Текст книги "Борьба экономических идей: Великие споры и эксперименты последнего столетия"

Кейнсианский мультипликатор

Как было оговорено выше, рикардианская эквивалентность относится к варианту 1. Если она выполняется, то соотношение текущих налогов и государственного долга (будущих налогов) не влияет на формирование совокупного дохода. Однако из этой эквивалентности не следует, что уровень государственных расходов не имеет значения. Говоря словами Барро, «рикардианский анализ применим к изменениям бюджетного дефицита и налогообложения при заданном паттерне государственных расходов; в частности, этот подход согласуется с реальными эффектами изменений в уровне и распределении во времени государственных закупок и услуг»[996]996
  Barro R.J. Ricardian Approach to Budget Deficits. P. 16.


[Закрыть].

Рассмотрим еще два варианта:

Вариант 2: Государство увеличивает расходы, финансируя их исключительно за счет текущих налогов. В рамках бюджетного тождества G увеличивается, T увеличивается, а ΔD и ΔM остаются постоянными.

Вариант 3: Государство увеличивает расходы, финансируя их исключительно за счет новых заимствований. G увеличивается, ΔD увеличивается, а T и ΔM остаются постоянными.

Согласно рикардианскому анализу, различия между вариантами 2 и 3 не имеют значения и воздействие дополнительных государственных расходов на национальный доход будет одним и тем же, независимо от того, как они финансируются – за счет налогов или наращивания долга.

Величина влияния государственных расходов обычно выражается формулой ΔY/ΔG – отношением изменения валового внутреннего продукта или национального дохода ΔY к изменению государственных расходов ΔG. Это отношение известно тем, кто изучает кейнсианскую модель доходов и расходов, под названием «мультипликатор». Мультипликатором (то есть множителем) оно называется потому, что для определения конечного изменения Y необходимо умножить исходное изменение G на это отношение: ΔY = ΔG × (ΔY/ΔG). В принципе мультипликатор может быть положительным числом, нулем или отрицательным числом.

Во времена доминирования подхода Хансена—Лернера считалось само собой разумеющимся, что мультипликатор принимает не просто положительные значение, а значения больше 1, как это подразумевает кейнсианская модель доходов и расходов. В 80–90-х годах, когда влияние фискального кейнсианства сошло на нет и стал набирать силу скептицизм новой классической школы по поводу самой возможности активного использования государственных расходов для улучшения макроэкономических результатов, о мультипликаторе подзабыли. Но в ходе рецессии 2007–2009 годов разговоры о положительном мультипликаторе возобновились и споры о его величине активизировались.

В 2009 году экономисты из администрации Обамы использовали большие оценочные значения мультипликатора для проталкивания предложений администрации об увеличении государственных расходов ради «стимулирования» экономики. По оценке председателя президентского Совета экономических консультантов Кристины Ромер и главного экономиста в Управлении делами вице-президента США Джареда Бернстайна, разработанный администрацией пакет решений об увеличении государственных расходов должен был иметь мультипликатор 1,6[997]997
  Romer C., Bernstein J. The Job Impact of the American Recovery and Reinvestment Plan (8 January 2009) [web.archive.org/web/ 20090203030035/http://otrans.3cdn.net/ 45593e8ecbd 339d074_l3m6bt1te.pdf].


[Закрыть]. Мультипликатор, равный 1,0, означает, что государственные расходы – это «бесплатный обед»: совокупный доход возрастает на всю величину государственных расходов, поэтому не требуется никакого сокращения частных доходов. Мультипликатор 1,6 – это даже больше, чем «бесплатный обед», о чем писали Отто Экстайн и Пол Кругман (об их рассуждениях мы говорили выше в этой главе): каждый дополнительный доллар государственных расходов увеличивает совокупный доход на 1,6 доллара, где 60 центов составляет рост доходов частных лиц.

Впрочем, в период рецессии в сообществе профессиональных экономистов не произошло полного возврата к фискальному кейнсианству. Нобелевский лауреат 2011 года Томас Сарджент не принял всерьез выкладки Ромер и Бернстайна, охарактеризовав их как «упрощенный расчет, игнорирующий все, что мы узнали за последние 60 лет макроэкономических исследований». И добавил: «Следовало сказать президенту Обаме, что существуют обоснованные причины сомневаться в том, что пакеты бюджетных стимулов способствуют процветанию, и есть серьезные исследователи-экономисты, которые по-прежнему в этом не убеждены»[998]998
  Interview with Thomas Sargent // Federal Reserve Bank of Minneapolis Region. 2010. September. P. 32–33.


[Закрыть]. Роберт Дж. Барро также высмеял эти оценки, назвав их «шаманскими мультипликаторами» (Voodoo Multipliers). Представим себе, писал он, что государство расходует деньги на строительство моста, и мультипликатор превышает 1,0. Тогда

в рамках этого сценария государственные расходы оказываются хорошим делом, даже если мост ведет в никуда или если нанятые государством работники просто роют ямы, а затем их засыпают. Таким «бесплатным обедом» гордился бы сам Чарльз Понци. Если все и правда обстоит так, то зачем на этом останавливаться, выделив на дополнительные государственные закупки всего один триллион?[999]999
  Знаменитый «строитель» финансовых пирамид.


[Закрыть]

Кейнсианская модель доходов и расходов, лежащая в основе положительных оценок мультипликатора,

неявно предполагает, что государство лучше, чем частный рынок, умеет направлять неиспользуемые ресурсы на производство полезных вещей. Незадействованный труд и капитал можно использовать фактически с нулевыми социальными издержками, но частный рынок каким-то образом оказывается неспособным это увидеть. <…> Намного более правдоподобная исходная точка – это мультипликатор, равный нулю.

Что касается эмпирической стороны дела, то Барро еще раньше установил, что мультипликатор для закупок правительства США, не связанных с военными нуждами, в период с 1942 по 1978 год «статистически незначимо отличается от нуля»[1000]1000
  Barro R.J. Demand Side Voodoo Economics; Idem. Output Effects of Government Purchases // Journal of Political Economy. 1981. December. Vol. 89. P. 1086–1121. Другим критическим ответом Ромер и Бернстайну стала работа: Cogan J.F., Cwik T., Taylor J.B., Wieland V. New Keynesian versus Old Keynesian Government Spending Multipliers / ECB Working Paper. 2009. September. № 1090 [www.ecb.int/pub/pdf/scpwps/ecbwp1090.pdf].


[Закрыть]. Если мультипликатор близок к нулю, то это не означает, что неиспользуемых ресурсов нет. Это скорее свидетельствует о том, что весь вклад, который вносят дополнительные государственные расходы в измеренную величину выпуска продукции, независимо от того, задействуются ли при этом неиспользуемые ресурсы, перекрывается сокращением чистых доходов, вытеснением инвестиций и дестимулирующим воздействием порождаемых дополнительными расходами текущих либо будущих налогов. Текущие и будущие налоги обусловлены бюджетным ограничением для государства при условии неизменности денежной политики.

Предложения о значительном увеличении государственных расходов в качестве реакции на рецессию звучали и в Европе. В докладе, подготовленном в 2010 году, экономисты из Европейского центрального банка Тобиас Цвик и Фолькер Виланд применили изощренные модели «динамического стохастического общего равновесия» для оценки «воздействия… запланированного увеличения государственных расходов… так как предполагается, что расходы продемонстрируют максимальный кейнсианский мультипликационный эффект». Модели, подобные тем, что они использовали, называются (не совсем точно) «новыми кейнсианскими». «Кейнсианство» здесь представлено предположением о «негибкости цен и заработной платы», хотя это допущение не в меньшей степени присутствует в построениях Милтона Фридмана и Ф.А. Хайека. «Новизна» состоит в посылке об оптимизирующем поведении, которое проявляют дальновидные и информированные домохозяйства и фирмы, ожидания которых согласуются с тем, что предсказывает модель. Когда Цвик и Виланд таким образом оценили величину мультипликатора, то обнаружили, что результаты абсолютно не соответствуют прогнозам традиционного бюджетного кейнсианства в духе Хансена—Лернера по поводу мультипликационного эффекта:

В рамках базового сценария новые кейнсианские модели не подтверждают наличия традиционного кейнсианского мультипликационного эффекта. Реализация европейских планов увеличения расходов приведет к сокращению расходов частного сектора на потребительские и инвестиционные цели. Домохозяйства и фирмы сокращают расходы в ожидании будущего налогового бремени и повышения процентных ставок[1001]1001
  Cwik T., Wieland V. Keynesian Government Spending Multipliers and Spillovers in the Euro Area // ECB Working Paper. 2010. November. № 1297 [www.ecb.int/pub/pdf/scpwps/ecbwp1267.pdf].


[Закрыть].

У государства есть соблазн избавиться от долга с помощью инфляции

Теперь рассмотрим ситуацию, когда государство пользуется возможностью получить дополнительные доходы благодаря своим полномочиям по осуществлению денежной эмиссии. Адам Смит отмечал, что с древнейших времен правители, обремененные долгами, прибегали к порче монеты. Порча – это, к примеру, сокращение вдвое содержания серебра в дукате, чтобы из того количества серебра, которое уходило на один старый дукат, отчеканить два новых. Чтобы новая монета была такого же размера, как и прежняя, в сплав добавляется неблагородный металл, скажем медь или олово. Таким образом монархи получали дополнительное количество монет для выплаты долга, хотя на деле кредитор получал лишь половину причитающегося ему серебра. Смит кратко охарактеризовал эту практику следующим образом:

Ибо во всех странах мира, как я полагаю, скупость и несправедливость государей и государственной власти, злоупотреблявших доверием своих подданных, постепенно уменьшили действительное содержание металла, первоначально содержавшееся в их монетах. <…> Посредством таких операций государи и правительства получали, как казалось, возможность уплачивать свои долги и выполнять свои обязательства при помощи меньшего количества серебра, чем требовалось бы без такой подделки. Однако это была только видимость, ибо их кредиторы фактически оказывались обманутыми и лишались части того, что им следовало получить[1002]1002
  Smith A. Op. cit. P. 43 [Смит А. Указ. соч. С. 86–87].


[Закрыть].

Еще за 400 лет до Смита практику порчи монеты систематически проанализировал и осудил епископ Николай Орем[1003]1003
  См.: Oresme N. De Moneta (Of Currency) / Trans. by Ch. Johnson // The History of Gold and Silver / Ed. by L.H. White. London: Pickering and Chatto, 2000. Vol. 1. P. 1355.


[Закрыть].

Отказ от серебряного и золотого денежного режима и появление выпускаемых государством бумажных (фиатных) денег, не подлежащих обмену на драгоценные металлы, естественно, не положили конец практике дополнительной эмиссии и расплаты с кредиторами государства менее ценной денежной единицей, чем та, в которой брался заем. Для финансирования расходов во время Второй мировой войны федеральное правительство США занимало деньги столь активно, что к 1946 году отношение федерального долга к ВВП достигло 130 %. Однако к 1970 году оно снизилось до 40 %. Знаменатель этой дроби – номинальный ВВП – является произведением реального ВВП на уровень цен. Отчасти снижение отношения долга к ВВП было связано с ростом реального ВВП, но также во многом и с инфляцией, то есть с повышением уровня цен. С 1946 по 1970 год уровень цен вырос в два с лишним раза, что увеличило ВВП, измеренный в долларах, но не повлияло на количество долларов, которое государство было должно по ранее выпущенным казначейским облигациям. Кредиторы, купившие облигации с тридцатилетним сроком погашения в 1946 году, из-за инфляции потеряли более половины реальной ценности основной суммы долга[1004]1004
  Eckstein O. Op. cit. P. 88–90.


[Закрыть].

Снижение ценности денежной единицы ослабляет реальное бремя любого имеющегося долга, деноминированного в этой единице. Таким образом, рост государственного долга усиливает у государства стимул к раскручиванию инфляции. В условиях фиатного денежного режима центральный банк может «монетизировать» государственный долг, скупая казначейские облигации на создаваемые им деньги. Эта операция означает изъятие у публики части долга, приносящего процентный доход. Но, что еще более важно, денежная экспансия приводит к инфляции, которая, если она не является ожидаемой, размывает реальную ценность долговых обязательств, остающихся на руках у людей. В терминах бюджетного ограничения для государства G = T + ΔD + ΔM имеем

Вариант 4: Государство проводит денежную эмиссию для выкупа долговых обязательств у публики. G и T остаются постоянными, ΔD уменьшается, а ΔM увеличивается на ту же сумму.

Министерство финансов может параллельно скупке долга центральным банком выпустить новые облигации на ту же сумму для финансирования дополнительных расходов, как это происходит в варианте 3: G увеличивается, ΔD увеличивается, а T и ΔM постоянны. Если операции, описываемые в вариантах 3 и 4, объединить, то чистый результат будет следующим: G увеличивается, ΔM увеличивается на ту же сумму, а T и ΔD не меняются. Новые государственные расходы финансируются за счет увеличения количества эмитированных государством денег. Хотя центральный банк не печатает банкноты в буквальном смысле и не передает их министерству финансов для расходования, результат получается таким же. Один доллар эмитированных денег финансирует расходы точно так же, как один доллар обычных налоговых поступлений. Доход государства от эмиссии денег имеет техническое название «сеньораж» – оно происходит от феодальных представлений о том, что монополия на чеканку монеты и получение доходов от нее – прерогатива сеньора[1005]1005
  Анализ сеньоража, каким он был в старину и в наши дни, в доступной неспециалисту форме см. в книге: White L.H. The Theory of Monetary Institutions. Oxford: Basil Blackwell, 1999. Ch. 7.


[Закрыть]. Поскольку увеличение денежной эмиссии ведет к росту инфляции, ее использование для оплаты счетов государства называется также «инфляционным финансированием». Добавим финансирование расходов за счет сеньоража к списку наших вариантов:

Вариант 5: Государство эмитирует новые деньги для финансирования новых расходов. G увеличивается, ΔM увеличивается на ту же сумму, а T и ΔD остаются постоянными.

Важным примером подобного прямого финансирования государственных расходов за счет эмиссии денег стала покупка федеральным правительством США в 2008/09 году ценных бумаг, обеспеченных ипотечными кредитами, на 1,25 триллиона долларов – эта беспрецедентная операция получила название «количественное смягчение 1» (Quantitative Easing 1, QE1). Средства на нее не были выделены Конгрессом, Федеральная резервная система произвела эту скупку за свой счет, попросту создав «из воздуха» 1,25 триллиона долларов.

Непонятная монетаристская арифметика

В первой половине 80-х годов XX века группа экономистов, работавших тогда в Университете Миннесоты и в Федеральном резервном банке Миннеаполиса, – Томас Дж. Сарджент, Нил Уоллес и Престон Миллер – четко указала на потенциальную взаимосвязь между ростом государственного долга и инфляционным финансированием, которая должна стать предметом озабоченности. Их основная идея заключалась в том, что возможность финансирования государственных расходов за счет заимствования рано или поздно достигнет своего предела, в результате чего эмиссия денег останется единственным способом покрытия продолжающегося бюджетного дефицита. Инфляцию, которая возникнет в результате, уже невозможно будет остановить без фискальной реформы: «денежные власти вынуждены эмитировать деньги», чтобы удовлетворить потребность в бюджетных доходах[1006]1006
  Sargent T.J., Wallace N. Some Unpleasant Monetarist Arithmetic // Federal Reserve Bank of Minneapolis Quarterly Review. 1981. Fall. Vol. 5. P. 1–17. См. также: Sargent T.J. Rational Expectations and Inflation. New York: Harper and Row, 1986.


[Закрыть].

В вызвавшей немало дискуссий статье «Кое-какая неприятная монетаристская арифметика», опубликованной в 1981 году, Сарджент и Уоллес предложили читателям подумать о фискальном и денежном режиме, в рамках которого фискальные власти (например, Конгресс) заранее объявляют график будущего бюджетного дефицита. Преобразовав выражение для бюджетного ограничения, мы увидим, что величине бюджетного дефицита (G – T) должна соответствовать сумма новых заимствований и роста денежной массы:

G – T = ΔD + ΔM.

Иными словами, бюджетный дефицит подразумевает некое сочетание долгового и инфляционного финансирования.

Чтобы выяснить пределы долгового финансирования, Миллер и Сарджент в 1984 году определили G как расходы, не связанные с обслуживанием долга, а ΔD как поступления от заимствования за вычетом расходов на обслуживание долга (то есть на выплату процентов и основной суммы долга). Из обычной возрастающей кривой предложения заемных средств следует, что реальный процентный доход, которого требуют покупатели облигаций (кредиторы), при прочих равных условиях повышается вместе с объемом государственного долга. Тогда величина ΔD в конечном итоге упирается в потолок по причинам, аналогичным кривой Лаффера. При некотором достаточно большом значении отношения долга к ВВП выпуск новых облигаций становится бессмысленным (ничего не остается на увеличение государственных расходов), поскольку рынок требует все более высокого процента, что увеличивает расходы на обслуживание всего долга (по мере его рефинансирования) на величину, равную всей сумме новых заимствований. В этой ситуации покрывать сохраняющийся дефицит можно только за счет инфляционного финансирования.

Чтобы избежать столь «неприятного» исхода, советовали Сарджент и Уоллес, необходимо контролировать динамику дефицита. Их предложение состояло в том, чтобы денежные власти заранее объявляли о своих планах будущего увеличения денежной массы, тем самым ограничивая допустимую величину дефицита в последующие годы. Альтернативным способом эффективного ограничения роста М может быть переход от фиатных денег к товарным. Сарджент в одном из интервью дал следующий комментарий:

Вспомним, что при золотом стандарте отношение долга к ВВП или бюджетного дефицита к ВВП законодательно не ограничивалось. Эту задачу решали кредитные рынки и ограниченность практических возможностей, имеющихся у правительства. Если страна хотела придерживаться золотого стандарта, то должна была сохранять сбалансированность бюджета в терминах текущей ценности. Если ваш бюджет не сбалансирован в терминах текущей ценности, то рано или поздно – причем скорее рано – вы столкнетесь с бегством от вашей валюты. Таким образом, в XIX веке и в начале XX века до Первой мировой войны причиной, по которой все важнейшие страны Запада поддерживали более или менее сбалансированный бюджет, было их решение придерживаться золотого стандарта[1007]1007
  Interview with Thomas Sargent. P. 36.


[Закрыть].

В данном случае Сарджент, по-видимому, подразумевает, что валюту, размениваемую на золото, эмитирует центральный банк соответствующей страны, и он же подвергается спекулятивной атаке. На деле в период классического золотого стандарта до Первой мировой войны многие страны, например США, Канада и Австралия, не имели центрального банка, и там существовала децентрализованная система частной эмиссии банкнот. Более общее описание дисциплинирующего механизма должно выглядеть так: если бюджет страны не сбалансирован в терминах текущей ценности (то есть расходы не уравновешиваются текущими налогами или заслуживающими доверия обязательствами по взиманию будущих налогов), то международный рынок облигаций установит для ее бумаг высокую надбавку за риск дефолта, которую необходимо будет оплачивать золотом, что в конечном итоге сделает невозможным дальнейшее долговое финансирование.

Почему же аналогичный дисциплинирующий механизм не ограничил Грецию, которая не имела возможности печатать евро для погашения своих облигаций, подобно тому как страна, придерживающаяся золотого стандарта, не могла «печатать» золото? Почему участники международного рынка облигаций не ввели раньше более высокую надбавку за риск для греческих бумаг? Очевидно, покупатели суверенных долговых обязательств Греции делали ставку на готовность Европейского центрального банка напечатать достаточно евро, чтобы выручить греческое правительство (или на то, что на помощь ему придет Европейский союз). Какое-то время казалось, что расчет держателей облигаций оправдывается. Напротив, при золотом стандарте не существовало возможности выручать чересчур обремененные долгами страны, и поэтому он более действенным образом ограничивал моральный риск, связанный с чрезмерными заимствованиями.

Некоторые критики сочли, что сценарий Сарджента и Уоллеса притянут за уши. Так, в 1984 году Майкл Дарби утверждал, что их модель «в качестве ориентира для понимания денежной политики в США страдает серьезными изъянами». В рамках их модели страна оказывается в «неприятной» зоне, когда реальная доходность по государственным облигациям превышает темпы роста экономики. Как указал Дарби, реальная доходность по казначейским облигациям и векселям США в 1926–1981 годах в среднем составляла около 1 % в год, а темпы экономического роста в стране – около 3 % в год. Дефицит финансировался новыми заимствованиями без существенного повышения реальной доходности и без того, чтобы поступления от облигационного финансирования подходили близко к «потолку». Таким образом, фискальная политика никогда не связывала руки денежным властям, и они могли выбирать темпы эмиссии денег независимо от величины дефицита[1008]1008
  Darby M. Some Pleasant Monetarist Arithmetic // Federal Reserve Bank of Minneapolis Quarterly Review. 1984. Spring. Vol. 8. P. 15–20.


[Закрыть]. Можно сказать, что США оставались в зоне комфорта.

В своем ответе Дарби Миллер и Сарджент подчеркнули, что реальная доходность по государственным облигациям не является раз и навсегда заданной величиной, а повышается вместе с реальной величиной долга или с отношением долга к ВВП. Из приведенных Дарби данных за прошлые годы не следует, что реальная доходность по государственным облигациям США не может когда-нибудь превысить темпы экономического роста, если отношение долга к ВВП достаточно сильно вырастет (собственно, и сам Дарби не отрицал такой теоретической возможности, но считал, что для текущего момента она неактуальна). Кроме того, они отметили еще два долгосрочных эффекта, способствующих приближению «неприятностей» по мере увеличения отношения долга и ВВП: (1) сокращение частного капитала и реальных доходов по мере того, как государственные заимствования вытесняют инвестиции; рост ВВП замедляется и дефицит по отношению к ВВП растет; (2) по мере роста доходности по облигациям реальный спрос на денежные остатки снижается, и тем самым сокращается и налоговая база для сеньоража в реальном выражении. Словно предвидя, что произойдет в Греции и Ирландии четверть века спустя, они предупреждали, что резкое увеличение размера бюджетного дефицита может вытолкнуть «приятную» экономику в «неприятную» зону, где реальная доходность по государственным облигациям превышает темпы экономического роста в стране, а отношение долга к ВВП начинает неограниченно расти[1009]1009
  Miller P.J., Sargent T.J. Reply to Darby // Ibid. P. 21–26.


[Закрыть].

Позднее Сарджент с помощью своей «неприятной арифметики» даст объяснение причин кризиса государственных финансов в Греции и Ирландии. Несмотря на правила Европейского центрального банка, запрещающие странам ЕС иметь крупный дефицит бюджета или наращивать отношение долга к ВВП до больших значений,

ряд стран на экономической периферии Европейского союза – в частности, Греция – нарушали эти правила настолько откровенно и убедительно, что им стала угрожать неприятная арифметика. Красноречивым свидетельством этого стал неуклонный рост отношения долга к ВВП в этих странах. Конечно, модель неприятной арифметики позволяет им некоторое время его наращивать, но если это продолжается слишком долго, то в конце концов вы столкнетесь с суверенным долговым кризисом[1010]1010
  Interview with Thomas Sargent. P. 36.


[Закрыть].

Время покажет, возникнет ли долговой кризис в США, Великобритании и других странах, и если да, то как скоро. Но каждый, кто наблюдает за событиями в Греции и Ирландии и видит, что в его собственной стране государственный долг растет, имеет веские основания рассматривать неприятный сценарий кризиса суверенного долга как все более вероятный.