Текст книги "Избранные труды"

Некоторые уроки Версаля

Теперь, когда близится час полного разгрома гитлеровской Германии, вопрос о наказаниях преступников войны, организаторов и исполнителей неслыханных злодеяний, становится все более актуальным. Народы требуют, чтобы эти преступники понесли заслуженную кару. Однако кое-где в иностранной печати раздаются голоса, проповедующие снисходительность в отношении преступников войны. По существу, это голоса, зовущие к повторению ошибок Версаля и оставлению в Германии опасных ростков новых войн и новых злодейств. Между тем среди уроков, преподанных Версальским мирным договором, его авторами и его исполнителями, не последнее место должна занять и поучительная история о том, как немцы, повинные в преступлениях войны 1914–1918 гг., сделались, при потворстве победителей, судьями и сами себя за свои преступления «судили».

Преступления немцев в войне 1914–1918 гг. были весьма значительны. Специальные следственные комиссии, созданные тогда во Франции, Англии, Бельгии и России, установили многочисленные случаи убийства немцами мирных граждан, расстрела военнопленных, разрушения городов и деревень.

Когда Германия была разгромлена и настал момент заключения мирного договора, преступления, совершенные немцами, не были забыты: в Версальском мирном договоре особый раздел VII («Санкции») предусматривал уголовную ответственность Вильгельма и его соратников.

Как читатель уже знает, версальские державы сделали все, чтобы не допустить суда над Вильгельмом II.

Столь же несостоятельной оказалась борьба за торжество правосудия над соратниками Вильгельма, виновными в преступлениях войны. Ориентируясь в политических настроениях руководящих кругов стран-победительниц, Германия начала усиленно запугивать авторов Версальского договора призраком политических и социальных осложнений.

«Германское правительство, – сообщалось в одной из записок, – должно особо указать, что требование выдачи, несомненно, вызовет в Германии тягчайшие потрясения в политической и экономической области».

Юридическая позиция Германии была совершенно беспочвенна: Германия не только подписала Версальский мирный договор, но особым национальным актом придала ему обязательную силу внутригерманского закона. Германское учредительное собрание 16 июля 1919 г. вотировало и опубликовало Версальский договор. Но не в юридической аргументации скрывалось решение вопроса. Не сомнения в праве требования выдачи, а намеренно раздутая Германией опасность политических и социальных потрясений смягчила сердца победителей. Германское правительство не замедлило учесть изменившуюся ситуацию и выступило с компромиссным предложением: «Германское правительство заявляет, что оно готово начать в Германии уголовное преследование против всех тех лиц, выдачи которых союзные державы намереваются потребовать». Германия клялась, что «преследование это будет вестись со всей желательной суровостью и беспристрастием».

Чтобы союзные державы легче проглотили заготовленную пилюлю, германское правительство ее старательно подсластило: Германия заявила, что «заинтересованному правительству будет предоставлено право принять прямое участие в процессе». Предложение Германии было принято, и в нарушение ст. 228 Версальского договора в Лейпциге был организован свой, немецкий, суд над немецкими преступниками войны, который, как известно, свелся, по существу, к саботажу требований об осуждении военных преступников.

Соглашаясь на лейпцигское судилище, союзники в одной из нот предупреждали Германию: «Державы оставляют за собой оценку того, не будет ли процедура, предложенная Германией… в конечном счете иметь своим последствием освобождение виновных от справедливой кары за их злодеяния. Союзники в этом случае, – грозили авторы Версальского договора, – осуществят свое право, полностью обратившись к своим собственным судам». Однако и эта угроза осталась только на бумаге: никаких «собственных судов» над лицами, подлежавшими выдаче союзникам, организовано не было.

Если в полной мере оценить эти события, то надо прямо сказать, что одной из причин чудовищного разгула гитлеровского кровавого злодейства в настоящей войне является безнаказанность немцев за преступления, совершенные в войне 1914–1918 гг.

Роль Советского Союза в войне против гитлеровской Германии обеспечивает ему соответствующее влияние при разрешении – совместно с союзниками – всех послевоенных проблем. Это лучшая гарантия того, что история 1919–1921 гг. в вопросе об ответственности преступников войны не повторится. Гитлер, его клика и все виновные в совершении чудовищных зверств понесут в полной мере заслуженную ими кару.

Стратегия террора

Заметалась в берлоге гитлеровская клика. «Мировые проблемы», «новый порядок» в Европе забыты; на очереди иная неразрешимая задача: как найти выход из того безвыходного положения, в которое попала гитлеровская Германия.

Еще недавно уста гитлеровских палачей сочились медовыми речами, и убийцы рисовали себя культуртрегерами, влюбленными в население оккупированных районов. Для того чтобы вырвать из памяти современников душегубки и крематории, грабежи и «зоны пустыни», они охотно ринулись в бой против фактов: организованно и методично, как раньше убивали, они начали сжигать мертвые тела истерзанных жертв – живые улики содеянного; организованно и методично, как раньше собирали скот, кастрюли и кольца, они начали собирать справки и удостоверения жителей в том, что гестаповцы относились к населению заботливо и добродушно.

В тон этой подлой игре немецких разбойников разношерстные прогитлеровские элементы – от ограниченных простаков до безгранично продажных лакеев – начали распространять за рубежом идеи милосердия и гуманности, идеи, призванные удобрить почву для снисходительного мира. Однако маскарад дьявола, нацепившего крылья амура, продолжался недолго. Правда, в иностранной прессе пущенные с гитлеровских площадок идеи компромисса еще имеют по инерции хождение, но сами хозяева, вершители судеб гитлеровской Германии, поняв бесплодность игры в гестаповскую добродетель, с новой силой обратились к своей излюбленной, никогда ими не прекращавшейся стратегии – стратегии террора.

С первых дней захвата власти Гитлером террор, разнузданный, кровавый террор, сделался основным рычагом внутреннего управления и внешней политики Германии.

Начав агрессию, гитлеровская Германия превратила войну в военизированный террор. Огонь и смерть захлестнули оккупированные немцами территории. Нельзя сказать, чтобы гитлеровцев не интересовало количество мирных граждан, павших жертвой оккупантов: в одном из документов, захваченных частями Красной Армии, указано, что Гиммлер находит число убитых «слишком незначительным», что «командиры соединений слишком мягки в проведении операций». Для того чтобы стимулировать совершение казней, Гиммлер предписывал ежедневно докладывать о количестве расстрелянных жертв. В этих приказах – политическая программа фашистских захватчиков; они желали одного: чтобы население трепетало перед их ненасытной кровожадностью. Именно такая война, террористическая война, по замыслу гитлеровских стратегов, и должна была обеспечить Германии молниеносную победу.

Однако победа не пришла. Не пришла она по стопам «тигров» и «пантер», не пришла и по следам террора. У стен Сталинграда победа круто повернула в нашу сторону. С тех пор победа венчает знамена советских и союзных войск. Очищена территория Советского Союза. Освобождены Франция, Румыния, Финляндия, Болгария, значительная часть Италии, Польши, Югославии. Гром пушек разразился над территорией самого фатерланда. Фатерланд – в тисках союзных войск. Снаряженная в 1939 г. триумфальная гитлеровская колесница в 1944 г. повисла над пропастью, как опрокинутый ассенизационный обоз.

В фашистском стане начались тревога и смятение; но своей террористической стратегии гитлеровцы не изменили: фашизм и террор неразрывны. Были лишь мобилизованы новые средства.

В стратосферу были пущены самолеты-снаряды и снаряды-ракеты, в эфир – устрашающие легенды о том, что новое оружие принесет врагам тотальную смерть и разрушение. Вряд ли сами гитлеровские стратеги переоценивали военное значение нового изобретения: не только изменить ход войны, но даже замедлить приближение катастрофы этот поход в стратосферу не мог и не может.

Снаряды метили в иную мишень: они пытались взорвать дисциплинированное спокойствие населения и таким путем ослабить волю к победе. Можно констатировать и большее.

17 декабря 1944 г. начались наступательные действия германских войск на Западном фронте. Ценой чрезвычайных усилий и огромных жертв немцам удалось осуществить некоторое продвижение. Конечно, обеспечить действительное наступление, наступление со значительными стратегическими результатами, Германия 1944 г. не в силах. Это известно противникам Германии, это хорошо знают и сами организаторы декабрьского наступления. И тем не менее оно было предпринято; и тем не менее в смутной надежде посеять и поддержать иллюзию, будто резервы Германии неистощимы, будто сопротивление Германии будет прогрессивно нарастать, если не будет достигнут для всех спасительный компромисс, в чрево войны были брошены и без того редеющие немецкие полки. Прогитлеровские перья за рубежом, конечно, поспешили и здесь вступить в игру, чтобы и эту иллюзию раздуть в пугало для колеблющихся общественных элементов.

Злодеяния гитлеровцев растут по мере ухудшения военного положения Германии. Разбитые стратеги и разоблаченные палачи, гитлеровцы неутомимы в изобретении новых форм злодейства. События последнего времени раскрыли миру потрясающие образцы их кровавой разнузданности.

Германские войска не смогли развить начатого ими в декабре наступления на западе, германские войска не смогли приостановить законченного Красной Армией в декабре окружения Будапешта на юго-востоке. Зато гитлеровской «мощи» хватило на другое: 29 декабря 1944 г., в тот самый день, когда оба поражения Германии – провал наступления на западе и провал обороны на юго-востоке – определились с общедоступной ясностью, гитлеровцы организовали «блистательную победу» германских войск над двумя безоружными советскими парламентерами и белым флагом – символом мирных намерений, освященным веками неприкосновенности.

Используя все виды и формы террора, гитлеровцы пытаются протянуть линию терроризма и за пределы войны. Гитлеровцы мечтают уйти в подполье, чтобы и побежденными продолжать свое кровавое дело и готовить новую войну. Этот подготовляемый военный террор гитлеровцы охотно и щедро авансируют уже теперь, в процессе войны, организуя террористические акты на освобожденных от немецких войск территориях.

В Париже было организовано покушение на де Голля. Во Франции и Италии начались убийства патриотов.

По сообщению агентства «Франс Пресс», в Германии началась концентрация предателей французского народа: Дарнана, Дорио и др. Они «организуются» в Баден-Бадене и Штуттгарте, чтобы вызвать волнения в Париже и Лионе. Таким образом, против Франции спешно подготовляются кадры диверсантов и террористов.

Для оценки всей гитлеровской стратегии весьма поучительно, что, насаждая военизированный террор, организуя широкую систему импортируемого в чужие страны террора, угрожая после поражения уйти в подполье, гитлеровцы не делают из этих планов государственной тайны. Они, напротив, и здесь склонны к рекламе; они готовы весь мир оповестить о том, что у них идет бесперебойная серийная заготовка «ужасов», – все в той же тщетной, отчаянием и страхом подсказанной надежде, что, быть может, некоторые круги будут, в конце концов, напуганы и захотят умилостивить профессиональных убийц дарами компромисса.

Можно, конечно, не сомневаться в том, что и эта стратегия, стратегия террора, не увенчает лаврами вдохновителей гитлеровской политики.

Неисчислимы жертвы гитлеровского террора; но гитлеровский террор ударил и по самой Германии: стратегия террора привела к тому, что самые широкие народные массы двинулись на борьбу с гитлеровской Германией и еще более сплоченным выступил союз свободолюбивых народов. Однако стратегия террора требует и специальных ответных мер.

10 декабря 1934 г., после убийства югославского короля Александра и министра иностранных дел Франции Барту, Совет печальной памяти Лиги Наций принял решение о том, что «на всех государствах лежит обязанность не поощрять и не терпеть на своей территории никакой террористической деятельности». Совет постановил образовать комитет экспертов для разработки международной конвенции по борьбе с терроризмом. Комитет был образован, и проект был разработан. Но претворить его в жизнь, как и многие другие свои проекты, Лига Наций до самой своей кончины не смогла.

Проектируемая ныне международная организация безопасности будет обладать всем авторитетом и всей силой для того, чтобы обеспечить действенное сотрудничество государств в борьбе с разрушителями международного правопорядка. Террор, как и преступления войны, требует координированной борьбы свободолюбивых народов. Опасен и недопустим не только рецидив гитлеризма: опасно и недопустимо, чтобы гитлеризм после военного разгрома, хотя бы и в самых ничтожных дозах и формах, пережил самого себя политически и морально. Чем скорее будет убрана с пути истории вся эта отвратительная гитлеровская нечисть, тем быстрее человечество придет к новым победам демократии и цивилизации.

Стратегия «милосердия»

Чем более близким и неотвратимым становится разгром гитлеровской Германии, чем более близкой и неотвратимой становится расплата за совершенные гитлеровцами злодеяния, тем чаще раздаются елейные голоса, просящие милосердия для палачей. Еще трепещут в предсмертной агонии отравленные и удушенные немцами жертвы, еще колышется земля над телами заживо погребенных и стоит перед потрясенным человечеством залитый кровью невинных Майданек, а уже услужливые болельщики злодеев обильно льют хорошо оплаченные слезы, пытаясь помешать грядущему возмездию, жалостливо гнусят: «Палачей обижают». Порой они не против правосудия, эти миротворящие палачам поборники милосердия, они лишь ведут, так сказать, «пререкания о подсудности»; одни, религиозные миротворцы, призывают довериться суду божьему; другие, миротворцы светские, – суду истории. И только бренный человеческий суд смущает тех и других своей неотвратимой реальностью и нарастающей близостью.

К сожалению, эти попытки ослабить удары правосудия нашли некоторую «базу» в недавнем выступлении на пресс-конференции в Лондоне председателя Комиссии Объединенных Наций по расследованию военных преступлений сэра Сесиля Херста.

Сэр Сесиль Херст выступал как юрист, и речь его, естественно, дышала законностью. Однако законность сэра Сесиля Херста весьма сомнительна: воздвигая величественное здание храма правосудия, Херст предусмотрел в нем и глубоко идущие юридические щели, дзоты и траншеи, куда могли бы уползти от ударов правосудия изобличенные злодеи.

Херсту, по сообщению английского министерства информации, был задан вопрос: «Включен ли Гитлер в список военных преступников?». Мы не знаем автора этого вопроса, его возраста и его интеллекта, но любознательность его, во всяком случае, трогает своей девственной непосредственностью. Известно, что глава, организатор и вдохновитель военизированного бандитизма Гитлер давно и крепко сам себя «включил в список» тягчайших военных преступников. Тем более разителен ответ. Сэр Сесиль Херст сказал, что он «вынужден отказаться отвечать на вопросы относительно отдельных военных преступников». Таким ответом Херст разжаловал главаря банды международных преступников Гитлера в рядовые бандиты, включив его в число «отдельных военных преступников». При этом сэр Херст, надо отдать ему справедливость, не сделал секрета из мотивов своего вынужденного умолчания: «Если, – пояснил Херст, – называть имена лиц, которым предстоит суд, то это даст им широкую возможность бежать и скрыться от суда». Оказывается, таким образом, что сообщение об ответственности Гитлера, Гиммлера, Геббельса и им подобных есть разглашение величайшей государственной, может быть международной, тайны, разглашение, грозящее крупными осложнениями: услышав на шестом году своих систематических злодеяний о том, что их считают преступниками, Гитлер, Гиммлер, Геббельс и им подобные поспешат бежать и укрыться от суда. Таким образом, само положение обязывало: сэр Сесиль Херст был вынужден молчать во имя, так сказать, торжества правосудия.

Однако обет молчания не в полной мере был соблюден сэром Херстом: кое-что о возможной судьбе «отдельных военных преступников», Гитлера и Муссолини, он все же счел необходимым поведать. Херст указал, что судьбу Гитлера и Муссолини «решат Объединенные Нации». Это утверждение неоспоримо.

Московская декларация 1943 г. установила, что, поскольку речь идет о главных преступниках, они «будут наказаны совместным решением правительств-союзников»[477]477
  «Внешняя политика СССР». Сборник документов, т. V, стр. 320, 321.


[Закрыть]. Казалось бы, в таком случае именно здесь, в вопросе о судьбе Гитлера и Муссолини, нет надобности забегать вперед и делать прогнозы собственного изобретения о будущем решении правительств Объединенных Наций. Сэр Сесиль Херст рассудил по-иному. Сдержанный, на все пуговицы застегнутый, опасающийся публично включить в список преступников Гитлера и его сообщников, сэр Сесиль Херст здесь неожиданно обнаружил явную склонность к высказываниям. «Объединенные Нации, – повествует он, – могут решить привлечь их (Гитлера и Муссолини) к суду или же поступить с ними, как с Наполеоном». Только что, пока речь шла о суде, разжалованный в рядовые Гитлер оказывается теперь, к моменту наказания, возведенным в Наполеоны. Более того, их, оказывается, целая пара, херстовских Наполеонов. В соответствии с этим решение правительств Объединенных Наций, по Херсту, может выразиться в подыскании надлежащей жилплощади на островах для двух друзей: может быть, на острове Эльба для Муссолини и («построже»!) на острове св. Елены для Гитлера.

Наметив, таким образом, контуры решения судьбы главных преступников, Гитлера и Муссолини, сэр Сесиль Херст получает возможность легко, без особого напряжения мысли вершить судьбы всей остальной массы военных преступников. Надо прямо сказать: здесь приверженность к «закону», «осторожность» в расследовании и «милосердие» к военным преступникам находятся у самой грани намеренного оставления безнаказанными многих тысяч гитлеровских злодеев.

Херст счел нужным особо отметить, что «имеется большое количество недоразумений и неясностей по вопросу о военных преступниках». Казалось бы, наоборот, прежде всего, необходимо указать, что имеется неисчислимое количество точно установленных преступлений войны и множество имен виновников этих преступлений.

Конечно, тщательное расследование и обоснованный приговор являются необходимыми условиями подлинного торжества правосудия над злодейством. Однако процедура расследования, намеченная Херстом, именно этой задачи не разрешает: она, напротив, сулит обильный урожай «недоразумений» и «неясностей».

«Дело расследования, – сказал Сесиль Херст, – должно быть в первую очередь проведено отдельными правительствами, а не комиссией. Процедура следующая: авторитетные органы каждого правительства передают комиссии дела по военным преступлениям, виновные в которых, по их мнению, должны быть наказаны, и одновременно сообщаются улики, на которых основано обвинение.

Комиссия передает дела следственному комитету, который рассматривает в первую очередь три вопроса: 1) доказано ли на основании приведенных фактов наличие военного преступления или военных преступлений; 2) имеется ли достаточно материалов для определения личности виновного; 3) в первый ли раз совершено преступление».

Приведенной схеме нельзя отказать в стройности: она читается легко и усваивается без труда; авторитетные органы расследуют, следственный комитет проверяет, комиссия решает. Неясной, однако, остается одна весьма существенная сторона дела: обеспечивает ли эта схема реальное осуществление суда и наказания военных преступников.

Прежде всего весьма спорен основной принцип: право требования выдачи военных преступников, по предложению Херста, должно принадлежать Комиссии Объединенных Наций. Возможен, естественно, вопрос: почему отдельные государства, имеющие право просить о выдаче преступников, должны терять это право в отношении тягчайших военных преступников? Быть может, наоборот, соглашения, которые подведут итоги нынешней войны, специально предусмотрят обязанность всех государств выдавать военных преступников по обоснованному требованию государства, потерпевшего от этих преступников. Такой вопрос тем более уместен, что некоторые части намеченной Херстом схемы расследования и выдачи напоминают, скорее, не дорогу правосудия, а проволочные заграждения на пути к наказанию виновных.

Действительно, по схеме Херста, Комиссия Объединенных Наций, прежде чем решать вопрос о требованиях выдачи, обязана выяснить, «в первый ли раз совершено преступление». По Херсту, таким образом, при разрешении вопроса о военных преступлениях весьма важное значение приобретает вопрос о рецидиве. Сторонники снисходительного отношения к преступникам охотно на сей предмет мобилизуют ссылку на закон. Хорошо бы услышать, где же, в каких международных конвенциях, в каких декларациях правительств Объединенных Наций выдвигалось требование рецидива как условия ответственности за военные преступления. И далее: если гитлеровский злодей «однажды» бросил в огонь детей или «однажды» травил в душегубке мирных граждан, требование о выдаче теряет основу?

Херст этим не довольствуется. Он утверждает: «Нельзя считать всех военных преступников одинаково виновными… Некоторые могли совершить лишь обычные преступления. Нужно ограничиться людьми, действительно несущими ответственность за крупные зверства». Еще только готовится суд над военными преступниками, а уже рекомендуются «ограничения» и вводится поправочный критерий ответственности лишь за «крупные зверства».

Какие же, какого масштаба зверства заслуживают названия крупных: Смоленск, Киев, Люблин? А сожжение деревни со всеми ее обитателями – явление малозначительное, не заслуживающее внимания правосудия?

Сэра Сесиля Херста не смущают эти вопросы: он торопится ввести новые ограничения ответственности за военные преступления. Он считает необходимым исключить из круга военных преступников всех квислингов и лиц, повинных в массовом истреблении своих сограждан по расовым, политическим или религиозным мотивам.

Знакомство с этими конструкциями сэра Сесиля Херста приводит к невольному предположению: если бы ограничения преследования военных преступников развивались в намеченных им масштабах, капитуляция правосудия перед военными преступниками последовала бы очень скоро, вслед за капитуляцией Германии перед союзниками.

Необходимо при этом учесть следующее: саму выдачу военных преступников, выдачу, в которой должна найти и найдет выражение воля всех народов к искоренению гитлеризма, Херст понимает как некоторый акт международной вежливости. Он говорит:

«Если Объединенные Нации найдут, что существующие договоры о выдаче преступников не соответствуют обстоятельствам, то будут приняты некоторые новые меры… Однако нейтральное государство есть нейтральное государство, и существуют границы, через которые даже все Объединенные Нации, вместе взятые, не смогут перейти в своем отношении к нейтралам».

Московская декларация 1943 г. совершенно отчетливо установила, что военных преступников «три союзные державы наверняка найдут… даже на краю света…»[478]478
  «Внешняя политика СССР». Сборник документов, т. V. стр. 321.


[Закрыть] А председатель Комиссии Объединенных Наций по расследованию преступлений войны, минуя декларацию союзных держав, минуя величайшие исторические сдвиги нашей эпохи, минуя новые формы взаимопомощи государств в борьбе с международными преступлениями, тешит преступников, тешит «нейтралов» уверениями, что даже все Объединенные Нации, вместе взятые, не всегда смогут добиться выдачи военных преступников.

Положение осложняется тем, что Сесиль Херст со своей оригинальной конструкцией ответственности и безответственности военных преступников не одинок. В Комиссии Объединенных Наций, как сообщает иностранная печать, имеются и некоторые другие проповедники правосудия на тормозах, правосудия, чуткого к бандитам и равнодушного к их жертвам. Но отягощенные ответственным положением председательствующего, эти члены Комиссии обнаруживают совершенно необузданную развязность в измышлении способов избавления гитлеровцев от ответственности.

«Эксперты настаивают на том, – сообщает газета “П. М.”, – что Гитлер должен рассматриваться как глава государства, гитлеровские гангстеры – как правительство, а гестапо – как государственная полиция».

По этой юридической алгебре один бандит – это бандит, два бандита – это бандиты, а целая шайка бандитов, использующая для погромов и убийств аппарат власти, – попросту «государственная полиция». Источник этих конструкций газета видит в чрезмерном увлечении членов Комиссии юриспруденцией. «Члены Комиссии Объединенных Наций, – пишет газета, – зарывают свои носы в юридические трактаты…» Это клевета на юриспруденцию: с каких пор и по каким законам бандит, напяливший на себя мундир полицейского чиновника, становится недотрогой, получает уголовный иммунитет? Вся эта «юриспруденция» – плохо скроенная попытка оградить военных преступников от закона, от правосудия, от наказания.

Так на деле в единый хор сливаются елейные причитания противников суда и голоса некоторых официально призванных ревнителей правосудия.

* * *

Стратегия «милосердия» – не проблема этики, даже не проблема суда и наказания; это прежде всего военно-политическая проблема. Стратегия «милосердия» – лишь одно из звеньев кампании за снисходительный мир, начатой гитлеровцами и кое-какими кругами, поддерживающими их. Поэтому проповедь милосердия к палачам – это проповедь компромиссного мира, проповедь сохранения в Германии очага будущих войн и будущего злодейства.

Объединенные усилия свободолюбивых народов разбили все маневры и ухищрения Германии: и стратегию молниеносной войны, и стратегию войны затяжной, и стратегию раскола союзников. Это вселяет уверенность в том, что будет сокрушена и последняя ставка разбитой Германии – на стратегию «милосердия», направленную против мира, против человечества.