Текст книги "История литературных связей Китая и России"

Авторы этих строк собрали статистические данные относительно статей по сравнительному китайско-русскому литературоведению, опубликованных в китайской периодике за 1949–1990 годы, и, если судить только по ним, специально посвященных «Мертвым душам» и Китаю оказалось всего пять статей, а «Запискам сумасшедшего» и Китаю – целых тринадцать. Конечно, цифры не могут объяснить все, но прояснить проблему хотя бы с одной стороны в состоянии. Четыре из этих пяти статей были посвящены «Мертвым душам» и роману «Жулинь вайши» («Неофициальная история конфуцианцев») У Цзин-цзы, общий смысл точки зрения их авторов таков: единое в этих двух великих произведениях – «смех сквозь слезы», то есть Гоголь и У Цзин-цзы, образно говоря, написали комедии перьями, напитанными горькими слезами, каждый в своем тексте остро высмеивал собственных персонажей, одновременно испытывая к ним глубокое сочувствие, и среди язвительных авторских насмешек даже можно найти несомненные элементы похвалы – тем самым обнаруживается такая эстетическая особенность, как комбинация трагедии и комедии; конкретная сатира проступает, как правило, в описании внешних характеристик персонажей, что особенно заметно в создании образов Плюшкина и Янь Цзянь-шэна[135]135
  Янь Цзянь-шэн – герой романа «Жулинь вайши», богатей и скупердяй, один из канонических образов скупца в китайской классической литературе.


[Закрыть]. Различное же состоит в том, что Гоголь не предполагал использовать революционные методы для преобразования окружающей действительности, а всего лишь надеялся побудить землевладельцев и бюрократов оценить себя с точки зрения морали, и оттого его сатира исполнена добрых намерений; с одной стороны, Гоголь едко высмеивает мещанскую пустоту и поверхностную никчемность землевладельцев, а с другой – он невольно выказывает глубокое сочувствие этому классу, который пал так низко и к которому Гоголь сам принадлежит. Что до У Цзин-цзы, то он гораздо больше болеет душой за вышедших из-под его кисти персонажей, утративших мораль и духовно опустившихся. Если говорить о художественном стиле, то «Мертвые души» отражают авторскую сопричастность, читатель во время погружения в текст постоянно чувствует, что автор рядом, что автор готов помочь ему понять персонажей; при обращении же к «Жулинь вайши» читатель не чувствует присутствия автора в тексте романа.

«Ревизор», сатирическая комедия в пяти действиях, – самое известное в Китае драматическое произведение Гоголя. Оно стоит в одном ряду с «Грозой» А. Н. Островского, «Вишневым садом» и «Тремя сестрами» А. П. Чехова, «На дне» М. Горького и пользуется славой на китайских театральных подмостках.

Постановка «Ревизора» в Шанхае (1930-е годы)

В 1921 году, после того как «Ревизор» был переведен на китайский язык, его постановкой стали заниматься в шанхайской школе для девочек «Шэньчжоу», а в октябре того же года спектакль первый раз прошел на сцене в исполнении Новой нанькайской труппы в Тяньцзине и получил хорошие отзывы. В ноябре 1935 года «Ревизор» официально прошел на шанхайской сцене. В середине 1930-х годов эта постановка была многократно показана в Шанхае, Нанкине, Сиане, Тайюане, Цзинане, и китайские зрители встретили ее очень тепло. В 1936 году режиссер Ши Дун-шань (1902–1955) на основе «Ревизора» снял фильм «Карнавальная ночь»: для того чтобы история более соответствовала вкусам простых китайцев, ее действие было перенесено в 1920-е годы, в маленький городок на южном берегу Янцзы. С тех пор «Ревизор» обрел еще большую известность в Китае. На театральных подмостках Нового Китая эта пьеса также пользовалась большой популярностью: в 1952 году «Ревизор» был поставлен совместными усилиями Китайского молодежного художественного театра и Пекинского народного художественного театра; в 1999, 2006, 2008, 2009 и 2010 годах «Ревизор» многократно был показан на сценах Пекина, Шанхая и Чунцина, вызвав такую моду на Гоголя, которой до XXI века в Китае и в помине не было. Кроме того, «Ревизора» включил в себя «Шицзе вэньсюэ даси» («Свод мировой литературы»), опубликованный в 1950 году на Тайване, – эта пьеса была целиком и полностью принята материковыми и тайваньскими китайцами.

Гоголь создал «Ревизора», как и «Мертвые души», на основе сюжета, подсказанного его другом Пушкиным, при помощи и поддержке последнего. Общее содержание пьесы таково. Городничий захолустного провинциального городка и его подчиненные, встревоженные новостью о прибытии к ним инкогнито ревизора, в панике по ошибке за высочайше уполномоченного принимают Хлестакова, петербургского чиновника четырнадцатого класса, находящегося в их городе проездом и остановившегося в дешевой гостинице. Наперебой они угодничают перед ним и дают ему взятки. Хлестаков, как раз оставшийся без средств из-за проигрыша в карты, видя, сколь гостеприимно сам городничий принимает его в своем доме, исполняется самодовольства и, пользуясь возникшей ошибкой, ест и пьет от пуза, веселится и ухлестывает за женой и дочерью городничего. Городничий, подхалим и тиран, думая, как было бы прекрасно породниться со столь высокопоставленным и красноречивым столичным сановником, даже отвечает согласием на сватовство Хлестакова к его дочери. Потом мошенник Хлестаков пишет своему петербургскому приятелю письмо о том, какое с ним приключилось удивительное совпадение, после чего как ни в чем не бывало уезжает из города. Письмо крадет местный почтмейстер. И в тот момент, когда городничий у себя дома пирует вместе с близкими друзьями, в полном довольстве поздравляя себя с обретением такого прекрасного зятя и мечтая о том, как высоко теперь вознесется, вбегает почтмейстер и раскрывает обман. Словно очнувшись ото сна, чиновники начинают обвинять друг друга. Пока они безостановочно скандалят, входит жандарм и объявляет, что прибыл настоящий ревизор, – все, перепуганные насмерть, застывают как статуи.

В русском театральном мире «Ревизор» произвел эффект разорвавшейся бомбы. Во время премьеры в Санкт-Петербурге в 1836 году множество людей бросились покупать билеты на пьесу, а отпечатанный ограниченным тиражом текст был в сильном дефиците. Даже придворные вельможи – и те отправились в театр. По легенде, император Николай I (годы жизни: 1796–1855; годы правления: 1825–1855) после просмотра «Ревизора» сказал: «Всем досталось, а мне более всех!» Уже на следующий день имена персонажей были у каждого на устах, а слово «хлестаковщина» впоследствии вошло в повседневный лексикон, и значение его простирается теперь далеко за пределы пьесы.

Смысл «Ревизора» для китайского читателя также неоднозначен: с одной стороны, это зеркало знания истории и понимания запечатленных в нем пороков и злоупотреблений былых времен, а с другой – прекрасный образец сатирического литературного творчества.

Лу Синь, который всегда испытывал к произведениям Гоголя глубокие чувства, постоянно уделял пристальное внимание переводам и исполнению его пьес. Переводчик Ли Ни вспоминал, что, когда в 1935 году Лу Синь смотрел спектакль «Ревизор», он высказал ценные замечания по таким ключевым деталям, как должна ли в ходе представления дверь дешевой гостиницы открываться внутрь или же наружу, должна ли дочь городничего быть загримирована в красотку или же в дурнушку и должен ли слуга быть умным или же глупым, но изображать умного. Отсюда становится ясно, что Лу Синь проникся русской литературной традицией, детально разобрался в русском национальном характере и глубоко изучил это конкретное произведение. Подобные художественные воззрения Лу Синя не только способствовали постановкам «Ревизора», но и помогли почитателям Гоголя еще лучше понять его знаменитую пьесу в целом.

«Ревизор» в Китае стал широко известен главным образом потому, что отвечал чаяниям общества. Сценические образы персонажей пьесы знакомы уже не одному поколению китайцев, и они невольно воспринимают русских чиновников как чиновников китайских. Об этом исчерпывающе отозвался драматург Чэнь Бо-чэнь (1908–1994): «“Ревизор” помог китайскому народу, особенно молодым интеллигентам, познать бюрократическую политику, познать своих нынешних врагов». Кроме того, такая радиальная драматургическая структура комедийного утрирования оказалась весьма привлекательна для читателей и зрителей. Она затронула и творчество современных китайских писателей. Рассказ Чжан Тянь-и (1906–1985) «Хуаньинхуэй» («Торжественный прием») построен по образцу «Ревизора», персонажи и их поступки здесь вращаются вокруг инспекции, проводимой важным лицом. В сатирической комедии Чэнь Бо-чэня «Шэнгуань ту» («Возведение в чиновный ранг») история не рассказывается прямо, но посредством действий персонажей создаются соответствующие ситуации; это свидетельствует о том, что автор глубоко понимал структуру пьесы Гоголя. Лао Шэ в основанной на реальных событиях пьесе «Си ван Чанъань»[136]136
  Пьеса «Си ван Чанъань» («Гляжу на запад, на Чанъань») Лао Шэ была переведена на русский язык и увидела свет в составе его двухтомного собрания сочинений в 1957 году.


[Закрыть] также использовал радиальную драматическую структуру, однако не задействовал все ее возможности полностью. После «культурной революции»[137]137
  «Культурная революция» – период 1966–1976 годов в Китае, характеризующийся проведением многочисленных кампаний, направленных против реставрации капитализма и на борьбу с феодальной культурой, разгулом отрядов хунвэйбинов (красных охранников) и цзаофаней (бунтарей) и фактически «войной всех против всех», за которой скрывалось уничтожение Мао Цзэ-дуном партийной оппозиции. Был практически прекращен выпуск любой литературы, кроме «идеологически правильной».


[Закрыть] драматург Ша Е-синь (1939–2018) своей пьесой «Цзяжу во ши чжэньдэ» («Если бы я был правдив») возродил память о радиальной драматургической структуре «Ревизора». Гипербола и юмор в этой пьесе близки к гоголевским, а поведение мошенника весьма напоминает созданный Гоголем образ[138]138
  Пьеса «Цзяжу во ши чжэньдэ» повествует о высланном в деревню юноше, которого местные кадровые работники по ошибке принимают за сына высокопоставленного человека и окружают всяческой заботой, пресмыкаясь перед ним, а он с удовольствием пользуется этой ошибкой и даже пробует с помощью вновь обретенных связей добиться повышения по служебной лестнице. Когда правда раскрывается, отношение к герою диаметрально меняется, он попадает в тюрьму, где в раскаянии и заканчивает жизнь самоубийством.


[Закрыть]. В то же время автор вскрыл всю глубину чувств своего персонажа, что сделало данную комедию еще более захватывающей. Присущая китайской ментальности серьезность все же отличается от той необузданной и широкой вольности, которая свойственна русскому национальному характеру. Китайцам важно «воздать добром за добро и злом за зло», потому-то и концовки вышеупомянутых пьес отличаются от концовки «Ревизора». Мошенникам вроде того же Хлестакова здесь не позволили бы ни добиться успеха в своих планах, ни тем более безмятежно блаженствовать – для них обязательно последовало бы наказание по суду.

Почти сто лет «Ревизор» уверенно путешествует по Китаю. Современные читатели, впервые обратившись к тексту, могут прийти в ужас: как все эти безобразные вещи, которых было полно в захолустных русских городках два века назад, все эти коррупция и взяточничество, угрозы и вымогательство, подхалимство и запугивание, необоримое невежество до сих пор встречаются в нашей жизни?! История иногда имеет странные сближения, что отметил Ба Цзинь, говоря о пьесе «Цзяжу во ши чжэньдэ»: «Не могу не признать, что в современном обществе сохраняются несовременные вещи, и даже те, что еще Гоголь оставил нам в наследство в 1836 году».

Глава 4. Духовное единение И. С. Тургенева и китайских писателей

Около ста лет назад «гигант северной страны, с ласковым лицом, чудными грустными глазами, пышной бородой» безмолвно покинул свое «дворянское гнездо», прошел через леса и степи и с «вешними водами» перешагнул «порог» Китая. Тогда и возникло между ним и Китаем естественное сродство, особенное и долгое. Это был И. С. Тургенев.

В 1915 году, незадолго до начала «Движения 4 мая», Лю Бань-нун (1891–1934), основоположник китайского белого стиха, в журнале «Чжунхуа сяошо цзе» («Мир китайской прозы») опубликовал переводы тургеневских стихотворений в прозе, и китайские читатели познакомились с этой звездой русской литературной сцены. Систематически и в больших количествах русская литература стала поступать в Китай только после литературной революции 4 мая; далее примерно за десять лет произведения главных русских литераторов были переведены на китайский язык, и бо́льшую часть составляли сочинения Тургенева: «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Новь», «Дым», «Записки охотника», «Первая любовь», «Вешние воды», «Месяц в деревне», «Стихотворения в прозе» – некоторые из них переводились даже несколько раз. В число переводчиков Тургенева входили известнейшие китайские литераторы: Го Мо-жо, Юй Да-фу (1896–1945), Гэн Цзи-чжи, Чжэн Чжэнь-до, Шэнь Ин (1923–2007), Ван Тун-чжао, Чжао Цзин-шэнь (1902–1985), Лян Юй-чунь (1906–1932), Ба Цзинь, Лю Да-цзе (1904–1977), Лу Ли (1908–1942), Ли Ни, Хуан Юань (1905–2003), Хуан Чан (1919–2012), Ли Цзянь-у (1906–1982) и Фэн Цзы-кай (1898–1975). Участие столь многих знаменитых поэтов, прозаиков, эссеистов обеспечило первым переводам произведений Тургенева очень высокий уровень. Переводчиками и популяризаторами творчества Тургенева выступали также Лу Синь, Цюй Цю-бо, Мао Дунь, Сюй Цинь-вэнь (1897–1984), Цзяо Цзюй-инь (1905–1975), Ся Янь, Ху Фэн (1902–1985) и Ай У. Среди писателей, на чью деятельность Тургенев повлиял непосредственно, – Го Мо-жо, Юй Да-фу, Цюй Цю-бо, Дин Лин и Ша Тин (1904–1992). Когда читаешь их произведения или же работы, посвященные Тургеневу, возникает ощущение, что эти литераторы состояли с Тургеневым в глубоком духовном родстве.

Го Мо-жо был одним из первых китайских писателей, познакомившихся с произведениями Тургенева. В 1921 году он перевел пять ранних стихотворений Тургенева и в то же время прочитал роман «Новь». В 1924 году он попросил переводчика Чэн Фан-у (1897–1984) обратиться к этой книге, и тогда же был опубликован ее перевод на китайский язык. Главный герой «Нови» Нежданов – идеалист, жизненные идеалы которого рушатся вслед за разрушением его романтических революционных фантазий. Го Мо-жо очень любил это произведение, полагая, что Нежданов в чем-то похож на него самого. Трилогия Мао Дуня «Ши» («Затмение») и роман «Хун»[139]139
  Роман «Хун» («Радуга») был опубликован на русском языке в трехтомном собрании сочинений Мао Дуня, увидевшем свет в 1956 году, и отдельным изданием в 1959 году.


[Закрыть] по тематике совпадают с тургеневским «Накануне», являются своеобразным отражением общества, настроений, переживаний, надежд и противоречий своего времени – через восприятие их героев. В «Хун» Мао Дунь постарался создать образ охваченной страстями женщины: избавившись от сковывавших ее семейных уз, она, подобно Елене из «Накануне», проходит путь от личного освобождения до движения за освобождение всего общества. Тема, воплощенная в романе «Вэй Ху» Дин Лин, часто встречается и у Тургенева – это революция и любовь. Опыт подхваченного волной революции главного героя, интеллигента Вэй Ху – смирение страстей, сосредоточенность на революционной работе и в конечном итоге победа рассудка над эмоциями – свидетельствует о явном влиянии произведений Тургенева. Сама же Дин Лин определенно шла по стопам «новых людей» Мао Дуня. Ся Сяо-лань, главная героиня рассказа «Юй тянь» («Дождливый день») известного писателя Ван Си-яня (1914–1999), черпает духовные силы в вышедших из-под пера Тургенева образах сильных женщин и в конце концов оставляет семью, чтобы встать на путь мести за своих погибших близких. Когда Ван Си-янь позднее говорил о своих романах «Гу у» («Старый дом») и «Шэнь дэ шило» («Утрата богов»), построенных на материале об интеллигенции, он очень удивился, что, оказывается, подражал Тургеневу: старался писать просто и безыскусно, дабы композиция не была слишком масштабна, а сюжет – слишком извилистым. Также Ван Си-янь исследовал творчество Тургенева. Ван Тун-чжао, переводчик рассказа «Живые мощи», весьма точно ухватил суть художественного стиля Тургенева, назвав его прозу стихо-эссеистическим повествованием. Лу Ли и Ли Ни, подобно Ба Цзиню, выступили и как прекрасные переводчики Тургенева. Их эссеистика, к примеру «Цю лю цзи» («Зелень в оковах») Лу Ли и «Хуанхунь чжи сянь» («Дар сумерек») Ли Ни, близка к тургеневской манере и обладает лирической изящностью, тонкой и деликатной. У Ли Ни тоже есть меткое определение специфики произведений Тургенева, а именно – лиризм и печаль. В 1930-е годы молодые Хэ Ци-фан (1912–1977), Лу Ли, Ли Ни и Ба Цзинь были подвержены настроениям, почерпнутым из тургеневских «Призраков», «Когда я один» и «Я встал ночью», – грусти, одиночеству и надежде. Писатель Дуаньму Хун-лян (1912–1996), хотя позднее и обратился к примерам мощи и широты стиля О. де Бальзака (1799–1850) и Л. Н. Толстого, все равно продолжал любить чистоту художественной манеры Тургенева. Все эти литераторы, каждый исходя из собственных особенностей и устремлений, в своем творчестве учились у Тургенева, тем самым приумножив влияние, которое он оказал на Китай.

Говоря о духовной связи между Тургеневым и китайскими писателями, в первую очередь мы вспоминаем «принца печали» Юй Да-фу[140]140
  Юй Да-фу – писатель, поэт и публицист, чьему творчеству свойственны мрачные ноты неприкаянности и отверженности. Был казнен японскими оккупантами за выступления против них.


[Закрыть]. Он отмечал, что среди многих иностранных писателей, от древних до современных, Тургенев – самый любимый и самый знакомый, тот, кого никогда не надоест читать и кто так сильно повлиял на творчество самого Юй Да-фу. Почему же Тургенев был столь привлекателен для него?

Писатели, которые родились в разных странах, жили в разное время и принадлежали к разным национальностям и культурам, иногда обладают поразительным сходством в судьбе и в складе характера. Как и Тургенев, в отрочестве Юй Да-фу оказался безмерно одинок, ему не хватало материнской любви и доброты; в характере обоих было много такого, что свойственно стилю поэтов, «сынов природы», воспевающих сельскую пастораль; оба хорошо знали чувство, при котором посреди современной цивилизованной жизни ощущаешь себя оторванным от ветви листком без пристанища и без предназначения. Точно как Тургенев, Юй Да-фу всю жизнь был несчастен в любви и невезуч в женитьбе; неся в сердце глубокую тоску без надежды на малейший просвет, он томился неотступными думами о слабости родины и реакционности общества. Каждый из них, и Тургенев, и Юй Да-фу, – «принцы печали» на литературной сцене своих стран. Переполнявшие обоих романтические переживания и природная чувствительность сформировали их уникальный художественный стиль.

Юй Да-фу, подверженный плотской неудовлетворенности и тяжело переносивший неприятие обществом, как никто другой понимал своего российского собрата. Произведения Тургенева он рассматривал в качестве своеобразной автобиографии. Сочинения самого Юй Да-фу также можно воспринимать как точное отображение его восприятия собственного жизненного пути. Произведения Юй Да-фу незаметно погружают читателя в такую эмоциональную атмосферу, когда тот намертво забывает о перипетиях сюжета. Манера Тургенева выстраивать лирическую архитектонику текста посредством красочных сцен, описывающих душевное состояние персонажа, получила развитие во многих сочинениях Юй Да-фу, таких как «Хуай сян бинчжэ» («Тоской по родине я болен»), «Шэньлоу» («Дом-мираж»), «Ши и юэ чу сань» («Третье ноября»), «Чуньфэн чэньцзуй дэ ваньшан» («Весенние ночи») и «Чи гуйхуа» («Поздние коричные цветы»)[141]141
  Последние два рассказа переведены на русский язык; изданы под одной обложкой в составе авторского сборника Юй Да-фу «Весенние ночи» в 1972 году.


[Закрыть].

Почти все главные герои произведений Юй Да-фу – молодые люди, готовые на самоубийство ради любви, подавленные неудачами, отвергнутые обществом, даже гонимые, – «избыточные люди», и в этом отчасти прослеживается влияние «Дневника лишнего человека» Тургенева, произведения, к которому Юй Да-фу питал особое пристрастие. Эти молодые люди, жертвы своего времени, в области менталитета очень схожи с «лишними людьми» Рудиным («Рудин») и Лаврецким («Дворянское гнездо»).

Подобная близость и схожесть склада характеров Юй Да-фу и Тургенева и открыла последнему дорогу в современную китайскую литературу.

Цюй Цю-бо познакомился с произведениями Тургенева еще в то время, когда обучался русскому языку. Он глубоко исследовал творческие установки Тургенева. В своем сочинении «Шиюэ гэмин цянь дэ Элосы вэньсюэ» («Русская литература до Октябрьской революции») Цюй Цю-бо описал основную особенность романов Тургенева: «Простая структура и объективное отражение действительности». Здесь же, подходя с точки зрения развития общественного сознания, он весьма оригинально охарактеризовал образы вышедших из-под пера Тургенева «лишних людей» и нигилиста Базарова («Отцы и дети») как исторически преемствующие друг другу, заметив, что нельзя считать, будто все они совершенно бесполезны для общества. Это суждение пользуется исключительно большим авторитетом в исследованиях Тургенева и в наши дни.

Цюй Цю-бо не только глубоко изучил Тургенева, но и признался, что между его собственным мировоззрением и творчеством этого писателя есть связь. Принадлежащие перу Цюй Цю-бо «Э сян цзи чэн» («Записки о поездке по голодной стране») и «Чи дусинь ши» («История красной столицы») – уникальные эссеистические шедевры современной китайской литературы. Эти беспристрастные записи о начальном периоде жизни первого в мире социалистического государства, знаменитые документальные очерки, правдиво описывают развитие коммунистической интеллигенции раннего периода и имеют большую литературную ценность. В «Чи дусинь ши» Цюй Цю-бо провел непредвзятый, спокойный и четкий самоанализ и в тридцать второй главке «Китайские “лишние люди”» процитировал фразу из «Рудина». Мужество сравнивать себя с «лишними людьми» Тургенева и сделало Цюй Цю-бо выдающимся представителем передовых китайских интеллектуалов, писателем, переводчиком, талантливым партийным деятелем и пропагандистом в одном лице.

Жизнь Цюй Цю-бо подобна судьбам русской дворянской интеллигенции, описанной Тургеневым: отправился «в народ» вслед за «раскаявшимися дворянами», отринул безмятежную и обеспеченную жизнь, бросился в водоворот революции, постепенно стал лидером, однако в жестокой политической борьбе был вымотан телом и душой, ослабел, а в конце концов превратился, по собственному выражению, в раздираемого противоречиями хрупкого человека. Историческая трагедия интеллигентов-аристократов, которую изображали Тургенев и другие писатели, повторилась теперь с Цюй Цю-бо.

Произведения Тургенева обладают уникальным обаянием: в них очень редко встречаются душещипательные страсти и нудные морализаторские речи, они полны растерянных колебаний перед будущим и горестных переживаний о невозможности обрести покой, в них царит поэтический мир кротости перед жизненным уделом.

Мир, созданный Шэнь Цун-вэнем[142]142
  Шэнь Цун-вэнь (1902–1988) – писатель, эссеист, искусствовед, исследователь памятников материальной культуры, сотрудник Китайской академии общественных наук. Склонный к романтизму певец красоты жизни и, в частности, мира китайской деревни в противопоставление ошибочности городской жизни.


[Закрыть], стоит особняком в современной китайской литературе. В этом мире можно видеть удушье и гнев, возникающие под гнетом реакционного общества, но гораздо сильнее можно прочувствовать ритм жизни, исполненный пестрых красок, чарующих звуков и очаровательного благоухания. Почитающий естественность (вроде бегущих облаков и струящейся воды) Шэнь Цун-вэнь фактически отстраняется от Толстого с его умением поучать, держится подальше от опьяненного страданиями Достоевского, и лишь с Тургеневым он ощущает родство. Тургенев вдохновил романтическую натуру Шэнь Цун-вэня, и особенную роль здесь сыграли «Записки охотника». Этот сборник из 25 очерков и рассказов, написанный Тургеневым в 1847–1851 годах, в отличие от других его произведений, гораздо более свободно и непринужденно показывает красоту естественности и сияние жизни. Талантливый крестьянский певец Яков («Певцы») обворожительно глубоким и мелодичным голосом воспевает ласковость и широту полей; простые и наивные деревенские дети («Бежин луг»), собравшись ночью в кружок у костра, рассказывают друг другу страшные истории, вызывая у читателя воспоминания о беззаботности собственного детства; мастер на все руки, удачливый торговец Хорь и простодушный, заботливый Калиныч («Хорь и Калиныч») заставляют нас почувствовать, сколь разной бывает жизнь, обусловленная человеческим обществом и природой… В «Записках охотника», в противоположность многим другим произведениям Тургенева, роль природы не только во второстепенном описании атмосферы и отражении настроения персонажей – здесь это такое же живое существо, как и люди, это их друг.

Прогуливаясь по русским лугам, Тургенев собрал букет ароматнейших полевых цветов – так получились «Записки охотника». Пробираясь меж живописных гор своей родины, Западной Хунани, и попутно записывая местные обычаи, Шэнь Цун-вэнь создал оригинальный сборник эссе «Сян син саньцзи» («По Сяну. Случайные заметки»). Подобно Тургеневу, Шэнь Цун-вэнь с любовью и теплотой писал про простых деревенских бурлаков, шахтеров, девиц легкого поведения, владельцев лавок, охотников и других, в мирной и дружественной манере обрисовывая горе и радости их спокойной простой жизни в единении с природой. Много раз Шэнь Цун-вэнь упоминал «Записки охотника», которыми он восхищался, подчеркивал их тонкость и своеобразие. Действительно, «Записки охотника» и «Сян син саньцзи» – уникальные произведения, и ценность их не в рациональном анализе, а в интуитивном художественном восприятии. Эти книги не посвящены объективно существовавшим персонажам и уже законченным событиям, но всей своей сутью сосредоточены на восприятии этих событий и персонажей и на впечатлениях от них. Творческая манера Тургенева собирать воедино путевые заметки и сюжетные истории – вот что восхищало Шэнь Цун-вэня, вот что он ценил.

«Легкая грусть», то есть печальная лирика, – самая яркая отличительная черта Тургенева, и именно она тесно связывает его и Шэнь Цун-вэня. По выражению последнего, «красота всегда печальна» – это сполна объясняет их духовное единение, они оба были очарованы красотой внутреннего содержания жизни. В зарисовках таинственных проявлений жизни таится вечная печаль: в «Записках охотника» Тургенев изобразил, как уездный лекарь, испытав любовь к своей умирающей пациентке, исполнился безучастности к человеческому счастью, по его мнению, столь короткая любовь подобна цветку, и хоть это всего лишь мгновение, однако оно вечно; а Шэнь Цун-вэнь в повести «Бянь чэн» («Пограничный городок») описал, как в бурю обрушилась белая пагода и умер дедушка, а дело – в созидающих все и вся и одновременно разрушающих силах природы, которые безжалостны к людям, однако искренние чувства способны пронзать и время, и пространство – и прекрасная Цуй-цуй по-прежнему ждет того, кто некогда пел под луной[143]143
  За руку юной внучки паромщика Цуй-цуй боролись два брата, которые решили, что будет справедливо, если девушка выберет кого-то из них по пению в ночи, не видя самого певца. Потом один из братьев погиб, а второй уехал. Перевод на русский язык повести Шэнь Цун-вэня «Бянь чэн» увидел свет в 2012 году.


[Закрыть]. Из таких сочинений, как «Сяо-сяо» и «Гуй-шэн», можно увидеть, что за деревенской идиллией, воспеваемой Шэнь Цун-вэнем, притаилась легкая грусть[144]144
  «Сяо-сяо» – рассказ о трагической судьбе деревенской девушки, выращенной в доме своего будущего мужа. «Гуй-шэн» – не менее трагический рассказ о судьбе работящего парня и о его любовной драме.


[Закрыть].

Свои печальные наблюдения за вселенной человека и поиски смысла жизни Тургенев и Шэнь Цун-вэнь воплотили в прекрасных текстах, один за другим они отыграли свои «жизненные концерты, исполненные ощущения времени и истории». Потому нельзя объявить, что их произведения просто обладают художественностью, но страдают отсутствием высокой идейной составляющей, ведь глубокое понимание Шэнь Цун-вэнем Тургенева зиждется не на имитации внешней формы, но на единстве внутренней эстетики.

Таким образом, мы видим, что между китайскими писателями и Тургеневым существует незримая связь, и это естественное сродство сохраняется в современной китайской литературе.

После образования КНР на всей территории полного новой жизни Китая, куда ни пойди, превозносили молодое поколение, отраженное в романе «Цинчунь ваньсуй»[145]145
  «Цинчунь ваньсуй» («Да здравствует юность») – роман известного писателя и бывшего министра культуры КНР Ван Мэна (р. 1934). Ван Мэн начал писать его в 1952 году и печатал отрывками в периодике; первое издание состоялось в 1979 году. Роман рассказывает о жизни пекинских девушек-школьниц в условиях Нового Китая и революции. Был экранизирован в 1983 году. Ниже перечисляются имена трех персонажей романа.


[Закрыть]. Они знали Лизу («Дворянское гнездо»), Елену («Накануне»), они жили вместе с персонажами Тургенева, любили вместе с ними, разделяли их радости и горести. В то время роман «Цинчунь ваньсуй» открыл читателям новое поколение похожих на Лизу и Елену китайских молодых людей: Ян Цян-юнь, Чжэн Бо и Чжан Ши-цуня. Как писал Ван Мэн: «Мы все были опьянены первой романтической любовью… <…> Будучи влюблены, вы читаете “Накануне” Тургенева, вы восторгаетесь тем, насколько полно дано там описание любви». А роман писательницы Ян Мо (1914–1995) «Цинчунь чжи гэ» («Песнь юности») унаследовал идущую от «Хун («Радуга») Мао Дуня традицию изображения прогрессивной интеллигенции в современной китайской прозе: как мелкобуржуазный интеллектуал прошел путь от личного бунта до сознательного вхождения в революцию. Подобно шести романам Тургенева, где он описывает духовную жизнь русской интеллигенции, «Цинчунь чжи гэ» сыграл роль «учительной прозы». Когда в 1982 году Б. Л. Рифтин при встрече с Фэн Цзи-цаем спросил, как тот пришел к литературному творчеству, и Фэн Цзи-цай ответил: «Во время “культурной революции” мне случайно достался китайский перевод “Первой любви” Тургенева, и после ее прочтения я почувствовал, что должен писать».

Все это доказывает, что влияние Тургенева на Китай – не локальное или временное явление. Тургенев, по сравнению с такими известными мастерами литературы, как А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, М. Ю. Лермонтов, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, для китайского читателя более разнообразен и представителен. Тургенев пользуется широкой известностью, особенно среди интеллигенции. Можно сказать, Тургенев занял особую нишу в духовной жизни китайских интеллектуалов XX века. Врожденно порядочные, но слабые, романтически настроенные, грустящие русские интеллигенты дворянского звания и из простых людей, чьи сердца мерцали подлинным волнением в думах о стране и народе, их глубокая и искренняя любовь к родному краю, осознание своей сопричастности к обществу и горячий энтузиазм, деликатная чувствительность к самоанализу – все это было так духовно близко природе, характеру, настроению и чувству исторической ответственности китайских интеллектуалов! Тургенев сыграл неоценимую роль в духовном просвещении, вдохновении и указании пути китайской молодежи после «Движения 4 мая».

Однако историческая обстановка и атмосфера времени постоянно меняются – сохранил ли Тургенев былую популярность в современном Китае?

Китайцы еще более приветливо и с серьезным вниманием относятся к этому давнему, хоть и заочному, другу. В 1983 году в Сямэне прошла всекитайская научная конференция, посвященная столетию со дня смерти Тургенева, и тогда газета «Жэньминь жибао», а также все основные китайские журналы, посвященные теории литературы и искусства, равно как и зарубежная литературная периодика, разместили на своих страницах специальный раздел в память о Тургеневе. С возвращением китайских литературных кругов к переводам русской классической литературы все больше внимания стало уделяться эстетической роли литературных произведений. Переводчики, писатели, критики вновь неутомимо доискиваются причин неподдельного обаяния Тургенева.

Что касается переводческой деятельности, то с 1980-х годов появилось как минимум два новых перевода основных произведений Тургенева – «Дворянского гнезда» и «Стихотворений в прозе», а такие важные сочинения, как «Порог», «Маша» и «Чернорабочий и белоручка», были признаны прекрасными классическими образцами микро-рассказов. С ускорением темпа жизни микро-рассказы, все более популярные в мировой литературе сегодня, получили распространение и в Китае. В области же литературной критики вновь установилась самая благоприятная атмосфера: ведется систематическое углубленное исследование реалистического искусства Тургенева, также проводится и разностороннее изучение его романов, а кроме того, предлагаются новые подходы в размышлениях над многими вечными вопросами в рамках взаимоотношений природы и человека. Данные изыскания во всем противоположны прошлой застойной модели, изолированной, застывшей и замкнутой, они исправляют давнюю предвзятость, проникают в духовную суть тургеневского творчества, прилагают силы для открытия нового пути к сущностному исследованию литературы.