Текст книги "Любовь и война. Великая сага. Книга 2"

В майском лесу пахло дождем. Чарльз, Эб и третий разведчик, которого звали Доан, прячась за деревьями, наблюдали, как конный отряд из двенадцати янки, выстроившись в колонну по двое, ехал по проселочной дороге от Танстолл-Стейшн в сторону местечка Боттомс-Бридж на берегу Чикахомини. Армия Джонстона отступила на другой берег. Тут же нашлись скептики, которые не преминули заметить, что демаркационная линия, проходящая по воде, в некоторых местах находится меньше чем в десяти милях от Ричмонда.

Двухдневная разведка на вражеском берегу Чикахомини убедительных результатов не дала. Они смогли выяснить только, что на линии Ричмонд – Йорк никакого движения нет, и уже возвращались домой по заболоченной низине вдоль реки, когда услышали приближение янки и спрятались в лесу.

В ярде слева от Чарльза в луче света порхала желтая бабочка. Он вынул из кобуры кольт и положил его на бедро; карабин тоже был под рукой. Ввязываться в бой ему совсем не хотелось, зато очень хотелось узнать, из какой части эти янки и что они здесь делают.

– Конные стрелки? – шепотом предположил он, заметив оранжевые помпоны на шляпах у двух офицеров во главе колонны.

– Непохоже, разве что вон те двое, с нашивками на рукавах, – возразил Эб. – А все остальные… если эти парни провели в седле больше двух часов за всю свою жизнь, то я – Варина Дэвис.

Доан придвинулся ближе.

– Тогда кто они, черт побери? – сказал он. – Форма такая грязная, что и не поймешь.

Чарльз погладил бороду, которая уже отросла на дюйм от подбородка, и вдруг мысленно связал грязь на мундирах с речным берегом, а речной берег – со своим другом Билли.

– Спорю на что угодно, это инженеры.

– Может быть, – кивнул Эб. – А здесь-то что они делают? Болота изучают?

– Да. Ищут место для мостов. Будут строить переправы. Это может быть первым признаком наступления.

Бедовый вдруг попятился. Чарльз остановил коня коленями, отметив мимоходом зловещий шелестящий звук на земле, но не стал задумываться над его происхождением.

– Может, подстрелим их слегка, а, капитан? – снова зашептал Доан.

– Я бы не прочь, но, думаю, разумнее будет перебраться на другую дорогу. Чем скорее мы доложим о них, тем лучше.

– Гремучник! – шепнул Эб громче, чем следовало.

Змея попыталась проскользнуть мимо передних копыт его лошади, та в испуге отпрянула и протяжно заржала.

– Только этого не хватало! – воскликнул Чарльз.

С дороги донеслись крики, кто-то громко отдавал приказы. Виновница переполоха, напуганная больше всех, скрылась в траве.

– Давайте убираться отсюда!

Эб никак не мог успокоить коня.

– Ну же, Ураган, вперед, чтоб тебя…

Лошадь Вулнера, привыкшая к выстрелам, но не к ползучим гадам, встала на дыбы и едва не сбросила седока. Чарльз схватил ее за недоуздок, животное опустило передние ноги, и Эб остался в седле. Но время было упущено, и из-за своего беспокойного поведения Ураган попал в луч света, проникшего сквозь деревья. Двое янки в хвосте колонны заметили Эба и уже целились в него.

Чарльз выхватил карабин, разрядил оба ствола, потом трижды правой рукой выстрелил из револьвера. Когда стих грохот выстрелов, янки с криком «В укрытие!» в панике отступили.

– Вперед, ребята! – крикнул Чарльз и поскакал первым.

Янки, скорее всего, прятались где-то в придорожной канаве, поэтому какой-то запас времени у них был. Пришпорив Бедового, Чарльз погнал его между деревьями, но не от дороги, как хотел вначале, а, наоборот, к ней, по воображаемой линии треугольника, чтобы обогнать отряд северян.

После нескольких секунд бешеного галопа он вырвался на дорогу, следом скакал Эб, за ним Доан. Не останавливаясь, Чарльз оглянулся: на дороге остались только двое янки, остальные прятались.

Раздались выстрелы. Одна пуля задела шляпу Чарльза, но уже через несколько секунд разведчики ускакали достаточно далеко, и мушкеты северян больше не могли их достать. Чарльз сунул револьвер в кобуру и сосредоточился на дороге, которая теперь петляла между деревьями, окруженными чуть поблескивающими болотистыми лужами.

Еще через четверть мили вода была уже по обе стороны от дороги. Казалось, деревья растут прямо из затянутой зеленой тиной поверхности, испещренной крошечными насекомыми. До переправы оставалось около мили или даже меньше.

Вдруг сзади них полыхнула вспышка огня, и в воздух взметнулся фонтан шрапнели. Эб так испугался, что едва не погнал коня галопом прямо в воду. Чарльз резко натянул поводья, обернулся и увидел дымящуюся воронку и Доана, который пытался выбраться из-под своего упавшего коня.

С круглыми от ужаса глазами Доан хрипел, пытаясь выдернуть ногу из левого стремени. Лошадь уже начинала биться в агонии – смертоносная начинка зарытого в землю разрывного снаряда попала ей в грудь, плечо и холку.

Наконец Доан с трудом освободил ногу. Лошадь наполовину сползла в яму, и он, как растерянный ребенок, ходил вокруг, не зная, что делать. На дороге послышался топот копыт – из-за извилистого поворота уже приближались янки.

Обливаясь по́том, Чарльз попытался подвести Бедового ближе к воронке, но серый пятился от умирающей лошади, вздрагивал и шумно выдувал воздух печальными вздохами.

– Залезай! – сказал Чарльз, хлопнув серого по крупу, но Доан словно не слышал его; Эб нервно палил по дороге, хотя там никого не было.

Внезапно Доан заплакал.

– Я не могу его бросить! – сказал он.

– Ему все равно конец, но лучше уж рота Q[25]25
  На военном сленге ротой Q называли вымышленное подразделение для трусов и штабных, не участвующих в боевых действиях, а также для кавалеристов, оставшихся без лошади.


[Закрыть] у своих, чем тюрьма у янки.

Из-за поворота показался первый всадник в синем мундире. Чарльз схватил Доана за ворот:

– Залезай, черт тебя дери, или нас всех схватят!

Доан наконец забрался на серого и обхватил Чарльза за талию. Чарльз развернул коня, и они помчались к Чикахомини. Эб взял чуть в сторону, чтобы пропустить Бедового вперед, а потом выстрелил в приближавшихся всадников. Шансов попасть в кого-либо у него почти не было, зато огонь немного поубавил северянам ретивости.

Бедовый, даже с удвоенной ношей, резво скакал к реке. Чарльз чувствовал, как вздрагивает Доан.

– Проклятые дикари! – закричал он внезапно.

– Кто?

– Янки, что закопали на дороге ту адскую штуку!

– Ну, в этом скорее нужно обвинять генерала Рейнса или еще кого-то из наших. Перед тем как мы отошли от Йорктауна, Рейнс приказал заложить такие мины на улицах и пристанях. Как там дела, Эб? – крикнул он Вулнеру, скакавшему сбоку.

– Оторвались от этих торгашей и лавочников. А вот и мост!

Они больше не говорили о мине, убившей коня Доана. Генерал Лонгстрит назвал такие устройства негуманными и запретил их использование, а толку-то что? Но когда они неслись в сторону Боттомс-Бриджа, Чарльз вдруг с ужасом подумал, что на месте погибшей лошади так же легко мог оказаться Бедовый. Ведь мине все равно, кого убивать.

Серый скакал по мосту, мерно стуча копытами. А в голове Чарльза звучала одна неотвязная мысль: «Так же легко. Так же легко…»

Позже Билли решил, что в этой истории была виновата не только политика, но и зависть. Ссора произошла в один из последних вечеров мая, когда он пришел в палатку маркитанта.

Уже много дней в войсках, стоящих на полуострове, обстановка была нервной и тревожной. Бунтовщики окопались за Чикахомини, твердо вознамерившись держать оборону Ричмонда насмерть. Однако вместо спокойного ожидания или беспечной уверенности в том, что одна решительная атака может покончить с этим противостоянием, в стане федералов преобладали сомнения и чувство неизвестности. Настроения эти исходили от высшего командования и распространялись до последнего солдата. Слухи подогревались реальными фактами, большей частью неутешительными. У Шенандоа армия Союза терпела унизительное поражение от Джексона. Макдауэлл, стоявший под Фредериксбергом, мог бы отвлечь конфедератов на себя и отвести эту угрозу. Но Малыш Мак продолжал бездействовать, уверяя, что у него мало людей, хотя численность его армии уже превышала сто тысяч. Еще он заявлял, что вашингтонские псы во главе со Стэнтоном травят его.

Вся армия раздробилась на небольшие группировки, которые мешали друг другу и постоянно враждовали. Злопыхатели то и дело твердили, что все старшие офицеры Маленького Наполеона, не исключая Портера и Бернсайда, готовы беспрекословно выполнять любые его приказы и поддерживать его открытое неповиновение Вашингтону даже ценой победы.

Все это, наряду с неизбежной усталостью от долгой изнурительной работы, изматывало Билли, так же как и многих других, грозя в любой момент обернуться бедой.

В тот вечер, когда он пришел к маркитанту, там уже находился один младший офицер, которого Билли лично не знал, но тем не менее недолюбливал. Офицер тоже был выпускником Академии и служил при штабе Макклеллана. Бледный, как девица, он вел себя со снисходительной надменностью завсегдатая светских салонов. Билли раздражало в нем буквально все – даже его мундир, безупречно чистый в любое время года, и его до блеска начищенные сапоги. Длинные светлые волосы и красный шейный платок делали его больше похожим на циркового артиста, чем на военного.

Но что больше всего разозлило Билли, когда он устроился в конце деревянной стойки с грязным стаканом в руке, так это поведение штабного. Офицер был года на три или четыре моложе его самого и пока даже не имел постоянного звания, судя по отсутствию нашивок, однако вел себя как какая-нибудь чрезвычайно важная персона.

К тому же очень шумная.

– Да генерал давно бы выиграл, если бы не подлые аболиционисты, засевшие в Вашингтоне! – громко заявил он.

Билли допил то, что оставалось в стакане; это была уже вторая порция за сегодня. Маркитант лицемерно уверял, что не продает ничего, кроме сидра; однако его сидр был покрепче, чем голова какого-нибудь увальня из Нью-Гэмпшира. И все же пить его было безопаснее, чем весьма подозрительную контрабандную смесь из коричневого сахара, гарного масла и зернового самогона, выдаваемую за виски.

Вот только сидр этот, который маркитант называл бальзамом радости, был не слишком полезен для желудка и настроения, если вы ничего не ели с полудня. Билли же был слишком занят изучением планов укреплений и повседневными делами своего батальона, так что поесть не успел.

Молодой офицер умолк лишь для того, чтобы залпом опрокинуть двойную порцию сидра. Стройный и грациозный, он прекрасно знал, как завладеть вниманием публики, держась как настоящий актер на сцене. Его маленькая свита, состоящая из пяти капитанов и лейтенантов, выжидающе смотрела на него, а когда он снова заговорил, слушала очень внимательно.

– Вы слышали о последнем, просто возмутительном случае? Наш уважаемый Стэнтон теперь покушается на честь генерала, подвергая сомнению его храбрость – разумеется, за его спиной, – когда всячески убеждает президента не давать ему людей, в которых мы так отчаянно нуждаемся.

– Похоже на заговор, – пробормотал один из лейтенантов.

– Так и есть! И вы наверняка знаете, в чем причина, ведь так? Генерал любит и уважает южан. Как и многие в его армии. Я в том числе. Однако досточтимый Стэнтон предпочитает южан только с темным цветом кожи, не отличаясь в этом от всех остальных республиканцев.

Билли со стуком опустил свой стакан на стойку:

– Но он демократ!

Длинноволосый лейтенант раздвинул окружавших его людей, как Моисей море:

– Это вы мне говорите, сэр?

«Остынь», – сказал себе Билли, но почему-то никак не мог успокоиться. Это казалось странным, ведь он никогда не считал себя защитником цветных, но бросился заступаться за того, кто им был.

– Вам. Я сказал, что мистер Стэнтон демократ, а не республиканец.

На лице младшего офицера появилась холодная улыбка.

– Что ж, поскольку мы здесь в неформальной обстановке, могу я поинтересоваться именем обладателя столь ценной информации?

– Первый лейтенант Хазард. В настоящее время приписан к роте «B» Инженерного батальона.

– Второй лейтенант Кастер, штаб армии, – к вашим услугам. – В его голосе не прозвучало ни малейшего уважения – лишь тщеславие и неприязнь. – Полагаю, вы тоже выпускник Академии. Правда, учились на несколько лет раньше. Я окончил курс в прошлом июле. Последним в списке – тридцать шестым из тридцати шести. – Казалось, он этим даже бахвалился, а его дружки угодливо захихикали. – Что до вашего заявления, сэр, то оно верно лишь в узком смысле. Позвольте мне, невзирая на чины, рассказать вам, что действительно представляет собой Стэнтон.

Молодой офицер направился к Билли. От его волос пахло коричным маслом. Свита за его спиной ловила каждое его слово. В палатку неуверенно вошла грязная рыжая собака, явно шелудивая. К лагерю прибивались десятки собак, одни жили здесь постоянно, другие приходили только поесть. Эта пошла прямиком к Кастеру и потерлась об его сапог. С десяток других офицеров за шаткими столами прервали свои разговоры, чтобы послушать второго лейтенанта.

– Стэнтон настолько подл и настолько беззастенчиво лицемерен, что, живи он во времена Спасителя, Иуда в сравнении с ним показался бы порядочным человеком.

Несколько из слушавших его офицеров отреагировали довольно бурно. Один уже стал подниматься с места, но товарищ удержал его. И только Билли, в пустом желудке которого алкоголь уже сделал свое дело, оказался достаточно раздражен и опрометчив, чтобы ответить:

– Такие разговоры не для армии. Она и так уже слишком политизирована.

– Слишком? А я думаю – недостаточно.

Свита немедленно поддержала заявление согласными кивками и ударами кулаков по столу.

– Нет, лейтенант Кастер, – не уступал Билли, – прежде всего нас должна заботить победа в этой войне, а не то, можно или нет, – вдруг вспомнил он подходящий пример, – каким-то певцам выступать в наших гарнизонах.

– О, так вы о той дурацкой семейке Хатчинсон?[26]26
  Американская «поющая семья» Хатчинсон, получившая наибольшую популярность в 1840-х гг. Исполняла в том числе песни на социальные темы, затрагивающие проблемы аболиционизма, равенства женщин и борьбы с пьянством.


[Закрыть]

– Да. Мой брат служит в военном министерстве, и он считает, что это решение было ошибочным. Мало того что их песни сами по себе довольно заурядны, так они еще и оскорбили некоторых влиятельных членов кабинета и конгрессменов.

– Выходит, ваш братец окопался в министерстве, – с издевкой произнес стоявший за спиной Кастера капитан. – Ничего не скажешь – храбрец.

Самообладание Билли лопнуло.

– Он майор артиллерийского управления и выполняет очень важную работу.

– Интересно какую? – спросил Кастер с шутовской ухмылкой. – Чистит ботинки Стэнтону? Подает напитки его чернокожим гостям?

– Целует министра в задницу по первому требованию? – добавил капитан.

– Ах ты… – пробормотал Билли, рванувшись к нему.

Даже Кастер испугался:

– Капитан Роулинс, это уж чересчур…

Билли отодвинул лейтенанта в сторону и врезал кулаком в лицо капитану, который был на голову выше его. Кулак угодил наглецу в подбородок. Присутствовавшие в палатке вскочили и закричали, как на петушиных боях.

– Эй, освободите место для джентльменов!

– Не здесь! – запротестовал маркитант, размахивая дубинкой.

Никто не обратил на него внимания.

Капитан расстегнул воротник. Какой же я дурак, сказал себе Билли, сжимая и разжимая кулаки. Просто набитый дурак.

Кто-то вошел в палатку и окликнул его по имени, но Билли не повернулся, глядя в упор на капитана, который уже шагнул к нему с разъяренным криком:

– Сейчас я тебе покажу, ты, мелкий республиканский говнюк!

Огромный кулак со свистом пронесся в воздухе и въехал в лицо Билли, пока тот еще только поднимал руки. Его развернуло на месте, и он упал на стойку; из обеих ноздрей хлынула кровь. Здоровяк-капитан снова размахнулся, но Билли сумел избежать удара, подставив руку. Тогда капитан ударил его коленом в пах, и Билли опрокинулся на спину. Его противник с ухмылкой занес ногу над его лицом.

– Вот вы где, – произнес знакомый голос из-за спин зрителей.

– Довольно, Роулинс! – воскликнул Кастер. – Может, он и республиканец и любитель черномазых, но он заслуживает честного обращения!

– Да что вы говорите? Не может быть. – Нога в тяжелом ботинке начала опускаться; Билли попробовал откатиться в сторону, понимая, что делает это слишком медленно.

Неожиданно Роулинс дернулся назад. Ботинок, вместо того чтобы впечататься в лицо Билли, смешно задергался в воздухе. Приподнявшись на локте, Билли с изумлением увидел причину такой метаморфозы. С перекошенным от ярости лицом Лайдж Фармер держал капитана за плечи, а потом с силой отшвырнул его в сторону. Тот брякнулся оземь, вскрикнув от боли.

– Держитесь подальше от этих хлыщей, – сказал Лайдж, помогая Билли встать.

Никто не набрался смелости что-нибудь сказать, учитывая внушительные размеры Фармера и его грозный взгляд, направленный на кружок обожателей Джорджа Макклеллана.

– А вам я бы не советовал слишком распространяться об этой истории, – повернулся он к Роулинсу. – Если вы все же попытаетесь, я буду свидетельствовать против вас.

Билли взял со стойки свою фуражку и вышел из палатки. Отойдя на несколько шагов, он услышал, как Кастер снова засмеялся, к нему тут же присоединились его дружки и даже гавкающая собака.

Окровавленное, избитое лицо горело. Лайдж коснулся его рукава:

– «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»[27]27
  Евангелие от Матфея.


[Закрыть].

– Простите, Лайдж, я бы не смог. Он ударил подло, а потом еще пытался расплющить мне лицо ботинком. Хотя, возможно, я бы от этого только похорошел. Вы как думаете?

Фармер не улыбнулся и ничего не ответил. Билли тоже посерьезнел и потрогал синяки на лице.

– Вот такие офицеры и раздирают армию на части, – сказал он. – Я слышал, что такие разговоры идут, но не верил до сегодняшнего вечера.

– Этого следовало ожидать. Да, генерал, безусловно, обладает глубокими познаниями в военной науке, но и амбиции у него также немалые. Это видно по его приказам, его обращениям к войскам и поведению его штабных офицеров.

– И этот златокудрый лейтенант один из них.

– Да. Я приметил его еще раньше. Такого трудно не заметить. Он даже одевается так, чтобы привлечь внимание.

– Я понимаю, глупо было связываться, но они оскорбляли моего брата Джорджа, и я не смог стерпеть. Спасибо, что оттащили от меня этого капитана. Еще минута – и от моего лица мало бы что осталось. Вы появились как раз вовремя.

– Ну, это была не совсем случайность. Я искал вас. Нам приказано выступить до рассвета. Так что политические битвы пусть ведут другие. У нас своя война, и времени на глупости нет.

Билли подумал о густых лесах, сквозь которые им приходилось прорубаться, о замощенных бревнами дорогах и наведенных мостах.

– Да, это действительно так, – сказал он, – работы у нас много. Но я все равно благодарен вам, Лайдж. – Он испытывал к Фармеру такие же теплые чувства, как к своему покойному отцу.

Фармер хлопнул его по спине и пошел дальше, напевая: «О благодать!»

В том, что атмосфера в армии с каждым днем становилась все более невыносимой, не было ничего удивительного, с горечью думал Билли. Они стояли практически на пороге столицы Конфедерации, которую защищали не такие уж большие силы, однако кампания велась вяло и нерешительно, а обходилась очень дорого. И этим вечером Билли лично напоролся на одну из причин такого странного противоречия. Теперь он боялся, что еще задолго до окончания этой осады десятки людей могут погибнуть без всякого смысла, став жертвой непомерных амбиций генерала или его мании преследования. Попасть в число этих жертв ему совсем не хотелось.

Глава 55

В последнюю неделю мая появилось ощущение, что крах близок. Оно посещало Орри каждое утро, когда он пил мерзкое пойло из вареной кукурузы, которое теперь подавали на завтрак в пансионе вместо кофе. С тех пор как пал Новый Орлеан, не было даже сахара, чтобы подсластить его.

Как и все в Ричмонде, направляясь на службу, Орри слышал возобновившуюся канонаду тяжелой артиллерии, от которой по всему городу дребезжали стекла. Он был даже рад, что Мадлен до сих пор не могла приехать к нему, – мать поправлялась слишком медленно. Новость о том, что у нее случился удар, потрясла Орри, но орудия Макклеллана как по волшебству превратили несчастье в благословение.

Теперь лишь с иронией можно было вспоминать о том, как в феврале местные газеты хвастливо сообщали о военных успехах на юго-западе и создании Территории Аризона, границы которой не смог бы определить и один человек на сто тысяч. Что толку от создания юго-западного бастиона, если форты Генри и Донелсон пали? Во всех неудачах тут же обвинили военного министра Бенджамина, друга и начальника Орри, потому что надо было кого-то обвинить, и он беспрекословно подал в отставку, хотя и тяжело переживал то, что случилось. Вскоре Дэвис назначил его госсекретарем.

На смену Бенджамину пришел Джордж Рэндольф. Уроженец Виргинии, родившийся в прекрасной семье, он был честным и искренним человеком и блестящим юристом, к тому же имел недавний военный опыт службы в армии Макгрудера. Рэндольф принял дела военного министерства, но мало что смог сделать. Теперь уже все знали, что настоящий военный министр жил в президентском особняке.

В прошлом месяце был сдан Остров номер десять, что сильно ослабило контроль конфедератов над низовьями Миссисипи. Норфолк янки тоже взяли, и военные моряки в отчаянии были вынуждены затопить ставшую уже легендарной «Виргинию», чтобы она не досталась противнику.

Апрель принес новое, еще более плачевное свидетельство положения Конфедерации. Дэвис одобрил указ о мобилизации всех белых мужчин от восемнадцати до тридцати пяти лет сроком на три года. Орри понимал, что это вынужденная мера, и сильно злился, когда президента одинаково проклинали и уличные бродяги, и губернаторы штатов. Двое из таких губернаторов заявили, что оставят дома столько мужчин, сколько захотят, для защиты и закон им не указ.

Макклеллан подходил все ближе, нанося отвлекающие удары в направлении Ричмонда. Хотя его стратегический план пока оставался не слишком понятен, само его присутствие заставляло жителей города нервничать. Дэвис уже отправил семью в Роли. Даже несмотря на блестящие победы Джексона в долине Шенандоа, армия Макклеллана с востока и корпус Макдауэлла с севера в любой момент могли взять город в кольцо.

В один из четвергов середины мая напряжение достигло предела. Пять федеральных кораблей, в том числе броненосец «Монитор», войдя в воды Джеймса, дошли до форта Дрюрис-Блафф, находящегося в семи милях от города. Громилы Уиндера сгоняли людей с улиц, вытаскивали из салунов, чтобы срочно навести временный мост до укрепленного берега Джеймса. Все окна в городе содрогались от непрерывной канонады, которая в конце концов вынудила корабли отступить. Однако несколько часов над Ричмондом витали ветры поражения, и никто не мог забыть этого ощущения.

После Дрюрис-Блаффа Орри стал плохо спать. Чем более тревожной становилась обстановка, тем чаще он задавал себе вопрос: разве может нормальный человек заниматься тем, чем он занимался? Делая одолжение Бенджамину, он пошел к генералу Уиндеру, чтобы найти одного из домашних слуг бывшего министра, который исчез после того, как мордовороты Уиндера сгоняли людей на постройку моста под дулами револьверов. Начальник военной полиции заявил, что ничего подобного его люди не делали, и отмахнулся от вопросов Орри, даже не пытаясь скрыть свою враждебность, ставшую со временем еще сильнее. Перебранки между ними происходили не реже одного раза в месяц.

В город хлынули беженцы – пешие и на всех возможных средствах передвижения. Одни спали прямо на площади Капитолия, другие вламывались в дома тех, кто успел бежать – на поезде, в экипаже или на своих двоих. Орри слышал, что Эштон была среди тех, кто бежать отказался. От этого его неприязнь к сестре ослабла, но не слишком.

Солдаты также заметно увеличили население города. Это были раненые, привезенные с оборонительных рубежей вдоль Чикахомини, или дезертиры, которые резали или стреляли в себя сами, чтобы попасть в тыл, – но кто бы смог отличить одних от других? Они бродили повсюду, словно призраки, в рваных серых мундирах, тощие от голода, с лихорадочно горящими глазами, воняющие грязью, перевязанные бинтами, пропитанными кровью и гноем. День и ночь по улицам грохотали повозки и телеги, оконные стекла дребезжали и трескались, и спать стало просто невозможно.

Вскоре Орри пришлось пережить еще несколько неприятных минут в доме из сосновых досок, где сидел Уиндер со своими подручными. На этот раз он пришел по просьбе министра Рэндольфа, который владел большой семейной фермой рядом с Ричмондом. Один его друг, тоже фермер, отказался продать свою продукцию по заниженным ценам, назначенным начальником военной полиции, и в своем довольно желчном письме в «Ричмонд виг» заявил, что Уиндер представляет собой гораздо более серьезную угрозу для народа, чем Макклеллан. После того как он таким образом выразил свое мнение, его схватили прямо в баре «Эксчейндж» и отвезли на бывшую табачную фабрику на Кэри-стрит, где Уиндер теперь держал тех, чьи высказывания считал крамольными.

Орри пришел в здание военной полиции, чтобы просить об освобождении заключенного. Он назвал дежурному свое имя, но генерал не пожелал его видеть, и Орри пришлось говорить с одним из его штатских сотрудников – высоким тощим человеком, одетым во все черное.

Звали его Исраэль Куинси. Он больше напоминал массачусетского пастора, чем сыщика на железной дороге из Мэриленда, и явно наслаждался тем, что человек такого ранга, как Орри, зашел в его крошечный ободранный кабинет как обычный проситель. На просьбу он ответил мгновенно:

– Мы не можем отдать приказ об освобождении. Этот человек вызвал гнев генерала Уиндера.

– А генерал вызвал гнев министра Рэндольфа, мистер Куинси, а заодно и гнев большинства жителей Ричмонда, из-за его абсурдных расценок. Город отчаянно нуждается в продуктах окрестных ферм, но никто не станет их продавать по ценам, установленным в вашей конторе. – Орри глубоко вздохнул. – Значит, ваш ответ «нет»?

Глядя на него кроткими темными глазами, Куинси улыбнулся, но в какой-то момент натянутая улыбка словно надломилась, обнажив скрытую под ней злобу.

– Разумеется, полковник. Друг министра останется в Касл-Тандере.

– Нет, не останется, – сказал Орри, вставая. – Полномочия министра дают ему право действовать через голову генерала, и он им воспользуется. Он хотел соблюсти протокол, но вы ему не позволили. Я заберу арестованного из этой клоаки через час.

Уже выходя из кабинета, Орри остановился, услышав резкий, грубый голос Куинси:

– Полковник! Подумайте хорошенько, прежде чем сделать это.

Не веря собственным ушам, Орри обернулся и увидел его наглый взгляд.

– Да кем вы себя возомнили?! – вскипел он. – Терроризируете свободных граждан, готовы заткнуть рот всем, кто думает не так, как вы. Клянусь Богом, мы не позволим пинкертоновским ищейкам командовать в Конфедерации!

– Я еще раз предупреждаю вас, полковник, – тихо сказал Куинси. – Не надо недооценивать власть этого учреждения. Что, если когда-нибудь вам самому понадобится наша благосклонность?

– Мистер Куинси, если вы будете угрожать, то мне хватит и одной руки, чтобы вбить вас в землю.

Сорок пять минут спустя Касл-Тандер потерял одного из своих заключенных. Правда, там осталось много других, которым Орри ничем не мог помочь. Что до предостережений упивавшегося властью наглеца в черном костюме, то о них Орри тут же забыл.

В конце мая, когда обстановка стала настолько критической, что в военном министерстве начали срочно, коробку за коробкой, паковать документы, произошло сражение у Фейр-Оакса, то есть уже почти в предместьях Ричмонда. Южанам удалось остановить армию Макклеллана, но в этом бою был серьезно ранен Джо Джонстон, и его в двадцать четыре часа заменили бывшим военным советником президента, возвращенным из изгнания.

Роберт Ли принял командование Северовиргинской армией. Однако надежды на него были не слишком пламенными. Коробки стали паковать с еще большей поспешностью, и уже был готов к отправке специальный поезд, чтобы в нужный момент вывезти золото казначейства, если новая атака северян прорвет линии обороны Ли. Собирая очередную коробку, Орри случайно услышал о некоем плане, зреющем в стенах военной полиции. Подробностей он не разобрал, но понял, что на этот раз Уиндер нацелился на него. В памяти сразу всплыли забытые угрозы Куинси, и он снова поблагодарил Бога за то, что Мадлен нет рядом и можно за нее не бояться.

– Пожалуйста! – сказала женщина.

Ей не было и тридцати, но выглядела она намного старше. От ее заляпанной грязью одежды воняло. Трое совсем маленьких детей – голодные серые мышки – цеплялись за ее юбку, а из-за плеча выглядывала чернокожая девочка-подросток с испорченными зубами и красным платком на голове.

Густо засаженный сад шелестел под ветром и стряхивал с себя воду. Дождь прекратился час назад, в половине седьмого. Сад был небольшим, зеленым и, пожалуй, даже чересчур пышным. Из дома туда вели десять ступенек крыльца. Наверху, рядом с Пауэллом, стояла Эштон, одной рукой обнимая его за спину.

Вместо того чтобы ответить, Пауэлл вскинул револьвер. Звук взведенного курка неожиданно возбудил Эштон.

– Пожалуйста… – повторила женщина, вкладывая в это слово всю свою усталость и все отчаяние. – Мы бежали из Меканиксвилла, янки подошли уже совсем близко. Мой муж сражается в долине, а нам просто некуда идти. Ворота были открыты, вот мы и…

– Их вышибли какие-то ниггеры прошлой ночью, когда искали место для ночлега. Я их не пустил, как не пущу и вас. Убирайтесь, откуда пришли.

Один из малышей потянул женщину за юбку:

– Мамочка, а где мы будем ночевать?

– Спроси президента Дэвиса, – сказал Пауэлл. – Он свою женушку уже отправил из города, может, у него найдется свободная постель. – Он направил на них револьвер. – Убирайтесь, чертовы паразиты!

Женщина посмотрела на него с ненавистью и повела детей в сгущавшиеся июньские сумерки. Пауэлл спустился по ступенькам и пинком захлопнул ворота.

– Найди какую-нибудь веревку, – сказал он, не оборачиваясь.

Эштон бросилась в дом и через минуту вернулась. Пауэлл покрепче стянул створки ворот и завязал веревку на несколько узлов. В тишине падали листья. В небе опять загрохотало.

Наверху в спальне он открыл все окна в душный вечер, развалился на кровати и, опершись на локти, позволил Эштон возбудить его так, как ему нравилось, а потом грубо овладел ею. Они разбросали по комнате все простыни, снова и снова яростно набрасываясь друг на друга. Пауэлл был великолепен и ненасытен, как всегда, заставляя Эштон кричать от острого наслаждения.

Наконец она в изнеможении уснула. Но уже вскоре проснулась и увидела, что Пауэлл читает книгу, которая лежала на столике у кровати. «Рассказы» Эдгара По. В ответ на ее вопрос он сказал, что это сборник фантастических рассказов, а Огюст Дюпен – один из его любимых персонажей. К тому же весьма уместно перечитать книгу именно в Ричмонде, родном городе По, где он какое-то время работал в редакции «Южного литературного вестника».