Текст книги "Африканский тиран. Биография Носорога. Начало"

В Лондон

Вертолёт сел неподалёку от столицы Кении, Найроби, на территории британской военной базы. Именно здесь Кифару получил свой британский паспорт, новенький, пахнущий типографской краской. Лишнего времени он на базе не потратил, личному составу представлен не был, а почти сразу же отбыл с неброским, но надежным эскортом джипов в объезд города, к одноимённому международному аэропорту.

Аэропорт, правда, носил официальное имя Джомо Кеникты, первого президента независимой Кении, которого вообще-то звали Нгенги ва Камау.

– Наш человек, – добавил дававший пояснения по этому вопросу мистер Стэнли. – Учился у нас и в Советском союзе. Прошёл неплохую школу разведки и прожил до символических восьмидесяти восьми лет.

Почему он назвал этот возраст символическим, Кифару уточнять не стал, зато поинтересовался, зачем они едут в обычный аэропорт. Неужели мистер Стэнли при всей своей значимости пользуется общественным транспортом?

– Конечно. Он самый надёжный и простой.

– Я думал, вы цените комфорт.

– С чего ты взял такую глупость, Ваше Величество? Если бы я ценил комфорт, разве стал бы я вообще покидать уютный дом или даже вставать с кровати? Я предпочитаю комфорт внутренний, а он не всегда связан с комфортом внешним. Это как со всякими монахами и отшельниками. Гораздо проще найти покой, забравшись высоко в горы, нежели оставшись в миру, среди шума и хаоса обычной жизни. Мы ведь не ищем лёгких путей, верно?

Кифару честно пожал плечами.

Аэропорт произвёл на него приятное впечатление.

Четыре терминала составляли эдакий бублик, вокруг которого по периметру парковалось несколько десятков самолётов. Прямое, как стрела, шоссе вело в центр «бублика», откуда было легко попасть в нужный сектор.

Мистер Стэнли, разумеется, слукавил.

Им даже не пришлось выходить из машины. Их номера узнали и благосклонно пропустили прямиком на лётное поле, где они подъехали к уже ожидавшему их трапу перед первым в жизни Кифару самолётом.

Самолёт показался ему каким-то маленьким, каковым он и был на самом деле, предназначенный вовсе не для рейсовых полётов. Пассажирский отсек был один, роскошный и на удивление просторный. За дальней перегородкой находилось спальное отделение не только с раздельными каютами, но также с ванной и душем. Присутствовала здесь и неплохо оборудованная кухня.

– В простонародье эти птички называются «дальнемагистральными», – пояснил мистер Стэнли, плюхаясь на мягкий диван и сразу же разуваясь. – Готовы перенести тебя на семь тысяч миль за каких-нибудь десять часов. Здравствуйте, девочки. – Это уже относилось к появившимся словно из неоткуда двум светленьким стюардессам в изящно подчеркивавшей их стройные фигурки форме. – Мне чайку, если можно. А тебе?

– Кофе, – не думая, ответил Кифару.

Кофе оказался здесь не таким крепким, как тот, к которому он привык, однако при сложившихся обстоятельствах годился любой. Кифару было главное показать, что он ко всему привычен, ничему не удивляется и ничего не боится. Хотя когда самолёт вырулил на взлётную полосу и начал с места в карьер набирать скорость, ему сделалось жутко и захотелось раздавить подлокотники кресла в труху, однако вместо этого он только расхохотался и закрыл уши ладонями.

– Сглотни, – послышался издалека голос мистера Стэнли.

– Чего?

– Если заложило уши, просто сглотни.

Он сглотнул, и слух, действительно, сразу же вернулся.

Земля за иллюминатором плавно упорхнула вниз, они пробили тонкий слой облаков и выровнялись.

– Можете отстегнуть ремень безопасности, – мягко напомнила ему улыбчивая стюардесса и, не дожидаясь, сама наклонилась и цепкими пальчиками вскрыла толстую пряжку. – Приятного полёта.

Ему показалось или она успела при этом потрогать его вздрогнувший от знакомого ощущения ууме?

Несколько часов они провалялись на диванах, болтая обо всё и не о чём, то и дело завтракая, обедая и ужиная одновременно, поскольку в меню были по большей части малокалорийные фрукты, затем мистер Стэнли громко объявил, что устал и отправился принимать душ. От внимания Кифару не ускользнуло, что следом за ним из салона скрылась одна из девушек.

Однако при этом девушек всё равно осталось две, поскольку со стороны кабины пилотов незадолго перед этим к ним зашла третья, от взгляда на которую у Кифару сладко защемило в груди. Она была похожа на вьетнамку его мечты: с удивительными чертами лица, раскосыми глазами под длиннющими ресницами и до блеска чёрными волосами. Волосы были стянуты в узел под алой пилоточкой, и он невольно представил себе, что произойдёт, если их разом распустить.

Заметив его взгляды, девушка спокойно встала со стульчика, на котором терпеливо ждала распоряжений, и подошла.

– Вам что-нибудь принести?

Говорила она по-английски с лёгким невесть каким акцентом, но очень приятным.

– Как вас зовут? – спросил Кифару, понимая, что смотрит на её грудь с бейджиком, на котором значилось «Jackie».

– Ханыль.

– Ханыль?

– По-корейски «небо».

– Я догадался. Как же иначе!

– Так вам что-нибудь принести?

– Ты не из Вьетнама?

Девушка прыснула, поспешно прикрыла рот ладошкой и помотала головой. Смотрела она при этом на него хитро и даже слегка дерзко.

– Джеки у нас из Кореи, – подсела к ним вторая стюардесса, оставшаяся без внимания. – Красавица, а ещё петь умеет.

– Кэтти, перестань!

– Отчего же! – подыграл собеседницам Кифару. – Спой что-нибудь. Мне уже надоели эти наушники. Хочется живого звука.

Ханыль посмотрела на него, на Кэтти, собралась с мыслями, поправила пилотку, прикрыла глаза и тихо запела неожиданно низким, грудным голосом.

Закончив, часто-часто заморгала и рассмеялась.

Кифару присоединился к аплодисментам Кэтти.

– Очень красиво! Это тоже было по-корейски?

– Да, одна наша старая-престарая песня, которую у нас разучивают в школах.

– Не пора ли вздремнуть? – выглянула из-за занавески взлохмаченная голова мистера Стэнли. – Девушки, позаботьтесь, чтобы вашему новому пассажиру ничего не жало.

Что он имел в виду, Кифару понял довольно скоро, когда Кэтти потянула его за руку, вынуждая встать с дивана, а Ханыль принялась как само собой разумеющееся расстегивать пуговицы рубашки.

– Вы устали, и вам нужно отдохнуть, – приговаривали они в одни голос, будто Кифару возражал или о чём-то их спрашивал.

Он же молчал и только наблюдал за их действиями, поскольку уже понял, зачем они здесь, такие прелестные и ухоженные. Всё-таки десять часов полёта – это как полжизни.

На всякий случай окинул взглядом салон, однако сообразил, что никаких скрытых камер ни за что не заметит, даже если они есть. Приходилось полагаться на однажды данное компаньоном слово.

Пилотки попадали на ковровое покрытие пола.

Ханыль сама поняла, чего он сейчас хочет больше всего, отошла чуть в сторону, и пока Кэтти довершала раздевание, распустила волосы. Они оказались точно такими, какими он их себе представлял, правда, ещё длиннее, ниже пояса.

Длиннее волос ему показались только её пальцы, когда она, по-прежнему одетая, приблизилась и с любопытством взвесила на ладошке его начавшее медленно напрягаться достоинство.

Кэтти сделала большие глаза.

– Как ненастоящий!

– Вас проводить в душ или вы сами? – не обращая на неё внимания, поинтересовалась кореянка.

При этом она легонько сжала ууме кулачком и просияла.

– Вы такой сильный!

– Безконечно сильный! – уточнила Кэтти, понятия не имея о том, что вовсе не первая награждает его этим эпитетом.

Она тоже взяла Кифару за поднявшийся жезл у самого основания, причём между руками девушек оставалось ещё достаточно места для двух-трёх подружек.

К счастью, стюардессы не стали выяснять, кому из них должен достаться столь выдающийся пассажир. Неписанные правила поведения на борту призывали их делиться. Предпочтения могли прозвучать только со стороны клиента, а ему сейчас было почти всё равно, поскольку он уже осознал, что попал в небесный рай и может воспользоваться услугами обеих.

Каюта мистера Стэнли была предупредительно заперта, если Кифару правильно понял пальчик Кэтти, которым она по пути в душ указала ему на красную полоску защёлки. Вторая защёлка оставалась зелёной, и за ней их ждала большая белая кровать.

В душе он оказался один, подобрал температуру и напор струи, но не успел намылиться, как к нему в кабинку скользнули два голых тела, обдав экзотическими ароматами. Ароматы быстро рассеялись, побеждённые жасмином шампуни.

Мытьё получилось условным, хотя проходило упоительно долго и молча, и закончилось приятным облегчением.

Первым за тот полёт.

Проснулся он посреди мятой постели, едва прикрытый простынкой и один. Очевидно, спать с клиентами стюардессам не полагалось. Ничего лишнего.

Долго смотрел в иллюминатор, пытаясь сообразить, утро сейчас или ещё вечер.

Небо было не то рассветным, не то закатным.

Поскольку никакого значения время не имело, Кифару потянулся, встал и направился в знакомый и ставший сейчас таким просторным душ, где уже лежала белым тортом стопка свежих полотенец с вишенкой посередине – новым набором шампуней, уже не жасминовых, а розовых.

В салон он вышел, как был, с полотенцем на голове и накинув на мокрые плечи махровый халат нежно-салатового цвета.

Хотелось есть.

– А я как раз собирался идти тебя будить, – помахал ему с дивана мистер Стэнли. – Ты ещё не готов?

Девушек нигде видно не было.

– К чему?

– К посадке, разумеется. Я думал, ты слышал, как объявили. Мы уже снижаемся и минут через десять, если не разобьёмся, сядем почти в центре столицы нашей бывшей империи, городе с кривой историей – Лондоне.

– Почему с кривой историей? – переспросил Кифару, когда вернулся уже сухой и одетый.

– Потому что история вообще штука кривая, Ваше Величество. На вот, хлебни чайку.

– Я бы перекусил.

– Не успеем. Но обещаю сводить тебя сегодня же в неплохой ресторанчик. Ты больше по рыбе или по мясу?

– Всё равно.

– Тоже правильно. Так вот, чтобы ты знал, про Лондон всё врут. Причём умышленно. Как про Рим, про Москву и про всё остальное. – Мистер Стэнли посмотрел на свои неизменные серебристые часы. – Посуди сам. Умные историки кормят народ сказками, будто Лондон основали пришлые чёрт-те откуда римляне и даже называли на свой лад – не то Лондиниум, не то Лондониум. Причём на их родном языке это слово ничего ровным счётом не означало. Ты можешь себе представить человека в здравом рассудке, который называет что-то так, чтобы у названия не было смысла?

Кифару подумал, но примера не нашёл.

– Однако все историкам верят и даже не задумываются о том, что у Лондона обычное местное, английское название. Оно сегодня даже произносится не так, как пишется2828
  Имеется в виду разница между написанием – London – и оригинальным прочтением – Ландн.


[Закрыть]. А всё потому, что раньше в английском для обозначения «земли» и всего, что с этим связано, имелось два слова, нынешнее land и параллельное ему lond. Наш самолёт сейчас делает то же самое, что делали в древние времена корабли и их экипажи – он land, то есть приземляется. Иначе говоря, мы выходим на сушу. Место на Темзе – которая, кстати будет заметить, раньше вся называлась Изида, а не как нынче, только в районе Оксфорда, – где с кораблей сходили на берег, логично называть «землёй», согласен?

– Согласен. А откуда тогда концовка «он»?

– Вопрос, друг мой, вполне резонный. Если не знать, что раньше могли сказать и написать и London, и Londen. В Нижних Землях, то бишь в Нидерландах, до сих пор Лондон пишут по второму варианту. А окончание —en в германских языках указывает либо на множественное число существительного, либо на инфинитивную форму глагола, то есть «земли» или «высаживаться». Мне видится второе. Стоит такой финикиец на палубе своего корабля, видит городок впереди и говорит своим спутникам, мол, ребятки, приплыли, нам пора londen. Кстати, нам тоже.

Самолёт и в самом деле заметно накренился вперёд, так что снова стало противно закладывать уши.

Мистер Стэнли кивнул на недопитую чашку чая.

Кифару отхлебнул, сглотнул и опять начал хорошо слышать.

– А где наши девушки?

– Уже соскучился? Отдыхают. Похоже, ты их сильно утомил.

– А ваша?

– Думаешь, я не смог её утомить? Там же. – На сей раз, мистер Стэнли кивнул в сторону кабины пилотов. – Понравились?

Кифару не нашёл, что ответить. Пока они развлекались, он был в них влюблён и с ума сходил от счастья, однако когда засыпал, осознал, что они проделали бы то же самое с кем угодно только потому, что такова их работа, за которую им платят и, вероятно, очень неплохо. Иначе они не были бы такими сговорчивыми.

Поняв его заминку по-своему, мистер Стэнли довольно оскалился.

– Лучший эскорт во всей Британии! Настоящие аристократки своего дела! А главное – воплощение японской женщины.

– В смысле?

– Живут и трудятся под девизом: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Я в дружеских отношениях с их начальницей. Если пожелаешь, можно заказать их в гостиницу.

– Этих же?

– Можно этих, можно других. Можно и других, и этих.

– Дорогие, наверное? – осторожно уточнил Кифару.

– Как хорошее вино. Но постоянным клиентам, как водится, скидка. Так что вполне приемлемо. Королям – безплатно.

Последнее обстоятельство радовало, но хотелось чего-нибудь настоящего, не подержанного. Именно поэтому Кифару не любил вино.

Девушки появились, когда самолёт уже лег на крыло и стал описывать круг над городом, который с такой высоты выглядел большой игрушкой. Вид они имели совершенно независимый, улыбались из вежливости и никоим образом не намекали на то, что знакомы с пассажирами ближе некуда. Правда, Кифару поймал на себе несколько заинтересованных взглядов Ханыль. На двух других он просто не обращал внимания, предпочитая иллюминатор.

Посадочная полоса оказалась на длинном острове прямо посреди реки.

Снаружи моросил дождь.

– Скоро пройдёт, – пообещала на прощание Кэтти, незаметно дотрагиваясь до его брюк, видимо, проверяя, не приснилась ли ей спрятанная под ними огромная диковина. – Счастливого пути.

Ханыль поцеловала его перед трапом в щёку.

А на трапе уже стоял человек в униформе с двумя раскрытыми зонтами.

– Добро пожаловать в Лондон, Ваше Величество! – сказал мистер Стэнли, забирая оба и передавая один Кифару.

Человек в униформе юркнул им за спины в салон, чтобы распорядиться багажом, ничего не обнаружил, догнал их уже на сверкающей глади асфальта и попытался взять у мистера Стэнли его рюкзак. Тот вместо рюкзака вручил ему зонт.

– Несите лучше вот это, любезный. Важно, чтобы все были при деле, – пояснил он спутнику. – Люди нынче не хотят не только быть, но даже чувствовать себя безработными.

Не отошли они от самолёта и десяти шагов, как рядом с ними мягко притормозил длинный лимузин вишнёвого цвета.

Внутри было просторно, сухо и пахло конфетами.

– Мы никого не забыли? – спохватился Кифару, когда дверца сама собой тихо захлопнулась, и невидимый за перегородкой водитель покатил их прочь.

– Если ты про зонтики, то нет, – отмахнулся мистер Стэнли, откинул кожаный подлокотник, извлёк мобильный телефон и стал кому-то набирать. – Да, мы сели. Нет, не очень. Конечно. Как она? Хорошо, приветы передавай. Завтра всё по плану. Сегодня – нет, всем нужна передышка. Сколько-сколько? Что ж, недурственно. Да, я в курсе. Ладно, ты знаешь теперь, где меня найти, но не находи. Всё, давай, на связи.

– Мартин? – уточнил Кифару.

– Кто? А, нет. Племянница. Ведёт некоторые мои дела. Смышлёная девочка, хотя и слишком влюбчивая. Так что нет, знакомить не буду. К счастью, она далеко, в Барселоне. Собирается замуж за одного тамошнего гранда. Как будто не могла найти себе ничего подостойнее.

– А чем плох гранд?

Мистер Стэнли уронил телефон обратно в отсек и накрыл подлокотником.

– Мелковат.

Внезапно дождь прошёл, тучи рассеялись, и салон лимузина пронзило солнечным светом.

– Здешняя погода не даёт соскучиться. Поэтому я предпочитаю нашу, шотландскую. Там всегда знаешь, чего ждать.

– И чего же?

– Дождя с ветром. – Он закашлялся. – Не обращай внимания. Меня иногда тянет глупо пошутить. Вероятно, соскучился по дому.

– Недолго осталось ждать.

Мистер Стэнли посмотрел на Кифару недоверчиво.

– Ты что, хочешь и туда заглянуть?

– А почему бы и нет? Я в полном вашем распоряжении.

– А я-то думал, это я – в твоём.

В самом деле, как-то так получилось, что они заранее ни о чём определённом не сговаривались. Кифару пребывал в полной уверенности, что маршрут определяет его спутник на правах гида по большому миру, а тот, вероятно, исходил из своих собственных представлений о том, чем можно заинтересовать неискушённого туриста из африканской глубинки.

Пока они пробирались узкими лондонскими проспектами, мистер Стэнли решил наверстать упущенное и поинтересовался, что Кифару желал бы увидеть в первую очередь.

– Кроме рыбно-мясного ресторана и ночного клуба, разумеется. Про них я помню.

– А с кем-нибудь из местных королей можно будет познакомиться?

– Можно, – не моргнув глазом, ответил мистер Стэнли. – Только если тебе нужны настоящие, то придётся лететь в Австралию. Там живут потомки Плантагенетов, которые вообще-то были Йорками, но они уже давно переквалифицировались в фермеров, так что едва ли будут тебе интересны. Остальные короли на сегодняшний день по большей части самоназначенные, что и им приятно, и остальным удобно, потому что тем легче с ними совладать тем, кто знает, как.

Снова начались шарады, поэтому Кифару молча слушал, давая собеседнику выговориться.

– Когда-то было гораздо проще: претендентов на трон было меньше, и каждый из них что-то собой представлял, кроме кровных связей. Теперь их развелось как тараканов – одним сачком не удержать. К счастью, у меня об этом голова не болит. Их ведут более умные из моих родственников. Зато я более самостоятелен и не отчитываюсь по каждому поводу и без. Мне своих забот хватает.

– И какие у вас заботы?

Возможно, вопрос был не слишком уместным, но Кифару не мог его не задать. До сих пор ему представлялось, что мистер Стэнли всё делает исключительно для собственного развлечения, имея на то связи и деньги.

– Сохранение хрупкого равновесия, Ваше Величество. Такова фигура речи, хотя на самом деле имеется в виду как раз обратное – сохранения неравенства. Сохранять равновесие было бы сподручнее, поскольку оно само по себе очевидно. С неравенством сложнее. Никогда не знаешь наверняка, куда поведёт. Остаётся полагаться на здравый смысл и опыт, накопленный предками.

– А кто ваши предки?

– Ты про Стэнли или Стюартов?

– Вам виднее.

– Хорошие предки. Всем бы таких. Вовремя ушли за кулисы большого театра и вовремя определили, кому стоит помогать. Из некоторых получились прекрасные драматурги, другие проявили себя умными суфлёрами. Те, что помельче, пошли в актёры, но тоже след на сцене истории оставили. Куда бы ты хотел сначала: в ресторан или гостиницу?

– Марина мне говорила, что самая дорогая здешняя гостиница – «Дорчестер». Мы туда?

– Друг мой, Марина знает многое, но не всё. С тех пор, как «Дорчестер» купил султан Брунея, о котором я тебе рассказывал, она подрастеряла прежний лоск.

– Ещё она упоминала, если не ошибаюсь, «Савой».

– Богат историей, но не более того. Если «Дорчестер» был первым отелем, построенным из железобетона, то «Савой», стал первым, в который провели электрическое освещение и горячую воду. Можно, конечно, остановиться и там, но сегодня это престижно разве что среди любителей старины и новой буржуазии. Старая буржуазия выбирает скромность и уют. Вопрос только в том, хочешь ли ты жить поближе к земле или в поднебесье. – Не успел Кифару подумать и ответить, мистер Стэнли решил за него: – Судя по твоей тяге к башням, вероятно, ты предпочтёшь второе. Тогда мы на правильном пути.

В этот момент лимузин остановился.

Дверца сама собой открылась.

– Выходим?

– Выходим.

Пустая улица. Знакомый запах близкой воды. И уходящая ввысь стена из стекла и чего-то гладкого и сверкающего.

– Одна из местных достопримечательностей. До недавнего времени самое высокое здание в Лондоне, а ещё раньше – в Европе. Пятьдесят этажей. Считается офисным центром. Посторонних пускают только на первый этаж, где расположены магазины. Крышу лучше рассматривать издалека, поскольку отсюда не видно, что она выполнена в форме пирамиды с намёком на Биг-Бен. И на многое другое. В отличие от самого высокого здешнего небоскрёба – «Осколка» – обзорная площадка не предусмотрена, поэтому никакой праздной публики нет.

– Я смотрю, что тут вообще никого нет.

– Есть, но все, кому надо, уже внутри, при деле. Просто так тут никто не шатается. Место хорошее: как бы в центре города, но при этом на отшибе. Называется Собачьим островом, хотя вообще-то полуостров. Вон там, – махнул мистер Стэнли в сторону, – Канарский причал. Раньше здесь были портовые доки, которые к середине прошлого века пришли в упадок. Теперь быстро развивается, как финансовый центр, делая вид, что конкурирует с лондонским же Сити. Это к вопросу о равновесии. Ну, что, идём в номера?

– Так вы же сказали, что там офисы.

– Я сказал, что «считается». На самом деле сейчас увидишь сам.

Кифару задрал голову, и мистер Стэнли повёл его под руку.

– Если у вас тут всё так странно называется, то как называется эта башня?

– Никак. Просто по адресу – площадь Канады, дом один2929
  Имеется в виду One Canada Square.


[Закрыть].

– Ещё чуднее.

– И не говори.

Они вошли в огромный вестибюль, выдержанный в коричневых и зелёных тонах. Коричневыми были не то стены, не то колонны, напоминающие слоёный шоколадный пирог, тёмно-зелёным – длинный прилавок ресепшина.

Чтобы пройти внутрь, нужно было миновать ряд серебристых турникетов, как в метро, о котором Кифару пока даже не догадывался, поэтому вообще не понял, что это такое, а мистер Стэнли не удосужился объяснить, поскольку, как оказалось, им вообще было туда не надо.

– Для офисных работников, – только и сказал он, подталкивая Кифару в сторону, к неприметному лифту.

Вызвать лифт было нельзя, не приложив специальную карточку.

В кабине – одна единственная кнопка. При её нажатии приятный женский голос поинтересовался, как мистер Стэнли сегодня себя чувствует.

– Вы тоже тут живёте? – удивился Кифару.

– Нет, но меня знают и даже не спрашивают, как видишь, на какой этаж.

Действительно, лифт уже потянуло вверх. Он почти сразу же остановился, однако когда двери открылись, и они вышли в стеклянную галерею, у Кифару захватило дух.

Через окна открывался вид на весь Лондон, причём почти такой же, как с самолёта.

Стало весело и легко.

– Надо будет у нас тоже построить такую башенку!

– Ну, если соблюдать пропорции, твоя, Ваше Величество, ничуть не меньше.

Пока Кифару неторопливо шёл вдоль сплошного окна-стены, осматривая городские достопримечательности, мистер Стэнли опять кому-то позвонил и сказал, что они задерживаются.

– Это вы вон ту кривую башню назвали «Осколком»? Отсюда она не кажется выше.

– Почти на сто метров. Восемьдесят семь этажей против наших пятидесяти.

– А почему мы тут, а не там?

– Потому что там проходной двор.

– Понятно. А куда мы спешим?

– Мы не спешим.

– Но вы сказали, что мы задерживаемся.

– Правильно. Однако это совершенно не означает, что мы спешим, верно?

Внутренняя стена галереи была украшена картинами с непонятными изображениями.

– Дань моде, – пояснил мистер Стэнли. – Современную мазню дегенератов принято называть «искусством», но приходится подыгрывать. Слишком крупная индустрия. И по деньгам, и по пропаганде.

– В каком смысле?

– Не знаю, насколько ты в вопросах живописи подкован, но раньше в части была классика – старые мастера, правильные пропорции, художественные изыски. Она, собственно, никуда не делась и по-прежнему в цене у понимающих людей, вот только в массы была пущена басня про то, что сегодня популярны чёрные квадраты, кляксы, кривые линии, одним словом, голимый примитивизм, который может повторить каждый ребёнок. В последнем обстоятельстве и был залог успеха этого направления, рождённого спецслужбами под предлогом ответа коммунистическому реализму начала прошлого века. Оставалось только построить систему, при которой знаменитым и, главное, дорогим художником становился не каждый ребёнок, а только тот, за которым стояла влиятельная семья. Не всем же идти в артисты. Гешефт получился просто идеальным, поскольку сразу, как водится, убивал нескольких зайцев. Бездари становились – и становятся – признанными иконами искусства, публика, глядя на их творения, теряет рассудок и перестаёт понимать, что хорошо, а что плохо, ну, а участники этой игры по написанным ими же правилам имеют возможность превосходным образом прятать огромные деньги. Если количество классических картин, несмотря на все масштабы их подделки, всё-таки ограничено, то вот такое искусство, – ткнул он пальцем в непонятно что в красивой позолоченной раме, – практически безконечно. Сколько бы ты за эту, с позволения сказать, картину заплатил?

Кифару присмотрелся к буйству красок, в которых при большом желании угадывалось носатое лицо, причём как будто женское.

– Десять шиллингов? Угандийских.

– Спешу тебя удивить, Ваше Величество. Ты стоишь перед творением одного из моих далёких родственников, за которое его папаша – через подставных лиц, разумеется – выложил без малого десяток миллионов фунтов стерлингов.

– Что?!!

– Вот именно. Теперь любая бяка этого художника будет стоить только дороже, а у семьи появилась замечательная возможность уводить несметные богатства и от налогов, и от оффшоров – за ненадобностью.

– А почему вы тут это держите?

– Моя бы воля – сбросил бы прямо отсюда на головы кретинов, которые ничего этого не понимают и понимать не хотят. Но не могу, вынужден, как говорится, держать марку. Делюсь с тобой исключительно по дружбе, зная, что ты никому этого не расскажешь.

– Это точно, можете быть уверены. Ничего себе!

Кифару уже другими глазами посмотрел на добрую дюжину таких же точно картин, мимо которых они только что прошли.

– Но как?

– Как люди этому верят?

– Именно. Это же так очевидно! Не слепые же их покупают.

– Люди вообще всему верят. И покупают не потому, что им нравится, а потому, что им говорят, будто это дорого сейчас, а завтра будет ещё дороже.

– Но откуда они про это узнают?

– Из средств массовой дезинформации. Если появляется новость, мол, на знаменитом международном аукционе такое-то произведение такого-то автора ушло с молотка за такую-то сумму, никто даже не подумает выяснять, а проводился ли этот аукцион вообще, или про него просто написали, потому что опубликовавшее новость издание вообще-то принадлежит корпорации, которой владеет отец якобы купленного автора. Сегодня можно даже не заморачиваться с организацией самих мероприятий. Достаточно про них громко сказать и приложить какие-нибудь фотографии. Точно как с войнами и со всем остальным. Добро пожаловать в виртуальный мир.

Кифару стало слегка не по себе, хотя до него дошёл не весь смысл сказанного.

Мистер Стэнли подвёл его к двери в стене, которой стеклянная галерея заканчивалась. За дверью она продолжилась, но только уже не как галерея, а как просторная жилая квартира, обставленная совершенно теряющейся в таких масштабах мебелью, с лесенками, уходящими куда-то на второй этаж и прозрачными стенами, за которыми простирался всё тот же Лондон.

– Надеюсь, ты не боишься высоты, Ваше Величество. Как я уже говорил, мы всегда можем переиграть на что-нибудь более приземлённое.

– Нет! О подобном я и мечтать не мог. Шикарно! Спасибо.

– На здоровье. Располагайся.

С этими словами мистер Стэнли вручил Кифару карточку, которой только что управлял лифтом и входной дверью апартаментов.

– Не потеряй.

– А вы?

– У меня ещё есть. Сколько тебе нужно, чтобы расположиться, прийти в себя и проголодаться по-настоящему?

– Нисколько. Я готов.

– Как скажешь. Теперь ты хоть знаешь, где проведёшь эту ночь. Идём.

Кифару сообразил, что слегка поспешил, поскольку не отказался бы побродить здесь ещё часок-другой, однако слово было сказано, да и голод от увиденного только разыгрывался.

Они спустились на лифте обратно, правда, этажом ниже, в подземный гараж, где их поджидал всё тот же вишнёвый лимузин.