Текст книги "Любовь и война. Великая сага. Книга 2"

Глава 92

Хотя на западе свет неба еще не погас, Купер видел лишь темноту и зимние звезды над Атлантикой. Увидит ли он все это снова? Свою дочь? Юдифь? Но стоило возникнуть этим вопросам, как Купер отмахнулся от них, как от бессмысленной сентиментальности.

Люциус Чикеринг пришел на причал вместе с механиком Александером. Молодой человек пожал Куперу руку:

– Желаю удачи, сэр. Будем ждать вашего возвращения.

Коротко кивнув, Купер взглянул на небольшую группу солдат, которые услыхали об испытании и пришли посмотреть. Вместе с ними стояли и несколько человек из деревни Маунт-Плезант. Один смотрел на Купера с выражением, которое можно было истолковать только как жалость.

Александер залез внутрь через передний люк. Как только Борегар дал добро на испытание, механик сразу вызвался участвовать, заявив, что это его право, раз он строил лодку.

Шагнув с причала на корпус судна, Купер наклонился над люком:

– Могу я спуститься, Джордж?

– Можете, мистер Мэйн, – ответил лейтенант Диксон в своей обычной медлительной манере.

Купер перекинул ногу через порог люка, в крышку которого были встроены маленькие круглые окошки, и спустился в темное нутро лодки. Остальные члены команды уже начали задраивать задний люк, с лязганьем закручивая его наглухо. Купер протиснулся мимо Диксона, стоявшего возле приборов – ртутного глубиномера и компаса для ориентации лодки под водой. В нише между ними горела свеча в плошке, которая должна была показывать наличие воздуха внутри и давать какой-никакой свет.

Обойдя капитана сбоку и согнувшись в три погибели, Купер примостился сзади на длинную, приваренную к борту железную скамью рядом с шестью матросами, которые должны были вращать коленчатый вал, присоединенный к гребному винту. При таком механическом управлении лодка могла развивать скорость до четырех узлов.

– Мистер Мэйн, – сказал Диксон, – будьте так любезны, объясните команде процедуру испытания. – Говоря это, капитан проверил штурвал и рычаг управления горизонтальными рулями.

– Все просто, – сказал Купер; от неудобной позы у него уже ныла спина. – Сегодня мы не будем полагаться только на свечу, чтобы понять, как долго судно сможет оставаться под водой. Сегодня мы будем полагаться на вас, джентльмены. Мы не будем всплывать час… полтора… – (послышался взволнованный ропот), – а возможно, и дольше. Мы не поднимемся на поверхность, пока кто-нибудь не скажет, что больше не может обходиться без свежего воздуха. Каждый должен найти для себя этот предел, не переоценивать свои силы, но и не спешить сдаваться при малейших затруднениях.

При этих словах кто-то из команды позволил себе пренебрежительные замечания, после чего капитану следовало бы вмешаться. Однако Диксон по-прежнему смотрел на приборы; Купер не мог видеть, что он хмурится.

– Когда первый человек скажет: «Поднимаемся!» – это будет сигналом к тому, чтобы откачать цистерны и всплыть на поверхность. Есть вопросы?

– Я только надеюсь, что подняться мы сможем, – с нервным смешком произнес один из мужчин. – А то народ уже говорит, эту рыбину надо было назвать не «Ханли», а «Иона».

– Довольно болтовни, – сказал Диксон, поднимаясь по небольшому трапу и высовываясь из переднего люка.

Купер со своего места видел лишь маленький кусочек открытого люка, в котором темнел овал неба с бледными звездами.

– Отдать носовые и кормовые! – скомандовал капитан.

Купер услышал топот ног снаружи и сразу почувствовал, как лодка поплыла. Диксон спустился вниз и обратился к штурману:

– Мистер Фокс, воздухозаборник открыт?

– Открыт, сэр.

– Стойте возле ручки переключателя. Средний вперед!

– Средний вперед… ручка переключателя, – повторил штурман.

Матросы начали с кряхтением вращать вал.

Работать было неудобно, однако Диксон хорошо натренировал людей, добиваясь от них слаженности и точности движений. Свеча мигала. Вода билась о корпус лодки снаружи.

Капитан снова поднялся по трапу и оттуда отдавал команды штурману, взявшему штурвал. Отойдя от причала, они тут же сменили направление и набрали скорость. По лицу Купера стекал пот. Он чувствовал себя заживо похороненным и хотел оказаться где угодно, но только не здесь. Ему стоило огромных усилий подавлять нараставшую панику.

Все еще высовываясь из люка, Диксон последний раз внимательно огляделся по сторонам и наконец спустился, задраив крышку.

– Готовимся к погружению, – сказал он.

Сердце Купера колотилось так быстро, что заболело в груди. Он вдруг почувствовал бесконечное уважение ко всем этим людям, которые добровольно вызвались участвовать в испытаниях, а еще мучительную боль от потери тех, кто погиб при первых погружениях. Правда, длилось это недолго – вскоре он уже выбранил себя за то, что распустил нюни в такой решительный момент.

– Закрыть воздухозаборник!

– Воздухозаборник закрыт! – откликнулся штурман.

– Открыть забортный клапан кормовой цистерны!

Купер услышал бульканье и шум воды. Корпус лодки покачнулся. Купер схватился за подпорку, вмонтированную в корпус над его головой, когда корма «Ханли» нырнула вниз. Он подумал о Юдифи, о Мари-Луизе. Да и как можно было удержаться от таких мыслей, находясь на судне, которое все уже называют Плавучим гробом?

С мягким стуком лодка опустилась на дно. Матросы в изнеможении откинулись на стенку корпуса, кто-то облокотился о коленчатый вал. Один парень решил пошутить, сказав, что самая трудная часть пути позади. Никто не засмеялся.

Диксон всматривался в ртутную трубку глубиномера. У Купера вдруг начались ужасные видения. Кто-то стягивал на его голове железный обруч, кто-то запирал его в темный чулан, на двери которого не было ручки изнутри…

Александер похлопал по своему жилету:

– Джентльмены, у кого есть часы? Я, похоже, от волнения свои забыл.

– У меня есть.

Купер с некоторым трудом достал плоские золотые часы, которые всегда носил с собой, и откинул крышку:

– Десять минут восьмого.

Огонек свечи горел ровно, воск стекал ровно, создавая вокруг нее цепи крохотных гор.

Через двадцать минут огонь свечи заметно потускнел.

– Воздух уже паршивый, – пробормотал кто-то.

– Ну, желающие могут уйти, – откликнулся другой матрос.

Раздался почти искренний смех. У Купера начало жечь глаза. Диксон спокойно поглаживал бакенбарды двумя пальцами.

– Сколько уже? – внезапно спросил Александер.

Купер встал. То ли глаза почти ничего не видели, то ли наполовину сгоревшая свеча стала светить еще хуже. Ему пришлось поднести часы к лицу, чтобы рассмотреть циферблат.

– Мы внизу тридцать три минуты.

Он так и держал теперь часы открытыми на ладони. Как же громко они тикали… Чем быстрее тускнел свет, тем больше его разум играл с ним злые шутки. Интервалы между тиканьями вдруг становились все длиннее; до следующего Куперу приходилось ждать чуть ли не полчаса, а когда оно наконец звучало, звук тянулся невыносимо долго.

Александер начал тихо напевать какую-то песенку о тележках с кабачками, нарочно утрируя акцент кокни. Диксон сердито велел ему замолчать. Купер с тоской вспомнил о Ливерпуле, о Традд-стрит, даже о палубе «Уотер Уитч» и, конечно, о своем бедном мальчике, тело которого лежало сейчас где-то на дне Атлантики. Почувствовав влагу на щеках, он отвернулся, чтобы никто не заметил его слез.

Свеча погасла.

Кто-то судорожно вздохнул. Кто-то выругался. Диксон чиркнул спичкой о металлическую пластину, но она не загорелась, только зашипела и завоняла.

– Сколько уже, мистер Мэйн? – послышался голос Александера.

– За пару минут до того, как погасла свеча, было почти сорок пять.

– Но дышать еще можно, – сказал Диксон; чье-то ворчание оспорило это утверждение.

Ничего не видя, Купер не мог судить о ходе времени. Вокруг не осталось ничего – только чудовищное давление в висках и свистопляска в голове. Предательский разум твердил ему, что он задыхается, что слышит, как трещит железная обшивка, что все идет не как надо. Он прошел уже все стадии – дурноту, сонливость, чрезмерную уверенность и осознание скорой гибели.

Он сорвал шейный платок, расстегнул пуговицы воротника. Он задыхался, он умирал…

– Поднимаемся!

Тут же раздались смех, шумные голоса. На мгновение, вытирая потную шею, Купер почти убедил себя, что человеком, который выкрикнул эти слова, был он.

– Мистер Александер, – очень спокойно произнес Диксон, – встаньте к кормовому насосу, если нетрудно. Я буду на носовом. Мистер Фокс, мистер Биллингс, откручивайте балласт.

Купер прислонился затылком к стенке корпуса, мечтая о глотке свежего воздуха. Он слышал скрип и шипение насосов, звон гайки, упавшей на палубу… Этот звук повторился несколько раз.

– Балласт снят, сэр.

– Нос поднимается, – задыхаясь, произнес Диксон, работая рукояткой насоса. – Скоро всплывем.

Теперь уже все почувствовали, как нос лодки задирается кверху. Мужчины смеялись и свистели, но недолго.

– Что не так, Александер? – воскликнул кто-то. – Почему корма висит?

– Капитан Диксон? – Маленький англичанин явно был испуган. – Цистерна не осушается. Что-то с насосом.

– Всё, помрем, – тут же пробормотал матрос рядом с Купером.

– Что с насосом? – спросил капитан.

– Похоже, засорен. Водоросли, наверное, мать их.

– Если не исправим его, всплыть не сможем. – Диксон обращался к Александеру, но тот же нервный матрос уже кричал:

– Мы задохнемся! О Боже, Боже… я не хочу вот так умирать! – Его голос поднялся почти до визга. – Мы умрем! – уже рыдал он. – Я знаю, мы все…

Купер повернулся и протянул руку в темноте. Часы упали; он услышал, как разбилось стекло в то мгновение, когда он стиснул ладонь мужчины, впавшего в истерику. Другой рукой Купер дважды ударил его по лицу:

– Прекрати! Этим не поможешь.

– Пошел ты, отпусти… мы все… мы…

– Я сказал – прекрати!

Купер ударил в третий раз – так сильно, что голова матроса ударилась о стенку корпуса. Когда он разжал руку, мужчина продолжал плакать, зажав рот ладонями. Но хотя бы не кричал.

– Спасибо, мистер Мэйн, – сказал Диксон.

– Сэр? – спросил Александер. – Я хочу разобрать насос. Думаю, смогу и в темноте – я хорошо знаю конструкцию. Может быть, так удастся найти место засора.

– Если вы это сделаете, внутрь хлынет вода.

– Тогда предложите что-нибудь другое!

– Извините, – откликнулся Диксон уже мягче. – У меня идей нет. Делайте то, что считаете нужным, мистер Александер.

И вот кошмар продолжился, куда более страшный, чем прежде. Куперу уже казалось, что он не может дышать. Совсем. Но он каким-то образом дышал: это были судорожные неглубокие вдохи, каждый из которых причинял боль. А может быть, боль тоже была воображаемой? В полной тишине, казавшейся почти осязаемой, люди прислушивались к скрипу и звяканью металлических деталей, которые откручивал и снимал англичанин, и с тревогой гадали, что означает каждый звук.

Купер пошарил на полу в поисках упавших часов и, едва нащупав их, тут же услышал бульканье воды.

– Боже, спаси нас! – громко закричал кто-то.

Вода хлынула из насоса, растекаясь по палубе.

– Еще минута! – крикнул Александер. – Вот так… сюда… У меня тут куча водорослей, сэр! Думаю, все из-за них. Теперь надо снова собрать насос, хотя вода давит…

Вода продолжала втекать внутрь. Купер поднял левую ногу и слегка топнул ею. Раздался всплеск. Матрос, которого он бил по щекам, снова застонал. Купер отвел руку назад, нащупал его плечо и с силой встряхнул. Стон прекратился.

Куперу вдруг стало стыдно, что он был так жесток с беднягой. Ведь парень прав – они все скоро умрут. Теперь он и сам знал это. Он снова попытался наполнить легкие тяжелым воздухом и, уже не сомневаясь в исходе, сел поудобнее, чтобы ждать конца.

Он начал быстро вспоминать свою жизнь, стараясь пропускать неприятные моменты и подольше задерживаться на счастливых. Словно наяву, он снова увидел Юдифь Стаффорд на палубе прибрежного парохода, идущего в Чарльстон. Как же это было давно… Он даже сочинил маленькую прощальную речь о том, как благодарен ей за то, что она вышла за него замуж…

– Готово! – крикнул Александер.

Купер машинально повернул голову в сторону кормы, хотя ничего, конечно, не увидел. Зато услышал скрип насоса.

– Работает! – снова закричал англичанин.

– Ура! – воскликнул обычно сдержанный Диксон.

Команда зааплодировала. Слезы брызнули из глаз Купера, когда он пытался вздохнуть. Ему показалось, что корма поднимается, и голос Диксона это подтвердил:

– Всплываем!

Через несколько минут лодка выплыла на лунный свет.

Словно двое безумцев, пытавшихся вырваться из сумасшедшего дома, Диксон и Александер начали яростно открывать носовой и кормовой люки. Внезапно Купер увидел блеск звезд, глотнул сладкого холодного воздуха. А матросы уже споро крутили рукоятку вала, как будто ничего не случилось.

Диксон поднялся по трапу и высунул голову в открытый люк, всматриваясь поверх комингса:

– На причале остался только один человек. Не вижу, кто это.

Наконец лодка медленно подошла к пирсу, где Люциус Чикеринг, не переставая прыгать и приплясывать, хлопал в ладоши и размахивал руками, как ветряная мельница. Диксон велел ему прекратить дурачиться и помочь пришвартовать судно.

– Я не дурачусь – я радуюсь! – воскликнул Люциус, пока Диксон шел к корме с канатом в руке. – Солдаты и все местные разошлись через сорок минут. Они решили, что вы погибли, но я сказал себе; да, пусть это и безумие, но я останусь и буду верить, что вы вернетесь, и мы докажем всем, что они ошибались. Боже милостивый, лейтенант, вы испытали мою веру! Вы хоть знаете, который теперь час?

– Сколько мы были под водой? – спросил Александер, который вылез из лодки следом за Купером.

Купер поднес часы к уху. Надо же! Они продолжали идти! Он повернул циферблат к лунному свету, стряхнул мелкие осколки стекла и сначала решил, что плохо рассмотрел стрелки. Но все было верно.

– Без четверти десять. Мы пробыли под водой два часа тридцать пять минут!

– Я же говорил, я же говорил! – кричал Люциус, хватая Купера за плечи и разворачивая к себе. – Это просто невероятно! Вы были правы! Все получилось!

Александер что-то пробормотал; Диксон на него шикнул.

– Эта лодка теперь в любое время подкрадется к янки и потопит их! – продолжал восторгаться Люциус. – О… – вдруг поутих он. – Я совсем забыл, мистер Мэйн. Один из солдат собирался отправиться в штаб генерала Борегара и сообщить, что «Ханли» снова затонул. И что все погибли… Боюсь, ваша жена уже об этом узнала.

– О Боже… – охнул Купер. – Лейтенант Диксон, мои поздравления. Я вынужден проститься. – Последние слова он договорил уже на бегу.

– Подождите меня, мистер Мэйн! – надевая цилиндр, закричал Чикеринг.

Когда Купер добрался до Традд-стрит после своего невероятного приключения, Юдифь зарыдала от облегчения, хотя Люциус Чикеринг ошибся – она еще ничего не слышала.

Юдифь долго и крепко обнимала мужа. Но все равно предпочла в ту ночь спать одна.

Глава 93

– Господин начальник тюрьмы! – сказал Весси. – Этот янки набросился на меня, как бешеный зверь. Он сделал это без всякой видимой причины, просто проявляя свой злобный нрав. И ваш долг – уж простите мне мою дерзость – ваш долг офицера и ваш христианский долг джентльмена предоставить мне право самому наказать его.

Лейтенант Тёрнер ответил не сразу.

– Я бы дал согласие, – с сомнением сказал он, – но, боюсь, не могу допустить этого в стенах Либби. По двум причинам. Во-первых, у нас уже и так полно хлопот с филадельфийскими адвокатами. А во-вторых, за нами все еще слишком пристально следит тот тип, что работает на Седдона.

– Вы о том одноруком полковнике?

– Да, о Мэйне. Такая, знаете, самозваная совесть наших тюрем. Вы сами видели – он везде сует свой нос. – (Капрал кивнул.) – Правда, недавно он пропустил свой визит. Я слышал, подхватил сильный грипп и лежал в постели. Но теперь уже поправился и может объявиться здесь со дня на день.

Весси заметно помрачнел, но потом вдруг заметил, что по лицу начальника тюрьмы расплывается улыбка.

– Конечно, – сказал Тёрнер, – если вы найдете способ… э-э… преподать урок дисциплины вне стен этого здания, я могу получить временный указ об освобождении, который позже вы просто уничтожите.

Капрал наклонился вперед, улыбаясь еще шире, чем Тёрнер.

– Если же вам понадобятся помощники… – добавил начальник, – я хочу сказать, если будут свидетели, они должны быть абсолютно надежными.

– С этим проблем не возникнет, сэр.

– Разумеется, любые следы должны выглядеть как последствия несчастного случая.

– Это я гарантирую.

– Тогда я подготовлю пропуск. Но прежде чем я вам его передам, я хотел бы знать все подробности вашего плана.

– Да, сэр. Спасибо, сэр! – воскликнул Весси, лихо щелкнув каблуками и приложив пальцы к козырьку. – Очень скоро у вас будут все сведения, обещаю. Еще раз спасибо, сэр.

– Рад вам помочь. – Тёрнер все так же улыбался. – Вы отличный солдат, Весси. Хотелось бы мне иметь побольше таких.

Этот разговор состоялся тридцатого января. Уже первого февраля Весси снова пришел к начальнику. Видя его нетерпение, Тёрнер спросил:

– Ну? Что придумали?

– Мой кузен служит в артиллерийской части в Энрико. Он одолжит для меня орудийный передок. Передок и дорога поухабистее – вот и все, что нужно. Кузен сам предложил эту идею. Говорит, янки постоянно используют этот способ для наказания серьезных нарушителей. А что хорошо для них – хорошо и для нас.

Он говорил почти минуту, и в конце Тёрнер уже громко хохотал:

– Замечательно! Пропуск будет готов через час. Будет лучше, если вы заберете заключенного ночью – так меньше людей проснется. Скажем, что его отправляют в канцелярию генерала Уиндера для срочного допроса.

– Отлично, сэр. – Весси не мог сдержать ликование. – Скажу вам откровенно: мы соберем небольшую компанию – мой кузен и несколько его приятелей. Все надежные люди, могу поклясться!

– Вся ответственность будет лежать на вас, – с искренней улыбкой ответил Тёрнер. – Хотелось бы и мне присоединиться. Ладно, постарайтесь там за меня.

– Да, сэр. Непременно постараемся.

– Значит, это и есть канцелярия генерала Уиндера?

Сказав это, Билли сплюнул, но слюна попала на спицы колеса из-за неловкого наклона головы.

– Заткни свою пасть, янки! – рыкнул кузен Клайда Весси.

Он дернул Билли сзади за волосы и снова толкнул к колесу. Лошади отпрянули и нервно всхрапнули. Занималось ясное ветреное утро, довольно теплое для февраля. С двух сторон пустынной, изрытой ухабами дороги, вьющейся вдоль гряды пологих холмов, тихо потрескивали голые деревья.

Билли был распластан на запасном колесе, установленном на задней части повозки, под углом примерно сорок пять градусов. Его голая спина покрылась мурашками, втулка колеса больно впивалась в живот. Обычно для перевозки орудий использовали шестерых лошадей, но такая просьба могла вызвать подозрение, поэтому в дышло было впряжено только две. Сейчас ни орудия, ни зарядных ящиков в повозке не было, поэтому двоих вполне хватало.

Весси тщательно проверил узлы на веревках, которыми запястья и лодыжки пленного были привязаны к ободу колеса, потом повернулся к четверым солдатам, стоявшим рядом:

– Надо чуть повернуть, парни, чтобы стояло под девяносто градусов. Я слышал, так поездка получается даже интереснее.

Ухмыльнувшись, все четверо налегли плечами на колесо. Когда оно встало на место, Весси попросил еще веревок и надежно закрепил его в новом положении. Теперь голова Билли смотрела на три часа, а ноги – на девять.

– Кроуфорд! – Кузен Весси шагнул вперед. – Тебе выпала честь быть форейтором.

Придурковатого вида парень охотно вскочил на ближайшую лошадь. Весси, с порозовевшими от зимнего солнца щеками, шагнул в сторону, чтобы пленный мог его видеть.

– Джентльмены, готовы начать? – (Солдаты закивали, усмехаясь.) – Может, нам спеть псалом для начала? Или, пожалуй, лучше помолиться о душе того, кто отбывает или сразу в преисподнюю, куда попадают все славные янки, или пока что в страну калек – мы еще точно не знаем. – Следуя примеру кузена, он схватил Билли за волосы и резко потянул его голову на себя, пока не увидел гримасу боли на его лице; тогда он наклонился почти вплотную и прошипел: – Зато одно я знаю точно, красавчик. Эту поездку ты никогда не забудешь.

Билли облизнул потрескавшиеся губы и плюнул. На этот раз он не промахнулся. Капрал еще раз ударил его головой о колесо, потом подошел к лошадям:

– Две мили туда, две обратно, Кроуфорд.

Он взмахнул фуражкой и хлестнул лошадь, дополнительно напугав ее протяжным воплем бунтовщиков, который тут же заглушил грохот набиравшей скорость повозки.

Сжав всю волю в кулак, Билли старался удержаться как мог, но его тело то и дело отрывалось от колеса и снова падало на него, когда телега подпрыгивала на глубоких ухабах. Из-за того что он был привязан горизонтально, он не мог ориентироваться; левый глаз видел небо, а правый – дорогу, летевшую внизу.

Кузен Весси подстегивал лошадей:

– Вперед, клячи, делайте свое дело!

Лицо Билли ударилось о спицу. Щека лопнула изнутри. Рот начал наполняться кровью. На виске, который постоянно бился о колесо, уже появился огромный синяк. Этот мерзавец Весси точно знал, насколько свободно нужно привязать свою жертву.

Когда лошади замедлили бег, чтобы развернуться, Билли получил короткую передышку. Но тело его было уже настолько избито, что, когда все началось снова, боль стала вдвойне сильнее. В голове нестерпимо гудело; казалось, что не меньше половины костей сломано. Он почувствовал, что выдержка ему изменяет, и стал представлять себе лицо Бретт. Это помогло.

Обратно они ехали невыносимо долго. Билли плыл под редкими зимними облаками, глядя, как они растут, разлетаются в стороны, исчезают… Из уголка его рта текла кровь; боль отдавалась по всему телу. Наконец повозка остановилась.

– Ну, кузен, что скажешь? – спросил Кроуфорд, почесываясь.

Весси прошелся взад-вперед – так, чтобы жертва его видела.

– А знаешь, – сказал он, – думаю, он очень доволен собой. Что-то я не замечаю в этом язычнике никаких признаков раскаяния. Давай-ка его перевернем, привяжем спиной к втулке. И на этот раз, Кроуфорд, доедешь до крытого моста и только потом развернешься. Так получится на милю больше в каждую сторону.

И все началось сначала. Кроуфорд гнал лошадей так, словно рвался в бой. Втулка нещадно колотила Билли по спине; его позвоночник то складывался пополам, то снова распрямлялся. Ветер подхватывал кровь, стекающую из его рта, и она улетала прочь красными точками. Наконец, стыдясь того, что не в силах больше терпеть, Билли закричал.

И провалился в черноту.

Так уж случилось, что шестидесятилетний доктор, заядлый выпивоха и уроженец Виргинии, презирал молодого начальника тюрьмы Либби. В конце следующего дня он ворвался в кабинет Тёрнера и сообщил, что заключенные с третьего этажа принесли ему одного человека, некоего Хазарда, жесточайшим образом избитого. Человека, который не может ни стоять на ногах, ни связно говорить, и вообще неизвестно, выживет ли.

– Спина у него не сломана, но вовсе не благодаря тем, кто его искалечил.

– Вы только поставьте этого янки на ноги, а я найду человека или людей, которые это сделали, и призову их к ответу, – пообещал Тёрнер дрожащим голосом. – Как бы то ни было, доктор Арнольд, мы ведь вполне можем счесть это несчастным случаем. Ну, поскользнулся, упал с лестницы… Некоторые заключенные довольно слабы, тут уж я ничего не могу поделать. Именно, сэр, могу поспорить, что он действительно упал.

– Если вы в это верите, то вы еще глупее, чем я думал. Даже если бы он выпал из корзины воздушного шара, он все равно не расшибся бы так сильно. – Врач оперся ладонями о письменный стол и придвинул к начальнику тюрьмы свой большой красный нос. – Лучше бы вам запомнить кое-что, молодой человек. Может, мы и воюем, но мы не на службе у главы испанской инквизиции. В этом здании заперты американцы, а честь южанина все еще хоть что-то да значит. Найдите виновных, или я лично пойду к президенту Дэвису. А потом с удовольствием посмотрю, как вас вышибут с этого места.

Возможно, слова доктора и возымели бы свое действие, если бы не суматоха, начавшаяся из-за крупного побега.

Это случилось девятого февраля. Один полковник из Пенсильвании по фамилии Роуз спустился в тюремный дымоход и обнаружил в подвале заброшенное помещение. И вот там он и другие пленные в течение нескольких дней по очереди копали тоннель под стеной старого склада. Всего им удалось прорыть шестьдесят футов, после чего сто девять заключенных вырвались на свободу и бежали.

В Либби поднялась паника, Тёрнеру грозили большие неприятности. Специально назначенные инспекторы из военной полиции внезапно появлялись в самое неожиданное время дня и ночи, шпионя за заключенными и проверяя, исполняется ли приказ генерала Уиндера об удвоении количества охранников и надзирателей. Тёрнер тем временем отчаянно строчил донесения, чтобы перевести стрелки на кого-нибудь другого и самому избежать наказания. Все это время Билли лежал в маленькой больничной палате, слишком страдая от боли, чтобы помнить, что его тоже приглашали участвовать в побеге.

Тим Уонн навещал его не меньше двух раз в день, донимая доктора Арнольда вопросами. Один вопрос он задавал чаще других:

– Кто это сделал, доктор?

– Не знаю. Пытался узнать, но все охранники здесь – одной подлой породы. Покрывают друг друга.

В глубине души Тим догадывался, кто мог быть зачинщиком.

– Кто-то вывел его среди ночи, – сказал он. – Я спал… даже не проснулся.

Побледнев от стыда, он посмотрел на распухшее, обескровленное лицо на тонкой серой подушке. Даже во сне Билли постоянно морщился от боли.

– А остальные тоже ничего не видели?

– Говорят, не видели. Поздно было уже. Темно. А те, кто его уводил, наверное, действовали тихо.

– Будь мы все прокляты за то, что делаем во имя патриотизма. Уж эти мерзавцы постарались. И его не просто били кулаками, тут что-то намного хуже, хотя я пока не могу понять, что именно.

– А Билли не сможет сам рассказать? Назвать имена или хотя бы описать тех, кто над ним издевался?

Билли дернулся, выгнул спину, тихо вскрикнул. Из левой ноздри потекла кровь. Доктор наклонился, чтобы вытереть ее, бросив на Тима суровый взгляд:

– Если выживет.

Солнце садилось. Над водой медленно кружили чайки. Холодный воздух был неподвижен, хотя на севере уже собирались плотные гряды облаков. Последние лучи солнца касались крыш и колоколен, отражались в окнах домов на набережной Бэттери. Зябко кутаясь в пальто и накинув капюшон, Купер смотрел, как над водой поднимается туман.

Джордж Диксон закончил осмотр гавани и сложил латунную подзорную трубу.

– Туман нам на руку, – сказал он. – К тому же нам поможет отлив, когда будем возвращаться. Пока что это наш лучший шанс. Думаю, все получится. – Он развернулся на месте и позвал штурмана: – Мистер Фокс, подготовьте, пожалуйста, шестовую мину. Я бы хотел сняться с якоря как можно скорее. Вопросы есть?

– Никак нет, капитан! У матросов нет вопросов! – весело откликнулся бывший солдат из Алабамы.

Удивительно, как быстро и основательно все эти сухопутные люди освоили морскую науку. Выжив в подводном испытании, они теперь с гордостью держались как бывалые моряки.

– Какой из кораблей будет вашей целью? – спросил Купер.

– Думаю, с этим лучше определиться, когда выйдем за пределы гавани.

– Я собираюсь доплыть на веслах до Самтера и буду оттуда наблюдать, – сказал Купер и протянул ему руку. – Удачи, Джордж. Надеюсь, к полуночи вы вернетесь.

– Непременно, – ответил молодой капитан с короткой улыбкой. – Я горжусь тем, что буду командовать этим кораблем. И вам следует гордиться. Если у нас все получится, эта ночь войдет в историю.

– У вас получится, – заверил Люциус, топтавшийся за спиной начальника.

– Ну что ж… до встречи, – бросил Диксон и пошел по причалу уверенной походкой моряка, который впервые зашел на палубу еще юнгой. – Эй, ребята, поосторожнее с порохом! Он нужен, чтобы потопить янки, а не нас самих!

По спине Купера пробежал холодок – но вовсе не потому, что с заходом солнца быстро холодало. Ради этого момента стоило выдержать все – его страх, тревогу, споры с Борегаром, даже холодность жены, которая просто не понимала его самого и важности этой работы.

Люциус первым зашел в шлюпку. В сгущавшемся тумане они налегли на весла и направились к разбомбленному форту. На полпути Люциус махнул рукой в сторону пирса.

– Отчаливают, – сказал он.

Купер неловко обернулся – и как раз вовремя, чтобы увидеть красновато-оранжевый отсвет на железном корпусе лодки. В следующее мгновение темные облака сомкнулись, и небольшая выпуклость на поверхности воды исчезла.

С обращенной к морю стороны форта Самтер они смотрели, как туман быстро скрывает корабли блокадной эскадры. Скоро в мглистой тьме можно было увидеть только несколько сигнальных огней. Вечер был тихим и холодным. От волнения Купер не мог стоять спокойно и постоянно смотрел на часы. Когда он в очередной раз взглянул на циферблат – было восемь сорок восемь, – в тумане над морем вдруг раздался шум.

Купер задержал дыхание.

– Что это за корабль?

– «Хаусотоник», – ответил ему майор из гарнизона форта, пришедший наблюдать вместе с ними.

Он передал Куперу свою подзорную трубу, и Купер глянул в нее как раз тогда, когда стена пламени подбросила к небу обломки бревен и такелажа.

Рев взрыва прокатился над заливом.

– Удар с правого борта! – воскликнул Купер. – Думаю, перед самой грот-мачтой. Вижу людей на ней и на бизань-мачте… о… он накренился! – Он почти бросил подзорную трубу Чикерингу.

– Наблюдайте, пока возможно, Люциус. Он тонет.

На других кораблях вражеской эскадры зажглись фонари. Послышались крики, вой сирены. С ближайшего к тонущему «Хаусотонику» уже спустили спасательные шлюпки, а солдаты из гарнизона Самтера с радостными криками уже выскакивали из казарм, с восторгом спрашивая, какой из батарей Конфедерации удалось подбить шлюп северян.

– Никакой, – ответил Купер. – Его потопила наша подводная лодка «Ханли».

– Вы о том Плавучем гробе с острова Салливан?

– Она больше не заслуживает такого названия. Лейтенант Диксон и вся команда будут награждены как герои.

Однако лодка все не возвращалась. В одиннадцать вечера Купер и Люциус вернулись с Самтера на причал и продолжали ждать всю ночь, дрожа от холода. В шесть утра Купер наконец сказал:

– Давайте вернемся в Чарльстон.

Измученный и растерянный, он медленно добрел до своего дома на Традд-стрит. Никто в городе ничего не знал о затонувшем «Хаусотонике», люди просто слышали, что на одном из кораблей блокадной эскадры произошел взрыв. Подводная лодка бесследно исчезла.

Вскоре Купер узнал от захваченного в плен экипажа сторожевого катера Союза, что «Хаусотоник» действительно был потоплен, о чем официально известили генерала Борегара. К его разочарованию, из команды погибло только пять человек благодаря быстро подоспевшей помощи.