Текст книги "Античность: история и культура"

Агафокл – страж мира. Временной промежуток, когда наследники Александра были заняты друг другом, а Рим отбивался от объединенных чувством самосохранения самнитов, этрусков и галлов, был самым удачным для новой попытки сосредоточения власти над полисами Великой Греции. Это понял сиракузянин Агафокл. Его в древности называли горшечником, и он не возражал против этого, хотя на самом деле был сыном богатого владельца керамической мастерской. Единственное, что ему в жизни удалось вылепить и декорировать, был сосуд собственной власти, и в этом он оказался великим мастером. Выгодно женившись на дочери влиятельного и богатого аристократа, Агафокл приумножил отцовское достояние и большую часть капитала использовал для того, чтобы нанять наемников. Вслед за тем он стал поддерживать требования об облегчении положения городских низов, которые сразу заметили «горшечника» и выделили его среди иных доброхотов. Замечен был Агафокл и в верхах: его отправили в изгнание. В результате он заслужил еще большую любовь простонародья. Через год демос изгнал олигархов и вернул пострадавшего за него Агафокла, который успел удвоить число своих наемников. В 319 г. до н. э. демос провозгласил «горшечника» стратегом и «стражем мира», что напугало олигархов. Они объединились в тайную гетерию шестисот. В 316 г. до н. э. Агафокл разоблачил заговорщиков и был объявлен «стратегом-самодержцем». Это фактически означало установление тиранической власти. Но знавший о ненависти гражданства к тиранам, Агафокл устранил в своем облике и поведении все, что могло напомнить о Дионисиях: бьющую в глаза роскошь, пренебрежение к правам граждан. Он продожал ставить на обсуждение народного собрания некоторые вопросы государственного управления, добиваясь их утверждения с помощью своего авторитета.

Но сколь бы ни была успешной внутренняя политика тирана, власть его не укрепится, если не будет подкреплена внешними успехами. Между тем Сиракузы после смерти Дионисия утратили значительную часть своих владений в Западной Сицилии, попавших под влияние Карфагена. Боясь разбить пока еще хрупкий сосуд своей власти в схватке с могущественным противником, Агафокл заключил перемирие с карфагенским полководцем и начал войну с менее сильными греческими полисами Сицилии – Акрагантом, Мессаной и Гелой (316–313 до н. э.). И только добившись успеха, он нарушил перемирие с карфагенянами, напав на их сицилийские владения. Но войска Агафокла были разбиты.

Понимая, что его ждет затяжная война и все возрастающее недовольство граждан, ждущих немедленной победы, тиран пошел на риск: посадил 14 000 наемников на корабли и высадил их в Ливии. Неожиданное нападение позволило овладеть финикийскими городами Утикой и Гадруметом и двинуться к Карфагену. Взять этот прекрасно укрепленный город Агафокл не смог, но осада довела карфагенян до такого состояния, что они стали поедать друг друга. Успех Агафокла был замечен во всем эллинистическом мире, а правитель Киренаики заключил с Сиракузами союз с целью овладения всем побережьем Ливии. Новый союзник был вскоре убит, его наемники перешли на службу к Агафоклу. Но воспользоваться ими тирану не пришось: в Сицилии восстали недавно завоеванные Агафоклом греческие города, так что пришлось заключить с Карфагеном невыгодный для Сиракуз мир и возвращаться в Сицилию. Получив деньги, большая часть наемников последовать за Агафоклом отказалась.

В Сицилии скорее мягкостью, чем силой, Агафокл вернул восставших под власть Сиракуз и добился от карфагенян признания своих приобретений. Положение Агафокла настолько укрепилось, что он провозгласил себя «царем сицилийцев» и вступил в переговоры с египетским царем, желая с ним породниться. Птолемей отдал Агафоклу в жены одну из своих падчериц. Агафокл же выдал свою дочь замуж за Пирра, царя Эпира. Это «международное признание» не изменило его линии поведения по отношению к сиракузянам: Агафокл не надел диадему и отказался от царской роскоши.

Возможно, именно поэтому его пригласили в Италию полисы с демократической формой правления, не опасаясь попасть в сферу влияния Сиракуз. Агафокл направился в Италию и обрушился на Кротон, испокон времен бывший оплотом аристократии. В 299 г. до н. э. Кротон пал, а вслед за ним и его союзник Регий. Заключив союз с Тарентом, Агафокл начал войну с его врагами – племенами луканов и мессапов. В гавани города Гиппония была построена якорная стоянка для сиракузского флота. Контроль Сиракуз был установлен даже над отдаленным островом Керкира, переданным затем в качестве приданого Пирру.

В последние годы жизни Агафокл готовился к новому походу против Карфагена. Незадолго до смерти (289 г. до н. э.) он отказался от власти, и в Сиракузах была восстановлена демократия.

Западный поход Пирра. За успехами Агафокла внимательно и ревниво следил его зять Пирр. После того как его лишили власти над Македонией, он направил энергию на создание сильного войска и даже занялся выработкой новой военной концепции, учитывающей изменения в тактике и вооружении, произошедшие за годы после смерти Александра. Он мечтал о создании западной державы, чтобы стать вровень с Антигонидами, Селевкидами и Птолемеями.

Смерть Агафокла создала необходимые условия для давно планировавшегося Пирром похода. Оставшись без опеки Сиракуз, греческие полисы юга Италии оказались лицом к лицу со своими давними недругами – местными племенами. Бывшая афинская колония Фурии, теснимая луканами, заключила союз с Римом и после нового нападения луканов в 282 г. до н. э. призвала к себе римского консула с войском. Повторился неаполитанский сценарий. Римляне, разбив луканов, почувствовали себя хозяевами положения в облагодетельствованном городе. Им в подкрепление было послано десять римских военных кораблей.

Под акрополем Тарента находился главный из городских театров, откуда открывался вид на гавань. Во время представления зрители заметили паруса приближавшейся к берегу эскадры, которую приняли за пиратскую. Бросившись в гавань, они разнесли в щепки пять успевших пристать римских кораблей. Остальные повернули назад. Через некоторое время в Тарент прибыли римские послы с жалобой городским властям. Завсегдатаи тарентинской гавани не обнаружили никакого почтения к важно вышагивавшим римским сенаторам. Они сорвали с них тоги и сделали нечто такое, о чем римский историк написал так: «… допустили бесчестье, о котором стыдно сказать».

Война Тарента с Римом стала неизбежной, и тарентинцы обратились за помощью к Пирру (280 г. до н. э.). Прошло немного времени, и с кораблей Пирра были высажены в гавани Тарента 20 000 гоплитов, фессалийская конница, критские стрелки и боевые слоны. Пирр немедленно занялся обучением тарентинской молодежи военному делу и переговорами с вождями соседних племен. Переговоры увенчались успехом. Чужестранец показался самнитам и луканам достойным союзником для сокрушения ненавистного Рима.

Римляне не бездействовали, заняв своими гарнизонами многие города Южной Италии. Пирр, так и не дождавшись контингентов самнитов и луканов, со своим войском и еще необученными тарентинцами покинул Тарент. Битва состоялась неподалеку от Тарента у Гераклеи, в том же году. Рассказывают, что при виде римлян, выстроившихся за рекой Сирисом, Пирр сказал: «Варвары, а порядок в войске не варварский. Посмотрим, каковы они в деле». С этими словами он дал знак начать переправу через реку. Битва показала необычайное упорство римлян, но одновременно их неподготовленность к сражению с таким противником, как Пирр. Ужас внушили коням и людям слоны. Римляне видели слонов впервые и, не зная, что это за животные, называли их «луканскими быками». На поле боя осталась большая часть римской армии, пал и их лагерь.

Будто бы Пирр оценил своих противников так: «О, если бы у меня были римские воины или я бы был римским царем, как бы легко я завоевал мир». Считают, что эти слова услышал и записал спутник Пирра, фессалиец Кинеас, ученик Демосфена и философ-эпикуреец. О нем говорили, будто он присоединил к владениям Пирра языком больше городов, чем тот мечом. Ранее Пирр отправил Кинеаса в Тарент и тот договорился об условиях помощи Пирра тарентинцам. После битвы у Гераклеи Пирр послал ученика Демосфена в Рим, чтобы тот добился мира и союза, которые были необходимы царю для дальнейших завоеваний.

Искусная речь Кинеаса в курии произвела впечатление на сенаторов. Они не без удивления узнали, что Пирр возвращает пленных без выкупа и не только не требует от побежденных дани, но согласен на союз и обещает долю того, что завоюет в Сицилии. Однако в разгар речи был внесен на носилках бывший цензор, престарелый и слепой Аппий Клавдий. Выслушав ораторов, высказывавшихся за мир и союз с Пирром, он взял слово. «До сих пор я роптал на судьбу, лишившую меня зрения, теперь же я сожалею, что еще и не глух, ибо услышал постыдные советы, противные обычаям предков и выгодные нашему недругу». Но отвергнуть предложения Пирра побудила сенаторов, скорее всего, не эта речь, а появление в гавани Остии карфагенских кораблей. Напомнив о союзе, карфагеняне обещали Риму помощь.

Военные действия возобновились. Битва состоялась у города Аускула весной 279 г. до н. э. На пересеченной местности, не позволявшей в полной мере использовать преимущества фаланги, конницы и слонов. Тем не менее и на этот раз Пирр одержал победу. Однако и его войско понесло большие потери; говорили, что, обходя поле сражения, он воскликнул: «Еще одна такая победа, и я останусь без войска».

Предпринятые карфагенянами действия в Сицилии потребовали присутствия там Пирра, и он отправился на остров с 10-тысячным войском. Его появление вызвало энтузиазм в рядах греков, на волне которого удалось снять блокаду Сиракуз и освободить захваченную карфагенянами территорию. Но воодушевление рассеялось при известии о расходах, которые потребовались бы для переправки войска Пирра в Африку по примеру Агафокла, и дело дошло до того, что на стороне эпирского царя остались одни Сиракузы.

Весной 275 г. до н. э. Пирр вернулся в Италию. Воспользовавшись его отсутствием, римляне к этому времени захватили Кротон и некоторые другие города, подчинили союзные Пирру племена луканов и самнитов. Появление Пирра заставило римлян отступить. Пополнив армию резервными силами, находившимися в Таренте, Пирр двинулся на север. В Самнии в том же году произошла битва при Беневенте – последнее сражение Пирра, окончившееся для него поражением. Потери эпирцев были не столь велики, как в предшествующих битвах римлян, но, не получая свежих подкреплений и средств, Пирр счел продолжение войны бесполезным. Он удалился в Грецию, оставив в Таренте гарнизон и обещав вскоре вернуться. Три года спустя Пирр погиб в Аргосе.

«Не было в Риме триумфа более прекрасного и великолепного, чем над Пирром, – пишет римский историк. – До сего времени не видели ничего, кроме овец вольсков, стад сабинян, повозок галлов, сломанного оружия самнитов. А теперь, если взглянуть на пленных, молосс и фессалиец, македонец и брутиец, апул и луканец, а если окинуть взором триумфальное шествие, золото, пурпур, знамена, картины, тарентинская роскошь. Но римский народ ни на что не смотрел с таким удовольствием, как на тех, перед кем ранее испытывал ужас, – на чудовищ с башнями: чувствуя себя пленниками, они с опущенными головами брели за победителями-конями».

Пока по улицам Рима водили слонов, легионеры продолжали осаду Тарента, защищаемого как тарентинцами, так и оставленными Пирром воинами. Осажденные ожидали возвращения царя, обещавшего вернуться со свежим войском, но, получив известие о гибели Пирра, сдались на милость победителя.

Впервые в руки римлян попал огромный город, считавшийся столицей всего юга Италии, славившийся величиной, неприступными стенами, одной из лучших на всем побережье гаваней, откуда открывался путь в Сицилию, Африку, к берегам Адриатики.

Эхом падения Тарента стал захват римлянами Регия, запиравшего вход в Мессинский пролив, и Брундизия, основателем которого считался Диомед. Брундизий был взят консулом Марком Аттилием Регулом, будущим героем войны с Карфагеном (267 г. до н. э.). Город стал базой римского флота в Адриатическом море и колонией римских граждан.

Последний из эпизодов окончательного завоевания римлянами Италии – разрушение Вольсиний – центра этрусского двенадцатиградия, самого богатого из этрусских полисов (265 г. до н. э.). Против вольсинийцев восстали рабы. Захватив город, они перебили большую часть господ и женились на их женах. Избежавшие гибели обратились за помощью в Рим, и на осаду Вольсиний было брошено консульское войско. О накале битвы говорит гибель консула. Победители распяли пленных на крестах, а Вольсинии разрушили. Рим, выйдя из этрусской колыбели, стал для Этрурии могильщиком.

Принудительная федерация. Так через 200 лет после завоевания Лация римляне подчинили себе Италию – от речки Рубикон на севере до Мессинского пролива на юге. Однако слияния полисов и племен в одно государство не произошло, да и сам Рим оставался полисом. Различные полисы и племена вынуждены были заключить с Римом договор, подобный тому, какой был подписан в Коринфе между Филиппом II и греческими полисами с той лишь разницей, что каждый из субъектов федерации заключал договор отдельно и на различных условиях. Некоторым полисам было даровано право римского гражданства и сохранения автономии во внутренних делах. При этом одним разрешалось даже участвовать в голосовании, другим – иметь римское гражданство без права голоса. Имелась категория городов, обладавших не римским, а латинским гражданством. Большинство же городов и племен было причислено к союзникам. Союзники лишались права вести самостоятельную внешнюю политику и иметь войско, но должны были служить во вспомогательных отрядах при римских легионах. Они обязаны были отдать римлянам треть своих земель.

Особую группу составляли колонии римских граждан и латинян, основанные на терииториях, отнятых римлянами у завоеванных и подчиненных полисов и племен. Это ыбли военно-земледельческие поселения наподобие греческих клерухий.

К высшему рангу относились колонии римских граждан.

Патриции и плебеи приходят к согласию. В ходе завоевания Римом Италии и обусловленных этим экономических и общественных изменений постепенно ослаблялись противоречия между патрициями и плебеями. Еще за полстолетия до войны с Вейями был разрешен брак между обоими сословиями. После победы над Вейями плебеев щедро наделяют земельными участками. Во время Самнитских войн основывается много колоний, и плебеи получают возможность выселиться за пределы города в качестве колонистов. Однако политическая власть сохранялась в руках патрициев и плебеи остро ощущали неравенство на бытовом уровне.

Рассказывали, что у сенатора Фабия были две дочери – дома их называли Прима (Первая) и Секунда (Вторая)[8]8
  Употребление порядковых числительных для дочерей в отцовском доме связано с тем, что у римлянок не было личного имени и все дочери, сколько бы их ни было, носили имя родовое (Фабия, Юлия и проч.).


[Закрыть]. Приму он выдал за патриция, Секунду – за богатого плебея Лициния Столона. Родственники встречались домами, но однажды младшая дочь стала свидетельницей, как по приказу мужа Примы ликторы секут розгами знакомого плебея – должника. Она обратилась к сестре за защитой, а та ее высокомерно высмеяла. И возненавидела Секунда Приму и больше никогда не захотела с нею встречаться. Лициний Столон болезненно воспринял обиду, нанесенную супруге и дал ей клятву, что добьется справедливости.

В 367 г. до н. э. народный трибун Лициний Столон вместе со своим коллегой Секстием Латераном предложил законы, облегчавшие положение должников, а также ограничивавшие размеры владений на общественном поле 500 югерами. Но главное – трибуны добились того, что плебеи не только были допущены к консульской должности, но был принят закон, по которому один из консулов обязательно должен быть плебеем. Так Лициний Столон выполнил свою клятву и стал первым консулом из числа плебеев. Матрона Секунда могла ходить с высоко поднятой головой и не стыдиться того, что ее муж плебей. После 367 г. до н. э. в списках консулов появляются и другие плебейские имена. Плебс воспрянул духом.

В 326 г. до н. э., в разгар Самнитских войн, был проведен закон, вовсе отменявший долговую кабалу. Таким образом Рим пошел по пути Афин времен Солона. Граждане – а это были плебеи – за долги отвечали только своим имуществом.

Дальнейшему уравнению патрициев и плебеев способоствовал Аппий Клавдий, тот самый, который в конце жизни предотвратил союз с Пирром. Став в 312 г. до н. э. цензором, он допустил в Сенат сыновей вольноотпущенников и разрешил запись граждан в любую трибу, городскую или сельскую, что подрывало влияние патрициев. Испокон веков культ Геркулеса находился в ведении патрицианского рода Потициев. Аппий Клавдий сделал его государственным. По преданию, все члены этого рода вымерли в течение нескольких лет, а сам цензор был наказан за самоуправство слепотой.

В том же направлении ликвидации преимуществ патрициата, но в области религии, действовал и сын вольноотпущенника Гней Флавий. Избранный в 304 г. до н. э. эдилом, он опубликовал судебные формулы и обнародовал для всеобщего пользования календарь. Всем этим ранее ведала коллегия понтификов, состоявшая из одних патрициев. Полагая, что он уничтожил корни разлада в римском государстве, Флавий воздвиг храм Конкордии – Согласия между гражданами Рима. Вскоре после этого плебеи стали избираться в число понтификов и авгуров. Патриции и верхушка плебеев сливаются в привилегированную верхушку римского общества – нобилитет. Этот процесс совпадает по времени с завоеванием Римом Италии.

Северное Причерноморье в эллинистическую эпоху. Удаленность Северопонтийского региона от Греции, как уже показали события V в. до н. э., не означала изоляции греческих колоний от метрополий. Так же и во второй половине IV в. до н. э., когда полисы материковой Греции оказались под властью Македонии, македонское завоевание стало угрожать и колониям северной окраины греческого мира. В 331 г. до н. э. один из полководцев Александра, Зопирион, во главе 30-тысячного войска осадил Ольвию в надежде подчинить этот занимавший выгодное стратегическое положение полис. Ольвиополиты отпустили на волю рабов, дали права гражданства иностранцам, облегчили положение должников и, укрепив войско, добились победы над македонянами. Зопирион погиб. Вслед за тем был возобновлен договор Ольвии с Милетом, ее метрополией, в чем был заинтересован и Милет, ослабленный после осады и захвата Александром.

После реформы 331 г. до н. э. в демократической Ольвии начинается экономическое процветание, одним из свидетельств чего стал выпуск золотой монеты. Перестраиваются храмы тем богам, с которыми связывалось освобождение от македонской угрозы. Щедро награждаются лица, содействовавшие победе (за заслуги перед государством некому Калиннику была установлена статуя и выдано 3,3 таланта серебра). Расширяются сельскохозяйственные угодья полиса, реконструируются гимнасий, здание суда, другие общественные постройки.

Расцвет Ольвии длился более полувека, но с середины III в. до н. э. Ольвия, как и другие полисы Северопонтийского региона, погружается в глубокий кризис, видимо, связанный с неудачами внешней политики и обострением внутриполисных противоречий. Сохранилась надпись в честь ольвиополита Протогена, пожертвовавшего на общественные нужды (для голодающих сограждан) 50 талантов серебра. По-видимому, только благодаря частной благотворительности полису удается свести концы с концами.

Иначе складывается в эллинистическую эпоху судьба дорийского полиса Херсонеса. В отличие от ионийцев, дорийцы в ходе колонизации, как правило, устремлялись не в малолюдные места, а на густонаселенные территории, в надежде изгнать местных жителей или превратить их в государственных рабов. Так было и при основании дорийцами в Сицилии Сиракуз, и при основании выходцами из Гераклеи Понтийской в 422–421 гг. до н. э. Херсонеса. Гераклейцы захватили сначала полуостров на юго-западе Таврики (Гераклейский полуостров), а затем начали продвижение на север, в равнинную часть Таврики, на побережье которой располагалась небольшая ионийская колония Керкинитида. К началу III в. до н. э. Херсонес обладал большой площадью сельскохозяйственных угодий, поделенных между гражданами на участки. Получаемые с них зерно и вино, будучи реализованы, давали средства на возведение мощной оборонительной системы для защиты от занимавших центральную часть Таврики скифов. В состав полиса тогда вошла и Керкинитида, что вызвало напряженность в отношениях с ее покровительницей Ольвией.

Но наибольшую опасность для Херсонеса представляли внутренние раздоры. Владельцы далеко расположенных от Гераклейского мыса участков отказались от поставок в город товарного зерна, и это наносило удар по процветавшей херсонесской торговле и, соответственно, тормозило строительство оборонительных сооружений. В этих условиях было решено привести всех граждан к присяге на верность демократическим порядкам и обязать их свозить в Херсонес хлеб, выращенный на всей сельскохозяйственной территории.

Между тем возрастала угроза со стороны скифов. К этому времени обитатели причерноморских степей приняли на себя удар со стороны новой мощной волны кочевников – сарматов – и были оттеснены в степи Таврики. Следами этого нового нашествия стали разрушенные усадьбы и амбары с обожженным пожарами зерном. В руках варваров оказались и каменоломни, откуда поступал необходимый для укрепления стен камень.

Смертельная угроза вынудила херсонесцев использовать в качестве строительного материала надгробья с могил предков. Осквернение гробниц считалось одним из самых страшных кошунств, и к использованию надгробий прибегали лишь в случае крайней опасности. Так, при сооружении Длинных стен, защищавших Афины и Пирей, по настоянию Фемистокла был опустошен один из афинских некрополей. Херсонесским Фемистоклом стал Агасикл, сын Ктесиха. В честь него была высечена надпись отмечавшая среди его заслуг при защите города и использование надгробий для укрепления стен. Мертвые своими гробницами защитили живых.

Тексты

1. СМЕРТЬ ДЕМОСФЕНА

Плутарх. Демосфен, 28

Недолго радовался Демосфен обретенному вновь отечеству – все надежды греков в скором времени рухнули <…> Была проиграна битва при Кранноне <…> Когде начали поступать вести что Антипатр и Кратер движутся на Афины, Демосфен и его сторонники, не теряя времени, бежали, и народ, по предложению Демада, вынес им смертный приговор. Бежавшие рассеялись кто куда, и чтобы их переловить Антипатр выслал отряд под начальством Архия, по прозвищу «Охотник за беглецами». Рассказывают, что он был родом из Фурий и прежде играл в трагедии <…> Узнав, что Демосфен на Калаврии и ищет защиты у алтаря Посейдона, Архий с фракийскими копейщиками переправился туда на нескольких суденышках и стал уговаривать Демосфена выйти из храма и вместе поехать к Антипатру, который, дескать, не сделает ему ничего дурного <…> Выслушав пространные и вкрадчивые разглагольствования Архия, он, не поднимаясь с земли, взглянул на него и сказал: «Вот что, Архий, прежде неубедительна для меня была твоя игра, а теперь столь же неубедительны твои посулы». Взбешенный Архий разразился угрозами и Демосфйен заметил: «Вот они, истинные прорицания с македонского треножника. А раньше ты просто играл роль. Обожди немного, я хочу послать несколько слов своим». Затем, удалившись в глубину храма, он взял листок, словно бы для письма, поднес к губам тростниковое перо и прикусил кончик, как делал всегда, обдумывая фразу. Так он сидел несколько времени, потом закутался в плащ и уронил голову на грудь. Думая, что он робеет, стоявшие у дверей копейщики насмехались над ним, бранили трусом и бабою. Снова подошел Архий и предложил ему встать, повторив прежние речи и опять суля мир с Антипатром. Демосфен, который уже чувствовал силу разлившегося по жилам яда, откинул плащ, пристально глянул на Архия и вымолвил: «Теперь, если угодно, можешь сыграть Креонта и бросить это тело без погребения. Я, о гостеприимец Посейдон, «оскверню святилище своим трупом, но будь свидетелем, что Антипатр и македоняне не пощадили даже твоего храма!» Сказав так, он попросил поддержать его, ибо уже шатался и дрожал всем телом, но, едва миновав жертвенник, упал и со стоном испустил дух <…>

Прошло немного времени и афинский народ воздал Демосфену почести по достоинству: он воздвиг бронзовое изображение Демосфена и предоставил старшему из его рода право кормиться в Пританее. На цоколе статуи была вырезана известная каждому надпись:

 
Если бы мощь, Демосфен, ты имел такую, как разум,
Власть бы в Элладе не смог взять македонский Арей.
 

2. ЗАХВАТ И РАЗРУШЕНИЕ ВОЛЬСИНИЙ

Зонара, Хроника, VIII, 7

В консульство К. Фабия и Эмилия [265 г.] римляне отправились в поход на Вольсинии для их освобождения, ибо они имели с городом договор. Граждане Вольсиний самые древние из этрусков – стали могущественными, возвели мощные укрепления и создали благоустроенное государство. Воюя с римлянами, они долго и упорно им сопротивлялись. Но, будучи побеждены, они перестали заниматься делами города и поручили эти дела рабам, а также использовали их большей частью для службы в армии. Следствием этого было то, что рабы стали сильными и высокомерными, считая себя достойными свободы <…> Старые граждане, не желая от них терпеть, но не имея сил сопротивляться, отправили в Рим посольство. Поэтому римляне послали против Вольсиний Фабия. Он обратил в бегство вышедших ему навстречу [из Вольсиний], убил многих бежавших, запер оставшихся внутри стен и попытался взять приступом город. При этом он был убит, и осажденные отважились на вылазку. Будучи разбиты, они отступили, были осаждены и под давлением голода сдались. Консул [Эмилий] убил тех, кто унизил господ, и город сравнял с землей. Местных уроженцев и некоторых рабов, ведших себя хорошо, поселил в другое место.

3. ПРИСЯГА ХЕРСОНЕССКИХ ГРАЖДАН

Надпись

Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою[9]9
  Дева – местное божество соседей херсонесцев, тавров, близкое к Артемиде.


[Закрыть], богами и богинями олимпийскими и героями, которые владеют городом, землей и укреплениями херсонеситов: я буду единомыслен в спасении и свободе города и граждан и не предам ни Херсонеса, ни Керкинитиды, ни Прекрасной гавани, ни прочей земли, которой херсонеситы владеют или владели, – ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду оберегать для народа херсонеситов; я не буду ниспровергать демократию, и желающему предать или ниспровергнуть, не дозволю, и не утаю этого, но извещу городских демиургов; я буду врагом злоумышляющему и предающему или склоняющему к отпадению Херсонес или Керкинитиду, или Прекрасную гавань, или укрепления, или область херсонеситов; я буду служить демиургам или членом совета как можно лучше и справедливее для города и граждан; я буду охранять для народа саскер[10]10
  Слово, смысл которого неясен. Возможно, это какая-то городская святыня.


[Закрыть] и не разглашу ничего тайного ни эллину, ни варвару, что может повредить городу; я не буду давать или принимать дара во вред городу и гражданам; я не буду замышлять никакого несправедливого дела против кого-либо из отделившихся граждан, и не дозволю этого и не утаю, но заявлю и на суде подам голос соответственно законам; я не буду вступать в заговор против общины херсонеситов, и против кого-либо из граждан, кто не объявлен врагом народа; если же я вступил с кем-либо в заговор или связан какой-либо клятвой и обещанием, то лучше будет мне и моим близким нарушить его [обрыв текста] если я узнаю о каком-либо существующем либо возникающем заговоре, я извещу об этом демиургов; хлеб, свозимый с равнины я не буду ни продавать, ни свозить с равнины в другое место, но только в Херсонес.

Зевс, и Гея, и Гелиос, и Дева, и боги олимпийские! Если я буду соблюдать все это, да будет благо и мне самому, и потомству моему, всему мне принадлежащему, если же не стану соблюдать, да будет зло и мне самому и всему мне принадлежащему, и пусть ни море, ни земля не приносят мне плода, пусть женщины не разрешаются благополучно от бремени [конец надписи не сохранился].