Текст книги "К суду истории. О Сталине и сталинизме"

На первом же московском судебном процессе в августе 1936 г. Л. Д. Троцкий был заочно приговорен к смертной казни. В это время он жил еще в Норвегии, и формально ему было запрещено заниматься политической деятельностью. Однако, узнав первые подробности московского процесса, Троцкий сразу же нарушил этот запрет: он делал заявления для печати, направлял телеграммы в Лигу Наций, посылал обращения к различным митингам. Это вызвало немедленную реакцию правительства Норвегии – оно предложило Троцкому покинуть страну. Однако ни одна страна Запада не хотела пускать к себе Троцкого. Он оставался пока в Норвегии, но под строгим домашним арестом. Защиту отца взял на себя старший сын Троцкого Лев Седов, однако, как потом выяснилось, каждый шаг Л. Седова был известен НКВД от осведомителей, которых Седов считал своими верными соратниками. В конце декабря Мексика дала согласие принять у себя Троцкого и предоставить ему политическое убежище. В глубокой тайне, под охраной, не на пассажирском судне, а на танкере, нанятом норвежским правительством, Троцкий с женой отплыл в Мексику. Он прибыл туда 9 января, а через две недели в Москве начался процесс «параллельного центра», где бывшие троцкисты преобладали среди обвиняемых.

В Мексике Троцкий развернул бурную деятельность, однако она находила очень слабое отражение в мировой прессе, ибо сам Троцкий не был популярен ни в буржуазных, ни в либеральных, ни в социал-демократических, ни тем более в коммунистических кругах. К тому же Троцкий не слишком хорошо понимал все то, что происходит в Москве, и в своих оценках часто выдавал желаемое за действительное. Он, в частности, писал:

«Временно спасая власть Сталина, кровавая чистка окончательно расшатывает социальные и политические основы бонапартизма. Сталин близок к завершению своей трагической миссии. Чем более ему кажется, что ему никто не нужен, тем ближе час, когда он сам окажется никому не нужен. Если бюрократии удастся, переделав формы собственности, выделить из себя новый имущий класс, этот последний найдет себе других вождей, не связанных революционным прошлым и более грамотных. Сталин вряд ли услышит при этом слово благодарности за совершенную работу. Открытая контрреволюция расправится с ним, вернее всего, по обвинению в… троцкизме… Однако такой путь вовсе не предрешен… Вполне вероятно, что революционные потрясения в Азии и Европе, предупредив свержение сталинской клики капиталистической контрреволюцией, подготовят ее падение под ударами трудящихся масс. В этом случае Сталину еще меньше придется рассчитывать на признательность»[351]351
  Бюллетень оппозиции. 1937, № 58 – 59. С. 4.


[Закрыть].

Сразу же после процесса «параллельного центра» Троцкий решил организовать «контрпроцесс» для разоблачения разыгранного в СССР судебного фарса. Однако большинство видных и авторитетных деятелей западной интеллигенции отклонили предложение Троцкого принять участие в «контрпроцессе». Некоторые из них верили во многое из того, что происходило в Москве, другие не верили, но отрицательно относились к Троцкому. С большим трудом, при посредстве своих американских последователей Троцкому удалось создать специальную комиссию, во главе которой согласился встать 80-летний американский философ и педагог Джон Дьюи, человек, чья репутация ученого была вне сомнений. Заседания комиссии происходили в Мексике в доме Троцкого под строгой охраной полиции. Заседания комиссии начались 10 апреля 1937 г. и шли непрерывно в течение недели, однако западная печать уделяла им крайне мало внимания. Лишь через несколько месяцев после окончания заседаний комиссии в шестьдесят втором и шестьдесят третьем номерах «Бюллетеня оппозиции» был опубликован «Вердикт Международной комиссии о московских процессах», в котором, в частности, говорилось: «Комиссия находит:

1) Ведение московских процессов убеждает всякое непредвзятое лицо, что не было сделано никаких попыток для выяснения правды.

2) В то время как признания вообще требуют чрезвычайно серьезного рассмотрения, эти признания заключают в себе такие невероятности, что они убеждают комиссию совершенно независимо от того, каким способом они добыты, в их несоответствии действительности».

Отвергнув все конкретные обвинения в адрес Троцкого и его сына, комиссия в заключении своего вердикта записала:

«21) Мы находим, что прокурор чудовищно фальсифицировал роль Троцкого до, во время и после Октябрьской революции…

23) Мы находим поэтому, что Троцкий и Седов невиновны».

Комиссия объявила также, что результаты ее работы с неопровержимостью доказывают: московские процессы являются подлогом.

Вердикт Международной комиссии не мог, конечно, спасти Троцкого от мести Сталина. После того как в Москве прошел последний большой «открытый» процесс, Сталин поставил перед НКВД задачу – уничтожить Троцкого. Для убийства Троцкого, а также для расправы с некоторыми дипломатами и разведчиками, оставшимися в 1936 – 1938 гг. за границей, в системе НКВД был создан специальный отдел. В начале 1938 г. при странных обстоятельствах в одной из французских больниц после успешно проведенной операции аппендицита умер сын Троцкого Лев Седов. В СССР был арестован и вскоре погиб второй сын Троцкого – Сергей, который был далек от политики и отказался выехать с отцом за границу. В это же время по всем лагерям прошли массовые расстрелы троцкистов – и бывших, и тех, кто еще сохранял верность Троцкому и находился в заключении еще с конца 20-х гг. Не осталось в живых почти никого.

Зимой 1938/39 г. Троцкий был занят организацией нового, IV Интернационала. Его сторонникам удалось собрать учредительный конгресс, однако фактически это было весьма узкое собрание троцкистов, на котором присутствовало всего около 20 человек, представляющих несколько стран. Сам Троцкий не мог присутствовать на этом собрании, которое состоялось в глубокой тайне недалеко от Парижа и продолжалось только один день – с утра до вечера без перерыва.

Троцкий связывал с созданием IV Интернационала большие надежды. Он был уверен, что новая организация сыграет чуть ли не главную роль в классовых боях ближайшего десятилетия и что новая война будет «работать» на троцкистов. Он писал о «миллионах приверженцев Четвертого Интернационала», которые будут готовы «штурмовать небо и землю». Но история пошла иными, более сложными путями, и те «ультралевые» организации, которые называли и продолжают называть себя «троцкистскими», не смогли завоевать заметного влияния в среде рабочего класса ни во время войны, ни в послевоенные десятилетия.

Что касается самого Троцкого, то его судьба была трагична. Охота сталинских агентов за ним продолжалась, в ней приняли участие и некоторые видные мексиканские коммунисты. Дом Троцкого в Койоакане, превращенный в настоящую крепость, постоянно охранялся. Однажды его обстреляла из пулеметов, а потом атаковала группа, возглавляемая мексиканским художником-коммунистом Сикейросом. Нападавшие сумели разоружить охрану и на 20 минут захватить дом. Троцкий и его жена спрятались в темной комнате. Нападение удалось отбить, дом стали охранять более тщательно, вокруг возвели новые укрепления. В это время в ближайшее окружение Троцкого был уже внедрен молодой испанский коммунист Рамон Меркадер, выдававший себя за американского коммерсанта. 20 августа 1940 г. Меркадер смертельно ранил Троцкого ударом ледоруба, который пронес под пальто в его кабинет. Убийца был схвачен и после длительного судебного процесса приговорен к 20 годам тюремного заключения. Руководивший операцией полковник НКВД Л. Этингон и мать убийцы Каридад, также принимавшая участие в подготовке этого террористического акта, сумели скрыться.

Сталин торжествовал. Району Меркадеру было присвоено звание Героя Советского Союза, его мать награждена орденом Ленина, ее принимал лично Берия. Руководитель операции Этингон получил генеральский чин, и Сталин сказал, что, пока он жив, ни один волос не упадет с головы этого чекиста. В данном случае Сталин отступил от своего правила уничтожать всех тех, «кто знал слишком много».

6
УДАР ПО ОСНОВНЫМ КАДРАМ ПАРТИИ И ГОСУДАРСТВА (1937 – 1938 гг.)

Незаконные репрессии, которым были подвергнуты бывшие участники оппозиции, нанесли чувствительный удар по кадрам партии и государства. Но это оказалось только началом. Уже в первые месяцы 1937 г. большая часть бывших «левых» и «правых», которых насчитывалось, по-видимому, 50 – 60 тыс., находилась в заключении, многие из них были расстреляны. Несмотря на это, в течение всего 1937 и 1938 гг. поток репрессий нарастал, принимая все более массовый и зловещий характер.

Не делая уже почти никакой разницы между участниками той или иной оппозиции и их бывшими оппонентами, между людьми, когда-то выступавшими против политики Сталина, и людьми, которые активно способствовали его выдвижению и сами участвовали во многих более ранних актах политического террора, органы НКВД, руководимые и направляемые Сталиным, приступили к организованному и планомерному истреблению основных кадров партии и государства. Это безжалостное уничтожение миллионов людей явилось самым страшным актом в трагедии 30-х гг.

Тяжелый удар был нанесен прежде всего по Центральному Комитету ВКП(б). К началу 1939 г. по всякого рода клеветническим обвинениям было арестовано более двух третей членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранного XVII съездом партии. Все они вскоре были физически уничтожены.

Так, например, был выведен из Политбюро и снят со всех ответственных постов крупнейший партийный деятель В. Я. Чубарь. Он был направлен вначале на второстепенную работу в Соликамск, а через несколько месяцев арестован и расстрелян. Аналогично сложилась судьба и другого члена Политбюро – С. В. Косиора, занимавшего до начала 1938 г. пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины. После массовых репрессий в этой республике он был обвинен в недостатке бдительности, отстранен от работы на Украине и назначен на пост заместителя Председателя СНК СССР. Вскоре Косиор был арестован и расстрелян. Был также арестован и расстрелян кандидат в члены Политбюро, известный партийный деятель П. П. Постышев, долгое время занимавший пост второго секретаря ЦК КП(б)У. Был арестован и погиб кандидат в члены Политбюро Р. Эйхе, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии, назначенный в 1937 г. наркомом земледелия СССР. В мае 1937 г. был арестован и расстрелян кандидат в члены Политбюро и заместитель Председателя СНК СССР Я. Рудзутак.

Были расстреляны многие ответственные работники аппарата ЦК: заведующий отделом науки К. Я. Бауман, в прошлом секретарь и член Оргбюро ЦК; заведующий сельхозотделом ЦК Я. А. Яковлев, в прошлом нарком земледелия; заведующий отделом печати и издательств ЦК Б. М. Таль; заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК А. И. Стецкий и др.

Погиб известный коммунист А. М. Назаретян, назначенный в 1922 г. по совету Ленина помощником Сталина и работавший в 30-е гг. в Комиссии советского контроля и в Бюро жалоб при ЦК ВКП(б).

Одновременно с аппаратом ЦК партии был разгромлен и аппарат Комиссии партийного контроля. Большая часть членов КПК, избранных XVII съездом партии, была арестована (И. М. Беккер, Н. С. Березин, В. С. Богушевский, С. К. Брикке, Е. Б. Генкин, М. Л. Грановский, В. Я. Гроссман, Ф. И. Зайцев, Н. Н. Зимин, М. И. Кохиани, А. А. Левин, И. А. Лычев, Ж. И. Меерзон, К. Ф. Пшеницын, Н. Н. Рубенов, А. А. Френкель, С. К. Шадунц и др.). Почти никто из них не остался в живых.

Вместе с членами ЦК, КПК и Ревизионной комиссии ЦК было арестовано большинство инструкторов ЦК и КПК и технических работников центральных партийных учреждений.

Тяжелые репрессии обрушились на центральные советские и хозяйственные органы. Была арестована большая часть членов Президиума ЦИК СССР и ВЦИК. Мы уже писали о судьбе попавшего в опалу секретаря ЦИК СССР и ВЦИК Авеля Енукидзе, в прошлом самого близкого друга Сталина. Исключенный из состава ЦК ВКП(б) и назначенный на второстепенный пост в управлении курортами страны, Енукидзе был в 1937 г. арестован и после короткого закрытого суда расстрелян. Аресты большинства членов ЦИК СССР санкционировал, как правило, сам всесоюзный староста и председатель ЦИК, а затем Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин. Во время одного из заседаний ЦИК в 1937 г. секретарь Калинина вызвала из зала заседаний одного за другим четырех членов ЦИК, и Калинин, рыдая, подписывал санкцию на их арест, который производила оперативная группа НКВД, находившаяся в соседней комнате[352]352
  Свидетельство П. Аксенова, председателя Казанского горсовета и члена ЦИК СССР, также арестованного в кабинете Калинина. Отец писателя Василия Аксе нова и муж писательницы Е. С. Гинзбург, он остался жив после 17 лет заключе ния. После реабилитации жил в Казани.


[Закрыть].

Был разгромлен аппарат Госплана СССР. Погиб опытный партийный и хозяйственный руководитель В. И. Межлаук, долгие годы возглавлявший Госплан СССР. Арестовали и его преемника Г. И. Смирнова, которому в 1937 г. исполнилось всего 34 года. Был расстрелян заместитель председателя Госплана Э. И. Квиринг, а также старейший деятель партии, долгое время работавший в Госплане СССР, Г. И. Ломов (Оппоков).

Были арестованы и погибли заместители Председателя СНК СССР В. Шмидт и Н. К. Антипов, Председатель Совнаркома РСФСР Д. Е. Сулимов, его заместители Д. 3. Лебедь, С. Б. Зозноченко и Т. Рыскулов.

Были арестованы и погибли наркомы СССР – оборонной промышленности М. Л. Рухимович, легкой промышленности И. Е. Любимов, лесной промышленности С. С. Лобов, внутренней торговли И. Я. Вейцер, здравоохранения Г. Н. Каминский, зерновых и животноводческих совхозов М. И. Калманович и Н. Н. Демченко, водного транспорта Н. И. Пахомов, машиностроения А. Брускин, заготовок Н. Попов, председатель Комитета по строительству С. Л. Лукашин, председатель правления Госбанка СССР Л. Е. Марьясин. Погибли и большинство наркомов РСФСР – К. В. Уханов и др.

Были расстреляны Б. З. Шумяцкий, известный партийный работник, руководивший Комитетом кинематографии, и нарком юстиции РСФСР и СССР, активный участник Октябрьской революции Н. В. Крыленко; выдающийся деятель партии, один из руководителей вооруженного восстания в Петрограде А. С. Бубнов, с 1929 по 1937 г. нарком просвещения РСФСР.

Следует отметить, что происходил не только арест наркомов, но и настоящий погром возглавлявшихся ими наркоматов, в которых арестовали почти всех ведущих работников. Полному разгрому подвергся, например, Наркомат тяжелой промышленности. Создав версию о существовании в наркомате «шпионско-вредительской группы», возглавляемой заместителем наркома Пятаковым, органы НКВД арестовали и других заместителей наркома – А. П. Серебровского, А. И. Гуревича и О. П. Осипова-Шмидта. Были арестованы начальники управлений, отделов и члены коллегии: К. А. Нейман, А. Ф. Толоконцев, А. И. Зыков, Ю. П. Фигатнер, С. С. Дыбец, Е. Л. Бродов и др. То же происходило и в других наркоматах СССР и РСФСР. Погибли такие известные и авторитетные деятели партии и государства, как Ш. 3. Элиава, Н. П. Брюханов, А. М. Лежава, А. Б. Халатов, Пауль Орас, В. М. Милютин, К. П. Соме, В. И. Полонский, В. Нанейшвили, М. В. Баринов, И. И. Тодорский, В. А. Кангелари, С. С. Одинцов, В. А. Трифонов, И. И. Радченко, М. М. Майоров, Г. И. Благонравов, А. И. Муралов, Я. Л. Бобис, К. Данишевский, Г. Джабиев и многие другие. Все это были «генералы» советской индустрии, главные деятели первой и второй пятилеток, а до этого активные участники революционной борьбы в России.

Жестокой чистке подвергся в 1937 – 1939 гг. аппарат Наркоминдела. Погибли заместители наркома Л. Карахан и Б. С. Стомоняков. Были вызваны в Москву и арестованы многие послы и атташе СССР в разных странах: Л. Юренев, М. А. Карский, Е. В. Гиршфельд, В. X. Таиров, Богомолов (посол в Китае), Островский (посол в Румынии), Г. А. Астахов, И. С. Якубович и др. Были арестованы заведующие отделами НКИД А. В. Сабинин, А. Ф. Нейман, М. А. Плоткин, А. В. Фихнер, Е. А. Гнедин и др. В тюрьме оказался дипломат М. Розенберг, много сделавший для франко-советского сближения. Погибли такие дипломаты, как В. В. Егорьев и Б. Миронов-Корнев. Были объявлены вне закона посол СССР в Болгарии Ф. Ф. Раскольников и посол СССР в Греции А. Г. Бармин, отказавшиеся вернуться на верную гибель в Москву. Репрессии затронули также многих корреспондентов ТАСС и советских газет за границей.

1937 – 1938 гг. были временем не только массовых арестов, но и многих самоубийств. Так, считая себя обреченным, покончил с собой заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК Н. Н. Рабичев.

В феврале 1937 г. трагически погиб один из известнейших руководителей партии Серго Орджоникидзе. Видный деятель революционного подполья, активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны, Орджоникидзе был в 1937 г. членом Политбюро и наркомом тяжелой промышленности.

В опубликованном 19 февраля 1937 г. правительственном сообщении говорилось, что С. Орджоникидзе в результате паралича сердца скоропостижно скончался 18 февраля в 17 час. 30 мин. в своей квартире. Было опубликовано также подробное медицинское заключение. Только на XX съезде КПСС официально сообщили, что Орджоникидзе покончил жизнь самоубийством. Основными виновниками этой трагедии были Сталин, Ежов и Берия.

Не решаясь прямо предъявить Орджоникидзе какие-либо обвинения, Сталин стал действовать исподволь, стремясь деморализовать Серго. Был арестован его старший брат – Папулия. Фальсифицированные показания Папулии были переданы С. Орджоникидзе в день его рождения. Почти ежедневно Серго узнавал о расстреле кого-либо из своих друзей и добрых знакомых. Массовые аресты прошли и в системе тяжелой промышленности; органы НКВД обходились на этот раз без санкции наркома, которую Серго отказывался давать и которую давали Сталин или Молотов. После этого Сталин присылал Орджоникидзе вырванные под пытками ложные показания. «Товарищ Серго, – писал при этом Сталин, – почитай, что о тебе пишут».

Орджоникидзе, однако, не очень верил этим показаниям и решительно протестовал против арестов в системе тяжелой промышленности. В некоторых случаях он поручал инспекторам своего наркомата проверить на месте обоснованность тех или иных арестов. Тем не менее Политбюро по предложению Сталина поручило именно Серго сделать на ближайшем пленуме ЦК доклад о «вредительстве» в промышленности. Сталин пошел даже на такую провокацию, как обыск в кремлевской квартире Орджоникидзе. Как писал в своей книге И. Дубинский-Мухадзе, Орджоникидзе, узнав об обыске, оскорбленный и разгневанный, всю ночь звонил Сталину. Под утро дозвонился и услышал в ответ: «Это такой орган, что и у меня может сделать обыск. Ничего особенного…» У Серго был разговор со Сталиным с глазу на глаз утром 17 февраля; он продолжался несколько часов. Потом был второй разговор, безудержно гневный, со взаимными оскорблениями, бранью на русском и грузинском языках. Все было разрушено в их отношениях. Как писал Дубин ский-Му хад зе, «уже ни любви, ни веры. Все разрушено… Разделять ответственность за то, что никак не в состоянии предотвратить, Серго не мог. Подличать не хотел, это значило бы перечеркнуть всю прошлую жизнь… Оставалось уйти»[353]353
  Дубинский-Мухадзе И. Орджоникидзе. С. 6 – 7.


[Закрыть].

Некоторые старые большевики выдвигали позднее версию об убийстве, а не самоубийстве Серго. Они отмечали, что накануне трагедии Серго не только работал в наркомате, но и сделал ряд распоряжений и назначил несколько встреч на следующий день. Как отмечал в своих записках Е. П. Фролов, никакого расследования обстоятельств смерти Орджоникидзе не проводилось, даже не было осмотрено пулевое отверстие. Всех врачей, подписавших медицинское заключение, вскоре арестовали. Сразу же после смерти Серго был арестован начальник его личной охраны В. Н. Ефремов, а также личный секретарь Орджоникидзе Семушкин. Были арестованы не только работники охраны, но и почти все люди, обслуживавшие Орджоникидзе, включая сторожа на даче. По утверждению Фролова, большая часть архива Орджоникидзе была изъята и передана на «изучение» Л. Берии, который был личным врагом Орджоникидзе. Позднее были арестованы младшие братья Серго – Константин и Вано и почти все его родственники. По свидетельству бывшего заместителя Серго Б. Л. Ванникова, уже через несколько дней после трагедии его вызвал Ежов и потребовал, чтобы Ванников написал докладную записку о «вредительских» директивах, якобы дававшихся Орджоникидзе. Вся эта цепь событий порождает немало вопросов, но еще не дает оснований оспаривать факт самоубийства Орджоникидзе.

Как свидетельствует жена Серго Зинаида Гавриловна, Орджоникидзе действительно работал вечером 17 февраля в наркомате, а утром следующего дня не поднялся с кровати, не оделся и не вышел к завтраку. Он просил никого не заходить к себе и все время что-то писал. Днем в квартиру Серго пришел его друг Г. Гвахария. Но Серго не принял его, велел лишь накормить его в столовой. Стало темнеть. Решив еще раз зайти в спальню к мужу, Зинаида Гавриловна, проходя через гостиную, зажгла свет. И в этот момент в спальне раздался выстрел. Вбежав туда, она увидела мужа, лежавшего на кровати. Он был уже мертв.

По словам Зинаиды Гавриловны, в квартире, кроме «черного» входа, которым все пользовались, имелся еще и парадный. Но он был не только закрыт, но и заставлен книжными шкафами. Этот ход вел в гостиную, и воспользоваться им для убийства было нельзя, так как в гостиной как раз в момент выстрела находилась жена Орджоникидзе.

Она немедленно позвонила Сталину, квартира которого была напротив. Он пришел не сразу – сначала собрал членов Политбюро. В спальню вбежала и сестра жены. Она увидела на письменном столе листки бумаги, исписанные бисерным почерком Серго. Вера Гавриловна схватила эти листки и зажала в руке, читать она не могла. Когда Сталин вошел в спальню в сопровождении Молотова, Ворошилова и других членов Политбюро, он сразу увидел листки в руке у Веры Гавриловны и вырвал их. Зинаида Гавриловна, рыдая, воскликнула: «Не уберегли Серго ни для меня, ни для партии!» «Молчи, дура», – оборвал ее Сталин.

Заслуживают внимания хранящиеся у автора рукописные воспоминания об этом трагическом дне Константина Орджоникидзе, младшего брата Серго, оставшегося в живых после 16-летнего заключения.

«Я расскажу о некоторых подробностях, связанных со смертью моего дорогого брата Серго. Серго покончил жизнь самоубийством 18 февраля 1937 г. в 17 часов 30 минут.

Как обычно, в этот вечер после катания на коньках в Сокольниках я направился в Кремль к своему брату Серго. У подъезда шофер Серго Н. И. Волков сказал: “Поторопитесь!” Я ничего не понял. Поднявшись на второй этаж, мы с женой направились в столовую, но нас остановил работник НКВД, стоявший у дверей. Потом все же нас впустили в кабинет Серго, я увидел Гвахарию. Он произнес: “Нет больше нашего Серго”.

Я поспешил в спальню, но мне преградили путь и не допустили к покойнику. Я вернулся в кабинет ошеломленный, не понимая, что произошло. Потом пришли Сталин, Молотов и Жданов. Они прошли сначала в столовую. У Жданова на лбу была черная повязка. Вдруг из кабинета Серго увели Гвахарию почему-то через ванную комнату. После этого Сталин, Молотов и Жданов прошли в спальню. Там постояли они у покойника, потом все они вместе вернулись в столовую. До меня донеслись слова, сказанные Зинаидой Гавриловной: “Об этом надо опубликовать в печати”. Сталин ей ответил: “Опубликуем, что умер от разрыва сердца”. “Никто этому не поверит”, – возразила Зинаида Гавриловна. Далее она добавила: “Серго любил правду, и нужно опубликовать правду”. “Почему не поверят? Все знали, что у него было больное сердце, и все поверят”, – так закончил Сталин этот диалог.

Двери в спальню были прикрыты. Я подошел к ним и, немного приоткрыв, увидел, что там сидят на стульях у ног покойника Ежов и Каганович. Они о чем-то разговаривали. Я сразу же закрыл дверь во избежание излишних нареканий.

Спустя некоторое время в столовой собрались члены Политбюро и ряд других высокопоставленных лиц. Появился и Берия. Зинаида Гавриловна назвала Берию негодяем. Она направилась к Берии и пыталась дать ему пощечину. Берия сразу после этого исчез и больше на квартире Серго не появлялся.

Тело покойного из спальни было перенесено в кабинет. Здесь брат Молотова сфотографировал покойного вместе со Сталиным, Молотовым, Ждановым, другими членами правительства и Зинаидой Гавриловной… Потом приходил известный скульптор Меркуров и снял маску с лица Серго.

Зинаида Гавриловна обратилась к Ежову и Паукеру и просила сообщить родственникам в Грузию, чтобы на похоронах присутствовал старший брат Папулия. Ежов на это ответил:

“Папулия Орджоникидзе находится в заключении, и мы считаем его врагом народа, пусть отбывает наказание, можно оказать ему помощь теплой одеждой и питанием. Остальным родственникам мы сообщим, дайте только адреса”.

Я дал им адреса брата Ивана и сестры Юлии, а также жены Папулии Нины.

Поздно вечером приехал Емельян Ярославский. Увидев покойника, он упал в обморок. С трудом уложили его на диван. Когда Ярославский пришел в себя, его на машине отправили домой. После этого приехал Семушкин. День был выходной, он отдыхал на даче в Тарасовке. Увидев страшную картину, Семушкин стал буйствовать. Пришлось чуть ли не связанным, силой отправить его домой.

Секретарь Серго Маховер, пораженный увиденным, произнес запомнившиеся мне слова: “Убили, мерзавцы!”

…В ночь на 20 февраля 1937 г. состоялась кремация. На следующий день, 20 февраля, состоялись похороны. С запозданием приехали в Москву брат Иван с женой и сестра Юлия с мужем.

Через некоторое время начались усиленные аресты… Арестовали Семушкина с женой и многих работников Наркомтяжпрома, близко соприкасавшихся с Серго. Арестовали Нину Орджоникидзе – жену нашего старшего брата Папулии (Павла) Орджоникидзе. Вместе с ней арестовали и другого нашего родственника – Г. А. Орджоникидзе. Наконец 6 мая 1941 г. арестовали и меня».