Текст книги "Античность: история и культура"

Глава XVI
Рим выходит на мировую арену (264–168 гг. до н. э.)

Расстановка политических сил. Пока в Италии разворачивались изложенные выше события, поначалу не внушавшие никому, кроме непосредственных соседей, опасений, в Восточной части Средиземноморья соперничали три эллинистические державы: огромное государство Селевкидов, Птолемеевский Египет и Македония. Селевкиды, терявшие под натиском освободительных движений владения на Востоке, стремились укрепить влияние в расположенной к северу от Сирии Малой Азии, на которую претендовали также Египет и Македония. Небольшие эллинистические государства, особенно Пергамское царство в Малой Азии и островная республика Родос, лавировали между Селевкидами и Птолемеями, успешно сталкивая их друг с другом лбами.

На Балканском полуострове безраздельно царила Македония. Но македонским царям приходилось постоянно считаться как с растущим сопротивлением северных племен иллирийцев, фракийцев, кельтов-бастарнов, так и с недовольством греческих городов, объединенных в политические союзы. Это сковывало внешнеполитическую активность Македонии, несмотря на всю ее заинтересованность развитием событий в Центральном Средиземноморье.

В Центральном и Западном Средиземноморье к III в. до н. э. властвовал Карфаген, укрепившийся на двух крупных островах Сицилии и Сардинии, на побережье Иберии и обладавший выходом к океану, откуда неисчерпаемым потоком шли серебро, олово, золото и другие ценности. Политические перемены в Италии – превращение этрусской Италии в Италию римскую – разумеется, были замечены в Карфагене, но карфагенян не взволновали. Завоевание Римом части Италии, населенной греками, воспринималось в Карфагене как нечто положительное, ибо греки считались традиционными противниками Карфагена, и даже изучение греческого языка карфагенские законы квалифицировали как государственное преступление. Римлян, преемников этрусского владычества в Италии, карфагеняне воспринимали как союзников и постоянно возобновляли с ними дружественные договора.

Первая Пуническая война. Между тем, как напишет несколько столетий спустя римский историк и поэт Луций Флор, «победив Италию, римский народ дошел до пролива и остановился, подобно огню, который, опустошив пожаром встречные леса, постепенно затихает, натолкнувшись на реку». Но остановился римский народ ненадолго, ибо увидел «вблизи богатейшую добычу, каким-то образом отторгнутую, словно оторванную от Италии». Этой заманчивой добычей была Сицилия с ее многолюдными соперничающими друг с другом городами, с плодороднейшей почвой, делавшей остров житницей Италии. Вражда между карфагенянами и греками давала возможность римлянам вмешаться в качестве «освободителей» греков. Повод для войны не надо было искать.

Первая из войн Рима с карфагенянами (пунами) длилась 23 года, что составило жизнь целого человеческого поколения (264–241 гг. до н. э.). Разворачивалась она на территории Сицилии и в окружающих ее водах. Вначале Риму удалось захватить почти весь остров, но победы на суше не могли решить исхода войны: силой и гордостью Карфагена был мощный флот, обеспечивавший постоянный подвоз новых подкреплений.

В отличие от карфагенян, у римлян были лишь торговые корабли с экипажами из греков и этрусков. И римляне со свойственным им упорством принялись за строительство военной флотилии.

Скорость, с которой она выросла, долго еще вызывала удивление римских историков. «Залогом победы была тогда сама быстрота сооружения флота, – писал полтысячелетия спустя Флор, – ибо через шестьдесят дней после того, как срубили лес для его постройки, сто шестьдесят кораблей стояли на якоре, так что казалось, что не искусство людей, а дар богов превратил деревья в корабли». Море было для карфагенян родной стихией. Римлянам же мало было создать флот – нужно было еще обучить морскому делу людей, привыкших пасти скот или пахать землю и никогда не державших в руках весла.

Обучение проходило на поставленных на суше скамьях, рядом с которыми укрепили перекладины с тяжелыми веслами. И к завершению строительства флота римляне уже имели собственных гребцов. Гребцов, но не моряков, которые владели бы навыками морского боя.

На помощь пришла смекалка. Римлянин, чье имя осталось неизвестным, ибо он не принадлежал к знатному роду, придумал несложное приспособление, которое не только уравнивало силы карфагенских и римских моряков, но и давало римлянам преимущества. На палубах устанавливались перекидные мостики с цепкими крючьями, впивавшимися в палубу неприятельского корабля. Перебежав на нее, римляне могли сражаться врукопашную, в привычной им стихии пешего боя. Преимущество это сказалось в первом же морском сражении. Блестящая победа принесла небывалую славу консулу Гаю Дуилию. Не зная, какой еще наградой почтить победителя, сенат постановил дать ему факельщика, флейтиста и глашатая. Куда бы ни направлял отныне Дуилий свои стопы, глашатай под звуки флейты оповещал: «Вот идет Дуилий, победитель при Милах», а факельщик в темное время суток освещал при этом его путь.

Но и эта морская победа не завершила войну. И та и другая сторона испытали и победы и поражения. Военное счастье стало склоняться на сторону карфагенян с прибытием в Сицилию талантливого полководца Гамилькара, получившего прозвище Барка (Молния) за молниеносность решений и стремительность действий. В течение трех лет Гамилькар, которого не зря считали величайшим вождем того времени, держал римлян в постоянном напряжении. Успехи Гамилькара заставили Рим поторопиться с созданием новой флотилии. Она-то, появившись неожиданно у берегов Сицилии, и решила исход войны, в конце которой, как с горечью говорили ее современники, сражались юноши, к началу ее еще не родившиеся.

В результате длительной и тяжелой войны победители вынудили карфагенян отдать Сицилию и уплатить большую контрибуцию.

Взбунтовавшиеся наемники. Основная тяжесть войны с Римом легла на плечи наемников, составлявших костяк карфагенского воинства. Управление наемниками было искусством, которым в совершенстве владели немногие из полководцев, в том числе Гамилькар. Достаточно было сделать неверный шаг, и наемники могли не только отказаться от сражения, но и поднять оружие против нанимателя. Так и произошло после завершения войны с Римом, когда настало время отмерять серебро за кровь и пот, пролитые в Сицилии.

Во время войны карфагеняне не скупились на щедрые обещания, а теперь оказалось, что платить нечем. Отряды возмущенных наемников стали собираться вокруг Карфагена. К ним присоединились рабы и местное африканское население. Число повстанцев возросло до 70 000. И не раз терпели карфагеняне поражения, пока во главе карательной армии не был поставлен Гамилькар. Он вынужден был сражаться с воинами, которые еще недавно одерживали победы под его знаменами. Он давил их слонами, распинал на крестах, убивал, не зная пощады.

Война с наемниками длилась три года и четыре месяца. Воспользовавшись ею, Рим в дополнение к Сицилии прихватил также Сардинию и Корсику.

Карфагеняне в Иберии. Потеряв острова, карфагеняне были убеждены, что только Иберия, богатая зерном, лесом и серебром, сможет поправить положение обессиленного войной и восстанием города. И как когда-то много лет назад, когда карфагеняне потерпели поражение в той же Сицилии, но только не от римлян, а от греков, на запад двинулся флот Ганнона, теперь в том же западном направлении был отправлен Гамилькар. Но в отличие от экспедиции Ганнона, путь его лежал не к дальним берегам Африки и не с целью высадки мирных колонистов, а на богатый хлебом и серебром Пиренейский полуостров, где можно было на иберийское серебро создать боеспособное войско для новых схваток за власть над кругом земель.

Переправившись в Иберию, Гамилькар приступил к осуществлению своего плана. Для этого ему пришлось преодолеть самоотверженное сопротивление местного населения, не желавшего служить интересам ни Карфагена, ни Рима. Десять лет длилась, не утихая, война с иберами, в ходе которой карфагенянам удалось подчинить своей власти юго-восточную часть полуострова. Но это стоило жизни Гамилькару, павшему от рук мстителя-ибера (228 г. до н. э.). За восемь лет, которые карфагенское войско возглавлял зять Гамилькара Гасдрубал, ему удалось основать портовый город Новый Карфаген, ставший центром в борьбе с не прекращающими сопротивления иберами и арсеналом для войны с Римом. Римлянам пришлось признать завоевания Гамилькара и Гасдрубала. По заключенному ими договору с последним границей влияния двух государств стала река Ибер (Эбро). Правда, карфагеняне обязались не чинить обид расположенному южнее этой границы союзному с римлянами городу Сагунту.

Когда в 221 г. до н. э. Гасдрубал погиб от руки ибера, войско избрало полководцем сына Гамилькара Ганнибала, который еще более решительно, чем его отец, стал готовиться к войне с Римом.

Не дремлет и Рим. Все это не прошло мимо внимания римлян. Они также готовились к войне, стремясь укрепить свое положение на Востоке и на Апеннинском полуострове.

Наиболее слабыми из восточных соседей Рима были обитавшие на Северном побережье Адриатического моря иллирийцы, которыми управляла царица Тевта. Воспользовавшись нападениями иллирийских пиратов на торговые корабли, римляне объявили иллирийцам войну (229–228 гг. до н. э.). Результаты войны могли показаться грекам невероятными: победители не только сделали безопасным плавание по морю, но и передали грекам значительную часть иллирийской территории, ничего не взяв себе.

Так Рим впервые появился на Балканах в маске благородного героя, готового воевать и побеждать, ничего не требуя взамен. И чтобы эта роль не осталась зрителями незамеченной, римляне направили посольства к эллинам – объяснить им свои благородные побуждения.

Сочтя момент неудобным для расширения владений за пределами полуострова, римляне решили объединить под своей властью весь полуостров. Галльские земли были частично завоеваны еще в начале III в. до н. э., но, в отличие от большинства других апеннинских территорий, из-за первой войны с пунами они еще не были освоены. Начавшийся раздел галльских земель для наделения ими римских колонистов вызвал недовольство, переросшее в войну. В результате ее север полуострова был превращен в римскую провинцию Цизальпинскую Галлию, куда из Рима была проведена дорога, получившая имя покорителя галлов Гая Фламиния.

Это было за год до того, как командование карфагенскими войсками в Иберии перешло в руки Ганнибала.

Союзник римского народа. Сложившееся неустойчивое равновесие сил было нарушено II Пунической войной, повод к которой дали события в Сагунте. Ганнибал осадил этот союзный с Римом город, хотя по договору с Гасдрубалом притязания Карфагена на его территорию не допускались. И пока возмущенные римляне обсуждали сложившуюся ситуацию и отправляли посольства то к Ганнибалу, то в Карфаген, Сагунт не выдержал восьмимесячной осады и пал. Все совершеннолетние мужчины по приказу Ганнибала были убиты, город разрушен и сожжен. Обращенных в рабство жителей Ганнибал поделил между соратниками, золото и серебро оставил себе на расходы в надвигающейся войне, а все остальные не уничтоженные огнем богатства поспешил отправить в Карфаген, чтобы расположить к себе тех, кто сомневался в правомерности его действий.

Выбор сделан. О падении Сагунта римляне узнали почти одновременно с возвращением посольства. После бурных дебатов, принять ли брошенный Ганнибалом вызов, сенаторы вынесли решение об объявлении войны и утвердили его на народном собрании. Сразу же были совершены молебствия и жертвоприношения Марсу. Оставалось только известить о начале войны противников.

Чрезвычайное посольство прибыло в Карфаген в начале лета 218 г. до н. э. Глава его, едва переступив порог Большого Совета, резко потребовал – выдать Ганнибала или взять на себя ответственность за нарушение договора. Даже сторонников уступок взорвала безапелляционность римских требований. Один за другим выступали карфагенские советники, приводя все новые и новые доводы в подкрепление необоснованности такого ультиматума. В ответ на оправдания карфагенян престарелый глава посольства, собрав края тоги, словно скрывал в ней последнее решение Рима, воскликнул:

– В складках тоги несу я войну или мир. Выбирайте!

– Войну! – раздались возмущенные возгласы.

– Итак, получайте желаемую вами войну, – холодно и важно проговорил римский посол, распуская складки своего одеяния.

Слоны Ганнибала. Ответ, который послы должны были привезти из Карфагена, ни у кого в Риме не вызывал сомнений. Италия пришла в движение. В городах и селениях проводился набор войска. Спешно строились корабли, чтобы переправить его во владения врага – Иберию и Ливию. Но планы римских полководцев разбились о давно продуманное решение Ганнибала. Оставив небольшую часть своей армии в Иберии и еще меньшую отправив в Карфаген на случай – впрочем, маловероятный – высадки римлян в Ливии, основную 100-тысячную армию он повел через горные альпийские переходы на север Италии, где его меньше всего могли ждать римляне и с радостью должны были встретить еще не забывшие вкуса свободы галлы.

Переход через Альпы занял пятнадцать дней. Карфагеняне потеряли чуть ли не половину войска и почти всех слонов. Но цель, поставленная Ганнибалом, была достигнута. Как снежная лавина, обрушилось карфагенское войско на римлян, не ждавших его с севера. Верен был и расчет полководца на поддержку недавно покоренных римлянами галлов. Местные жители встречали карфагенян как друзей, приносили мясо, сыр, хлеб. Этот черный галльский хлеб, невиданный в южных широтах, вызывал у воинов Ганнибала не меньшее изумление, чем у галлов боевые слоны Ганнибала.

Первые победы и первые трудности Ганнибала. Первое сражение карфагенян с римлянами произошло у реки Тицина, левого притока Пада (По), в ноябре 218 г. до н. э. Римляне были разбиты. В другом сражении – у реки Требии – полегла основная часть римской армии. Наступала зима, и Ганнибал решил использовать это время для приведения в порядок сильно поредевшего, усталого, голодного и оборванного войска. Но первая зимовка не дала желанного отдыха. Мало того что воины, привыкшие к жаркому климату, страдали от холода, – изменилось отношение галлов, опасавшихся, что чужеземцы задержатся на их землях. Возникла даже опасность покушения на Ганнибала. Карфагенскому вождю пришлось каждодневно менять одежду, наряжаясь то ливийцем, то балеарцем. Волосы его принимали то рыжий, то светло-пепельный цвет.

Между тем известие о двойном поражении в Галлии вызвало в Риме тревогу. Было собрано новое войско во главе с консулом Гаем Фламинием, известным победами над галлами. Ранней весной Фламиний занял со своим войском город Арреций в Северной Этрурии, лежащий на дороге в Рим. Обойти его было невозможно, ибо река Арн, разлившись, затопила окружающие низины. Лазутчики сообщили Ганнибалу об этом маневре римлян, и он, спустившись с Апеннин, повел свое войско в обход Арреция, по сплошным болотам. Воинам пришлось отдыхать на трупах лошадей или на сваленной в кучу поклаже. Пал последний из перешедших Альпы слонов. Сам Ганнибал потерял глаз. Тем не менее Арреций был обойден, и Ганнибал оказался между римской армией и Римом.

Фламиний метнулся назад, чтобы проучить наглого карфагенянина. Уверенность в победе была настолько велика, что он приказал собрать побольше цепей и колодок для пленников, которых рассчитывал провести в своем триумфе по городу.

Ранним утром, когда еще не рассеялся туман, римское войско втянулось на узкую дорогу между водами Тразименского озера и окаймлявшими его холмами. Но у выхода римлян уже поджидали карфагенские конники. Одновременно сверху, из невидимых в тумане кустов, посыпались град камней и тучи стрел. Возникшая в тесноте паника не позволяла развернуться в боевой строй, многие бросались в озеро, но оружие и доспехи тянули ко дну.

Погибло или было захвачено в плен почти все римское войско. «Третьей молнией Ганнибала» назвал трагедию у Тразименского озера римский историк Флор.

Медлитель. Дорога на Рим была открыта. Но Ганнибал, находившийся в четырех дневных переходах от ненавистного ему города, неожиданно повернул на восток, к побережью Адриатического моря, чтобы, наконец, дать войску отдохнуть и морем связаться с Карфагеном.

В Риме не сомневались в скором появлении Ганнибала: спешно сооружались укрепления, мосты через Тибр были снесены. Ввиду грозящей государству смертельной опасности было решено назначить диктатора. Выбор пал на Фабия Максима, сенатора, отличавшегося хладнокровием и сильной волей.

Фабий Максим, прозванный Медлителем, был одним из немногих римских полководцев, кого можно считать победителем Ганнибала, хотя он и не выиграл ни одной крупной битвы. Не торопясь с решающим сражением, он стремился измотать и обессилить врага мелкими стычками. Он понимал, что единственное преимущество римлян – в неистощимости их запасов и численном перевесе войска.

Никакими усилиями не удавалось Ганнибалу вызвать противника на настоящий бой. Карфагенянин метался в нетерпении по Италии, то ища решающей встречи с римскими легионами, постоянно от него ускользавшими, то добиваясь союза от городов, не спешивших встать на его сторону. Апулия, Самний, Кампания с ее цветущими городами… Бесцельно. В ярости Ганнибал приказал опустошить не защищенные стенами поселения плодородной Кампании. Фабий Максим не отреагировал и на это. Его терпение казалось неистощимым.

Но начало иссякать терпение земледельцев, чьи поля разоряли карфагенские отряды. На Фабия Максима посыпались обвинения в медлительности и даже трусости. По окончании срока его диктатуры были избраны два консула – осторожный Луций Эмилий Павел и запальчивый Гай Теренций Варрон, сторонник решительных военных действий.

Канны. Весной 216 г. до н. э. стало известно, что Ганнибал приближается к небольшому апулийскому городку Канны, близ которого были сосредоточены хлебные запасы римлян. Во главе с обоими консулами в Апулию двинулась огромная римская армия, насчитывавшая вместе со вспомогательными отрядами союзников более 80 000 человек.

Зная, что у Ганнибала вдвое меньше пехотинцев и всего 14 000 всадников, Теренций Варрон рвался к решающему сражению. Эмилий Павел, напротив, советовал не торопиться: его беспокоила открытая равнина перед карфагенским лагерем, удобная для конницы Ганнибала. Консулы командовали армией поочередно, и в один из дней своего командования Варрон отдал приказ к выступлению.

Ганнибал построил свою пехоту полумесяцем, выгнутым в сторону противника. На флангах стояли часть конницы и лучшие отряды пехотинцев. Масса римских воинов, построенная в виде четырехугольника, атаковала центр карфагенян и глубоко врезалась в их расположение. Отборные карфагенские отряды оказались на флангах римского четырехугольника. Конница карфагенян ударила римлянам в тыл и завершила окружение вдвое большего римского войска. Это сражение вошло в историю как образец боя на окружение и уничтожение противника.

По меньшей мере 40 000 римских граждан остались на поле боя. В их числе – консул Эмилий Павел, проконсулы, квесторы, 21 военный трибун, 80 сенаторов. Многие попали в плен. Лишь 14 000 воинов, в том числе виновнику катастрофы Теренцию Варрону, удалось спастись бегством. Ганнибал же потерял 6 000 убитыми. «Четвертой раной» назвал Канны Флор. Но это была не четвертая, а вечная, незаживающая рана, о которой римляне помнили вплоть до времен падения империи.

«Ты умеешь побеждать, Ганнибал, но не умеешь пользоваться победой» – так, говорят, с горечью воскликнул начальник карфагенской конницы, когда вновь, как и после Тразименского озера, Ганнибал не рискнул двинуться к Риму.

Полководец видел, что силы римлян не истощены, что верность Риму сохраняет вся Северная Италия. И он предпочел пока воспользоваться плодами победы на юге полуострова, где после Канн рассеялся страх перед римским оружием и римской местью.

Крупнейшие города Италии и Сицилии, Капуя и Сиракузы, заключили союз с победителем. Правда, такие значительные города, как Неаполь и Нолы, не открыли перед ним своих ворот. Зато прибыл посол Македонии с полномочиями от ее царя Филиппа на заключение союзного договора. И договор этот был подписан в 215 г. до н. э. Карфагеняне и македоняне клялись отеческими богами, что не сложат оружия, пока не повергнут Рим. Прибыли послы и из Карфагена, направленные Большим советом, после получения от Ганнибала победных трофеев из Канн. Полководцу были обещаны подкрепления, которых он, впрочем, так и не дождался. Да и союзный договор с Македонией ничего ему не дал: римляне сумели натравить на Филиппа этолийский союз и, таким образом, I римско-македонская война не вышла за пределы Балкан.

Предложенный Ганнибалом после победы при Каннах мир Римом принят не был. Римляне быстро оправились после сокрушительного разгрома. Сенат запретил носить траур по павшим. Словно и не было трагедии. Виновника катастрофы, приведшего в Рим жалкие остатки войска, вместо наказания ожидала благодарность сената за спасение оставшихся в живых.

Ганнибал у ворот. Шел восьмой год войны, когда Ганнибал придвинул свою армию вплотную к Риму. «Ганнибал у ворот!» – в ужасе вопили римляне, заполняя площади и улицы города. Женщины, как в дни самых страшных бедствий, вытирали распущенными волосами ступени храмов и камни алтарей.

Ни после Тразименского озера, ни после Канн Ганнибал не решался на этот шаг. Что же заставило его подойти к стенам Рима в 211 г. до н. э.? Не силой, а слабостью, даже отчаянием был продиктован поход на Рим: таким образом полководец надеялся снять римскую осаду Капуи. Но римляне осады не сняли. Так и не решившись на штурм, Ганнибал, опустошив окрестности Рима и разрушив загородные дома, отвел войско на юг.

Неудавшийся поход на Рим вскоре открыл римлянам ворота Капуи. Страшна была месть горожанам. Та же участь нависла над Сиракузами.

Меч и циркуль. Осажденные римлянами Сиракузы защищали не только воины гарнизона. Долгим сопротивлением город был обязан не полководцу, а великому ученому – Архимеду.

В VI в. до н. э. Ксенофан сетовал на то, что все почести и блага в полисе отдаются не мудрецам, а атлетам, победителям в играх: «Напрасный и несправедливый обычай – давать предпочтение силе перед благой мудростью». Современники могли возразить философу: «Но ведь на силе атлетов покоится благополучие государства!» Мудрец Архимед на все века разрешил этот спор, показав, на какие чудеса способна человеческая мысль, направленная на благородную цель защиты своего отечества.

Упорно стояли римляне под стенами города, не снимая осады. Несколько раз пытался командовавший флотом Марцелл прорваться со стороны моря. Но, словно сильные руки, неумолимо опускались на носы кораблей рычаги, погружая их в воду. «Архимед вычерпывает нашими кораблями море», – грустно шутил руководивший осадой Марцелл.

И все же Сиракузы пали. Пали из-за предательства. В соответствии с римскими обычаями, город был отдан на разграбление. Какой-то легионер, ворвавшись в дом Архимеда, застал его склонившимся над чертежами. «Не тронь моих кругов!» – были последние слова великого эллина перед тем, как опустившийся меч оборвал его жизнь.

Поверженный Карфаген. С каждым годом положение Ганнибала в Италии ухудшалось. Никто не решался с ним вступить в сражение, зная, чем это кончается, но его отрезали от Карфагена и Иберии, где находилось карфагенское войско. Римляне отправили в Иберию юного полководца Публия Корнелия Сципиона, которому удалось разбить карфагенян. Однако Гасдрубал, брат Ганнибала, с армией и боевыми слонами все же перешел через Альпы. Соединись братья, и положение Рима стало бы критическим. Но римляне разбили войско Гасдрубала, а его голову подбросили в лагерь Ганнибала. После этого заколебались и те города, которые оказывали в Италии поддержку Ганнибалу.

К 206 г. до н. э. Сципиону удается почти полностью изгнать карфагенян из Иберии. Его избирают консулом, и он объявляет набор войска для экспедиции в Африку – против самого Карфагена. Ганнибал же остается в Италии непобежденным.

После успешной высадки Сципиона в Африке и первых его побед карфагенское правительство срочно отзывает Ганнибала, и он с небольшим войском возвращается на родину. Там ему удается набрать еще 12 000 наспех обученных горожан. Понимая, что с такими силами не победить, полководец стремится насколько возможно оттянуть решающую схватку, даже вступает в переговоры со Сципионом о мире, но на безоговорочную капитуляцию, которую требовали римляне, не соглашается.

В 202 г. до н. э. у местечка Зама близ Карфагена произошло решающее сражение. Несмотря на численный перевес римлян, победа, казалось, склонялась к Ганнибалу. Но в последний миг в тыл карфагенянам ударила нумидийская конница союзника Сципиона Массинисы, что и решило исход сражения. С горсткой друзей Ганнибалу удалось бежать, бежать впервые в жизни.

В тот же день, когда Ганнибал появился в Большом Совете Карфагена, Сципион передал условия мира. Карфагенянам дозволялось жить по своим законам, но они должны были выдать оружие, уничтожить свой флот (оставив лишь десять торговых судов) и всех боевых слонов. К тому же им запрещалось вести войны за пределами Ливии, а в Ливии – лишь с согласия Рима. На них налагалась огромная контрибуция в 10 000 талантов (около 260 тонн) серебра, которую предстояло выплачивать на протяжении пятидесяти лет. Кроме того, к Риму переходили все захваченные Карфагеном земли Иберии.

Поверженный город принял эти условия. 500 кораблей были выведены в море. Карфагеняне устремились к стенам и в гавань, чтобы бросить прощальный взгляд на флот, с которым было связано столько несбывшихся надежд. И вот уже пламя охватило мачты, реи и паруса. И над морем поднялось зарево, видимое не только в Карфагене, но и в Сицилии.

Восточный узел. Еще до окончания Ганнибаловой войны сплелись в тесный узел противоречия между Римом и эллинистическими державами. В 205 г. до н. э. римляне заключили мир с Филиппом V, так и не оказавшим серьезной поддержки Карфагену, ибо римлянам удалось натравить на него Этолийский союз. И тогда же умер царь Египта Птолемей Филопатор. Власть перешла к его пятилетнему сыну, от имени которого правили опекуны. В Александрии вспыхнуло восстание, и опека была передана Риму в надежде на защиту владений Египта от посягательств непрошеных наследников Филиппа V и царя Сирии Антиоха III, уже приступивших к дележу египетского наследства: Филипп захватил ряд принадлежавших Птолемею островов в Эгейском море, Антиох – египетские владения в Малой Азии.

Одновременно обострились отношения между Македонией и Этолийским союзом городов, с которым всего несколько лет назад кончилась война, в которую втравили этолийцев римляне. Римляне предложили Филиппу V посредничество. Тот отказался, после чего римляне благородно обнажили меч «в защиту» слабых и угнетенных.

Война Рима с Македонией, начавшаяся в 200 г. до н. э. через год после завершения воины с Карфагеном, велась в благоприятной для Рима обстановке: общественное мнение было на его стороне. При Киноскефалах в 197 г. до н. э. произошло первое столкновение македонской фаланги и римского легиона. Сила фаланги была в ее неуязвимости для ударов с фронта. На противника двигалась лавина закованных в железо воинов, ощетинившихся копьями, которыми протыкали всех, кто пытался оказать сопротивление. Медленное и неудержимое движение фаланги вызывало, как сообщают очевидцы, ужас. Легионы, состоящие из отдельных подразделений (манипул), были подвижны. Легионеры поражали противника еще на расстоянии ударами дротиков. Дротики македонской фаланге обычно не были опасны. Однако местность, по которой шла фаланга Филиппа V, была холмистой: в то время как правое крыло фаланги угрожающе двигалось вперед, левое несколько задержалось. И тогда римские дротики обрушились во фланг фаланге. Македонские ряды были расстроены окончательно римскими боевыми слонами.

Грек, современник этого сражения, видевший в Филиппе V врага, а в римлянах – освободителей, написал язвительную эпиграмму от имени павших македонян:

 
Здесь без могильных холмов, без надгробных рыданий, о, путник,
Тридцать нас тысяч лежит на фессалийской земле.
Нас этолийская доблесть повергла и храбрость латинян,
С Титом пришедших сюда от италийских равнин.
Горе стране македонской! Сломилась надменность Филиппа,
С битвы, оленя быстрей, он, задыхаясь, бежал.
 

Неизвестно, прожил ли поэт до середины II в. до н. э. Но если прожил, то должен был понять, что поражение при Киноскефалах было горем не для одних македонцев, но и для всех эллинов, в том числе и этолян, союзников римлян в войне с Филиппом V.

Потерпевший поражение Филипп вынужден был принять предложенные ему условия мира. Он обязывался уплатить контрибуцию, отдать флот, не иметь более пяти тысяч вооруженных воинов. Подчиненные ему греки объявлялись свободными. Рассказывали, что, когда во время Истмийских игр Тит Фламинин провозгласил эту свободу, его чуть не разорвали на части, ибо каждый рвался пожать благородную руку римлянина.

Что дало прекрасное слово «свобода» эллинам? Освобождение от власти ненавистной Македонии? Но не только это! Возможность каждого из эллинских городов жить по своим законам, никому не подчиняясь? Такую свободу ранее других вкусила Спарта, отделившаяся от Ахейского союза городов. Захвативший там власть представитель низов Набис устроил богатым гражданам кровавую баню, а их жен сделал наложницами своих сообщников. «Свобода» в переводе на язык реальности означала распад всего того, что хоть как-то связывало эллинов Балканского полуострова, что давало им возможность нормально жить и сопротивляться силам хаоса. Такая свобода была для большинства граждан полисов хуже прежнего рабства. Поэтому неудивительно, что получившие из рук римлян «свободу» вскоре сами к ним обратились: «Владейте нами и правьте!» Но знал ли Фламинин, даровавший эллинам «свободу», на что он их обрекает? Кажется, нет.

Полководец без войска. Пять лет после заключения мира с Римом Ганнибал провел в Карфагене. Аристократической верхушке пришлось, скрепя сердце, допустить авторитетного полководца в Большой Совет. Но он оставался там в одиночестве. Советники, для которых казна республики и государственные должности служили кормушкой, были неуязвимы, поскольку обладали пожизненной властью. И когда Ганнибал, избранный суффетом, провел закон о ежегодном обновлении совета, отцы города нанесли ему удар в спину. В Рим последовал донос о тайных сношениях Ганнибала с сирийским царем. В Карфаген прибыло римское посольство. Ганнибал слишком хорошо знал римлян и своих соотечественников, чтобы медлить. Пока собирался совет для вынесения суждения о Ганнибале, пока принималось постановление об объявлении его вне закона о конфискации его имущества и срытии до основания его дома, Ганнибал был уже недосягаем. Он держал путь к Антиоху, единственному из царей, кто мог бы возглавить сопротивление Риму.