Текст книги "Африканский тиран. Биография Носорога. Начало"

Финикийцы

– Полагаю, у вас много детей, господин Кифару, – улыбнулся гость, не представившись.

Они снова сидели в ресторане.

Момо вернулась в номер, когда поняла, что на ресепшн их ждёт вовсе не Сасаки-сан, а обычный гайдзин5252
  Точнее, гайкокудзин, как японцы называют всех иностранцев, т.е. «человек извне».


[Закрыть] да ещё и с ярко выраженным американским акцентом. Кифару не возражал. Он уловил в госте нечто странно знакомое и понял, что предстоит не совсем обычный разговор.

– С чего вы решили? – спросил он.

– Вы совершенно не предохраняетесь, – продолжал улыбаться американец. – Я добрался до вас без малейших препятствий и до сих пор не заметил ни одного охранника. Что это – уверенность в себе или они у вас невидимки?

Внешность гость имел неприметную, и всё в нём было какое-то среднее: средний рост, средний возраст, среднее телосложение. Шевелюра рыжеватых волос вроде бы без проплешин, но и не густая. Подбородок заросший, но до бороды с усами далеко. Одни только глаза несколько выделялись – не то голубизной, не то серостью. Серый костюм. Серый галстук.

– Невидимки, – согласился Кифару. – А вы кто такой и что хотели?

Он только сейчас отчётливо осознал глупость, если не сказать безрассудство своего положения. Выходить на встречу с незнакомым посетителем, один на один, ни с того, ни с сего, без предварительной договорённости… Похоже, даже недавнее знакомство с якудза его ничему не научило.

– Если я вам скажу, кто я такой на самом деле, вы мне не поверите. Поэтому будем считать, что меня зовут Джон Смит, и что я представляю интересы некоторых влиятельных особ.

На очередного спонсора Джон Смит похож не был.

– Допустим. Наверное, я должен быть польщён, – спокойно продолжал рассматривать собеседника Кифару. – Однако если вы по поводу футбола, то вам лучше разговаривать не со мной.

Подошла официантка.

Джон Смит заказал виски со льдом, Кифару – сок.

– Нет, я не по поводу футбола. Хотя, наверное, уместно поздравление вашей команды с заслуженным серебром. Ребята держались до последнего.

– Если не футбол, то что же? – решил не отвлекаться Кифару.

Нельзя сказать, чтобы собеседник был ему неприятен, он чем-то к себе даже располагал, возможно, улыбкой, правда, уж слишком белозубой и без участия внимательных глаз.

– Речь о вашем острове.

– Он не мой.

– Вам виднее. Я не мастер формулировок. Но говорят, что я неплохо улавливаю суть. Так что для меня, если не возражаете, он будет всё-таки ваш. Ведь это вы же нашли на нём, как я слышал, несметные богатства и превратили в настоящее Эльдорадо.

Кифару не был знаком с этим термином, поэтому глубокомысленно промолчал, давая Джону Смиту возможность высказаться, только уточнив:

– Не я, а мой брат.

– Благодарю за подробность. Не знал. Всем бы таких братьев. Кроме того, вы метеором ворвались на мировой финансовый рынок, произведя при этом минимум волнения. Обычно происходит обратное – много шума, а выхлоп – ноль. Чувствуется опыт. Которым вы, уж не сочтите за недоверие, вряд ли обладаете. Из чего я могу сделать вывод о том, что у вас замечательные советники. Или партнёры. Опять же – вам виднее. Подозреваю также, что вы на сегодня всем довольны и от добра, как говорится, добра не ищете.

– Не ищу.

– Похвально.

– Но вы, наверное, намерены мне что-то предложить, от чего мне будет трудно отказаться, – предположил Кифару.

– Почему же, – рассмеялся Джон Смит. – Отказаться вы всегда можете. – Он демонстративно поднял руки. – Я пришёл к вам без оружия, с чистыми, так сказать, помыслами. Полагаюсь исключительно на вашу благоразумность и понятливость – качества, которыми вы не можете не обладать.

– Предположим.

Официантка принесла напитки. Джон Смит сделал большой глоток. Поморщившись, понюхал запонку на рукаве.

– Ядрёная смесь…

– Соку не хотите?

– Нет, в другой раз. Сегодня – виски. Хотя я согласен с тем, что лимонный сок очень даже хорош и полезен от всех болезней, особенно в тропиках. О чём это я? Ах да, про некоего сэра Стэнли, который по моим сведениям оказывает вам услуги консультационного характера. Вы хорошо с ним знакомы?

Он замолчал, прищурился и ждал, поигрывая звонкими ледышками в стакане.

– Почему вас это интересует? – задал встречный вопрос Кифару.

– Потому что мы, к сожалению, знаем его слишком хорошо.

– Мы?

– Неужели вы думаете, что я стал бы занимать ваше и своё время, если бы эта тема не затрагивала многих? – Очередной глоток, на сей раз почти с удовольствием. – Вы что-нибудь знаете о финикийцах?

– О финикийцах? – Кифару перевернул в памяти несколько не слишком обременённых исторической информацией листков. Мистер Стэнли, кажется, что-то про них упоминал, но он многое пропустил тогда мимо ушей, да и стоило ли сейчас в этом признаваться. – Пожалуй, нет. А нужно?

– Знать вообще всегда хорошо. – Стакан опустился на деревянную подставочку. Джон Смит посерьёзнел. – Финикийцами называли первых мореходов. До них люди плавали разве что по речкам, да вдоль берега. Финикийцы же научились строить корабли, на которых пересекали сперва Средиземное море, а потом и многие другие. Жили они там, где сегодня вы найдёте Сирию, Ливан и Палестину, недавно ставшую Израилем и Иорданом. Они же первыми научились обрабатывать железо, то есть стали обладателями могучих орудий и оружий, что помогло им опередить всех соседей и сделаться на какое-то время самыми могущественными в известном мире. Это могущество они с умом воплотили не в самоуничижительных войнах, а в искусстве торговли, поскольку железо и корабли позволили им получить практически монополию вдоль всего средиземноморского побережья.

– Это как-то относится к мистеру Стэнли?

– Не спешите. Я хочу, чтобы вы поняли суть. Тогда, возможно, мне не придётся вас лишний раз убеждать в вещах очевидных. Торговля принесла финикийцам несметные богатства, а заодно, сделала так, что их семитский язык стал доминирующим во всём регионе. Не зря сегодня считается, что именно финикийцы изобрели письменность, на основании которой потом зародились все известные алфавиты, начиная с греческого и латинского. От себя я бы добавил, что их влияние на языки было куда шире. Послушайте сегодня любого француза, скандинава, испанца, не говоря уж о голландцах – все картавят и шепелявят ничуть не хуже жителей какого-нибудь Тель-Авива. Об англичанах я даже не упоминаю, поскольку именно в Корнуолле финикийцы нашли столь необходимые им залежи олова и стали обживать тамошние места наряду с теми, через которые туда добирались, то есть в современной Португалии и отчасти – Испании. Символически эта история языков в несколько искажённом виде отражена в истории про Вавилонскую башню.

Заметив, что упоминание башни не вызвало в собеседнике ожидаемого отклика, Джон Смит пояснил:

– Один язык стал многими. И растворился в них. Как и сами финикийцы, о которых сегодня мало кто вообще вспоминает, считая народом вымершим. А напрасно. Поскольку их колоссальное могущество способствовало тому, что они сделались желанными гостями при всех тогдашних царствах-государствах, вхожими не только в тронные залы королей и императоров, но и в их спальни. В итоге за относительно небольшой промежуток истории финикийскими стали почти все правящие дома, начиная – но не заканчивая – Кавказом и вплоть до вышеупомянутых европейских земель. Таковыми они остаются и по сей день, тем более что времени с тех пор прошло отнюдь не так много, как их придворные летописцы призывают считать современных умников. Нас разделяют не литературно-мифические три тысячи лет, а порядка шестисот. Ну, от силы семисот.

– Очень интересно, – усмехнулся Кифару. – А вы про это знаете откуда?

– К этому я как раз свой рассказ и веду. Хотя и вы, и любой другой наблюдательный человек сами можете сделать соответствующие выводы, что называется, из открытых источников. Для этого достаточно заметить, когда впервые появились стеклянные зеркала, иначе говоря, когда стала возможна промышленная обработка стекла. Официальная история проговаривается, мол, не раньше середины тринадцатого века, хотя скорее настоящим началом можно считать первые годы века пятнадцатого, когда стеклом во всю занялись венецианцы. Что, кстати, не случайно, поскольку Венеция и Финикия – слова, мягко говоря, однокоренные.

– А при чём тут зеркала?

– До этого их делали из шлифованного металла. Но, видите ли, процессы обработки металла и изготовления стекла очень и очень схожи. Настолько, что для получения стекла в результате обработки металлов не нужно ждать две с половиной тысячи лет. В худшем случае, если мастера совсем уж не наблюдательные, разница должна составлять от силы лет сто. Вот и делайте сами выводы о том, когда финикийцы занялись металлами. Всё это я сообщаю вам исключительно затем, чтобы вам стала понятна осязаемость нашей истории, вовсе не скрытой за пеленой тысячелетий, как принято считать.

– Кажется, я уловил вашу мысль. – Кифару допил сок и упёрся в Джона Смита твёрдым взглядом. – Вы хотите сказать, что мистер Стэнли – финикиец.

– Не без этого. Выражусь чуть осторожнее: их ближайший потомок.

– А вы, – продолжил Кифару свою мысль, – судя по всему, ему завидуете.

Джон Смит весело рассмеялся.

– Для человека, который не слышал про Вавилонскую башню, вы чертовски проницательны. Но нет, про зависть речь не идёт. Сугубо про выживание. Чему финикийцы и их потомки в наше время не слишком способствуют, почивая на лаврах предков. Выстроенная ими пирамида даёт трещину. Много трещин. Непозволительно много. Настоящие каменщики не должны с этим мириться. Мы обязаны принять меры, пока всё это не рухнуло нам на головы. Точнее, не провалилось под нашими ногами.

– Интересно. А если поточнее?

– Если поточнее, то представьте, что будет с вашим островом, если в один прекрасный день вы лишите ваших сограждан всяких средств к существованию. Ни посеять, ни пожать. Кому от этого станет хуже? Им – в первую очередь. Вам – во вторую. Так вот, какое-то время финикийцы безнаказанно жили в своё удовольствие, стоя на головах послушных верноподданных, то так, то сяк меняя мировое устройство, подстраивая его под собственные нужны. Где-то им помогали в этом местные войны, где-то – локальные революции. Но им всё время хотелось – и хочется, чего греха таить – большего. Уж если строить коммунизм, то во всей Ойкумене. Вот они и строят его под лозунгами всяких социализмов и демократий. Но поскольку строят они для себя, к тому же, дедовскими методами, они вольно или невольно начинают перегибать палку. Последнее время их всевозможные глобальные мероприятия как будто специально нацелены на то, чтобы убить главную дойную корову, которая до сих пор спокойно щипала травку и исправно доилась. Я имею в виду то, что принято называть «средним классом». А это, между прочим, главная опорная сила всей пирамиды. Не будь её, хвалёная вершина рухнет до самого фундамента, где кишат нищие, бомжи и прочите неприкасаемые, как учили в своё время индусов хитрые иезуиты. Мы это видим и понимаем, они – уже нет.

– Мы? Они? Не просветите?

– Верхушка пирамиды давно уже оторвалась от основания. Они сами это любят изображать. Вплоть до картинок на долларах. Сильна, знаете ли, вера в магию и волшебство, в чём отчасти виноваты мы, затуманив когда-то им мозги ради собственной выгоды. Но раз вы спросили, я отвечу. Они – это старая гвардия, очень старая, потомки, так сказать, «тех самых», которым в силу их положения долгое время было дозволено буквально всё. Однако отсутствие необходимости выживать собственными силами приводит к атрофированию. Старой гвардии, включая их прямых потомков, всегда было достаточно мало, чтобы постоянно нуждаться в доверенных людях, которые бы проводили в жизнь их хитроумные планы. Им всегда нужна армия, полиция, наука, литература, искусство, короче, агенты влияния всех мастей, то есть приближённые из высшего и даже сливок среднего класса. Именно их руками они способны управлять стадами в загонах. Однако они никогда не были настолько глупы, чтобы доверить своё благополучие пастухам. Именно здесь появляемся мы. Не прямые потомки, но, скажем так, родственники. Не всегда желанные, однако родственники как-никак. Сила крови, если вы понимаете, о чём я.

– Понимаю.

– Нарожать детей, тем более не в роддомах и без прививок, может каждый, а вот признать – далеко не все. Нежеланные потомки получают другие фамилии, живут иногда даже не во дворцах, но при этом за ними ведётся постоянное пристальное наблюдение, их не обижают, их продвигают по жизни, по карьерной лестнице, их мазню называют «живописью», их дегенеративные книги и фильмы – «бестселлерами», им дозволяют стать «великими» артистами и даже дают играть роли своих исторических предков, им кидают на растерзание ошмётки науки, что позволяет её важную, практическую часть оставлять себе, а стаду скармливать всякие забавные теории вроде относительности, большого-пребольшого взрыва, круговорота воды в природе, атома, эволюции и всего прочего. В итоге мы, с одной стороны, вхожи к ним и даже знаем многих в лицо, а с другой, постоянно имеем дело с пастухами, благодаря чему неплохо разбираемся в их сефардских методах и нуждах стада. И мы видим, что последнее время стадо ретиво вымирает. Конечно, если стаду внушить, что его уж больше семи миллиардов, оно не обратит пристального внимания на цифры ежегодно теряемых миллионов. Но мы-то видим картину такой, какова она есть, и никаких миллиардов там никогда не было и нет близко. Кроме того, речь далеко не всегда о вырождении физическом. Расшатывание устоев приводит, как ни странно, к вырождению благополучия. То есть, если выражаться совсем демократично, к финансовому краху. А это уже гораздо серьёзнее, чем результаты вынужденных голодовок, сугубо добровольной вакцинации, внезапного сталкивания лбами и даже отключения электричества. Хотя, пожалуй, нет, электричество нынче – а тем более завтра – будет поважнее. Беда в том, что если у нас и у них уже давно своё электричество, своя наука, своё искусство и своя еда, то отсутствие волшебства вынуждает нас стоять на той же почве, что и всё стадо с его пастухами. Мы это осознаём, причём всё отчётливее, они – нет. Они тупо понукают нами, призывая не менее тупо выполнять их волю, но мы уже давно вышли из того возраста, когда любой приказ берётся под козырёк. Мы попытались им втолковать суть происходящего. Они не поняли. Что нам оставалось делать?

– Вы написали им в виски?

Джон Смит как раз хотел было поднести стакан к улыбающимся губам, но передумал.

– Вроде того, вроде того. Мы объявили им войну. В которой, спешу заметить, обречены на успех.

– Почему?

– Спасибо, что спросили. Потому что у нас сегодня накопилось не меньше финансовых средств, чем у них. А так же знаний о жизни, не иллюзий вседозволенности, а именно знаний.

– Боретесь за средний класс?

– Совершенно верно. Меняем пастухов, стараемся подложить сено получше, покосившиеся заборы выправляем. Одним словом, возвращаем человечество примерно в пятидесятые годы двадцатого века, оставшиеся в истории блаженным «веком потребления», сменившим весьма удачно разыгранную мировую войну. Про Джеймса Бонда фильмы любите?

– Про Джеймса Бонда?

– Ясно. Если вдруг когда-нибудь доведётся посмотреть, обратите внимание на то, кто там всегда враждует. Я имею в виду, враждует на самом деле, если вынести за рамки всяких придуманных террористов, злых учёных и во всём и всегда виноватых русских. Старая секретная служба вставляет палки в колёса секретной службе новой, а та, разумеется, не остаётся в долгу. Мы с ними, видите ли, схожи в одном: очень любим иносказательность. Иносказательность в поступках, словах, цифрах и символах. Иначе, полагаю, наши общие предки никогда не стали бы заморачиваться, выдумывая тот же алфавит.

– То есть, и вы, и мистер Стэнли – финикийцы? Или только он?

– А это вы его сейчас сами спросите, – оживился Джон Смит и кому-то приветственно помахал. – Потому что старый лис не утерял нюха и учуял меня за версту даже здесь, в Японии. Привет, Рэймонд.

Не успел Кифару оглянуться, как к столику из-за его спины подошёл сэр Рэймонд Стюарт Стэнли собственной персоной. Джон Смит привстал и почти с удовольствием пожал дружески протянутую руку.

– Какими судьбами, старина? – начал мистер Стэнли, кивая Кифару и подсаживаясь на свободный стул. – Кстати, как тебя изволишь сегодня величать? Игнатий? Рихард?

– Джон Смит.

– Уж не из тех ли Смитов, что сделали вид, будто потопили «Титаник»?

– Тебе виднее.

– Это точно. Ну так что, про меня небось судачили?

Воспользовавшись лёгкой заминкой, мистер Стэнли заговорчески подмигнул Кифару и добавил:

– Ты его не слушай. Он умеет рассказывать интересно, вот только постоянно сгущает краски. Причём буквально. Когда-то мы с ним посещали одну художественную школу, так он даже свет умудрялся изображать серым, за что, будь он настоящим Джоном пусть даже Смитом, его бы обязательно отчислили.

– А Майкрофт-то у нас, оказывается, злопамятный! – всё-таки допил виски одним глотком «Джон Смит».

– Никакого зла, милый Шерлок! Откуда ему взяться? Я даже уступил тебе ту хорошенькую натурщицу, которая строила мне глазки. Или это воспоминание тоже под запретом?

– Тебе все всегда строят глазки.

– Скажи, что ты рад меня видеть.

– Не могу, поскольку рад несказанно. Скучал с тех самых пор, как гулял на твоей недавней свадьбе.

– Как ты, должно быть, уже догадался, – пояснил мистер Стэнли, обращаясь на сей раз к озадаченному Кифару, – хочу представить тебе моего замечательно непутёвого братца. Загадкой для нас обоих остаётся лишь одно незначительное обстоятельство: по отцу или по матери. Ты не выяснил, Джон?

– Нет, поэтому предлагаю оставаться кузенами.

В самом деле, наблюдая сейчас за обоими, Кифару улавливал в собеседниках странное сходство, о котором никогда бы не подумал раньше. Непохожих ни внешне, ни одеждой (если только рубашка и джинсы мистера Стэнли не стоили столько же, сколько серый костюм, галстук и запонки), говорящих на двух совершенно отличных диалектах одного и того же языка, их роднили разве что насмешливо проницательные взгляды, которыми они обменивались, как дуэлянты – ударами сабель, да способ выражать свои мысли – живо, хлёстко и без малейшей скидки на осведомлённость окружающих.

– Так в честь кого ты теперь разгуливаешь Смитом? – отослал лёгким взмахом руки подошедшую было официантку мистер Стэнли. – Уж не того ли Смита, который, помнится, в 1984 году работал на Министерство Правды и подчищал прототип современной Википедии?

– Терпеть не могу имя Уинстон. Так что нет, не угадал. Впрочем, довольно обо мне. Ты-то как? Ещё женат?

– Вполне, как видишь.

– Как раз таки не вижу. Путешествуешь один. Рубашка не стирана – прямиком из магазина. Разве нет?

Вместо ответа мистер Стэнли положил на стол ладонь, демонстрируя кольцо из белого золота.

Кифару вспомнилось, что похожее кольцо он видел – а потом совсем про него позабыл – ещё во время их первого знакомства как признак наличия жены, однако впоследствии был заключён новый союз, на который и намекал сейчас Джон Смит, аж с двумя невестами: навязанной и выбранной сердцем. Куда же тогда девалась прежняя, первая?

– Ложная проницательность не делает тебе чести, братец. Ты всегда отличался желанием брать пример со своих начальников, но, знаешь ли, последнее время ЦРУ допускает один промах за другим, искренне полагая, что это как всегда сойдёт им с рук.

– Ох уж эта твоя извечная привычка выдавать желаемое за действительное…

– Отчего же? Смотрел тут намедни ваш же канал, «Фукс Ньюс»…

– «Фокс Ньюс».

– Ну да, только в Венгрии, где родился ваш Вильгельм, его папа был Фуксом. Так вот, там один говорливый ведущий снова поднял тему убийства Кеннеди. Чем больше вы её теребите, тем вам же хуже. Некоторые уже начинают постепенно догадываться, как всё было на самом деле. Допрыгаетесь.

– Трогательная забота.

– Я не закончил. Мысль того ведущего заключалась в том, что за убийством стояло ЦРУ. Он даже откопал какого-то анонимного сотрудника, которого спросил, правда ли, что Управление «при чём»? На что аноним сказал, мол, ответ – да, оно, по его мнению, очень даже при чём, а потом добавил, мол, на самом деле мы живём в совершенно другой стране, чем нам кажется, тут вообще всё – фейк.

Джон Смит рассмеялся.

– Уж не думаешь ли ты, Рэймонд, что ЦРУ это откровение как-то волнует?

– Нет, конечно. В каких бы тяжких ЦРУ ни обвиняли, вы не боитесь ни общественного мнения, которое сами формируете через те же фоксы-фуксы, ни даже санкций Конгресса, поскольку давно им владеете. Вы неприкасаемые. Вам важно тупо поддерживать легенду о том, что кто-то Кеннеди всё-таки грохнул. И пусть лучше это будут ваши агенты, чем кто-нибудь догадается о том, что вот уже сколько лет всему миру скармливают довольно слабенькую постановку. Если вы и в самом деле участвовали в подобном скандале, так вы же крутыши, как может подумать рядовой обыватель. Но заметь, что товарищ из новостей не сказал, что ЦРУ кого-то убило. Он только сказал, что оно в произошедшем с Кеннеди замешено. А под конец красноречиво добавил, что это фейк. Не только «убийство», но всё. Тебе не кажется, что если эти новости смотрел не я один, другие тоже могут путём нехитрого сопоставления фактов прийти к выводу, что эта история повторяется и отрабатывается из века в век, начиная с Абрама Линкольна и продолжая Абрамом Гарфилдом5353
  Джеймс Абрам Гарфилд (1831—1881) – 20-й президент США.


[Закрыть] и Уильямом Маккинли5454
  Уильям Маккинли (1843—1901) – 25-й президент США.


[Закрыть]? Берут проходного кандидата, делают его президентом, потом оказывается, что пациент нешуточно болен, и, чтобы не спутать карты и сделать следующим президентом кандидата иными средствами непроходного, но крайне нужного для воплощения линии партии, действующего как бы убивают, и всё становится на свои места. Разве не так, через вынужденные меры, к власти пришли и Рузвельт, поддержавший мировую войну и подготовивший спектакль в Пёрл-Харборе, и Джонсон, затянувший ваших ребят на долгие годы во Вьетнам?

– Можно подумать, что они всё это делали сами, и ваши на этом не нажились, – прервал брата Джон Смит, закатывая глаза и призывая Кифару в немые свидетели. – Разве мы помешали вам сказать, что у вас тоже есть атомная бомба?

– Ну, конечно! После чего заявили, что у вас есть бомба ещё покруче.

– К тому времени разве не с вашей подачи в цирк с бомбами подключились Советы? Я уж не говорю про ваших индусов и китайцев.

– Китайцы, позволь тебе заметить, всё-таки ваши, а не наши.

Кифару окончательно перестал что-либо понимать и посмотрел на наблюдавшую за ними из-за стойки официантку. Девушка смущенно ему кивнула.

– Давай, пожалуйста, не отвлекаться на атомные мифы, – раздражённо заметил мистер Стэнли. – Ты ещё лунную эпопею вспомни! Я веду речь про мифы гораздо более важные. Ваше Управление, похоже, во всю лихорадит, коль скоро оно уже повадилось само на себя напраслину возводит. Тебе пора на пенсию, дружище, а ты по-прежнему ничего не замечаешь и шатаешься по миру, в поисках того, где бы меня подсидеть. Негоже.

– Я всегда рад тебя видеть и слышать, Рэймонд. Но ты, к сожалению, слишком высокого о себе мнения. Мой приезд в Японию никак с тобой не связан. Мне был интересен футбол.

– Ты даже правил не знаешь.

– Наживное. Мне импонирует боевой дух и возможность ничьей.

– Вот оно что! С каких это пор ты так откровенно заговорил о примирении?

– Я с тобой никогда не враждовал. Ты же знаешь, как искренне я люблю всех внуков и внучек моего непутёвого деда.

– Непутёвым он оказался лишь однажды, когда родил твоего отца. Или всё-таки мать?

Кифару сообразил, что в действительности семейные разногласия уходят корнями глубже родительской постели, и окончательно перестал следить за нитью разговора. В который снова был вынужден включиться, когда мистер Стэнли поинтересовался:

– Чего ему было от тебя нужно, Ваше Величество?

Поскольку предмет разговора сидел тут же, уже позёвывая и демонстрируя полное равнодушие, Кифару засомневался в необходимости отвечать, тем более честно. Всё это было не иначе как представлением, имевшим какие-то иные, недоступные ему пока причины и следствия.

– Рассказать о финикийцах, – неохотно отозвался он, причём скорее тоном вопроса, нежели утверждения.

– Я же говорил! – воскликнул Джон Смит, просыпаясь и довольно потирая руки. – Семейные предания и всё такое. Никакой политики, как ты любишь. Сугубо исторические справки.

– Истории не существует, – бросил в его сторону мистер Стэнли.

– Истории – нет, а справки – есть.

– Со справками нужно быть крайне осторожным. – Это замечание предназначалось Кифару. – Над их составлением трудятся целые армии специально обученных сотрудников. Хотя последнее время они там, сдаётся мне, поувольняли сгоряча всех тех, чьи должностные обязанности заключались в сверке и поддержании преемственности. Лакуны и нестыковки становятся видны невооруженным глазом. Молодёжь, надо понимать. Образование уже не то, что прежде. Берут всех подряд. Ох уж эта семейственность…

– Вот в чём никогда не мог тебя раньше упрекнуть, братец, так это в проницательности, – парировал Джон Смит. – Однако и она тебе начинает отказывать. Или ты искренне веришь в то, будто кто-нибудь, кроме тебя, эти, как ты выразился, «лакуны» замечает? Истории давно уже никто не знает: ни мифической, ни тем более реальной.

– «Реальная история»? Ты серьёзно? Или ты теперь на ходу оксюморонами разбрасываешься?

– «Или ты, или ты»… НЛП5555
  Нейролингвистическое программирование


[Закрыть] занялся?

– Никогда не интересовало. Как и всякие ваши гипнозы.

– Ну, про гипноз ты зря. Не горячись. Давай лучше я тебе расскажу, что ты на самом деле тут затеял. А наш друг послушает.

– Пожалуй, я пойду в номер, – прервал его Кифару, вставая.

– Не узнав самого интересного? – опередил брата Джон Смит. – Меня сейчас будут обвинять во всех смертных грехах, включая загадочное исчезновение вашего местного подрядчика.

– Откуда вы знаете? – в нерешительности остановился Кифару.

– Положение обязывает.

Все переглянулись, кто удивлённо, кто торжествующе, а мистер Стэнли демонстративно сложил на груди руки и вздохнул:

– Положение, действительно, незавидное.

Причём стало непонятно, имеет он в виду себя, Джона Смита или Кифару. Который вернулся на своё место и теперь выжидательно молчал.

– Нет, я совершенно не в курсе, чем вызвано его исчезновение. Возможно, в нём нет ничего загадочного. Поругался с женой, попал в аварию, был убит конкурентами, наконец. Я тут не при чём. Но догадываюсь, что у кого-то появился отличный повод перевести стрелки именно на меня.

– У кого же, например? – почесал плечо мистер Стэнли. – Можно подумать, не ты первым тут объявился и теперь пытаешься сделать вид, будто тебя вынудили, уже оболгали, и вообще напоминаешь воришку, который пришёл на рыночную площадь и стал орать, мол, меня сейчас ограбят.

– Погодите, – прервал его Кифару. – Пусть скажет, что знает.

– Да не знаю я, говорю же…

– Где вы слышали про моего подрядчика?

– Это старая история. Уже не помню.

– Постойте. Какая такая «старая»? Он только что пропал.

– Он хочет сказать, что давно за ним следит, – задумчиво пояснил мистер Стэнли. – Как, вероятно, и за всеми теми, кто имел неосторожность посещать Кисиву. – Он ведь теперь любитель футбола. Быть может, он уже и сам туда на какой-нибудь из ваших турниров приезжал. Приезжал?

– Нет, – устало выдохнул Джон Смит. – Мне не до этого. И да, я вынужден следить за происходящим, потому что некоторые считают, будто эта свободная территория по праву первенства принадлежит им.

– А разве нет?

– Открытие оффшора ещё ни о чём не говорит.

– Это вы мой остров только что назвали «свободной территорией»? – не повышая голоса, уточнил Кифару. – От кого свободной? От жителей? Для кого свободной?

– При чём тут жители? – явно напрягся собеседник. – Хорошо, пусть будет не свободная, а независимая. Так лучше? – И продолжал, не дожидаясь реакции: – Вы слишком выборочно подходите к сказанному. Вот ваш партнёр сам признался в том, что считает себя её хозяином, поскольку там его оффшор. Пытайте его.

– Оффшор там, между прочим, не мой, а наш общий, – не сдержался мистер Стэнли, отчего впервые прозвучал как школьник, которого ни за что обижают одноклассники. – Выполняет свои функции и никому не мешает. Вам ваших уже что ли не хватает?

– Хватает. Не горячись. Твой партнёр может решить, будто ты нервничаешь. Я просто призываю его мыслить шире и видеть, что не у всех и не всегда бывают чистые намерения.

– Чисто иезуитский подход: просветить, чтобы обмануть.

– Ну, не мы иезуитов придумывали, согласись.

– Я пошёл, – сказал Кифару и на сей раз удалился твёрдой походкой, не оглядываясь.