Текст книги "Африканский тиран. Биография Носорога. Начало"

– Они идиоты?

– Нет, просто уверены в себе. И довольно опытны в подобных делах. Крышуют их на самом высоком уровне, как я понимаю.

– И явно не те, кто крышует тебя, – добавил отец. В его голосе чувствовалось раздражение, как бывало, когда Кифару в детстве оказывался пойман с поличным на проказах.

– Чак, почему ты сразу мне всего этого не рассказал?

– Он думал, что его дружки победят, – ответил за Чака отец. – А потом поделятся с ним нашим золотом.

– Говорю же: моя семья у них в заложниках…

– Мне очень жаль, – сказал Кифару и без замаха, одним плавным движением воткнул в сердце бывшего друга лезвие охотничьего ножа.

Чак осоловело посмотрел на него, открыл было рот и тяжело рухнул под ноги попытавшегося его поддержать Абиоя.

Если кому-то показалось, будто Кифару перегнул палку и поспешил загладить свою вину, то это кому-то только показалось. Незавидную судьбу Чака через минуту разделили оба подкупленных им охранника. Заплаканным родственникам было впоследствии сказано, что они погибли в честном бою с убитым ими же великаном. То, что все трое получили ножом прямёхонько в сердце, никого не должно было смущать. На войне не такое бывает.

Что до войны, то она ни в ту ночь, ни в последующие не состоялась.

Кифару доказал отцу преимущество своей «крыши».

Одного звонка хватило, чтобы через полчаса над островом в сторону Уганды прогудело три боевых вертолёта, после чего откуда-то издалека донеслось уханье нескольких взрывов, а чёрный горизонт озарился огненными всполохами.

На всякий случай дружина несла вооружённую вахту до самого утра, однако враги так и не объявились.

Потом прошли похороны, и постепенно всё снова успокоилось. Поскольку никакого эсминца в водах озера быть не могло, о его гибели так нигде и не написали. Кифару битый час рыскал по интернету, но тщетно. Из последних местных происшествий сообщалось разве что об аварии на ежегодных учениях вертолёта ВВС Республики Кения.

– Надеюсь, в следующий раз ты будешь со своими дружками более бдительным, – сказал отец, зайдя проведать сына к нему домой, что делал крайне редко.

– Всех моих друзей ты теперь и сам знаешь. – Кифару чувствовал себя неловко, поскольку в это время в подвале пряталась голая Мазози. – Чак был единственным не из наших.

– Хорошо. Но на будущее запомни, что если бы с ним так, как ты, расправился на моих глазах кто-нибудь другой, я бы его тоже прикончил.

– Почему?

– Потому что я бы решил, что этот человек с твоим Чаком заодно и просто не хочет, чтобы тот сболтнул лишнего.

Отец вышел, хлопнув дверью.

Олимпийское возрождение

Впоследствии Кифару не раз вспоминал тот день, когда он собственноручно лишил жизни троих относительно близких ему людей, беззащитных пленников, и задумывался, правильно ли он поступил, а главное – зачем. Хотел произвести впечатление на остальных? Отец понял это по-своему. Имаму, с которым он на эту тему не говорил, возможно, тоже или даже так же. Мог ли он поступить иначе? Наверное, да, хотя, скорее всего, нет. И не потому, что он чувствовал свою собственную вину в наивном попустительстве или недостаточной бдительности. Но не устраивать же было показное судилище с обсуждением произошедшего и вынесением приговора. На Кисиве судов не было. Подобные вопросы могли решаться на совете старейшин, однако с недавних пор они утеряли какую бы то ни было силу и практически перестали проводиться. В любом случае последнее слово осталось бы, скорее всего, за ним, и он таким образом это своё слово сказал – только быстрее и эффективнее. Или эффектнее, поскольку при этом присутствовали именно те, на кого он и хотел произвести должное впечатление. Реакция отца не была показательной. Кроме Кифару, никто её не видел. Зато остальные участники того короткого расследования навсегда запомнили, как впредь будут поступать с изменниками.

Опустевший дом Чака Кифару вернул Кису, причём вернул просто так, не забрав уплаченных денег. Тот правильно его понял и сделал вид, будто никакой сделки, не было вовсе.

О боевой операции по упредительному уничтожению противника, проведённую американскими, а вовсе не кенийскими вертолётами, тоже знали лишь избранные, те, кому это полагалось. Большинство островитян про неё даже не слышали и продолжали жить повседневными заботами. Что мистеру Стэнли, в конце концов, всё-таки приехавшему в гости, показалось странным.

– Тебе решать, ваше величество, но я бы на таком серьёзном событии обязательно сыграл в свою пользу. Представь, что бы было, если бы ты не позвонил, и эти головорезы причалили бы к вашему мирному острову…

– Нам было бы, чем им ответить, – угрожающе сжал в кулаке стеклянный стакан Кифару.

– Не сомневаюсь. Бой получился бы на загляденье. С обеих сторон полегло бы немало славных героев. Наверняка бы и мирным жителям досталось. Могла бы погибнуть Марина, твои друзья, родственники. Нет, не ухмыляйся, пожалуйста. Потому что ты знаешь, что могли бы. Перестрелка – дело непредсказуемое. А вот ракеты «воздух-земля» вполне предсказуемы. Маленький Пёрл-Харбор, только настоящий, а не придуманный правительством Рузвельта в декабре 1941 – и все вопросы решены. Если кто из тамошних ребят чудом уцелел, больше они сюда точно не сунутся, поскольку одно название вашего острова теперь вызывает у них сердечный приступ.

Кифару поставил стакан на стол, разжал кулак и покосился на мистера Стэнли, ожидая продолжения.

– Ты же понимаешь, ваше величество, что с некоторых пор здесь скопились интересы слишком важных людей, чтобы пускать вопросы безопасности их сбережений на самотёк. Как мне докладывали, те отморозки, что заинтересовались вашим золотишком и поставили на счётчик твоего приятеля, были из редкой когорты бандюганов, трудившихся не под присмотром местных властей. Мы называем таких «разболтавшейся пушкой», от которой неизвестно, чего ждать в следующую минуту. Редкое сегодня явление, но, увы, за всеми не уследишь. Мерзавцев порвало в клочки, виновные наказаны, справедливость и доброе имя Кисивы восстановлены, все довольны. Кроме правительства Уганды, в котором после произошедшего образовалось немало свободных должностей. Надеюсь, их займут правильные и понимающие люди.

– Неужели всё так просто? – вырвалось у Кифару, который не мог привыкнуть к подобной картине мира ещё с того футбольного матча на «Уэмбли».

– Это как погода, – кивнул мистер Стэнли. – Чем выше взлетаешь, тем она меньше сказывается. Последние тучи, которые уже не приносят с собой грозы и дожди, висят всего в десяти километрах от земли. Надул шар, поднялся над ними – и у тебя вечное солнце. Ну, или луна, если ночью. А если дотянул до двадцати, то там и ветра нет. Благодать!

Кифару посмотрел на небо. Он никогда не думал о нём в подобных выражениях. Вероятно, потому что всегда смотрел снизу.

Вместе с мистером Стэнли приехала домой на побывку и ещё более похорошевшая Зола, очевидно, чтобы продемонстрировать скрывающим за улыбками зависть подругам заметно округлившийся живот. При её худобе живот смотрелся выдающимся во всех отношениях. «Молодые» ради приличия даже переночевали один раз в родительском доме с овцами, но потом под предлогом закатить большую вечеринку для гостей, переехали на стадион, где удобства даже Золе приятно напоминали комфортную жизнь в Европе.

Гульбище получилось на славу, с пирушкой, музыкой, песнями и подарками. Подарки были заморскими, недорогими, но яркими, и вручались щедрыми руками Золы. Дети получали игрушки, женщины – бижутерию и шмотки, мужчины – всего понемножку. Над всем комплексом витало ощущение праздника, будто снова проводится футбольный турнир. Футбол тоже был, правда, не профессиональный, а для всех желающих погонять мяч.

Среди подарков были и духи, которыми на острове за ненадобностью никто не пользовался, однако хозяйка торжества уж больно соблазнительно ими благоухала, чтобы остальные ни навострили носы и ни поинтересовались, откуда такое чудо. Скоро выяснилось, что чудо принадлежит самой Золе, которой щедрый муж на свадьбу подарил целую фабрику где-то во Франции. Духи в красивых бутылочках поэтому так и назывались – «Кисива». Что никого не удивило, а некоторые дамы даже захотели их приобрести – себе и на продажу.

Лучшими подругами Золы на сей раз оказались Таонга и Мазози, которые не отходили от неё ни на шаг и всё расспрашивали о жизни там, в Англии, пытаясь не лишний раз перепроверить рассказы Кифару и получить представление чуть ли не из первых рук. Зола пока ничего не могла им поведать на предмет тамошних школ и всего того, что ей самой только предстояло, причём не завтра, зато она гораздо лучше Кифару могла изложить им своё представление об английском быте, получив за несколько месяцев «богатый опыт не туриста», как выразилась потом Таонга.

– Она там тоже пока турист, – заметил в ответ Кифару. – Причём весьма богатый. Катается в масле на всём готовеньком. Кстати, с моей подачи, если ты вдруг не в курсе.

Про его участие в судьбе Золы подруги, разумеется, прекрасно знали, причём с её же слов, поскольку стали свидетельницами того, какой нежный приём та ему оказала. Приём мог бы получиться, наверное, ещё нежнее, если бы рядом не фланировал сияющий муж.

Совершенно без задних мыслей Кифару поинтересовался у него, как поживает вторая, неизбежная жена.

– Как-то поживает, – ответил мистер Стэнли, слегка морщась. – Виделся с ней несколько раз для позирования перед фотографами. Ну, в смысле, перед папарацци, которые как будто совершенно внезапно снимают тебя, ничего не подозревающего, из-за угла для десятков журналов, принадлежащих твоим близким и дальним родственникам. Прекрасная придумка нашей неподкупной прессы показать массам жизнь избранных, что называется, без прикрас, как есть, то есть, какой она должна быть им показана.

– Похвастаетесь? – не унимался Кифару с улыбкой.

Тем самым он давал понять, что является с некоторых пор чуть ли не членом семьи. Мистер Стэнли ничем не выдал понимания намёка и вместо этого равнодушно облизнул большим пальцем экран новенького телефона и продемонстрировал несколько снимков, на которых он был запечатлён вместе с совершенно не ужасной, как предполагал Кифару, а вполне даже симпатичной и молоденькой дамой слегка арабского вида, если верить линиям носа и разрезу глаз, хотя и блондинкой.

– Крашеная, – пояснил мистер Стэнли, выключая телефон.

– Очень даже ничего, – понимающе закивал Кифару. – Почему вы её с собой не привезли?

– Именно потому, что у тебя, ваше величество, такой красноречивый взгляд.

– Я думал, она вам безразлична.

– В некотором отношении, но не во всех. Кстати, как обстоят твои семейные дела? Не надумал продолжить род и всё такое?

– Пока только тренируюсь.

Кифару подошёл к парапету балкона, на котором происходил их разговор, и стал смотреть на залитую огнями арену стадиона, где сейчас множество чёрных фигур кружилось в танце.

– А что с твоей мечтой?

– Вы про какую именно?

– Ну, как же, у тебя, помнится, она была одна, самая важная. – Мистер Стэнли стоял рядом и теперь тоже заговорчески улыбался. – Или ты уже забыл про стриптиз-клуб?

– Меня не поймут, – ответил Кифару после короткой паузы.

– Кто?

– Никто. У нас тут всё-таки другие представления о морали, чем у вас там. И я их не переиначу.

– У нас вообще-то представления тоже разные. Причём, где они особенно строгие, там обычно процветает самый разнузданный порок. За фасадом, конечно, но это только добавляет остроты, ты не находишь?

Кифару задумался. Мистер Стэнли откашлялся и продолжал:

– Ты когда-нибудь слышал про Хасана ас-Саббаха по прозвищу Горный Старец? Вижу, что нет. Зато ты наверняка слышал про его последователей, которых у нас в английском принято называть «жопа-жопа-в», то есть ass-ass-in или assassin – наёмный убийца. По легенде это был целый орден шиитов-смертников, прославившихся железной дисциплиной и полным пренебрежением к жизни, что, на мой взгляд, логически взаимно исключается. Как бы то ни было, прославились они в ещё большей степени тем, что курили гашиш, откуда, говорят, и пошло само название, а вовсе не от старика Хасана. Который, зато, придумал весьма действенный трюк, о чём я и вспомнил, глядя на тебя. Мусульмане ведь всегда претворялись, будто весьма сдержаны во всём, особенно с женщинами, и только и делают, что молятся или о молитве думают, а с любыми искушениями отчаянно борются. Представь, что было бы у вас на острове, если бы мужчин здесь оказалось раз в пять больше, чем женщин? Никакого выбора. Четверо из пяти вообще окажутся без жены. Как сегодня в каком-нибудь Египте. Хотя на самом деле даже не четверо, а больше, поскольку если ты богат и хочешь своё богатство продемонстрировать, то возьмёшь в жёны не одну, а нескольких жён. И за каждую заплатишь родителям немалое приданое. А сколько бедняков, которые не могут даже на одну наскрести! Поэтому Горный Старец придумал плодить верных ему людей хитрым способом. Кандидата в ассасины накачивали гашишем, он засыпал, а просыпался окружённый множеством доступных дам свободного поведения и в минимальных нарядах. Они сообщали ему, что он вознёсся на небеса, в чём он нисколько не сомневался, потому что свои слова дамы сопровождали таким обхождением с новобранцем, о котором тот и помыслить в обычной земной жизни не мог. Какое-то время его всячески развлекали и ублажали, а подспудно намекали, что когда он погибнет – но только обязательно исполняя при этом волю Горного Старца – то непременно вернётся к ним и продолжит отдых, на сей раз вечно. После чего снова давали покурить, и когда парень просыпался «на земле», ему уже всё окружающее представлялось в совершенно ином свете. Идеальная пропаганда! Умереть за Старца становилось чуть ли не навязчивой мечтой любого, кто «возносился на небо» и переживал там настоящий эротический шок. Хотя, как мы понимаем, соблазнительные девы жили буквально за стенкой, и сам Старец мог пользоваться ими хоть каждый день, сохраняя личину отшельника и спартанца для своего окружения.

– А мне вы всё это рассказываете потому, что…

– Да просто так. Мало ли, вдруг пригодится как идея? Дарю.

Неожиданный рассказ мистера Стэнли заставил Кифару крепко задуматься. Нет, он вовсе не собирался обманывать соплеменников и превращать их в своих покорных слуг или рабов. Мазози не в счёт. Он чувствовал, что его здесь уважают прежде всего за силу, в смысле, за силу духа, а если всем станут известны его детские мечты, о которых, похоже, успел забыть даже Абрафо, многие сочтут это если не грехом, то наверняка непростительной слабостью. Кто угодно, только не он. Да и старейшины, сегодня оказавшиеся в его крепкой руке, завтра изловчатся и пустят какой-нибудь подлый слушок, от которого уже будет так просто не отмыться.

Возможно, ему всё это только мерещилось, однако он привык слушаться внутреннего голоса, а внутренний голос сейчас говорил «Мечта мечтой, но делать её всеобщим достоянием не стоит».

Что касается морали, то к тому же голому телу на Кисиве по понятным причинам относились вполне терпимо, хотя никто его никогда специально напоказ не выставлял. Такие вещи, как проституция, существовали, однако опять же негромко, закамуфлировано под что-нибудь более приличное. Местные девушки были разные: одни, как полагается, замкнутые, другие – раскрепощённые, чем вызывали столь же разное отношение к себе со стороны мужчин, но при этом ни те, ни другие не поняли бы такое публичное развлечение, как танцы раздетых красавиц за деньги с возможной перспективой продолжения в более интимной обстановке. К тому же, стриптиз-клубы, как уже точно знал Кифару, предполагали главную статью дохода в виде спиртного, а этого здесь точно не примут, да и сам он никогда всякую фруктовую гниль прививать соплеменникам не станет. Уважение к предкам требовало здорового потомства, а откуда взяться здоровью на спирте и продуктах его переработки?

Однако, как частенько бывает, ни к чему не обязывающий разговор привёл в движение дремавшие до сих пор мысли, а мысли, как известно, обладают силой притяжения, вот и Кифару чуть ли не на следующий день случайно оказался перед телевизором, по которому в этот момент транслировали неизвестно откуда международный турнир гимнастов. Точнее, гимнасток. Кифару и раньше подобное видел, однако никогда специально не интересовался, а тут что-то у него в голове щёлкнуло, и он спросил Момо, благо телевизор стоял в её гостиничной комнате, куда они уединились от остальных, чтобы возложить свежие дары на алтарь юной любви:

– Это что такое?

– Олимпиада. Ты не следишь?

Момо лежала рядом, поигрывая его ненадолго расслабившимся достоинством, которое занимало её гораздо больше, чем картинка на экране.

– Олимпиада? – переспросил Кифару.

Про олимпиады он что-то слышал, но не более того.

Гимнастки завораживали. Они бегали и прыгали по квадратному помосту под красивую музыку, кувыркались, играли лентами и казались резиновыми.

С интересом досмотрев программу, Кифару забрался в интернет и почитал, что там про эти олимпиады пишут.

Его внимание привлёк тот факт, что в легендарные античные времена женщин на игры не пускали чуть ли не под страхом смерти. Почему? Оказывается, атлеты выступали нагишом. Никто не пояснял, зачем. Видимо, нужно было понимать так, что отсутствие одежды уравнивало их шансы на победу, хотя Кифару взяло сомнение, и он поинтересовался мнением на эту тему Момо как спортсменки и женщины, но та только плечами пожала.

Между тем одно наслоилось на другое, и в какой-то момент Кифару внезапно понял, что нужно делать, чтобы совместить приятное с полезным. Он возродит олимпийские игры! Только не такие пышные и построенные на принципе «обмани допинг-тест», а гораздо более скромные, почти частные, можно сказать «элитарные», с заманчивыми призовыми для участников и одним главным отличием от любых современных спортивных соревнований.

– Голые гимнастки? – изумилась Момо, когда Кифару поделился с ней своей идеей. – Тебя в тюрьму посадят.

– Почему?

– Да потому что сегодня там одни малолетки!

– Хочешь сказать, им меньше восемнадцати или сколько там у вас считается совершеннолетием?

– Не всем, конечно, но…

– Не вижу проблемы ввести возрастной ценз на участие, – нашёлся Кифару. – Дадим подзаработать перед пенсией. К тому же, на более развитые тела и смотреть приятнее.

Момо поморщилась, однако не нашла, что возразить.

В ту ночь Кифару промучился, размышляя над главным – где подобные олимпиады в почти оригинальном виде проводить? Ведь они должны быть международными, чтобы дать возможность показать себя представительницам самых разных стран. Но не перебираться же ему ради этого куда-то ещё, подальше отсюда, туда, где и нравы попроще, и самолёты летают чаще? Или всё-таки перебираться? Он ведь может позволить себе купить где-нибудь, скажем, стадион и оборудовать его под свои нужды. Мистер Стэнли подскажет, где именно это сделать лучше. Он и с раскруткой идеи по всему миру наверняка поможет. Сделал же он молниеносную рекламу всему их острову. Кстати, можно, вероятно, купить и остров, небольшой, отдалённый, укромный, посреди океана, и там спокойно построить с нуля всё необходимое. Денег должно хватить.

Последняя мысль привела его наутро не к мистеру Стэнли, а в офис Абрафо. Тот сидел за столом один и что-то подсчитывал.

– Есть идея, – сказал Кифару и в общих чертах изложил суть.

Абрафо ёрзал в кресле, а когда речь зашла о покупке острова, по-школьному поднял руку.

– Не гони, начальник. С какого перепугу тебе понадобился чужой остров? Тебе что, тут места мало? У меня вся система уже, как ты сам мог убедиться, отлажена.

– Видимо, ты не понял, про что я тебе говорил, – перестал прохаживаться по кабинету и с укором взглянул на друга Кифару. – Твой опыт для меня ценен, а вот структура не причём.

– Как не причём? Почему нельзя встроить сюда же гимнастический зал? Или пристроить снаружи, чтобы одно другому не мешало.

– Как ты себе представляешь соревнования голых спортсменок у нас, на Кисиве?

– А что такого? Можно вообще сделать так, что про них никто не узнает. На футбол мы народ приглашаем, а на твою олимпиаду не будем.

– Погоди ты. Мы же не тюрьму строить собрались. Участницы – тоже отчасти люди, им нужно где-то отдыхать, многим захочется посмотреть на остров, себя, в конце концов, показать. Их в четырёх стенах не удержишь.

– Ну и что? Они же по острову не обязаны голыми ходить. Напрыгались, набегались, оделись – и снова обычные девушки.

– Всё равно как-то неудобно… – заходил дальше Кифару, хотя реакция Абрафо его несколько ободрила.

Зато мистер Стэнли, который был вторым в очереди на обсуждение сумасшедшего проекта, сразу сомнения Кифару понял правильно.

– Для тебя это вопрос не моральный, а политический, – сочувственно вздохнул он вечером того же дня, почёсывая подгоревшие на солнце плечи.

– Моральный, – возразил Кифару.

– Нет, политический. Мораль твоих островитян заставит их думать, точнее, догадаться, что подобное развлечение – твоя слабость, и тогда старейшинам, власть которых ты сейчас успешно прибрал к рукам, будет легче с тобой расквитаться за унижения. Мораль, в конечном счете, служит политике.

Кифару пожал печами. Мистер Стэнли, как всегда, проявлял недюжинную проницательность. И позитивный подход.

– Задача решаема, – сказал он, поразмыслив в дыму от трубки. – Но потребует некоторое время и некоторых средств.

– Каким образом?

– Обычным: навязыванием общественного мнения. То есть превращением нашего мнения в мнение большинства. Собственно, тем, чем сегодня так успешно занимается всё мировое правительство моих дальновидных родственников. Поскольку процесс начался не вчера, мнение толпы с некоторых пор прекрасно заменяет очевидные факты, которых никто не видит, потому что не смотрит, а не смотрит – потому что лень разбираться самостоятельно в том, о чём всем и так известно. Ну называют твоего негритянского брата «чёрным» и называют. И никому не досуг присмотреться и понять, что вы никакие не чёрные, а коричневые.

– Вообще-то чёрные кое-где попадаются, – призадумался Кифару, припоминая разные типы, которые ему встречались на том же угандийском рынке.

– Нилоты, – кивнул мистер Стэнли. – Я бы их назвал «смуглыми неграми». Это всё равно, что понимать под негром европейца, который провёл лето на пляжах Болгарии. Это не чёрный цвет, а оттенок коричневого.

– Возможно, – неохотно согласился Кифару.

– Не важно. Коричневые негры – это лишь пример общественной слепоты, внушённой большинству. Причём вполне безобидный по сравнению с другими обманами здравого смысла. Если помнишь, мы с тобой уже как-то говорили на тему теории, заменившей практику даже в науке.

– Помню. А что вы предлагаете внушать большинству насчёт олимпиады?

– Это элементарно, ваше величество! Общественность должна понимать, что нагота в спорте – естественна. Как нудизм.

– Как что?

– Движение за естественность и близость к природе. Заинтересованные товарищи давно подсказывают толпе, что ходить без трусов – практично, полезно и весело. Повсюду можно найти дикие пляжи. Зрелище по большей части мало приглядное, поскольку раздеваются принародно не только симпатичные девушки и юноши, но и всякие старые уроды обоих полов, охочие до забытых ощущений. Но идея работает и вот уже сколько времени не умирает. Почему громко ни заявить, мол, ты с твоим опытом проведения футбольных турниров ратуешь за возвращение к античным истоком олимпиад в полном смысле? Это ведь вполне благородная идея. Люди обычно живут либо в прошлом, либо в будущем. Настоящее они воспринимают как бремя и стараются не замечать. Прошлое, тем более такое мирное и красивое, не может вызывать отторжения и осуждения.

– Но я вообще-то не собираюсь вещать эти олимпиады на весь мир, – спохватился Кифару.

– Это твоё личное дело. Таинственность мероприятия пойдёт ему только на пользу. Мнение по большей части формируется именно целенаправленными слухами. Мы ведь не про историческую правду говорим. Тех же античных олимпиад, скорее всего, никогда не было, как и самой античности. Но это малоизвестное обстоятельство не мешает людям в них верить и творить скульптуры, картины, фильмы и книжки, причём иногда даже неплохие. Тебе нужно в конечном итоге что? Приток красивых и жадных до призов участниц да благосклонность окружающей среды, будь то их родственники или твои островитяне.

Кифару молча согласился. Мистер Стэнли зрил в корень.

Оставалась одна мелкая деталь: общественное мнение, о котором он говорил, всегда обходило жителей Кисивы стороной. У них даже сейчас, с расширением сети электричества, не появилось поголовной тяги к телевизорам или интернету. Охочая до развлечений малышня и та предпочитала проводить дни на улице, играя в футбол, который интересовал её гораздо больше далёких мировых чемпионатов. Родители иногда телевизоры включали, если успели купить тогда, на первой волне интереса и желания потратить свалившиеся на головы деньги, однако мистер Стэнли был прав и тут: доступность притупляет интерес.

Открывать нудистские пляжи на Кисиве, чтобы приучить сограждан к наготе, Кифару точно не собирался. Это всё равно, что лежать в винной ванне и мечтать о бокале каберне, как метко высказалась Марина, поддержав его сомнения, когда впервые услышала про олимпиаду. Хотя сама идея возрождения олимпийских костюмов показалась ей забавной, правда, она сразу же пожелала видеть среди участников не только девушек, но и мужчин. Кифару её за это отшлёпал и заявил, что готовит развлечение для себя, а не для публики.

– Ну, хоть на своих гимнасток ты мне дашь полюбоваться? – взмолилась она, отсмеявшись.

– Вот видишь, тебе на самом деле всё равно, кто соревнуется, – заметил он. – Вы все, женщины, такие.

– Какие?

– Любите и мужчин, и друг друга.

– Ага, а заодно детей, кошек и себя.

Он шлёпнул её по раскрасневшейся попке последний раз и пошёл в душ, где его уже ждала намыленная Момо.