Текст книги "К суду истории. О Сталине и сталинизме"

Еще в 20-е годы для практики советских судов было характерно весьма расширенное толкование понятия политического преступления. В 30-е годы это понятие было расширено до безграничных пределов. Еще К. Маркс писал, что «никто не может быть заключен в тюрьму либо же лишен своей собственности или другого юридического права на основании своих политических и религиозных убеждений»[532]532
  Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 18. С. 414 – 415.


[Закрыть].

Это элементарное положение всякой демократии было отброшено. Не действия и даже не намерения, а именно взгляды и убеждения тех или иных людей стали основанием для их уголовного преследования и даже физического уничтожения. Под удары карательных органов уже давно попали люди с несоциалистическими убеждениями, которые, однако, вполне лояльно относились к Советской власти. Но по мере развития режима сталинизма все советские граждане, в том числе и члены партии, возражающие против отдельных мероприятий Советского государства, против отдельных решений ЦК ВКП(б), несогласные лишь с некоторыми аспектами линии партии, – все эти люди неизбежно попадали в разряд «врагов народа» и подвергались репрессиям. А так как неправильных решений принималось в тридцатые годы очень много, то число мнимых «врагов народа» было весьма значительным. Так, например, один из рабочих после первых выборов в Верховный Совет СССР в конце 1937 года критиковал в кругу друзей избирательную систему, по которой в бюллетень для голосования вносился только один кандидат. Другой рабочий спросил на профсоюзном собрании, почему в закрытом распределителе для начальства продают манную крупу, которой давно уже нет в магазине для рабочих. И тот и другой были вскоре арестованы и приговорены к 10 годам заключения по обвинению в антисоветской агитации.

Особенно тщательно органы НКВД «охраняли» авторитет самого Сталина. Фактически уже с 1934 – 1935 гг. государственным и политическим преступником считался всякий человек, хотя бы и горячо преданный идеям социализма, но неодобрительно отзывающийся о Сталине, допускающий такие действия и разговоры, которые если не прямо, то косвенно можно было бы истолковать как умаление личности и заслуг Сталина. Достаточно было рассказать анекдот, в котором фигурировал Сталин, или нечаянно повредить его портрет, а тем более высказать сомнение в правильности тех или иных утверждений Сталина, чтобы оказаться в числе «врагов народа». Как в Германии Академия права объявила в годы фашизма «любовь к фюреру» правовым понятием, а «нелюбовь к фюреру» была объявлена преступлением, так и в нашей стране любовь к Сталину и преданность ему были объявлены обязательными для всех советских людей.

Еще в период после Октябрьской революции в политической и юридической практике Советского государства стал проводиться ложный тезис о тождестве субъективного и объективного в деятельности коммуниста или беспартийного. Но особенно настойчиво этот тезис насаждался в годы сталинизма. В соответствии с этим тезисом было неважным, что субъективно тот или иной человек предан рабочему классу и Советской власти, однако если он своей действительной или мнимой ошибкой нанес, по мнению вождей партии, вред ее политике, то независимо от своих субъективных побуждений этот человек должен рассматриваться как враг советского народа. Жестокой проработке, а иногда и репрессиям подвергались и так называемые «примиренцы», т. е. люди, сами не совершившие никаких политических ошибок, но призывающие к более мягкому отношению к тем, кто якобы совершил подобную ошибку и против которых была в данный момент направлена та или иная политическая кампания.

Еще одной причиной массовости репрессий 30-х годов был тот факт, что почти все сталинские законы и тайные приказания о проведении репрессий по тем или иным политическим мотивам немедленно обретали обратную силу. Так, например, органы НКВД стали получать доносы и карать людей за их пренебрежительные отзывы о Сталине, высказанные много лет назад, еще в пору бурных дискуссий 20-х годов.

Известно, что и в 20-е годы политическая борьба сопровождалась немалым количеством репрессий. Многие тысячи членов других партий находились в тюрьмах, лагерях, ссылке, в политизоляторах. И хотя к 1934 году большинство этих людей было на свободе и вело себя «благоразумно», в 1936 – 1937 гг. почти все они были снова арестованы. Им не предъявлялось никаких новых обвинений. Почти никто из этой категории не дожил до реабилитаций 1956 года.

Одна из наиболее страшных особенностей репрессий 30-х годов состояла в том, что в кампанию по разоблачению «врагов народа» втягивались массы, доверявшие Сталину. Кампания по борьбе с «врагами народа» сбила с толку сотни тысяч простых и в своем большинстве честных людей. Ядом подозрительности, смешанным с добрыми побуждениями, были отравлены миллионы. Они заболели шпиономанией. Кампания против «врагов народа» и «вредителей» приобретала характер массового движения, наподобие стахановского.

Особенно усердствовала в разжигании массового психоза центральная печать. Газеты «Правда» и «Известия» почти в каждом номере призывали трудящихся искать и разоблачать врагов народа и вредителей. «Враги и их покровители», «Вредительство при подборе кадров», «Враги орудуют на радиостанциях», «Кто орудует в Пряжинском районе», «До конца выкорчевать вражеские гнезда в наркомате торговли», «Здесь действуют враги», «Вражеская вылазка врагов народа в Свердловске» – сотни подобных статей поднимали массы на борьбу с «врагами». «Ни одна неполадка, – писала, например, "Правда" в передовой статье, – ни одна авария не должны пройти для нас незамеченными. Мы знаем, что агрегаты сами по себе не останавливаются, станки сами не ломаются, котлы сами не взрываются. За каждым таким актом спрятана чья-то рука. Не рука ли это врага – вот первый вопрос, который должен возникнуть у каждого из нас в таких случаях»[533]533
  Правда. 1937, 2 фев.


[Закрыть].

«Надо, товарищи, усвоить, – заявил 25 января 1937 г. на партийном активе Новосибирска первый секретарь Западно-Сибирского обкома партии Р. И. Эйхе, – …что мы имеем такую богатую техническую оснащенность и такие кадры преданных людей, что ни в чем у нас срывов быть не может. В той организации или на том предприятии, где начинается конвейер неполадок, провалов, там прежде всего смотри и ищи врага»[534]534
  Советская Сибирь. 1937, янв.


[Закрыть].

Под влиянием подобных призывов любая ошибка хозяйственника, просчет инженера, опечатка, допущенная по вине редактора или корректора, выпуск плохой книги – все это нередко рассматривалось как умышленное вредительство и служило поводом для ареста. Даже школьники искали всюду тайные знаки или символы. Их «находили» на рисунках в книгах и тетрадях, на пионерских значках[535]535
  Помню, что в 1937 или 1938 гг. нам, пионерам, велели сдать все прежние зажимы на пионерских галстуках. В рисунке на них кто-то «углядел» крамольные буквы «Л» и «Т» – т. е. Лев Троцкий.


[Закрыть]. Даже многие объективные трудности: низкую зарплату учителей, недостаток средств, большой отсев учащихся из школ, быстрый износ оборудования и т. п. – некоторые из людей демагогически пытались объяснить умышленным вредительством. Излишняя подозрительность доходила до нелепостей. Маршал артиллерии Н. Н. Воронов вспоминал в своих мемуарах, что из одного военного округа пришло донесение: штыки у военных винтовок стали гнуться, они, мол, явно вредительские и для боя непригодны. Специальная комиссия из Москвы установила на месте, что шум о негодных штыках поднял какой-то оружейный техник, которому пришло в голову зажать конец штыка в больших стационарных тисках и попытаться, опираясь всем телом на ложе винтовки, погнуть штык. Это ему удалось. Вот и поднялась тревога. После тщательной проверки комиссия установила, что штыки имеют большой запас прочности и вполне пригодны для боя[536]536
  Воронов Н. Н. На службе военной. М., 1963. С. 118 – 119.


[Закрыть].

В чем только не обвиняли людей в те годы! В анонимном доносе на военкома Киргизии А. Я. Веденина говорилось, что он нарочно набирал в армию пегих лошадей, чтобы демаскировать красную кавалерию перед лицом будущего врага[537]537
  Веденин А. Я. Годы и люди. М., 1964. С. 58.


[Закрыть].

Один из начальников пожарной охраны в Москве ответил на политзанятиях на прямо заданный вопрос, что в 1917 году отрядами Красной гвардии в Москве командовал Н. Муралов (что соответствовало истине). И сразу же был арестован как контрреволюционер.

По свидетельству писателя А. Письменного он познакомился после войны с горным инженером по фамилии Бодуэн. Этот инженер был в 1937 году арестован из-за своей иностранной фамилии, хотя он был племянником известного русского лингвиста Бодуэна-де-Куртенэ. Его пытали холодом полтора года, пока он не признался, что он «шпион».

В тюрьмах и лагерях можно было встретить людей, осужденных «за распространение стихов Пастернака», «за связь с Ильей Эренбургом» (хотя ни Пастернак, ни Эренбург не подвергались репрессиям), «за чтение стихов Есенина», «за подготовку заговора с целью восстановления Австро-Венгрии» и даже «по подозрению в намерении изменить Родине». В одной из уфимских тюрем Р. Г. Захарова встретила учительницу, которую обвиняли в том, что она была якобы связана с Финляндией и ее должны были провозгласить марийской королевой после свержения Советской власти. В Минске, по свидетельству Я. Дробинского, одного старого закройщика обвинили в том, что он дал фасон раскроя слишком узких карманов в брюках спецодежды, чтобы вызвать недовольство населения. Некоторых старых большевиков обвиняли в том, что они вступили в партию, «чтобы взорвать ее изнутри». В Новосибирске группа рабочих строителей 1913 – 1914 гг. рождения обвинялась в поддержке армии Колчака. Одного из директоров родильного дома в Гомеле обвинили в том, что он приказал заражать всех родившихся детей сифилисом. Известного художника В. И. Шухаева и его жену обвинили в том, что они были членами партии «боротьбистов», хотя он никогда не слышал о существовании такой украинской партии. В Москве была арестована большая группа филателистов, проводивших обмен марками с зарубежными любителями. Филателистов обвиняли в том, что они под видом обмена марками передавали за границу секретные сведения. По свидетельству В. Т. Шаламова, в Москве были арестованы и члены общества «эсперантистов». Само название искусственного языка «эсперанто» внушало, по-видимому, большой страх органам безопасности. По клеветническим доносам были арестованы многие спортсмены, принимавшие участие в международных соревнованиях. Для некоторых бесчестных деятелей спорта донос в НКВД был легким способом избавиться от соперников. Были арестованы мировой рекордсмен пловец Семен Бойченко, футболисты «Спартака» братья Старостины, мастер спорта А. Поляков и др.

Достаточно было в одном из кинотеатров Владивостока показать киножурнал, где среди многих лиц был заснят арестованный за 2 месяца до показа картины московский руководитель, как «Правда» поместила статью «Вражеская вылазка», призывая внимательно присмотреться – нет ли врагов народа среди работников кинотеатра, в киноорганизациях Владивостока и в Главреперткоме в Москве. Даже такая безобидная книга, как «Указатель литературы для альта и виольдамура», была объявлена «вредительской» и «фашистской» книжонкой только потому, что в «Указателе» упоминались произведения некоторых современных немецких композиторов.

Раздувая массовый психоз, «Правда» и «Известия» внимательно следили за позицией местных газет, подстегивая нерадивых. В «Правде» можно было прочесть: «Если внимательно изучить комплекты киевской областной газеты "Пролетарская правда", то в глаза бросается весьма странное обстоятельство. На страницах газеты не разоблачен ни один враг. Как правило, газета разоблачает уже разоблаченных врагов»[538]538
  Правда. 1937, 11 окт.


[Закрыть].

В лихорадочные поиски «врагов народа» втягивались не только члены партии, но комсомольцы и даже пионеры. Летом 1937 года в статье о перевыборах в комсомоле «Правда» заявляла: «Выборы прошли уже в 1525 первичных организациях… Между тем, буквально по пальцам можно пересчитать собрания, где остро, боевито обсуждались вопросы комсомольской работы, где в ходе обсуждения кандидатур были разоблачены отпрыски фашистских агентов, пробравшиеся в комсомол»[539]539
  Там же. 1937, 10 июл.


[Закрыть].

По всей стране разъехались в это время тысячи всякого рода уполномоченных, проверяющих «сигналы» с мест и занятых лихорадочными поисками «врагов народа». Некоторые из них действовали, возможно, из добрых побуждений, другие из глупости, третьи просто обезумели от страха. Но почти все они давали санкции на аресты и исключения из партии. Даже на XVIII съезде ВКП(б) говорилось о некоем особоуполномоченном Земцове, который, имея в руках лишь несколько непроверенных газетных статей, выехал в один из сельских районов. Не проводя никакой проверки, он собрал районное партийное собрание и объявил, что руководство в районе является вражеским. Потом он приказал арестовать секретаря райкома, что и было выполнено. Не ограничившись этим, Земцов составил список коммунистов, подлежащих исключению, и предложил членам райкома реализовать исключение. К вечеру было исключено 17 коммунистов. Затем Земцов отобрал у членов райкома ключи, печать, сдал их в районное управление НКВД и, опечатав здание, уехал, ликвидировав за один день районный комитет[540]540
  XVIII съезд ВКП(б): Стенографический отчет. М., 1939. С. 569.


[Закрыть].

В Киеве при райкомах партии создавались специальные комиссии по сбору компрометирующих материалов на членов и кандидатов в члены партии. Здесь были собраны тысячи клеветнических заявлений. В Петровском районе Киева из парторганизации Академии Наук УССР были поданы клеветнические заявления на 111 человек, хотя всего в академии состояло на партийном учете 130 коммунистов[541]541
  Там же.


[Закрыть].

Что только не побуждало различных нечестных людей писать доносы! Иногда это было продиктовано стремлением получить выгодную должность, чужую квартиру, отомстить за обиду и т. п. В свое время Ленин особенно предупреждал органы ВЧК насчет ложных доносов. Он предлагал установить для людей, дающих ложные доносы, самое суровое наказание, вплоть до смертной казни. Однако при Сталине большинство клеветников и анонимщиков оставались безнаказанными.

Если даже рядовые граждане пытались использовать обстановку террора для осуществления личных целей, то что уж говорить о руководителях различных ступеней, включая и ближайшее окружение Сталина. Вовлекая этих людей в свои преступления, Сталин должен был дать им карт-бланш для расправы с их собственными противниками, личными врагами и неугодными людьми. И многие широко использовали открывшиеся возможности. Так, например, в Грузии были физически уничтожены тысячи людей, неугодных Берии и его банде. В Азербайджане в годы террора только по обвинению в «покушениях» на жизнь Багирова было расстреляно более десяти тысяч человек.

Система единоличной диктатуры не могла ограничиваться только высшими органами власти. Право распоряжаться судьбой и жизнью граждан получали новые наркомы, директора крупных предприятий и учреждений, секретари райкомов и обкомов, работники управлений государственной безопасности. Каждый из них был в своей сфере деятельности почти полновластным хозяином. И многие из этих людей злоупотребляли своей властью, образуя вокруг себя клики беспринципных карьеристов и подхалимов. Все это создавало почву для непрекращающихся массовых репрессий.

11
ОБ УСЛОВИЯХ, ОБЛЕГЧАЮЩИХ СТАЛИНУ УЗУРПАЦИЮ ВЛАСТИ

Мы говорили выше об основном характере репрессий 30-х годов и о мотивах этих репрессий. Не менее важным является вопрос о том, что облегчило Сталину нанести столь сокрушительный удар по партии, почему его действия не встретили решительного сопротивления со стороны народа, партии и ее руководства?

Известно, что вопрос о возможности или даже неизбежности перерождения революции, происходящей в условиях, не соответствующих ее идеалам, поднимался еще К. Марксом и Ф. Энгельсом. В спорах с народниками об этом не раз писал и молодой Плеханов. Если народ, утверждал Плеханов, придет к власти при незрелых социальных условиях, то «революция может привести к политическому уродству, вроде древней китайской или перувианской империи, т. е. к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке»[542]542
  Плеханов Г. Избранные философские произведения. М., 1956. Т. 1. С. 323.


[Закрыть].

Некоторые из моих собеседников считали эти слова пророческими. «Если бы Ленин прожил еще 10 – 20 лет, – заявил мне один из оппонентов, – то он обязательно был бы отстранен от руководства "новыми" людьми, олицетворением которых был Сталин».

«Система, которая была создана после Октябрьской революции, – убеждал меня другой оппонент, – в слишком большой степени была основана на прямой диктатуре, т. е. на насилии. Пренебрежение некоторыми нормами элементарной демократии и правопорядка неизбежно должно было вылиться в сталинскую диктатуру. Именно Сталин идеально подходил к этой системе, и он только в максимальной степени развил все заложенные в ней возможности. Все дело в том, что социалистическая революция для такой страны, как Россия, была делом преждевременным. В стране, которая не прошла периода буржуазной демократии, где народ был в большинстве неграмотен и некультурен, в такой стране нельзя построить подлинный социализм, да еще без поддержки других, более развитых социалистических стран. Преждевременно разрушив все старые формы общественной жизни, большевики подняли наверх и развязали такие силы, которые неизбежно должны были прийти к той или иной форме сталинизма».

Мы не можем согласиться с подобными точками зрения. Мы исходим из того, что различные возможности развития существуют почти во всякой политической системе и ситуации. При этом победа той или иной возможности определяется как объективными, так и субъективными факторами, некоторые из которых являются явно случайными. Даже русский царизм в начале XX века имел разные возможности для развития. Не была с неизбежностью обречена на гибель и та хрупкая система буржуазной демократии, которая существовала в нашей стране между Февралем и Октябрем 1917 года. Конечно, всегда возникает вопрос о степени в реализации той или иной вероятности развития событий. Но даже и самой малой возможностью нельзя пренебречь.

Как справедливо писал историк А. Я. Гуревич, «путь истории, – это не заранее и раз навсегда проложенная трасса или колея. История никем не запрограммирована и не предопределена. Историческое развитие – открытая система с широчайшими возможностями и неограниченным «набором» вероятностей и вариантов… Свершившееся представляется нам неизбежным, но лишь постольку, поскольку иные возможности не реализовались. Естественно, что историк ищет обоснования для происходящих событий и предлагает их объяснение, ибо ничто в истории не совершается без причины. Когда определенные потенциальные возможности осуществились, а все другие были тем самым исключены, возникает представление, что путь, по которому пошло развитие, был единственно возможным, и эта мысль перерастает в твердое убеждение по мере того, как мы обнаруживаем внутреннюю логику в сцеплении происходящих событий. Реализованный вариант исторического развития получает свое объяснение и объявляется закономерным. Однако историк, который представляет исторический процесс как нечто неотвратимое и исходит из убеждения, что совершившееся было единственным возможным результатом всего предшествующего, неправомерно исключает иные, нереализованные возможности, не изучает различных и, может быть, даже взаимопротивоположных тенденций развития, всегда имеющихся в обществе»[543]543
  Философские проблемы исторической науки: Сборник. М., 1969. С. 74 – 75.


[Закрыть].

С этой точки зрения сталинизм вовсе не представляется нам неизбежным. Мы далеки от того, чтобы считать политическую концепцию большевиков, сложившуюся еще до революции, лишенной недостатков. Немало недостатков было и в системе органов Советской власти в первые годы после Октября. Но в этой системе было и много достоинств. Поэтому дальнейший путь развития Советского государства не был детерминирован таким образом, чтобы обязательно перерасти в систему сталинизма. У Советского государства после Октября были разные возможности развития, и сталинизм был не единственной и, возможно, не главной из них. Мы еще будем говорить об этом в следующих главах.

Тот же вопрос – о развитии нашей революции и соотношении в нем случайного и необходимого – занимает многих зарубежных исследователей, в том числе и коммунистов. Еще в марте 1956 года в интервью журналу «Нуово Аргументи» Пальмиро Тольятти говорил: «… До тех пор, пока в качестве первопричины ограничиваются в сущности лишь тем, что разоблачают личные недостатки Сталина, мы остаемся по-прежнему в сфере "культа личности". Раньше все хорошее выводилось из сверхчеловеческих положительных качеств одного человека; теперь все зло приписывают столь же исключительным и даже ошеломляющим его недостаткам. Как в одном, так и в другом случае мы не руководствуемся критерием, присущим марксизму. Остаются вне поля зрения подлинные проблемы, которые заключаются в том, каким образом и почему советское общество смогло прийти и пришло к известным формам отхода от демократической жизни и законности, которые оно ранее для себя намечало. Почему оно пришло даже к некоторым формам перерождения… Нам представляется, что ошибки Сталина были связаны с чрезмерным ростом бюрократизма и бюрократического аппарата в советской экономической и политической жизни и, возможно, в жизни партии…

Следует ли отнести этот чрезмерный удельный вес бюрократии также и к определенной традиции, ведущей свое начало от форм и нравов старой России? Возможно, этого не следует исключать. Кроме того, первые годы, последовавшие после революции, были суровыми годами, отмеченными сверхчеловеческими трудностями… В этот период оказались абсолютно необходимыми как максимальная централизация власти, так и применение радикальных репрессивных мер, чтобы победить контрреволюцию… Сам Ленин… предвидел необходимость поворота, когда контрреволюция и иностранная интервенция будут полностью побеждены, что и произошло за несколько лет до его смерти. Надо будет посмотреть, был ли осуществлен этот поворот или же, напротив, упрочилось кое-что из того, что должно быть изменено или вовсе отброшено… Может быть, не является ошибкой утверждать, что именно в самой партии начались вредные ограничения демократического строя и постепенное преобладание бюрократических организационных форм… Сталин был одновременно и выражением, и творцом определенного положения, и он был таковым как потому, что оказался наиболее опытным организатором и руководителем аппарата бюрократического типа в момент, когда этот аппарат взял верх над формами демократической жизни, так и потому, что он дал теоретическое обоснование тому, что было ошибочной линией и на чем потом основывалась его личная власть… Все это объясняет то сочувствие, которым он был окружен и которое продолжало существовать вплоть до его смерти и, возможно, сохранило и поныне известную силу»[544]544
  Тольятти П. Проблемы современного международного рабочего движения (1956 – 1961).


[Закрыть].

Действительно, перед нами встает и такой вопрос – как удалось Сталину, несмотря на очевидную для всех нас чудовищность его злодеяний, сохранить не только власть, но и уважение и доверие большинства советских людей. Остается фактом, что Сталин никогда не был деспотом, опирающимся только на силу. В годы своего единоличного правления Сталин опирался на свою популярность и на доверие к нему подавляющего большинства партии и народа. А. Зиновьев в своей книге «Нашей юности полет» справедливо замечает, что ошибочно представлять сталинизм только как обман и насилие, «тогда как в основе он был добровольным творчеством многомиллионных масс людей, лишь организуемых в этот единый поток посредством обмана и насилия»[545]545
  Рим, 1962. С. 99 – 106.


[Закрыть]. Более того, чем дольше правил нашей страной Сталин, хладнокровно, группа за группой, уничтожая сотни тысяч и миллионы людей, тем больше, казалось бы, была преданность и даже любовь к нему большинства советских людей. И когда он умер, скорбь десятков миллионов людей как в нашей стране, так и во всем мире была совершенно искренней.

Выше мы уже говорили о некоторых условиях, облегчивших Сталину узурпацию власти в стране. Необходимо рассмотреть этот вопрос более внимательно.

Зиновьев А. Нашей юности полет. Лозанна, 1983. С. 10.