Текст книги "Античность: история и культура"

К 129 г. до н. э. Рим обладал девятью провинциями – Сицилия, Сардиния, Корсика, Цизальпийская Галлия, Испания, Африка, Иллирия, Македония, Азия. Главный принцип римской политики «Разделяй и властвуй» действовал и в провинциальном управлении. Правовое положение городов в провинциях было различным, и это давало возможность римлянам сохранять свою власть. Часть провинциальных общин-городов относилась к категории зависимых, платящих налог, но наряду с ними существовали свободные общины, пользующиеся полной автономией и иногда освобождаемые от налогов. С некоторыми общинами были заключены договора, оговаривавшие их права и обязанности.

Наряду с провинциями в орбиту римской власти входили царства, находившиеся на положении союзников или клиентов. Сменявшие друг друга цари обязывались поставлять контингенты для совместного участия с римлянами в войнах или подавления восстаний в провинциях, а также обеспечивать поступление денежных средств. На место тех, кто не выполнял этих повинностей или пытался освободиться от римского ига, ставили более покорных из числа царских родственников. Иногда для обеспечения покорности зависимых от Рима царей в Рим брали их сыновей в качестве заложников.

Вся внешняя политика Рима находилась в ведении сената. Для решения тех или иных вопросов царей или их представителей вызывали в Рим, где заслушивали в сенате. Рядом со зданием сената (курией) была площадка, которую с давних времен называли «грекостазис» (стояние греков), хотя в середине II в. до н. э. на грекостазисе теснились не только греческие, но и нумидийские, галльские, иллирийские, сирийские и другие послы, ожидавшие своей очереди для решения судьбы царств, их правителей, собственной судьбы. Многие из них подносили сенату золотые короны и иные дары в знак покорности и благодарности. Иногда сенат выделял из своей среды посольство, чтобы перед решением судьбы царства или царя разобраться в обстановке на месте. Участие в этих посольствах было подчас делом не менее выгодным, чем управление провинцией, ибо мнение послов чаще всего зависело от пышности оказанного им приема и вручаемых подарков.

Давая богатство немногим (наместникам посольств, публиканам, дельцам, продажным судьям), практика управления провинциями и зависимыми царствами была постоянным источником коррупции, разложения римской государственности и острых общественных конфликтов, проявившихся уже в конце II в. до н. э. Римская поговорка «Горе побежденным» приобретала обратный смысл – «Горе победителям».

Развитие рабства. Важнейшим результатом римских побед было небывалое в истории круга земель развитие рабства. За легионами следовали толпами торговцы, которые после каждого сражения уводили купленных ими пленных для перепродажи на рынках Италии и римских провинций. В самом Риме рабами торговали на прибрежном Бычьем рынке (один день продавали скот, другой – рабов). Их выставляли обнаженными на вращающемся деревянном помосте или на высоком камне. У чужеземцев ноги были вымазаны мелом, на головы военнопленных надевали венки. У каждого на шее должна была висеть табличка с перечислением его недостатков (достоинства обычно выкрикивал глашатай). Изъяны, не объявленные при продаже, давали покупателю право вернуть живой товар продавцу в течение месяца (а при обнаружившейся эпилепсии – и в течение года). Цены на рабов колебались в зависимости от привоза, квалификации, молодости и здоровья невольников, но обычной ценой здорового раба, не имеющего специальности, было 200–300 денариев (Катон Старший утверждал, что ни разу не купил себе работника дороже 200 денариев). На продажу шли не только крепкие мужчины, которым поручали самую тяжелую работу, но и дети, женщины, старики. Детей можно было обучить какой-либо профессии и продать подороже. Этим промыслом занимался Катон Старший. Женщины становились служанками и матерями рабов и рабынь. Старик мог быть учителем, врачом, привратником. Сохранилось известие о рабе, обладавшем феноменальной памятью и знавшем наизусть греческих поэтов. Хозяин сажал его на пирах с собой рядом, чтобы производить впечатление образованного человека. Купившему раба принадлежало не только его тело, но и его знания. Он мог уморить свою собственность на тяжелой работе, мог засечь за малейшую провинность и просто так. Впрочем, Катон Старший, обладавший массой рабов, устраивал над ними издевательский публичный суд, предоставляя самим рабам выносить приговор по составленному им кодексу законов, где были расписаны все преступления и наказания. Самым тяжелым и типично рабским наказанием было распятие на кресте.

Рабами в это время становились не только военнопленные. Существовали действовавшие как на суше, так и на морях шайки лиц, специализировавшихся на захвате людей и их продаже. Рабами делались жители римских провинций, не уплатившие налоги или не вернувшие ростовщикам взятые у них для уплаты этих налогов деньги с грабительскими процентами (до 48 % годовых). И в зависимых от Рима, но формально самостоятельных царствах бывали случаи, когда на требование о присылке воинского контингента царь отвечал: «Рад бы помочь, да все мужчины моего царства проданы в рабство римскими откупщиками».

Применение рабского труда. Важнейшей сферой использования труда невольников в Риме было сельское хозяйство. Численность городского населения росла, и требовалось все больше и больше продуктов питания. Содержание рабов в сельских условиях было для рачительного хозяина выгоднее, поскольку там дешевле было их прокормить (используя отходы хозяйства) и удобнее охранять. Катон Старший – один из первых римлян, поставивших использование сельских рабов на научную почву. Он выработал нормативы их кормления, позволяющие при строжайшей экономии добиваться наивысшей продуктивности рабского труда. Рабы получали пищу в зависимости от затрат энергии. Когда продуктивность труда сходила на нет, Катон рекомендовал продать раба на рынке. Конечно, иногда старого и больного раба сбыть не удавалось. В этом случае рабовладелец в Риме мог тут же переправить пришедшую в негодность собственность на остров Эскулапа посреди Тибра, где забота о несчастном вручалась богу медицины. Стоны умирающих от голода и болезней рабов в этом случае не мешали ни домашним, ни соседям.

Труд рабов испокон времен использовался в рудниках и каменоломнях Италии и всех римских провинций. Добытый камень шел на строительство дорог и зданий. Мощеные дороги стратегического и торгового назначения, пересекавшие всю Италию и сходившиеся в Риме, строились руками невольников. Из рабов составляли отряды, которые строили сельские и городские виллы, театры, цирки, храмы. В критических случаях рабов использовали в качестве воинов.

Рабам, обслуживающим господ в их городских апартаментах, как правило, жилось легче, так же, как городской собаке по сравнению с сельским псом. Случалось, им доставались сладкие объедки с барского стола. Да и раб-повар мог по особой симпатии угостить чем-либо диковинным. Господин порой поручал им какое-нибудь доходное дело. Именно городские рабы чаще всего становились вольноотпущенниками. Но сколько требовалось испытать унижений, какую проявить изворотливость, а иногда и подлость по отношению к товарищам по несчастью, чтобы получить желанную свободу! За сто лет в число римских граждан влилось столько вольноотпущенников и их потомков, что этот демографический фактор нельзя сбрасывать со счетов при решении вопроса, почему республика сменилась монархией. Привычка угождать господам переросла в привычку рабствовать перед принцепсами, свойственную именно той прослойке населения, которая была опорой империи. Потомкам патрицианских родов труднее было привыкнуть к этому, и именно на них обрушивался гнев новых владык круга земель.

Рабы не только кормили, одевали своих господ, ухаживали за ними, – они их и развлекали. Театральные труппы, странствовавшие по всей Италии, состояли из рабов и вольноотпущенников. Поэтому профессия актера, даже если он был свободным, считалась позорной. Особым видом развлечения стало искусство красиво убивать и услаждать публику зрелищем своих страданий. Гладиаторские бои были изобретением этрусков, но этруски пользовались ими исключительно во время похорон, чтобы насытить кровью душу умершего. Римляне превратили этот погребальный обряд в индустрию смерти. Зрелище, считавшееся у этрусков таинством, было пущено римлянами на арену для развлечения толпы. Одновременно с гладиаторскими боями в жизнь римлян вошла и травля зверей, доставлявшихся главным образом из подвластной Риму Африки. Зверей разной породы стравливали друг с другом, выводили против них специально обученных гладиаторов (бестиариев), бросали им на съедение беглых рабов и преступников.

Плоды рабства. Плодами рабства, наряду со всем тем, что добывалось руками невольников, были изменения в жизни свободного населения Италии и римских провинций. Палка, которой били раба, другим концом ударяла и по тому, кто бил, а также и по тем, кто не имел вовсе рабов, не бил их или вообще выступал противником рабства. Рабский труд на сельской вилле средних размеров, используемый в соответствии с рекомендациями Катона, был продуктивнее труда соседа-земледельца, обрабатывавшего землю собственными руками и руками своих сыновей, хотя бы потому, что свободный человек не мог посадить себя и свою семью на катоновский паек и, кроме пропитания, у него были и иные заботы. Таким образом, если у этого соседа возникала необходимость продать плоды своих трудов, он убеждался, что занятие сельским хозяйством становилось делом чуть ли не убыточным. Выгоднее было даже пойти к соседу и предложить ему свои услуги во время сбора урожая, когда рабочих рук не хватало, или вообще переселиться в город, где было легче прокормиться. Именно такой выход выбирало большинство сельских свободных земледельцев Италии, как об этом свидетельствует римский историк, рисуя положение крестьянства во второй половине II в. до н. э.: «Могущественные люди чрезвычайно богатели, а страна наполнилась рабами. Напротив, число италиков уменьшалось, так как их изнуряли бедность, налоги и военная служба. Но и тогда, когда эти тягости становились несколько легче, италики все же оставались без работы, так как земля принадлежала богатым, которые возделывали ее не с помощью свободных, а руками рабов».

Этот вывод историка, жившего почти три века спустя после описываемых им событий, требует некоторых оговорок. Массовое использование труда рабов не означало полного вытеснения свободного труда из сельского хозяйства. Из агрономического труда Катона явствует, что даже в его поместье свободный труд все же использовался, правда, только в страдную пору. Но помимо образцовой виллы Катона существовали и иные виллы, где земля сдавалась в аренду. На севере Италии господствовало общинное земледелие. Но основная тенденция описана историком правильно. И из других источников известно, что Рим во второй половине II в. до н. э. был переполнен выходцами из сельских местностей и перед государством вставал вопрос, как обеспечить этих людей и чем их занять.

Рабство налагало отпечаток на образ жизни и быт всех слоев населения Рима. У тех, кто владел землями и рабами, появлялся досуг и возможности вести жизнь, казавшуюся Катону и другим приверженцам старины вопиющим нарушением римских обычаев и законов. Но Катон, защищая староримский образ жизни и образ мыслей, не понимал, что своим участием в войнах и требованиями их продолжения, рекомендациями продуктивного использования труда рабов более других способствует торжеству ненавистных ему новшеств.

Восстание Евна. Следствием небывалого по масштабам и жестокости римского рабства были массовые возмущения и восстания рабов. Первое из них вспыхнуло в римской провинции Сицилия, населенной по побережью преимущественно греками, а на внутренних территориях – порабощенными греками еще в VII–VI вв. до н. э. сикулами. Сицилийские греки массами скупали рабов разных национальностей, доставлявшихся на остров. Бежать из Сицилии было практически невозможно. Чаще всего рабов использовали как пастухов и предоставляли им самостоятельно добывать себе средства для пропитания. Когда к сицилийскому греку Дамофилу явились несколько рабов с просьбой выдать одежду на холодное время года, он приказал их высечь, приговаривая: «Разве путешественники по нашей стране ездят голыми?» Жена этого же Дамофила, Мегаллида, издевалась над служанками, подвергая их каждодневной порке.

Терпение рабов Дамофила иссякло, и они обратились к рабу-прорицателю Евну, чтобы испросить совета, как действовать. Приложив ухо к земле, Евн заявил, что богиня призывает к оружию. Вооружившись и связав друг друга взаимными клятвами, восставшие ночью ворвались в Энну. Город оказался в их руках. Вскоре привели не успевших скрыться Мегаллиду и Дамофила.

С улиц Энны действие перенеслось в театр на склонах городского холма. Сооруженный некогда рабами и на протяжении нескольких столетий закрытый для них, он стал местом небывалого спектакля. Каменные скамьи и проходы между ними заполнили рабы, обретшие оружие и с ним не расстававшиеся. На орхестре и скене не разыгрывалась трагедия Софокла или Еврипида, – перед зрителями предстало зрелище суда. На орхестре восседали в господских одеяниях вчерашние рабы, они же судьи, а перед ними стояли на коленях их вчерашние властители – Дамофил и Мегаллида. Слово для защиты предоставлено главе семейства. Дамофил произносил, кажется впервые в жизни, речь, доказывая, что он не худший из господ, что он не заставлял их работать в каменоломнях, разрешал им грабить и только один раз, чтобы позабавиться, запряг их в колесницу. Зрителям показалось, что судьи склоняются к оправданию Дамофила, и тогда брошенный кем-то дротик пронзил «актера» насквозь. Мегаллида от защиты вроде бы отказалась. По примеру римлян, устраивавших из наказаний зрелище, да и самой Мегаллиды, ее следовало подвергнуть мукам тут же, на орхестре. Но судьи, знавшие правило классического театра – смерть и муки не должны совершаться на глазах у зрителей, – его не нарушили: Мегаллиду отдали ее служанкам, и те ее увели.

Человечность этих людей, обретших свободу, проявилась и в том, что они не только сохранили жизнь дочери Мегаллиды, но даже снарядили людей, чтобы доставить девушку невредимой к родственникам. Была сохранена жизнь оружейным мастерам, и, что более всего удивило историка, описавшего восстание, «рабы не сжигали мелких вилл, не уничтожали ни их имущества, ни запасов и не трогали тех, кто продолжал заниматься земледелием. Чернь же под видом рабов, из зависти, устремившись по деревням, не только расхищала имущесто, но и сжигала виллы».

Сириец Евн был избран царем и принял распространенное в династии Селевкидов имя Антиох. Для восставших он стал освободителем. Очевидно, он был им и для сикулов, которые помнили о своих древних царях и видели возможность в союзе с рабами добиться желанной свободы, за которую боролись несколько сотен лет. Приверженности сикулов царю-чужеземцу, возможно, способствовало и то, что он был жрецом «Матери богов», почитавшейся и ими. Членами царского совета, сообщает историк восстания, «Евн назначил людей, которые казались выдающимися по уму». Имя одного из них, Ахей, указывает на то, что это был соотечественник Полибия, один из участников ахейской войны 146 г. до н. э., проданный римлянами в рабство и нашедший возможность в Сицилии отомстить за разрушение Коринфа и обращение в рабство жителей многих ахейских городов. Ахей возглавил царское войско и прошел по всей Сицилии, освобождая рабов и принимая их в свои ряды.

На западе острова возник самостоятельный очаг восстания во главе с киликийцем Клеоном. Клеон и Ахей, объединившись, разгромили 8-тысячный отряд во главе с римским претором. Не имел успеха в борьбе с восставшими и консул 134 г. до н. э. Успешнее действовал консул 133 г. до н. э., захвативший Мессану и уничтоживший там 8000 восставших. Но осадить Энну, ставшую столицей восставших, и взять ее удалось лишь консулу 132 г. до н. э. Тогда же остров был очищен от скрывавшихся в горах небольших отрядов рабов. Так было подавлено одно из величайших в древности восстаний рабов.

Тиберий Гракх. Одновременно назревает и набирает силу движение крестьянства под руководством Тиберия Гракха. К роли руководителя Тиберий был подготовлен жизненным опытом и воспитанием. Внук победителя Ганнибала Корнелия Сципиона, он как рядовой воин участвовал в осаде и взятии Карфагена, был квестором в армии Манцина и способствовал заключению справедливого договора с нумантинцами. Отказ сената утвердить этот договор и выдача Манцина противнику были восприняты Тиберием как вопиющая несправедливость, подобная той, из-за которой дед покинул Рим и ушел в добровольное изгнание. Несправедливой считал Тиберий и ту ситуацию, в которой оказались римские и италийские воины-победители, не находившие себе места на родной земле: эту землю обрабатывали рабы-чужеземцы.

Воспитатели Тиберия грек Диофан из Митилены и италиец Блоссий из Кум привили юноше идеи стоической философии, предусматривавшие деятельное участие в защите общественной справедливости.

Необходимость аграрной реформы с целью возрождения в Италии свободного крестьянства давно уже дискутировалась в кружке Сципиона, к которому принадлежал и Тиберий Гракх. Член этого кружка Гай Лелий даже внес предложение о наделении землей из общественного фонда безземельных, но, встретив сопротивление крупных землевладельцев, отказался от проведения закона. Так Тиберий пришел к выводу, что цели можно добиться вопреки сенату, опираясь на поддержку тех, кто лишен земли и заинтересован в ней. В 134 г. до н. э. он выдвинул свою кандидатуру на должность народного трибуна. Поскольку по отцу Тиберий принадлежал к плебейскому роду Семпрониев, трибунат был для него открыт.

Объявленное кандидатом в трибуны намерение провести земельную реформу встретило среди избирателей небывалый энтузиазм. Плебеи не только проголосовали за Тиберия Гракха, но испещрили надписями стены, призывая его к решительным действиям.

Вступив в должность, Тиберий Гракх предложил народному собранию вернуться к старому закону Секстия и Лициния, по которому максимальный размер общественной земли в руках отдельных лиц составлял 500 югеров, смягчив его разрешением иметь по 250 югеров еще и двоим из взрослых сыновей держателя общественной земли, так что семья могла владеть 1000 югерами (250 гектарами). Из земли, возвращенной государству, предполагалось выделить неимущим небольшие, по 30 югеров, наделы в наследственную и неотчуждаемую аренду. Осуществление этой реформы было поручено комиссии, наделенной чрезвычайными полномочиями сроком на один год и с правом последующего переизбрания.

Выступая в защиту своего законопроекта на народных собраниях, Тиберий напоминал согражданам о том, какую опасность для государства представляет использование массы рабов (восстание в Сицилии), да и просто взывал к справедливости: «И дикие воины в Италии имеют норы и логовища, куда они могут прятаться, а люди, которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света, и, лишенные крова, как кочевники, бродят повсюду с женами и детьми <…> они сражаются и умирают за чужую роскошь, чужое богатство. Их называют владыками мира, а они не имеют и клочка собственной земли».

Своими речами Тиберий зажег сердца слушателей-плебеев. Видные юристы из числа нобилей признали справедливость его доводов и обещали поддержку в сенате. Но те, кто владел общественной землей, кому участки перешли от отцов и дедов, не собирались с ними расставаться. Им казалось несправедливым отдавать землю, в которую вложен труд и средства нескольких поколений. Конфронтация между плебсом и нобилитетом, которая становилась неизбежной при принятии закона, грозила, по мнению многих, большими опасностями, чем разорение крестьянства, все равно неизбежное. Тиберий к тому же не мог рассчитывать на то, что слушавшие его и аплодировавшие ему будут его стойкими сторонниками, – ведь для многих странствия по Италии с женами и детьми были в прошлом, и они худо-бедно устроились в городе, нашли себе покровителей среди нобилей, тех же владельцев общественной земли. Да и сама жизнь в столице мира, несмотря на неудобства, все же представлялась привлекательной. Руки, истосковавшиеся по ручкам плуга, по земле, существовали лишь в воображении Тиберия.

Тем не менее законопроект был принят, хотя и не без сопротивления. Один из народных трибунов, друг Тиберия Марк Октавий, наложил на законопроект вето. Попытки уговорить Октавия, обещав ему возмещение личных утрат от земельного закона, не помогли. И Тиберий поставил на голосование вопрос: «Должен ли трибун, противодействующий народу, оставаться в должности народного трибуна?» Такая постановка вопроса была юридически незаконной: того, что ныне называют «импичментом», римская конституция не знала. Магистрата можно было привлечь к ответственности лишь когда он становился частным лицом. Лишение Марка Октавия власти, какими бы соображениями оно ни диктовалось, противоречило законам и вековым традициям Рима. Тиберий самой логикой политической борьбы был поставлен в положение нарушителя закона, и это давало основание тем, кто держался за общественные земли, считать его мятежником.

Комиссия по проведению аграрного закона, в которую кроме Тиберия вошли его брат Гай и тесть Аппий Клавдий, столкнулась не только с недовольством крупных землевладельцев и противодействием сената, но и с трудностями, для Тиберия неожиданными. Земельные участки, предназначенные для плебеев, без инвентаря, тяглового скота, семян не разбирались. Полагаться на финансовую помощь сената не приходилось.

В это время царь Аттал III завещал свое царство и богатства «сенату и римскому народу». Официальную формулу римского государства Тиберий истолковал таким образом, что сенату в управление достается Пергам, а сокровища Аттала – народу на обзаведение всем необходимым для обработки передаваемых участков. Это было еще одно нарушение закона, ибо и внешняя политика, и управление, и финансы находились в распоряжении сената, и без его ведома нельзя было распоряжаться денежными средствами.

Напряжение нарастало. Именно в этот период наиболее активные из нобилей стали называть себя оптиматами (от латинского слова «оптимус» – наилучший). Оптиматы опирались на сенат. В противовес оптиматам тогда же возникает «партия» (от латинского «парс», «партис» – часть) популяров (от слова «популус» – народ, поскольку популяры опирались на народное собрание). Первыми популярами были сторонники Тиберия Гракха.

Между тем истекал годичный срок трибуната. Для доведения до конца аграрной реформы и для принятия законов, способных укрепить положение реформатора, требовалось переизбрание. Это противоречило римской практике. Тиберию все же удалось поставить свою кандидатуру на голосование, но выборы были назначены сенатом на время сбора урожая, что лишало Гракха поддержки наиболее активных его сторонников.

В первый день выборов часть триб отдала голоса Гракху. На следующий день дело дошло до потасовки между сторонниками и противниками реформ. В результате Гракх и триста его приверженцев были забиты камнями и палками. Их тела бросили в Тибр. «Таким, – заключает римский историк, – было в Риме начало эпохи гражданских кровопролитий и безнаказанных убийств. С этого времени закон был подавлен силой и могущественный выдвигался на первое место, разногласия между гражданами, ранее смягчавшиеся уступками, теперь стали разрешаться оружием».

Политическая борьба в Риме после гибели Гракха. Несмотря на кровавое подавление гракханского движения, передел земли продолжался. Очень важной для судеб реформы была позиция влиятельнейшего военного и политического деятеля Сципиона Эмилиана. Во время происшедшей в Риме трагедии, коснувшейся Сципиона лично (Тиберий был братом его жены), реагируя на гибель Гракха, Сципион прочел строку Гомера: «Так да погибнет каждый, задумавший дело такое». Да и в Риме на вопрос народного трибуна об отношении к убийству Тиберия Сципион ответил: «Если Гракх имел намерение захватить в государстве власть, то был убит по праву». Когда из уст толпы вырвался вопль возмущения, Сципион сказал: «Я не был напуган кличем вооруженных врагов, устрашить ли меня вам, кому Италия не мать, а мачеха». Это оскорбление стоило Сципиону жизни: через несколько дней он был найден в спальне со следами удушения (129 г. до н. э.). Плебеи даже не проводили разрушителя Карфагена и Нуманции в последний путь. Тиберию же Гракху все это время оказывались посмертные почести. Сципион Назика, считавшийся главным виновником гибели Тиберия Гракха, из-за всеобщей ненависти к нему вынужден был покинуть Рим и умер в добровольном изгнании.

В это же время происходит невиданное обострение противоречий между римскими гражданами и союзниками. В 126 г. до н. э., по инициативе противников Тиберия Гракха, принимается решение изгнать из города италиков, видимо, из опасения, что они окажут поддержку сторонникам Гракха. В Рим, как первая ласточка грядущей союзнической войны, прилетает весть о восстании в одной из латинских колоний Лация (Фрегеллы). Против восставших сенат послал войско во главе с претором, и союзный город, находившийся менее чем в 150 км от Рима, превратился в руины, словно это был Карфаген или Коринф. Два года спустя на его месте возникла римская колония Фабратерия.

Выступление Гая Гракха. Все это создало почву для нового витка гражданских междоусобиц. Во главе сторонников реформ становится Гай, брат Тиберия, отличавшийся ярким ораторским талантом и большей решительностью. Выдвинув свою кандидатуру в народные трибуны на 123 г. до н. э., он занял эту должность и был затем переизбран в следующем, 122 г. до н. э.

Гай Гракх, учитывая опыт Тиберия, предложил комплекс законов, которые должны были удовлетворить не только безземельное сельское население, но и городской плебс, и римское всадничество, и римских землевладельцев, которые не участвовали в управлении государством, а направили энергию на обогащение в любых сферах деятельности, будь это продуктивное земледелие, торговые и ростовщические операции или откуп налогов.

Согласно закону, проведенному Гракхом, неимущим плебеям продавался хлеб по сниженной цене. Практика продажи хлеба государством по более низкой цене существовала и прежде, но только во время голода. Новый закон создавал в перспективе категорию государственных нахлебников, которым не было смысла трудиться на земле или заниматься какой-либо общественно полезной деятельностью.

В интересах всадничества Гай Гракх осуществил целый ряд мер политического и экономического характера. Всадникам была передана судебная власть в комиссиях, разбиравших дела о вымогательствах в провинциях. Это позволяло им оказывать давление на тех наместников провинций, которые препятствовали финансовым махинациям публиканов и деятельности римских ростовщиков. В интересах всадников был и закон об откупах налогов в богатейшей римской провинции Азии, по которому ежегодные аукционы должны были проходить в Риме, а не в самой провинции. Это исключало конкуренцию местных денежных воротил.

Двойной интерес для всадников представлял закон Гая Гракха о строительстве в Италии дорог. Всадники-землевладельцы получали возможность вывозить продукцию своих угодий на рынки, а само строительство дорог отдавалось на откуп другой группе всадников – публиканам. Есть основание думать, что и выведение колоний за пределами Италии было осуществлено Гаем Гракхом в интересах всадников, ибо в эти колонии предполагалось послать «наилучших граждан». Одна из заморских колоний основывалась на месте Карфагена в нарушение религиозного проклятия над этой территорией. При этом в Африку выехал сам Гай Гракх, вопреки тому, что полномочия народного трибуна распространялись только на город Рим.

Именно этот закон побудил сенатскую оппозицию к действиям. На каждое предложение Гракха было решено отвечать более радикальным, хотя и неосуществимым. Так, вместо двух колоний за пределами Италии для имущих граждан было предложено вывести двенадцать для неимущих в самой Италии, хотя земли для них не было. Главный бой развернулся вокруг предложенного Гаем Гракхом законопроекта о наделении правами гражданства союзников. Все неграждане в день голосования были удалены из Рима. Закон не прошел. В консулы был избран один из главных противников гракханцев, Луций Опимий.

Вновь возник вопрос о законности основания колонии в Африке, и было вынесено предложение ее ликвидировать. В такой напряженной обстановке любой инцидент мог привести к взрыву. Ликтор консула оскорбил гракханцев, назвав их «негодными гражданами», и был убит. Опимий созвал сенат, потребовав чрезвычайных полномочий. Гай Гракх, Фульвий Флакк и их сторонники заняли Авентин. Против них были брошены критские стрелки. Три тысячи гракханцев было убито. Гай Гракх бежал и, видя, что его настигает погоня, приказал рабу убить себя. За его голову была выплачена награда тому, кто доставил ее в сенат.

Аграрная реформа, несмотря на увеличение числа мелких собственников, была обречена, ибо не ликвидировала того, что делало труд мелких земельных собственников нерентабельным, – рабства. В 111 г. до н. э. было разрешено продавать полученные участки, считавшиеся неотчуждаемыми, и земли вновь стали концентрироваться в руках крупных землевладельцев.

Тексты

1. Карфаген должен быть разрушен

Флор, I, 31

Третья Пуническая война и по времени незначительна – она была закончена за четыре года и по сравнению с первыми потребовала меньших усилий, ибо сражались не столько с воинами, сколько с городом. Но по исходу она безусловно оказалась величайшей, так как было, наконец, покончено с Карфагеном. Причина Третьей Пунической войны в том, что вопреки условию договора карфагеняне подготовили флот и войско против нумидийцев. Их царь Масинисса беспрестанно устраивал провокации на границах с Карфагеном, но к нему, как к верному союзнику, благоволили римляне. Всякий раз, когда они решали вопрос о войне и даже совещались по другому поводу, Катон с непримиримой ненавистью возглашал: «Карфаген должен быть разрушен!» В противовес ему Сципион Назика утверждал, что город должен быть сохранен, потому что с исчезновением страха перед городом-соперником счастье Рима стало бы чрезмерным; сенат выбрал среднее: город нужно лишь сдвинуть с места. Казалось, ничто не может быть великолепнее Карфагена, которого не надо бояться.