Текст книги "Античность: история и культура"

Война с Антиохом III Великим. Государство Селевкидов после долгой серии неудач и отпадения большей части территорий, объединенных когда-то Селевком, переживало явное возрождение. За два года до того как карфагенские наемники в Иберии объявили своим полководцем Ганнибала, сирийскими воинами был провозглашен царем после гибели брата еще более юный Антиох III, которому в 223 г. до н. э. не исполнилось и двадцати лет.

Честолюбивый и энергичный, не лишенный полководческих способностей и дипломатического дара, он начинал с неудачи в столкновении с Египтом – в тот год, когда Ганнибал торжествовал победу при Тразименском озере. Но в течение следующего десятилетия Антиох III не только возвратил под власть Селевкидов значительную часть земель, утраченных бездарными преемниками его прадеда Селевка, но и повторил путь Александра в Индию. Одиннадцать лет спустя после перехода Ганнибалом Альп он проводит свое войско через снежные перевалы Гиндикуша. Получив от индийских правителей заверения в дружбе и в знак этой дружбы боевых слонов, к 205–204 гг. до н. э. Антиох III прибывает в Вавилон. Теперь это уже не юнец, чьи успехи приписывают уму его советников, а опытный полководец, достигший возраста, который, по греческим представлениям, является акме – вершиной творческих и физических возможностей человека. Именно тогда он объявляет себя царем царей, принимая тот титул, который носили покоренные в свое время Александром персидские Ахемениды.

В 196 г. до н. э., через год после битвы при Киноскефалах, Антиох III переходит через Геллеспонт и на руинах разрушенной фракийцами Лисимахии основывает город, который мыслит столицей всего эллинистического мира, от Балкан до Египта. Он мечтает воссоздать империю Александра и оставить ее своему сыну Селевку.

Ложная весть о кончине юного Птолемея V заставляет Антиоха покинуть Лисимахию в надежде осуществить свою мечту. Но на границах Египта его встречают римские послы, которые дают понять царю, что в Египте ему делать нечего. И возвращается Антиох III в Лисимахию, чтобы продолжить попытку объединения эллинов против Рима.

К этому времени часть эллинов уже оценила, что такое «свобода». Но на пути объединения стоит их взаимная вражда, которой умело пользуются римляне. Антиох III в отчаянии. И тут он встречается в Эфесе с беглецом Ганнибалом, о котором много слышал. Ганнибал был опытным политиком и понимал, что объединять столь враждебные друг другу силы в сопротивлении Риму бесполезно, что Рим может задержать и обернуть вспять лишь сила собственного оружия. Антиох III был готов прислушаться к советам карфагенянина, но, как почти все цари, не был самостоятелен в своих решениях. Окружавшие Антиоха III советники и придворные, немедленно возненавидевшие «Одноглазого», уверяли его, что Ганнибал погубит державу, как довел до гибели свой Карфаген.

И Антиох III попытался задержать Рим, не имея четкого плана противоборства, не обладая армией. В его распоряжении были лишь огромные денежные средства и неисчерпаемые человеческие ресурсы. У него было то, чем обладал за триста лет до него царь Ксеркс, но опыт Ксеркса ничему не научил Антиоха III, в битве при Магнезии (190 г. до н. э.) его огромная пестрая армия была наголову разбита римским войском. Битва у города, металл, выплавленный из руды которого не только убивал, но и притягивал (отсюда современное «магнит»), привлекла к себе взоры всех обитателей круга земель и народов, живущих за его пределами. И имя города «Рома», сумевшего с меньшим войском победить в пять, если не в десять раз большее, прогремело как гром, заставив забыть о молниях Ганнибала. Удивительнее всего было то, что победу над Антиохом III одержал не прославленный Сципион (в день битвы при Магнезии он был болен), а неведомый Гней Домиций Агенобарб, ни ранее, ни позднее ничем не прославившийся.

Можно было думать, что величайшая в тогдашнем мире держава была разгромлена не людьми, а какой-то богиней по имени Рома (римляне позднее введут ее почитание). Греки немедленно стали производить «Рома» от своего слова «роме» – сила. А евреи Иерусалима, для которых весть о разгроме ненавистного им Антиоха III была слаще манны небесной, вознесли хвалу творцу небесному за то, что он в мудрости своей сотворил народ, наказавший «царя северного, нечестивого». Имя «Рома» еврейским книжникам ничего не говорило, но они отыскали в священном писании, что нечестивец был наказан как раз в том месте, где обитал народ киттим. Книжник, принявший имя древнего пророка Даниила, изложив недавние события как пророчество, написал: «И придут против него корабли Киттимские, и он падет духом, и опять озлобится на святой завет». Так и было: разгромленный римлянами Антиох III обратил ярость против своих подданных (в числе их были и евреи). Евреи же именно в то время отправляют в Рим послов и рассматриваются сенатом не как подданные Антиоха III, а как союзники. Такова была римская дипломатия, умевшая закреплять и расширять победы римского гладиуса, завоевывать союзников словом, чтобы затем превращать их в рабов.

Третья Македонская война. Победа римлян над Антиохом III показала военное превосходство Рима над армиями эллинистических государств. Но сопротивление римской экспансии не прекратилось. Главным его очагом стал Балканский полуостров, народы которого не могли примириться с постоянным вмешательством римлян, с их поборами и унизительным обращением. К новой войне с Римом готовился Филипп V, собирая для этого средства и исподволь готовя армию. После смерти Филиппа не менее энергично осуществлял планы отца его сын Персей. Взяв в жены дочь Антиоха III, он надеялся получить поддержку Сирии, вступил в сношения с кельтами и иллирийцами, давними врагами македонян, объявил себя защитником всех эллинов, осужденных за долги или государственные преступления. В результате всего этого эллины отнеслись к македонскому царю как к своему будущему освободителю и обещали ему помощь.

Воина с Римом стала неизбежной. На первых порах Персею удалось одержать крупную победу над римскими легионами, стоявшими в Средней Греции, разгромить римский флот. Но римляне перебросили в Грецию мощные подкрепления и через Фессалию начали несколькими колоннами наступление на Македонию. Одновременно римской дипломатии удалось – где угрозами, где посулами – расколоть намечавшуюся греко-македонскую коалицию.

Командование римскими силами в 168 г. до н. э. перешло к Эмилию Павлу, сыну римского консула, павшего в битве при Каннах. Персей со своей армией занял обширную долину к югу от Пидны (22 июня 168 г. до н. э.). И вновь в ожесточенной битве римские легионеры потеснили считавшуюся некогда непобедимой македонскую фалангу. В ходе сражения пало до 20 000 македонян. Македония как государство прекратила существование. Одновременно были наказаны и греки – и те, кто успел оказать помощь Персею, и те, кто ее только обещал. Подверглись разрушению многие десятки греческих городов. Эпир, родина давнего противника римлян Пирра, был отдан на разграбление войску и превращен в пустыню. В рабство были обращены 150 000 эпирцев. На Балканском полуострове сохранились лишь Этолийский и Ахейский союзы городов. При этом территория Этолийского союза была сильно урезана. Ахейский союз территориально не пострадал, но 1000 его наиболее влиятельных граждан доставили в Италию в качестве заложников и содержали там по нескольку человек в отдаленных от моря городах.

За симпатии к Персею и попытку мирного посредничества был наказан Родос. У родосцев отняли большую часть их владений в Малой Азии и для сокрушения родосской торговли объявили остров Делос свободным портом. Поэтому вся торговля Восточного Средиземноморья приобрела новый центр, где в большом количестве обосновались римские и италийские торговцы. Очень скоро Родос захирел и в Эгейском море подняли голову пираты, использовавшие новую ситуацию для безнаказанного нападения на корабли и прибрежные города. Главным центром работорговли стал остров Делос, о котором говорили: «Купец, причаливай, выгружай. Все продано».

Римляне вели себя как хозяева и в Азии. Они вмешались в спор за власть в Пергамском царстве с целью его ослабить, поддерживая Аттала – брата и соперника царя Эвмена – и возбуждая недовольство подданных. Когда началась война между Египтом и Сирией, в ходе которой сирийский царь Антиох IV подошел с войском к Александрии, римляне отправили к месту военных действий свое посольство с требованием к Антиоху IV очистить захваченные территории и удалиться восвояси. Царь попросил время для размышления. Тогда посол очертил на песке вокруг Антиоха IV круг и произнес: «Размышляй, не переступая черты». Эта невиданная в многовековой истории дипломатии наглость объяснялась сознанием того, что никто не в состоянии оказать Риму сколько-нибудь серьезного военного сопротивления.

Тексты

1. ЧЕТЫРЕ МОЛНИИ ГАННИБАЛА

Флор, 1, 8–15

Как только в Испании пришла в движение тяжкая и горестная сила Пунийской войны и сагунтийский огонь разжег молнию, давно предопределенную Риму, разразилась гроза, как бы ниспосланная небом, и, проломив толщу Альп, со сказочной высоты снеговых гор обрушилась на Италию. Вихрь первого натиска со страшным грохотом пронесся между Падом и Тицином. Тогда было рассеяно войско, которым командовал Сципион. Сам полководец был ранен и мог бы попасть в руки врагов, но его, прикрыв собой, вырвал у самой смерти сын, еще носивший претексту[11]11
  Претекста – тога с пурпурной каймой, которую носили магистраты, но также и мальчики до совершеннолетия.


[Закрыть]. Это Сципион, который вырастет на погибель Африки и получит ее имя в результате ее несчастий.

За Тицином последовала Требия. Здесь при консуле Семпронии неистовствует вторая буря Пунической войны. Именно тогда находчивые враги, обогрев себя огнем и маслом, воспользовались холодным и снежным днем. Трудно поверить, но люди, выросшие под южным солнцем, победили нас с помощью нашей собственной зимы!

Тразименское озеро – третья молния Ганнибала при нашем полководце Фламинии. Здесь по-новому проявилось пунийское коварство: конница, скрытая озерным туманом и болотным кустарником, внезапно ударила в тыл сражавшимся. У нас нет основания сетовать на богов. Поражение предсказали безрассудному полководцу рои пчел, усевшиеся на значки, легионные орлы, не желавшие выступать вперед, и последовавшее за началом сражения мощное землетрясение, если только содрогание земли не было вызвано топотом людей и коней и яростным скрежетом оружия.

Четвертая и едва ли не последняя рана империи – Канны, дотоле неведомая никому деревушка Апулии. Величайшим поражением римлян и гибелью 60 тысяч рождена ее слава. Там в уничтожении несчастного войска действовали заодно вражеский вождь, земля, небо, день, – одним словом, вся природа. Ганнибал не удовлетворился тем, что отправил подложных перебежчиков, которые внезапно ударили в спину сражающимся. Предусмотрительно полководец использовал и особенности открытой местности: учтя, с какой стороны жарче палит солнце и много пыли, а с какой, словно по уговору, всегда дует с востока Эвр, он так выстроил войско, что природа оказалась против римлян. Свидетелями поражения стали окрасившийся кровью Ауфид, мост из трупов через ручей Вергелл, сооруженный по приказу Ганнибала, два модия перстней, посланных в Карфаген, – всадническое сословие подсчитывалось мерами. Теперь никто не сомневался, что это был бы последний день Рима и Ганнибал мог бы через пять дней пировать на Капитолии, если бы умел пользоваться победой так же, как побеждать <…>

2. БИТВА ПРИ ПИДНЕ

Плутарх. Эмилий Павел, 19–20

Битва уже завязалась, когда появился Эмилий и увидел, что македоняне в первых линиях уже успели вонзить острия своих сарисс в щиты римлян и, таким образом, сделались недосягаемы для их мечей. Когда же и все прочие македоняне по условленному сигналу разом отвели щиты от плеча и, взяв копья наперевес, стойко встретили натиск римлян, ему стала понятна вся сила этого сомкнутого, грозно ощетинившегося строя; никогда в жизни не видел он ничего более страшного и поэтому ощутил испуг и замешательство, и нередко впоследствии вспоминал об этом зрелище и о впечатленйи, которое оно оставило. Но тогда, скрыв свои чувства, он с веселым и беззаботным видом, без шлема и панциря объезжал поле сражения <…>

Римляне никакими усилиями не могли взломать сомкнутый строй македонян… Обе стороны выказали крайнее ожесточение, и обе же понесли жестокий урон. Одни пытались мечами отбиться от сарисс, или пригнуть их к земле щитами, или оттолкнуть в сторону, схватив голыми руками, а другие, еще крепче стиснув свои копья, насквозь пронзали нападающих, – ни щиты, ни панцири не могли защитить от удара сариссы <…> Таким образом, первые ряды бойцов были истреблены, а стоявшие за ними подались назад. Хотя настоящего бегства не было, все же римляне отошли от горы Олокр.

Тогда Эмилий разорвал на себе тунику, ибо, видя, что легионы отступили и что фаланга, окруженная отовсюду густой щетиной сарисс, неприступна, точно лагерь, пали духом и прочие римляне. Но поскольку местность была неровной, а боевая линия очень длинной, строй не мог оставаться равномерно сомкнутым и в македонской фаланге появились многочисленные разрывы и бреши, что, как правило, случается с большим войском при сложных перемещениях сражающихся <…> Заметив это, Эмилий подскакал ближе и, разъединив когорты, приказал своим внедриться в пустые промежутки всей фаланги в целом и вести бой не против всей фаланги, а во многих местах против отдельных ее частей <…> и как только римляне проникли в ограду вражеских копий, ударяя в незащищенные крылья или заходя в тыл, сила фаланги, заключавшаяся в единстве действий, разом иссякла и строй распался, а в стычках один на один или небольшими группами македоняне, безуспешно пытаясь короткими кинжалами пробить крепкие щиты римлян, закрывавшие даже ноги, и своими легкими щитами обороняться от их тяжелых мечей, насквозь рассекавших все доспехи, – в этих стычках македоняне были обращены в бегство.

3. ОРГАНИЗОВАННЫЙ ГРАБЕЖ

Полибий, X, 16

По взятии города римляне поступают приблизительно так: или для совершения грабежа выделяется из каждого манипула известное число воинов, смотря по величине города, или воины идут на грабеж манипулами. Для этой цели никогда не назначается больше половины войска, прочие воины остаются внутри города, как того требуют обстоятельства <…> Все воины, выделенные для грабежа, сносят добычу в лагерь легионов. После этого по окончании трибуны разделяют добычу поровну между всеми воинами – не только теми, которые оставались в строю для прикрытия, но и теми, которые стерегут палатки, а также больными и выполняющими какое-либо задание <…> Итак, если половина войска отправляется на грабеж, а другая половина остается в боевом порядке для прикрытия грабящих, то у римлян никогда не случается, чтобы дело страдало из-за жадности к добыче.

Глава XVII
Под римской калигой. Покоренные и непокорные (167–111 гг. до н. э.)

Триумф. Празднество в Риме по случаю победы Эмилия Павла, длившееся три дня, отличалось необычайной пышностью. Перед триумфальной колесницей был проведен последний македонский царь Персей с двумя своими сыновьями, Александром и Филиппом. За колесницей, вслед за воинами-победителями, пронесли оружие поверженного врага, его богатства, а также имущество обитателей семидесяти разрушенных по приказу сената городов Греции, сочувствовавших Персею. Сами сочувствовавшие стали рабами. Пронесли деревянную доску с начертанным на ней их числом: 150 000.

Триумф 167 г. до н. э. был праздником, отмечавшим победу не только над Македонией. Это было торжество по случаю того, что в круге земель уже не оставалось ни одного государства, которое могло бы претендовать на роль соперника Рима. Последующие войны были, скорее, восстаниями отчаявшихся людей, которые не могли примириться с участью рабов и сражались за свое человеческое достоинство.

Сципион и Катон. За несколько дней перед триумфом произошло знаменательное столкновение между триумфатором и рядовыми воинами, бурно протестовавшими против того, что добыча, которая пришлась на их долю, не соответствовала их вкладу в победу. Среди недовольных были и некоторые влиятельные сенаторы, выступавшие против самой политики безжалостного ограбления и порабощения побежденных. Это были представители рода Сципионов и их сторонники, полагавшие, что обращение с побежденными должно быть более мягким, что народы, склонившиеся перед силой римского оружия, должны быть не рабами, а клиентами, что Рим не нуждается в новых провинциях и следует оставить у власти царей и других правителей в качестве союзников римского народа.

Это были последователи скончавшегося к тому времени победителя Ганнибала Публия Корнелия Сципиона, который сохранил когда-то побежденный Карфаген, позаботившись лишь о том, чтобы он не был опасен для Рима в военном отношении. Ту же политику он проводил и по отношению к Филиппу V и Антиоху III. Именно за это сенат выразил ему недоверие, и Сципион, добровольно покинув неблагодарный Рим, остаток жизни провел в своем поместье в Кампании.

Яростным противником Сципиона долгие годы был воин, сражавшийся под его орлами, а затем влиятельный римский сенатор Марк Порций Катон (234–149 гг. до н. э.), вокруг которого сгруппировались сторонники жесткой политики по отношению к побежденным. Катон имел основание считать, что война с Персеем – результат политического просчета сената, сохранившего Македонию под властью Филиппа V, и что уже тогда не надо было миндальничать ни с ним, ни с греками, своим поведением показавшими, что им должно быть рабами.

Катон был человеком достаточно образованным и мог читать греческие книги. Но, видя, с каким интересом римская молодежь относится к греческой образованности, с какой жадностью она воспринимает греческую культуру и греческий образ жизни, он стал врагом всего греческого, яростным защитником римских традиций и обычаев, которым, как ему казалось, угрожало забвение. Чтобы не пользоваться услугами греков, – а они стояли в Риме во главе школ, – он сам обучал своего сына и даже написал историю древнейших времен Италии на латинском языке. До этого считалось, что латинский язык не настолько развит, чтобы на нем можно было писать что-либо, кроме донесений сенату.

В годы старости Катона, после битвы при Пидне, наблюдается сближение позиций Катона и Сципионов. Однако Катон по-прежнему недолюбливает греков и выступает против возвращения на родину ахейских заложников, среди которых был учитель и друг Сципиона Эмилиана великий историк Полибий.

Победа и триумф над иллирийцами. После разгрома Персея было решено расправиться с его союзником – иллирийским царем Гентием. Претор 168 года до н. э. Луций Аниций Галл осадил столицу иллирийцев Скорду, а потом взял ее штурмом. Война была закончена в 30 дней. Во время триумфа Гентий был с позором проведен в триумфальной процессии. Побывав в Греции, Аниций решил вместо обычных гладиаторских боев показать римлянам в цирке знаменитых греческих артистов, певцов и музыкантов. Во время их выступления зрители стали шуметь. Торжество по случаю победы могло окончиться бурным недовольством, если бы триумфатор не нашелся. Он призвал актеров и приказал им вместо пения и музицирования вступить друг с другом в драку. Видя ликторов, вооруженных пучками розог, – а порка актеров на сцене Рима была обычным делом, – артисты выполнили требование Аниция, и зрители радостными криками приветствовали невиданное до того зрелище: греки бьют греков.

Такова была римская толпа в середине II в. до н. э. Таковы были нравы города, который греки справедливо считали варварским, таковы были римские полководцы, которых они совсем недавно приветствовали как «освободителей».

Политика Рима в Африке. После победы над Ганнибалом Карфаген уже не представлял Риму угрозы в военном отношении. Однако город, освобожденный от расходов на армию, переживал экономический подъем. К тому же нумидийский царь Масинисса, тот самый, с помощью которого Корнелий Сципион одержал победу над Ганнибалом, постоянно подстрекал римлян к войне с Карфагеном. После посещения Масиниссой Рима в Карфаген было отправлено посольство во главе с Катоном. Вернувшись в Рим, Катон выступил в сенате. Потрясая захваченными в Карфагене смоквами и виноградными гроздьями, Катон говорил, что город, вырастивший такие плоды, опасен римлянам, и призвал к разрушению Карфагена. С тех пор, на какую бы тему ни выступал Катон, он заканчивал ее словами: «А все-таки я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен». В сенате были противники такой политики, но упорство Катона одержало верх.

Найти повод для войны было не трудно: на карфагенян натравили Масиниссу, согласно договору с Римом, Карфаген не мог вести ни с кем войн без разрешения римлян. Оборона карфагенян была расценена как нарушение договора.

Падение Карфагена. Пунические войны были войною трех поколений. Дедам после двадцатилетних сражений на суше и на море удалось овладеть Сицилией и выловить во взбаламученной битвами воде Сардинию. На долю отцов досталось самое тяжелое – выдержать натиск великого Ганнибала и высадиться в Африке, сломить хребет Карфагенской державе. Внукам оставалось, казалось бы, немногое – уничтожить сам Карфаген, лишенный флота и армии и к тому же уже окруженный подкупленными Римом нумидийцами царя Масиниссы. Поход на Карфаген мыслился как прогулка за богатой добычей, и к городу двигались вместе с небольшой армией пустые корабли, чтобы вместить богатства, накопленные веками.

Но, как говорят, у осажденного дома сами вырастают стены, а у его защитников утраиваются силы. Казалось, над теми, кто вышел в 149 г. до н. э. на стены Карфагена, чтобы его отстоять, витала сама семисотлетняя история, и они слышали подбадривающие голоса первых строителей города, основавших на чужбине Новый Тир, и колонистов, отплывших на кораблях Ганнона в океан, чтобы на обращенных к неведомому материку берегах Ливии насадить ростки финикийской цивилизации, Магона и других великих карфагенских агрономов, превративших, хотя и руками рабов, пустоши Ливии в сады и добившихся похвалы не от кого-нибудь, а от самого Катона.

Осада Карфагена длилась три года. Осажденные выказали чудеса изобретательности и героизма. Женщины срезали свои волосы, чтобы сплести из них тетивы метательных машин. В оружейных мастерских вместо железа и меди расплавляли золото и серебро. Для строительства кораблей разбирались кровли домов. Когда римляне перекрыли своими кораблями выход сооруженному втайне флоту, к морю был прорыт новый канал, и не для бегства – для сражения. На заключительном этапе войны во главе осаждающей армии был поставлен Сципион Эмилиан, сын победителя Персея, Эмилия Павла. Используя огромное численное превосходство своего войска, ослабление сил защитников голодом, он вломился в Карфаген и, сокрушая квартал за кварталом, преодолевая в уличных боях отчаянное сопротивление карфагенян, подошел к городской крепости Бирсе, где ему сдались 36 000 воинов во главе с последним полководцем Карфагена Гасдрубалом. Жена Гасдрубала, проклиная трусость супруга, схватила детей и бросилась с ними с кровли храма в огонь. Современники могли вспомнить, что, по распространенной легенде, в огне погибла когда-то и основательница Карфагена Элисса, которую римляне называли Дидоной.

По специальному приказу сената город был разрушен и место, где он стоял, предано проклятию. О величине города говорит то, что горел он семнадцать дней. Владения Карфагена в Ливии были объявлены римской провинцией «Африка» – это название впоследствии принял весь континент. Часть карфагенских земель была передана наследникам союзника Рима царя Масиниссы, умершего незадолго до разрушения Карфагена.

Ахейская война. Почти одновременно завершилась война, которую вели римляне с самозванцем, объявившим себя сыном Персея Филиппом, и с поддержавшими его ахейскими городами во главе с Коринфом. Консул Метелл разбил отряды Лжефилиппа, рассеял и ахейское ополчение. Коринф был осажден. Новое войско, набранное из освобожденных рабов, не смогло сдержать натиск римлян. Защитники города, оставшиеся в живых после его штурма, были выведены в оковах. Богатейший из греческих городов был предан разграблению и сожжен. Сложилась легенда, будто во время пожара слились потоки от расплавленных медных, золотых и серебряных статуй, образовав драгоценный сплав – «коринфскую бронзу». На самом деле коринфская бронза существовала задолго до разрушения Коринфа, но с гибелью города секрет ее был утрачен, что неизмеримо увеличило ценность сохранившихся статуй и утвари работы коринфских мастеров.

Непокоренная Испания. Необыкновенное упорство в защите своей свободы от посягательств чужеземцев проявили племена Испании. Они не прекращали сопротивления и после того, как посланные против них римские полководцы заявили о своей «окончательной победе» и торжественно отметили ее в триумфальных процессиях. Среди «победителей» иберов, кельтиберов и лузитанов после Ганнибаловой войны были Катон Старший, Семпроний Гракх (отец прославившихся впоследствии народных трибунов), Метелл, тот самый, который разбил Лжефилиппа и Критолая (ему даже было присвоено прозвище «Кельтиберийский»), – а восстания не утихали. Кельтиберов поднял Олиндик, по словам римского историка Флора, «муж величайшей храбрости и отваги». Когда римляне отняли у кельтиберов оружие, он явился к соплеменникам с серебряным копьем, будто бы брошенным ему с неба богами, и призвал их к осаде консульского лагеря. Лузитан поднял на борьбу в годы осады римлянами Карфагена и войны с Лжефилиппом (147 г. до н. э.) Вириат. Пастух и охотник, он создал подвижное войско, наносившее удары римским полководцам и не раз захватывавшее их лагеря. Роль серебряного копья у него играла белая лань, появлявшаяся перед битвой и внушавшая суеверным повстанцам уверенность в помощи свыше. Пять лет одерживал Вириат победы, пока не был разбит консулом Фабием Максимом (142 г. до н. э.). В следующем году он пал жертвой наемных убийц.

После гибели Вириата восстало доведенное до отчаяния население небольшого кельтиберийского города Нуманции. Непосредственным поводом для войны было то, что римляне приказали отрубить руки воинам из соседнего с Нуманцией города. Напав на войско консула в 141 г. до н. э., они вынудили его искать спасения в бегстве. Сенат отправил легионы во главе с консулом Гостилием Манцином, начинавшим в свое время осаду Карфагена. Окружив римлян, нумантинцы вынудили их сдать оружие и подписать договор, предусматривавший сохранение за Нуманцией самостоятельности. Заключение этого соглашения было воспринято в сенате как не меньший позор, чем давняя капитуляция в Кавдинском ущелье. Отказавшись выполнять условия договора, сенат решил выдать полководца, ответственного за его заключение, хотя и спасшего тысячи римлян. Манцин был передан нумантинцам обнаженным. В Испанию отправили Публия Сципиона Эмилиана, железной рукой укрепившего дисциплину в легионах. Нуманция была окружена рвом и высокой насыпью, сделавшими невозможным ее сношения с внешним миром. Победу над непокорным городом одержал голод. Но ни один нумантинец не был взят в плен, чтобы украсить триумфальную процессию Сципиона: воины Нуманции убили своих стариков, жен и детей и перерезали друг друга.

Восстание Аристоника. И конечно же, никто в Риме не рассчитывал, что придется сражаться после поражения Антиоха III Великого в Малой Азии, ибо там, как считалось, жили изнеженные люди, готовые на любое унижение ради сохранения жизни. Но когда последний из царей Пергама, Аттал III, умирая, передал царство и все свои огромные богатства Риму (133 г. до н. э.) и сенат отправил своих представителей для принятия наследства, вместо блеска золота, серебра и драгоценных камней их ожидали блеск обнаженного оружия и почти всеобщая ярость. Ряд городов отказался признать законность завещания Аттала III и призвал на царство сводного брата покойного царя юного Аристоника. Аристоник, создав в кратчайший срок армию, взял силой города и острова, оказавшие ему сопротивление. Сторонники Аристоника называли себя гелиополитами – гражданами государства Солнца. Видимо, помимо ненависти к Риму, восставших вдохновляла идея социальной справедливости, высказанная в утопических сочинениях эллинистической эпохи. В битве у города Левки (131 г. до н. э.) Аристоник разбил римские легионы. Консул был взят в плен и убит. В следующем году Аристоник потерпел поражение в битве с новым консулом, Марком Перперной, и был пленен. Но восстание продолжалось. Города не открывали римлянам ворот и были вынуждены сдаться лишь после того, как римляне отравили текущую в них по глиняным трубам воду. Имя отравителя вошло в историю: консул 129 г. до н. э. Маний Аквилий. Именно ему, по словам Флора, «опозорившему римское оружие, тогда еще священное и незапятнанное», сенат поручил превратить унаследованное царство в новую римскую провинцию Азию, которая охватывала западную часть полуострова и прилегающие к ней острова.

Провинции и зависимые царства. С присоединением Пергама почти все побережье Средиземного моря стало римским или находилось под римским контролем. Внутреннее море римляне уже могли называть «нашим морем». К этому времени сложилась и система управления завоеванными территориями, провинциями. Провинции считались «добычей римского народа» и от его имени управлялись назначаемыми сенатом наместниками, консулами и преторами, а после окончания срока их должности – проконсулами и пропреторами. Исполнение обязанностей консула, претора и других выборных должностных лиц считалось почетной привилегией и не оплачивалось. Но само назначение в провинцию и было в высшей степени щедрой платой: провинция содержала римского наместника и его свиту. Только от его щепетильности и элементарной порядочности зависело, вернется ли он в Рим богачом, обеспеченным на всю жизнь, оставив после себя слезы и проклятия, или честным человеком, имя которого провинциалы будут вспоминать с благодарностью. Честными, сохранившими достоинство в Рим возвращались единицы. И именно на них обрушивались судебные преследования. Ведь честный наместник должен был препятствовать ограблению провинции откупщиками и дельцами, а в их-то руках и находился в Риме после законов Гая Гракха суд. Грабители же и мародеры оставались безнаказанными, жертвуя в пользу судей часть своей добычи. Так ушел от ответственности и отравитель Маний Аквилий, обвиненный в получении взяток в колоссальных размерах. Всаднический суд его оправдал, и он официально сохранил «честное имя» и большую часть награбленного, передав его своему сыну, с подвигами которого мы еще столкнемся.