Текст книги "Избранные труды"

Глава седьмая
Виды соучастников

Соучастие, как подробно было развито выше, исторически появляется как единое и однородное понятие, и соучастником одинаково вначале является всякое лицо, в той или иной форме прикосновенное к преступлению. Лишь постепенно институт соучастия приобретает более четкие очертания и параллельно начинается различение отдельных видов соучастников. В западноевропейском праве этот процесс дифференциации начинается в XVII в., в истории русского права – со времени «Наказа» Екатерины II.

Процесс дифференциации соучастия и соучастников, как всякий процесс дифференциации, имеет, бесспорно, прогрессивное, положительное значение. Он развивался в связи с укреплением начал буржуазной демократии, выступавшей против произвола полицейского государства, и выражал в сфере соучастия идею индивидуализации уголовной ответственности. В связи с этим поучительно отметить, что в позднейшую эпоху, эпоху империализма, когда во многих областях права отмечается процесс деградации, процесс разрушения и распада правовых устоев буржуазной демократии, раздаются голоса и против различения отдельных видов соучастников. Эта тенденция внести своеобразную «уравниловку» в теорию соучастия ни в какой мере не вытекает из общего учения о соучастии и находится в прямом противоречии с принципами социалистического правосудия.

Совершенно бесспорно, что на стороне каждого из соучастников одинаково имеются объективное и субъективное основания (причинность и виновность) ответственности, иначе не было бы соучастия. В этом смысле один соучастник всегда равен другому. Но делать отсюда общий вывод о равенстве соучастников – значит смешивать два разнородных понятия: основания ответственности и основания наказуемости. Такое смешение, неверное в случаях индивидуального совершения преступления, еще в большей мере неправильно в случаях совершения преступления по соучастию. Достаточно привести следующий пример. А умышленно убил X, Б умышленно убил Y. Совершенно бесспорно, что и на стороне А, и на стороне Б одинаково имеются оба (объективное и субъективное) основания ответственности: 1) умысел и 2) причинение результата. Но столь же бесспорно, что при этих одинаковых основаниях ответственности остается еще неисчислимое множество индивидуальных черт, отличающих убийство X от убийства У и обосновывающих различную наказуемость А и Б. Так, при тех же однородных основаниях ответственности (умышленное убийство) А мог убить X, предполагая в нем врага народа, Б мог убить из корысти; А мог убить одним ударом, Б – путем истязаний и т. д. Естественно, что уголовная ответственность А и Б не может быть одинаковой. В особой мере это положение необходимо иметь в виду при определении ответственности по соучастию.

Действительно, при одинаковых основаниях уголовной ответственности каждый соучастник индивидуален и своеобразен в той конкретной роли, которую он выполняет при совместном совершении преступления: один склоняет к убийству, другой убивает, третий ждет в лесу на машине, чтобы увезти и скрыть убийцу, и т. д. Все индивидуальные особенности каждого соучастника в полной мере может оценить лишь суд, рассматривающий конкретное дело. Однако для облегчения судейской работы возможна и необходима классификация соучастников по основным видам в зависимости от той роли, которую тот или иной соучастник выполняет при совместном совершении несколькими лицами одного и того же преступления.

В литературе уголовного права уделено немало внимания вопросу о классификации соучастников. Как и при разрешении многих уголовно-правовых проблем, и здесь могут быть отмечены так называемые субъективные и объективные теории. Остановимся на двух наиболее последовательных теориях, построенных на этих началах: субъективной – проф. Колоколова и объективной – Гаупта.

В своей известной монографии «О соучастии» проф. Колоколов объясняет неудовлетворительность теоретических попыток классифицировать соучастников тем, что большинство теоретиков допускает соучастие лишь в сочетании с умыслом. При таком понимании, по мнению проф. Колоколова, «никакого принципиального различия между соучастниками и быть не может»[204]204
  Г. Е. Колоколов, О соучастии в преступлении, стр. 104.


[Закрыть]. Из нескольких злоумышленных сопреступников одни могут проявить значительно большую степень энергии, напряженности и воли, чем другие; но подобное различие является во всяком случае только количественным, а следовательно, и не дает достаточного основания для принципиального разделения соучастников. Поэтому криминалистам, допускающим при соучастии только виновность умышленную, нечего было бы и пытаться констатировать между соучастниками искомое различие. Следуя господствующей доктрине, необходимо признать, что принципиальное разделение соучастников ничем не может быть обосновано. «Иное дело, – говорит проф. Колоколов, – если требовать для соучастия лишь виновности вообще»; тогда в соответствии с тремя формами виновности создаются три «принципиально» различных группы соучастников: соучастников, действующих, во-первых, умышленно, во-вторых, по неосторожности, и, в-третьих, соучастников, на стороне которых посредствующая форма виновности[205]205
  Там же, стр. 110.


[Закрыть] (эвентуальный умысел).

Классификации проф. Колоколова нельзя отказать в логической стройности, но это только внешняя, формальная стройность, лишенная ценности. Действительно, и при допущении соучастия по неосторожности все же в подавляющем большинстве случаев по соучастию совершаются умышленные преступления, причем именно с прямым умыслом. Естественно возникает вопрос, как во всех этих случаях умышленного соучастия классифицировать соучастников, если основанием для различения должна, по Колоколову, служить форма виновности; ведь во всех этих случаях форма виновности одна и та же – прямой умысел. Оказывается, таким образом, что в наиболее частых и наиболее опасных формах соучастия (соучастие по предварительному соглашению, соучастие особого рода) классификация, по Колоколову, оказывается невозможной; во всех этих случаях, по Колоколову, выступает только одна фигура соучастника, действующего с прямым умыслом, между тем именно в этих формах соучастия, всегда построенных на «разделении труда», порой очень сложном, различение отдельных соучастников особенно важно. Классификация Колоколова, таким образом, оказывается бесплодной для огромной массы весьма серьезных случаев совершения преступления по соучастию. При этих условиях теория проф. Колоколова, естественно, не может быть признана удовлетворительной.

В качестве иллюстрации так называемых объективных теорий соучастия достаточно изложить взгляды Гаупта[206]206
  “Zeitschrift fur die gesamte Strafrechtswissenchaft”, 1895, S. 202.


[Закрыть].

Согласно мнению Гаупта, грань, отделяющая исполнителя от остальных соучастников, а в первую очередь от пособников, лежит не в субъективной сфере, а в сфере объективной – исполнитель причиняет преступный результат: «…действие пособника не причиняет (преступного результата), а лишь способствует его наступлению. На стороне пособника, таким образом, причинность особого сорта, своеобразная ослабленная причинность (eine Art geringerer Kausalitat)».

Классификация Гаупта, основанная на различении в рамках уголовного права причинности разного напряжения, по существу, неверна. Лицо, на стороне которого нет объективного основания ответственности – причинения преступного результата, не может быть не только исполнителем, но и пособником, ибо оно – не соучастник.

Таким образом, субъективная теория проф. Колоколова и объективная теория Гаупта, по существу, одинаково приводят к отказу от различения отдельных соучастников. Проф. Колоколов приходит к этому вследствие невозможности по его теории проводить различие между умышленно действующими соучастниками, Гаупт – вследствие отнесения к соучастникам лишь одной группы – группы исполнителей, которых, естественно, и классифицировать нет надобности. Многочисленные и разнородные субъективные, объективные и иные теории различения соучастников, порой тонкие и всегда надуманные, все идут в стороне от действительности, в полном отрыве от общего понятия соучастия. Этот путь глубоко ошибочен: единственно правильной может быть классификация, основанная на общем учении о соучастии.

Соучастие представляет собой комбинированное сотрудничество нескольких лиц, сотрудничество, в котором каждому отведено определенное место, определенные функции, определенная роль. Классификация соучастников, естественно, должна строиться применительно к этим реальным особенностям соучастия; она должна быть построена на учете конкретных функций соучастника. Конечно, в каждом отдельном случае очень пестра роль и очень различны действия, выполняемые каждым соучастником. Но они все же легко поддаются типовому различению. Можно и должно говорить о соучастниках, организующих преступление и склоняющих к его совершению, о соучастниках, содействующих совершению преступления, и, наконец, о соучастниках, непосредственно совершающих преступление. Эта классификация в такой мере ясна и бесспорна, что в основном ее придерживается действующее законодательство, ее проводит теория, она, наконец, находит признание и в работах тех авторов, которые заняты абстрактной конструкцией объективных, субъективных и смешанных теорий классификации соучастников.

Социалистическому уголовному праву нет надобности игнорировать отвечающее природе соучастия и оправданное многолетней судебной практикой различение подстрекателей, пособников и исполнителей. Но в системе социалистического уголовного права впереди названных традиционных фигур соучастников должна быть поставлена наиболее значительная и опасная фигура – организатор преступления. Задача теории социалистического уголовного права – установить четкие признаки каждого вида соучастников и указать, какое огромное значение в расстановке сил соучастников приобретает новая фигура – организатор преступления.

Различая отдельные виды соучастников, нельзя упускать из виду, что в действительности вполне возможны случаи, когда одно и то же лицо выступает в нескольких ролях, например, подстрекатель одновременно помогает совершению преступления как пособник или организатор принимает непосредственное участие в совершении преступления как исполнитель. Задача суда при определении роли отдельных соучастников и меры наказания – учесть все фактические обстоятельства дела.

1. Организатор

С первых дней Октябрьской революции советская власть уделяла особое внимание борьбе с организаторами выступлений против советской власти.

В инструкции «О революционном Трибунале» от 19 декабря 1917 г. было указано: «Революционному Трибуналу подлежат дела о лицах: а) которые организуют восстание против власти Рабоче-Крестьянского Правительства, активно противодействуют последнему или не подчиняются ему, или призывают других лиц к противодействию или неподчинению ему…» (СУ РСФСР, 1917 г., № 12, ст. 170. – Курсив мой. – А. Т.)

УК РСФСР 1922 г. неоднократно подчеркивал значение организатора и организационной деятельности. Статья 58 говорила об организации в контрреволюционных целях вооруженных восстаний, ст. 65 – об организации в контрреволюционных целях разрушения или повреждения железнодорожных или иных путей. Статьи 74, 77, 78, 80 особо оговаривали ответственность организаторов, подстрекателей и руководителей массовых беспорядков, массового отказа от внесения налогов, сокрытия от обложения предметов и продуктов.

В докладе на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 7 января 1933 г. товарищ Сталин, говоря о борьбе с остатками враждебных классов, особо подчеркнул необходимость борьбы с их «деятельностью», направленной к организации хищений социалистической собственности. «Главное в “деятельности” этих бывших людей, – сказал товарищ Сталин, – состоит в том, что они организуют массовое воровство и хищение государственного имущества, кооперативного имущества, колхозной собственности. Воровство и хищение на фабриках и заводах, воровство и хищение железнодорожных грузов, воровство и хищение в складах и торговых предприятиях, – особенно воровство и хищение в совхозах и колхозах, – такова основная форма “деятельности” этих бывших людей. Они чуют как бы классовым инстинктом, что основой советского хозяйства является общественная собственность, что именно эту основу надо расшатать, чтобы напакостить Советской власти, – и они действительно стараются расшатать общественную собственность путем организации массового воровства и хищения»[207]207
  Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 392–393.


[Закрыть]. (Курсив мой. – А. Т.)

Прошедшие в 1937 и 1938 гг. перед советским судом процессы раскрыли заговорщическую деятельность контрреволюционных организаций, пытавшихся собрать воедино клочья разбитых антисоветских группировок.

Конкретно роль организатора выражается в создании преступного сообщества, в вербовке его членов, далее, в разработке плана преступных действий и, наконец, в руководстве совершением преступления.

Отдельные постановления об ответственности организаторов могут быть отмечены в Особенной части действующих уголовных кодексов. Так, ч. 2 ст. 59 УК РСФСР, предусматривающая массовые беспорядки, особо выделяет «организаторов и руководителей». Равным образом ст. 62, предусматривающая «организованное по взаимному соглашению сокрытие или неверное показание количества подлежащих обложению или учету предметов», устанавливает более тяжелое наказание «в отношении организаторов и руководителей». Наконец, ст. 200, предусматривающая самовольный захват чужого имущества или скота без цели присвоения (баранта), во второй части устанавливает повышенную ответственность организаторов, руководителей и подстрекателей баранты, совершенной группой вооруженных сородичей.

Наиболее опасная среди соучастников фигура – организатор, – по общему правилу, должен нести и наибольшую ответственность за совершенные преступления[208]208
  Небезынтересно отметить, что разработанное А. Фейербахом Баварское уложение 1813 г. в ст. 51 устанавливало: «Главари же заговора, в частности, 1) те, кто создал преступное сообщество (организаторы), а также и 2) те, кто разработал план преступления или возглавил его исполнение (зачинщики), должны быть подвержены наиболее строгой мере наказания». А. Фейербах также выделял руководителя, «вождя» преступления (dux criminis) (см. “Lehrbuch”, 1847, S. 90).


[Закрыть].

2. Подстрекатель

Подстрекатель – интеллектуальный автор преступления. Он не выполняет черной роли непосредственного совершения преступления, его роль «чище»: он толкает другого на преступление, пытаясь сам остаться в стороне.

Форма подстрекательства может быть различной. Так, лицо может прямым призывом склонить другого к совершению посягательства (А говорит X: «Убей Б»); но подстрекатель может тот же призыв выразить не словами, а, например, мимикой, жестом или иными конклюдентными действиями. Далее, подстрекательство может заключаться в словах, по своему содержанию равносильных призыву; например, А обвиняет Б в тяжких злоупотреблениях и говорит, что Б достоин смерти. Наконец, подстрекательство может содержаться в словах, по буквальному смыслу весьма далеких от прямого призыва. Так, Антоний в драме «Юлий Цезарь» произносит речь, по общему ее смыслу содержащую призыв Брута к убийству Цезаря, хотя в речи этой Антоний ничего не говорит об убийстве, а каждый абзац речи заканчивает словами: «Брут бесспорно честный человек».

Как форма подстрекательства, так и его способы могут быть различными. Так, подстрекатель может действовать путем уговора, обещаний, подкупа, запугиваний и т. д.

В специальной работе «О подстрекательстве» Шайкевич давал следующий перечень способов подстрекательства: «принуждение, приказание, завлечение (Verfuhrung), препоручение, совет, просьбы, убеждение, обещание и подача вознаграждения, возбуждение в другом ошибки или воспользование уже в нем существующей»[209]209
  «Журнал Министерства юстиции», 1865, ноябрь, № 11, стр. 222.


[Закрыть]. Проф. Калмыков к этому перечню добавляет еще похвалу.

Некоторые уголовные кодексы пытаются в самом законе дать перечень способов подстрекательства. Так, французский Уголовный кодекс 1810 г. к подстрекателям относит того, «кто подарками, обещаниями, угрозами, злоупотреблением, авторитетом или властью, преступными кознями или ухищрениями» (ст. 60) склонил к совершению преступления. Дореволюционное Уложение о наказаниях также шло путем установления определенного перечня и в ст. 13 к «подговорщикам или подстрекателям» относило тех, «которые, не участвуя сами в совершении преступления, употребляли просьбы, убеждения или подкуп и обещание выгод или обольщения, обманы или принуждение и угрозы, чтобы склонить к оному других». Редакционная комиссия по составлению Уголовного уложения 1903 г. отказалась от системы перечня. «Комиссия, со своей стороны, – указывается в мотивах, – сочла более целесообразным… вместо перечня средств, ограничиться общим определением: “прямо подстрекавшие других к соучастию в преступном деянии”, так как, по ее мнению, существо подстрекательства состоит не в том, что виновный прибегнул к тем или другим средствам для воздействия на другое лицо, а в том, что он действительно склонил к преступному деянию или вовлек другое лицо в соучастие; анализ же отдельных средств, употребляемых при подстрекательстве, их юридической конструкции и значения может быть делаем в комментариях и учебниках, но не в законе».

Комиссия далее указывала: «…подстрекателем не может быть признаваемо лицо, виновное в развитии в другом преступных привычек и наклонностей, пока не присоединилось к этому вовлечение в определенное преступное деяние, почему комиссия и прибавила к определению подстрекателя выражение “прямо подстрекавшие”»[210]210
  «Уголовное уложение. Проект редакционной комиссия и объяснения к нему», т. I, стр. 459–460.


[Закрыть].

Редакционная комиссия настаивала на прибавлении указания «прямо подстрекавшие». «…Это указание, – писала комиссия, – может служить полезным признаком при разграничении подстрекательства от возбуждения преступных помыслов и пожеланий, не имеющих определенного юридического характера; без этого условия подстрекательство получит объем чрезмерно широкий, как это можно видеть и из некоторых возражений, направленных на внесение в текст закона слова “прямо”». Так думала комиссия. Правительство решило иначе.

Надвигались революционные события 1905 г. Царская власть вела ожесточенную борьбу с распространением «вредных идей» и тяжко карала «возбуждение к неповиновению власти и противодействию закону» (ст. 125). Естественно, уточнять и сокращать сферу наказуемого подстрекательства власть не имела ни малейшей склонности. В результате в окончательной редакции Уголовного уложения 1903 г. указание на «прямое» подстрекательство было опущено: ст. 51 Уложения говорила о лицах, которые «подстрекнули другого к соучастию в преступном деянии».

Новейшие уголовные кодексы капиталистических стран не дают перечня конкретных способов подстрекательства; так, например, ст. 29 китайского Уголовного кодекса 1935 г. в общей форме устанавливает, что «тот, кто подстрекает другое лицо к совершению преступления, явится подстрекателем». Родственными понятию подстрекательства являются понятия пропаганды и агитации.

Пропаганда и агитация – явления весьма близкие; оба они лежат на одной и той же линии – призыва к деятельности, но не на одинаковом расстоянии от конкретных действий. Пропаганда глубже, содержательнее, но практически дальше от повседневной борьбы, чем агитация. Пропаганда прививает идеи, за которыми могут следовать и действия; агитация непосредственно зовет действовать. Программа деятельности в устах пропагандиста преобразуется поэтому в тактический план в устах агитатора. Оттого, с другой стороны, орудие пропаганды – убеждение, орудие агитации – возбуждение слушателей.

В соответствии с этим пропаганда обращена обычно к небольшому числу слушателей, способных воспринять определенный круг мыслей, агитация, напротив, обращена чаще всего к неопределенной массе людей, к которой агитатор обращается со своими идеями, призывами и пр.

При отмеченных различиях пропаганда и агитация тождественны в одном отношении: прививая систему идей или развивая план действий, они обе – пропаганда и агитация – даже тогда, когда содержат призыв к совершению преступлений, не содержат все же призыва к совершению определенного, конкретного преступления. Напротив, подстрекательство всегда конкретно: нельзя склонять к совершению преступления «вообще», без указания реального объекта посягательства. При этом необходимо учесть, что конкретность преступления не означает конкретности субъекта преступления; лицо, призывающее толпу к убийству председателя сельского совета, есть подстрекатель к террористическому акту (ст. 17 и 58⁸ УК РСФСР), а не агитатор в смысле ст. 58¹⁰ УК РСФСР, хотя бы это лицо и не знало, кто конкретно явится исполнителем убийства.

В соответствии с этим подстрекательство должно быть призвано склонением к совершению индивидуально определенного преступления. Именно потому, что призыв к совершению индивидуально не определенных преступлений социально менее опасен, чем призыв к конкретному посягательству, советское законодательство, карая подстрекательство по всем преступлениям, агитацию и пропаганду наказывает лишь в случаях призыва к контрреволюционным преступлениям или в случаях возбуждения национальной или религиозной вражды (ст. 58¹⁰ и 59⁷ УК РСФСР).

Действующий Уголовный кодекс предусматривает в Особенной части специальный вид подстрекательства – подстрекательство к незаконному убою лошадей или иным злостным действиям, повлекшим за собой гибель лошадей (ст. 79³). Это специальное упоминание о подстрекательстве в полной мере согласуется с приведенным выше пониманием подстрекательства, так как в данном случае подстрекательство может и не быть связанным со склонением к конкретному преступлению и, следовательно, может не охватываться общей формулой ст. 17.

Необходимо отметить и другое: ст. 79³ предусматривает «незаконный убой лошадей, а также умышленное изувечение лошадей и иные злостные действия, которые повлекли за собой гибель лошади или привели ее в непригодное состояние, совершенное кулаками или частными скупщиками, а равно подстрекательство ими к этим действиям других лиц». Эти другие лица (например, единоличник) в качестве исполнителей преступления (убоя лошади) ответственности не несут, в то время как кулаки-подстрекатели наказываются лишением свободы на срок до двух лет с высылкой или без таковой. Здесь акцессорной теории соучастия наносится новый удар: подстрекатель не только не зависит от судьбы исполнителя, а наказывается при безнаказанности вменяемого и способного нести ответственность исполнителя как самостоятельно действующее лицо.

Самостоятельного внимания заслуживает вопрос об ответственности агента-провокатора. Теория обычно выделяет деятельность агентов-провокаторов в особый вид подстрекательства, требующий специальной регламентации. Эта точка зрения основана на смешении понятий мотива подстрекательства и его содержания. Действительно, агент-провокатор, склоняющий к совершению преступного деяния, ставит своей задачей последующее изобличение преступника; в этом мотиве – отличительная черта провокатора. Можно спорить о преимуществах этого мотива склонения другого лица к совершению преступления перед иными мотивами – местью, корыстью и т. д. Но кажется бесспорным, что эти субъективные особенности провокатора лежат за пределами понятия подстрекательства: агент-провокатор, во всяком случае, должен довести решимость лица к посягательству до стадии приготовления или даже покушения, иначе теряет смысл самая провокация. Но приготовление и тем более покушение, по советскому законодательству, могут влечь за собой ту же ответственность, что и оконченное деяние.

Особенности мотивов провокатора, как и мотивов других соучастников, всецело подлежат учету суда при определении конкретной меры наказания. Поэтому агент-провокатор – подстрекатель в обычном и прямом значении этого понятия, и его ответственность должна определяться общими началами ответственности за соучастие в совершаемом преступлении.

В Уголовном кодексе нет специального указания на ответственность агента-провокатора. Отсюда следует заключить, что по действующему советскому законодательству к агентам-провокаторам следует применять, в соответствии с развитыми выше положениями, общие постановления об ответственности соучастников. В Особенной части Уголовного кодекса лишь одна норма – ст. 119 – специально предусматривает провокацию взятки. Сюда закон относит «заведомое создание должностным лицом обстановки и условий, вызывающих предложение или получение взятки, в целях последующего изобличения давшего или принявшего взятку». Такая провокация влечет за собой лишение свободы на срок до двух лет.

3. Исполнитель

Исполнитель – непосредственный, физический автор преступления; он, исполнитель, совершает преступление – убивает, насилует, крадет.

Исполнитель непосредственно осуществляет состав общественно опасного деяния. Исполнение охватывает не узкий круг действий, непосредственно причиняющих преступный результат (например, удар ножом при убийстве, похищение вещи при краже и т. п.), но и все те действия, которые связаны с этим причинением. Поэтому исполнителем будет и тот, кто держал жертву, пока другой наносил удар, и тот, кто, взломав дверь, открыл дорогу вору.

Действия исполнителя, поскольку они непосредственно осуществляют преступный состав, и фактически, и юридически мыслимы без соучастников: украсть, убить и т. д. может и один человек – вор или убийца. Но исполнитель мыслим лишь в составе соучастников. «Исполнитель», «пособник» и «подстрекатель» – понятия соотносительные: они взаимно определяют друг друга как носители разных функций в едином соучастии. Поэтому быть исполнителем одному так же невозможно, как одному быть пособником или подстрекателем; исполнитель в смысле уголовно-правовом есть лишь тот, кто, действуя совместно с другими лицами, осуществляет преступный состав.

В роли исполнителя может выступать и не один человек. Например, двое совершают кражу, двое убивают; в этом случае они соучастники, соисполнители (mittäter[211]211
  Лист не считает mittäter соучастниками (см. “Lehrbuch”, 1921, S. 221). Однако, поскольку соисполнители совместно участвуют в совершении одного и того же преступления, они являются, бесспорно, соучастниками.


[Закрыть], socii criminis, в отличие от socii in crimine, когда соучастниками являются исполнитель и пособник или подстрекатель).

Роль исполнителя в каждом преступлении весьма значительна: достижение преступной цели подстрекателя и пособника зависит от того, удалось ли исполнителю совершить преступление. Этой роли не следует, однако, переоценивать; ставить ответственность соучастников в прямую и безусловную зависимость от ответственности исполнителя – значит воспринимать идеи сторонников акцессорной природы соучастия. В этом отношении очень характерны рассуждения составителей проекта Уголовного уложения 1903 г.

«Исполнители, – говорят составители проекта, – представляют юридический центр соучастия. Деяние, совершенное ими, определяет родовую характеристику всего преступного факта, вменяемого всем соучастникам, с исключениями, далее указанными; степенью приведения ими преднамеренного в исполнение определяется объем вменения деяния другим участникам и т. д. Таким образом, если совершители остановились на приготовлении или на покушении, то можно говорить только о подстрекательстве на покушение и о пособничестве к покушению; если совершенное физическими виновниками почему-либо утрачивает преступный характер, то и все остальные участники становятся безнаказанными. На этом основании не может быть преступного совиновничества, если физический виновник исполняет требование закона или действует в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости и т. п.; при этом участники остаются безответственными и в том случае, когда они думали, что помогают преступному деянию»[212]212
  «Уголовное уложение. Проект редакционной комиссии и объяснения к нему», СПб, 1897, т. I, стр. 457.


[Закрыть].

Совершенно бесспорно, что отвечать за оконченное убийство подстрекатель и пособник не могут, если исполнитель покушался убить, но не убил. Но уголовную ответственность соучастник может нести и тогда, когда исполнитель отказался от совершения преступления или по личным основаниям (например, вследствие невменяемости) в момент суда был освобожден от наказания.

Уголовное уложение 1903 г., не пользуясь термином «исполнитель», относило к соучастникам тех лиц, которые непосредственно учинили преступное деяние или участвовали в его выполнении (ст. 51). Новейшие уголовные кодексы капиталистических стран (датский 1933 г., китайский 1935 г., швейцарский 1938 г.) не содержат специальных определений «исполнителя»; они лишь указывают, кого следует считать подстрекателем и пособником.

Статья 17 УК РСФСР говорит об ответственности как «лиц, совершивших преступление, так и их соучастников». Эта редакция воспринята УК Таджикской ССР (ст. 15). В этой редакции соучастники как бы противопоставляются исполнителям. Более правильным путем идут «Основные начала» 1924 г. и уголовные кодексы Украинской ССР, Грузинской ССР, Армянской ССР, Туркменской ССР и Узбекской ССР: говоря о «соучастниках», они называют подстрекателей, исполнителей и пособников. Несколько особым путем идет УК Белорусской ССР, устанавливающий в ст. 24, что «участниками преступления кроме исполнителей могут быть: а) подстрекатели, б) пособники».

4. Пособник

Пособник, как всякий соучастник, должен виновно причинить преступный результат. Специфические черты, отличающие пособника от других соучастников, заключаются в том, что пособник не склоняет к совершению преступления и непосредственно в совершении преступления не участвует, – он оказывает содействие совершению преступления. Содействие это весьма разнородно по своему содержанию. Пособничество может выражаться в совете, как совершить преступление, в предоставлении средств для совершения преступления, в устранении препятствий, мешающих совершению преступления. В некоторых формах пособничество сближается с подстрекательством (дача советов), в других – с исполнением (устранение препятствий).

В некоторых случаях пользование плодами преступления способно образовать пособничество, если это пользование совершается систематически, а преступный источник использованного не вызывает сомнений. Так, Верховным судом Якутской АССР 16 декабря 1939 г. Г. был осужден по Закону от 7 августа 1932 г. за хищение 80 тыс. руб. Эту сумму Г. проиграл в карты гражданам М. и М. в течение двух месяцев. Игроки не могли не знать, что Г. – служащий (заведующий ларьком), у которого таких сумм быть не может, что систематически проигрываются в карты государственные деньги. Суд признал игроков М. и М. соучастниками хищения и осудил по ст. 17 УК РСФСР и по Закону от 7 августа 1932 г. Верховный суд РСФСР приговор утвердил.

В некоторых случаях – и на этом необходимо остановиться особо – пособничество сближается с формами так называемой прикосновенности, в первую очередь с укрывательством. Грань, отделяющая все формы прикосновенности от пособничества, определяется общей природой соучастия: к пособничеству как форме соучастия (как подробно было развито выше) не могут быть отнесены действия, которые не являются одним из необходимых условий наступления преступного результата. Отсюда непосредственно следует, что укрывательство как действие, имеющее место после совершения преступления, не может быть необходимым условием наступления преступного результата и поэтому пособничества образовать не может. Однако не всякого рода укрывательство, реализованное по совершении преступления, является последующим в отношении совершенного преступления[213]213
  Еще А. Фейербах писал: «Во всех случаях соучастия предполагается деятельность участника, предшествующая или одновременная совершению преступления, в форме ли действительного оказания помощи, или в форме обещания помощи по окончании преступления» (“Lehrbuch”, 1847, S. 93).


[Закрыть] действием. Обратимся к следующему примеру. А, Б и В замышляют ограбление; они договариваются заранее, до совершения преступления, с X, что последний укроет на ночь грабителей вместе с награбленным имуществом. Ограбление совершается, и затем А, Б и В находят приют у X. В этом случае укрывательство, имевшее место после совершения преступления, было заранее обусловлено; оно входило в общий преступный план и поэтому явилось одним из необходимых условий совершения преступления: если бы А, Б и В не рассчитывали на последующее укрывательство X, они не совершили бы ограбления и во всяком случае не совершили бы ограбления в той конкретной форме, в какой оно имело место.