Текст книги "Избранные труды"

Итак, барбаризм – это прежде всего нарушение интернациональных путей связи: железных дорог, почты, телефона и т. п. При современной связанности всех стран трудно представить себе какой-либо перерыв в работе органов связи того или иного государства, который одновременно не явился бы также ударом по «интернациональным» путям. С другой стороны, хорошо известно, что организованные выступления революционных масс прежде всего направляются на завладение телеграфом, телефоном и другими средствами связи. При этих условиях каждое массовое выступление может быть легко расценено как посягательство на «интернациональные пути связи» и тем самым послужить основанием для интернационального вмешательства.

Политический характер барбаризма выступает и в мотивах, которыми Лемкен аргументирует необходимость солидарной борьбы с барбаризмом. «Акты коллективного и систематического барбаризма вызывают часто эмиграцию или беспорядочное бегство из одного государства в другое. Это может оказать отрицательное влияние на экономическое положение того государства, куда эмигрировало находившееся под угрозой население».

История учит, что эмиграция побежденного класса есть спутник всех политических переворотов. Поэтому и барбаризм, влекущий за собой эмиграцию, есть не что иное, как политический переворот, возводимый Лемкеном в ранг интернациональных уголовных деликтов, требующих немедленного вмешательства интернациональных карательных органов.

Идеи Лемкена, рекомендовавшего избегнуть политически острого термина «терроризм», попытка окутать действия, создающие общую опасность, в мягкие «общечеловеческие» формулы вандализма и барбаризма оказались, таким образом, совершенно беспомощными скрыть подлинный смысл развернувшегося унификационного движения. Лемкен лишь полностью раскрыл своим проектом, что не борьбой с индивидуальным террором заняты унификаторы.

С другой стороны, нельзя упускать из виду, что V конференция по унификации уголовного законодательства происходила в 1933 г., на четвертом году мирового капиталистического кризиса, в канун австрийских событий, стачечной борьбы в Испании, в Соединенных Штатах Америки и других местах.

Продолжать в конце 1933 г. прежнюю нерешительную линию, предоставлять по-прежнему комиссиям право выносить одни проекты постановлений о терроризме сделалось невозможным. Конференция должна была, наконец, принять решение, и она его приняла.

V

Основная и весьма поучительная тенденция V конференции по унификации уголовного законодательства заключается в некотором стремлении отмежеваться от формулировок терроризма, намеченных комиссиями предыдущих конференций. Два докладчика выступали на V конференции по вопросу о терроризме, Лемкен и Ру; оба они единодушны в критике прежних формул терроризма. Весьма поучительны мотивы этой критики.

Выше были приведены соображения докладчика IV конференции по терроризму, профессора Радулеску, утверждавшего, что коммунизм – «это угроза, адресованная всему человечеству», что борьба с терроризмом есть борьба с этим «бедствием». Естественно возникает вопрос: может быть, докладчики V конференции отмежевываются от этих реакционных идей Радулеску? 1933 год мог бы уже многому научить унификаторов. Однако следов подобной критики в обоих докладах найти невозможно. Напротив, и Ру и Лемкен – оба называют доклад, сделанный профессором Радулеску на IV конференции, замечательным[355]355
  “Actes…”, V, р. 242.


[Закрыть] и оба пытаются обеспечить дальнейшее развитие этих «замечательных» идей; эти попытки совершаются при помощи различения двух видов терроризма.

Как было указано, многими авторами делались и делаются попытки провести грань между преступлениями «политическими», посягающими на ту или иную форму государственного правления, и преступлениями «социальными», подрывающими основы всякого общежития. При помощи такого разграничения вначале пытались поставить в особое положение анархистов, а позднее, с развитием массового революционного движения, – коммунистов. «Новое» в постановке вопроса о борьбе с терроризмом на V конференции заключается в применении этого различия специально к одному преступлению – терроризму: оба докладчика всемерно подчеркивали, что прежние формулы неудачны вследствие того, что они выдвигали единое, недифференцированное понятие терроризма. Между тем необходимо различать терроризм двух видов: «терроризм политический и терроризм социальный» (Ру)[356]356
  Ibid., р. 51.


[Закрыть].

«Мы указали трудности, – говорит Лемкен, – которые связаны с образованием специального вида преступления – политического терроризма.

Следует теперь взвесить, желательно ли образование такого деликта (т. е. политического терроризма) с точки зрения национальных и интернациональных интересов государства». Лемкен решает оба эти вопроса отрицательно: «Для национального законодательства в таком нововведении нет нужды, так как отдельные действия, образующие политический терроризм, и без того рассматриваются действующими уголовными кодексами как определенные преступления»[357]357
  Ibid., р. 243.


[Закрыть].

В качестве же международного деликта политический терроризм тоже не подходит, так как не имеет того всеобщего значения, которое оправдывало бы включение его в круг délits des gens. «Если бы, – говорит Лемкен, – был создан новый международный деликт – политический терроризм, это, на наш взгляд, не только не принесло бы пользы интернациональной общности, а, напротив, могло бы, скорее, быть вредным». Поэтому должен быть предусмотрен в порядке международном лишь один вид терроризма – терроризм социальный.

Председатель Второй комиссии V конференции профессор Азуа также выдвигал в качестве основного вопроса ту же проблему: «Должна ли комиссия заниматься терроризмом любой формы, даже если преступление совершено в личных целях, или же, напротив, комиссия должна рассматривать терроризм лишь постольку, поскольку это преступление направлено против экономической организации современного общества»[358]358
  Ibid.


[Закрыть].

Таким образом, и в докладах, и в резюме председателя, и, наконец, в принятой резолюции (см. ниже) вопрос был поставлен с полной отчетливостью: не индивидуальный политический террор есть то «бедствие», с которым должны бороться унификаторы, а массовый «социальный террор», направленный к экономическому и социальному переустройству современного общества. Комиссия V конференции сочла необходимым вынести даже специальное постановление о том, что подлежащий разработке проект закона о терроризме должен касаться исключительно того вида терроризма, «который имеет своей целью разрушить всякую социальную организацию».

Весьма обширный отчет о работах V конференции по унификации уголовного законодательства содержит разнородный материал. В нем напечатаны, в частности, и прения на пленарном заседании конференции по докладам Первой комиссии (о выдаче преступников), Третьей (об оставлении семьи) и Четвертой (о ношении оружия). Но для опубликования материалов пленарного заседания конференции по важнейшему вопросу о терроризме (Вторая комиссия) места не хватило… Этих материалов нет в отчете; тем самым нет возможности ознакомиться с теми идеями и речами, которые развивались на пленуме в защиту необходимости борьбы с «социальным терроризмом». Однако в отчете текст самой резолюции о терроризме, принятой V конференцией, помещен, и он дает яркий материал для оценки ведущих идей унификационного движения.

V конференция по унификации уголовного законодательства в пленарном заседании одобрила следующую резолюцию о терроризме:

«§ 1. Кто с целью разрушения всякого социального строя каким-либо способом терроризирует население, – наказывается…

§ 2. Кто умышленно изготовляет, хранит, ввозит или перевозит материалы или предметы, предназначенные для совершения преступления, предусмотренного ст. 1, – наказывается…

§ 3. Кто публично каким бы то ни было способом возбуждал к совершению преступления, предусмотренного § 1, или восхвалял это преступление или его субъекта, – наказывается…

§ 4. Кто принимал участие в организации или в соглашении с целью совершения преступления, предусмотренного § 1, – наказывается…»

Итак, V конференция признала правильность основного положения, выдвигавшегося ранее в комиссиях: «…энергично выступая против террора, унификационные конференции, согласно приведенной выше резолюции, имеют в виду не акты индивидуального террора, а массовые насильственные выступления, терроризирующие население». В этот тезис V конференция внесла лишь одно и весьма характерное уточнение: в качестве мотива террористических действий здесь выдвигается не общая формула «политическая цель», а более ограниченный признак – «цель разрушения социального строя», в духе того разделения политического и социального терроризма, которое проводили Ру и Лемкен.

Следовательно, с полной отчетливостью террористическими актами в смысле унификационных конференций, актами, обосновывающими интернациональное уголовно-правовое вмешательство, объявляются посягательства на господствующую социальную систему, на капиталистический строй. Во всем мире лишь коммунистические партии ведут борьбу против капитализма, и, следовательно, по существу лишь коммунистическое движение унификаторы объявляют террористическим, интернационально опасным и требующим специальной мобилизации репрессии капиталистических стран.

Отражением общего похода против коммунистического движения являются попытки возобновить и усилить нападки на Коминтерн. Разочаровавшись в возможности возложить на Советское правительство ответственность за деятельность Коминтерна как организации, самостоятельно действующей, ревнители «устоев» начинают выдвигать новую идею «промежуточных» организаций, отвечать за действие которых должна правительственная власть. «Пропагандистская деятельность организаций, занимающих промежуточное положение не то правительственных учреждений, не то частных обществ, представляет новую и серьезную проблему международного права. Между тем существующие нормы об ответственности государств были выработаны при такой политической ситуации, при которой можно было провести строгое различие между правительственными и частными лицами. Поэтому при ограничительном толковании этих норм их нельзя применять к новой обстановке, когда в некоторых государствах квазиправительственные партии или организации оказывают решающее влияние на политическую жизнь страны». И автор прямо ставит вопрос: «Позволительно ли правительству через посредство политической партии или организации заниматься такой деятельностью, которая, если бы велась правительством непосредственно, составляла бы международный деликт?» Отсюда дальнейший вывод: Советское правительство должно нести ответственность за пропагандистскую деятельность Коминтерна.

Неоднократно возвращаясь к проблеме терроризма, не раз подчеркивая, что новое время выдвинуло новую, особо опасную разновидность «террористов» – революционеров-коммунистов, унификаторы нигде и ни словом не упоминают о подлинных идеологах и практиках террора – о фашистских убийцах, положивших политический террор в основу всей своей политической деятельности. И после событий 30 июня 1934 г. в Германии, и после кровавых дней в Австрии, после убийства Барту и Дольфуса о фашистах, единственных и деятельных организаторах интернационального террора, унификаторы не говорят; фашистов, надо полагать, вовсе не имели в виду, ибо фашизм, конечно, не посягает на основы господствующей социальной системы – капитализма. Оттого не антагонизм, а, напротив, тесная идеологическая связь выступает в идеологии и тактике унификационного и фашистского движений. Этого даже не скрывают участники унификационных конференций.

Так, в отчете о V Мадридской конференции итальянский делегат с гордостью заявил: «Резолюция о едином репрессивном фронте против терроризма, принятая в Мадриде, была построена в духе итальянского законодательства: она отвечает требованиям фашистского режима»[359]359
  ‘Rivista di diritto penitenziario”, 1934, N 2.


[Закрыть]. Это откровенное признание соответствия фашистским требованиям характера постановлений унификационных конференций нуждается лишь в одной поправке: в формуле терроризма, принятой на V конференции, больше заметны когти и длинные уши неистовствующих германских фашистов.

VI

Помимо резолюции о терроризме V конференция приняла также решение по другому вопросу, приобретающему в условиях нарастающих классовых конфликтов огромное политическое значение, – по вопросу о ношении оружия.

Резолюция V конференции различает, так сказать, три рода оружия: 1) оружие, изготовление, хранение и ношение которого воспрещено; 2) оружие, ношение и хранение которого допускается законодательством отдельных стран, и, наконец, 3) оружие военное, охотничье и спортивное, хранение и пользование которым регулируются особыми правилами. Рядом с безусловным запретом резолюция, таким образом, предусматривает случаи условно допускаемого хранения и ношения оружия. Такая формула уже открывает возможность эластичного толкования, особенно в связи с привилегированным положением хранителей охотничьего и спортивного оружия: легко отдельные хранилища и целые склады оружия рубашечников всех цветов объявить коллекцией спортивного и охотничьего оружия.

Прямое политическое значение резолюции о ношении оружия находит полное подтверждение в п. VII резолюции, повышающем ответственность, если лицо было при оружии в месте собраний.

Таким образом, V конференция параллельно с принятием резолюции о терроризме, направленной против революционной борьбы пролетариата, вынесла и другое постановление большой классовой важности – постановление, направленное к обезоруживанию рабочих в предстоящих классовых боях.

Эту боевую классовую программу V конференция восполняет двумя «человеколюбивого» свойства темами: преступлением «оставления семьи» и другой весьма «острой» международной темой – «сутенерами».

Нельзя при этом не вспомнить бичующих слов Ленина по поводу V Международного съезда по борьбе с проституцией: «Акробаты благотворительности и полицейские защитники издевательств над нуждой и нищетой собираются для “борьбы с проституцией”, которую поддерживают именно аристократия и буржуазия…»[360]360
  В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 23, стр. 332.


[Закрыть]

Глава четвертая
Организаторы и идеологи унификационного движения

I

Как подробно было развито выше, так называемое унификационное движение в основном является движением по созданию единого карательного фронта капиталистических стран против растущей революционной активности масс. Это движение в последние годы заметно выросло и окрепло. Источник быстрого развития унификационного движения частью кроется в том, что унификаторы в своей работе не были одиноки: они имели крепкую опору – организационную, в некоторых кругах Лиги Наций, идеологическую, в лице теоретиков и политиков фашистского толка.

В обиход конференций по унификации крепко вкоренился обычай демонстрировать чувства симпатии, питаемые унификаторами к Лиге Наций: на конференции приглашаются представители Лиги, на заседаниях выносятся резолюции со специальными обращениями-приветствиями в адрес Лиги. Но это внешняя, показательная сторона движения. Гораздо серьезнее и глубже та организационная связь, которую унификаторы пытались установить с Лигой. Как они шли к этой цели?

III раздел ст. 1 Статута Лиги Наций провозглашает: «Необходимо содействовать теоретическому и практическому развитию интернационального уголовного права в предвидении перехода ко всеобщему уголовному законодательству».

Это положение Статута Лиги, ставящее перед собой обширные задачи сближения народов при помощи постепенной унификации постановлений уголовного права, было использовано унификаторами в качестве формального основания для противоположных целей, для создания организационных связей унификационных конференций и Бюро по унификации с Лигой Наций. Проводилась эта работа по использованию аппарата и авторитета Лиги для целей унификационного движения с чрезвычайной осторожностью.

В апреле 1925 г. действующий при Лиге Наций Комитет экспертов выделил три проблемы уголовного права, подлежащие в первую очередь интернациональному регулированию: 1) выдача преступников, 2) компетенция в отношении преступлений, совершенных вне территории государства, 3) пиратство. Эта официальная программа унификационных работ, намеченная Лигой, таким образом, гораздо уже изложенной выше программы унификационных конференций.

Это «программное расхождение», однако, не смущает организаторов унификационного движения. Они лишь соответственно строят свою тактику: обращаясь к Лиге, дабы внешне не выходить из русла ее работ, унификаторы тоже молчат о «терроризме» своей конструкции.

Так, в 1931 г. профессор Пелла выступил со специальным докладом на Пятой комиссии Лиги Наций по вопросам международного уголовного права, в первую очередь по вопросу об унификации уголовного законодательства[361]361
  “Societe des Nations. Journal officielle proces verbal de la sinquieme commission”. Geneva, 1931.


[Закрыть]. Профессору Пелла небезызвестно, какую роль в работах унификационных конференций играет проблема «терроризма». Однако в его докладе, где упоминается и о торговле наркотиками, и о выдаче преступников, и о многом другом, ни слова о терроризме не говорится. Не говорят о нем и на пленуме Пятой комиссии Лиги Наций. Позднее, в том же 1931 г., Пелла от имени Пятой комиссии сделал доклад пленарному заседанию Лиги, и снова ни в докладе, ни в прениях (правда, очень кратких) о терроризме не упоминается[362]362
  “Journal officielle. Actes de la douzieme session ordinaire de lAssamblee”, 1931.


[Закрыть].

Так маскируется работа унификаторов, когда она переносится в залы Лиги. Благодаря именно этой маскировке унификаторы добились в прошлом значительного организационного успеха.

Пленарное заседание Лиги в 1931 г. постановило созвать совещание семи международных организаций[363]363
  Были созваны следующие семь организаций: Association international de droit pénal; Bureau international pour I’unification do droit pénal; Commission international de police criminelle, Commission international pénale et penitentiaire, Howard league for pénal reform, International Law Association; L’Union international de droit pénal.


[Закрыть], работающих в области уголовного права, для выяснения вопроса, в «какой форме Лига Наций могла бы прийти на помощь делу прогрессивной унификации уголовного права и сотрудничеству государств по предупреждению и пресечению преступлений». Совещание это вскоре было созвано. Оно происходило в Женеве 8-10 мая 1932 г. в помещении Лиги и под ее непосредственным руководством.

Совещание семи организаций нашло, что Лига Наций может оказать весьма ценную помощь делу унификации уголовного законодательства. Эта помощь, согласно резолюции совещания, должна выражаться в подготовке конвенций: а) по унификации обвинений в преступлениях, в отношении которых интернациональные интересы требуют применения репрессии; б) по унификации основных положений уголовного законодательства, прежде всего тех, которые призваны обеспечить эффективную репрессию в отношении посягательств, имеющих интернациональный характер; в) по единообразному определению преступлений, которые государства договорятся рассматривать как деликты, создающие опасность для международных отношений; г) по энергичному унифицированию определенных отраслей уголовного законодательства государствами, находящимися на одинаковом уровне цивилизации.

Далее, по мнению семи организаций, содействие Лиги должно коснуться следующих областей:

а) улучшения унификации норм, регулирующих выдачу обвиняемых и осужденных, унификации и улучшения правил о передаче и выполнении отдельных требований (судебная помощь);

б) международного сотрудничества органов полиции и методов этого сотрудничества;

в) улучшения основных норм приведения в исполнение наказаний и предупредительных мер, соединенных с лишением свободы;

г) международной помощи и международных соглашений относительно репатриации иностранцев, отбывших такие наказания или подвергшихся таким предупредительным мерам, которые соединены с лишением свободы.

И здесь, таким образом, при перечислении форм содействия со стороны Лиги Наций унификационному движению совещание не касается того, какие же именно преступления имеют международный характер и поэтому требуют в первую очередь мобилизации объединенной уголовной репрессии. Между тем означенное совещание семи происходило после проведения трех международных конференций по унификации, на которых неизменно дебатировались вопросы борьбы с терроризмом.

После созванного по инициативе Лиги Наций в Женеве совещания семи международных организаций по уголовному праву в сентябре того же 1932 г. на совещании в Гааге начинается работа реорганизованного в соответствии с Женевскими решениями Бюро по унификации уголовного законодательства; Бюро с этого момента становится центральным органом унификационного движения. И это созданное по инициативе Лиги Бюро, попав в русло унификационного движения, постановило включить в программу ближайшей, V Мадридской конференции по унификации уголовного законодательства ту самую проблему терроризма, о которой на заседаниях Лиги унификаторы избегали говорить.

Наконец, совсем недавно, в самый канун Мадридской конференции по унификации уголовного законодательства, на пленарном заседании 6 октября 1933 г. Лига Наций снова вернулась к проблемам международного уголовного законодательства, и здесь тактика умолчания, усвоенная организаторами унификационного движения, увенчалась новым успехом: Лига Наций официально признала Бюро по унификации уголовного законодательства своим вспомогательным аппаратом, постановив передать в Бюро предварительную разработку проектов международных конвенций по уголовным делам. Этим была сделана попытка создать прямую связь и наметить прямой путь от резолюций конференций по унификации к конкретному международному законодательству.

II

Параллельно с Бюро по унификации уголовного законодательства пытается использовать авторитет Лиги и ее аппарат[364]364
  Проект постановлений Международной комиссии уголовного права и пенитенциарии напечатан в официальном органе Лиги (Journal official). Позднее, согласно решению XIV Ассамблеи Лиги Наций, разработанный Комиссией проект был разослан на заключение отдельных государств. По получении ответов в проект были внесены Комиссией некоторые малосущественные изменения.


[Закрыть] другая международная криминалистическая организация – Интернациональная комиссия уголовного права и пенитенциарии (Commission international pénale et penitentiaire). Знакомство с работами этой организации вскрывает политическую и идеологическую близость Интернациональной комиссии и Бюро по унификации.

В 1930 г. Международной комиссией уголовного права и пенитенциарии был опубликован проект Положений, направленных к «улучшению уголовной системы», точнее – проект Международного положения о тюремном режиме. Вот как Комиссия предполагает «улучшать» тюремное дело:

«Заключенными считаются, – гласит проект Комиссии, – все лица, которые лишены свободы и заключены в тюрьму, независимо от того, по каким делам они содержатся под стражей». Следовательно, Комиссия проектирует одинаковый тюремный режим для политических и уголовных преступников. Высказав далее ряд пожеланий о пище, помещении заключенных и т. д., Комиссия устанавливает следующее положение, обеспечивающее религиозное обслуживание заключенных: «Каждый заключенный, – говорит ст. 27 проекта, – должен иметь регулярную возможность удовлетворять запросы своей религиозной жизни, поскольку обстоятельства это позволяют. Сношения с “духовным отцом” не должны быть воспрещены ни одному заключенному. Если в тюрьме имеется достаточное число заключенных одинакового вероисповедания, им должны быть обеспечены регулярные богослужения».

От этих забот о душе Комиссия переходит к заботам о теле. «Если, – говорит ст. 36 проекта, – в качестве исключительной меры допускается применение телесных наказаний, способ их исполнения должен быть указан в законе». В том же духе ст. 37: «Если в отдельных странах в виде исключения допускается темный карцер, правила содержания в нем должны быть указаны в законе». Далее ст. 39 допускает применение цепей и кандалов к заключенным, однако, добавляет Комиссия, не в качестве наказания, а для препятствования побегу. При этом цепи должны быть сделаны по моделям, утвержденным Центральным тюремным управлением.

Таким образом, в проекте Международной комиссии уголовного права и пенитенциарии те же заботы о морали («духовный отец») и параллельно то же усиление репрессии, которое характеризует деятельность унификационных конференций.

На заседании Пятой комиссии Лиги Наций представитель Индии Куае по поводу выработанных Пенитенциарной комиссией правил тюремного режима заметил: «Что касается правил содержания заключенных, то индийское тюремное управление ушло значительно вперед Интернациональной пенитенциарной комиссии»[365]365
  “Societe des Nations. Journal officiel. Supplement special N 108, stenogrammes de la V commission”.


[Закрыть]. Индия опередила Европу…

21-24 августа 1933 г. в Баден-Бадене происходил очередной съезд Международной комиссии уголовного права и пенитенциарии. На съезде были представлены Германия, Англия, Голландия, Швейцария, Египет, Италия, Дания, Норвегия, Бельгия, Югославия и другие страны.

На съезде в Баден-Бадене снова был поднят вопрос о тюремном режиме, в частности вопрос об особом режиме для политических заключенных. При обсуждении этого вопроса представитель Швейцарии Деляки заявил, что «тюрьмы всюду хорошо устроены в соответствии с их высокой задачей» и что поэтому «нет надобности в особом режиме для политических заключенных». «К чему, – недоумевал Деляки, – нужен более льготный режим для анархистов и коммунистов? Они заслуживают более сурового исполнения наказания».

В результате была принята резолюция, в которой об особом режиме для политических заключенных ничего не говорилось. Комиссия в общей форме признала, что «при подходе к заключенным следует считаться с характером преступления».

Позднее, в лекции, прочитанной 26 марта 1934 г. в Женеве, тот же Деляки, защищая приведенную резолюцию, говорил со своими слушателями «по душам». «Будемте откровенны, – говорил профессор Деляки, – можно ли применять смягченный режим к тем, которые посягают на государство, как это делают анархисты и коммунисты? Нет никакой надобности вводить для них специальные послабления» [366]366
  Revue pénal Suisse”, 1934, N 4.


[Закрыть].

Если в вопросе о тюремном режиме сказались политические воззрения Международной комиссии уголовного права и пенитенциарии, то ее общие идеологические предпосылки нашли отражение в другом вопросе, рассмотренном на съезде, – о проектируемых формах изучения преступников.

На заседании съезда 23 августа 1933 г. бельгийский делегат Полл сообщил о том, что в 1930 г. была создана, по предложению Бельгии, подкомиссия по разработке вопроса о научном исследовании заключенных и разослана анкета правительствам разных стран для установления единообразного метода научного исследования заключенных. Из полученных ответов выяснилось, что лишь в немногих странах производится антрополого-биологическое исследование заключенных и что будет трудно его организовать ввиду экономического кризиса, охватившего весь мир. Тем не менее подкомиссия предлагает государствам договориться по вопросу о биологическом изучении заключенных.

Итак, суровая репрессия для борцов-революционеров и биологизм как метод изучения общеуголовной преступности – таковы ведущие идеи Международной комиссии уголовного права и пенитенциарии.

Таким образом, в близком соседстве с Лигой Наций, опираясь на некоторые круги Лиги и используя ее авторитет, действуют две международные организации – Бюро по унификации и Комиссия уголовного права и пенитенциарии, пытающиеся повести карательную политику капиталистических стран по линии наиболее реакционных идей буржуазной теории уголовного права.

III

Буржуазная теория уголовного права последнего времени, как и вся буржуазная наука, переживает тяжелый кризис: преступность в капиталистических странах растет, а теория топчется в кругу старых идей классической и неоклассической, социологической и неосоциологической школ. Отсюда – обилие новых проектов и новых кодексов при полном отсутствии новых идей, если не считать одной доминирующей идеи – усиления репрессий.

Германский фашизм всюду рекламирует себя как носителя новой эры капиталистической культуры. Он, естественно, пытается и на фронте уголовной политики заполнить зияющий идейный пробел, пытается и здесь выступить со своим «новым словом». Каково же это «новое слово»?

В многоречивых и противоречивых выступлениях ряда германских криминалистов – старых, спешно перешедших в лагерь Гитлера, и новорожденных криминалистов, криминалистов, так сказать, по предписанию начальства, – одна черта выступает с полной отчетливостью: издевка над «либерализмом» догитлеровской Германии. В речи, переданной по радио 8 июня 1933 г., министр юстиции Франк говорил: «Пусть никто не думает, что в рамках немецкого права еще осталось место для либерализма». От министра не отстают теоретики. В книге двух авторов, Дама и Шафштейна, дается следующая оценка обширной листовской эпохи в истории германского уголовного права: «При помощи печати, кино, с трибуны и в литературе немецкая общественность издавна приучена думать, что в сфере уголовного права молодость и прогрессивность тождественны со слюнявой сентиментальностью и сонливой гуманностью»[367]367
  О. Dahm, F. Schaffstein. Liberales Oder autoritares Strafrecht, 1933.


[Закрыть].

Последствием этого явилось, по мнению Дама и Шафштейна, «выступление общественности на стороне преступника», выступление, которое, по существу, «принесло с собой упразднение уголовного права и подрыв государственного авторитета». В том же духе писал и профессор Нагл ер: «Чрезмерная специальная превенция вела к кризису юстиции. Государственный авторитет пал. Коллективные блага обесценены, народная мораль подорвана, нарушение права оказалось пустяком».

Идейная скудость фашистских новаторов сказывается в том, что даже этот концентрированный поход против либерализма является повторением давно высказанных в германской литературе мыслей.

Так, еще в 1909 г. Биркмейер совершенно так же, как ряд современных фашистских криминалистов, обосновывая применение репрессии на учете деяния, объявлял злостным новатором всякого, кто утверждал, будто личность – основной критерий ответственности[368]368
  “Die nationale Revolution im Rechts – und sozialpolitischen Lichte”. – “Deutsche Juristische Zeitung”, 1933, N 9.


[Закрыть]. Равным образом еще очень давно профессор Колер совершенно так же, как теперь Зигерт[369]369
  W. Lowenfeld. Das Strafrecht als politische Waffe. 1933 («Наказание – не месть преступнику за пострадавшего, а воздаяние за нарушения правого порядка»).


[Закрыть] и другие, не отстаивал возмездия ради возмездия: «Наказание-возмездие, – писал он, – лучше обеспечит защиту общества, и поэтому желательно, чтобы ради этой цели оно было воспринято законодателем». Белинг в терминах, еще более близких современным фашистским рассуждениям об авторитарном государстве, еще в 1908 г. утверждал, что основная цель наказания – защита государственного авторитета[370]370
  “Die Vergeltungsidee und ihre Bedeutung fur das Strafrecht”. – “Kritische Beitrage”, 1908, N 1, S. 2.


[Закрыть].

Практический смысл этой спешной реставрации старых идей о приоритете государства не представляется загадочным. Действительно, если интересы государства могущественно довлеют над всеми иными интересами, то задача уголовной политики – охрана авторитарного государства, а не «либеральная» возня с личностью. Поэтому необходимо порвать со старыми представлениями о целях уголовного правосудия. Еще в 1925 г. на съезде германской группы Международного союза криминалистов в качестве основной проблемы фигурировала тема «Защита общества от опасных преступников и защита преступника от произвола». Для современной германской фашистской теории такой проблемы более не существует: есть только одна задача – защита государства. Нужно поэтому забыть ст. 116 Веймарской конституции, устанавливающую тезис, что нет наказания, нет преступлений без соответственного указания закона. Нужно забыть о листовской «ереси», будто уголовный кодекс – «великая хартия преступника». Преступник нуждается не в хартиях, а в наказании. «Преступники, – говорит Зигерт, – должны снова начать страшиться государства»[371]371
  “Nationalsoz. und Strafrecht”. – “Kriminalistische Monatshefte”, 1933, N 7.


[Закрыть]. «Преступник, – вещал в эфир 8 июня 1933 г. Франк, – снова начнет трепетать перед германским правом»[372]372
  “Deutsche Juristische Zeitung”, 1933, N 5.


[Закрыть]. «Всеобщее устрашение, угрозы суровых репрессий, суровых приговоров и энергичного исполнения наказания – вот лозунг будущего» (Зигерт). «Необходимо требовать, – заявляет профессор Зауэр, – жестоких и суровых наказаний». «И еще раз, – повторяет Зауэр, – жестоких и жесточайших наказаний».