Текст книги "Любовь и война. Великая сага. Книга 2"

Глава 142

Покинув Фредериксберг, Чарльз бесцельно блуждал три дня. Каждую ночь он просто лежал, не в силах заснуть. В очередной придорожной таверне без всякой причины устроил скандал, и его чуть не прирезали за это. Хотел плакать и не мог.

За Рапиданом, в разоренных войной местах, он доехал до развилки четырех дорог и спешился. Пока мул щипал траву, Чарльз снял свое цыганское пончо и улегся на обочине. Он надеялся, что мул будет жевать долго. Ехать ему было некуда.

С северной дороги приближались трое пеших мужчин. Все были в рваных серых мундирах. Один, светловолосый парень лет восемнадцати-девятнадцати, ковылял с помощью самодельного костыля. Его правая нога была отрезана ниже колена.

Он улыбнулся Чарльзу и помахал ему рукой:

– Привет! Ты ведь из наших, да?

Чарльз вынул изо рта сигару:

– Вообще-то, я больше не из чьих.

Окинув его хмурыми взглядами, солдаты тихо переговорили между собой, вернулись на дорогу и пошли дальше на юг. Наверное, домой, хотя их до́ма, скорее всего, больше не существовало, подумал Чарльз.

Потом с дороги послышался звук, похожий на шум колес. Чарльз повернулся, приподнявшись на локте, прищурился и увидел, что навстречу солдатам идет группа из четырех человек. Солдаты молча прошли мимо. Группа состояла из мужчины, женщины и двух маленьких девочек. Все были чернокожими.

Когда они подошли ближе, Чарльз увидел, что одежда на них очень старая, но чистая. Тележка, в которой рядом с какими-то увязанными в узлы пожитками сидели девочки, хоть и имела крепкие колеса, была слишком хлипкой, потому что мастерил ее человек, явно не имеющий опыта в таком деле.

Животного у семьи не было. Тележку тащил сам отец. Мать шла рядом с ним, босая.

Однако родители совсем не выглядели несчастными. Они улыбались и что-то напевали вместе с детьми. Мать и девочки ладонями отбивали ритм. Чарльз смотрел на них, когда они проходили мимо. Негры, увидев его, лежавшего в траве, заметно напряглись. Пение затихло, Чарльз успел услышать только слово «праздник».

Он скривил губы в подобии улыбки. Отец семейства заметил это, как и серую форменную рубашку Чарльза, крепче вцепился в ручки тележки и как можно быстрее потащил ее через перекресток и дальше по дороге на север. Дети оглянулись на Чарльза, но взрослые – нет.

Слишком усталый и подавленный, чтобы сдвинуться с места, Чарльз привязал мула к ветке дерева, а сам прислонился к стволу, собираясь вздремнуть несколько минут. Спешить ему было некуда и незачем. Августа исчезла навсегда.

Проснулся он внезапно. Косой свет означал, что день уже подходил к концу. Что-то защекотало его лицо, и он поднял голову. Это была уздечка, все еще привязанная к ветке. Перерезанная пополам. Мул исчез вместе с седлом и всем остальным. Слава Богу, хоть кольт остался при нем.

От перекрестка он прошел примерно по полмили в каждом направлении. Дорога на запад исчезала за поворотом; вдали виднелись предгорья хребта Блу-Ридж. С минуту он смотрел на горы, вспоминая свой любимый Техас.

Он вернулся к перекрестку. Нигде никаких следов мула. Проклятье!..

Солнце опустилось ниже, бросая длинные стрелы света между деревьями на юго-западной стороне перекрестка. Чарльз внезапно напрягся. Со стороны Шенандоа, за лесом, раздался знакомый клич конфедератов…

Он покачал головой. Это был просто свисток поезда, шедшего через равнину. Скорее всего, поезда янки. У них ведь так много поездов. И так много оружия. И так много людей, которые покинули свои конторы, заводы, склады и амбары, чтобы пойти на войну, какой прежде никогда не бывало.

Чарльз снова вышел в центр пустого перекрестка и оглядел пустую мертвую землю вокруг себя. На один странный миг у него вдруг появилось чувство, словно вся огромная мощь Союза ринулась на него.

И раздавила.

Сгущались сумерки. Он по-прежнему стоял на перекрестке; в глазах его были только отчаяние и невыносимая усталость. Хотелось лечь и никогда больше не вставать.

Но в голове упорно продолжали возникать разные образы. Он вспомнил, как продавец Библий в Голдсборо говорил о том, что на равнинах нужны кавалеристы. У него был опыт. Может быть, это его шанс выжить, начать все сначала и даже когда-нибудь обрести каплю надежды?

Надежду в этом новом мире? Глупая идея. Лучше просто лечь на траву на обочине и больше не подниматься.

Но образы в памяти никак не хотели оставлять его в покое. Он вспомнил дорогих ему людей, с которыми служил: Эба Вулнера, Кэлбрайта Батлера, Уэйда Хэмптона, генерала Ли. Попробовал представить себе, что должен был чувствовать бывший суперинтендант Вест-Пойнта, самый знаменитый военный страны, когда направлял своему товарищу по Академии условия капитуляции. Говорили, что старина Боб вел себя очень достойно и решительно осадил тех, кто не хотел принять поражение и собирался продолжать партизанскую войну в горах и лесных долинах.

Хотя все эти люди воевали, по его мнению, за ошибочные идеи, они не были трусами. Как и Августа, вдруг подумал он. Она всегда была храброй и не сдавалась ни перед какими трудностями. Он снова начал прокручивать в памяти подробности их встреч и разговоров и неожиданно вспомнил одно имя, о котором давно забыл.

Бригадный генерал Дункан.

Он быстро вытер губы тыльной стороной ладони. Гус явно дала ему понять, что их любви конец, но он мог, по крайней мере, узнать о том, где она и все ли у нее в порядке. И поможет ему в этом именно Дункан, если его удастся отыскать.

Начать поиски можно было только в одном месте. Пусть и не в самом безопасном. Но Чарльза это меньше всего беспокоило, потому что неожиданно появившаяся цель наполнила его такой могучей энергией, какой он не ощущал уже очень давно. Голова начала проясняться, терзавшее его уныние постепенно отступало. Еще не стемнело, и какое-то время можно было пройти по дороге. Он подобрал с земли свое пончо и решительно двинулся от перекрестка на север.

Через полчаса он нагнал негритянскую семью, отдыхавшую на обочине. Увидев его, взрослые явно испугались. Чарльз остановился на середине дороги, снял шляпу и попытался улыбнуться. Получилось не очень. И дело было вовсе не в этих людях – просто он разучился улыбаться.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый вечер, – откликнулся отец семейства.

– Вы идете на север? – спросила женщина, не такая подозрительная, как ее муж.

– В Вашингтон.

– И мы туда же. Не хотите присесть и немного отдохнуть с нами?

– Да, буду рад, спасибо. – Он сел рядом с ними; одна из девочек захихикала и улыбнулась ему. – Я потерял своего мула. И очень устал.

Наконец и глава семьи улыбнулся:

– А я родился уставшим, но в последнее время чувствую себя все лучше и лучше.

К сожалению, о себе Чарльз не мог бы сказать то же самое.

– Если хотите, я с радостью помогу вам тащить тележку, – предложил он.

– Вы солдат, – ответил негр, и Чарльз понял, что он имеет в виду не армию Союза.

– Был, – ответил Чарльз. – Был.

Глава 143

Бригадный генерал Джек Дункан, невысокий крепыш с седыми волнистыми волосами, красным носом старого выпивохи и квадратной челюстью, расправив плечи, решительно вошел в здание военного министерства, держа левую ладонь на рукояти парадной сабли. Полчаса спустя он вышел оттуда, очень довольный.

Разговор с мистером Стэнтоном был коротким, но весьма продуктивным. Министр похвалил генерала за отличную работу в вашингтонском штабе во время войны и за то терпение, с которым он встречал неизменные отказы на свои просьбы о переводе в действующую армию, понимая, что генерал Халлек нуждается в его административных талантах. Теперь же, когда война окончилась, его желание наконец-то было удовлетворено, и в кармане у него лежал приказ о новом назначении и все дорожные документы.

Его направляли в кавалерию равнин, где требовались опытные люди, чтобы противостоять постоянной угрозе со стороны индейцев. Генерал должен был отправиться туда незамедлительно и даже не попадал на грандиозный парад армии Гранта, запланированный через несколько дней. Для этого парада в городе уже были вывешены целые мили патриотических лозунгов и установлены трибуны для зрителей.

Размышляя о том, как придется снова привыкать постоянно ездить верхом – в последние пару лет ему удавалось только изредка в воскресный день проскакать легким галопом вдоль Рок-Крика на какой-нибудь застоявшейся в стойле кляче, – генерал уже собирался перейти шумную и людную Пенсильвания-авеню, как вдруг заметил худого напряженного человека с длинной бородой, в рубашке серого кадетского цвета, с прицепленной к поясу кобурой, из которой торчала рукоять кольта. Явно нервничая, мужчина мусолил во рту окурок сигары и рассматривал здание, из которого только что вышел Дункан.

Его манеры заставляли предположить, что он мог иметь некое отношение к кавалерии. Южной, судя по его грязной, потрепанной одежде и запущенному виду. Солдаты союзной армии сейчас готовились к параду, поэтому приводили себя в порядок.

Вообще сейчас по городу бродили сотни бывших конфедератов, но если этот странный тип действительно был из их числа, он сильно рисковал, разгуливая с оружием. Шагнув с тротуара на мостовую, Дункан ловко увернулся сначала от телеги, потом от омнибуса и тут же забыл о мужчине. Из всех бунтовщиков его интересовал только один человек: майор Мэйн.

Услышит ли он когда-нибудь о нем? Надежды оставалось все меньше. Генерал уже отправил три письма, заплатив огромные деньги за то, чтобы их доставили в Ричмонд, но ответа так и не получил. Скорее всего, этот Мэйн давно уже погиб.

Впрочем, он отчасти даже радовался такому затянувшемуся молчанию, хотя и чувствовал себя из-за этого немного виноватым. Как отец, Мэйн, безусловно, заслуживал того, чтобы сын был с ним, но Дункан очень привязался к малышу и не хотел бы с ним расставаться. Он держал экономку, а недавно нанял еще и прекрасную ирландскую няню, которая не только кормила ребенка, но и выполняла другие, довольно отвратительные обязанности, связанные с младенцами.

Свое дело няня знала превосходно и уже пообещала, что поедет с ним, куда бы его в скором времени ни позвал долг. Экономку придется рассчитать, выдав ей жалованье за месяц – нет, за два месяца. Правда, ирландка могла испугаться, узнав об индейцах, но ничего – он найдет другую. Главное – чтобы малыш отправился с ним. Роль двоюродного деда, а по сути – отца добавила в жизнь старого холостяка неожиданно новый и очень приятный опыт. Единственная девушка, которую он обожал в юности, умерла от чахотки до того, как они успели пожениться, и он так и не смог найти никого, кто занял бы ее место в его сердце. Теперь та пустота, в которой должна жить любовь, снова заполнялась.

Дункан быстро дошел до небольшого арендованного дома в нескольких кварталах от Пенсильвания-авеню, с мальчишеской резвостью, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал на крыльцо, распахнул дверь и закричал с порога:

– Морин! Где мой внучатый племянник? Неси его сюда! У меня отличные новости! Мы сегодня уезжаем.

За всю свою жизнь Чарльз испытывал страх очень редко. Пару дней его пугала непривычная обстановка в Вест-Пойнте, потом был Шарпсберг и вот теперь – Вашингтон. Сколько же здесь этих чертовых янки! Хоть солдаты, хоть штатские, все только шипели как змеи, когда он вежливо задавал вопросы со своим явным южным акцентом. Висевшие на каждом углу флаги и лозунги еще больше вгоняли его в уныние, напоминая о поражении. Он чувствовал себя как дикий зверь, выскочивший из леса и тут же окруженный охотниками.

Напустив на себя уверенность, которой совсем не чувствовал, он прошел через Президентский парк и поднялся по ступеням военного министерства. Цыганский плащ он оставил в жалких меблирашках на острове, а пуговицы выгоревшей серой рубашки застегнул до горла, чтобы выглядеть более опрятно, но этого все равно было не видно из-за длинной нечесаной бороды. Ладно, подумал он, все равно его волчий вид уже ничем не исправишь.

Нервно вертя в пальцах новую сигару, он вошел в вестибюль первого этажа и сунулся в первую же открытую дверь. Большая комната была разделена стойкой, за которой он увидел множество людей в форме и штатских, деловито носивших кипы бумаг от стола к столу. Да, это было похуже любого сражения.

Что ж, придется пройти и через это. Он готов вынести любое унижение, лишь бы найти Дункана и узнать наконец, где Августа.

Один из клерков, в синем мундире, лысый как набалдашник трости, хотя на вид был не старше тридцати, подошел наконец к своему столу, заставив Чарльза прождать минуты три. Разгладив огромные напомаженные усы – сначала правый, затем левый, – он внимательно посмотрел на своего тощего посетителя.

Сначала он отметил грязную рубашку кадетского серого цвета, потом армейский кольт модели шестидесятого года и наконец зажатую между коричневыми от солнца пальцами сигару, которую тоже можно было приравнять к оружию. В результате этого осмотра он счел стоящего перед ним человека личностью малоприятной, на которую едва ли стоить тратить время.

– Да? – сухо спросил он.

– Я пытаюсь найти одного офицера, – сказал Чарльз. – Могу я…

– А вы, часом, городом не ошиблись? – надменно перебил его клерк. – В военном министерстве Соединенных Штатов нет личных дел бунтовщиков. И, на тот случай, если вам никто не сказал, вы, как условно освобожденный, не имеете права носить оружие. – С этими словами он отвернулся.

– Простите, – добавил Чарльз, – но это офицер вашей армии. – Он слишком поздно понял, что говорить этого не стоило, ведь таким заявлением он только подтверждал преданность своему старому флагу, но все же закончил: – Его имя…

– Боюсь, мы не сможем вам помочь. Нам некогда рыться в архивах ради каждого предателя, который входит в эту дверь.

– Послушайте, рядовой, – сказал Чарльз, уже закипая, – я прошу вас так любезно, как только могу. Мне очень нужна помощь. Я должен найти этого человека, это вопрос жизни и смерти. Просто скажите мне, в какой кабинет мне…

– В этом здании вам никто не поможет, – громко огрызнулся клерк явно в расчете на то, чтобы его услышали все; судя по тому, как резко поднялись головы остальных служащих, как зависли в воздухе только что скрипевшие перья и как любопытные взгляды устремились в сторону Чарльза, своей цели он достиг. – Почему бы вам не спросить Джеффа Дэвиса? – издевательским тоном произнес клерк. – Его как раз утром отправили в форт Монро.

– Мне плевать, где сейчас Джефф…

Но клерк уже снова отвернулся.

Чарльз бросил сигару, быстро вытянул руку над стойкой и схватил его за воротник:

– Выслушайте меня, черт побери!

Застывшие от ужаса лица, бросившиеся врассыпную люди, пронзительные крики – и его собственный громче всех:

– Будьте хотя бы просто вежливы!

Послышались голоса:

– У него револьвер!

– Отберите его!

– Осторожнее, он может…

В общей суматохе чьи-то руки схватили его сзади. Потом еще двое сержантов – один невероятно огромный – выбежали из-за стойки и тоже поспешили к нему.

– Тебе лучше убраться отсюда, парень, – сказал здоровяк, пока клерк старательно надувал щеки, изображая ярость, и брезгливо, двумя пальцами, держался за воротник, как будто после прикосновения Чарльза он стал заразным. – Начнешь шуметь – и придется тебе обедать в Старой Капитолийской тюрьме. А может, и ужинать тоже.

Чарльз вывернулся из державших его рук, сверкая глазами. Сержанты вели себя совсем не враждебно, по крайней мере здоровяк, но настроены были очень решительно. Ему ужасно хотелось пустить в ход кулаки. Сзади в коридоре уже собирались зрители. Он слышал их глухое бормотание, когда высокий сержант цепко сжал его запястье:

– Идем, бунтовщик. Веди себя разумно.

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Резкий голос заставил их отпустить Чарльза и вытянуться в струнку. Чарльз обернулся и увидел подтянутого седоволосого офицера средних лет, без трех пальцев на правой руке. На эполете его темно-синего мундира он заметил вышитого серебряного орла.

– Полковник, – начал клерк, – этот бунтовщик заявился сюда и начал что-то требовать в оскорбительной форме. Мой вежливый отказ он принять отказался и вместо этого попытался…

Но Чарльз уже не слышал, что лепетал этот мерзавец, он во все глаза смотрел на офицера и видел ферму на севере Виргинии, словно из какой-то другой жизни.

– Чего именно он требовал? – спросил офицер, бросив на Чарльза сердитый короткий взгляд, и вдруг, словно не поверив своим глазам, посмотрел на него еще раз, не скрывая изумления.

«Боже мой, – подумал Чарльз, – ведь он же совсем не старый, просто выглядит так».

– Прево? – произнес он внезапно охрипшим голосом.

– Да, верно. Я вас помню. Кавалерия Хэмптона. А до того – Вест-Пойнт.

– О, да у нас тут встреча выпускников намечается, – пробормотал кто-то.

Прево одним взглядом заставил его умолкнуть и уже более мягко спросил у Чарльза:

– Что же здесь все-таки произошло?

– Я пришел просить о помощи. Мне очень нужно найти бригадного генерала Дункана из армии Союза.

– В этом нет ничего сложного, – сказал Прево, переведя взгляд на покрасневшего клерка. – Однако вам не следует ходить по городу с револьвером, особенно в этом здании. Прошу вас отдать его мне, а потом мы решим, что можно сделать.

Успокоившись, Чарльз расстегнул ремень с кобурой и протянул его Прево. Тот повесил ремень себе на плечо, а лысому клерку сказал:

– Назовите свое имя, солдат. Почему вы не выполнили свои обязанности и не проводили этого человека в службу личного состава? – Он снова повернулся к Чарльзу. – Там должен быть нынешний адрес бригадного генерала. Я его не знаю.

– Сэр… – забормотал клерк. – Я объяснял… Этот человек – бунтовщик. Вы только гляньте на него… Наглый, грязный…

– А ну молчать! – рявкнул Прево. – Война закончилась. Пора успокоиться! Генералы Грант и Ли, кажется, уже приняли этот факт, даже если вам это не под силу.

Униженный клерк уставился в пол.

– В течение часа его фамилия должна лежать на моем столе, – сказал Прево здоровяку-сержанту.

– Да, сэр.

– Идемте, Мэйн. Я тоже вспомнил ваше имя. Я покажу вам нужный кабинет. – Они уже пошли к двери, как вдруг полковник остановился. – Кажется, вы уронили свою сигару.

Толпа в коридоре рассеялась, хотя Чарльз продолжал привлекать к себе взгляды, пока они поднимались на следующий этаж.

– Спасибо, Прево, – сказал Чарльз. – Я вас сразу узнал. Джорджтаунский драгунский полк…

– И с тех пор еще много других. Все они в конце концов были уничтожены в Виргинии, так я в итоге и попал сюда с передовой. Через пару месяцев ухожу в отставку. Нам сюда, направо. Сейчас узнаем, где этот генерал Дункан.

– Я вам бесконечно благодарен, Прево. Мне действительно очень нужно его найти по важному делу.

– Служебному?

– Нет, личному.

Прево остановился перед закрытой дверью:

– Это здесь. Посмотрим, что можно сделать. – Морщины на его измученном лице дернулись, когда он попытался улыбнуться. – Хотя я пробыл в Академии всего год, мне приятно о ней вспоминать. Те, кто там учился, всегда заботятся друг о друге. Кстати… вы торопитесь?

– Нет. Найти Дункана очень важно для меня, но спешки нет.

– Отлично. После мы обязательно где-нибудь выпьем, я угощаю. И, – добавил он, понижая голос, – верну вам револьвер.

Он легко открыл дверь, как будто у него на руке были все пальцы, а не два.

Глава 144

В ответ на крик Дункана Морин, пухлая молодая женщина с некрасивым лицом, принесла из кухни младенца, который лежал там на одеяльце под солнечными лучами, пока она чистила бобы для ужина. У малыша были темные волосы и веселое круглое личико; крошечную рубашку, штанишки и пинеточки, все из нежно-голубой фланели, Морин сшила сама.

– Вы сказали – сегодня, сэр? И куда мы едем?

Ребенок узнал двоюродного деда и радостно загулил, когда генерал ловко уложил его на свою согнутую левую руку.

– На границу… Следить за краснокожими. – И тут же обеспокоенно добавил: – Ты поедешь?

– Конечно поеду, генерал. Я читала о Западе. Там у людей гораздо больше возможностей, чем здесь, на востоке, где так много народу.

Чтобы убедиться в согласии Морин, генерал сказал с хитрой улыбкой:

– А еще в кавалерии Соединенных Штатов много достойных одиноких мужчин, которые очень хотят найти добрую привлекательную молодую женщину, чтобы жениться на ней.

Глаза Морин вспыхнули.

– Да, сэр. Об этом я тоже читала.

Сверху спустилась миссис Колдуэлл – экономка, пышногрудая женщина средних лет:

– А, сэр, это вы. Я была на чердаке, и мне показалось, что я слышала, как вы пришли.

– Только для того, чтобы сообщить об отъезде сегодня же вечером.

Пока генерал говорил, Морин вытерла фартуком его указательный палец, который он тут же осторожно сунул малютке в рот. Ребенок поднял крошечную ручку и вцепился всеми пальчиками в свою новую игрушку.

Дункан объяснил экономке ситуацию, одновременно забавляясь с малышом. У крохи уже начали резаться зубки, и он с удовольствием грыз генеральский палец, старательно мусоля его деснами и радостно пуская слюни.

– Значит, это повышение, сэр?

– Да, миссис Колдуэлл.

– Примите мои искренние поздравления. – Она коснулась пальцем уголка глаза. – Мне будет грустно прощаться с вами. Эти пять лет пролетели так быстро… и доставили мне много приятных минут, должна добавить.

– Спасибо. Но теперь мы должны обсудить ваше будущее.

Миссис Колдуэлл была рада такому щедрому вознаграждению и даже нашла положительную сторону в его отъезде.

– Моя вдовая сестра в Александрии давно просит меня приехать. Я могу побыть у нее недельку-другую…

– Разумеется. О хранении мебели и закрытии аренды я договорюсь письменно. Так что сегодня об этом думать не будем, и без того дел хватит.

– Когда ваш поезд, генерал?

– Ровно в шесть.

– Тогда я точно поеду к сестре вечером. Найму кеб.

– Берите мою лошадь и коляску. Я вам их дарю. Мне они уже не понадобятся.

– О, сэр, вы так щедры…

– Не больше, чем вы, – сказал он, вспоминая те несколько ночей, когда она становилась для него чем-то большим, чем обычная экономка.

Их взгляды на мгновение встретились, но потом она, зардевшись, смущенно отвела глаза.

– Давайте я хотя бы отвезу вас на вокзал.

– Нет, мы наймем кеб. Так что вы сможете добраться до сестры еще засветло.

– Прекрасно, сэр. А теперь простите меня, я должна заняться укладкой ваших вещей.

В следующие несколько часов им предстояло сделать кучу дел, но даже малыш Чарльз, казалось, радовался таким неожиданным переменам в их жизни, потому что вдруг еще энергичнее начал жевать палец деда.

Меж тем Чарльз-старший продолжал привлекать к себе хмурые взгляды в баре отеля «Уиллард», и только присутствие рядом Прево не дало разразиться скандалу. Лежавшая на столе кобура с револьвером тоже оказывала свое действие.

Начали они с одной порции виски. За ней последовали еще три; за легкой беседой в приятных воспоминаниях время текло незаметно. В последний раз Чарльз был в таком же прекрасном настроении еще до Шарпсберга. И не только потому, что в кармане у него лежала бумажка с адресом Дункана, но и потому, что генерал находился в Вашингтоне и уже скоро Чарльз мог увидеться с ним. Дункан всю войну прослужил при штабе.

Прево, у которого уже слегка заплетался язык, достал карманные часы и поднес их к самому лицу:

– У меня в четверть шестого встреча в министерстве. Так что у нас остается двадцать минут еще на один стаканчик. Согласен?

– Безусловно. А потом не спеша побреду к Дункану.

Прево кивнул и подал знак официанту.

– Кстати, – добавил Чарльз, – хочу воспользоваться случаем и сказать то, что волновало меня долгое время. К тому же я уже достаточно пьян для признаний.

Заинтригованный, полковник улыбнулся и выжидающе посмотрел на Чарльза.

– Ты помнишь тот день, когда мы встретились? Я еще дал тебе слово, что той женщины-контрабандистки в доме нет.

– Да, – кивнул полковник, – слово офицера и выпускника Вест-Пойнта. И я ему поверил.

– Но я тебя обманул. То есть на самом деле я сказал чистую правду – в доме ее действительно не было. – Подошел официант; Чарльз подождал, пока он поставит на стол два стакана виски и уйдет, и только потом продолжил: – Она пряталась в лесу.

– Я знаю.

Чарльз, уже поднесший стакан к губам, чуть не поперхнулся; несколько брызг виски упали на Прево. Полковник невозмутимо достал носовой платок, вытер их и объяснил:

– Я заметил двуколку. К счастью, никто из моих людей ее не видел.

Чарльз поставил стакан на стол. Покачал головой:

– Не понимаю. Почему же тогда…

– Я должен был ее искать, но это не значило, что я должен был ее схватить. Мне не нравилось воевать с женщинами и сейчас не нравится.

Глуповато заморгав, Чарльз вдруг брякнул:

– Жаль, что не все ваши парни думали так, как ты. То, что Шерман с его громилами творили в Южной Каролине, просто в голове не укладывается… – Он осекся, увидев, как изменился взгляд Прево. К своему виски полковник не притронулся. Чарльз вытер губы ладонью. – Я прошу прощения. То, что ты говорил тому клерку в министерстве, я должен повторять и себе. Война окончена, а я иногда забываю об этом.

Прево посмотрел на свою искалеченную правую руку, лежавшую на столе рядом со стаканом:

– Я тоже, Чарльз. Мы все дорого заплатили и будем помнить это долгие годы.

В десять минут шестого, уже на улице перед отелем, они расстались друзьями, крепко пожав друг другу руки.

На перроне вокзала железной дороги Балтимор – Огайо, в шумной толпе пассажиров, бригадный генерал Дункан и Морин с младенцем на руках садились в свои вагоны. Дункан посадил девушку на ее место в вагоне второго класса – сам он ехал первым классом – и вернулся на платформу, чтобы найти своего носильщика и убедиться, что все вещи погружены.

Часы на перроне показывали пять тридцать пять.