Текст книги "Африканский тиран. Биография Носорога. Начало"

Занзибар

Стоял декабрь.

Лето – не лучшее время для посещения субэкваториального архипелага. Даже Кифару, которому к жаре было не привыкать, площадка перед аэропортом, где он собирался поймать такси, показалась после относительной прохлады зала прилёта настоящим пеклом.

До собственно Занзибара, столицы острова Унгуджа, который тоже часто не совсем правильно называют Занзибаром, ехать было меньше десяти минут,

– К родственникам или по делам? – спросил его на местном диалекте суахили улыбчивый водитель в тёплой вязаной шапочке, съехавшей с макушки на затылок.

– К родственникам по делам, – не раздумывая, ответил Кифару, давая понять, что не расположен поддерживать дежурный трёп ни о чём.

Одет он был в светлые льняные брюки и полурасстегнутую на груди рубашку цвета хаки, чтобы не слишком выделяться и при этом производить впечатление респектабельной раскрепощённости, которая не помешает в любой ситуации. Вместе с ним были только неприметный рюкзак, как у мистера Стэнли, да маленькая поясная сумка. Прилетел он один, что было несколько опрометчиво, принимая во внимание цель визита, однако Кифару счёл, что телохранители будут только привлекать внимание, да и никому дома не стоило знать, куда и тем более зачем он отправился. Просто сел на паром в Уганду и уплыл.

Он мог бы вызывать вертолёт и упростить себе жизнь, но это в свою очередь могло вызывать лишние толки. Одно дело, когда ты путешествуешь с белым другом, и совсем другое, когда ты – просто Кифару. У него даже промелькнула мысль прихватить с собой Марину или Мазози, но он вовремя себя остановил и не только потому, что тогда бы точно пришлось вызывать более комфортабельный вертолёт. У Марины были дела поважнее, а Мазози… Мазози оставалась его тайной, открывать которую он никому права не имел.

В Уганде он пересёкся с Чаком, и тот поспособствовал быстрой покупке билета в бизнес-класс хорошего самолёта, вылетавшего в тот же день прямым рейсом. Лишних вопросов Чак не задавал, а его ребята поспособствовали тому, чтобы Кифару не опоздал. Пришлось слегка подзадержать рейс, но им это было только по приколу, а ему ничего не стоило, кроме крепких рукопожатий. Друзья Чака – друзья всего угандийского народа, читалось в их весёлых и влажных от пота лицах.

На Занзибаре ни Чака, ни Кифару никто не знал, так что приходилось действовать с долей осторожности.

– Я жене тоже так всегда отвечаю, – оскалился водитель и чуть не протаранил притормозивший впереди мопед с двумя задастыми всадниками в красных шлемах. – Вот кретины!

Если бы Занзибар стал для Кифару первой заграницей, возможно, он ещё отдал бы должное многочисленным невысоким строениям, часть которых несла следы колониального прошлого. Теперь же он видел вокруг себя исключительную убогость и грязь. Причём не мусор, который кто-то нагло бросил, а мусор, который давным-давно никто не убирал.

Пока они ехали, петляя узкими улочками, в глаза бросались сплошные мужчины. Женщины в длинных платьях и скрывающих лица платках попадались редко. И если женщины куда-то шли, то мужчины просто сидели, обычно стайками, и ничего ровным счётом не делали, даже как будто между собой не разговаривали, а лишь провожали пустыми взглядами его такси.

В самолёте Кифару предполагал, что обязательно должен узнать некогда родной ему остров и город, почувствовать с ними связь, тянущуюся из прошлой жизни, однако действительность огорошила его полным отторжением.

Он не сразу сообразил, что поездка закончилась, когда такси притормозило в каком-то проулке.

– Вот ваша площадь, – сказал водитель, – а вон там ваш банк.

Действительно, садясь к нему, Кифару чётко назвал адрес, обнаруженный им в кожаном пенале Сеида сэра Баргаша ибн Саида аль-Бусаида.

– Это площадь? – не поверил он своим глазам.

– Площадь, – поправил шапочку водитель. – Сейчас её переназвали, но я один из тех, кто помнит и прежнее название. Да и банков у нас тут не так уж и много. Всё сходится. Если хотите, я вас подожду.

– Нет, не нужно.

– Точно?

– Точно.

Расплатившись, Кифару захлопнул за собой горячую дверцу такси и направился в сторону некогда белого строения с грубо отштукатуренными колонами на входе. Сегодня штукатурка, где могла, облупилась, однако никто, кроме него, похоже, этого не замечал.

Это был Народный Банк Танзании.

Поскрипывающие под потолком вентиляторы лениво гоняли жаркий воздух и не приносили облегчения.

Кифару никто не встретил, не предложил чая, как было заведено у них дома, не остановил и не поинтересовался, что ему нужно. Единственный охранник, которого можно было узнать по мятой форме, сидел в дальнем углу помещения и, запрокинувшись, смотрел на ближайший вентилятор в надежде заставить его крутиться быстрее отрешённым взглядом.

Клиентов не наблюдалось.

Кифару подошёл к одному из трёх окошек, за которым виднелась кудрявая голова женщины в очках, и приветливо откашлялся. Женщина оторвалась от чтения слегка надорванного журнала и вопросительно на него взглянула.

– Добрый день. Мне бы поговорить с вашим управляющим.

– По какому вопросу?

– По вопросу снятия наличности.

– Снятия? Вы наш клиент?

– Вообще-то, – замялся Кифару и, подумав, добавил: – Да, давнишний.

– Вы уверены, что только управляющий может вам помочь? Дело в том, что он сейчас на обеде.

Для обеда было рановато, так что, похоже, эти двое куковали здесь в одиночестве с самого утра.

– И когда он должен вернуться?

– После обеда, разумеется.

– А если нет?

– Что «нет»?

– А если он не вернётся?

– Вернётся.

– Вы можете ему позвонить?

– Я же сказала, что он обедает. Если хотите, ждите.

Её тон уже перестал Кифару нравиться, и он тоже решил сменить подход.

– Я бы подождал, но дело не терпит отлагательств. Вас информировали о проверке?

– Какой проверке? – насторожилась женщина, косясь на охранника, который уже забыл про вентилятор и прислушивался к их разговору.

– Ну, как же! Ревизия из Дар-эс-Салама. – Кифару достал из кармана и на мгновение приложил к стеклу свой британский паспорт, только так, чтобы не было видно самого слова «паспорт», зато мелькнули лев и корона. – Так что, управляющему звонить будем?

Управляющий примчался с такой быстротой, будто жил в соседнем доме. Возможно, так оно и было.

Он оказался толст, немолод и вежлив. То и дело поправляя великоватые очки, проводил ревизора к себе в кабинет, плотно закрыл не слишком надёжную дверь и, понизив голос, поинтересовался, чем может служить.

– Вы давно здесь? – начал Кифару, не считая должным представляться, раз ему уже и так поверили.

– Хотел бы сказать, что с самого открытия, но это было бы преувеличением, – смущённо улыбнулся клерк.

– А что преувеличением не будет?

– Вчера отмечали тридцать лет.

– Поздравляю. Видимо, хорошо отметили.

– Да. У нас дружный коллектив.

– Я видел.

Кифару подумал, что произвёл достаточно впечатления, и можно переходить к сути.

– Вы знаете арабский, господин… – Его взгляд упал на табличку рядом с пыльным телефоном. – Господин Кинионги?

– Можно просто Мустафа, – заискивающе предложил управляющий и закивал. – Да, в некоторой степени.

– Тогда у меня к вам, Мустафа, будет один щепетильный вопрос.

Он вынул из поясной сумки листок плотной, хоть и пожелтевшей от времени бумаги и осторожно положил на стол. Управляющий так же осторожно его взял, поднёс поближе к носу, поправил очки и некоторое время вчитывался.

– Это вексель на предъявителя, – сказал он, наконец, и поднял на предполагаемого ревизора недоумевающий взгляд. – Очень ценный. И старый.

– Я в курсе, – улыбнулся Кифару. – Вам знакома подпись?

– Тут не только подпись, но и даже печать, – наморщил густые брови Мустафа. – Личная печать султана. Девятнадцатый век. Такие сегодня и в музее нечасто встретишь.

– Вы совершенно правы. Этот вексель был в 1887 году выписан султаном Сеидом сэром Баргашем ибн Саид аль-Бусаидом. Слышали о таком? Он был правителем Занзибара и включил архипелаг в состав Британской империи.

Управляющий продолжал молча кивать.

– Именно поэтому, – добавил Кифару, – вексель выписан в фунтах стерлингов, как вы наверняка заметили.

– Да, да, в фунтах. Но здесь такая сумма…

– Вот мы и подошли к главному вопросу, уважаемый Мустафа. Каким образом я могу её получить?

Наступила ожидаемая пауза. Пауза затягивалась.

– Я не вижу… – наконец, начал управляющий.

– Чего именно вы не видите?

– Каким образом наш банк связан с этим векселем? Мы расплачиваемся по нашим счетам, а это…

– Я навёл справки, – невесело улыбнулся Кифару. – Ваш банк делает вид, будто образовался на пустом месте в июле 1966 года, то есть два года спустя получения Занзибаром статуса Народной Республики и вхождения таковой вместе с Танганьикой в состав нового государства – Танзании. Но мы ведь с вами понимаем – а вы, вероятно, ещё лучше меня – что из ничего ничего не бывает. До тех пор на протяжении более семидесяти лет ваш местный султанат был отделён от Оманского и находился под британским протекторатом. Когда британцы сделали вид, что ушли, как это было и в Индии, начались гражданские волнения.

– Да, много народу погибло, – согласно вздохнул Мустафа.

– Но деньги никуда не ушли.

– Откуда вы знаете? Султаны и их родственники разбежались…

– Возможно. Однако я навёл справки. Ваш банк стал официальным преемником упразднённого, который выдавал вот этот самый вексель. И эта сумма была на его счетах.

– Мне ничего не известно…

– Теперь считайте, что известно. Существуют архивы. Нет, не в центральном офисе, где их легко при желании уничтожить, а в надёжных хранилищах, принадлежащих тем, кто заинтересован в сохранении истории такой, каковой она была на самом деле.

– Вы не ревизор, – как будто только сейчас догадался Мустафа.

– Это не имеет значения. – Кифару забрал вексель из нервных пальцев собеседника. – Кстати, вы напрасно принимаете мою информацию так близко к сердцу. Вы ведь не владелец, а всего лишь сотрудник банка. Вам ничего не грозит. Скажу вам больше: если вы поможете правде восторжествовать, вас ждёт ценная награда. После тридцати лет на одном месте, думаю, вы её честно заслужили.

Мустафа снял очки.

Глаза у него стали большими и грустными. Он поднял подслеповатый взгляд на Кифару и спросил:

– Чего вы хотите?

– Получить эти деньги. Как предъявитель векселя я имею на них полное право. Могу даже сказать, что Сеид сэр Баргаш мне их завещал, но вы едва ли поверите.

– Я вам верю… Только каким образом я могу что-то для вас сделать? Я не располагаю никакими бумагами.

Кифару подобрал с пола рюкзак, достал из него папку и положил на стол.

– Теперь располагаете.

Управляющий открыл папку, снова надел очки и пробежался по её содержимому. Пальцы его уже не дрожали.

– Это копии тех самых документов, о которых я упоминал, – подсказал Кифару. – Они дают вам возможность не только получить обещанную мною награду, но и предотвратить очень большой скандал, что сделает вас, вас лично, спасителем чести и достоинства вашего банка. Двойная выгода, если вы следите за моей мыслью. В противном случае банк потеряет не только честь, но и лицензию. А вы и ваши немногочисленные сотрудники – такую замечательную работу. Я доходчиво объясняю?

– Вполне. – Мустафа достал носовой платок и вытер вспотевший лоб. По сосредоточенному выражению лица было понятно, что в банковской сфере он, действительно, человек не случайный. Увиденное и услышанное уже запустило в его мозгу соответствующие шестерёнки. – Сколько у меня времени?

– Сколько понадобится. Я понимаю, что дело щепетильное, но вы бы не были управляющим, если бы не знали, как правильно к нему подступиться, верно?

Мустафа молча протянул руку.

Кифару понял жест и снова достал ваучер.

Они вместе вышли из кабинета и вернулись к окошку по-прежнему мирно читавшей журнал кудрявой операционистки.

– Роза, сделайте, пожалуйста, ксерокс этой бумаги.

Полученный в результате драгоценный оттиск Мустафа вложил в папку с остальными документами.

Оригинал вернулся в поясную сумку. Там уже лежала торжественно вручённая визитная карточка управляющего.

Они пожали друг другу руки, и Кифару со смешанными чувствами покинул банк.

Таксист по-прежнему ждал его в проулке.

– Куда теперь?

– В аэропорт.

– Уже улетаете? Так скоро? А как же родственники?

– Их только что прибавилось. Поехали.

Рог

Конечно, он мог бы проделать то же самое без лишних помех, подключив проверенные службы мистера Стэнли. Но их нельзя было подключить, не уведомив его самого. Чего Кифару в данном случае совершенно не хотелось.

О содержимом кожаного пенала из ячейки в подземном бункере мистер Стэнли не знал. По крайней мере, не должен был. Копии документов, подтверждающих передачу средств старого колониального банка банку новому, народному, Кифару добыл через Марину, которой поведал только эту часть, не объясняя подробностей. Если она всё докладывает своему шефу, тот, вероятно, сумеет соединить разрозненные штрихи в одну картину, однако Кифару не собирался облегчать ему задачу.

Хотя, с одной стороны, доверять мистеру Стэнли у него причин не было, даже напротив – он должен его искренне благодарить за допуск к истории своей прежней жизни, с другой стороны, Кифару подозревал, что шотландец сделал это отчасти в собственных интересах, о которых не забывал никогда. Он мог, например, рассчитывать как раз на то, что по наивности Кифару посвятит его во все нюансы своей находки, и их дружба выйдет на новый виток, точнее, на старый, тот, что был в прошлой жизни, а кто мог дать гарантию, что тогда пронырливый англичанин каким-нибудь изощрённым образом доверчивого султана не подставил?

Как бы то ни было, Кифару поступил так, как поступил и как ему подсказывала интуиция. Марина лишних вопросов не задавала. Если мистер Стэнли задаст вопрос ей, мол, не говорил ли вернувшийся из Европы Кифару что-нибудь особенного, её ответ, очевидно, наведёт его на размышления, однако не откроет всех карт. Тем более что Кифару в принципе взял с неё слово, что эта тема останется строго между ними.

Мустафа мог в итоге оказаться слишком мелкой сошкой, чтобы добиться поставленной задачи. Кифару прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Если прямой подход не сработает, что ж, придётся идти на попятную и делиться своими находками с мистером Стэнли. Который наверняка именно этого от него и ждёт со свойственным ему терпением. И именно поэтому спешить не стоило.

– Как поездка? – поинтересовался Чак, чьи люди снова встретили Кифару в аэропорту и подбросили до рынка.

– Жарко у них там.

– Ну, жарко – не холодно. А по делу?

Чак теперь не торчал среди лотков, а чинно сидел за столом в глинобитной избушке, куда к нему приходили просители и гонцы.

– А по делу всё путём. – Кифару положил перед ним на стол заранее припасённый маленький золотой слиток из домашних закромов, чтобы, что называется, сбить со следа. – Вот, дарю.

Подарок Чаку понравился. Очевидно, он не смотрел телевизор и не догадывался, что разговаривает с новоиспечённым королём. Они по-прежнему оставались просто друзьями, которые по мере сил и возможностей идут друг другу навстречу, а не прикидывают в уме, покрывает ли стоимость слитка расходы на покупку авиабилета и два трансфера. Хотя, конечно, покрывает, причём сторицей, и Чак это должен был понимать, чтобы с такой же готовностью прийти на выручку в следующий раз.

Между тем Чак кому-то позвонил и выяснил, что ближайший паром до острова будет только завтра. Не спрося согласия Кифару, велел подогнать к рыночному причалу самый быстроходный из катеров и пожелал смущенному приятелю счастливого пути. Вот уж кто лишних вопросов точно не задавал!

В гости Чак тоже пока не напрашивался, хотя теперь, благодаря катанию на катере, точно знал, куда именно Кифару после посещения рынка направляется. Он мог узнать об этом и гораздо раньше, никто тайн не делал, однако Кифару подумал об этом именно сейчас, поймав себя на мысли, что становится слишком подозрительным. Раньше он смело полагался на случай и правильность своих решений, но те времена незаметно прошли, и он стал чаще сомневаться. Это можно было назвать ошибкой, а можно – естественным процессом взросления. Тем не менее, Кифару рассудил, что с юношеским задором расставаться рановато.

Именно задор заставил его по прибытии домой бросить всё и последовать за остальными болельщиками на очередной футбольный турнир, в подготовку которого он принципиально не вмешивался и потому о сроках его проведения откровенно позабыл.

Подъезжая к комплексу, он предполагал, что увидит нечто более скромное, нежели в первый раз, поскольку мистер Стэнли тоже не принимал в действе участия, а значит, не ожидалось и громкой международной рекламы с привлечением прессы и прочих средств политической пропаганды. Обычный тихий междусобойчик.

Так Кифару думал.

Сомнения возникли в тот момент, когда он ещё издали завидел развивающиеся вокруг стадиона оранжевые полотнища флагов с довольно симпатичным изображением… носорога. Сидевший за рулём Имаму слишком хитро поглядывал на него, чтобы уклониться от прямого вопроса:

– Что это такое?

– Ничего особенного, – повёл плечом Имаму. – «Пембе йа кифару»4444
  Рог носорога (суахили)


[Закрыть]. Выражаясь по-интернациональному, Rhino Horn. Вон надпись под картинкой, видишь?

– Вижу. Вы совсем тут рехнулись?

– Почему? Я в этом, как ты понимаешь, никакого участия не принимал, но слышал, будто Абрафо сказал, что раз ты носорога с логотипа команды убрал, его можно иначе использовать. Тем более что можно неплохо выделиться: если всюду спортсмены сражаются за кубки, то у нас будут разыгрывать рог. Настоящий, носорожий.

– Вы бы ещё его ууме назвали и разыгрывали.

Имаму прыснул, а когда они, оставив джип на стоянке, добрались до ложи почётных гостей, передал предложение Абрафо. Тот покраснел, но не обиделся, а главное – не растерялся и заверил друга в том, что турнир с таким названием – его личная бредовая идея, не имеющая к Кифару никакого отношения.

– Мы ведь договорились, что этим кораблём рулю я, – напомнил он.

– Рули, но не заруливайся. Иначе следующий турнир я предложу назвать «Топором палача»4545
  Абрафо (суах.) – воин, палач.


[Закрыть]. Здравствуйте!

Это уже относилось к прервавшей их разговор делегации из Италии. Пожилой, но подтянутый мужичок в фиолетовом спортивном костюме и с пышной дамой средних лет поинтересовался через худенькую носатую переводчицу, может ли «его величество» уделить ему несколько минут для аудиенции. Синьору Брунетти, как он представился, хотелось знать, уместно ли обсудить с Кифару тему представительства Италии на острове, то есть открытия официального посольства.

– Мы футбольная держава, – пояснил он, – и ваше начинание по популяризации его ещё более доступной версии не может нас не радовать и не вдохновлять. Мы с вами смотрим в одном и том же направлении и видим схожие цели. Меня уполномочили обговорить с вами взаимовыгодное сотрудничество на постоянной основе. Конечно, не сейчас, а когда вы скажете.

Пока итальянец изъяснялся, а переводчица переводила, Кифару оглядывал остальных гостей и понимал, что подобное предложение едва ли будет первым и последним. На сей раз в ложе, кроме сеньора и сеньоры, присутствовало неожиданно много светлых лиц. Они явно не стали бы тащиться сюда просто так, чтобы поболеть за своих. Становилось понятно, что без совета мистера Стэнли уже не обойтись.

– Я подумаю, – ответил он, умело скрывая раздражение и пожимая протянутую руку. – Желаю вашим ребятам успехов.

Кифару не ошибся.

Ещё до начала церемонии открытия турнира, которая так нравилась Абрафо, любителю пафоса и традиций, к нему подошли отметиться и заявить о себе представители Франции, Ирландии, Болгарии и Индии. В послы они не напрашивались, однако выглядели не менее заискивающе и настойчиво обращались не к нему, а к «его величеству».

– Это ты их тут всех проинструктировал? – обрушился он на Абрафо после запуска воздушных шаров, символизировавших окончание торжественной части и переход к собственно соревнованиям.

– Вообще не в курсе, – отмахнулся тот, демонстрируя пренебрежение к титулам и тем подчёркивая своё алиби. – Почему ты решил обвинять меня во всех грехах? Можно подумать, это я, а не твой мистер приглашал БиБиСи и подписи сочинял. Мало ли кто тот репортаж видел. Моё дело – организация и окупаемость.

Он был прав. В том смысле, что Кифару не имел права судить никого, кроме себя. Ведь он же даже не сказал ни итальянцу, ни остальным, мол, граждане, перестаньте меня звать-величать, никакой я не король и вообще скромнее меня никого на острове у нас не встретите. Нет, он их слышал, слушал и кивал, то есть принимал подхалимство за должное. Если кто спросит, можно, конечно, сказать, что просто подыгрывал из вежливости, но себя-то не обманешь.

Упомянутые Абрафо «организация и окупаемость» скоро произвели на Кифару такое неизгладимое впечатление, что он временно позабыл муки совести и принялся расспрашивать о деталях Таджири, который сидел здесь же и был, разумеется, в курсе. Кифару привлекли операторы с пушками камер, следившие за происходящим на площадках с двух, а то и с трёх сторон. В прошлый раз камеры тоже были, но не в таком количестве, не такие серьёзные и не под разными логотипами, пестревшими на серых боках. Оказалось, что Абрафо предварительно не только договорился о прямой трансляции матчей с несколькими телекомпаниями, но и умудрился продать им права. Если же прибавить к этому рекламные щиты, роспись площадок незнакомыми Кифару торговыми марками, плотность проживания гостей в гостинице и стоимость билетов, становилось понятно, что ни символический рог, ни привлекательные призовые, на которые слетелись эти команды со всего света, не пустят молодую футбольную организацию по миру с протянутой рукой. Точных цифр Таджири не знал, однако Кифару уже смекнул главное и смотрел на Абрафо, сидевшего с довольным видом в обнимку со своей архитекторшей, другими глазами. Похоже, мечта всей его жизни воплощалась, причём весьма достойным образом.

Чего нельзя сказать о Кифару, который никогда не собирался становиться королевской особой и так и не открыл ни одного стриптиз-клуба. Возможно, за прошедшее с поры невинного детства время он слишком повзрослел, чтобы по-прежнему мечтать о том, что давно сбылось, хотя и не совсем так, вернее, совсем не так, как он себе это представлял.

– Не занято?

Не дожидаясь ответа и подняв волну восхитительных ароматов, на свободное место рядом с ним юркнула Момо.

Только сейчас Кифару заметил, что, несмотря на количество зрителей, сидит… сидел до сих пор в гордом одиночестве. Даже Имаму и Таджири куда-то перебрались. Почему? Все решили соблюдать должную дистанцию? Ну, почти все.

– Нет. Присаживайся.

– Поздно, я уже. Как игра?

Вопрос застал его врасплох. Размышления насчёт камер и рекламы помешали ему следить за происходящим на площадке.

– Ты тренер, тебе лучше знать.

– Если вы заметили, турнир мужской, так что в победе или поражении наших «островитян» будет виноват Реми, а у меня выходные.

По такому случаю она была в лёгком бирюзовом платье, не прикрывавшем загорелые плечи и колени. Кифару не знал о том, умеют ли японки толком загорать, однако Момо явно этим свойством обладала. Он даже специально у неё поинтересовался и выяснил, что белизна обычных японцев связана не столько с их кожей, сколько с нежеланием бронзоветь, точнее, с традицией считать символом красоты именно белизну кожи.

– Но времена меняются, – добавила в конце своей коротенькой лекции Момо. – Уже давно в японской молодёжной среде возникло и развилось направление гангуро, что переводится как «чёрное лицо». Молоденькие дурочки не только проводят дни в соляриях, но и осветляют волосы, чтобы превращаться в эдаких европейских мулаток с раскосыми глазами. Меня эта субкультура не задела, я просто предпочитаю солнечные ванны и африканский климат.

– Я знаю одно замечательное место, где можно загорать с утра до ночи хоть голышом, и тебе никто не помешает, – заметил Кифару, имея в виду крышу своей башни.

– А разве можно загорать не голышом? – рассмеялась девушка, давая понять, что для неё это само собой разумеющееся. – По-моему, только американки любят демонстрировать бледные полоски от бикини.

Кифару вспомнилось несколько фотографий из журналов, на которых, действительно, модели бравировали тем, что показывают зрителям места, которые обычно скрыты на пляжах. Ему это тогда тоже показалось крайне возбуждающем. Он даже пожалел о том, что его соплеменницы не в состоянии сделать подобного ради своих мужчин.

– Вы мне покажете это место? – спросила Момо, выводя Кифару из задумчивости.

Раз она сама поддержала разговор на столь щекотливую тему, хотя первой её реакцией было равнодушие и насмешка, значит, она всё-таки хочет от него продолжения. Подыграть?

– А как долго продлятся твои выходные? Потому что туда нужно ехать.

– Надо будет спросить Абрафо. Моим временем распоряжается он.

– Абрафо я возьму на себя, – улыбнулся Кифару.

– Я не хочу неприятностей, – напротив, посерьёзнела японка.

– Обещаю сплошные приятности. Ты просто Абрафо пока не знаешь. Он мой старый друг и…

– Это вы его, похоже, не знаете. Наверное, с вами он не такой, как с нами, сотрудниками. Если бы он был другим, ничего вот этого, – она указала на поле, – у него бы не получилось, я думаю. Он прямой и жёсткий, как…

Кифару не сдержался и схулиганил. Он прихватил руку Момо за тонкую кисть и приложил маленькую ладонь к свом брюкам.

Девушка машинально вырвалась, но не вскрикнула и не убежала, а подняла на довольного соседа потрясённый взгляд.

– Что это у вас?..

– Прямой и жёсткий. Тебе же такие, кажется, нравятся, как я понял.

Момо часто-часто заморгала и посмотрела вниз, на что-то подозрительно живое и неподатливое под тонкой брючиной.

– До жёсткости, правда, ещё далеко, – заметил Кифару, – но общая идея уже обрисовывается. А если серьёзно, то это то, в честь чего назван весь турнир. – Он указал на полощущиеся над стадионом знамёна. – И потому я считаю, что Абрафо ошибается: участие женских команд в нём обязательно.

Воспользовавшись подавляющим эффектом, он снова мягко, но настойчиво взял Момо за руку и вернул в укромное место. На сей раз пальчики не вырвалась, не дрогнули, а так же машинально сжались.

– Боже!..

– Надеюсь, я тебя достаточно заинтриговал, чтобы ты мне поверила и перестала лишний раз думать о том, какой Абрафо жёсткий руководитель. Как я скажу, так и будет.

Он отпустил её руку и с удовольствием отметил, что она не сразу отняла получившую свободу ладонь.

Неужели все девушки настолько одинаковы?

– Боже… – повторила Момо, глядя на обладателя столь исключительных достоинств исподлобья. – Настоящий?

– Позагораем – узнаешь, – многообещающе ответил он и впервые огляделся. Нет, за ними, похоже, не наблюдали. Зрителей интересовал футбол, тем более что «островитяне» забили очередной красавец в ворота… неважно кого. – Кажется, Реми всё-таки неплохой тренер. Ты как считаешь?

Момо перевела дух, заметила всеобщее ликование, захлопала, посмотрела на Кифару и кивнула. Не то соглашаясь с его мнением насчёт француза, не то с предложением на выходные.