Текст книги "Античность: история и культура"

Глава XIII
Культура в эпоху кризиса

У древних греков бытовало выражение «кадмейская победа», то есть победа, которая на самом деле является поражением (ср. римск. «Пиррова победа»). Такую победу одержала восстановленная афинская демократия, приговорив к смерти своего великого критика философа Сократа. Суд над Сократом – это не первый процесс, в ходе которого массовое сознание взяло верх над гениальным одиночкой: вспомним суды над Анаксагором и Фидием. Но только суд над Сократом можно назвать в полной мере «кадмейской победой», поскольку афинские граждане, осудившие Сократа на смерть, стали свидетелями посмертного триумфа идей философа – в лице его учеников и учеников учеников. И этот триумф оказался столь блистательным, что плодами его и уроками человечество пользуется до сих пор.

Платонизм. Возмездием стали два философских учения, основатели которых – ученики Сократа Платон и Антисфен – с разных позиций, справа и слева, обрушились на режим, погубивший учителя.

Самый прославленный из учеников Сократа Платон по происхождению принадлежал к аттической аристократии. По отцовской линии его предком был последний из афинских царей Кодр, по материнской – поэт и законодатель Солон, выходец из рода Алкмеонидов, давшего также Писистрата, Клисфена, Перикла. Молодой аристократ, как и его сверстники, посвящал свой досуг гимнастике, увлекался конями. Его прозвище «Платон» (ширь) поначалу относилось к широте его грудной клетки и плеч, а не познаний.

Встреча с Сократом в 407 г. до н. э. перевернула жизнь юноши, которому едва исполнилось двадцать лет. В ночь перед встречей Платону приснился лебедь. И когда Платон вступил в беседу с Сократом, он подумал: «Вот мой лебедь!» Простолюдин Сократ, лысый, с вздернутым, как у Силена, носом, в плаще, которому не позавидовал бы и раб, – и лебедь! Эта сценка в равной мере говорит об обоих собеседниках.

Удивившись Сократу как явлению необыкновенному, Платон остался его почитателем на всю жизнь и сделал собеседником в своих философских трудах.

После гибели Сократа Платон стал мысленно создавать достойное его государство и отвечать на вопросы, которые учитель задал ему и всему человечеству.

В основе платонизма лежит понятие «идея». Это греческое слово родственно русским словам «видеть», «вид». Это – «видимое», но не только зрением, но и разумом. В самом понятии «идея» не заложена противоположность «материи» – ведь и материалист Демокрит называл свои невидимые атомы «идеями». Для Платона «идея» – частичка единственно реально существующего где-то над землей (но не бесконечно далеко) мира, грубым подобием которого является открытый взгляду мир вещей. (И в этом отличие Платона от Демокрита, не отделявшего атомы от материи.)

Но последуем за Платоном. Если, допустим, плотник принимается за создание стола, то он уже в какой-то мере обладает его идеей, которая первична, ибо без этой идеи ему бы не удалось сколотить стол. Но откуда у плотника эта идея, если он и в мыслях не поднимался на небо? Отвечая на этот вопрос, Платон исходит из принадлежности бессмертной души человека к миру идей, а смертного тела – к миру вещей. Душа человека до того, как войти в (тело) будущего плотника, побывала в небесных сферах и сохранила смутное воспоминание («припоминание») о столе и обо всем том, что составляет мир идей. Углубляя понятие идеи, Платон рассматривает ее как своего рода модель, имеющую свое собственное бытие, свое реальное тело.

Таково в самых общих чертах учение Платона об объективно, независимо от человека существующем мире идей – объективный идеализм.

Не меньшее значение, чем сама философия, имеет форма, в которую Платон облекал свои философские труды. Это диалог (как бы продолжение тех бесед, которые вел на улицах Афин Сократ), но насыщенный драматическими сценами, а также мифами, по-новому переосмысленными Платоном или им сочиненными наподобие рассмотренного выше мифа об Атлантиде. Отношение Платона к мифам отражает его отношение к факту и истине – важнейшим категориям любой науки. Платон учил, что, подобно тому, как искусство создает предметы, в реальной природе не существующие, философия из мелких и приземленных фактов должна лепить высокую и великую правду, преобразовывать факты, а не рабски их воспроизводить. С точки зрения содержания, творения Платона, связанные с современностью и прошлым Эллады, соотносятся с реальностью в той же мере, в какой кентавр с животным миром.

Платон был не только философом, но и поэтом. Его конструктивная логика пронизана воображением, и в целом это оставляет неизгладимо чарующее впечатление, держит читателя в постоянном напряжении, будит мысль и фантазию.

По образцу пифагорейского братства, с которым он познакомился в Южной Италии, Платон в 388 г. до н. э. создал свою школу. По месту ее нахождения, в роще героя Академа за городской чертой Афин, она получила название «Академия» и имела статут культового союза. Члены Академии Платона жили общежитием, здесь же, в домах за городской стеной, ежемесячно вносили на общие нужды членские взносы и собирались на ежедневные занятия, которые вел Платон или его помощники. Подобно тому как Дельфийское святилище украшали изречения семи мудрецов, приближающегося к этому храму Науки встречала надпись: «Да не войдет сюда никто, не знающий геометрии». Но желая присоединиться к членам сообщества, новичок узнавал, что, кроме этого, он должен ограничить время сна, отказаться от мясной пищи и связи с женщинами. Главным праздником Академии был день рождения Платона, отмечавшийся по афинскому календарю 7 таргелиона жертвоприношением, праздничным пиром и общей дискуссией.

Платон прожил долгую жизнь и умер за девять лет до битвы при Херонее, похоронившей греческую свободу. Детище Платона пережило его создателя на 900 лет и было распущено только в 529 г. н. э. византийским императором Юстинианом.

Кинизм. Преданнейший из учеников Сократа Антисфен, один из тех, кто присутствовал при его кончине, был ближе к учителю, чем Платон, – и по происхождению и по духу. Сын афинского гражданина и фракийской рабыни, он нередко выслушивал насмешки чистокровных афинян. Им он отвечал: «Матерь богов тоже была фригиянкой». Сократ же, наблюдавший, сколь отважен был Антисфен в бою, сказал: «От чистокровных афинян никогда бы не родился столь доблестный муж».

Сразу после казни Сократа Антисфен начал вести свои беседы в гимнасии на холме Киносарг («зоркий пес») и стал именовать себя «истинным псом». Отсюда и название одной из сократических философских школ древности – кинизм, выражающий мысли и чувства городских низов. Главные ценности жизни, согласно учению Антисфена, – труд, добродетель, безвестность. Не законами полиса должен руководствоваться мудрец, а законами добродетели, которая проявляется в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в славе. Демократия в той форме, какая существовала в Афинах, была Антисфену чужда. Однажды на экклесии он попросил проголосовать за предложение признать ослов конями. Когда его оборвали, сказав, что это нелепость, Антисфен сказал: «А ведь вы простым голосованием делаете из невежд стратегов». Всем своим поведением и образом жизни Антисфен подчеркивал презрение к богатству: ходил в одном хитоне, без гиматия, как нищий, носил посох и суму. Он говорил, что человеку достаточно в жизни всего того, что нельзя потерять при кораблекрушении. Антисфен превосходил всех учеников Сократа красноречием, и даже историк Феопомп, прослывший злоречивейшим из смертных, называл речь основателя кинической школы сладостной, могущей заворожить кого угодно.

Впрочем, учеников у Антисфена было немного. Среди них наиболее прославился Диоген из Синопы. Уже Антисфен посмеивался над спесью Платона и аристократической страстью к коням. Диоген пошел дальше: сочтя все, чем занимался Платон, пустым времяпрепровождением, он всячески над ним издевался. Издевался он и над верой в богов, требовал упразднения брака, существующей системы воспитания – вообще всего, что создано обществом. Не находя приверженцев, Диоген ходил днем с факелом, восклицая: «Ищу человека!»

О вызывающем поведении Диогена ходило множество рассказов. Трудно определить, что в них правда, а что выдумка. Согласно одному, Александр, собираясь в поход, наклонился над глиняным сосудом, в котором жил Диоген, и обещал исполнить любую просьбу чудака. «Не заслоняй солнца», – отозвался философ. Если это выдумка, то очень меткая, характеризующая антиподов эпохи. Видимо, поэтому считали, что Диоген умер в Коринфе в том же году и в тот же день, что Александр в Вавилоне.

Аристотель. В 367 г. до н. э., когда глава Академии Платон находился с Сиракузах по делам задуманного им государства, в Афинах появился юноша неприметной наружности, с деревенским румянцем на щеках. Ему показали, где находится Академия. Вскоре все узнали, что новичок родом из городка Стагира, находящегося неподалеку от македонской столицы, и что отец его врач, пользующий среди прочих македонского царя Аминту. Никто из тех, кого Платон оставил вместо себя, не мог и подумать, что перед ними будущий величайший философ. Восемнадцать лет проведет Аристотель в Академии, впитывая уроки престарелого учителя и вступая с ним в споры («Платон мне друг, но истина дороже»). После смерти Платона Аристотель начнет странствия в поисках собственных учеников (одним из них станет Александр), а затем вернется в Афины и на горе Ликабетт в 335 г. до н. э. создаст свою школу – Ликей (Лицей).

Через год после этого Александр начнет завоевание мира, а его учитель приступит к последовательному объяснению природы мира и изложению всех знаний о нем. И если Александр оставлял за собою разрушенные города и горы трупов, то следом деятельности Аристотеля окажутся освоенные им науки и оригинальные труды о них: логика, физика, биология, риторика, поэтика, политика, история, психология… И так же, как города состоят из районов и кварталов, сочинения Аристотеля по каждой из наук делятся на части. Так, «полису» Биология посвящены трактаты «История животных», «О движении животных», а «полис» Политика состоит из трактата «Политика» и 158 описаний конкретных государств (политий). Такова империя Аристотеля, при завоевании которой не было пролито ни капли крови, его поистине вечная империя. Единству и могуществу ее не была страшна ни одна природная или общественная катастрофа. Перед ней верноподданнически склонилось само Время.

Держава Александра рассыпалась, едва успев родиться, и ученики Александра начали кровавую борьбу за корону. Держава Аристотеля после его изгнания из Афин и кончины (на следующий год после смерти Александра) сразу же начала расти и крепнуть. Ученики Аристотеля не растаскивали его наследие, а, напротив, стали его собирать и умножать. И к тому времени, когда римляне, разгромив преемников Александра, создали свою великую империю, невидимая держава Аристотеля была прочнее, чем в год его смерти.

В 88 г. до н. э. Афины, город, в котором Аристотель создал Ликей и большинство своих трудов, восстал против ненавистных римлян. Окруженный римским войском город ожидала судьба других непокорных городов – разрушение, а его жителей – рабство. Но римский полководец Сулла, ворвавшись в город, остановил начавших разграбление солдат. Он заявил потрясенным афинянам: «Я щажу живых ради мертвых». Так Афины были спасены не храбростью своих защитников, а гением своих мудрецов и поэтов. Главным трофеем Суллы стали сочинения Аристотеля – сотни свитков, уже изъеденных червями и покрытых плесенью. В Италии они нашли своих ценителей и почитателей.

И не в одной Италии. В Египте, завоеванном Александром, Аристотеля знали не только в городах, населенных греками, но и в деревнях с чисто египетским населением. Есть что-то символическое в том, что в одной из таких деревень в конце XIX в. нашли папирус с сочинением Аристотеля «Афинская полития», но до сих пор не могут отыскать даже места, где находился мавзолей Александра. Древняя земля Египта сохранила память о просветителе, а не о завоевателе.

Необыкновенно прочной была память об Аристотеле и в других странах Востока, завоеванных фалангами Александра. Образ Александра исказился почти до неузнаваемости, превратившись в какого-то сказочного демона – Искандера двурогого. Аристотель же оставался в памяти людей Востока, ибо вел там сражение нетленным оружием слова. Сочинения Аристотеля переписывались и изучались, и даже после арабского завоевания и распространения ислама авторитет Аристотеля был так же велик, как в годы после его смерти.

Время для понимания и восхищения Аристотелем на Западе пришлось на Средние века. Но и в эпоху Возрождения, когда передовые люди в борьбе с обветшалыми взглядами на мир искали себе союзников среди великих мыслителей античного мира. Аристотель оставался среди самых почитаемых авторитетов. В представлении гуманистов он был не человеком отдаленного прошлого, отстоявшего от их времени почти на двадцать веков, а мудрым современником.

Великий художник Рафаэль изобразил на стене одной из комнат Ватиканского дворца «Афинскую школу». На ступенях широкой лестницы, ведущей в зал, за которым анфилада комнат ведет к небесной голубизне, изображена группа философов в живописных позах. Они ведут непринужденную беседу, спорят, собравшись небольшими группами, сосредоточенно размышляют. Но над лестницей и людьми, словно сказочное видение, встают две фигуры: одна – седобородого старца с мечтательным лицом и поднятой к небу рукой, другая – человека помоложе, чернобородого, с энергичным выражением лица и простертой вперед рукой, указывающей на землю. Платон и Аристотель, учитель и ученик, два величайших философа древности. Так они воспринимались Рафаэлем и его современниками: один – обращенный к небу, другой – к земле, но не приземленный, а столь же прекрасный и божественный.

Отношения Платона и Аристотеля выходят за рамки отношений учителя и ученика и в то же время ими определяются. Аристотель немыслим без Платона. Только на почве универсальной системы объективного идеализма могла вырасти грандиозная научная философия, обращенная ко всем формам бытия. Аристотель – вечный ученик Платона и его вечный оппонент.

Искусство убеждать и услаждать. За два года до того, как в роще Академа появилась школа философов, в самих Афинах была открыта авторитетнейшая из платных школ, обучавших искусству убеждать и услаждать. Ее основатель Исократ был уверен, что риторика превосходит философию в возможностях воспитания всесторонне образованного человека и в общественной полезности. Разработанная им программа обучения включала не только правила риторического искусства, выработанного в середине предшествовавшего столетия софистами Великой Греции, но также смежные дисциплины – философию, право, поэзию, музыку, филологию, психологию. Преподавание велось в форме семинаров в течение трех-четырех лет и обходилось в 1000 драхм. Сам Исократ воздерживался от публичных выступлений вследствие природной застенчивости и слабого голоса, но был прекрасным педагогом и знал толк в ораторском искусстве. Написанные им речи (сохранились 21 его речь и 9 подражаний им) – это настоящие шедевры, в которых не только выверена каждая мысль, но и подсчитан каждый слог, устранено все, что может показаться неблагозвучным. Через ораторскую школу Исократа прошли многие знаменитые ораторы, в том числе Демосфен и Эсхин, а также историки Феопомп, Эфор, Филист.

Так же как в платоновской Академии антиподом Платона стал Аристотель, из ораторской школы Исократа вышел его антипод Демосфен. В отличие от учителя, терпеливо подсчитывавшего слоги, он был воспламенен гражданскими страстями и негодованием против македонского завоевателя Филиппа, в котором учитель видел спасителя Эллады.

Один из античных авторов сравнивал речи Исократа с ухоженными телами атлетов, а речи Демосфена – с воинами с грозным оружием и в доспехах.

Лисий. Помимо речей совещательных, звучащих в совете и народном собрании, и торжественных, услаждавших слух любителей слова, велика была потребность в судебном красноречии. Особенно возрастает она после Пелопоннесской войны: установленная спартанцами в городах Афинского союза и самих Афинах олигархия в большинстве полисов вскоре была свергнута, и начались бесконечные судебные процессы, связанные с имущественными и политическими претензиями. Однако в демократических полисах, о порядках в которых мы знаем преимущественно на материале Афин, не допускалось выступление профессионалов. Считалось, что свою правоту каждый должен доказывать сам (только за ребенка и женщину мог выступить кто-то другой). И граждане, не сведущие в тонкостях ораторского искусства, неофициально обращались за помощью к опытным ораторам, чтобы те составили за них речь и разучили ее вместе с ними так, что у судей должно было сложиться впечатление, будто говорящий произносит собственные слова, к тому же без подготовки и не будучи искушен в риторическом искусстве: ведь оно было обязано заложившим его основы софистам недоброй славой искусства обмана, умения добиваться правдоподобия, уходя от установления правды.

И Исократ, и Демосфен, прежде чем погрузились в политику, начинали в качестве таких «составителей речей» для сограждан. Исократ, считавший это занятие не слишком почтенным и с осуждением о нем отзывавшийся, никогда не говорил об этом этапе своей биографии. Демосфен, тоже не считавший составление речей для других своим призванием, напротив, не стыдился этой деятельности, позволившей ему довольно быстро поправить материальное положение, расстроенное алчными опекунами после смерти отца. Но подлинного искусства в составлении судебных речей достиг Лисий, в отличие от Исократа и Демосфена и не думавший, что полученное им в юности у сицилийских софистов риторическое образование в зрелые годы спасет его от нищеты.

Лисий, внесший свою лепту в славу Афин, не был афинским гражданином, хотя прожил там около тридцати лет, покинув город вместе с братом пятнадцатилетним подростком и вернувшись туда в сорокасемилетнем возрасте, когда после неудачной афинской экспедиции в Сицилию в южноиталийских Фуриях установилась олигархия и братья были изгнаны за сочувствие демократическим порядкам. От олигархии по завершении Пелопоннесской войны Лисий пострадал и в Афинах, попав вместе с братом в первый же составленный олигархами список десяти демократически настроенных метеков, подлежавших уничтожению. Он сумел бежать и даже принять участие в борьбе с тиранами: как только демократы стали собирать силы, он отдал все деньги, какие хранил за пределами Афин, раздобыл 200 щитов и вместе с кем-то из друзей оплатил 300 наемников. Демократия не отблагодарила его предоставлением гражданских прав, и он навсегда остался метеком.

Оказавшись без средств, ибо все имущество, находившееся в Афинах, конфисковали тираны, а то, что было вне Афин, он пожертвовал на борьбу с ними, Лисий, которому уже перевалило за пятьдесят, был обречен на прозябание. Тут-то ему и пригодились юношеские уроки риторики. Первая же произнесенная им речь против тирана, которого он считал виновником гибели брата, привлекла внимание. К нему стали обращаться многочисленные клиенты. За двадцать с небольшим лет, которые осталось прожить Лисию, он сумел написать более 400 речей, из которых полностью или в крупных фрагментах до нас дошло 34. Речи эти касаются самых разнообразных дел. Это и протест жалкого инвалида, которого завистливый сосед пытается лишить несчастного обола его ежедневной инвалидной пенсии; и исполненная достоинства речь богатого аристократа, клеветнически обвиненного жадным до чужого добра сикофантом в уничтожении священной оливы; и обвинение афинского гражданина, попавшего по жребию в совет пятисот, в незаконности участия в жеребьевке, поскольку, бежав из Афин, он не участвовал в свержении тирании тридцати; и похожее дело о человеке, тоже оставшемся в городе и тоже кем-то обвиненном в незаконности избрания на должность, но написанное от имени защиты, а не обвинения. По двум последним речам видно, как виртуозно Лисий манипулирует законами, как искусными приемами убеждает в защитной речи, что поведение человека, покинувшего город и вернувшегося лишь после низвержения тирании, вполне добропорядочно, а в обвинительной – обрисовывает ту же коллизию как преступление столь невероятное, что из-за отсутствия прецедентов нет даже закона, который бы определил наказание.

Из каждой речи, написанной Лисием, встает неповторимый характер того, в чьи уста она вкладывалась. В зависимости от общественного положения, образованности или невежества клиента и его обычной манеры говорить речи то насыщены философскими размышлениями и сентенциями, то сдобрены простецким юмором, то по-крестьянски добродушны и доверительны; слова то льются свободным потоком, то складываются в корявые, спотыкающиеся фразы. И в любом случае в начале или по ходу речи выступающий уверяет судей, что с премудростями ораторского искусства он не знаком, зато говорит только правду и искренне выскажет, как все происходило на самом деле.

Ксенофонт. В биографиях выдающихся историков Греции есть одна общая черта, и, видимо, неслучайная: все они, за малым исключением, создавали свои труды за пределами родных полисов. В условиях бурной политической жизни, требовавшей отдачи всего себя, для углубления занятий историей не оставалось времени. Изгнание не только предоставляло досуг, но и создавало важный стимул для исторического творчества – оправдание перед соотечественниками и обличение тех, кто вынудил автора покинуть родину.

Ксенофонт, так же как и Фукидид, был афинянином, и так же, как он, аристократом и изгнанником. Принадлежали они к одному поколению, историком которого был Фукидид. Вместе с Платоном Ксенофонт обучался у Сократа, но Сократ не был для него «лебедем», ибо Ксенофонт философией не увлекался, а жаждал воинской славы и приключений. В годы позорного поражения Афин он добровольно покинул родину и добровольно примкнул к наемникам, которых набирал друг и покровитель спартанцев царевич Кир Младший, затеявший войну против своего брата царя Артаксеркса II. В более чем десятитысячной армии наемников преобладали спартанцы, и командовали там тоже они. Афиняне гляделись среди них белыми воронами и не могли рассчитывать на выдвижение в командиры. После гибели Кира наемникам пришлось искать выход из казалось бы безвыходного положения, и они обратили внимание на речистого и образованного афинянина, до того остававшегося в тени, для спасения требовалось не только мужество, но и знание географии, в которой спартанцы не были сильны. По возвращении на родину Ксенофонт под вымышленным именем сиракузянина описал поход и возвращение греков из глубин Азии на родину, не забыв подчеркнуть заслуги «некоего Ксенофонта, находившегося в греческом войске».

После восстановления в Афинах демократии путь Ксенофонту в отечество был заказан, ибо он служил в спартанской армии. Ему ничего не оставалось, как принять в подарок от спартанского царя Агесилая землю на Пелопоннесе и сделаться сельским хозяином. Своего благодетеля Ксенофонт отдарил не вином и оливками, выращенными на искусно обработанной с помощью купленных рабов земле, а сочинением «Агесилай», написанным в той сладостно-панегирической манере, которая обеспечила ученику Сократа прозвище «аттической пчелы».

Главный исторический труд Ксенофонта – его «Греческая история» – начинался словами: «После того, как…», продолжая тем самым оборвавшуюся «Историю» Фукидида. Наряду с Ксенофонтом на лавры продолжателя великого историка претендовали еще два современника – Феопомп и Кратипп. Кому достались эти лавры, трудно сказать, поскольку сохранилось только сочинение Ксенофонта. Но не умри Фукидид от болезни, он скончался бы от негодования, читая труд Ксенофонта, ибо автор словно специально задался целью отказаться от всего того, что было достигнуто Фукидидом в изложении истории Пелопоннесской войны и что отличает его труд от работ предшественников: от анализа причин исторических событий и мотивации поведения исторических лиц, от изложения различных версий, от критики источников, от исследований хронологии и, более того, от элементарной объективности. «Греческая история» написана так, словно писал ее не афинянин, а спартанец, радующийся сокрушению Длинных стен, стремящийся обелить черные дела тех, кто добился победы на персидское золото. Ксенофонт раздувает малозначащие события и не замечает или едва упоминает главные, например победы беотийских полководцев, разумеется, потому, что их противником была Спарта. Грубые просчеты спартанских стратегов он изображает как искусные маневры и, конечно, использует любую возможность для возвеличения своих покровителей Лисандра и Агесилая.

И все же о своей родине изгнанник не забывал и вложил чувства к ней в воспоминания об учителе – «Апологию Сократа», «Воспоминания», «Пир». На Сократа он смотрит не только из дали времени, но и сквозь призму собственной тенденциозной идеологии, видя в нем, – отдавшем предпочтение чаше с цикутой, а не изгнанию, – своего наставника и союзника.

Школа и полис. К IV в. до н. э. в греческих полисах сложилась единообразная система обучения, успешно обобщившая афинский и спартанский опыт, а также использовавшая вклад выдающихся мыслителей в эту важнейшую область общественной жизни. Усиленное внимание к воспитанию в это время питалось кризисными явлениями, ибо многие полагали, что целенаправленная школа в состоянии ослабить социальную напряженность. В связи с резким возрастанием объема научных и профессиональных знаний вставала сложная во все времена проблема финансового обеспечения школы и альтернатива всеобщности или элитарности обучения.

В 403 г. до н. э. в Афинах, где начальное обучение до этого было частным делом каждого, принимается декрет об изучении всеми детьми граждан в обязательном порядке ионийского алфавита. Вслед за этим на протяжении столетия в ионийских городах появляются государственные школы. Полис, несмотря на кризис, берет на себя затраты на обучение и, соответственно, осуществляет над ним целенаправленный контроль.

Обучение детей начиналось в низших школах. Их учителя дидасколы – преподавали своим питомцам грамоту, литературу (начиная с Гомера), музыку, грамматику, арифметику, рисование. В двенадцать лет ученики переходили в школу грамматика, где изучали в течении трех лет прежние предметы по расширенному курсу, а также астрономию и философию. При школах обычно имелись специальные сооружения – палестры для занятий гимнастической и спортивной борьбой. Учебная программа, рассчитанная на подростков от пятнадцати до восемнадцати лет, имела целью обучение по всему кругу знаний, то есть семи «свободным искусствам» – грамматике, диалектике, риторике, арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Главнейшими считались грамматика и риторика. Грамматика включала изучение творчества крупнейших поэтов, Гомера, Еврипида, ораторов. На уроках риторики ученики знакомились с системой красноречия, заучивали примеры, выполняли практические упражнения. Конкретной профессии школы не обучали. Для овладения ею юноше приходилось искать себе наставника среди специалистов-практиков.

Занятия проходили под руководством наставника, избиравшегося гражданами, как и все должностные лица, путем голосования из лиц не моложе тридцати лет, обладавших достатком: ведь исполнение этой обязанности требовало определенных затрат из собственных средств. Учителя также выбирались из числа кандидатов, как об этом свидетельствует записанный на мраморной доске декрет народного собрания Милета, поднятием рук.

Учеба в греческой школе требовала от ребенка и подростка большого напряжения. Сохранилось высказывание философа-киника, то есть противника всех полисных установлений, о тяжкой доле ученика, которым поначалу командует педагог (раб-воспитатель), потом учителя грамоты, музыки и рисования, а впоследствии преподаватели геометрии, астрономии, а также фехтования и верховой езды. И все следят за его поведением и требуют от него работы. Строгая дисциплина в школе поддерживалась с помощью телесных наказаний, но была разработана и система поощрений, например вывешивались списки отличившихся учеников.

К восемнадцати годам освоившие школьную науку юноши переходили в школу эфебов – учреждение чисто военное. Списки эфебов составлялись после тщательной проверки происхождения юноши, ибо эфебия была ступенью к гражданству. После торжественного принятия присяги юноши проходили военное обучение, два года находясь на государственном обеспечении.

Система обучения, сложившаяся в греческих полисах, – одно из высших достижений греческой культуры – широко распространилась по всему кругу земель. В Италии с ней долгое время конкурировала этрусская система обучения, вплоть до IV в. до н. э. римские патриции отправляли своих детей на обучение в этрусские города. Но с III в. до н. э. повсеместно предпочтение отдается греческим учителям.

Архитектура и искусство. Кризис полиса больно ударил по Афинам и другим государствам Балканского полуострова. Но ряд полисов Малой Азии и островов Эгейского моря, освободившись от обременительной опеки Афин, переживали подъем в экономике и культуре. Уже в 334 г. до н. э. талантливый зодчий Пифей по заказу Александра Македонского возвел в Приене храм Афины, достойно соперничавший с Парфеноном. Пифею же принадлежит грандиозное сооружение гробницы карийского правителя Мавзола, прославившее Галикарнас (родину отца истории Геродота) и давшее название подобного рода постройкам для мумий тиранов нового времени – «мавзолей». Так же как позднее строитель Александрийского маяка Сострат, Пифей явно соперничал со строителями египетских пирамид. Детище александрийского зодчего превзошло египетское чудо света высотой, галикарнасского архитектора – пышностью. Галикарнасский мавзолей – это 24-ступенчатая пирамида высотой в 40 м, увенчанная упряжкой четырех коней.

В ходе раскопок Мавзолея в середине прошлого века археологи извлекли из земли мраморные обломки, из которых были составлены статуи Мавзола и его жены Артемисии, а также колоссальный торс всадника. В создании декора Мавзолея участвовали крупнейшие скульпторы – Скопас, Пракситель, Лeoxap. К семи чудесам света наряду с Мавзолеем относили и новый храм Артемиды, построенный на месте сожженного «незабвенным» Геростратом старого святилища VI в. до н. э. Новый храм Артемиды отличался грандиозностью и неизвестным ранее типом колонн.

Новые веяния в искусстве ваяния ранее всего проявились в творчестве Скопаса. Для V в. до н. э. было непредставимо выражение в скульптуре сильных чувств, тем более страдания. Грек V в. до н. э. следовал и в жизни и в искусстве формуле Архилоха: