Александр Степанович (1886–1953) – русский советский писатель.


[Закрыть]
, в «Смерти Николина камня». Об этом опустошении души большевицкой системой, большевицкой идеологией с горечью говорит еще один писатель советской России С. Клычков[119]119
  Клычков Сергей Антонович (1889–1937) – русский поэт, прозаик, переводчик. В 1937 г. арестован по обвинению в принадлежности к «Трудовой крестьянской партии», расстрелян.


[Закрыть]
в своей идейно и художественно замечательной книге «Чертухинский Балакирь» (1926): «Не за горами пора, когда человек в лесу всех зверей передушит, из рек выморит рыбу… Тогда-то железный черт, который только ждет этого… привертит человеку на место души какую-нибудь шестерню с машины, потому что черт в духовных делах – порядочный слесарь…» (стр. 158).

Такое опустошение души, добровольно проделанное, пережил Есенин; – и не вынес. Об этом говорят и многие из его последних стихотворений (ср. его жуткого «Черного человека» с его безотрадно-жестоким самоанализом). Следующие строки свидетельствуют о его глубоком разочаровании в окружающем:

 
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна.
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
 

Повести и очерки из советского быта рисуют нам такие опустошенные души и их правдивую психологию. И эти изображения тем более убедительны, что они большей частью лишены всякой отрицательной тенденции, ибо сами авторы их не видят всего ужаса рисуемого ими духовного состояния. Законы нравственности отпали, осталась лишь коммунистическая норма поведения: «что полезно для партии, то – добро» (слова Ленина). Отсутствие всякого нравственного идеала, всякого стержня, на основе которого человек может, по крайней мере, сам судить себя и знать, что он грешен, – отсутствие этого стержня не пугает советских писателей, не изображается ими, как нечто отрицательное. Для них это – норма; это – должное явление. Отсюда огромная показательность их изображений советской жизни. Особенно много психологического материала большой ценности дают в этом смысле рассказы Сейфуллиной[120]120
  Сейфуллина Лидия Николаевна (1889–1954) – русская советская писательница.


[Закрыть]
.

Дикость, дурная первобытность этих людей, управляемых мелкими страстишками, лишенных всякого сдерживающего и просветляющего начала, – представлена здесь, так сказать, изнутри, ибо автор чувствует себя близким к своим героям. Особенно показателен и типичен герой в рассказе Сейфуллиной «Встреча», карьерист революционного времени. Вообще типы революционного карьериста встречаются на каждом шагу в советской литературе (срв., напр., Фильку Великанова в «Страна родная» Артема Веселого, 1927). Этому мелкому себялюбию мелкой души советскими писателями противополагается «сознательный революционный пафос», убивающий в человеке все человеческое, тогда как у тех дикарей встречается, по крайней мере, некоторое добродушие; – пафос, превращающий человека в бездушную, безжалостную часть огромного, стихийно-движущегося потока (срв. «Железный поток» Серафимовича, или талантливые, но отвратительные в своем истерическом кривляний и тенденциозности очерки Бабеля «Конармия»), или вернее – в «гайку», винтик огромной беспощадной машины, гигантской гильотины, обрушивающейся на целую страну (срв., напр., рассказы Пильняка или «Города и годы» Федина).

Этот «революционный пафос» увлекает многих и является особенно излюбленной темой множества рассказов из советской литературы. Однако он, по-видимому, все более отходит на задний план перед страшными, серыми коммунистическими буднями. Ужасно бешенство кровавого зверя[121]121
  С невыносимым реализмом рисуется оно нам в материалах, собранных С. Федорченко, под заглавием: «Народ на войне» (1927). Это не литература, а подлинные записи, имеющие характер живых документов. Отвратителен, совершенно невообразим тот кровавый разгул, до которого может докатиться народная душа, лишенная всяких основ жизни.


[Закрыть]
, но состояние скота, валяющегося в грязи, не лучше. Очерки современного советского быта, особенно быта учащейся молодежи[122]122
  Еще ярче, чем в повестях – в изданном в советской России сборнике «Комсомольский быт», 1927.


[Закрыть]
, дают нам картины полного нравственного одичания даже в мирной обстановке (срв. ряд рассказов Пантелеймона Романова[123]123
  Романов Пантелеймон Сергеевич (1884–1938) – русский советский писатель.


[Закрыть]
, особенно «Без черемухи»; Никандрова[124]124
  Никандров (наст. фам. Шевцов) Николай Никандрович (1878–1964) – русский советский писатель.


[Закрыть]
«Знакомые и незнакомые»; в одном из недавно вышедших рассказов имеется описание студенческой вечеринки с разговорами непередаваемой циничности, которые ведутся между студентами и студентками; срв. «Василий Сучков» А. Н. Толстого и многое другое).

А беспризорные? а советская школа? а разврат среди детей?

Душа тоскует, когда слышишь или читаешь об этом. Становится ясной необходимость борьбы за народную душу. Тем более что даже советская литература не может скрыть от нас тоску этой души[125]125
  Срв., напр., «Встречу» и «Каин-кабак» Сейфуллиной.


[Закрыть]
. И эту борьбу – мы видели – ведет в России Православная Церковь. И эту борьбу может и должен вести каждый из нас даже в рассеянии: пока мистически и педагогически – участвуя в организации Церкви, молитвою и любовью, воспитывая в себе (прежде всего – в себе), а затем и в других дух служения и борясь духовно с теми же началами тьмы, с которыми и там борется народная душа, – или, вернее, борется в народной душе и за народную душу сила Божия через Церковь.

Но всякое педагогическое и мистическое делание есть делание огромного, необъятного значения: из малых семян, бросаемых в борозду, вырастает грядущая жатва, а из семян веры, величиною в зерно горчичное, вырастает мощное древо. «Сие буди, буди!»

Это не отрицание внешнего дела и борьбы. Сила любви не может не выражаться в деле. И здесь снимаются рамки: внешнее становится внутренним, ибо осмысливается и согревается изнутри. Внутреннее, духовное – творит и преображает всю жизнь. «Сие есть победа, победившая мир, – вера наша».

Н. С. Арсеньев[126]126
  Арсеньев Николай Сергеевич (1888–1977) – богослов, культуролог, историк, писатель. С 1920 г. в эмиграции. Письмо Ильина к нему см. в Приложении к настоящему тому на с. 813–815.


[Закрыть]

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации