Текст книги "К суду истории. О Сталине и сталинизме"

Если проанализировать многочисленные высказывания Ленина по вопросам зарплаты, то мы увидим, что он последовательно выступал и против уравниловки, и против чрезмерно высоких окладов, особенно для членов партии. В дальнейшем эта политика нашла свое отражение в так называемом партмаксимуме – для всех коммунистов был установлен твердый потолок заработной платы. Слишком заметное неравенство в условиях жизни и размере заработка Ленин считал тогда «источником разложения партии и понижения авторитета коммунистов»[834]834
  ВКП(б) в резолюциях. 1936. Ч. 1. С. 358 – 359, 361 – 362.


[Закрыть]. Многочисленные решения партийных конференций и пленумов ЦК РКП(б) требовали запрещения или сокращения не вызываемых необходимостью привилегий для ответственных работников[835]835
  Справочник партработника: Выпуск 3. М., 1923. С. 95 – 96. См. также: О борьбе с излишествами и преступным использованием служебного положения членами партии: Циркуляр ЦК и ЦКК РКП(б). 1923, №58 (19 окт.).


[Закрыть].

Положение о партийном максимуме в основном соблюдалось до конца 20-х годов. Но с самого начала 30-х годов это положение стало нарушаться. В это время из-за кризисного положения в экономике небольшой рост номинальной заработной платы не поспевал за быстрым ростом цен и стоимости жизни. Зарплата опять перестала обеспечивать прожиточный минимум. Иначе обстояло дело с небольшим кругом ответственных работников. Для них уже в годы первой пятилетки возникла система «закрытых» магазинов, распределителей и столовых, в которых можно было приобрести продукты и товары по твердым ценам. Одновременно для той же категории работников возникала система специальных больниц, домов отдыха, дач и т. п. Повышение номинальных ставок заработной платы означало для них и повышение реальной заработной платы. В это же время возникает «традиция» дорогих подарков для партийного актива по случаю праздников, конференций и съездов. Специальным постановлением ЦК ВКП(б) от 8 февраля 1932 года партийный максимум был отменен и формально, что вызвало новый рост заработной платы руководящих работников.

По мере увеличения возможностей государства система привилегий не свертывалась, а возрастала. Была, например, установлена система представительских дотаций для всех руководителей от председателя горсовета и выше. Возрастали ставки заработной платы, а также система совместительства, при которой один ответственный работник занимал несколько полноценно оплачиваемых должностей. О соотношении 1: 5 между зарплатой простого рабочего и высшего служащего мало кто думал еще перед войной. В годы войны и в послевоенное время этот разрыв еще увеличился. В то время как реальная зарплата рабочих и служащих вновь понизилась, зарплата ответственных (номенклатурных) работников продолжала расти. Именно в этот период в практику высших партийных и государственных учреждений вошла та позорная система «пакетов», которая представляла узаконенную Сталиным систему подкупа высших чиновников, которые получали ежемесячно конверт («пакет») с крупной суммой денег, чаще всего значительно превышающей положенную для того или иного работника месячную зарплату. Эти деньги поступали по особому финансовому каналу, они не облагались налогами, их выдача держалась в секрете от рядовых работников учреждения. К началу 50-х годов соотношение между высшими и низшими ставками заработной платы с учетом «пакетов» и всей системы пайков и других привилегий составляло 1 : 40, 1: 50 и даже 1 :100.

Что касается членов Политбюро, то содержание таких «вождей пролетариата», как Молотов, Каганович, Ворошилов, Берия и др., их многочисленных дач, квартир, огромного обслуживающего персонала, расходы на представительство и охрану вырастали ежегодно в многомиллионные суммы. Содержание же самого Сталина трудно поддается учету.

Еще в 20-е годы Сталин был известен среди руководителей партии аскетической простотой своей личной жизни. Остатки этого аскетизма сохранились и в дальнейшем. Так, например, на даче Сталина в Кунцево комнаты, в которых он отдыхал и спал, были почти лишены мебели. Здесь стоял шкаф с одеждой, полка с небольшим количеством книг (основная библиотека Сталина находилась в его кремлевской квартире), простая лампа без абажура и кровать. Однако в целом дача Сталина представляла собой большое и сложное хозяйство с огромным количеством обслуживающего персонала, комендатурой, большой охраной. Но это была лишь «ближняя» дача Сталина. Была еще «дальняя» дача, где он бывал не слишком часто, но которая охранялась и обслуживалась так, как будто Сталин здесь жил постоянно. Для Сталина были построены дома в Сочи, возле Сухуми, в Новом Афоне, на озере Рица и еще выше в горах. У Сталина была дача в Крыму, для него были подготовлены помещения и в старых крымских дворцах. В конце 40-х годов для Сталина был построен дом у озера Валдай близ Новгорода. И все эти дома и дачи круглый год охранялись и обслуживались огромным числом высокооплачиваемой «обслуги». Во главе этого обширного хозяйства стоял генерал Н. С. Власик[836]836
  Дочь Сталина Светлана Аллилуева писала в книге «Двадцать писем к другу»: «Приходится упомянуть другого генерала, Николая Сергеевича Власика, удержавшегося возле отца очень долго, с 1919 года. Тогда он был красноармейцем, приставленным для охраны, и стал потом весьма властным лицом за кулисами. Он возглавлял всю охрану отца, считал себя чуть ли не ближайшим человеком к нему, и, будучи сам невероятно малограмотным, грубым, глупым, но вельможным, дошел в последние годы до того, что диктовал некоторым деятелям искусства „вкусы товарища Сталина“… Не стоило бы упоминать его вовсе – он многим испортил жизнь, но уж до того была колоритная фигура, что никак мимо него не пройдешь. В доме у нас для „обслуги“ Власик равнялся почти что самому отцу, так как отец был высоко и далеко, а Власик данной ему властью мог все, что угодно…». (Аллилуева С. Двадцать писем другу. С. 121.)


[Закрыть].

Рассказывают, что Сталин сам попросил однажды генерала Власика подсчитать, во что обходится содержание его, Сталина, персоны. Отнесясь к этому поручению с чрезмерной старательностью, Власик с помощью специалистов произвел скрупулезные подсчеты. Цифра получилась астрономическая, и даже сам Сталин не только удивился, но и возмутился. «Не может быть, – заявил он Власику. – Это ложь». Берия тут же подтвердил, что все подсчеты Власика – это чепуха, и Власик был отстранен. Мы не знаем, насколько правдив данный рассказ, но если подобный эпизод и имел место, то можно с уверенностью сказать, что близок к истине был не Берия, а генерал Власик.

Политическая пассивность масс, отсутствие подлинной демократии, критики и оппозиции, высокие оклады и «пакеты», бесконтрольность и сверхцентрализация – все это приводило в годы культа Сталина к крайне быстрому росту бюрократизма. Бюрократ – это не просто тот или иной чиновник. Бюрократ – это привилегированный чиновник, оторванный от жизни, от народа, от интересов и нужд простых людей. Это сухой формалист, которого не интересует существо дела, а важно лишь выполнение некоторого числа принятых формальностей.

Бюрократ – это чиновник, которому своя судьба и своя карьера всегда дороже дела. Бюрократ будет делать не только заведомо ненужную, но даже вредную для людей работу – лишь бы сохранить свое хорошо оплачиваемое место. Карьеризм, чинопочитание, волокита и канцелярщина – неизбежные спутники бюрократизма. Элементарное невежество, простая неосведомленность о достижениях культуры, эмоциональная тупость и интеллектуальная ограниченность – эти черты, по справедливому замечанию Е. Гнедина, также весьма характерны для бюрократа[837]837
  Гнедин Е. Бюрократия XX века//Новый мир. 1966. №2. С. 199.


[Закрыть]. Именно бюрократизм был не только продуктом, но и питательной почвой для культа личности. Еще К. Маркс писал: «Бюрократия считает самое себя конечной целью государства… Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается понимания частностей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение… Всеобщий дух бюрократии есть тайна, таинство. Соблюдение этого таинства обеспечивается в ее собственной среде ее иерархической организацией, а по отношению к внешнему миру – ее замкнутым корпоративным характером. Авторитет есть поэтому принцип ее знания, и обоготворение авторитета есть образ ее мыслей… Что касается отдельного бюрократа, то государственная цель превращается в его личную цель, в погоню за чинами, в делание карьеры»[838]838
  Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 271 – 272.


[Закрыть].

Неизбежным следствием бесконтрольности аппарата и пассивности масс была коррупция, т. е. наиболее страшная в условиях социализма форма перерождения руководящих кадров. Продажность многих партийных, государственных и хозяйственных работников в годы культа Сталина достигла таких больших размеров и столь глубоко проникла в аппарат управления, что различного рода меры воспитания и принуждения, принятые после смерти Сталина, оказались недостаточными. Пришлось пойти на крайние меры и принять в 1962 году указ, допускающий применение смертной казни за взяточничество.

Бюрократизм и коррупция в годы культа личности не только вызывали недовольство трудящихся, они убивали в массах сознание того, что именно они – простые люди – являются подлинными хозяевами своей страны. В этих условиях становилось невозможным эффективное воспитание коммунистического сознания и коммунистического отношения к труду.

Разумеется, среди руководящих кадров партии и в годы культа были не одни лишь бюрократы, карьеристы и перерожденцы. Однако в уродливой атмосфере культа Сталина не было необходимых условий для продвижения к руководству страной и партией именно лучших, наиболее талантливых и преданных делу народа работников. Куда быстрее выдвигались и занимали руководящее положение люди жестокие и беспринципные, карьеристы и перерожденцы, которые лучше приспосабливались к обстановке в стране. Именно в эти годы у нас в стране выработался тип руководящего деятеля, дисциплинированного и властного, безразличного к народу и его нуждам, но внимательного к «верхам», грубого, не терпящего критики снизу, говорящего одно, а делающего другое. Это были жестокие и далекие от масс люди, не умевшие говорить с народом и применявшие в первую очередь методы не убеждения, а принуждения, запугивания и произвола. «Культ личности, – справедливо писал А. Метченко, – извращал ленинский принцип руководства людьми, направленный на пробуждение и воспитание в них творческой инициативы, подавляя мысль и волю, пытавшихся проявить самостоятельность. Вознося одних и низвергая других, он препятствовал подлинному росту личности, содействовал распространению грубости, хамства, карьеризма, подозрительности»[839]839
  Из архива автора.


[Закрыть].

Наблюдая за образом мысли и образом жизни этих чиновников-сталинистов, некоторые из советологов и авторов советского «самиздата» выдвинули теорию о том, что в нашей стране в годы Сталина возник новый класс, а именно класс бюрократов, класс «номенклатуры», класс обуржуазившихся чиновников. Мы считаем эту теорию неправильной. Несмотря на далеко зашедший процесс перерождения части партийных и государственных работников, дело не дошло до возникновения нового класса, хотя возможность такого развития нельзя сбрасывать со счета, ибо за долгие годы сталинской диктатуры в высшем и среднем звене нашего руководящего аппарата стали возникать вполне различимые элементы бюрократической олигархии и кастовости. Многие из руководителей начали считать свое положение и привилегии своим правом, которое следовало защищать любыми средствами. В романе В. Д. Дудинцева «Не хлебом единым» (1956) был создан образ Дроздова – типичного руководителя-сталиниста. Выступая на обсуждениях романа Дудинцева, писатель Г. К. Паустовский говорил о руководителях-сталинистах: «Это – хищники, собственники, циники и мракобесы… Это – маклаки, которым все равно… Откуда взялись эти низкопоклонники и предатели, считавшие себя вправе говорить от имени народа?… Это – последствия культа, обстановка приучила их смотреть на народ как на навоз, удобряющий их карьеру. Интриги, клевета, моральное убийство и прямое убийство – вот их средства борьбы, в результате которой сегодня среди нас нет Мейерхольда, Бабеля, Артема Веселого. Их уничтожили Дроздовы. Причина, побудившая их к этому, – собственное благополучие. Дудинцев раскрыл эту страшную работу в единичном случае… Нужно бить по маклачеству, которое может погубить страну…»[840]840
  Из архива автора.


[Закрыть]

Мы знаем, что свежий поток, связанный с XX и XXII съездами КПСС, выбросил очень много сталинистов, этих дроздовых и борзовых на свалку нашей политической жизни. Но не все они «стригут розы на своих дачах». Многие из них приспособились к новой обстановке и к новым условиям и дали начало новому поколению бюрократов, более осторожных, но не менее опасных для социалистического развития советского общества.

Если в идеологической и научной жизни в годы культа Сталина утвердился дух догматизма и начетничества, то в партийной и государственной жизни возобладал в эти годы опасный дух сектантства.

Сектантство всегда было одной из самых тяжелых и опасных по своим последствиям болезней революционного движения. Мы не можем сегодня сказать, что К. Маркс и Ф. Энгельс всегда были образцами терпимости. Однако они хорошо понимали вред сектантства и вели борьбу с сектантскими извращениями в революционных организациях и у отдельных революционеров. Не был образцом терпимости и В. И. Ленин. Но и он выступал против сектантской замкнутости и ограниченности в революционном движении. Готовя революцию и создавая первое в мире пролетарское государство, Ленин стремился сплотить вокруг партии всех, кого можно было сплотить. Именно Ленин был инициатором привлечения на службу Советскому государству буржуазных, в том числе и военных специалистов. Ленин никогда не преследовал товарищей, совершивших ошибку, но позднее открыто признавших ее, для него важен был вопрос о последней политической позиции данного человека.

Критикуя тех или иных товарищей, Ленин никогда не забывал об их заслугах. Так, например, решительно выступая против Плеханова, позицию которого он считал оппортунистической, Ленин тут же отмечал: «Его личные заслуги громадны в прошлом. За 20 лет, 1883 – 1903, он дал массу превосходных сочинений, особенно против оппортунистов, махистов, народников»[841]841
  Ленин В. И. ПСС. Т. 25. С. 222.


[Закрыть].

Уже после победы Октябрьской революции, встреченной враждебно Плехановым, Ленин писал ему, что русский пролетариат помнит о его заслугах и относится к нему с уважением. После смерти Плеханова Ленин счел необходимым заметить, что «…нельзя стать сознательным, настоящим коммунистом без того, чтобы изучать – именно изучать – все написанное Плехановым по философии, ибо это лучшее во всей международной литературе марксизма»[842]842
  Там же. Т. 42. С. 290.


[Закрыть].

Даже ведя резкую, можно сказать, грубую полемику с К. Каутским, Ленин не забывал помянуть добрым словом те ранние работы К. Каутского, которые относились «к лучшим произведениям лучшей в мире социал-демократической литературы»[843]843
  Там же. Т. 33. С. 104.


[Закрыть].

Показательным документом является написанный Лениным некролог «Памяти тов. Прошьяна», которому, по словам Ленина, «довелось до июля 1918 года больше сделать для укрепления Советской власти, чем в июле 1918 для ее подрыва»[844]844
  Там же. Т. 37. С. 384 – 385.


[Закрыть]. Ленин хорошо знал, когда писал этот некролог, что Прошьян был приговорен за участие в восстании левых эсеров к трехгодичному заключению, что он не отбыл наказание, а скрывался с поддельными документами и умер от тяжелой болезни в одной из захудалых больниц[845]845
  См. журн.: Каторга и ссылка. 1924, № 2. С. 222 – 223.


[Закрыть].

Характерным является отношение Ленина к Н. Н. Накорякову (Назару Уральскому), который был известным большевиком до революции, но затем не только отошел от большевистской партии, но в 1919 – 1920 гг. служил в деникинской армии. Разочаровавшись в белогвардейском движении, Накоряков поступил на службу в издательство. В. И. Ленин внимательно следил за политической эволюцией Накорякова, считая его ценным работником. В ноябре 1921 года Ленин просил устроить ему встречу с Накоряковым и после беседы с ним продолжал интересоваться судьбой этого бывшего большевика[846]846
  Ленин В. И. ПСС. Т. 54. С. 107.


[Закрыть]. В 1922 году не без влияния Ленина Накоряков был назначен заведующим Издательством художественной литературы. В 1925 году он вновь вступил в ряды партии большевиков[847]847
  При Сталине Н. Накоряков был арестован, но сумел дожить до XX съезда и реабилитации. Он умер в 1979 году, достигнув почти 90-летнего возраста.


[Закрыть].

Совершенно иной стиль работы и отношения к людям был характерен для Сталина. Еще на ранних этапах его работы в партии для него были характерны элементы сектантства, огульного недоверия к людям. После революции эти черты становятся у Сталина еще более заметными. В годы Гражданской войны, как мы уже писали, Сталин не желал доверять военным специалистам, игнорируя их знания и опыт. В конце 20-х – начале 30-х гг. столь же огульное недоверие выражалось и ко всем старым специалистам, многие из которых были незаконно репрессированы.

Сталин никогда не забывал о прошлых ошибках тех или иных партийных работников, им постоянно напоминали о них, заставляя многократно каяться перед партией. Неугодные Сталину люди физически уничтожались, их имена вычеркивались из истории, никакие заслуги этих людей не принимались во внимание. Вся деятельность этих людей в прошлом (если приходилось все же о ней говорить) рассматривалась как сплошная цепь преступлений и ошибок.

Более того, с конца 30-х годов Сталин ограничивает в правах огромные группы советских людей вне зависимости от их поведения, а на основании различных произвольных критериев. Именно в этот период сектантство стало одним из важнейших элементов государственной политики. Прикрываясь фальшивыми разговорами о профилактике, Сталин проводил в жизнь неприемлемый в условиях социалистического государства принцип разделения всех советских людей на политически благонадежных и неблагонадежных. Для последних был, естественно, закрыт доступ к руководящим и ответственным постам.

Кого же относили к числу «неблагонадежных»? (Мы не имеем в виду здесь бывших капиталистов и помещиков или людей, которые уже были незаконно репрессированы.)

В первую очередь к числу «неблагонадежных» были отнесены дети и близкие родственники всех тех, кто пострадал в годы правления Сталина от всевозможных репрессий. Известно, что после того как римский диктатор К. Сулла уничтожил по спискам-проскрипциям множество римских граждан, в Риме был издан закон, в соответствии с которым сыновья людей, подвергшихся уничтожению, не имели права занимать каких-либо государственных должностей. Сталин подобных законов не издавал, но проводил такую же практику. «Неблагонадежными» были, например, дети и родственники людей, репрессированных в 1936 – 1938 гг. Сюда же были отнесены дети и внуки бывших «кулаков» и «подкулачников», «вредителей» и т. п. Число таких «неблагонадежных» исчислялось многими миллионами. Миллионами исчислялись и дети бывших дворян, купцов, капиталистов.

К «неблагонадежным» были отнесены и миллионы советских людей, у которых имелись родственники за границей.

После войны в число неравноправных были зачислены бывшие военнопленные и репатрианты, а также их родственники. И здесь счет шел на миллионы. Были ограничены права и возможности людей, оказавшихся в годы войны на оккупированной германскими войсками территории. На этот раз дело шло уже о десятках миллионов людей.

Нельзя не отметить, что для Сталина подобного рода сектантство не было продиктовано заботой о «чистоте» партии или высших государственных органов. Для угодных ему людей Сталин делал бесчисленное количество исключений. Среди людей, составлявших в 40-е годы высший слой государственного и партийного руководства, было очень мало старых большевиков, но можно было найти немало бывших меньшевиков, оппозиционеров, родственников «врагов народа» и т. д. При самом строгом отборе работников в органы НКВД здесь было много людей не только с сомнительным политическим, но и с уголовным прошлым.

Идеология и практика культа личности противоречили марксизму и научному социализму. Из этого кричащего противоречия родилась одна из наиболее характерных и опасных особенностей сталинского режима и «эпохи Сталина» – глубокий разрыв между словом и делом.

В предыдущих главах нашей книги приводилось уже много случаев поразительного по своему цинизму двурушничества Сталина, который говорил одно, а делал прямо противоположное. Он говорил, например, о коллективном руководстве, а все почти важные вопросы решал единолично. Он говорил об укреплении союза между рабочими и крестьянами, а сам постоянно нарушал этот союз. Он говорил о добровольности коллективизации, но лично санкционировал самое грубое принуждение. Одобрив в 1932 году выселение на Север многих станиц Кубани, Сталин заявлял: «Не в крестьянах надо искать причину затруднений в хлебозаготовках, а в нас самих, в наших собственных рядах. Ибо мы стоим у власти, мы располагаем средствами государства, мы призваны руководить колхозами, и мы должны нести всю полноту ответственности за работу в деревне»[848]848
  Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 233.


[Закрыть].

Именно Сталин заявлял, что историю нельзя ни улучшать, ни ухудшать. Но именно Сталин бесцеремонно фальсифицировал эту историю. Тысячи раз обманывая народ и партию, Сталин ханжески говорил о необходимости для большевиков смотреть в глаза действительности. «Не дай бог, – заявлял он, – если мы заразимся болезнью правды. Большевики тем, между прочим, и отличаются от всякой иной партии, что они не боятся правды, не боятся взглянуть правде в глаза, как бы она ни была горька»[849]849
  Там же. Т. 12. С. 9.


[Закрыть].

«Сын за отца не отвечает», – заявлял Сталин, а между тем повсюду распространялись устные инструкции о всякого рода ограничениях прав детей, чьи отцы стали жертвами произвола времен Сталина. Принижая Ленина, Сталин нередко говорил: «Куда мне с Лениным равняться!»[850]850
  Там же. Т. 13. С. 260.


[Закрыть] Обвиняя сотни тысяч безвинных советских людей в тайных заговорах против Советской власти, Сталин сам составил и осуществил заговор с целью узурпации власти в стране и партии.

Преследуя интеллигенцию, Сталин одновременно решительно высказывался против «махаевщины» и называл интеллигенцию «солью земли советской». «Напишите правду!» – кратко сказал Сталин во время одной из бесед с писателями о задачах советской литературы. Собеседники спрашивали его, о чем они должны писать в первую очередь. Но в то же время Сталин поощрял в литературе именно ложь и приукрашивание действительности.

Санкционируя арест миллионов и расстрел сотен тысяч честных советских граждан, спокойно или даже с удовлетворением взирая на массовый террор, охвативший страну, Сталин говорил о внимании к людям. Везде можно было видеть в 30-е годы плакаты со словами Сталина: «Надо беречь каждого способного и понимающего работника, беречь и выращивать его. Людей надо выращивать также заботливо, как садовник выращивает облюбованное плодовое дерево»; «Надо, наконец, понять, что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим являются люди, кадры»[851]851
  Правда. 1935, 6 мая.


[Закрыть].

На словах Сталин много раз возражал против культа личности. Когда в 1932 году общество старых большевиков попросило Сталина разрешить открытие выставки документов, отражающих его жизнь и деятельность, он ответил отказом. «Я против, – писал Сталин, – так как подобные начинания ведут к установлению «культа личности», что вредно и несовместимо с духом партии»[852]852
  ЦПА ИМЛЛ. Ф. 558. Разд. 1. Д. 4572. Л. 1.


[Закрыть]. А через несколько лет общество старых большевиков было закрыто, но открыты сотни и тысячи выставок, прославляющих жизнь и деятельность Сталина.

«Вы говорите о Вашей "преданности" мне, – выговаривал Сталин в своем письме к Шатуновскому, – может, это случайно сорвавшаяся фраза. Может быть… Но если это не случайная фраза, то я советовал бы Вам отбросить прочь принцип преданности лицам. Это не по-большевистски. Имейте преданность к рабочему классу, его партии, его государству, но не смешивайте ее с преданностью лицам, с этой пустой и ненужной интеллигентской побрякушкой»[853]853
  Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 19. Сочинения Сталина лишены научного аппарата, инициалы его адресатов, как правило, не указываются. Вероятно, в данном случае речь идет о Я. М. Шатуновском, занимавшемся преподавательской и хозяйственной работой.


[Закрыть].

«Письмо Шатуновскому» было впервые опубликовано в тринадцатом томе Собрания сочинений Сталина в 1951 году. А между тем в эти годы в каждой газете и в каждой речи говорилось именно о личной преданности Сталину, причем гораздо чаще, чем о преданности рабочему классу, партии и государству. В 1949 году во втором томе Собрания сочинений Сталина можно было прочесть следующие слова из его речи конца 20-х годов: «Тот факт, что вожди, идя вверх, отдаляются от масс, а массы начинают смотреть на них снизу вверх, не решаясь их критиковать, – этот факт не может не создавать известной опасности отрыва вождей от масс и отдаления масс. Опасность эта может привести к тому, что вожди могут зазнаться и признать себя непогрешимыми. А что может быть хорошего в том, что руководящие верхи зазнаются и начнут глядеть на массы сверху вниз? Ясно, что ничего, кроме гибели для партии, не может выйти из этого»[854]854
  Там же. Т. 11. С. 31.


[Закрыть].

Комментарии тут, как говорится, излишни.

Глубокий знаток человеческих пороков, хорошо разбирающийся в особенностях бюрократической психологии, Сталин настойчиво и последовательно насаждал чинопочитание во всех сферах общественной и государственной жизни. Именно во времена Сталина были разработаны многочисленные «табели о рангах», причем повышение в чине сопровождалось не только увеличением ответственности и зарплаты, но строго определенных для каждого чина привилегий. Специальная форма и знаки отличия существовали не только в армии, но также у работников суда и прокуратуры, у железнодорожников, у дипломатов. Самый высокий в стране чин Генералиссимуса, был, конечно, у самого Сталина. И в эти годы в Собрании сочинений Сталина можно было прочесть его слова: «Я вообще не любитель чинопочитателей… »[855]855
  Там же. Т. 12. С. 114.


[Закрыть]

А сколько хороших призывов делал Сталин насчет всемерного развития критики и самокритики! Он заявлял, например: «Иногда говорят, что самокритика – вещь хорошая для партии, которая не пришла еще к власти и которой "нечего терять", но самокритика опасна и вредна для партии, которая уже пришла к власти, которая имеет в окружении враждебные силы и против которой могут использовать враги разоблачение ее слабостей. Это совершенно неверно. Наоборот, именно потому, что большевизм пришел к власти, именно потому, что большевики могут зазнаться, благодаря успехам нашего строительства, именно потому, что большевики могут не заметить своих слабостей и тем облегчить дело своих врагов, именно поэтому нужна самокритика особенно теперь, особенно после взятия власти… Без самокритики нет правильного воспитания партии, класса, масс, нет большевизма»[856]856
  Там же. Т. 11. С. 128 – 130.


[Закрыть].

Это были, конечно, прекрасные слова, и их часто цитировали, но не старались следовать им, как не следовал им и сам Сталин.

А как резко высказывался Сталин против администрирования и произвола в партии! Он писал одному из немецких коммунистов в письме, впервые опубликованном только в 1947 году: «Я решительно против вышибательской политики в отношении всех инакомыслящих товарищей. Я против такой политики не потому, что жалею инакомыслящих, а потому, что такая политика родит в партии режим запугивания, режим застращивания, режим, убивающий дух самокритики и инициативы… Нехорошо, если вождей партии боятся»[857]857
  Там же.Т. 7. С. 44 – 50.


[Закрыть]. И здесь комментарии излишни.

Разрыв между словом и делом проник в годы Сталина почти во все сферы партийной и государственной жизни. Старый большевик А. В. Снегов справедливо говорил в начале 60-х годов на всесоюзном совещании историков: «Сталинская школа – это тяжелая школа. Он не только уничтожал честных людей, но и портил живых. Он заставлял людей выполнять весьма черные миссии, и на идеологическом фронте он научил лгать»[858]858
  Всесоюзное совещание историков: Стенограмма. М., 1964. С. 270.


[Закрыть].

И действительно, ложь пронизывала всю официальную пропаганду, печать, радио, литературу и искусство, которые приукрашивали советскую действительность, игнорируя большинство трудностей жизни, противоречий, несправедливостей и произвол. Во всех инстанциях принималось немало хороших решений, которые никто, однако, не думал проводить в жизнь. При этом разрыв слова и дела состоял не только в том, что делалось совсем не то, что говорилось, но и в том, что об очень многом из того, что делалось в стране, вообще ничего и нигде не говорилось.

«Не может быть у рабочих веры в вождей, – сказал как-то сам Сталин, – там, где слово не подкрепляется делом, где вожди говорят одно, а делают другое». И эти слова сегодня не требуют комментариев.