Текст книги "К суду истории. О Сталине и сталинизме"

В области русской истории Сталин полностью оправдывал бесчинства Ивана Грозного и опричнины. Даже Малюту Скуратова Сталин считал крупным и прогрессивным политическим деятелем. Не без влияния Сталина во многих произведениях советского искусства стали прославляться некоторые цари и князья, чья деятельность всячески обелялась. Оправдывались и многие завоевательные войны русского царизма. Герой освободительной борьбы кавказских народов Шамиль стал, вопреки фактам, изображаться как агент империализма и Оттоманской империи.

Сталин неверно оценивал сущность феодализма, отождествляя его лишь с крепостничеством. Он не видел многообразия форм землепользования при феодализме, заявляя о монополии феодалов на землю. Неправильным было и положение Сталина о «революции рабов», нанесших смертельный удар рабовладельческой общественной формации.

Будучи дилетантом в области философии, Сталин обеднил и упростил диалектический материализм. Он крайне ошибочно оценивал значение немецкой классической философии вообще и философии Гегеля в частности (нелепая формула о философии Гегеля как аристократической реакции на французскую революцию). Многочисленны ошибочные положения Сталина в историческом материализме.

Особенно много ошибок было допущено Сталиным в области экономической теории. Так, например, Сталин явно недооценивал значение закона стоимости в социалистическом обществе. Он отрицал товарный характер производства в СССР, утверждая, что средства производства у нас в стране не могут быть товаром и находятся вне действия закона стоимости. Эти установки нарушали принцип эквивалентности при возмещении производственных затрат предприятий, что затрудняло материальное стимулирование. Сталин полагал, что в нашей стране закон стоимости действует только в сфере обращения. Сталин игнорировал дифференциальную ренту в сельскохозяйственном производстве.

Ошибочным было положение Сталина об опережающем росте платежеспособного спроса населения по сравнению с производством товаров. Этот тезис узаконивал нехватку потребительских товаров и очереди. Сталин отрицал существование прибавочного продукта при социализме.

Неправильным было положение Сталина о том, что колхозно-кооперативная собственность становится тормозом в развитии сельскохозяйственного производства и что поднятие колхозно-кооперативной собственности до уровня общенародной должно будто бы происходить путем ускоренной замены товарооборота системой прямого продуктообмена. Сталин исключал из колхозной собственности основные средства и орудия производства, считая главным предметом этой собственности продукцию колхозного производства. Ошибочным было и вытекавшее из этой догмы запрещение продавать сельскохозяйственные машины колхозам. Ничем не обоснованным было утверждение Сталина, что при социализме колхозы и совхозы могут обходиться минимумом прибыли или жить вообще без прибыли. Известно, что бесприбыльные совхозы покрывали свои убытки за счет государственного бюджета и потому действительно могли долго существовать без прибыли. Что касается колхозов, то их убытки покрывались за счет неоплаченного труда колхозников, которых при этом не мог успокоить придуманный Сталиным принцип «высшей рентабельности». Вообще главное внимание Сталина в деревне было направлено на выполнение поставок и заготовок, а не на увеличение производительности и рентабельности производства.

Весьма поверхностными были представления Сталина о сущности современного ему капиталистического общества. Он, например, ошибочно утверждал, что капиталистическое государство практически не участвует в экономической деятельности. Только в последние годы он стал замечать экономические функции буржуазного государства, но возражал против формулы «сращивания», выдвигая формулу «подчинения государственного аппарата монополиям», которая до крайности упрощала отношения между государством и капиталистической экономикой. Сталин защищал теорию абсолютного обнищания пролетариата, хотя она не подтверждалась фактами, он также неверно объяснял недогрузку производственных мощностей в западных странах в 30 – 40-е годы.

Сталин выдвинул ряд ошибочных формул в области правовой науки.

Неверными были и многие положения Сталина в области военной науки.

Сталин допустил немало теоретических ошибок при анализе национальных проблем и проблем национально-освободительного движения.

Крайне односторонне была поставлена Сталиным проблема политехнического обучения в советской школе.

Таковы лишь некоторые из теоретических ошибок Сталина, которые были уже подвергнуты критике в советской печати. Сталин не развил теорию научного социализма, и если можно говорить о «сталинском» этапе в области теории, то только как об этапе застоя и упадка.

Тормозящее влияние культа Сталина испытали на себе все без исключения естественные науки. Это влияние было двоякого рода – прямое и косвенное. Во-первых, Сталин и сам нередко вмешивался в дела тех или иных наук, выступая здесь в качестве непрошеного арбитра. Сталин давал указания геологам, где и как искать нефть, он давал указания врачам по их специальности[818]818
  См.: Новый мир. 1966, № 8. С. 282.


[Закрыть], биологам – по вопросам наследственности и т. п. Нередко этому примеру следовали и другие члены Политбюро.

Во-вторых, развитию естествознания мешали те бюрократические порядки, которые возобладали в большинстве научных учреждений.

Тормозили развитие всех наук такие уродливые явления, как грубый и нетоварищеский характер научных дискуссий, стремление политизировать любую науку, разделить естествознание на советское и буржуазное. В таких условиях плодились авантюристы и карьеристы от науки, пользующиеся поддержкой некомпетентных, но всесильных администраторов.

Известно, что в особенно трудном положении оказалась в годы культа биологическая наука, в которой Сталин считал себя едва ли не специалистом[819]819
  В статье, посвященной 70-летию со дня рождения Сталина, его личный секретарь А. Поскребышев писал, что Сталин является якобы специалистом в некоторых узких сферах биологии и сельского хозяйства. Сталин будто бы не только организовал разведение цитрусовых, но и исследовал их возможности в районе Черноморского побережья, изучил возможность посадок эвкалиптовых в Подмосковье, помог вывести ветвистую пшеницу и т. п. См.: Правда. 1949, дек.


[Закрыть]. Трагическая история этой науки, и в первую очередь история 30-летней биолого-агрономической дискуссии, подробно и основательно изложена в работе Ж. А. Медведева «Очерки по истории биолого-агрономической дискуссии», к которой мы и отсылаем наших читателей[820]820
  Книга Ж. А. Медведева распространялась в списках в СССР и была опубликована в 1969 – 1972 гг. во многих странах под названием «Взлет и падение Лысенко».


[Закрыть]. Именно поддержка Сталина помогла Т. Д. Лысенко и его окружению провести одну за другой несколько погромных кампаний в биологической науке и задержать ее развитие на 25 – 30 лет[821]821
  Т. Лысенко в 1950 – 1960-е гг. официально поддерживался властями.


[Закрыть].

В результате и нашему сельскому хозяйству, и биологии, и агрохимии был нанесен большой ущерб. Так, например, после принятого по инициативе Сталина специального постановления поддержанная Лысенко травопольная система В. Р. Вильямса стала усиленно насаждаться по одному и тому же шаблону во всех сельскохозяйственных зонах страны. Именно поддержка Сталина помогла на долгие годы утвердиться в науке безграмотным концепциям О. Б. Лепешинской.

Недостойные методы работы применялись под влиянием «опыта» Лысенко и в медицинской науке. Единственным подлинно научным направлением здесь было объявлено павловское учение. При этом из богатого наследия крупнейшего русского ученого И. П. Павлова на первый план выдвигался только один раздел – о высшей нервной деятельности. Как писал позднее академик АМН СССР С. Мордашев, «учение Павлова преподносилось общественности в той безапелляционной трактовке, которую давали некоторые ученые, взявшие на себя роль непогрешимых истолкователей учения Павлова, его единственных и прямых наследников. Все остальные физиологические направления были под запретом, если не были связаны с изучением высшей нервной деятельности в ее единственной и догматической трактовке… Даже работы И. П. Павлова о физиологии пищеварения, за которые он был удостоен Нобелевской премии, недостаточно развивались, что в конечном счете отрицательно сказалось на изучении болезней органов пищеварения, их диагностике и терапии. Вместо того чтобы творчески развивать те мысли, гипотезы, наметки перспективных физиологических направлений, которые составляют огромное богатство, содержащееся в работах Павлова, а также создавать новые, оригинальные направления, некоторые наши физиологи вращались в замкнутом кругу догматизма. Они скорее проматывали, чем приумножали наследство, оставленное И. П. Павловым»[822]822
  Правда. 1965, 11 июня.


[Закрыть].

Характерная для культа личности непримиримость проявлялась в уничтожении огромного количества книг, неугодных режиму Сталина. При Сталине не сжигали книг на площадях. Десятки миллионов книг сжигалось по ночам на свалках, отправлялось на бумажные фабрики в качестве макулатуры. Были изъяты не только все книги «врагов народа», но и все те книги, в которых упоминались в положительном смысле имена этих уничтоженных Сталиным людей. Даже журналы и газеты старых лет издания уничтожались или сдавались на «спецхранение», т. е. становились доступными для немногих. Из научного общения были изъяты крайне важные работы, преемственность развития научных идей нарушалась.

Крайне уродливый характер приняла в послевоенные годы борьба за научно-технический приоритет. Этот вопрос рассматривался в плане соперничества наций, у многих народов оспаривался приоритет на сделанные в других странах открытия и изобретения.

Большинство связей советских ученых с учеными других стран было прервано. Советские ученые почти перестали принимать участие в международных конгрессах и симпозиумах. Подобная изоляция приносила большой вред и нашей стране, и нашей науке, которая стала заметно отставать от мировой и не могла использовать ее научный потенциал на благо советского народа.

При всех своих недостатках и ограниченности советская литература и искусство развивались в 20-е и в начале 30-х годов сравнительно быстро. Показателем этого развития в литературе может служить Первый съезд писателей в 1934 году, на котором преобладали настроения оптимизма. Все изменилось после 1936 года. Конечно, самым большим несчастьем были массовые репрессии среди деятелей культуры. Погибли не только люди, были изъяты из арсенала культуры и все созданные ими произведения. Но политический террор изменил условия работы и для тех, кто остался на свободе.

Нетрудно показать, что и в 1936 – 1953 гг. в нашей стране было создано немало крупных произведений литературы и искусства. Но общие темпы развития культуры резко замедлились, это развитие приобрело односторонний характер.

Пагубное влияние сталинского режима на культуру происходило по многим линиям. Мешала всестороннему развитию литературы и искусства примитивно толкуемая концепция «социалистического реализма», под которую было трудно подогнать многие крупные произведения советских писателей и художников. Ничем не оправданные ограничения появились не только в отношении содержания, но и в отношении формы художественных произведений.

Был искажен принцип партийности литературы и искусства, выдвигая который, Ленин вовсе не исключал возможности развития различных методов и направлений в области художественного творчества. Но в годы Сталина партийность литературы и искусства трактовалась как обязанность писателей и художников подчиняться решениям партийных инстанций. Деятели культуры должны быть «солдатами партии» в самом примитивном смысле этого слова. За ними не признавалось права самостоятельно изучать и анализировать действительность. Многие ценные произведения, которые трудно было подвести под понятие «партийные», не увидели свет во времена Сталина. В качестве примера можно указать на значительную часть творчества М. Булгакова, А. Ахматовой, Б. Пастернака, А. Платонова и др.

Типичным явлением в сталинские годы стало вмешательство некомпетентных, но обладающих властью людей в дела литературы и искусства. Известно, что еще в июне 1925 года ЦК ВКП(б) в специальном решении подчеркивал, что в литературных делах надо проявлять «величайший такт, осторожность, терпимость», «изгонять тон литературной команды, всякое претенциозное, полуграмотное и самодовольное комчванство». «Партия, – говорилось в постановлении, – должна всемерно искоренять попытки самодельного и некомпетентного административного вмешательства в литературные дела»[823]823
  О партийной и советской печати: Сборник документов. М., 1954. С. 346 – 347.


[Закрыть].

Это постановление, однако, давно уже не выполнялось. В отношениях партийных верхов с литературой не было никакого такта, никакой осторожности и терпимости. Для «одобрения» произведений литературы и искусства была создана сложная бюрократическая система, включавшая большое число чаще всего некомпетентных цензоров и администраторов. Бесцеремонно и грубо вмешивался в дела литературы и искусства и сам Сталин.

Как писал в своей книге «О товарище Сталине» Ем. Ярославский, Сталин не только любил читать произведения русской, советской и западной литературы, он и сам сочинял «в молодости хорошие стихи», которые печатались в газете «Иверия» за подписью «Сосело». К счастью, Сталин не был все же объявлен еще и величайшим поэтом современности. Однако он оставил весьма заметный «след» в советской литературе и в искусстве.

Во многих случаях именно замечания Сталина решали судьбу того или иного произведения, а иногда самого писателя или художника. Так, например, Сталин запретил представление пьесы Афиногенова «Ложь», которую репетировали 300 театров. Сталину не понравилось то, что героиня пьесы очень остро говорила о той лжи, которая проникла в нашу жизнь, о нестойкости убеждений у многих коммунистов[824]824
  Знамя. 1963, № 1.С. 211.


[Закрыть]. Известно, что М. Горький высоко оценил пьесу М. Булгакова «Бег». Однако Сталин отрицательно отозвался о «Беге» и «Багровом острове», а в письмах В. Билль-Белоцерковскому высказал неожиданное и странное суждение, что автор «Дней Турбиных» ни в какой мере не повинен в успехе своей пьесы. И в результате как «Бег», так и большинство других пьес Булгакова были запрещены к постановке[825]825
  Булгаков М. Избранная проза. М., 1966. С. 29 – 30.


[Закрыть]. Не без личного вмешательства Сталина была запрещена и опера Д. Шостаковича «Катерина Измайлова» («Леди Макбет Мценского уезда»), которая в течение двух лет с успехом шла в ряде театров, в том числе в Москве и Ленинграде. Однако Сталину не понравилась музыка Шостаковича, и опера была снята со сцены театров. По указанию Сталина снимались с постановки или запрещались к переизданию многие классические произведения. Так, например, перед отъездом в Париж на гастроли МХАТу было запрещено ставить «Бориса Годунова». В «покаянном письме» в июле 1937 года в адрес Сталина снятый с работы директор театра М. Аркадьев перечислял следующие сомнительные моменты трагедии Пушкина, на которые ему было указано «свыше»: недопустимость противопоставления панской Польши убогой России, а также тот факт, что «Дмитрий не дан Пушкиным(?!) тем, кем он был, – агентом иностранной интервенции». «Во всей работе над „Борисом“, – сообщает автор письма, – мы обязательно проводили именно эти указания… с тем чтобы показать правительству и, в случае утверждения, показать на гастролях»[826]826
  Из материалов историка культуры Зак Л. М.


[Закрыть].

Именно в годы культа личности огромное влияние и власть приобрела цензура. Мы уже писали о том, что даже А. Луначарский защищал в свое время необходимость цензуры в Советской России. Но Луначарский также писал: «Нам нужна широкая, цветущая и многообразная литература. Конечно, цензура не должна пропускать явной контрреволюции. Но за вычетом этого все талантливое должно находить возможно более свободный доступ на книжный рынок. Только при наличии такой широкой литературы мы будем иметь перед собой настоящий рупор, в который будут говорить все слои и группы нашей огромной страны, только тогда мы будем иметь достаточный материал и в субъективных высказываниях этих писателей как представителей этих групп, и в объективных наблюдениях над нашей действительностью, взятых с различных точек зрения»[827]827
  Литературное наследие. М., 1965. № 74. С. 31.


[Закрыть].

Никто, конечно, не следовал в сталинские времена этим советам. В результате книги, картины, пьесы десятками снимались с экрана, со сцены, из планов издательств. Так, например, только за сезон 1936/1937 г. из 19 новых постановок в театрах союзного значения было снято 10 постановок как современных авторов, так и классики. Лишь в Москве и Ленинграде было закрыто около 20 театров. В следующем сезоне было снято из репертуара и запрещено к постановке 56 пьес, в том числе все пьесы арестованных драматургов.

Такой же произвол царил в кинематографии. В 1935 году было забраковано и снято с производства 34 кинофильма, в 1936 году – 55. В 1937 году, когда общее число находящихся в производстве картин резко уменьшилось, были запрещены еще 13 кинофильмов. За те же годы более 20 фильмов было снято с экрана уже после демонстрации. Неудивительно, что советская кинематография, несмотря на множество студий, выпускала на экран в послевоенные годы не более 10 картин в год[828]828
  Из материалов историка литературы Зак Л. М.


[Закрыть].

Сталин особенно поощрял в этот период создание биографических фильмов, посвященных русским царям, императорам, князьям и полководцам. Сталин лично просматривал сценарии и назначал режиссеров. Известный советский кинорежиссер М. И. Ромм позднее отмечал: «Биографический жанр был скомпрометирован у нас в кино рядом официальных, казенных картин, сделанных, как правило, по единому шаблону, а самый шаблон сформировался во времена культа личности, оказавшего сильное и вреднейшее влияние на самый подход к исторической теме…

…В чем заключалась общая мерка множества послевоенных биографических картин? Герой обязательно становился над народом, он должен был являться фигурой исключительной, как бы вне времени и пространства. Народ присутствовал в картине только в качестве простодушного "окружения", ведомого все понимающим и знающим героем… Вспомним, что в картине "Сталинградская битва", по существу, нет народа, есть только безликая масса. Грандиозное всемирно-историческое сражение изображено как единоборство между Сталиным и Гитлером. Советские солдаты забыты в этой картине…»[829]829
  Правда. 1962, 17 апр.


[Закрыть]

Упадок искусства сопровождался и упадком эстетики и литературоведения. Еще с середины 30-х годов в литературе и искусстве проходили одна за другой крикливые проработочные кампании – против «музыкантов-формалистов», «художников-пачкунов» и т. п.

Особенно широкий размах эти кампании приняли в послевоенный период. Мы уже говорили о докладах Жданова, о журналах «Звезда» и «Ленинград». Огульной и несправедливой критике было подвергнуто творчество ведущих советских композиторов. Огромный вред искусству и литературе принесла и пресловутая кампания против «космополитов».

Сильнейшее давление, оказываемое на творческих работников, не могло пройти бесследно для содержания их творчества. Тематика новых работ крайне сузилась. Большая часть лучших произведений 30-х годов посвящена темам Гражданской войны и первому десятилетию Советской власти. В 40-е гг. лучшие произведения литературы и искусства были посвящены темам Отечественной войны. Большинство других сторон и явлений нашей жизни оставалось вне литературы и искусства. Реальная действительность приукрашивалась, недостатки замалчивались. Типичными «лакировочными» произведениями такого рода были, например, кинофильм «Кубанские казаки» или роман С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды». Под видом народного творчества к 60– и 70-летию Сталина публиковались обширные стихотворные «произведения». «Нельзя сказать, – заявлял К. Симонов, – чтобы наша литература писала о нашей послевоенной жизни прямую неправду, но она в значительной своей части писала полуправду, а полуправда – враг искусства»[830]830
  Новый мир. 1956, № 12. С. 241 – 242.


[Закрыть].

Это не совсем верно, так как было немало писателей, которые писали и прямую неправду. Достаточно вспомнить книгу О. М. Мальцева «Югославская трагедия», трилогию В. И. Костылева «Иван Грозный», пятитомный роман В. И. Язвицкого «Иван III – государь всея Руси», книгу А. Н. Толстого «Хлеб», кинофильмы «Клятва», «Незабываемый 1919-й» и множество других произведений, построенных на фальсификациях и искажениях исторических фактов. Немало фальсификаций содержалось и в таких имевших большой успех фильмах, как «Великий гражданин», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году», в романе В. Н. Ажаева «Далеко от Москвы» и др.

В послевоенные годы увеличилась международная изоляция советской литературы и искусства. Э. Хемингуэя наша печать называла «потерявшим совесть снобом», Л. Фейхтвангера называли «литературным торгашом», Льюиса Синклера – «грязной душонкой».

В работе творческих союзов были отброшены последние остатки демократизма. Перестали, например, проводиться съезды писателей, правление Союза писателей не переизбиралось.

15
СОЦИАЛИЗМ И ЛЖЕСОЦИАЛИЗМ

Социализм, даже в его идеальном варианте, не обеспечивает полного равенства материальных возможностей и равного положения в обществе для различных людей. Однако он должен обеспечить значительное продвижение к равенству людей в его принципиальном значении – равенству прав и обязанностей, справедливому отношению ко всем людям, равным возможностям к раскрытию способностей и дарований людей. Он должен ослабить то кричащее материальное неравенство, которое существует при капитализме, ликвидируя как чрезмерное богатство, так и унизительную нищету. Бюрократический социализм Сталина плохо заботился о достижении этих целей.

Мы уже писали о развитии бюрократизма и перерождении во всех звеньях аппарата управления в 20-х и начале 30-х годов. Жестокий террор и культ Сталина только усиливали эти антисоциалистические и антидемократические тенденции.

Всякие остатки самостоятельности потеряли профсоюзы, которые, по мнению Ленина, как раз и должны были защищать рабочих и служащих от бюрократических поползновений государственного аппарата. «Наше нынешнее государство таково, – писал Ленин, – что весь организованный пролетариат должен против него защищаться… профсоюзы должны вести борьбу… с бюрократическими извращениями советского аппарата в смысле охраны материальных и духовных интересов массы трудящихся путями и средствами, недоступными для этого аппарата»[831]831
  Ленин В. И. ПСС. Т. 42. С. 297.


[Закрыть].

Ленин предполагал, что через 15 – 20 лет профсоюзы возьмут на себя и значительную часть ответственности за управление народным хозяйством. Но ничего этого не произошло. Сталин и не предполагал вводить в нашей стране элементы рабочего самоуправления. Профсоюзы были фактически огосударствлены и превратились в простой придаток партийных и хозяйственных органов. С 1932 по 1947 гг. в нашей стране не созывались даже съезды профессиональных союзов.

Были изменены характер, функции и структура органов Советской власти. Хотя Советы, как органы государственной власти, и были сохранены Сталиным, однако на деле «эти организации были повергнуты в состояние летаргического сна и влачили унылое существование»[832]832
  Проблемы мира и социализма. 1963, № 5. С. 60.


[Закрыть]. Из органов народной власти Советы постепенно превратились в рабочий придаток партийных комитетов, в безгласного исполнителя идущих от партийных органов директив. Конституция 1936 года не остановила этого процесса уменьшения роли и компетенции советских органов. Переход к системе прямого и тайного голосования имел не только преимущества, но и недостатки, ибо он ослабил связи между органами Советской власти и предприятиями и учреждениями данного района или области, между депутатами и избирателями. Местные советы потеряли возможность оказывать влияние на работу Советов на более высоком уровне, зависимость существовала лишь сверху вниз.

Деятельность Советов постепенно заменялась работой их исполкомов, которые должны были в основном выполнять директивы из центра и мало учитывали местную инициативу. Регулярность созыва сессий Советов нарушалась. Верховные Советы республик собирались в основном только для утверждения бюджета республики и указов своих президиумов. Законодательная инициатива исходила только от ЦК ВКП(б) и Совета Министров, но не от отдельных депутатов, законопроекты почти никогда не обсуждались по существу и принимались всегда единогласно, хотя некоторые из них приходилось вскоре отменять по предложению того же ЦК ВКП(б).

Грубейшие нарушения предусмотренного уставом демократизма стали обычными и в жизни партийных организаций. Мы уже писали о пренебрежении Сталина правами и прерогативами ЦК ВКП(б) и съездов партии. Также и на местах – в республиках, областях, районах – перестали своевременно созывать пленумы партийных комитетов. Все основные вопросы решались на бюро или единолично первым секретарем. Партийные руководители фактически назначались и подбирались вышестоящими инстанциями. Поэтому они постепенно теряли ответственность перед низами и превращались в чиновников.

Таким образом, при формальном сохранении демократической структуры в нашей стране возникла бюрократическая иерархия, каждая ступень которой увеличивала для партийного и государственного чиновника все виды привилегий, включая и привилегию на информацию. Верхние этажи этой иерархии отличались от нижних не столько способностями и дарованиями работников, сколько степенью посвящения в «тайны» режима.

Выступая на VIII съезде ЦК ПОРП 20 октября 1956 года, такой осведомленный человек, как В. Гомулка, говорил: «Культ личности нельзя сводить только к личности Сталина. Культ личности – это определенная система, господствовавшая в Советском Союзе и перенесенная на почву, пожалуй, всех коммунистических партий, а также стран лагеря социализма… Сущность этой системы заключается в том, что была создана иерархическая лестница культов. Каждый такой культ охватывал определенную территорию, на которой он действовал. В блоке социалистических государств на вершине этой иерархической лестницы стоял Сталин. Перед ним склоняли головы все, занимающие низшие ступени лестницы. Склоняли головы не только другие руководители КПСС и руководители Советского Союза, но также руководители коммунистических и рабочих партий стран социализма. Эти руководители занимали вторую ступень лестницы культа личности. Они, в свою очередь, облачались в монарший наряд непогрешимости и мудрости. Их культ действовал, однако, только на территории их стран, где они стояли на вершине национальной лестницы культов. Этот культ можно было бы назвать отражением блеска, заимствованным светом. Он светил подобно тому, как светит месяц. Тем не менее в пределах своего действия он был всесилен. И так в каждой стране сверху донизу действовала лестница культов. Носитель культа во всем разбирался, все знал, все решал и всем руководил на территории своей деятельности. Он был самым умным человеком, независимо от того, какими знаниями, способностями и какими личными качествами обладал. Полбеды, когда в одеяние культа облачали человека рассудительного, скромного. Такой человек обыкновенно чувствовал себя плохо в этом наряде. Можно сказать, что он его стыдился и не хотел носить, хотя не мог целиком снять с себя. Ибо не мог работать нормально никакой руководитель парторганизации, даже если он хотел работать коллективно со всей руководящей инстанцией, так как при политической системе культов не было для такой работы условий.

Хуже и даже совсем плохо укладывались дела, когда власть, т. е. право на культ, захватывал человек ограниченный, тупой исполнитель или прогнивший карьерист. Такие хоронили социализм бессмысленно, но верно. При системе культа личности партия могла в целом действовать самостоятельно только в рамках подчинения главному культу. Если кто-либо пытался эти рамки перешагнуть, ему грозило проклятие со стороны его товарищей. Если дело касалось всей партии, ее предавали проклятию остальные коммунистические партии…

Система культа личности формировала также человеческие умы, формировала способ мышления партийных деятелей и членов партии. Эта система попирала демократические принципы и законность. При этой системе ломали характер и совесть человека, топтали людей, оплевывали их честь. Клевета, ложь, лицемерие и даже провокации служили орудиями осуществления власти… Распространялись страх и деморализация. На почве культа личности вырастали явления, которые нарушали и даже перечеркивали глубочайший смысл народной власти»[833]833
  Гомулка В. Речь на VIII пленуме ЦК ПОРП. Варшава, 1956. С. 39 – 41.


[Закрыть].

Ленин не раз говорил, что государство сильно сознательностью масс, когда массы все знают, обо всем могут судить и на все идут сознательно. Но эта сознательность не приходит сама собой, она должна быть результатом деятельного и направленного воспитания народа, воспитания самостоятельности, ответственности, дисциплины, демократизма, свободолюбия, ненависти к несправедливости и произволу. К сожалению, советские люди смогли пройти только самые начальные ступени такого воспитания. В условиях культа Сталина их воспитание проводилось уже в другом направлении, а именно – в духе слепого преклонения перед авторитетом вождей и прежде всего перед авторитетом Сталина. В народе насаждались слепая дисциплина и безоговорочная покорность властям.

Сталин не верил в массы и презирал народ, презирал простых людей, рабочих и крестьян. Он никогда не бывал на предприятиях среди рабочих. Его поездка в Сибирь в 1928 году была последним посещением деревни.

Мы уже писали выше, что Маркс и Энгельс предлагали два главных средства, которые, по их мнению, могли бы предотвратить перерождение чиновников и руководителей пролетарского государства. Речь шла, во-первых, о введении всеобщего избирательного права и права отзывать (и таким образом смещать) любых руководителей в любое время по решению их избирателей. Речь шла, во-вторых, об устранении высоких окладов для всех должностных лиц. Развитие Советского государства во времена Сталина показало утопичность подобного рода «гарантии» от перерождения. И право избирать всех должностных лиц пролетарского государства, и право отзывать их в любое время превратились в фикцию, ибо в нашем общественном механизме не оказалось никаких средств, организаций, политических институтов, которые могли бы действительно гарантировать осуществление провозглашенных формально демократических прав.

Очень слабой гарантией против перерождения оказалось и рекомендованное Марксом и Энгельсом ограничение заработной платы всем должностным лицам нового государства.

Известно, что большевистская партия вскоре после Октябрьской революции открыто декларировала свою политику в области заработной платы. Исходя из социалистического принципа оплаты по труду, Советская власть не стала слепо копировать мероприятия Парижской коммуны. Декретом СНК низшая месячная ставка для подсобных рабочих была установлена в 120 рублей, а месячная ставка Председателя Совнаркома – в 600 рублей. Таким образом, соотношение между низшей рабочей ставкой и самым высоким окладом было установлено как 1:5.

В условиях Гражданской войны, разрухи и послевоенной инфляции как номинальные, так и реальные размеры зарплаты рабочих и служащих менялись в первые годы Советской власти в больших пределах. Из-за нехватки товаров и роста цен зарплата рабочих и служащих оказалась заметно ниже прожиточного минимума, им приходилось жить впроголодь, отказываясь от самого необходимого. С другой стороны, для большинства привлекаемых на службу представителей буржуазной интеллигенции приходилось устанавливать очень высокие по тем временам оклады. Однако коль скоро речь шла о членах коммунистической партии, даже занимавших высокие посты, Ленин сочетал заботу о здоровье, питании и бытовом устройстве этих работников с требованием умеренности. Зарплата членов партии была всегда ограничена определенными рамками, ни для себя, ни для других Ленин не допускал никаких излишеств и роскоши.