Текст книги "18 лекций о Дуньхуане"

Проникновение чань-буддизма в Тибет и китайско-тибетские культурные связи

Обнаружение дуньхуанских рукописей помогло не только дополнить историю Тибета, но также исправить некоторые существовавшие недочеты. Ярким примером тому является история распространения чань-буддизма в Тибете.

Согласно составленной в XIV веке Будоном Ринчендубом «Историей буддизма», записям Ба Салнана в монастыре Самье из «Заветов Ба» и другим буддийским историографическим письменным источникам на тибетском языке, во времена правления Тисонга Децэна проходил бесконечный спор между индийскими монахами под предводительством Камалашилы и китайскими монахами во главе с Хэшаном Махаяной. Одна сторона отстаивала концепцию постепенного постижения [истины], а вторая – концепцию внезапного просветления. В какой-то момент религиозные диспуты даже привели к кровопролитию. В конце концов тибетский правитель призвал обе стороны к открытой дискуссии, в результате которой Хэшан Махаяна потерпел поражение и был вынужден вернуться в Китай. В то же время в тексте копии обнаруженного в Дуньхуане «Свидетельства Великой колесницы внезапного просветления» (P.4646, рис. 2), составленной литератором из Хэси Ваном Си по велению Хэшана Махаяны, описано совсем другое завершение дискуссии между Камалашилой и Хэшаном Махаяной: «…У брахманов закончились аргументы и с точки зрения слов, и с точки зрения смысла», – и тибетский правитель объявил о победе представляющего школу чань-буддизма Хэшана Махаяны: «Разъясненное Хэшаном Махаяной учение Чань постигает текст священного писания и не имеет ошибок, впредь мирянам и монахам законом позволяется его постижение и практика». В 1952 году Поль Демьевиль опубликовал работу «Собор в Лхасе» [2], в которой подробно рассматривает «Свидетельство Великой колесницы внезапного просветления» и другие имеющие отношение к этому вопросу дуньхуанские рукописи, а в результате переписывает историю распространения китайского чань-буддизма в Тибете. Вслед за Демьевилем исследования дуньхуанских рукописей, посвященных распространению школы Чан в Тибете, провели и другие западные и японские ученые, в результате их работы была обнаружена серия посвященных чань-буддизму рукописей на тибетском языке, в том числе переведенных с китайских оригиналов. Это, например, «Записки наставника Лэнцзя», «Записи о минувших эпохах буддийского учения», «Рассуждения о двух вхождениях и четырех практиках», «Наставник Волунь рассматривает духовные наставления», «Свидетельство внезапного просветления Великой колесницы» и другие. В ходе этих исследований были прояснены такие вопросы, как роль монаха Цзиня (Усян) из школы Цзинчжун в Чэнду в распространении чань-буддизма в Тибете, составление монахом Танькуаном текста «Двадцать два вопроса Махаяны», возвращение Хэшана Махаяны в Дуньхуан после тибетских проповедей [43].

Рис. 2. P.4646, «Свидетельства Великой колесницы внезапного просветления» [ «Дуньу Дашэн чжэнли цзюе»] Вана Си (Le concile de Lhasa, pl.I)

Дуньхуанские рукописи свидетельствуют о том, что культурный обмен между Китаем и Тибетом не ограничивался только чань-буддизмом. Более поздние тибетские тексты написаны под сильным буддийским влиянием, в них подчеркивается индийское происхождение тибетской культуры, а следы китайского влияния, напротив, затираются, однако среди дуньхуанских рукописей найдены переводы на тибетский язык китайской классики (например, «Книга истории» [ «Шаншу»]), а также исторических сочинений (например, «“Весны и осени” со следующими за ними изречениями») и учебных текстов по философии (например, «Книга вопросов Сянтуо к Кун-цзы»), гадательные, медицинские и другие тексты практического применения. Более того, есть и такие тексты, где китайский транслитерирован тибетским алфавитом и где китайский текст и тибетский перевод идут параллельно, например, «Тысячесловие», «Выдержки из различных источников», «Алмазная сутра», «Сутра о явлении Земли Блаженства», «Сутра сердца», «Метод наставника Бодхидхарма из Южной Индии» («Нань Тяньчжуго Путидамо гуаньмэнь») и другие рукописи. Все это демонстрирует степень влияния династии Тан на тибетскую культуру.

Одновременно с этим религия и медицина Тибета также оказывают серьезное влияние на китайскую культуру, особенно во время тибетской оккупации района Хэси и южного маршрута Великого Шелкового пути. Выдающийся тибетский монах Фачэн работал в Ганьчжоу, Шачжоу и других местах, он перевел большое количество сутр и подготовил множество проповедей. В начале периода военного губернаторства Гуйицзюнь Фачэн все еще оставался в Дуньхуане и продолжал наставлять китайских учеников, а у его учения появлялись все новые последователи в Китае. Хотанский монах перевел на хотаносакский тибетский медицинский трактат «Избранные основы медицинской науки», копия этого перевода сохранилась в дуньхуанской пещере Цанцзиндун. Стоит отметить и другой значимый момент: даже после окончания тибетского владычества в Хэси и Центральной Азии представители различных народов в самых разных государствах продолжали общаться на тибетском, который стал в то время языком межнационального общения, что свидетельствует о большом влиянии Тибета.

Уйгуры в Ганьчжоу и Сичжоу

В 840 году Уйгурский каганат под натиском енисейских кыргызов двинулся на запад от своих исконных территорий на Монгольском плато: много людей погибло, но одна часть выживших все же вошла в коридор Хэси и расселилась в районе Ганьчжоу и на ближайших территориях, а другая добралась до Турфанской впадины с центром у предгорья Тяньшаня в восточной части провинции Шаньдун. В результате во второй половине IX века сформировались Ганьчжоуский и Сичжоуский уйгурские каганаты. В прошлом наше понимание двух этих уйгурских государств определялось главным образом записями двух вариантов «Истории Пяти династий» («Удайши») и историческими документами династии Сун, бо́льшая часть которых была посвящена выплате дани. Дуньхуан располагался между двумя этими уйгурскими государствами – в Ганьчжоу уйгуры разместились на территории, подконтрольной военному губернаторству Гуйицзюнь, выходцы же из Сичжоу в результате расширения перехватили у военного губернаторства контроль над округом Ичжоу. Поскольку Гуйицзюнь одновременно и воевал, и взаимодействовал с двумя этими государствами, среди дуньхуанских рукописей осталось немало документов, связанных с уйгурами.

Отношения уйгуров из Ганьчжоу и Сичжоу с военным губернаторством были важной частью истории двух этих уйгурских государств, полную картину их взаимодействия мы можем получить только благодаря дуньхуанским рукописям. Ранее я систематически собирал исследования, имеющие отношение к этому взаимодействию, и на основе работ своих предшественников написал целый ряд статей по этому вопросу: «Об истории образования уйгурского государства в Ганьчжоу» [24], «О подробностях военного похода Цао Ицзинь против уйгуров из Ганьчжоу» [22], «Уйгуры из Ганьчжоу и клан Цао военного губернаторства Гуйицзюнь» [27], «Связь клана Цао из военного губернаторства Гуйицзюнь с уйгурами из Сичжоу» [26], «Об ошибках в истории Цзиньшаньго» [ «Цзиньшаньго ши бяньчжэн»] [25] и «О культурных контактах между военным губернаторством Гуйицзюнь в Шачжоу и уйгурами из Сичжоу» [21], которые впоследствии вошли в «Изучение истории военного губернаторства Гуйицзюнь» [17]. Можно с уверенностью сказать, что дуньхуанские рукописи значительно углубили наше понимание истории контактов двух этих уйгурских государств.

Рис. 3. Текст уйгурской молитвы (Serinde, p. 78)

Помимо этого, среди дуньхуанских рукописей сохранились крайне ценные материалы о самих уйгурских государствах. Так, рукопись S.6551 представляет собой проповедь по «Сутре о явлении Земли Блаженства» (по другой версии по «Тексту о трех прибежищах и пяти обетах буддизма»), она содержит разъяснения китайского монаха из Сичжоу: мы можем опираться на названия официальных ведомств и информацию, которая встречается в тексте, чтобы дополнить наши знания о целом ряде аспектов жизни сичжоуских уйгуров – об официальной иерархии, системе должностных лиц при монастырях, о религии и зависимых племенах. Эта проповедь по сутре фактически представляет собой записи об уйгурах в эпоху Пяти династий [41].

В пещере Цанцзиндун сохранились материалы на уйгурском и тюрко-согдийском языках. В их числе и письма, написанные жителями Ганьчжоу и Сичжоу, и счета уйгурских торговцев в Шачжоу, и религиозные тексты – включая буддийские (рис. 3) и манихейские, что отражает распространение манихейства среди уйгуров. Чрезвычайную ценность имеет рукопись на тюрко-согдийском, в которой упоминается наличие несторианцев в Шачжоу [4].

Здесь нам также необходимо разъяснить «проблему уйгуров в Шачжоу». Мори– ясу Такао некогда предположил, что в начале XI века в Шачжоу существовала уйгурская община, и в рамках расширения влияния западных уйгуров (то есть уйгуров из Сичжоу) на восток она взяла под контроль военное губернаторство Гуйицзюнь. Некоторые дуньхуановеды пошли еще дальше и выдвинули предположение о существовании «уйгурского каганата в Шачжоу», а все документы на уйгурском из пещеры Цанцзиндун стали датировать периодом между 1036 и 1067 годами [48]. Однако и характер содержания, и орфография рукописей и артефактов из пещеры Цанцзиндун не позволяют датировать их позже 1036 года [5], а недавно и сам Мориясу Такао подверг резкой критике идею «уйгурского каганата в Шачжоу» [8].

Царство Хотан

Хотан располагался на южной окраине Таримской равнины и был могущественным царством в эпохи Хань и Тан. Как и Дуньхуан, Хотан какое-то время находился под контролем Тибета. У нас до сих пор нет сведений относительно того, когда Хотан освободился от власти тибетцев, но, должно быть, это произошло в середине IX века, примерно в то же время, что и восстания Чжана Ичао (848). Хотя расположенный на окраине Таримской равнины Хотан уже давно вышел из под контроля династии Тан, хотанские правители продолжали возводить свою родословную к китайскому императорскую дому и активно укрепляли связь с Центральным Китаем. Во время правления клана Чжао военное губернаторство Гуйицзюнь контролировало весь регион Хэси, но к X веку оно смогло сохранить контроль только над округами Гуачжоу и Шачжоу. В начале правления клана Цао в 914 году Гуйицзюнь поддерживал дружеские отношения и с уйгурами из Сичжоу на западе, и с Хотаном, «породнившимся» с военным губернаторством: хотанский правитель Ли Шэнтянь женился на дочери Цао Ицзинь, а Цао Яньлу – на третьей дочери правителя Хота– на, поэтому два государства поддерживали очень тесную связь. Более того, можно сказать, что в глазах хотанского народа расположенное в Хэси военное губернаторство представляло интересы Китая. В конце X века, когда исламское Караханидское государство начало священную войну против буддийского Хотана, последний во многом полагался на помощь своего восточного соседа.

Благодаря дуньхуанским рукописям мы можем проследить очень тесную связь между двумя государствами на протяжении всего X века, даже на фоне сложившейся исторической ситуации обмен послами происходил практически непрерывно. Династийные браки способствовали тому, что члены правящей династии Хотана часто посещали военное губернаторство и оставались там на достаточно продолжительное время. Так делал, например, сын Ли Шэнтяня, наследный принц Ли Цундэ. Нередко высокопоставленные гости давали деньги на прорубку новых гротов, строительство новых храмов, установку скульптур, способствуя распространению буддизма в этих местах. Вокруг Дуньхуана (в гротах Могао и Юйлиня) сохранилось немало хотанских материалов, в том числе «благовещие образы» и изображения дарителей, а некоторые до сих пор не установленные гроты были расписаны мастерами из Хотана.

Наряду с частым обменом посланниками и брачными союзами насыщенными были и культурные и экономические связи двух государств. Подтверждением этому может служить текст рукописи P.2826 (рис. 4), который среди прочих сведений содержит запись о том, как хотанский правитель отправил в подарок цзедуши военного губернаторства «белый нефрит», а в обмен попросил прислать в Хотан шачжоуского плотника Ян Цзюньцзы. Регион Хотана славился своим нефритом, который всегда оставался главным экспортным товаром царства, и он нередко отправлялся в качестве подарка в Дуньхуан, откуда впоследствии попадал в Ганьчжоу, Лянчжоу, Линчжоу и даже в Китай. В обратном направлении, на нужды хотанского государства, шли шелк, священные писания, и отправлялись мастера.

Пещера Цанцзиндун содержит также материалы о двусторонних культурных контактах. В частности, сохранились почти не тронутые временем рукописи на хотаносакском, по большей части относящиеся к концу IX века, привезенные в Дуньхуан или переписанные уже здесь незадолго до закрытия грота. Можно предположить, например, что рукописи были переведены с китайского, это говорило бы о влиянии китайского буддизма.

Дуньхуанские рукописи помогли восстановить линию передачи власти внутри хотанского правящего дома на протяжении всего X века. Гипотезы на этот счет и соответствующие материалы собраны в работе Чжана Гуанда и Жуна Синьцзяна «Исследование истории Хотана» [40], а опубликованные недавно рукописи из российской коллекции дали новый материал по этому вопросу [42].

Рис. 4. P.2826, письмо правителя Хотана к цзедуши военного губернаторства Гуйицзюнь (Serinde, p. 61)

Часть светских документов из пещеры Цанцзиндун до сих пор не расшифрована. Вполне вероятно, что некоторые из них содержат сведения, которые могут дополнить наши представления о Хотане X века и пролить свет на многие китайские документы.

Согдийские поселения

Дуньхуанские рукописи содержат ценный материал и по вопросам культурных контактов Китая с соседями.

Согдийские территории располагались в западной части Центральной Азии, вдоль основного маршрута Великого Шелкового пути, и в Средние века согдийские торговцы контролировали больше половины товарооборота между Востоком и Западом. Во времена династий Суй и Тан они в большом количестве проникли в Китай и на соседние территории и выступили в качестве связующего звена между Китаем и Центральной Азией в передаче материальной и духовной культуры. Дуньхуанские материалы важны как источник сведений о согдийцах в Китае.

Опираясь на обнаруженные в Дуньхуане «Карты и схемы канцелярии правителя округа Шачжоу», Поль Пеллио выяснил, что к югу от Пучанхая (Лобнор) существовало согдийское поселение. Это поселение было основано в первой половине

VII века, когда согдийцы под предводительством Кан Яньдяня пришли к Пучанхаю, возвели крепостные стены и начали оседлую жизнь. Пеллио также полагал, что согдийцы способствовали распространению буддизма и проникновению на эти территории несторианства [7]. Опираясь на данные различных дуньхуанских рукописей, Икэда Он установил, что согдианское поселение располагалось в Аньчэне, также ему удалось восстановить его внутреннюю структуру. Аньчэн находился в пятистах метрах к востоку от городской стены Дуньхуана, в волости Цунхуасян, уезда Дуньхуан округа Шачжоу. В 750 году в волости находилось три деревни общей численностью в 300 дворов и 1400 человек, большинство жителей происходило из центральноазиатских царств и носило фамилии Кан, Ань, Ши, Цао, Ло, Хэ, Ми, Хэ и Ши, а само поселение в целом сформировалось в начале VII века. В Аньчэне был зороастрийский храм, где согдийцы и китайцы приносили жертвы, хотя среди самих согдийцев пользовался популярностью и буддизм. На начало VIII века жители поселения в основном занимались торговлей, а контроль над ними со стороны танской администрации был не столь суровым, как над китайцами.

Рис. 5. «Сутра о причинах и следствиях добра и зла» [ «Шаньэ иньго цзин»] на согдийском (Serinde, 73)

В поселении было значительное расслоение на бедных и богатых, довольно часто заключались браки с китайцами, вследствие чего жители начали активно заниматься сельским хозяйством и за несколько поколений ассимилировались. В середине VIII века обострилась борьба между Тан и арабами за центральноазиатские территории, усугубленная восстанием Ань Лушаня и тибетским вторжением; поселение быстро пришло в упадок, а отдельные его жители оказались в зависимости от буддийского монастыря. Окончательно поселение исчезло уже к концу VIII века, на его территории сохранился только зороастрийский храм [28]. Тем не менее согдийские торговцы оставались активными и с началом тибетского управления Дуньхуаном (786), и на протяжении всего периода военного губернаторства Гуйицзюнь (848–1036). Чжэн Бинлинь опубликовал целую серию статей: «Дуньхуанские согдийцы в период тибетского управления», «Дуньхуанские согдийцы во времена династии Тан, в эпоху Пяти династий и военного губернаторства Гуйицзюнь», «Дуньхуанские согдийцы во времена династии Тан и эпоху Пяти династий и буддизм» [45] и «Исследование “Оставленных Кан Сюхуа писаний” и “Истории о продаже монахом Сюанем белил в порошке”» [44]. Автор тщательно изучает Дуньхуан этого периода, но действительно ли используемые им источники ссылаются на согдийцев? Вопрос остается открытым. В связи с длительным присутствием согдийцев в Дуньхуане и существенным влиянием согдийской культуры на этот регион я предположил, что семья Цао, долго управлявшая Дуньхуаном в период военного губернаторства Гуйицзюнь, также может иметь согдийские корни [23].

В пещере Цанцзиндун были обнаружены тексты на согдийском языке. Главным образом это буддийские писания, как канонические тексты, так и апокрифы, переведенные с китайского языка (рис. 5). Это означает, что согдийцы, будучи изначально зороастрийцами, с приходом в Дуньхуан оказались под сильным влиянием буддийской культуры и постепенно перешли в буддизм.

Три чужеземные религии

В суйско-танский период, несмотря на то что конфуцианство, буддизм и даосизм продолжали доминировать, государственная политика открытости и общий интерес населения к новым веяниям привели к тому, что зародившиеся и набравшие популярность на западе Азии «три чужеземные религии» (зороастризм, манихейство и несторианство) получили распространение и были официально представлены и в Китае. В дальнейшем они оказали влияние на всю китайскую культуру.

Среди дуньхуанских рукописей не сохранилось зороастрийских текстов, однако есть несколько очень важных записей, связанных с зороастризмом. В своей классической статье «Изучение проникновения зороастризма в Китай» [46], опираясь на упоминания в официальных исторических хрониках, Чэнь Юань утверждает, что о зороастризме было известно в Китае со времен Северной Вэй и Южной Лян. Сегодня, основываясь на согдийских письмах, обнаруженных у подножья сигнальных башен Великой Китайской стены недалеко от Дуньхуана, мы можем говорить, что зороастризм был принесен согдийцами в Китай еще в начале IV века [19], а, согласно дуньхуанским рукописям, во времена династии Тан к востоку от Шачжоу располагался зороастрийский храм. Древний песенный сборник «Двадцать дуньхуанских напевов» также содержал «Песню об Ормазде[90]90
  Ормазда – Ахурамазда, зороастрийское божество. – Примеч. пер.


[Закрыть] из Аньчэна». Кроме того, записи о расходах официальных ведомств Дуньхуана в период военного губернаторства Гуйицзюнь часто содержат упоминания о подношениях зороастрийским богам, что, с одной стороны, говорит о популярности этой религии в Дуньхуане, с другой – свидетельствует о ее влиянии на китайскую культуру [12], поскольку записи о пожертвованиях зороастрийским богам стали частью традиционного китайского обряда жертвоприношения. В пещере Цанцзиндун также было обнаружено зороастрийское изображение (рис. 6), которое датируется, скорее всего, X веком. Оно и подтверждает бытование зороастризма на данной территории в указанный период, и представляет собой весьма ценный искусствоведческий материал для построения типологии зороастрийских изображений [39].

Рис. 6. Зороастрийское изображение из пещеры Цанцзиндун (Serinde, 294)

Среди дуньхуанских рукописей было обнаружено три перевода на китайский язык манихейских текстов: «Трактат Пеллио», «Краткое изложение учения Мани, будды Света» и «Гимны» – они не могут быть проигнорированы ни одним исследователем манихейства. «Трактат Пеллио», вероятно, является переводом одного из семи священных текстов, которые приписываются самому Мани. Как ключевой текст для понимания манихейства, он был переведен на французский и опубликован в 1914 году Эдуардом Шаванном и Полем Пеллио в статье «Обнаруженное в Китае манихейское писание» [1]. «Краткое изложение учения Мани, будды Света» представляет собой датированную 731 годом копию текстов, переведенных и подаренных танскому императору Сюань-цзуну манихейским праведником Фудуоданем (рис. 7). Труд содержит краткую информацию о вероучении и литургической основе манихейства и является одним из основных источников наших знаний об этой религии. «Гимны» – рифмованные стихотворные произведения, и хотя текст содержит много буддийской лексики, он, по сути, представляет собой довольно точный перевод манихейских гимнов со среднеиранского языка. В настоящее время лучшие переводы трех этих текстов собраны в книге Линь Ушу «Манихейство и его распространение на Восток» [32], однако ее следует использовать вместе с исследованиями западных ученых о манихейских рукописях из Турфана на иранских языках, которые снабжены исчерпывающими комментариями, в том числе и об используемой в китайских переводах терминологии.

По несторианству наиболее важным источником, без сомнения, является стела в Сиане, однако дуньхуанские рукописи о несторианстве также заслуживают внимания. Из коллекции Пеллио наибольшее значение для исследований несторианского учения и литургии имеют рукописи «Гимн Святой Троице светлого учения Римской империи» [35]. Кроме того, есть несколько рукописей из японской коллекции, которые якобы были обнаружены в Дуньхуане, в том числе «Единобожие», «Канон Иисуса Мессии», «Канон сокровенно-таинственного покоя и радости» и «Канон об основах изначального», а также две приобретенные Кодзимой Ясуси из коллекции Ли Шэндуо рукописи «Гимн о проникновении в истинное и возвращении к закону Великого Мудреца светлого учения Римской империи» и «Канон об основах достижения изначального светлого учения Римской империи». Большая часть этих разрозненных фрагментов была изучена и опубликована Ханэда Тору и Саэки Ёсиро [37], их работа является отправной точкой любого исследования, посвященного изучению несторианства во времена династии Тан. Тем не менее в статье «Оценка подлинности двух несторианских дуньхуанских рукописей из коллекции семьи Ли» Линь Ушу и я рассмотрели приобретенные Кодзимой Ясуси рукописи с точки зрения дуньхуановедения и с точки зрения несторианства. Мы пришли к выводу, что обе эти рукописи являются современными подделками книжных торговцев, а не подлинными несторианскими текстами периода династии Тан [31]. Открытие опровергает выводы проведенных ранее исследований несторианского учения эпохи Тан, в которых использовались эти рукописи, а также представляет новую методологию по оценке подлинности несторианских текстов танского периода в дальнейшем. Что касается других рукописей из японских коллекций, то «Канон об основах изначального» и «Канон сокровенно-таинственного покоя и радости» действительно происходят из коллекции Ли Шэндуо и являются подлинными, а «Единобожие» и «Канон Иисуса Мессии» вызывают некоторые сомнения и требуют дальнейшей всесторонней проверки.

Среди руин монастыря Путаогоу в Турфане немецкой экспедицией в начале ХХ века было обнаружено множество несторианских рукописей на иранском и орхонско-енисейском языках, а в пещере Цанцзиндун сохранились несторианские рукописи на согдийском языке. Судя по датировкам этих рукописей, последователи несторианства в Дуньхуане и Турфане должны были поддерживать контакты друг с другом. В статье «Согдийские и тюркские христиане в турфанских и дуньхуанских рукописях» Николас Симс-Уильямс исследовал турфанские и дуньхуанские рукописи и воссоздал хронологию распространения христианства из Согдианы на восток [10].

Стоит также отметить, что в последние годы в северной части пещер Могао наряду с китайскими документами времен Юань, буддийскими писаниями, выполненными тангутским письмом, и фрагментами уйгурских рукописей найдены два исписанных с двух сторон сирийским письмом листа с псалмами, которые уже расшифровал профессор Пекинского университета Дуань Цин [33]. Это открытие значительно расширило наши представления о распространении несторианства при династии Юань и подняло целый ряд вопросов, которые еще предстоит решить.

Рис. 7. P.3884, «Краткое изложение учения Мани, будды Света» [ «Мони гуан фоцзяо фа иэ»](Serinde, p. 81)

Рис. 8. P.3847, «Гимн Святой Троице светлого учения Римской империи» [ «Да Цинь цзинцзяо саньвэй мэнду цзань»] (Serinde, p. 79)