Текст книги "Африканский тиран. Биография Носорога. Начало"

Девушка возникла на пороге во мгновение ока.

– Проводите нашего гостя в лабораторию и подготовьте к процедуре.

– Обычный режим?

– Да, конечно.

Она провела Кифару по пустому коридору. Он ожидал увидеть мистера Стэнли сидящим где-нибудь поблизости на диване, однако в коридоре не оказалось не только его, но даже дивана.

Центр белого кабинета занимало кресло. Кифару подумалось, что девушка сейчас велит ему раздеться, и был обрадован, когда вместо этого она только махнула загорелой рукой:

– Присаживайтесь.

Напротив кресла стояло большое зеркало до пола. В нём он видел, как Лаванья подкатывает сзади какой-то прибор на длинных ножках.

– Дайте мне ваши пальцы.

Он послушно растопырил обе пятерни, и она по очереди прищемила все кончики довольно болезненными прищепками с проводками.

– Не напрягайтесь. Положите руки на подлокотники.

На тыльную сторону ладоней она добавила ещё по проводку – на липучках. Такие же липучки с проводками были подключены к обоим вискам.

Вошёл доктор Енсен.

– Как вы себя чувствуете?

– Как на приёме у врача.

– Волноваться не стоит. Ничего страшного не произойдёт. Та штуковина, что за вами, будет считывать ваши электрические сигналы и сравнивать с базой. Придётся немного потерпеть, поскольку уйдёт некоторое время. А чтобы вам не было слишком скучно… Лаванья, предложите нашему гостю леденцов.

Кифару снова увидел перед собой руку девушки с красивыми алыми ногтями и маленькие бусинки янтарного оттенка, рассыпанные по белому блюдцу. Замялся, поняв, что не сможет взять ни одной из-за этих дурацких прищепок. Лаванья спохватилась и сняла две – с большого и указательного пальцев правой руки. Он подцепил бусинку посередине и отправил в рот.

Вкус был мятным. Чтобы лучше его распробовать, Кифару закрыл глаза.

Когда он глаза снова открыл, сразу почувствовал отсутствие прищепок и липучек. Кресло было то же самое. Вот и зеркало. Огляделся. Никого.

– Всё в порядке, не спешите вставать, – послышался откуда-то с потолка голос доктора Енсена. – Голова не кружится?

– Не кружится. Что происходит? Что вы мне дали?

– Ничего. Вы сами взяли, если не ошибаюсь. Не переживайте, прошло всего два часа. Вы показали замечательные результаты, и всё готово.

– Какие результаты? Что готово?

– Теперь можете встать.

Ноги и руки его благополучно слушались.

В кабинете витал какой-то посторонний запах.

Рукоятка на входной двери щёлкнула и зажглась зелёным огоньком.

– Открыто. Выходите.

Нет, без фокусов они, конечно, ничего не делают.

Как ни странно, во рту никакого лишнего привкуса не чувствовалось.

В коридоре его встретил довольный мистер Стэнли.

– Я в тебе не ошибся, Ваше Величество, – сказал он, беря Кифару под локоть. – Идём за твоим ключом.

Доктора Енсена он больше не слышал и не видел. Его смуглую помощницу – тоже.

Уже возле самых дверей на улицу мистер Стэнли удержал его и кивнул на маленькую дверцу прямо в стене.

– Открой.

– Но на ней даже замка нет!

– Стеклянный кружок видишь? Приложи к нему большой палец.

Приложил.

Дверца оказалась люком, который открылся вверх.

– Сунь руку внутрь. Смелее. Что нащупаешь – бери.

Нащупать в глубине узкого отверстия удалось пластмассовую коробочку, в каких ювелирные магазины продают кольца и запонки. Коробочка была серой и невзрачной. Под крышкой вместо кольца в белую подушечку была вставлена металлическая монетка с круглой дырочкой посредине и несколькими продолговатыми разного размера – по периметру.

– Это мой ключ?

– Надеюсь, ты не станешь привередничать.

– Нет, но…

– Поехали. И постарайся его не потерять. Дубликат получить можно, но сам видишь, сколько лишних телодвижений.

– И куда мы теперь? Обратно к вашей миссис Бойл?

– Как хочешь. Можно сразу к ней. Можно здесь задержаться и насладиться сельской жизнью.

– Давайте тогда задержимся. Что-то в этой Дании всё-таки есть.

Обратно

Увы, впечатление было обманчиво.

В тот же вечер они посетили несколько клубов, однако скоро выяснилось, что выступающие там девушки отношение к Дании имеют опосредованное. Среди них преобладали украинки, чешки и румынки. То ли считалось, что они более профессионально раздеваются, то ли они просто меньше за это просили. В любом случае, Кифару ожидал чего-то другого и под конец заскучал.

– Как-то всё это слишком у них тут буднично, – сказал он мистеру Стэнли, предложив больше не тратить времени, а отправиться спать. – Теперь я, кажется, понимаю, почему вам понравилось у нас. Наши девушки если подобные вещи делают, то с душой.

Мистер Стэнли согласно кивнул.

Ночью, лёжа в номере неплохой гостиницы с видом на порт, Кифару подумал, что, возможно, виной всему не меркантильная атмосфера и не искусственные прелести малогибких девиц, а его собственное настроение, испорченное мыслями о происходящем дома. Намёки Вереву не давали ему расслабиться. Её подозрения могли оказаться ерундой, но могли обернуться и крайне нежелательными последствиями. Если Убаба и в самом деле что-то затеял да ещё с мистером Мунгу, одной бдительности отца будет недостаточно. Такое нужно пресекать не бдительностью, а острым мачете.

Сколько же лет Убабе сегодня?

Убаба всегда был старым. Жил скрытно, почти из церкви не показывался, поскольку все приходили к нему: подлечиться, посоветоваться, погадать. Теперь становилось понятно, что таким нехитрым образом Убаба мог знать и наверняка знал многие местные тайны, о которых не подозревали остальные. И которые он либо держал при себе до лучших времён, либо кому-нибудь при случае или необходимости открывал. К примеру, старейшинам. Кифару слишком легко уверовал в то, что обезопасил себя шантажом Векесы. Что если семейные проделки похотливого старика и для Убабы не были секретом? Что если он точно так же, как Кифару, сам имел на Векесу влияние? Причём гораздо дольше.

Ночью Кифару снилась старуха с кошкой. Старуха что-то ему говорила, однако наутро он уже ничего не помнил.

– Ну что, в Эдинбург? – поинтересовался мистер Стэнли, увидев за завтраком его унылое лицо.

– В Эдинбург. Да и домой пора.

– Как скажешь, Ваше Величество. Прямиком или прокатимся по Европе-матушке?

– Это как?

– Именно так, как я сказал. Можно машиной, можно вертолётом, можно самолётом. Захватим Гамбург, Амстердам, Париж.

Раньше Кифару, не задумываясь, согласился бы преодолеть столь соблазнительный маршрут даже на машине.

– В следующий раз. Дела прежде всего.

Мистер Стэнли не только не стал спорить, но и организовал всё в лучшем виде. На обратный перелёт частным самолётом у них ушло чуть больше часа. Кифару уже не спал и с интересом узнал, что Эдинбург от Копенгагена отделяют по прямой 611 миль или 983 километра, которые их «сессна»4040
  Марка одного из самых быстрых частных самолётов.


[Закрыть] на крейсерской скорости готова преодолеть за 55 минут и… двадцать с небольшим тысяч долларов. Его эти цифры настолько удивили, что он попытался выяснить, какие скорости современные самолёты вообще способны развивать. Мистер Стэнли откашлялся и рассказал, как он выразился, «сказку про самый быстрый самолёт», которые создала для космического агентства НАСА компания «Боинг» в количестве трёх штук.

– Проект назывался ИКС-43. Самолётик имел меньше четырёх метров в длину и полтора метра в ширину. Разумеется, никаких пилотов. Первый пробный полёт закончился неудачей: самолёт был уничтожен по команде через одиннадцать секунд после сброса с разгоняющей ракеты и утонул в Тихом океане. Второй, говорят, прошёл в штатном режиме. Третий вообще установил рекорд скорости – 11 850 км/ч. Правда, эти модели тоже утонули в Тихом океане. А когда нет свидетелей, и что-то тонет в океане – это говорит о том, что ничего не было вовсе, кроме потраченных денег, которые, разумеется, тоже потрачены не были, а на рекордной скорости ушли по назначению тем, кто с этих сумасшедших проектов кормился. Так что считай, мы сейчас на самом быстром из реально существующих самолётов.

– Вы никогда ничему не верите, мистер Стэнли.

– Верить нельзя. Нужно либо знать, либо не знать. А когда в одной короткой истории дважды фигурирует цифра «одиннадцать», даже напрягаться не стоит. По коктейльчику?

За ними никто специально не ухаживал. Всё необходимое и так было перед глазами.

Перелистав глянцевые журналы и пожевав солёных орешков, Кифару стал рассматривать полученный «ключ».

– Как вы думаете, что я с его помощью получу?

– О, это совершенно непредсказуемо, друг мой! Кто-то получает старые золотые монеты, кто-то – чек на предъявителя в банке, которого давно уже нет, кто-то – трогательное письмо с рассказом о подходящей к концу жизни, кто-то – антикварные фамильные ценности. По-всякому бывает. Зависит от фантазии тебя прежнего. Что бы ты передал себе будущему?

– Рекомендацию поселиться на острове и открыть оффшор. И не ходить в датские ночные клубы.

– Кстати, по поводу клубов. Я так никогда не мог взять в толк. Это ведь твоя давнишняя мечта, верно?

– Верно.

– Для чего? Чтобы заработать? Или чтобы поближе к девушкам раскрепощённым быть? Или…

– Я не знаю. Просто всегда хотелось. Теперь я думаю, что это могла быть память о гареме, который у меня когда-то был.

– Ну, вот видишь! Гарем – это совсем другое дело. Потому что если клуб открывать для заработка, то думать придётся в первую очередь не о себе и даже о своих вкусах, а о том, чтобы понравиться рынку, то есть посетителям. Не будет посетителей, не будет прибыли. Думаешь, у Поля Рэймонда – в девичестве Джоффри Энтони Куинна – что-нибудь с его ревю-баром в центре лондонского Сохо получилось, если бы за ним ни стояли деньги местной братвы и задача их отмывать? Возможно, правда, то была не простая братва, а иезуитская, поскольку Джоффри всё детство и юность проучился в строгих католических школах, где из мальчиков делают либо девочек, либо агентов влияния, либо и то, и другое вместе. Иначе кто бы ему позволил покупать недвижимость в самом центре Лондона по штуке в неделю. В одном только Сохо ему принадлежало четыре сотни домов, а были дома ещё и в Челси, знакомом тебе Кенсингтоне и Хэмпстеде. Ведь на деньги ничего подобного не купишь. Нужна очень высокая протекция и разрешение. Поскольку товарищ умер, а его единственная наследница и дочка умерла ещё раньше, говорят, от передоза, интересно было бы узнать, кому теперь вся эта империя принадлежит. Никогда этим вопросом серьёзно не занимался, но не удивлюсь, если оставшаяся после него контора «Сохо Эстейтс», которая по-прежнему уродует Лондон, снося старые здания, окажется фасадом какой-нибудь МИ-6.

– Что такое МИ-6?

– Служба тайной разведки. Кстати, забавное совпадение: у её создателя в 1909 году премьер-министра Герберта Асквита было несколько детей, среди которых мы найдём и имя «Рэймонд», и «Энтони».

– О чём это говорит?

– Пристегни ремень. Похоже, мы решили без предупреждения снизиться.

Дальнейший путь обратно в здание банка Дандаса ничем примечательным не отличился. Разве что погода, как выразился мистер Стэнли, стала «по-настоящему шотландской» – дул сильный ветер и лил проливной дождь.

Как на странно, ожидаемой миссис Бойл на месте не оказалось. Дверь им открыл пожилой джентльмен в наряде, скорее похожем на пижаму, нежели на костюм приличного привратника.

– Мы вас не разбудили, Ховард? – поинтересовался мистер Стэнли.

– Это было бы катастрофой, сэр. Но нет, скоро уже обед. Скажите, что я вам больше не нужен, и я поставлю святому Эндрю за вас свечку.

– Вы нам больше не нужны, Ховард. Было очень приятно снова вас повидать.

– Хорошего дня, сэр.

– Кто этот странный тип? – уточнил на всякий случай Кифару, когда они вошли в знакомую залу и остались наедине.

– О, это не странный тип, а представитель весьма важного в истории Англии рода.

– И чем он так важен?

– Его предки занимались тем, что изображали католиков и попытки свержения королей, за что их хватали и казнили. Казнили, конечно, понарошку, поскольку Ховарды были ближайшими родственниками Тюдоров, но так, чтобы другим было неповадно свергать королей по-настоящему.

– Так его зовут Ховард или это его фамилия?

– У нас можно звать и по имени, и по фамилии. Тем более что имён может быть несколько. Хотя, если разобраться, имя только одно, то, что стоит первым. Взять какого-нибудь поэта вроде Байрона, любившего, когда его называли «лордом», хотя вообще-то он был бароном. Полностью его звали Джордж Гордон Ноэл Байрон. Три последних имени – это фамилии его родственников, говорящие о не слишком английском происхождении нашего замечательного поэта. Кстати, предпоследнее – фамилия тёщи. Но это детали.

– Понятно. Что мне теперь делать?

– Доставай свой ключ.

Кифару уже сжимал заветную монетку в кулаке.

Они подошли к металлическим стеллажам у входной двери. Здесь ещё не было ячеек, а была гладкая панель с выемкой ровно под размер монетки.

– Прикладывай.

Кифару приложил.

Выемка под монеткой вспыхнула.

Металл оказался пластиком.

Кифару чуть не отдёрнул руку, но свет тут же погас, а где-то в отдалении щёлкнула железная створка.

– Иди, забирай. Если ты не против, я тоже схожу, перекурю.

– Но…

– Твоё прошлое – твоя история. Можешь мне как-нибудь потом её рассказать, если сочтёшь нужным, а пока я предпочту меньше знать. Мне и моего бремени вполне хватает.

С этими словами мистер Стэнли удалился из зала. Вероятно, пошёл проведать потомственного Ховарда.

Кифару без труда нашёл распахнутую ячейку.

В ней лежал продолговатый кожаный пенал на ремешках с застёжками. Пенал оказался толстым и тяжёлым.

Монеты, подумал Кифару, вспомнив «непредсказуемые» варианты мистера Стэнли.

Самозванец

– Ну, рассказывайте, что у вас тут происходит.

Вереву и Имаму переглянулись.

Они сидели втроём в закрытой комнате для переговоров банка, где никто посторонний точно не мог их услышать. Даже мистер Стэнли и Марина, которые в это самое время обсуждали в общем зале новые договорённости, достигнутые за время их стремительного путешествия по Европе.

– Ничего, что могло бы показаться подозрительным на первый взгляд, – почесал ухо Имаму.

– А на второй?

– На второй я считаю, – взяла слово Вереву, – что тебе стоит поговорить с Таджири.

– Он здесь? – удивился Кифару.

– Наездами. Поинтересуйся у своего друга Абрафо.

– То есть, дела футбольные?

– Как бы да. Но под этим соусом сюда повадились кенийские футболисты. Точнее, пока не сами футболисты, а их тренеры и эти… как они называются, промоутеры. Абрафо должен быть в курсе.

– Новый турнир?

– Типа того. А по мне так хороший предлог снова встать одной ногой на нашу землю.

– Погоди, погоди. Вы и Абрафо в чём-то подозреваете?

– Нет, – пожал плечами Имаму и снова посмотрел на Вереву. – Он делает своё дело. Таджири тоже, но он, как ты сам понимаешь, близок к тамошнему губернатору, мистеру Мунгу.

– Задача понятна. Выясню. А вы сами ни с тем, ни с другим не общались?

– Не хотели раньше времени вмешиваться, – покачала головой Вереву. – Тебе сподручнее.

– Хорошо. Что с Убабу?

– Как ты улетел, почти сразу стал распускать слухи о новом пророчестве. Ему, мол, явился в видениях сам Килеман, который пригрозил всему острову большими неприятностями, если мы вовремя не выкорчуем «злое семя». Под семенем, как понял Убаба, Килеман подразумевал своё собственное потомство. Ни тебя, ни твоего отца он, разумеется, по имени не упоминает, но тем, кто его слушает, и так понятно.

– А кто его слушает?

– Те, кто приходят в церковь. Если ты ещё не забыл, без тебя тут у нас прошёл очередной праздник Ухуру.

Кифару забыл. Ещё немного в таком ритме, и Убаба на его счёт окажется прав.

– И как люди реагируют?

– Пока трудно сказать. Те, кто точно так же приходят потом к нам в банк, посмеиваются, потому что для них с некоторых пор жизнь улучшилась. Но что они при этом на самом деле думают – кто же знает наверняка? Убабе, каким бы он ни был, привыкли верить.

– А мы его, случаем, благами нашей новой жизни не обошли? – встрепенулся Кифару. – Я почти уверен в том, что он за новыми деньгами в отведённые дни сам не приходил хотя бы из гордости. А нам с вами тогда не до него было.

– За это можешь не переживать, – потрепала его по руке Вереву. – О нём позаботились в той же мере, в какой и о старейшинах. Я лично проверяла. Поэтому и думаю, что дело не в деньгах, а во власти.

– Но в чём его проблема? Вы же сами говорите, что люди по-прежнему приходят в церковь.

– Приходят. По праздникам. Раньше ходили по любому поводу.

– И я в этом виноват?

– Конечно. Ты дал им денег, а деньги дали им независимость.

– Вообще-то деньги, как мне кажется, делают нас зависимыми.

Вереву не сдержала грустной улыбки:

– Ты и прав, и неправ.

– Так не бывает.

– Бывает. Теперь всем важен не Убаба, а ты. И он это понимает. Думаю, ты тоже.

Кифару понимал. Более того, поездка в Европу – особенно последний долгий перелёт обратно – дала ему возможность собраться с мыслями, и он постепенно пришёл к выводу, о котором сейчас своими словами говорила Вереву: его нынешнее положение на острове можно было считать большой ответственностью, а можно, если не врать себе, именно властью. Да, он имел власть. Как имел её над получающей удовольствие от покорности Мазози и её напуганным дедом-отцом. Причём не до конца ясно, знали ли люди, которые охотно встали под его начало, о том, что эта власть дана ему по рождению, или судили о нём по его делам. Возможно, одно другому способствовало.

– Что вы считаете, я должен сделать?

Вопрос был обращён и к Вереву, и к Имаму.

– Принять к сведению и быть осторожным. И повторяю: поговори с Таджири.

– А я бы наведался к Убабе, – вздохнул Имаму. – Пусть он сам тебе в глаза скажет то, что говорит людям. Если хочешь, я пойду с тобой. Вместе мы…

– Ладно, я разберусь, – прервал его Кифару. – Возможно, он не сильно ошибается. Семя Килемана и в самом деле может оказаться злым.

Из банка он направился к отцу, которого дома не застал. Зато застал Таонгу. Фурахе нездоровилось.

– Что это за слухи насчёт Убабы? – между делом поинтересовался он, подарив тёте купленное в Лондоне яркое платье, а повеселевшему брату – почти настоящий железный автомат, стреляющий пластмассовой дробью.

– Какие слухи? – улыбающаяся Таонга подлила ему кофе.

– Будто ты не знаешь! Отец этим занимается.

– Отец твой занимается всем, кроме дома. Ты заметил, что у нас потолок начинает протекать?

– С потолком разберёмся. Попрошу ребят посмотреть. Давно пора новый дом построить.

– Как у тебя? – Таонга посерьёзнела. – Чтобы потом ты удивлялся, что люди будут о нас говорить с подачи или без подачи Убабы?

– По-твоему, жить в нищете не зазорно?

– В нищете?! Я тебе про крышу, а ты мне про нищету.

– Ну так а в чём же дело? Если есть деньги, уж крышу-то всегда можно починить. Для этого отец не нужен.

– Отец нужен, – буркнул Фураха.

– Да, но для более важных вещей, – медленно ткнул его в лоб кулаком Кифару.

– Для каких?

– Чтобы всяких кенийцев у нас тут под боком не развелось, к примеру.

Фураха не нашёл, что ответить, а Таонга села за стол, смахнула передником крошки и пристально посмотрела на племянника. Она была по-прежнему молода и привлекательна, какой он её помнил ещё в возрасте братца.

– Я не знаю, кто и что тебе про Убабу рассказывал, но из того, что я слышала от других, он говорит понятные людям вещи. Про то, что мы начинаем дружить с белыми, которые никогда ничего хорошего для нас не делали. Про то, что из-за этого молодёжь тянет уехать с острова, туда, где больше соблазнов.

– Погоди. Что до белых, то как они могли нам сделать что-то хорошее или плохое, если их до сих пор у нас никогда просто не было? Хочешь сказать, люди эту чушь слушают?

– Ну, может, я не совсем точно выразилась, но да, многие считают, что белым на Кисиве не место.

– Каким «белым»? Ты хоть понимаешь, что это даже не смешно? Мистер Стэнли бывает тут наездами, а Марина… я бы не сказал, что она белая.

– Но и не такая, как мы. Я ничего против неё не имею, и никто, думаю, не имеет, даже вон Фураха в этот ваш дурацкий банк то и дело бегает, чтобы только на неё посмотреть, однако людей я тоже понять могу: она нам чужая. А этот англичанин твой…

– Он не англичанин. Можно подумать, он кого-то убил или ограбил. Разве ты сама не видишь, что с его появлением жизнь на Кисиве улучшилась?

– У тебя – возможно. А вообще – нет.

– Ты сама-то слышишь, что говоришь?

– Это не я говорю. Ты попросил меня поделиться с тобой слухами, вот я и делюсь. Ты знаешь, например, о том, что из Киджиджи за последнее время несколько семей уехало на континент? Решили, что у них теперь достаточно денег, чтобы обустроиться там и зажить в своё удовольствие. О тех, что перебрались в Кению, пока не слышно, а одна из семей, осевшая в Уганде, на рынке давеча рассказывали, была убита. Всё из-за денег.

– Замечательно! Я в этом виноват. Все должны сидеть на острове, топить печки вредными банкнотами и радоваться, что у них есть Убаба!

– Не перегибай, Кифару. Деньги принесли с собой соблазны. Не все настолько сильны, чтобы им противостоять. И Убаба на это указывает.

– Он именно про деньги говорит? Открыто?

– Я слышала, что да. Это как-то меняет смысл? Кифару!

Однако он её уже не слушал. Допив залпом кофе, вышел из дома и направился обратно в банк, только не в сам банк, а в штаб-квартиру дружины, расположенную под той же крышей.

Ещё через полчаса на площади перед церковью собралась довольно внушительная толпа. По призыву Кифару его расторопные дружинники сбегали домой и пригласили кто кого мог из родственников и соседей. Предполагалось что-то интересное и запоминающееся.

– Убаба! Убаба, выходи к народу! Народу нужно с тобой поговорить! Убаба!

Кифару замолчал и осмотрелся.

Он думал поручить роль зазывалы кому-нибудь другому, но потом рассудил, что нужно брать на себя всё: и хорошее, и плохое.

– Убаба!

Никто не выходил.

Чего и следовало ожидать, поскольку тот давненько не появлялся на людях. Настоящий отшельник. До сих пор это сходило ему с рук. Даже то, что когда приходили к нему, он часто разговаривал с посетителями из-за ширмы. Во всяком случае, Кифару об этом слышал и не раз. Считалось, что Убаба таким образом бережётся от сглаза.

Если раньше Кифару, как и все, принимал это за должное, то сейчас, пообщавшись с мистером Стэнли и узнав много странных вещей, происходящих в мире, больше так не думал.

– Убаба, если ты не выйдешь, мы сами к тебе придём!

В другое время это едва ли было бы воспринято как угроза. Возможно, шаман и теперь так рассудил, потому что никто на пороге по-прежнему не появлялся.

Кифару поднял руку.

Нервно гудящая толпа затихла.

Поднятая рука была не только сигналом ко всеобщему вниманию. По её команде четверо наиболее отчаянных дружинников окружили Кифару, и они впятером единой плотной группой вошли в церковь. Предварительно неспешно, чтобы все видели, сложив оружие на пороге. Они шли с миром.

Вскоре один вернулся и позвал кого-нибудь из старейшин. Им оказался отец Вереву, которого та буквально заставила принять участие в собрании. Оказалось, что дверь в главную залу заперта на замок, и требовался ключ. Мвенай под неодобрительное перешёптывание отдал дружиннику ключ.

– С каких это пор они там поставили запоры? – возмущался кто-то в толпе.

– С таких, как денежки появились, – громко шептали наиболее догадливые, которым эту мысль стоило лишь заранее подсказать, что Кифару предусмотрительно успел сделать через помощников.

Когда ушедшие через несколько долгих минут вернулись, ведя, то есть, почти волоча, под руки Убабу, толпа ожила, и раздались удивлённые выкрики:

– Кто это?

– Это не он.

– Как не он? Он.

Тащить шамана дружинникам пришлось не потому, что он был стар и немощен, а потому, что упирался, причём достаточно бодро и упрямо. Реакция собравшихся намекала на истинные тому причины, которых не ожидал даже Кифару, явившийся сюда лишь за тем, чтобы по-свойски спросить Убабу про деньги, которые тот охотно брал, не считая при этом зазорным называть их «злом».

Когда они с ребятами вскрыли келью и обнаружили в ней этого обросшего человека, в полумраке похожего на старца, но при ближайшем рассмотрении вполне здорового, хоть и худого, Кифару сильно смутился, потому что в детстве шаман помнился ему несколько другим. Не мог же он за десять с лишним лет так помолодеть. Нет, конечно, мог, ещё как мог, если верить в силу его природного колдовства и вселенской мудрости. Но уроки скептицизма от мистера Стэнли не прошли даром. Сегодняшний Кифару, сам того не желая, научился всё подвергать сомнению и доверять очевидному.

Убаба был не тот.

И люди это видели.

– Мвенай! – окликнул толпу Кифару.

Мвенай вышел вперёд. Ничего иного ему не оставалось. Сейчас он был тут единственным старейшиной.

– Мвенай, кто этот человек? – спокойно спросил Кифару.

Повисло напряжённое ожидание.

Убаба перестал сопротивляться, однако все его попытки сохранить независимость и гордость осанки выглядели жалкими.

У Мвеная было две возможности: сказать, что это Убаба и есть, только помолодевший, или честно признаться в подлоге, покрыв позором всех старейшин разом.

– Я не знаю…

Кифару догадался, каким будет его оправдание. Теперь от него завесило, пощадить старика или прилюдно втоптать в грязь. Мвенай должен это чётко уяснить.

Кифару сделал паузу.

– То есть, ты хочешь сказать, что, он не показывался даже вам?

Это была откровенная подсказка, однако, приправленная неподобающим обращением на «ты», которое низводило старейшину до простого смертного и одновременно давало понять, кому такое позволено по статусу.

– Уже несколько лет… – проглотил обиду Мвенай.

Это было враньём, которому мало кто мог поверить, но Кифару решил не доводить разгром до конца. Как и в случае с Векесой, он думал о завтрашнем дне. Поэтому перевёл внимание толпы с Мвеная на Убабу.

– Кто ты, странный человек?

Тот молчал, изображая достоинство.

– Хорошо, спрошу по-другому, – сказал Кифару. – Что ты делал в церкви?

В толпе послышались смешки.

– Я… Убаба…

– Сдаётся мне, что ты не только не убаба, но даже не мганга4141
  Разница объяснялась в начале.


[Закрыть].

Кифару сделал знак, и самозванца перестали держать. Теперь тот мог до конца прочувствовать, что остался один. Высокое крыльцо церкви позволяло ему видеть всё новых любопытных, сходившихся к площади поглазеть на происходящее. Если он обладал хоть малейшими способностями, то наверняка ощущал нехорошие вибрации. Кифару ощущал. Он их сам призвал и сейчас только усиливал новыми вопросами.

– Что ты сделал с Убабой? Со старым Убабой.

Толпа осознала суть предположения и возмущённо ахнула.

– Я не… я не понимаю.

Зато Кифару уже понял.

Самозванец, похоже, не был виноват. Да и самозванцем он был разве что в устремлённых на него глазах обманутых жителей Катикати. Его убабой сделали. Когда умер настоящий Убаба, тот, прежний, этого где-то нашли, чем-то наверняка напоили, дали новое имя, посадили в келью и сказали, что так было всегда. Он поверил и стал Убабой.

Оставалось найти тех, кто всё это провернул, но их не нужно было даже искать. Старейшины. Один из них был тут же – Мвенай. Отец Вереву. Второй уже не помышлял о том, чтобы противиться воле Кифару – Векеса, дед и отец Мазози. Оставался третий, Гугу, но он был отцом Имаму. Всё это значило, что после обнаружения истины позор падёт несмываемым пятном на головы по-своему дорогих ему людей. Позволить этому случиться он не мог.

Кифару встал рядом с пленником, повернулся лицом к толпе и крикнул:

– Кто верит в то, что это наш убаба?

Все молчали.

Некоторые, правда, при этом согласно подняли руки. Человек пять.

Кифару повеселел и указал на них пальцем.

– Вы верите? А вы готовы в этом поклясться?

Руки одна за другой медленно опустились.

– Что будем с ним делать? – равнодушным тоном спросил Кифару.

– Казнить его! – выкрикнул кто-то.

Ничего подобного заранее не обговаривалось. Кому-то эта мысль пришла в голову прямо сейчас. Причём не ему одному.

– Казнить! Казнить! – раздались голоса.

Кифару только слушал, ощущая дрожь пленника, во мгновение ока ставшего преступником, и лихорадочно соображал, что делать дальше. Подобного поворота он не ожидал.

– Негодяй! Вор! – уже летело из толпы. – Он всех обманул! Это он убил нашего Убабу! Казнить самозванца! Смерть убийце!

Снова решающий момент, каких у него в жизни было уже несколько.

Кифару взмахнул рукой, призывая к порядку.

– Кто за то, чтобы его казнить?

Большая половина собравшихся эту идею с энтузиазмом подержали. Видеть при этом радостные улыбки на знакомых лицах Кифару покоробило. Он вспомнил ночь, кенийцев, пистолет…

– Хорошо!

Пленник шарахнулся было в сторону, но его уже снова держали крепкие руки.

Кифару подобрал один из отставленных к стене автоматов. Громко передёрнул затвор. Тревожный звук снова заставил всех замолчал и прислушаться.

Кифару протянул автомат толпе.

– Вот вам оружие. Бьёт без осечек. Кто готов разрядить его в этого человека? Не стесняйтесь, выходите вперёд!

Никто не вышел. Люди потупились. Одно дело – призывать к чему-то и совсем другое – исполнять пусть даже собственный призыв.

Кифару об этом знал.

Он заметил вопросительные взгляды некоторых из своих дружинников, однако посмотрел на них так, чтобы они даже в мыслях ничего подобного не держали.

– Ну, кто хочет отличиться?

Тишина.

Где-то заплакал ребёнок.

Те, кто стояли в задних рядах стали потихоньку расходиться.

За ними постепенно потянулись остальные.

В итоге на площади перед церковью остались его люди и несколько особенно любопытных мальчишек.

– Почему вы не в школе? – гневно прикрикнула на них Вереву, чем вынудила в испуге сбежать.

Псевдо-Убаба смотрел на Кифару с преданностью собаки, которая сознавала, что её спасли, но не понимая, надолго ли.

– Представление окончено, – устало сказал тот. – Всем спасибо за участие, а теперь давайте обратно на дежурство. И будьте бдительны: у нас есть сведения, что он тут орудовал не один. А мы пока его как следует допросим. – Он кивнул угрюмой Вереву и вконец оробевшему Мвенаю. – Вас я тоже попрошу задержаться.

– Кифару. – На плечо легла тяжёлая ладонь отца. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Когда тот успел вернуться? В толпе его видно не было.

– Знаю. Идем, потолкуем с ними. – Он посмотрел на отца так, словно ожидал увидеть на его лице перемены. – Давно не виделись.

Он сказал именно «с ними», а не «с ним».

Абиой намёк понял. Дыма без огня не бывает. Самозванец не мог появиться просто так, по собственному желанию. Его допустили, пригрели, указали на место. Возможно, что и тщательно подобрали. Поэтому, когда они вошли в стены церкви, он оказался рядом с Мвенаем.

Пленника с руками за спиной привязали к одному из столбов, подпиравших потолок. Эта мера позволила Кифару отпустить охранников. Лишние уши были не нужны.

– С чего начнём? – повернулся он к старейшине.

Тот продолжал делать вид, что не видит связи.