Текст книги "МИФЫ. МИФОподставы"

Не скажу, что редакторы были этим довольны. Следуя нашим строгим указаниям, ни сами кандидаты, ни главы их избирательных штабов не вели приватных бесед с кем-либо из них, даже со старыми друзьями. Мне постоянно приходилось разбирать жалобы от Эмо и Уилмера, а также от редакторов газет. Однако все, что делали и говорили кандидаты, точно освещалось в каждом печатном издании. Если по той или иной причине информация подавалась неточно, остальные газеты ее высмеивали.

Я также нанял городского глашатая, старую знакомую, Сид-Ту-Самую из Бан-Ши, чтобы каждый день в полдень, в перерывах между утренними и дневными мероприятиями, она публично зачитывала в беседке пресс-релизы. Это была не ораторша, а настоящая «сладкоголосая» сирена! Незадолго до этого я познакомился с ней, будучи в отпуске в Вейгасе. Ее выступления быстро превратились в регулярное зрелище. Чтобы ее послушать, народ стекался со всех концов Бокроми. Убедившись, что Сид на месте, я поспешил покинуть площадь. От ее пронзительного голоса вяли уши, но зато ее было слышно за несколько кварталов. Толпа росла с каждым днем. И вновь газеты пожаловались, на этот раз потому, что мы-де лишаем их заработка.

– Все, что им нужно, чтобы узнать последние новости о выборах, – это прийти и послушать! – сказала мне редактор «Типпиканского листка», женщина средних лет с искусно уложенной бледно-серой шерстью накануне того утра, когда Сид-Та-Самая начала работу в день состязаний по поднятию свиней. – Им даже не нужно покупать газету!

– Это все, что у вас есть? – спросил я.

Редакторша мрачно посмотрела на меня:

– Нет, конечно, но это самая большая история дня! Поднятие свиней происходит не слишком часто. А теперь они знают о нем, даже не прочитав газет…

– Все, что они знают, – это где и когда, – сказал я. При этом я нарочно повысил голос, чтобы все поблизости могли меня слышать. – Они не знают, кто поднял какую свинью или же сделал что-то еще. Вы сможете написать об этом.

Редактор «Типпиканского листка» ушла, качая головой. Я заметил в толпе Экстру. Я видел ее грустное личико почти каждый день на политических собраниях. Она освещала речи, делала записи во время всех событий и уходила, даже не пытаясь со мной заговорить. Некоторые репортеры соблюдали политику «никаких интервью». Другие видели в ней препятствие, которое можно преодолеть упорством. Мы с Банни отлично научились говорить «нет». Все события той недели либо освещались, либо не освещались, в зависимости от того, была ли в тот или иной день газета зла на нас за отказ сотрудничать с ними.

Утренние дебаты прошли без сучка и задоринки, хотя и без явного победителя. Соревнование по поднятию свиней было столь же скучным, как и его название. Мы приехали туда в караване повозок, украшенных развевающимися с крыш знаменами и вплетенными в упряжь тягловых животных лентами. Огромная ферма, на которой все происходило, лежала в нескольких милях от главного города. Зловоние, от которого слезились глаза, тотчас напомнило мне откормочную площадку по соседству с моим домом в Пенте, с той разницей, что фермеры, которые приходили поднять поросят, обычно потом покупали их. Я не видел смысла в этом мероприятии, недоумевая, зачем кандидатам на губернаторский пост поднимать свиней, но и Орлоу, и Карнелия в один голос заверили меня, что такова традиция и от нее нельзя отступать. По крайней мере, нам с Банни не нужно было выступать в качестве судей. Имя, вес и темперамент каждой свиньи были вывешены на большой доске рядом с загоном. Общая сумма определит победителя.

Во время шестого раунда подъема свиней к нам подошел один торговец. По его словам, он открывал новый магазин и хотел провести торжественное перерезание ленточки, а значит, оба кандидата должны были вписаться в завтрашний график. Поскольку на это уйдет меньше получаса, мы с Банни решили вставить его и, как только мероприятие завершится, сообщить Орлоу и Карнелии.

Я сделал пометку на клочке пергамента. Внезапно на него упала тень. Я машинально прикрыл то, что писал. Я поднял глаза и увидел Экстру.

Она улыбнулась мне, ее большие карие глаза лучились надеждой.

– Толоми требует от меня свежих новостей. У тебя найдется что-нибудь для меня? Пусть даже совсем чуть-чуть? – Она продемонстрировала это «чуть-чуть» при помощи большого и указательного пальцев.

Я покачал головой:

– Нет, извини. Разве у тебя нет копий старых выступлений? Я знаю, что они были розданы сегодня утром.

Она сморщила нос.

– Консервированные речи. Они устарели еще в прошлом году! Я имею в виду нечто по-настоящему новое.

– Услуга за услугу, – сказал я. Поняв, что я имею в виду, она тотчас сникла.

– Я не могу. Это противоречило бы заповедям журналистов!

– Извини, – сказал я. – Мне не следует давить на тебя. Я знаю, ты веришь в то, что делаешь. Но и я тоже.

– Нет, это ты извини, – сказала она и, опустив голову, пошла прочь. Банни сжала мою руку. Она выглядела такой же огорченной, как и я.

– Я помогу вам, – сказал голос.

– Что? – я обернулся.

В дверях одной из построек на ферме стояла высокая, очень привлекательная темно-коричневая особа. Она поманила меня. Я посмотрел на Банни. Та пожала плечами. Стараясь не спускать глаз с открытой двери, я последовал за незнакомкой в темное здание. На ней был серый костюм и серая шляпа-федора в тон, с черной карточкой на ленте. Карточка идентифицировала ее как репортера газеты «Вечерние слухи», одного из конкурирующих изданий «Сплетен».

– Чем я могу помочь? – спросил я. – Я не даю интервью. Надеюсь, вам это понятно.

– Я не покупаю, – сказала она с улыбкой, увидев мое изумление. – Я продаю. Я видела, как ты разговаривал с Экстрой. Она не даст тебе поговорить с людьми, которые дали ей информацию о том первом совещании. А вот я могу.

– Отлично, – сказал я, озираясь по сторонам. Я был почти уверен, что мы одни. – Кто же это был?

– Я не могу сказать тебе этого здесь, – ответила она. – Нас могут подслушать. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Особенно если ты и дальше хочешь создавать впечатление, будто относишься ко всем газетам одинаково.

Намек был понят.

– Ага. Хорошо. Куда мы пойдем?

Она покачала головой:

– Не сейчас! Завтра. – Она вынула из кармана карточку и сделала на ней пометку. – Будь здесь в пять утра, до того как начнется мой рабочий день в редакции. И, пожалуйста, приходи один.

– Хорошо, – пообещал я.

Я вернулся к Банни. Та с любопытством посмотрела на меня. Мне не терпелось рассказать ей, но я подождал до той поры, когда мы снова вернемся домой.

* * *

– У меня есть зацепка, – сказал я, как только мы добрались до офиса. Мне было приятно видеть, что несколько моих партнеров пришли послушать мои хорошие новости. Я поднял карточку. – Та репортерша сказала мне, что назовет имя человека, который слил информацию о нашем первом собрании.

– Кто она? – спросила Банни.

Я посмотрел на визитку.

– Ее имя Паттикин Локхарт. Она из «Вечерних слухов». Она предлагает мне встретиться с ней завтра. Наедине.

Банни с жалостью посмотрела на меня. Я оглядел лица всех остальных, собравшихся в офисе. Что-то подсказывало мне, что я должен быть осторожнее с этой невесть откуда свалившей удачей.

– Я ведь не пойду туда один, не так ли? – спросил я.

– Ни в коем случае, – решительно заявил Ааз. – Я пойду с тобой.

– Нет, я, – возразила Тананда. – Будет лучше, если там будет другая женщина. Я не хотела браться за эту работу, но ради Скива проглочу свое отвращение. – Она прижалась ко мне и провела пальцами по моей груди. – Без обид, тигр, но согласись, ты слишком мало знаешь о том, что в голове у женщин.

– Пожалуй, – кивнул я. Обижаться на Тананду было невозможно. Все мое тело покалывало от ее прикосновений. – Она хочет, чтобы я был там к пяти утра.

– Нет проблем, – сказала Танда, улыбаясь мне, и лениво приподняла брови. – Мы просто… не ляжем спать.

Мой пульс начал отбивать двойную чечетку. Тананда была для меня почти как сестра, но троллины по природе своей сексуальны. Причем невероятно. Я был вынужден напомнить себе, что мы просто друзья.

– Не беспокойся, Танда, – сказала Пуки. После шелкового воркования Тананды ее голос походил на грохот лавины. Она кивнула своей партнерше: – Мы с Пауком должны вернуться в монастырь только после полуденной молитвы. Я пойду с ним.

Я посмотрел на них обеих, опасаясь, что Тананда обидится, но она широко улыбалась. Они с Пуки хлопнули ладонь в ладонь.

– Так даже лучше, – сказала она.

Глава 19

Прошу меня извинить, но я переоденусь во что-то более удобное.

Дж. Э. Гувер

Опасения моих друзей подтвердились, как только мы прибыли туда, где Паттикин назначила мне встречу. Место называлось «Счастливый соня». Это был отель, но отнюдь не похожий на отель «Типпмор». Краска на скале, которая составляла его фасадную стену, почти полностью облезла, а усиленная деревянная дверь висела косо, пропуская свет двумя клиньями, одним вверху и одним внизу. Я наложил на Пуки чары маскировки, придав ей вид вешалки, полной туник и брюк. Мы оба были закутаны в тяжелые плащи с низко опущенными капюшонами, скрывавшими наши лица. Пуки держалась у меня за спиной.

Мы вошли в освещенный одним тусклым факелом холл, в котором сидел какой-то старый типп. С подслеповатым прищуром посмотрев на нас, он уставился на мой «гардероб», потом окинул взглядом с головы до ног меня самого.

– Как долго ты намерен оставаться? – спросил он. – Три серебряных монеты, если не дольше четырех часов.

– У меня назначена встреча, – сказал я.

– Да я уже и сам понял. Как долго?

– Э-э-э… час?

– Шустрый работник, а?

– Мне просто нужно с ней поговорить! – выпалил я. Типп усмехнулся. Пуки ткнула меня в спину. Я отдал свои три серебряных монеты и получил огромный железный ключ.

– По коридору слева, – пояснил старый типп.

– Так я и думала, – сказала Пуки, сбрасывая плащ, как только мы вошли в комнату. Под ним на ней был гладкий, облегающий темно-синий кожаный комбинезон. В отличие от кузена она была стройной, даже изящной. Она оглядела комнату с явным отвращением. Здесь была кровать, на мой взгляд, слишком узкая для двух человек, умывальник с треснувшим кувшином у одной стены и обшарпанный деревянный стол и два стула – у другой. Пол был выложен мозаикой из местного камня, но, вероятно, его не мыли с тех пор, как добыли этот самый камень из каменоломни.

– Что за помойка! По моим оценкам, шестиногих и восьминогих жителей здесь больше, чем двуногих или четвероногих гостей, примерно в миллион раз.

Она обвела пальцем по периметру пола. Раздался тонкий пронзительный визг, и я почувствовал запах гари. В отличие от Ааза, Пуки обладала всеми магическими способностями. Я поморщился, но это лучше, чем потом расчесывать укусы блох. Затем она открыла сумку на поясе и вытряхнула двух пассажиров: уховертку и жука-фотографа. Уховертка, серое многоногое насекомое около фута в длину, юркнула под кровать. Жук-фотограф раскрыл крылья и, порхнув, спрятался за фонарем рядом с дверью.

Я передвинул стол на середину комнаты и поставил по стулу с каждой стороны. Затем сел, лицом к двери. Вскоре в дверь раздался негромкий стук. Пуки шагнула в тень и моментально исчезла. Классный трюк. Как-нибудь попрошу ее показать мне, как она это делала.

– Войдите, – крикнул я. Дверь открылась, и внутрь заглянула Паттикин. Я поманил ее. К моему удивлению, моя рука дрожала. Похоже, я нервничал больше, чем ожидал. Я сложил руки на столешнице.

– Привет, – сказала она и проскользнула внутрь. Как и на нас, на ней был тяжелый плащ с капюшоном. Она остановилась и, прежде чем закрыть за собой дверь, выглянула в коридор.

– Я не ожидала, что ты придешь.

– У тебя есть необходимая мне информация, – сказал я. – Она действительно важна для нас. Думаю, ты это знаешь.

Она улыбнулась:

– Знаю. – Полуприкрыв веки, она двинулась ко мне. – Но это большой секрет. Вдруг нас подслушивают?

– Не волнуйся, – заверил я ее. – Давай, расскажи мне все.

– Всего лишь? – разочарованно спросила она.

– Собственно, именно поэтому я и пришел сюда так рано утром, – сказал я. – Я мог бы еще лежать в постели.

Моя гостья подняла брови:

– Здесь есть кровать.

– Я предпочту остаться на своем стуле, – сказал я. – Почему бы тебе тоже не сесть?

– Конечно, – сказала она. Она сбросила плащ и шагнула ко мне. Мои коллеги были более чем правы. Под плащом на ней оказались крохотные трусики и тонкая синяя кружевная трубка, которая явственно сдавливала верхнюю часть ее фигуры. Мне показалось, что эта штука невероятно неудобна в носке. Отодвинув стол в сторону, она нависла надо мной. Я отодвинулся назад на своем стуле.

– Не возражаешь, если я сяду тебе на колени?

– Возражаю, а что?

Голос Пуки и в лучшие времена резал уши, а взявшись из ниоткуда в крошечном пространстве гостиничного номера, проявил свои самые худшие качества. Паттикин чуть не выпрыгнула из своих хлипких одежек.

Пуки шагнула вперед и встала, уперев руки в боки. Паттикин была в шоке.

– Ты кто?

Пуки потерла когти о комбинезон.

– Я телохранитель мистера Скива.

– Мне казалось, он сам способен позаботиться о себе, – сказала Паттикин, указывая на меня пальцем.

– Верно, он способен позаботиться о себе, – согласилась Пуки. – А я здесь, чтобы позаботиться о тебе. Итак, если тебе нужно взять у мистера Скива интервью, ты можешь это сделать. Оттуда. – Она указала на пустой стул. – С той стороны стола. Физического контакта не будет. Никакого приближения, никаких рукопожатий, никаких прикосновений. Я не хочу, чтобы позже возникло какое-либо недоразумение.

– Но оно уже будет, – заявила Паттикин, с вызовом тряхнув головой. – Нас обоих видели… когда мы входили сюда. Все будут знать. Если только вы не хотите заключить со мной сделку.

– Никаких сделок, – спокойно сказала Пуки и, скрестив руки, двинулась к Паттикин. Та была вынуждена попятиться от меня.

– Это будет просто его слово против моего, а ты знаешь, что говорят про пентюхов!

– Что они лояльны, но легковерны? – предположила Пуки.

– Эй! – возмутился я.

Паттикин улыбнулась:

– Нет, я имела в виду другое определение. Когда я уйду отсюда, я расскажу своей газете мою версию этой истории. Я могу сказать все, что захочу. И мой жук-фотограф меня поддержит. Он сидит в этой комнате уже несколько часов.

Пуки усмехнулась, продемонстрировав все зубы.

– Боюсь, у меня очень плохие новости о вашем фотографе, – сказала она. – Войдя сюда, я провела небольшую борьбу с вредителями. Так сказать, сопутствующий ущерб. Извини.

Паттикин была явно ошарашена, однако не желала сдаваться.

– У тебя нет свидетелей, которые могли бы это подтвердить. Это будет выглядеть… не слишком красиво.

– Не совсем, – возразила Пуки. – У нас есть свои свидетели. Ребята?

Уховертка высунулась из-под кровати и помахала ногой. Уховертки способны слышать, а затем дословно повторить многочасовые разговоры. Бесценные работники, незаменимы на судебных процессах. Жук-фотограф выглянул из-за фонаря. Паттикин посмотрела на них и мгновенно сникла. Между тем Пуки продолжила:

– Итак, у меня есть доказательства того, что ты пришла сюда под ложным предлогом, в попытке уличить мистера Скива в акте разврата и коррупции. Возможно, в твоей сумке даже есть мешок с монетами. Я как раз собираюсь собрать небольшой фотоальбом, содержащий наш взгляд на то, что произошло здесь сегодня утром. Я сделаю два экземпляра, один для нашего офиса и один дополнительный. Какова будет судьба второго, зависит от тебя. Он может быть включен в следующий ежедневный брифинг или же может исчезнуть навсегда.

Паттикин взяла плащ и закуталась в него.

– Что вам нужно?

– Кто прислал тебя сюда? – спросил я. – Чего они хотят? Почему они пытаются опорочить меня? Это они стоят за другими клеветническими статьями, которые я видел?

Паттикин покачала головой:

– Публикуй и вали к черту, – сказала она. – Ты не можешь сделать со мной ничего хуже того, что было бы со мной, расскажи я тебе то, что ты хочешь знать.

Я с сожалением посмотрел на нее:

– Значит, ты не собиралась сказать мне, кто нас подслушивал?

Паттикин одарила меня презрительной улыбкой:

– Значит, то, что говорят про пентюхов, правда.

– И то, что говорят про извергов, – сказала Пуки, понизив голос до вкрадчивого мурлыканья. Ее желтые глаза, казалось, блестели собственным светом. – Может, тебе лучше уйти отсюда, пока у тебя все еще есть ноги?

Паттикин не нужно было уговаривать. Она тотчас последовала ее совету. Глядя одним глазом на Пуки, она попятилась к двери, нащупала за спиной защелку и выскользнула в коридор. Как только она ушла, я обнаружил, что мои мышцы напряжены, как камень. Я приложил все усилия к тому, чтобы расслабиться.

– Спасибо, Пуки, – сказал я.

– Не за что, – хмуро ответила она. – Я в великом долгу перед тобой и кузеном Аазом, хотя эта услуга стоит десятка подобных с вашей стороны. Я лгала, воровала, убивала, похищала людей, я взяла последнюю нитку бус у слепой искалеченной старухи. Я вытворяла на Извре такие вещи, о которых не расскажу тебе даже под пытками, но у меня есть два твердых правила: я никогда не присматриваю за детьми и никогда не участвую в политике. Вот почему.

Глава 20

Как вы могли подумать, что я лгу?

Пиноккио

Пуки отправилась домой с уховерткой и жуком-фотографом, надежно спрятанными в рюкзаке. Я вышел на бледный рассвет и зашагал к редакции «Вечерних слухов». Как и сказала Паттикин, бизнес по сбору новостей не ждал рассвета, чтобы начать работу. Редакция «Слухов» выглядела точно так же, как и редакция «Утренних сплетен», за исключением лиц репортеров, наборщиков и редакторов. Я спросил главного редактора.

– Ромзес Белигер, – представился высокий типп, выйдя из кабинета, чтобы пожать мне руку. – Чем я могу вам помочь?

– Вы можете прекратить попытки оклеветать меня или мой народ, – сказал я без предварительных расшаркиваний.

– Прошу прощения? Вы уверены, что вам нужен именно я?

То, как он формулировал свои предложения, подсказало мне, что я нашел своего идеального грамматика.

– Только если вы тот, кто заправляет этот газетенкой.

Ромзес выпрямился в полный рост.

– Простите, не понял?

Я посмотрел на него сверху вниз.

– Можете не извиняться. Я прощу вас и так, если вы откажетесь печатать подробности фальшивой попытки соблазнения, недавно совершенной против меня одной из ваших журналисток.

– Одна из моих журналисток пыталась вас соблазнить? Кто?

– Паттикин Локхарт.

Ромзес покачал головой:

– К сожалению, вынужден огорчить вас, сэр, но никто с такой фамилией здесь не работает.

– Что? – спросил я. Нащупав в сумке на поясе карточку, которую она мне дала, я выудил ее и передал Ромзесу. Тот брезгливо взял ее, как если бы это был плавник дохлой рыбы.

– Это подделка, сэр, – сказал Ромзес, возвращая ее мне. – Клянусь, у меня в редакции нет никого с таким именем.

– Но она сказала… – Я понял, что проявил легковерие, причем во многих отношениях. – Кто-то прислал ее ко мне. Мы договорились о личной встрече…

– Вот как? – спросил Ромзес, и в его светло-карих глаза вспыхнул свет битвы. – Расскажите мне все об этом.

– Нет! – решительно отрезал я, не желая окунаться в куда более серьезные проблемы, чем я уже имел. Я должен был вырвать у него признание, что это он подослал ее, чтобы поймать меня в ловушку. – То есть она не приносила вам материал для статьи обо мне?

– О да, мы получили его от человека с таким именем. Мои работники уже вставляют его в сегодняшний номер. – Он указал на типографскую машину, урчащую в дальней части редакции.

– Вы не можете это напечатать! – воскликнул я.

– Я не хочу, чтобы наша газета была единственным дайджестом в городе, который этого не сделал, – хмуро заявил Ромзес. – История уже получила огласку.

– Уже? – переспросил я. – Как? Где?

Приподняв бровь, Ромзес посмотрел на одного из клерков, вскрывавших конверты за письменным столом у двери.

– Даг, пришлите мне сегодняшние «Утренние сплетни».

Молодой типп взял свернутую газету и послал ее к нам. Та со шлепком упала в руки Ромзеса. Он развернул первую страницу и показал ее мне. Пока я ее читал, мой гнев грозил извержением, как растревоженный вулкан. Это был отчет о первых нескольких моментах моей встречи с Паттикин, но с того момента, как она сбросила плащ, он превратился в тошнотворно-стыдливое и вместе с тем натуралистичное описание любовного свидания, причем я был представлен его добровольным участником, если не главным инициатором. Материал не был написан самой Паттикин, а помечен как «пересказ», записанный с ее слов Миллиган Стемплемайер, штатным репортером. По крайней мере, картинок не было.

– Это все неправда! – возмутился я. – Это плод вымысла!

– Скандалы помогают продавать газеты, мистер Скив, разве не так? И это наше дело – продавать газеты.

– Но я ушел от Паттикин всего несколько минут назад, – сказал я. – Как он мог так быстро попасть в печать? – И тут до меня дошло: – Он был разослан еще до того, как она встретила меня в этом отеле. Это было нарочно подстроено!

– Честное слово, я понятия не имею, о чем вы говорите, – сказал Ромзес. – Мне очень жаль, но меня ждут дела. Спасибо, что заглянули.

Он осторожно подвел меня к стеклянным дверям и вывел на улицу. Я стоял на пешеходной дорожке, чувствуя себя полным идиотом. Несмотря на все предпринятые мной меры, я выставил себя не только непорядочным человеком, но и грязным развратником. Я подумал, а не пойти ли мне в «Утренние сплетни», но понял: возмущенное отрицание лишь утвердит их в мысли, что я в чем-то виновен. Отношения между двумя взрослыми существами никто не запрещал. Это было бы проблемой только в том случае, если бы я из этого что-то сделал. Так что выбор мой был невелик: привлечь внимание к этой истории или дать ей тихо умереть. Если она умрет.

Банни встретила меня в нашем временном офисе. Перед ней лежали первые утренние газеты. Она подняла брови, глядя на меня.

– Мы были готовы, – сказал я, – но не ко всему.

– Ааз предвидел, что нечто подобное может случиться, – сказала она.

– Он так и сказал тебе? Когда?

– Сегодня утром, – сказала она. – Газеты расквитались с нами за то, что мы исключили их из процесса. Они же хотят и дальше контролировать ситуацию.

– Пусть даже не мечтают, – сказал я. – Меня не волнует, что обо мне говорят. Я не сделал ничего плохого!

– Кто в это поверит? – спросила Банни. – Они выставят тебя негодяем и мошенником. Все в газетах может быть фальшивкой, включая гороскопы, но рядовой типп на улице никогда этого не поймет.

Я нахмурился:

– Гороскопы тоже фальшивка?

На Пенте гороскопы писали маги.

– Да, – сказала мне Экстра. – Их пишут для развлечения публики. В противном случае газеты будут вынуждены иногда сообщать плохие новости, а это не увеличивает продажи. Правда – порой опасная вещь.

– Знаю, – сказал я. Я вспомнил известного ясновидящего, уроженца королевства, где я вырос. Его утащил разгневанный барон, и больше его никто не видел. – Нам лучше принять меры предосторожности. Пойдем со мной. Я верну некоторых из наших ребят.

– Не надо! – возразила Банни. – Мы справимся сами.

– Ну… – на миг задумался я. – По крайней мере, можно я верну Глипа? Если начнется рукоприкладство, я должен знать, что ты надежно защищена. Газетные маги сильнее меня, но я сомневаюсь, что они способны дать отпор дракону. Кроме того, он лучше разбирается в людях, чем я.

Банни коснулась моей щеки.

– Неправда.

Глава 21

Я говорю вам голую правду.

Леди Годива

Я знал: моей эффективности мешали слухи в газетах. Когда мы вышли на площадь на второй террасе над главной улицей, чтобы понаблюдать, как кандидаты будут произносить речи по случаю Дня родителей, репортеры и зрители в равной степени, вместо того чтобы слушать ораторов на платформе, оглядывались на нас.

– …И я говорю, что каждый, у кого был родитель или кто сам был родителем, должен ценить вклад, который они внесли в общество! – прогремел Уилмер. Он воздел палец вверх и принял напыщенную позу.

Никаких рукоплесканий, никаких одобрительных выкриков.

– Повторю, вы должны ценить вклад родителей! – выкрикнул Уилмер. Эхоиды поймали его голос и разослали по кругу. Поняв, что оратор обращается к ней, публика повернулась и ответила хилыми рукоплесканиями. – Спасибо. Как родитель и дед я благодарен своим коллегам-родителям. Я хочу, чтобы все вы, прекрасные дети, помнили, чем вы обязаны своим родителям. Где бы вы были без них?

– Нигде! – пробормотал я себе под нос и лишь потом осознал, что меня окружают репортеры. Глип держал их на расстоянии, но они все еще были довольно близко, чтобы услышать, что я сказал. Все разом застрочили в своих блокнотах. Мои щеки вспыхнули. Я не хотел привлекать к себе внимания.

Следующим был Эмо. Он нежно обнял статуи матери и отца, баюкающих младенца. Где-то заиграла мелодия, и Эмо запел:

– P – родоначальники людей. О – обожание в их глазах. Д – долг, которому они учат нас. И – искренность их чувств. Т – тепло их сердец. Е – если нам плохо, они рядом с нами. Л – любовь, которую они дарят нам. И… все вместе это дает «Родители»! Я люблю своих родителей. И вы должны любить своих!

Репортеры повернули головы, в надежде что я прокомментирую это выступление. Я же хранил стойкое молчание. Это не помогло. Они все равно что-то записали.

– Ну и? – сказала Карнелия, спускаясь к нам, когда речи были закончены.

– По-моему, Уилмер был на высоте, – сказал я. – И Эмо тоже, – добавил я для Орлоу. – Не речь, а просто песня!

– Как будто кто-то это заметил, – кисло отозвался Орлоу. – Он произнес свою самую блестящую речь, и никто не обратил внимания, а все из-за тебя.

– Извините, – сказал я. – Я не хотел.

– Без обид, – сказала Карнелия, – но я начинаю задаваться вопросом, не отнимаете ли вы, ребята, от процесса больше, чем привносите в него.

– Эта история была фальшивкой, – сказал я. – Мы сказали вам, что газеты сейчас придумывают самые разные истории. Они хотят, чтобы ни один из ваших кандидатов не был избран.

– Они все придумали? – спросил Орлоу. – Выходит, это все ложь? Вы никогда не встречались с этой женщиной в захудалом гостиничном номере?

Я ненавидел ложь.

– Нет, я с ней встречался…

– Так это, значит, правда!

– У меня состоялась с ней встреча, но ничего такого не было! У меня есть трое свидетелей!

– Это не имеет значения, – заявила Карнелия. – Общественное мнение превыше всего! Вы своим поведением ставите в неловкое положение кандидатов!

– Неправда, – возразила Банни, выходя вперед. – В будущем вы можете иметь дело только со мной. Скив будет по-прежнему помогать мне, но только за кулисами.

Орлоу и Карнелия переглянулись.

– Ну, хорошо, – согласился Орлоу. – Мы пока сохраним договор с вами, но больше никаких сюрпризов!

– Никаких, – пообещала Банни.

Мы вернулись в офис, чувствуя себя детьми, которых отругали родители. Пока мы шли, Глип крутился вокруг нас, негромко рыча на всех, кто приближался слишком близко. Увидев дракона, матери с детьми спешили перейти на противоположную сторону улицы. Они боялись Глипа, но в тот момент я, вероятно, был для них еще опаснее. Я был зол и чувствовал себя дураком.

– Кто бы мог подумать, что какие-то политики станут указывать, как нам себя вести? – выпалил я, как только наша дверь за нами закрылась.

– Дома я этого просто не потерпела бы, – сказала Банни.

– Ни один из наших партнеров никогда не станет дразнить тебя по этому поводу, – сказал я. – Даже Ааз. Он на нашей стороне.

– Я не имею в виду Деву, – сказала Банни. Кто-то начал колотить в дверь. – Мне все равно, кто это, скажи им, чтобы они уходили. Мне нужно пять минут, чтобы взять себя в руки.

Я нацепил на себя личину типпа в белом пиджаке и высунулся за дверь. Это была Экстра.

– Мне очень жаль, но офис сейчас закрыт.

– Скив, мне нужно с тобой поговорить!

Я нахмурился.

– Откуда ты знаешь, что это я? – спросил я.

– Ты можешь выглядеть как типп, но пахнешь по-прежнему, – сказала она. – Чем-то вроде смеси кофе и пыли.

В нашем офисе на Деве и впрямь преобладали эти два аромата, так что я был вынужден отдать ей должное.

– Извини, но тебе все равно нельзя сюда.

– Глип!

Мой дракон вылетел из-под моих ног, обвил хвостом Экстру и загнал ее внутрь. Я попытался было возразить, но он повернул длинную шею и облизал меня слюнявым языком. Я растянулся на полу, а этот поганец ударом хвоста закрыл дверь.

– Он знает, что я хочу помочь вам, даже если тебе это непонятно, – сказала Экстра.

– Это как? – спросил я.

– Я хочу знать правду, – заявила она. – Я знаю, ты не из тех, кто связывается со случайными женщинами. С тех пор как вы здесь, вы оба были образцом честности и порядочности. Такие приятные перемены в нашем маленьком мирке! И теперь мне понятно, почему вы держите журналистов на расстоянии. Что-то явно происходит.

– Тогда тебе должно быть понятно, почему мы вынуждены просить тебя уйти.

– Глип! – предостерегающе воскликнул мой дракон.

Экстра обняла его за шею и обратилась к нам:

– Нет, я искренне хочу помочь! Люди, которым я доверяла, водили меня за нос. Я знаю, что могу верить вашим словам. Я хочу докопаться до сути.

Глип был с нами, чтобы нас защищать. Он позволил Экстре приблизиться к нам, из чего я сделал вывод: моему дракону известно что-то, чего не знаю я. И я был вынужден уступить.

– Ну, хорошо. Можешь остаться. На несколько минут. – Я вытащил стул и помог Экстре сесть. Она улыбнулась мне и достала блокнот.

– Спасибо. Я работаю над специальным репортажем. И должна провести кое-какое расследование. Надеюсь, вы согласны сотрудничать со мной. Это действительно важно. Обещаю, что дело не в выборах.

Мы с Банни переглянулись – мол, что поделаешь? Раз уж она просит…

– Думаю, да, – сказал я.

– Я ценю это, – сказала Экстра и повернулась к Банни: – Это разоблачение касается тебя.

– Меня? – удивилась Банни. – А что обо мне разоблачать?

– Видишь ли, это сложно объяснить, – начала Экстра, явно смутившись.

– Попытайся.

– Дело в том, что я получила информацию из анонимного источника…

– Естественно, – сказал я.

– …который утверждает, что у него есть доказательства того, что единственная причина, благодаря которой ты склонила кандидатов к сотрудничеству, – это твои женские прелести. – К тому моменту, как Экстра закончила фразу, она почти закрыла лицо руками.

– Что? – ошарашенно спросила Банни. – Нет, я, конечно, горжусь своими женскими прелестями, но уверяю тебя, я никогда не пускала их в ход и не сделаю ничего подобного по отношению к мужчинам-типпам и уж тем более к обоим нашим клиентам. Это надо же, заявить такую чушь!

Экстра смущенно покосилась на меня.

– У моего источника имелись некоторые подробные свидетельства того, как ты завлекала джентльменов… – Экстра подалась вперед и прошептала Банни на ухо: – И абсолютно загипнотизировала их… а затем ты взяла…