Текст книги "Избранные труды"

В отношении несостоятельности неторговой действует иной порядок. В силу ст. 29 Приложения III к ст. 1400 (примеч.) должник «до определения свойства его несостоятельности может быть заключен под стражу на основании 63 ст. Устава о Наказ, лишь в случае нарушения им подписки о неотлучке». Следовательно, по общему правилу несостоятельный не по торговле не подлежит личному задержанию на основании одного лишь факта признания несостоятельности.

Теоретически нельзя не признать преимуществ этого последнего порядка, построенного на отчетливом различении имущественных и личных последствий несостоятельности. Тем более он кажется правильным, если последовательно отделять гражданское производство о несостоятельности от уголовного о банкротстве. Однако ряд соображений побуждает, может быть, по данному вопросу – вопросу о личном задержании должника – теоретическую последовательность принести в жертву практической необходимости.

Прежде всего необходимо учесть то обстоятельство, что случаи неторговой несостоятельности чрезвычайно редки, во всяком случае значительно реже несостоятельности торговой. В соответствии с этим в общественном сознании преобладает представление о связанности несостоятельности и личного задержания. Игнорировать это представление в такой мере, чтобы в новом уставе совершенно не находило места личное вслед за открытием несостоятельности задержание должника, значило бы не только пренебрегать важным психическим фактором, но и ослаблять значение реформы, призванной упрочить кредитные отношения.

С другой стороны, нельзя не признать, что ныне действующий по торговой несостоятельности порядок личного задержания не соответствует современным воззрениям на отношения кредитора к должнику. Современное правовое сознание не может примириться с порядком личного задержания должника по усмотрению кредиторов, который фактически устанавливается ст. 410.

Таким образом, можно констатировать следующее: порядок личного задержания по торговой несостоятельности слишком умаляет права должника для того, чтобы быть принятым в проектируемом слиянии торговой и неторговой несостоятельности; порядок же неторговой несостоятельности для этой цели слишком упрочивает позицию должника. Очевидно, правильное решение вопроса кроется в примирении двух этих крайностей. Как же их примирить?

Примирение намечается уже в той приведенной выше формуле, по которой о каждой несостоятельности немедленно сообщается прокурору; сообщение прокурору делается «на предмет возбуждения уголовного следствия».

При таких условиях личное задержание несостоятельного должника не может быть ничем иным, как только «мерой пресечения способов уклоняться от суда». Отсюда ясно, что в определении личного задержания должника, как в определении всякой другой меры пресечения, решающей инстанцией может быть лишь прокурорский надзор. Но, подобно тому как в порядке дознания предоставляется полицейской власти временно задерживать подозреваемого в преступлении впредь до определения меры пресечения в порядке, предписываемом Уставом Уголовного Судопроизводства, так и тем более суд, в коем открылась несостоятельность, может постановить о личном задержании должника впредь до решения компетентной властью вопроса о мере пресечения. Спорным следует лишь признать, должно ли применение этой меры – личного задержания – быть правом или обязанностью суда. То обстоятельство, что в настоящее время личное задержание по общему правилу следует за объявлением несостоятельности, побудило Временный комитет и в новый Устав внести положение об обязательном личном задержании впредь до определения меры пресечения согласно Уст. Угол. Судопр. Эти положения выражены в ст. 410 «Законопроекта об изменении производства дел о несостоятельности».

«Должник, объявленный несостоятельным, в тот же самый день отдается под стражу, впредь до определения меры пресечения в общем порядке согласно Уст. Угол. Судопр.».

Преимущество новой редакции прежде всего в том, что она устраняет обычное в настоящее время положение, когда должник, несостоятельный по несчастию или неосторожный банкрот, долго томится в заключении в ожидании окончания конкурсного производства: так как копия объявления несостоятельности немедленно сообщается прокурору, то в ближайшие же по открытию несостоятельности дни, даже на другой день, может быть сделано постановление об изменении принятой меры пресечения и замен ее, например, подпиской о неотлучке.

Таким образом, проект вносит коренное изменение в порядок личного задержания, устанавливаемый ст. 410 Уст. Судопр. Торг.: формальное, так как не усмотрением кредиторов, а прокурорским надзором, в порядке, предписываемом Уст. Угол. Судопр., будет решаться вопрос о личном задержании должника, и материальное, так как устраняется возможность более или менее продолжительного заключения на основании одного лишь предположения злостности.

Новой формуле, представляющей, таким образом, заметный шаг вперед в смысле смягчения участи несостоятельного должника по торговле и замены частноправового принципа публичным, можно сделать упрек лишь в том отношении, что положение несостоятельного не по торговле она все же ухудшает, так как по действующему закону такой несостоятельный не заключается под стражу, а по проекту до определения меры пресечения и ему придется быть в заключении. В ответ на этот упрек можно указать, прежде всего, на то, что при слиянии торговой и неторговой несостоятельности незначительность случаев несостоятельности неторговцев выступит еще рельефнее, чем в настоящее время, так как теперь многие фактические торговцы объявляют себя несостоятельными не по торговле, именно, с целью избегнуть немедленного по объявлении несостоятельности задержания. С другой стороны, необходимо учесть то обстоятельство, что реформа, сливая торговую и неторговую несостоятельность, в то же время устанавливает для неторговцев неизвестную действующему праву привилегию, затрудняющую объявление несостоятельным должника-неторговца. Эта привилегия выражена в ст. 4092 «Законопроекта об изменении производства дел и несостоятельности».

«Если должник, до объявления его несостоятельным, представит суду удостоверение подлежащего начальства в том, что он состоит на государственной или общественной службе и получает такое содержание, вычеты из которого, на основании 1084-1090-й ст. Уст. Гр. Судопр., составляют в течение четырех лет сумму, не менее той, на которую он прекратил платежи, то производство о его несостоятельности приостанавливается».

Это затруднение объявления несостоятельным неторговца, думается, в достаточной мере искупает то ухудшение в его положении, которое вносится постановлением о личном задержании. Преимущество нового порядка и для несостоятельного не по торговле еще определеннее выступит ниже, при оценке постановлений о простом банкротстве.

Впрочем, распространение и на неторговца закона о личном задержании не имеет целью непременно и неторговца хотя бы сколько-нибудь держать в заключении. Повторяем, случаи несостоятельности неторговой очень редки, и не из учета этих случаев может исходить реформа конкурсного производства. Но создавать для торговцев и неторговцев различные порядки личного задержания – значит и в новом законе воскресить бесконечные споры о торговом и неторговом характере несостоятельности, споры, которые и побуждают высказаться за слияние торговой и неторговой несостоятельности.

В этом направлении можно было бы прибегнуть лишь к следующей мере: сделать определение о немедленном по объявлении несостоятельности задержании не обязанностью, а правом суда, которым последний и будет пользоваться в зависимости от обстоятельств каждой несостоятельности.

III

Идея раздельности гражданского производства о несостоятельности от уголовного процесса о банкротстве последовательно приводит к другим положениям, мимо которых не может пройти проектируемая реформа.

Так, прежде всего, если банкротство по своей юридической природе приравнивается к другим уголовным деликтам, и, в частности, возбуждение обвинения в банкротстве не ставится в зависимость от воли кредиторов, то, с другой стороны, и прекращение дела о банкротстве не может быть актом кредиторского усмотрения: кредиторы могут единодушно простить несостоятельного, желать полного прекращения обвинения в банкротстве, и, тем не менее, уголовное дело будет двигаться в установленном порядке, как не может приостановить дела о краже прощение вора потерпевшим. Этот вывод нашел отчетливое выражение в ст. 167 английского Устава, определяющей, что должник, виновный в каком-либо банкротском деянии, «не освобождается от преследования за оное вследствие того, что он был освобожден от несостоятельности, или что мировая сделка была принята и утверждена». Равным образом, ст. 830 итальянского Конкурсного устава говорит о том, что в мировой сделке может быть условлено прекращение или приостановление производства дела о несостоятельности, но не может быть постановлено о приостановлении уголовного производства[310]310
  От этого правила закон отступает лишь в случаях особенно благоприятной для кредиторов мировой сделки, когда, согласно ст. 839 итальянского Конкурсного устава, суд, утверждая сделку, вправе отменить определение о несостоятельности и вместе с ним уголовное преследование.


[Закрыть]. В других законодательствах принцип независимости уголовного преследования от мировой сделки проводится преимущественно в отношении преследования за злостное банкротство: такова ст. 510 французского Конкурсного устава, говорящая о том, что не может быть заключена мировая сделка, если должник осужден за злостное банкротство, и ст. 514 бельгийского Конкурсного устава. Если же продолжается следствие, то, хотя бы должнику обвинение было предъявлено лишь в простом банкротстве, до окончания суда мировая сделка состояться не может (ст. 511 фр. и 495 бельг. Конк. устава). Статья 175 германского Конкурсного устава и ст. 200 венгерского Конкурсного устава не допускают мировой сделки с несостоятельным должником, обвиняемым или признанным виновным в злостном банкротстве.

Статья 544 русского Конкурсного устава, говорящая о прекращении мировой сделкой «всех последствий» конкурса «так точно, как бы никогда оного не было», оставляет неясным вопрос о том, имел ли в виду здесь закон и уголовные последствия несостоятельности. В свое время по данному вопросу происходил горячий спор на страницах «Судебного вестника». Одни (Мальчевский[311]311
  «Судебн. вести.», 1876 г., № 36.


[Закрыть], Арефа[312]312
  «Журн. гр. и уг. права», 1878, 4, стр. 103.


[Закрыть]), ссылаясь на то, что мировой сделкой прекращаются все последствия конкурса «так точно, как бы никогда оного не было», отрицали за судом право отказывать в утверждении сделки на основании преступного характера несостоятельности. Другие – Морозов[313]313
  «Суд. вести.», 1876 г., № 17.


[Закрыть], Кривский[314]314
  Там же, № 105. – Последнюю точку зрения отстаивала и редакция «Суд. вести.» в передовой статье № 36.


[Закрыть], – напротив, отстаивали это право, ссылаясь на то, что мировая сделка не может сделать из бесчестного человека честного. Сенат в толковании 544-й ст. и раньше (реш. 1875 г. № 931) и теперь (реш. 1912 г. № 9) склоняется к той мысли, что при наличности признаков злостного банкротства суд не должен утверждать мировой сделки.

Эта точка зрения, которая кажется наиболее верным толкованием 544-й ст., de lege ferenda представляется вдвойне неправильной. Яркий образец смешения гражданского и уголовного производства, ст. 544 наносит ущерб гражданским интересам кредиторов, стесняя заключение мировых сделок, и публичным интересам обвинения, ограничивая преследование одним злостным банкротством и лишь по инициативе суда.

Действительно, возникает следующий вопрос: почему стеснять кредиторов в праве путем мировой сделки с должником получит возможно большее удовлетворение и тогда, когда должник повинен в банкротстве. В действующем Уставе это стеснение вызывается той неразрывной связью, которая по закону установлена между производствами о несостоятельности и банкротстве: в силу этой связи допускать примирение с несостоятельным должником – значило ликвидировать не только производство о несостоятельности, но и уголовное преследование, чего в случае злостного банкротства не мог допустить даже проникнутый частноправовым принципом Устав Судопроизводства Торгового. Только эти соображения и могут лежать в основании ныне действующей ст. 544 Устава.

Но в проектируемой реформе, где проведена отчетливая грань между производствами о несостоятельности и банкротстве, в ограничении прав кредиторов нет никакой необходимости: своими имущественными интересами кредиторы вправе распоряжаться по своему усмотрению, а уголовное преследование должно развиваться в установленном законом порядке. Этой цели и отвечает следующая редакция ст. 544.

«Мировая сделка, прекращает конкурс и все его гражданские последствия так точно, как бы никогда оного не было, но не останавливает уголовного производства».

Другим логическим выводом из идеи раздельности уголовного процесса о банкротстве и гражданского о несостоятельности является отказ от особого предусмотрения в законе так называемой несостоятельности несчастной. Пока банкротство смешивалось с несостоятельностью и как последняя оценивалась в порядке гражданского судопроизводства, была необходимость помимо злостной и неосторожной несостоятельности охарактеризировать перед судьями, малосведущими в уголовных делах, и несостоятельность несчастную. Но, как только банкротство переходит в ведение уголовного суда, особое оговаривание случаев ненаказуемого прекращения платежей становится лишним и несоответствующим задаче уголовно-правовых определений.

Уголовный закон перечисляет деяния запретные и наказуемые; все, что не обложено в законе наказанием, в том числе и несостоятельность несчастная, конечно, не подлежит наказанию. Уголовный кодекс превратился бы в бесконечный перечень всех человеческих действий, если бы, помимо запретных и наказуемых, содержал список деяний ненаказуемых[315]315
  Указания на несчастную несостоятельность из иностранных законодательств встречается в Испании (ст. 887 “Insolvencia fortuita”), Португалии (ст. 321 “fallencia casual”); и отчасти в § 486 австрийского Уголовного уложения («если не будет доказано, что должник впал в несостоятельность случайно и безвинно»).


[Закрыть].

IV

В конструкции деликтов, лежащих, подобно банкротству, на границе гражданского и уголовного права, есть характерная особенность: для них более материальных постановлений существенны процессуальные нормы, ибо вся трудность в построении этих, если так можно выразиться, пограничных деликтов заключается именно в разграничении гражданского и уголовного о них производства. Есть поэтому основание утверждать, что с введением нового порядка преследования за банкротство практическая задача по пересмотру уголовных постановлений Уст. Судопр. Торг, в значительной части исчерпана. Однако ввиду необходимости согласовать новые процессуальные нормы с действующим материальным правом, которое порой (ст. 1163 и 1165 Уложения) ограничивается простой ссылкой на отменяемые статьи Уст. Судопр. Торг., представилось необходимым наметить редакции статей о банкротстве (ст. 1163–1165).

Выше было отмечено, что Уст. Судопр. Торг, дает с точки зрения уголовного права совершенно ненужное определение несостоятельности несчастной. В качестве основного пробела материальных постановлений о банкротстве следует отметить обратное явление: отсутствие в законе определений несостоятельности (банкротства) неосторожной. Соответствующая ст. 389 Устава говорит: «несостоятельность есть неосторожная и именуется простым банкротством, когда неоплатность преследует от вины должника, но без умысла и подлога». Неосторожная несостоятельность, следовательно, лежит где-то посредине: это та несостоятельность, которая не признается ни несчастной, ни подложной. Что же представляет собой самое простое банкротство, остается совершенно неизвестным.

Эта неопределенность сменяется полной неудовлетворительностью там, где закон дает точную редакцию постановлений о простом банкротстве. Согласно ст. 529 Уст. Судопр. Торг., «последствия неосторожной несостоятельности, или простого банкротства, суть:

1) продолжение заключения банкрота под стражею, если он прежде не был от оной освобожден, от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев, по усмотрению заимодавцев. В сей срок зачитается и то время, какое в течение производства дела он под стражею находился. Предоставляется, впрочем, большинству заимодавцев по сумме представить потом коммерческому суду (ср. ст. 384) о сокращении срока содержания его под стражею и даже об освобождении его вовсе от заключения по уважению прежнего его по торговле поведения и других обстоятельств, торговому состоянию особенно свойственных:

2) неосторожный банкрот лишается прав торговли; но заимодавцам его, по большинству суммы, предоставляется, приняв в уважение обстоятельства, предшествовавшие и сопровождавшие несостоятельность, представить коммерческому суду о допущении его вновь к торговле».

Термин «продолжение» заключения и тот факт, что ходатайства кредиторов о смягчении участи несостоятельного должника должны направляться в коммерческий суд, с ясностью указывают на то, что срок заключения банкрота определяется коммерческим судом. Таким образом, ст. 529 устанавливает совершенно необычное положение: определение наказания за преступление в порядке гражданского производства. Быть может, только логическим последствием этого исключительного порядка является право кредиторов влиять на срок заключения и на «освобождение вовсе от заключения».

В постановлениях о неосторожном банкротстве приложения III к ст. 1400 (прим.) Устава Гражд. Судопр., предусматривающего несостоятельность неторговую, частноправовая конструкция простого банкротства выступает еще определеннее. То, что по ст. 529 Уст. Судопр. Торг. – заключение под стражу простого банкрота – совершается «по усмотрению кредиторов», по ст. 29 прилож. III совершается уже «не иначе, как по просьбе кредиторов» (ст. 29: «…признанный же несостоятельным неосторожным подвергается задержанию не иначе, как по просьбе кредиторов»). Таким образом, право кредиторов при торговой несостоятельности определять срок заключения и просить о полном освобождении здесь – при несостоятельности неторговой – заменено правом кредиторов на личное задержание должника. С полной рельефностью это право выступает в ст. 35 приложения, согласно которой «по определению о личном задержании (неосторожного банкрота) выдается особый исполнительный лист». Таким образом, по точному выражению закона, арест должника приравнивается к аресту движимой вещи.

С неменьшей рельефностью частноправовая точка зрения выступает в попытках закона определить сроки заключения неосторожного неторгового банкрота. Здесь дано то, что позволительно назвать прейскурантом тюремного заключения, определяющим, сколько последнего приходится на определенную сумму долга. Действительно, как иначе назвать следующую, 36-ю, статью приложения:

«Продолжительность заключения неисправных должников определяется судом, по количеству неуплаченного взыскания, в следующем размере:

за долг от ста до двух тысяч рублей – шесть месяцев;

за долг свыше двух тысяч до десяти тысяч рублей – один год;

за долг свыше десяти до тридцати тысяч рублей – два года;

за долг свыше тридцати тысяч до шестидесяти тысяч рублей – три года;

за долг свыше шестидесяти тысяч до ста тысяч рублей – четыре года;

за долг свыше ста тысяч рублей – пять лет».

Статья 36-я поучительна и в другом отношении: несмотря на общее более снисходительное отношение закона к неторговой несостоятельности, ст. 36 допускает более тяжкое наказание неосторожного банкрота-неторговца по сравнению с торговцем. Действительно, согласно ст. 1165 Улож. о Наказ., «кто из лиц, производящих торговлю, будет признан банкротом неосторожным, тот лишается права торговли и, по требованию и усмотрению заимодавцев, заключается в тюрьму на время от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев». Следовательно, для торговца, признанного неосторожным банкротом, как бы ни была высока его задолженность, максимальное наказание – 1 г. 4 мес. тюрьмы. Неосторожный же банкрот-неторговец по ст. 36 может пробыть в заключении два, три, четыре и даже пять лет. Таким образом, закон, создавая льготу для неторговцев в отношении личного задержания по объявлении несостоятельности, с другой стороны, за неосторожное банкротство карает неторговца строже, чем торговца. Это дает право сказать, что слияние торговой и неторговой несостоятельности в известном смысле улучшит положение несостоятельного неторговца.

Приведенные соображения дают, кажется, основание признать, что конструкция простого банкротства в действующем праве и с материальной, и с формальной сторон представляется крайне неудовлетворительной. Невольно складывается предположение, что при выработке названных статей существо простого банкротства для самого законодателя осталось неясным.

Но и понятие того рода несостоятельности, которому закон пытается дать особое определение, – несостоятельности злонамеренной, в действительности вызывает сомнения. Злонамеренная несостоятельность будет тогда, «когда неоплатность соединена с умыслом и подлогом» (ст. 390). Но наличность «умысла» еще ничего не определяет, если не указано, на что умысел должен быть направлен; а подлог, по природе своей самостоятельный деликт, в законе (ст. 362, 1699 и др.) также связывается с индивидуальными признаками (должностной подлог, подлог в крепостных актах и т. д.). Очевидно, законодатель, употребляя в ст. 390 общие понятия «умысла» и «подлога», понимал их в связи с несостоятельностью, относя к ним всякого рода сознательные («умысел») искажения («подлог») несостоятельным должником своего имущественного положения.

Мысль законодателя в этом направлении раскрывается в ст. 1166 Улож. о Наказ., определяющей виновность неторгового злостного банкрота, которого закон называет «должником злостным». Таковым ст. 1166 считает должника, «о коем доказано, что он, впавши в неоплатные долги, с умыслом, для избежания платежа оных, перекрепил свое имение или передал оное безденежно в другие руки, или же посредством подставных ложных заимодавцев, или иным способом скрыл действительно свое имение или часть оного, во вред не удовлетворенных вполне заимодавцев». Основная мысль ст. 1166 – отнесение к составу злостного банкротства сокрытия имущества «во вред не удовлетворенных вполне заимодавцев» – представляется правильной, но ее редакция и неточна («впавши в неоплатные долги» – значит, можно отвечать за банкротство и до объявления несостоятельности, если будет доказана неоплатность), и неполна (она относится лишь к лицам, не производящим торговли).

V

Законопроект об изменении производства дел о несостоятельности, примыкая к значительному большинству иностранных законодательств, устанавливает два вида банкротства: более наказуемое – злостное банкротство и менее наказуемое – простое.

Оба вида злоупотреблений несостоятельного должника связываются в родовое понятие банкротства единством объекта[316]316
  Некоторые (напр., Schmidt, “Der stratbare Bankbruch”, Miinchen, 1893, стр. 121, Geyer, “Grundriss zu Vorlesungen”, Munchen, 1885, II, 65) считают объектом банкротства право требований кредиторов; но, очевидно, праву на требование не может быть причинено ущерба, и, следовательно, объектом посягательства оно служить не может.


[Закрыть] – имущества должника, образующего конкурсную массу, и единством результата – уменьшения этого имущества. Но, в то время как злостный банкрот уменьшает конкурсную массу умышленно, банкрот простой причиняет тот же результат неосторожно.

Умысел злостного банкрота, ввиду особенностей этого деликта, казалось целесообразным ограничить одной формой – той, которая у Löffler’a[317]317
  “Die Schuldforraen des Strafrechts”, Bd. 1. Ab. 1., стр. 5, – первый вид умысла – последствие желанно (Absicht).


[Закрыть], Hippel’a[318]318
  “Die Grenze von Vorsatz und Fahrlassigkeif, Leipzig, 1903, стр. 134, – первый вид умысла – представление о последствиях желанных “wiinschenwerts erstrebten”.


[Закрыть] и в особенности у Mirick’a[319]319
  “Die Formen der Strafschuld und ihre gesetzliche Regelung”, Tubingen, 1907, стр. 108; Absicht есть представление о определенном последствии как цели нашего деяния.


[Закрыть] занимает первое место, т. е. умыслом-представлением о последствии как о цели деяния.

Такая конструкция умысла при злостном банкротстве принята и некоторыми западными законодательствами: § 239 германского Устава (“in der Absicht, ihre Gläubiger, zu benachteiligen”), § 414 венгерского Уголовного уложения (“in der Absicht, seine Glaubiger zu schädigen”), ст. 341 нидерландского Уголовного уложения и ст. 1050 японского Торгового уложения.

Включение этого признака в состав злостного банкротства освобождает от необходимости указывать момент совершения банкротского деяния (как это вынуждены, например, делать § 260 датского Уголовного уложения и ст. 599 Уложения 1903 г.): до или после несостоятельности будет совершено деяние, состав злостного банкротства будет налицо, если только деяние совершено с целью нанести ущерб кредиторам.

С объективной стороны к составу злостного банкротства отнесены три группы деяний: 1) сокрытие имущества, 2) выставление фиктивных претензий, 3) неведение и неправильное ведение книг. Эти три группы деяний образуют состав злостного банкротства почти во всех западных законодательствах (§ 239 германского Устава, ст. 860 итальянского, ст. 577 бельгийского и др.). Из них две первые группы деяний вошли и в состав торгового злостного банкротства Уложения 1903 г. (ст. 599. п. 1, 2 и 3); о злоупотреблениях по ведению книг ст. 599 не упоминает. И в новом Gegenentwurfе немецких профессоров этим злоупотреблениям отведено самостоятельное место (§ 316 “Verdunkelung des Vermögenszustandes”). И действительно, нельзя не признать, что неправильности при ведении книг могут служить уликой преступления злостного банкротства, а не самым преступлением. Однако, жертвуя теоретической последовательностью ради практической ясности этих случаев и имея в виду готовящийся стать законом «законопроект о торговых книгах», «законопроект об изменении производства дел о несостоятельности» включил в состав злостного банкротства и деликты неправильного ведения книг. Наконец, проект с целью согласования уголовных норм со ст. 423[320]320
  Ст. 423: «Одновременно с сим присяжный попечитель производит опрос должника с отобранием от него подписки в том, что он ничего не скрыл и не скроет из своего имущества под опасением в противном случае наказания, как за злостное банкротство».


[Закрыть] проекта к деяниям злостного банкрота относит и заведомо неверные показания должника присяжному попечителю или суду. Таким образом, проект предлагает следующую редакцию ст. 1163:

«Признается злостным банкротом объявленный несостоятельным должник, который с целью нанести ущерб кредиторам:

1) умолчал или ложно показал о своем имуществе суду или присяжному попечителю,

2) сокрыл свое имущество безмездной его передачей, или переукреплением или приобретением его на чужое имя, или иным каким-либо способом,

3) выдал или признал обязательства по долгу, вполне или в части вымышленному,

4) не вел торговых книг, которые по закону обязан был вести, или сокрыл, уничтожил или изменил свои торговые книги.

Виновный в злостном банкротстве подвергается лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения по первой степени 31-й ст. сего Уложения».

В отношении простого банкротства задача реформы заключается, прежде всего, в устранении той неопределенности и тех противоречий, которые характеризуют действующие о нем постановления. Усматривая в простом банкротстве, как было отмечено выше, лишь неосторожное уменьшение конкурсной массы, авторы проекта полагают необходимым установить за него уменьшенное в сравнении со злостным банкротством (умышленным уменьшением массы) наказание. Более мягкая кара за простое банкротство (и связанные с этим изменения в подсудности) – таково, по мнению авторов проекта, единственное отличие этого вида банкротства от злостного. «Усмотрение кредиторов» в определении наказания исключается при простом банкротстве с той же решительностью, как и при злостном.

Деяния, образующие состав простого банкротства, непосредственно вытекают из его существа: неосторожное уменьшение конкурсной массы может быть причинено жизнью должника не по средствам, рискованными спекуляциями и т. д. Такое именно содержание вкладывают иностранные законодательства в понятие простого банкротства (ст. 585 и 586 французского Торг, уложения, 856 итальянского, 573 бельгийского и в особенности § 240 германского Устава). На Западе закон довольно подробно определяет характер спекуляции (§ 240: “…Differenzhandlung mit Waaren oder Börsenpapieren…” ст. 585: “…operations de pur hazard”).

Но более целесообразным кажется предпочесть детальным определениям общую формулу, которой пользуется и новое Уложение– легкомысленное ведение дел (ст. 603 Уложения 1903 г. «виновный в легкомысленном ведении торговых дел или расточительности, причинивших его несостоятельность…»). Напротив, несколько неопределенное понятие «расточительности», вводимое новым Уложением, казалось более целесообразным заменить более точным понятием «чрезмерных по соображению с имущественным положением расходов». Наконец, проект вводит новый момент в состав простого банкротства – преимущественное удовлетворение кредиторов (Begiinstigung)[321]321
  Германский Конкурсный устав конструирует Begiinstigung как самостоятельный деликт (§ 241). Аналогично § 17 швейцарского закона Stooss’an некоторые законодательства относят Begiinstigung к составу злостного банкротства (§ 414 венгерского Угол, улож., ст. 323 португальского Торг, улож., ст. 890, п. 13, испанского Торг. улож. и ст. 341 нидерландского Угол. улож.).


[Закрыть], следуя в этом отношении французской группе законодательств (п. 4 ст. 585 французского Code de commerce, п. 5 ст. 573 бельгийского, п. 4 ст. 856 итальянского, п. 4 ст. 289 турецкого, п. 3 ст. 1051 японского). Таким образом, статья о простом банкротстве может быть конкретно выражена в следующей редакции:

«Признается простым банкротом объявленный несостоятельным должник, который:

1) легкомысленно вел свои дела,

2) производил чрезмерные по соображению с его имуществом расходы,

3) или, предвидя свою несостоятельность, удовлетворил одного кредитора в ущерб другим.

Виновный в простом банкротстве подвергается заключению в тюрьму на время от 8 месяцев до 1 года 4 месяцев».

Чрезвычайно сложным является разрешение вопроса о соучастии в банкротстве.

Если не учитывать в достаточной мере индивидуальные особенности банкротства, конечно, трудно будет найти основания особого оговаривания наказуемости соучастия в банкротстве: обычно постановления о соучастии помещаются в общей части уложений и относятся ко всем деликтам особенной части. Но природа банкротства, как выше было указано, чрезвычайно осложняется включением в его состав понятия несостоятельности. Считаясь с этой особенностью, необходимо подчеркнуть, что лишь лица, соучаствовавшие в банкротских деяниях несостоятельного должника (а не в несостоятельности, которая может быть причинена и не причинена этими деяниями), являются соучастниками в банкротстве. Этой цели и удовлетворяет ст. 1167 проекта, повторяющая первую часть прежней редакции ст. 1167 и отчетливо указывающая, какого именно рода соучастие должно признаваться соучастием в банкротстве. Соучастие по проекту возможно лишь в деяниях злостного банкрота (ст. 1163) и в деяниях приравниваемых к ним должностных лиц акционерных компаний и т. д. (ст. 1167).

Проект считает злостными банкротами и лиц, «виновных: 1) в требовании или получении платежа по обязательству, заведомо выданному при условиях, в ст. 1163 указанных; 2) в сокрытии или безмездном, под видом возмездного, приобретении имущества должника при условиях, в ст. 1163 указанных» (ст. 1164).

Нет нужды устанавливать наказуемость соучастия в деяниях этих лиц, так как, по существу, случаи, выделенные в ст. 1164, являются именно особо предусмотренными случаями соучастия в злостном банкротстве. Постановления о банкротстве были бы не полны, если бы осталась неурегулированной еще одна область: ответственность за банкротство юридических лиц.

Совсем недавно – 25 апреля 1912 г. – сенат по поводу несостоятельности акционерного общества сахарного и рафинадного завода «Леонов» высказал общее положение, что акционерные общества, как «лица юридические, не могут вовсе отвечать в уголовном порядке за банкротство». С формальной стороны сената не вызывает сомнений: отвечать за банкротство могут лишь лица несостоятельные; если несостоятельность акционерной компании еще не означает несостоятельности ее членов, то последние не могут отвечать за банкротство, так как на их стороне нет основной предпосылки банкротства – несостоятельности. Однако такое положение de lege ferenda представляется неверным, ибо оно создает неравенство единоличных и коллективных предприятий. За фиктивную, например, продажу товара отдельный купец в случае несостоятельности будет отвечать, как за злостное банкротство, между тем как акционерные общества могут безнаказанно совершать подобные сделки. Нет нужды указывать, какие на этой почве возможны злоупотребления, особенно в связи с предстоящей в России реформой акционерного законодательства, когда образование акционерных компаний будет значительно облегчено.