Текст книги "Избранные труды"

Закон 1874 г. в полной мере отразил страх власти перед возникающими и растущими организованными формами классовой борьбы – перед сообществами, поставившими себе целью возбуждение рабочего класса против класса хозяев. Этот закон был издан в канун образования первых рабочих политических организаций в России – «Южнороссийского союза рабочих» (1875 г.) и «Северного союза русских рабочих» (1878 г.) – в тщетной надежде создать барьер для организованной политической борьбы пролетариата России. Постановления 1874 г. были направлены против всякого сообщества, имеющего целью:

1) противодействие распоряжениям правительства;

2) возбуждение неповиновения установленным властям;

3) разрушение основ общественной жизни: религии, семейного союза и собственности;

4) возбуждение вражды между сословиями и вообще между отдельными частями или классами населения или же между хозяевами и рабочими;

5) возбуждение к устройству стачек.

Закон 1874 г., таким образом, уже непосредственно имеет в виду классовые организации пролетариата. Он говорит о сообществах, имеющих своей целью организацию классовой борьбы и стачек.

Закон 1874 г. перечисляет условия, при которых преступное сообщество считается более опасным. Поучительно, что Закон к условиям, повышающим опасность сообщества, относит конспиративную деятельность общества. Так, общество признается более опасным:

1) если оно приняло особые меры к сокрытию от правительства своего существования или к тайному расширению круга своих действий, как-то: если оно разделено на отделения или кружки под одним общим управлением;

2) если члены оного обязались безусловным повиновением какому-либо, хотя и выбранному ими, руководителю;

3) если имена руководителей хранятся в тайне от других членов.

Возбуждение к насильственным мерам придает сообществу «особенно опасный характер».

Закон 1874 г. карает недонесение о сообществах, покушение на образование противозаконного сообщества и допущение собрания противозаконных сообществ.

Для того чтобы в надлежащей мере учесть, какой простор администрации и суду открывал Закон 1874 г., необходимо иметь в виду, что определения сообщества как некоторого организованного коллектива Закон не давал. Заменив прежний термин «общество» (Закон 1867 г.) новым – «сообщество», Закон внес в практику еще большую неясность.

Практика стала подводить под понятие сообщества любые формы связи и сношений между отдельными лицами. Так, по «процессу 193-х» как сообщество было квалифицировано знакомство подсудимых друг с другом, пение запрещенных песен, обмен фотографическими карточками и т. п.

Если в борьбе со всякого рода тайными обществами царская власть не останавливалась перед самыми жестокими наказаниями, то с особой силой репрессия направлялась против организаций, посягавших непосредственно на верховную власть: по Уложению 1845 г., все участники заговора с целью «ниспровергнуть правительство» или переменить образ правления или порядок престолонаследия – «все как главные в том виновные, так и сообщники их, подговорщики, подстрекатели, пособники, попустители и укрыватели» – подвергались лишению всех прав состояния и смертной казни. В этих случаях и недонесение о приготовлении также каралось смертной казнью (ст. 271). Эти постановления перешли и в Уложение 1885 г.

Редакционная комиссия по составлению Уголовного уложения 1903 г. подчеркивала необходимость бороться с «антисоциальными объединениями». Комиссия писала: «На государстве лежит обязанность обеспечить спокойствие как за каждым отдельным гражданином, так и за классами, сословиями или другими частями населения, составляющими государство, так как вражда между ними может повести к беспорядкам, крайне опасным для государственного спокойствия»[200]200
  Там же, стр. 180.


[Закрыть].

Редакционная комиссия не поскупилась на разработку норм, направленных против «антисоциальных объединений», опасных «для государственного спокойствия». Поэтому «высочайше утвержденное» 22 марта 1903 г. так называемое «новое» Уголовное уложение, не введенное целиком в действие, получило силу закона лишь в самой своей реакционной части: спешно 7 июня 1904 г. были введены в действие «постановления о государственных преступлениях» и среди них – печальной известности ст. 102 и 126, открывавшие широкий простор расправе с членами революционных организаций. Статья 102 карала участие в сообществе, составившемся для насильственного изменения образа правления или порядка престолонаследия, каторгой на срок до восьми лет и каторгой бессрочной участие в сообществе, составившемся для посягательства на жизнь, здоровье, свободу царя или на его низвержение. Статья 126 карала каторгой на срок до восьми лет участие в сообществе, заведомо поставившем целью ниспровержение существующего в государстве общественного строя или учинение тяжких преступлений посредством взрывчатых веществ или снарядов. Если такое сообщество имело в своем распоряжении средства для взрыва или склад оружия, его участники карались каторгой на срок до 15 лет[201]201
  В борьбе с революционным движением широко применялась также ст. 279 Воинского уложения о наказаниях, каравшая смертной казнью.


[Закрыть].

Полная неопределенность признаков, определяющих принадлежность к сообществу, крайняя неясность граней ст. 102 и 126 были использованы царской юстицией для жестокой борьбы с деятелями революционных организаций.

Таким образом, борьба с соучастием sui generis, т. е. с соучастием в форме участия в организации, со времен Уложения 1649 г., все более нарастая с развитием и углублением революционного движения, играла весьма значительную роль в реакционной политике царской власти[202]202
  По французскому закону от 18 декабря 1893 г. (ст. 265–267 Code pénal) карается самое участие в организации, составившейся для совершения преступлений. Гарро отмечает недостаточность этих постановлений: «Ассоциации коммунистические, которые обычно образуют группу злоумышленников простой общностью идей и цели, с трудом подпадают под определение закона» (Garraud, Traite, 1924, изд. 1937 г., р. 9).


[Закрыть].

III

Учение об особо опасной форме соучастия – о соучастии sui generis – и его особенностях весьма важно для понимания действующего социалистического уголовного законодательства.

УК РСФСР 1922 г. предписывал различать при определении меры наказания, «совершено ли преступление группой (шайкой, бандой) или одним лицом» (п. «ж» ст. 25). В главе о контрреволюционных преступлениях четыре статьи специально предусматривали участие в контрреволюционной организации: ст. 60 предусматривала участие в организации, ставящей своей целью вооруженные восстания, сношения с иностранным государством для склонения его к вооруженному вмешательству в дела республики, ст. 61 – участие в организации, действующей в направлении помощи международной буржуазии, ст. 62 – участие в организации, действующей в контрреволюционных целях путем возбуждения населения к массовым волнениям, неуплате налогов и невыполнению повинностей или всяким иным путем в явный ущерб диктатуре рабочего класса, ст. 63 – участие в организации, противодействующей в контрреволюционных целях нормальной деятельности советских учреждений или предприятий или использующей таковые в тех же целях.

Действующее социалистическое уголовное законодательство в ряде норм предусматривает соучастие в форме участия в преступном объединении.

Для обозначения соучастия в форме участия в преступном объединении УК РСФСР и уголовные кодексы других союзных республик пользуются несколькими терминами: «организация», «банда», «группа». Об организации закон говорит исключительно применительно к контрреволюционным преступлениям; следовательно, всякого рода контрреволюционное объединение является, по терминологии Уголовного кодекса, контрреволюционной организацией. Термином «банда» закон пользуется, прежде всего, при определении непосредственно связанного с бандой деликта – бандитизма. О бандах закон упоминает и в главе о контрреволюционных преступлениях – в ст. 58², предусматривающей вторжение на советскую территорию вооруженных банд. В обоих случаях закон, бесспорно, имеет в виду бандитские объединения в смысле сплоченного объединения преступников.

Сложнее вопрос о значении термина «группа», которым неоднократно пользуется Уголовный кодекс.

В некоторых случаях, говоря о «группе», закон, бесспорно, имеет в виду преступное объединение. Таков смысл указания ст. 47, говорящей о «группе или банде». Таков, надо думать, смысл термина «группа» в ст. 165, предусматривающей грабеж, совершенный группой лиц. Однако в других случаях закон пользуется термином «группа» не для обозначения объединения, а лишь для указания, что речь идет не об одном, а о нескольких лицах. Так, ст. 193² главы о воинских преступлениях, предусматривающая неисполнение отданного в порядке службы приказания, повышает ответственность, если неисполнение имело место со стороны «группы лиц». Аналогично ст. 193³ говорит об оказании сопротивления лицу, исполняющему возложенные на него обязанности по военной службе, совершенном «группой лиц», и ст. 193⁴ – о принуждении лица, находящегося при исполнении обязанностей по военной службе, к нарушению этих обязанностей, совершенном «группой лиц». Во всех названных случаях законодатель, очевидно, не имел в виду организованного преступного объединения виновных: повышение наказания вызывается одним фактом большей социальной опасности неповиновения и сопротивления власти, если они последовали со стороны нескольких лиц. Справедливость такого (в названных случаях) понимания «группы» находит подтверждение в ч. 2 ст. 133, предусматривающей нарушение законов о труде в отношении «группы» рабочих; совершенно ясно, что речь здесь идет не об объединении, а о группе, противопоставляемой одному лицу. Здесь группа – всецело количественное обозначение.

Статья 47-в УК РСФСР в общей форме признает отягчающим обстоятельством «совершение преступления группой или бандой». В этой норме признание повышенной социальной опасности соучастия в форме участия в преступном объединении находит четкое и исчерпывающее выражение: опасность любого преступления повышается, если оно совершено группой или бандой.

В развитие этой общей нормы постановления Особенной части Уголовного кодекса содержат ряд специальных указаний на ответственность за участие в преступных организациях. Статья 58¹¹ предусматривает участие в контрреволюционной организации, ст. 59³ – участие в банде, ст. 165 – грабеж, совершенный группой лиц, ч. 2 ст. 200 – самовольное взятие скота или другого имущества «группой» вооруженных сородичей. Особого внимания заслуживает, конечно, ст. 58¹¹.

Статья 58¹¹ предусматривает участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных главой о контрреволюционных преступлениях. Здесь многое весьма существенно для понимания соучастия в форме участия в преступном объединении.

Прежде всего закон не дает определения «организации»: конкретные организационные формы преступных объединений, как подробнее было развито выше, не могут быть зафиксированы заранее в законе. Закон выдвигает на первый план в качестве определяющего организацию признака цель – «организация для подготовки или совершения контрреволюционных преступлений». В связи с этим и с тем пониманием умысла, которое было изложено выше, за принадлежность к контрреволюционной организации будет отвечать тот, кто вступает в объединение, заведомо для виновного поставившее своей целью совершение контрреволюционных преступлений.

Весьма поучителен тот путь, по которому идет законодатель при определении наказания за участие в контрреволюционной организации: ст. 58¹¹ – единственная в УК РСФСР статья, по которой наказание определяется «соответствующими статьями» главы о контрреволюционных преступлениях. Здесь, следовательно, в полном соответствии с развитыми выше соображениями законодатель ответственность за участие в преступной организации приравнивает к ответственности за совершение конкретных преступлений, входящих в план действий этой организации. Непосредственно та же мысль выражена в ст. 59³, предусматривающей ответственность за банду. Статья 59³ предусматривает три уголовно равнозначащих состава: организация банд, участие в бандах и участие в организуемых бандами нападениях. И здесь, следовательно, с точки зрения социалистического права участие в преступной организации и совершение преступлений, входящих в план данной организации, одинаково социально опасны. При этом особенно поучительно, что не имеющая обычной санкции ст. 58¹¹ не имеет, так сказать, и самостоятельного приложения: она всегда применяется вместе с той нормой, которая предусматривает конкретные контрреволюционные преступления, для совершения которых образована организация. Так, участник террористической организации отвечает по ст. 58¹¹ и 58⁸, диверсионной – по ст. 58¹¹ и 58⁹ и т. д. В этом смысле ст. 58¹¹ играет роль как бы нормы Общей части, нормы, действующей в пределах главы о контрреволюционных преступлениях. Создается, таким образом, следующее положение: соучастие простое и квалифицированное в контрреволюционных преступлениях охватывается ст. 17 и соответствующей статьей главы о контрреволюционных преступлениях, а соучастие особого рода – соучастие в форме участия в преступной организации – специальной ст. 58¹¹ и соответствующей статьей главы о контрреволюционных преступлениях.

Здесь с полной отчетливостью находит признание развитая выше классификация видов соучастия и выделение в качестве соучастия sui generis – соучастия в форме участия в преступной организации.

Как простое и квалифицированное, так и соучастие особого рода не меняют общих оснований уголовной ответственности: объективный и субъективный элементы (причинность и виновность), обосновывающие индивидуальную уголовную ответственность, сохраняют и здесь, при соучастии особого рода, полную силу; однако в самое понимание виновности соучастие особого рода вносит некоторые новые черты в соответствии с особенностями этого типа соучастия. Для уяснения этого вопроса необходимо иметь в виду, что умысел и при индивидуальном совершении преступления не включает и не может включать в себя знания преступного результата во всех его конкретных чертах.

Обратимся к следующему примеру. А похищает у пассажира чемодан. А отвечает за похищение всех вещей, находящихся в чемодане, хотя он и не знал до похищения, какие именно вещи окажутся в чемодане. Незнание этих фактов не устраняет умысла на похищение и, следовательно, ответственности А за кражу находившихся в чемодане вещей. Таким образом, уже при индивидуальном совершении преступления умысел как субъективное основание уголовной ответственности не может простираться на все без исключения фактические обстоятельства дела. При соучастии в любом его виде этот момент должен быть учтен в большей мере. Дело в том, что умысел соучастника как субъективное основание его, соучастника, уголовной ответственности не может быть построен на механическом копировании умысла, требуемого при индивидуальном совершении преступления. Не меняя оснований ответственности, соучастие все же представляет собой своеобразную форму деятельности и ответственности. Поэтому-то не устраняющее умысла незнание всех конкретных обстоятельств дела, которое имеет место при индивидуальном совершении преступления, здесь, при соучастии, неизбежно принимает более широкие формы.

Можно привести следующий пример. А задумал украсть белье, развешенное на чердаке. Заметив рядом с бельем вывешенную для проветривания шубу, он уносит и ее. А, естественно, отвечает за похищение и белья, и шубы. Видоизменим этот пример. А и Б договорились украсть белье, висевшее на чердаке. По уговору А должен был похитить белье, Б – ждать на лошади у дороги. А украл белье, а с ним и оказавшуюся тут же шубу. Несет ли пособник Б ответственность за похищение шубы? Вопрос может быть решен лишь общим путем – путем анализа наличия на стороне Б объективного и субъективного оснований ответственности. Поскольку Б обещал ждать А на лошади, в действиях Б имеется необходимое условие наступления преступного результата, т. е. имеется объективное основание ответственности за кражу и белья, и шубы. Сложнее несколько в данном случае вопрос о субъективном основании ответственности – умысле. Конечно, Б о шубе не знал; при конструкции индивидуальной ответственности Б, похищая только белье, только за белье и отвечал бы. При конструкции ответственности по соучастию необходимо учесть, что пособник и подстрекатель многого в действиях исполнителя могут не знать, не переставая, однако, действовать умышленно. Так, подстрекатель к убийству может не знать, когда и каким способом исполнитель убьет жертву, однако на его стороне, бесспорно, умышленное причинение смерти. В соответствии с этим пособник Б, договорившийся с А совершить кражу, отвечает за соучастие в краже всех тех вещей, которые А при этом похитил; хотя бы Б ранее не имел в виду всех вещей, похищенных А. Таким образом, при соучастии сфера умысла расширяется: незнание ряда конкретных обстоятельств не исключает умысла на стороне соучастника в более широкой степени, чем при индивидуальной ответственности.

Эти общие, характеризующие все виды соучастия, положения необходимо в особой мере иметь в виду, когда речь идет о соучастии особого рода – о соучастии в форме участия в преступном сообществе; здесь, при участии в преступном сообществе, член сообщества (в этом именно специфика преступной деятельности в форме участия в сообществе) может не знать о многих конкретных фактах и лицах и, тем не менее, нести за их действия ответственность в качестве умышленно действующего соучастника. Здесь ни в коей мере нет отказа от субъективного основания ответственности.

Нельзя упускать из виду, что преступный характер деятельности сообщества создает непреодолимые преграды к его организационному оформлению: разработке «устава» и «членства», внутренней дисциплины и т. д. При этих условиях совершенно неизбежно отдельные члены сообщества друг в отношении друга не могут быть поставлены в те же отношения, какие существуют между соучастниками А, Б и В, договорившимися совершить кражу. Не случайно конспирация является неизменной спутницей этого вида соучастия. Поэтому можно признавать или не признавать соучастие в форме участия в сообществе, но, признав его, нельзя пройти мимо того факта, что в преступном сообществе отдельные члены – соучастники – могут друг друга не знать, как они могут не знать о конкретных предпринятых отдельными членами сообщества шагах. Объединяет членов сообщества не взаимное знание друг друга и не взаимная осведомленность о действиях каждого, а «служение» одной цели.

«Для соучастия, – говорит т. Вышинский, – нужно общее, объединяющее соучастников данного преступления начало, общий преступный замысел. Для соучастия нужно объединение воли в общем и едином для всех участников преступления направлении. Если, скажем, шайка грабителей будет действовать так, что одни из ее участников будут жечь дома, насиловать женщин, убивать и так далее в одном месте, а другая часть шайки – в другом, то хотя бы те и другие не знали о преступлениях, совершенных раздельно какой-либо частью общей шайки, – они будут отвечать за всю совокупность преступлений в полном объеме, если только будет доказано, что они согласились насчет участия в этой банде для совершения тех или других преступлений»[203]203
  Из речи т. Вышинского на процессе антисоветского «право-троцкистского блока», «Процесс антисоветского право-троцкистского блока», Юриздат, 1938, стр. 612.


[Закрыть].

Всякое преступное соучастие, каковы бы ни были его организационные формы, в своей деятельности подчинено определенной цели. Оно имеет свою программу действий, хотя бы эта программа и не была напечатана и распространена или даже обсуждена всеми членами сообщества.

Знание целей сообщества – вот содержание умысла соучастника, члена сообщества. Если это знание есть, – есть умысел в его специальном значении для соучастия, есть, следовательно, субъективное основание ответственности за деятельность сообщества, хотя бы член сообщества не знал, что в городе А член банды X совершил налет на почту. С полным основанием поэтому ст. 59³ УК прямо приравнивает участие в банде к участию в организуемых бандой налетах.

Таким образом, и при соучастии особого рода – при участии в сообществе – не возникает иная, новая солидарная ответственность взамен ответственности индивидуальной. Напротив, как и при совершении отдельным лицом преступления, как и при простом и квалифицированном соучастии, при соучастии sui generis неизменным остается основной принцип социалистического правосудия – каждый отвечает за себя, за свои действия; отвечая за других, член сообщества, по существу, также отвечает лишь за себя, отвечает не за то, что кто-то другой совершил налет, а за свои действия, выразившиеся в принадлежности к банде, заведомо для него ставящей своей задачей совершение бандитских налетов. Отсюда, с другой стороны, следует, что за действия отдельных членов сообщества, выходящие за пределы его целей и планов, участник банды отвечать не может, так как эти действия находятся вне сферы его умысла.