Текст книги "Античность: история и культура"

Жизнь обитателей инсул более всего скрашивали зрелища – бои гладиаторов, травля зверей, конские скачки. Они дорого стоили организаторам, но тот, кто был щедр, добивался популярности и мог рассчитывать на голоса. И все же обитателям особняков страшно было жить в городе, где все больше и больше становилось инсул. Всегда мог появиться кто-то, обещающий отменить долги и квартирную плату, вызвав этим волнения. Из обитателей инсул выходили те, на кого рассчитывали Катилина и Клодий. Из них вербовались и те, кто ликовал при известии об объявлении проскрипций, воспринимая их как сигнал к безнаказанным грабежам и убийствам. Именно об этих людях думал Цезарь, составляя свое завещание и отказывая каждому из них по 300 сестерциев. Это были как раз те 30 сребреников, за которые была продана римская республика.

Лукуллов пир. Давно минули времена, когда римляне гордились умеренностью в пище и корили азиатов, а у себя в Италии – «жирных этрусков» за их излишества. Потомки Ромула, лакомившиеся полбой и репой, превратились в гурманов и обжор. Рим после Митридатовых войн стал пиршественным столом, на который поставляли свои богатства и Меотида (Азовское море), и Армения, и Африка. Конечно же, за этим столом деликатесы доставались только господам. Они съедали утиную шейку и грудку, остальные части отдавали гостям рангом пониже, а лапки – рабам. Не щадили ни красоты павлина, ни соловьиного пения (в пищу шли и соловьиные языки). Законодателем этих пиров стал победитель Митридата Лукулл, у которого Помпей вырвал из рук и присвоил победу. С горя удалился Лукулл от дел и обязанностей римского гражданина в свое поместье и зажил, как «Ксеркс в тоге». Впрочем, Лукулл затмил и персидского царя. Роскошную и праздную жизнь вскоре стали называть Лукулловой. Если кому из богачей хотелось отведать дрозда, он отправлялся к Лукуллу – Лукулл их разводил. Морские рыбы также у него были под рукой: он приказал пустить в свою виллу воду из моря и развел в образовавшемся озере рыб, которых сам кормил. По образцу Лукулла рыбные садки стали устраивать у себя и другие богачи. Известно, что хищных рыб подчас кормили провинившимися рабами, чтобы мясо стало нежнее.

Пиры, устраиваемые Лукуллом и подражавшими ему богачами, длились днями (предусматривались даже золотые лохани для извержения съеденного и выпитого и были изобретены способы для искусственного вызывания рвоты). Так что создавался цикл, охарактеризованный одним из римских писателей так: «Извергают пищу, чтобы есть, и поглощают ее, чтобы извергнуть».

Пиры в Риме служили не только для поглощения пищи и обжорства, но и для общения с друзьями. Цицерон полагал, что латинское слово пир («конвивиум») более удачно, чем греческое, так как дословно означает «сожительство». Все зависело от того, кто был устроителем пира, кем были его «сожители» – образованный нобиль, полуграмотный всадник или вольноотпущенник, стремившийся выставить напоказ случайно доставшееся ему богатство и демонстрирующий вместе с ним невежество и безвкусицу. Как реакция на многолюдные пиры своего времени воспринимается рекомендация Варрона приглашать к столу гостей не менее числа граций (трех) и не более числа муз (девяти).

Одежда и прическа. Роскошь одолевала римскую простоту во всем. В свое время, если верить Геродоту, царь Крез посоветовал пленившему его царю персов Киру одеть своих бывших подданных в длинные одеяния и обуть в высокие сапоги («и ты увидишь, о царь, что скоро они из мужчин обратятся в баб, так что тебе уже никогда не придется опасаться восстаний»). Римляне эпохи гражданских войн восприняли этот совет лидийского царя. Цицерон описывает окружавшую Катилину римскую молодежь «в туниках с длинными рукавами до пят». Одновременно вошел в моду обычай подбривать брови и выщипывать бороду и волосы на ногах, а также душиться восточными благовониями. Так что Клодий, втесавшийся в толпу матрон, которые следовали в дом великого понтифика Гая Юлия Цезаря, чтобы участвовать в закрытом для мужчин празднике Доброй богини, сошел за девушку. Пойман же он был рабынями при попытке проникнуть в спальню хозяйки праздника, жены Цезаря, той самой, которая «выше подозрений».

Тексты

1. СПАСЕНИЕ ОТ ГРАЖДАНСКИХ ВОЙН

Гораций, Эпод, XVI

Перетирается снова в гражданской вой не поколенье.

Рушится Рим собственной сило ю,

Город, что одолел и марсов воинственных племя,

Рать отразил Порсенны этрусскую,

Доблестной Капуи зависть и злобную ярость Спартака,

В смутную пору измену аллоброгов,

Рим, что сумел покорить германцев голубоглазых

И Ганнибала, страх вызывавшего.

Ныне ж висит над тобою проклятье Ромула Ремом,

Кровь вопиет в тебе братская.

Камни римских святынь высечет варвар копытом,

Пепел отцов развеет божественных.

Кости Квирина, века не знавшие света и ветра,

Страшно сказать, будут разбросаны.

«Есть ли тут выход какой?» – может быть, граждане спросят

Все или их часть наилучшая.

Нет решенья мудрей того, что избрали фокейцы,

Те, что отчизну сразу покинули,

Нивы свои и свой кров, отчих ларов и храмы

Стаям волков и вепрей оставили.

Так же вы им вослед любою спасайтесь дорогой;

Не опасаясь знойного Африка[12]12
  Африк – южный ветер, часто вызывающий бурю.


[Закрыть],

Этим ль пойдете путем, к другому ли склоните душу,

Только больше не медлите!

Вспомните клятвы слова: «Пока не выплывут камни,

Не возвратимся в отечество!»

Нос корабля повернуть пусть совесть вам не позволит,

Горы пока не зальет Мутинские

Или хребет Апеннин не опустится в хляби морские,

Разные звери друг с другом не спарятся:

Выйдет из чащи тигрица, чтобы отдаться оленю,

Блудом займется голубка с ястребом,

Мирно подпустит к себе бык темно-бурую львицу

Или козел в плаванье пустится.

Клятву на этом даем и, верными ей оставаясь,

В путь сообща дружно отправимся,

А остальные пускай на гибельных нежатся ложах,

Пусть остаются безвольные.

Нас океан ожидает, нас ждут всеблаженные нивы,

Нас зовут острова счастливые.

Почва дает урожай там без помощи плуга,

Лозы от гроздей там ломятся.

Без ухищрений людских там плодоносят оливы,

В сизую тогу рядится смоковница,

Мед из дупел сочится и струи звонкой стопою

С горных вершин низвергаются.

Козы без принужденья сосцы пастухам подставляют,

К дому коровы бредут с полным выменем.

По вечерам там медведь ворча не тревожит овчарню,

Змеи в оврагах также не водятся.

Вот чудеса! Там слой земли плодоносный

Эвр не смывает ливнями.

Жирные семена не высыхают там в глыбах.

Климатом правит Юпитер умеренно.

Хворь там скот не берет. Он никогда не томится

На островах от солнца палящего.

Их вездесущий «Арго» веслом своим не коснулся

Ради какой-то лживой колхидянки.

И не терзали их из-за бивней сидонские мужи,

Не слыхали они вопля Улиссова.

Людям благочестивым припас этот берег Юпитер,

Век золотой омрачая бронзою,

Чтобы и бронзу затем обесценить жестоким железом.

Вот, квириты, наше убежище!

2. ФИЛОСОФ-ЭПИКУРЕЕЦ НАСТАВЛЯЕТ РИМСКОГО БОГАЧА

Филодем. Об экономике, XV, 31 – XVI, 19

Мудрый человек, конечно, никогда не будет связан с богатством так, чтобы из-за сохранения его терпеть тяготы, которые не стоят никакого изобилия. При пользовании богатством не должно быть неприятностей. Удовольствие от богатства не должно быть ничем омрачено. У мудрых приобретение богатства не отягощается заботой о его сохранении при самых шатких обстоятельствах. Разумный человек, с одной стороны, и не сокрушается происходящим и без страха относится к будущему, и все это благодаря невзыскательному и простому образу жизни. Зная, что он может удовлетворить естественные потребности, он тем не менее предпочитает жизнь с большим достатком. Он не беспомощен в нахождении того, что может его удовлетворить, так как жизнь его умеренна и непритязательна, а рассудок здрав и привержен к истине <…> Так чего же ради, имея возможность жить в полном спокойствии, он станет, даже в случае потери богатства, мучиться сверх меры?

3. ПОБЕДЫ ЦЕЗАРЯ В ГАЛЛИИ ГЛАЗАМИ ПОЭТА

Катулл. Против цезарианца

Кто это стерпит, кто не воспротивится.

Когда не вор, не гаер, не похабник он!

Своим добром зовет Мамурра Галлию,

Богатую и дальнюю Британию.

Распутный Цезарь – видишь и потворствуешь!

Так, значит, правда, вор, гаер и похабник ты?

А тот, надутый, сытый и лоснящийся,

Хозяйничает в спальнях у друзей своих,

Как голубок, как жеребец неезженный.

Распутный Цезарь – видишь и потворствуешь?

Так, значит, правда, гаер, вор, похабник ты?

Затем ли, император знаменитейший,

Ты покорил далекий остров Запада,

Чтоб эта ваша мерзость непотребная?

За сотней – сотню расточал и тысячу?

Чудовищная щедрость, невозможная!

Еще ли мало раскидал, растратил он?

Сперва расхитил денежки отцовские,

Потом добычу с Понта и Иберии…

Зачем с негодным нянчитесь? Что может он

Еще, как не мотать и не похабничать?

Неужто для того вы, победители,

Вы, тесть и зять, разбили мир наш вдребезги!

Глава XXIII
Время Августа: политика и культура (30 г. до н. э. – 14 г. н. э.)

Октавиан становится Августом. В начале весны 30 г. до н. э. волны Тирренского моря разрезала триумфально расцвеченная флотилия римских кораблей. На первой триреме находился тридцатипятилетний победитель Антония и Клеопатры Октавиан, завладевший всеми землями, родниками, пальмовыми рощами Египта. На других судах были сказачно разбогатевшие соратники Октавиана и египетская казна, предназначенная в дар римскому народу.

Еще живы были старики, помнившие кровавое возвращение в Рим Мария и не уступавшее ему в жестокости возвращение Суллы. На памяти очень многих было и триумфальное возвращение приемного отца Октавиана Цезаря и все то, что за этим последовало. Но появление в Риме Октавиана знаменовало не начало еще одного витка гражданских войн, а их завершение. Поэтому римляне несколько месяцев ликовали, не желая задуматься над тем, что их ждет.

Октавиан же во время бесконечных обременительных для его слабого здоровья чествований и триумфов только и делал, что размышлял. Он понимал, что вся власть в огромной державе отныне в его руках. Ему ничего не стоило сесть на трон Цезаря, надеть себе на голову корону. Так поступил бы побежденный им Антоний. Октавиан был умнее и расчетливее. Само слово «гех» (царь) было ненавистно римлянам едва ли не со времени изгнания Тарквиния. Полтысячелетия Рим был республикой, и хотя в столетней буре гражданских войн республиканские вольности и доблести выветрились, над семью холмами по-прежнему витал суровый призрак Республики. Вдохновленные им заговорщики бросили Цезаря к ногам мраморной статуи Помпея, сражавшегося за давно отжившую республику, за сборище прожженных политиканов (сенат) и продажное народное собрание.

Приветствия сенаторов изливались, как из рога изобилия. Прямо не предлагая Октавиану корону (кто знает, как развернутся события?), они предлагали ему титул Ромула. Ромул был основателем Рима, его первым царем. Вторым основателем Рима когда-то назвали победителя галлов Камилла. Пусть Октавиан будет третьим основателем Рима. Но ведь Ромул был царем. Так пусть Октавиан сам решает, надевать ли ему корону и на какой садиться трон – дубовый, как у Ромула, или золотой, как у Тарквиниев.

Октавиан бросил взгляд на сенатора Мунация Планка, одного из тех, кто поначалу был шутом у Антония. Они успели переговорить еще вчера. Планк понял знак и, взяв слово, внес предложение: наградить Октавиана титулом Августа. Смысл этого титула допускал различные толкования, но предложение было высказано так четко и внятно (да и взгляд Октавиана о чем-то говорил), что никто из прежде выступавших сенаторов не стал отстаивать свою точку зрения.

Так 13 января 27 г. до н. э. Октавиан стал Августом, присоединив к своему имени этот эпитет – «Приумножающий», который ранее прилагался только к отцу богов Юпитеру.

Принципат. Принимая титул Августа, Октавиан стремился избежать открытой монархии. Он продолжал называть себя «принцепсом» (отсюда название государственной системы, созданной им, – «принципат»). Концентрацию власти в своих руках Август осуществлял постепенно и необычным путем, замыкая на себе полномочия высших магистратур, важнейших государственных должностей. Однако он неизменно отказывался от предлагаемых от имени сената или народа полномочий, которые считал нарушающими республиканские законы и традиции.

Важнейшими основаниями власти принцепса при Августе стала высшая военная власть и пожизненная трибунская власть (гражданская). Август был избран великим понтификом (главой римской религии), тем самым его власть получила религиозное освящение. В течение всего своего правления Август упорно подчеркивал свою приверженность республиканским идеалам и формам государственного устройства. В реальности Август стал единовластным правителем Рима, первым римским императором в современном значении этого слова. Его титул звучал: Император Цезарь Август сын Божественного. По существу римское государство, созданное Августом, можно назвать империей, «загримированной» под республику.

Единодушие сохранялось на протяжении всех 40 лет правления Августа, и только одно уже это больше, чем что-либо другое, говорило о переменах, происшедших в Риме. Конечно, и при Цезаре власть сената была призрачной. Но единодушия не было, и свидетельство тому – убийство Цезаря в сенате. Единодушие же сенаторов при Августе продемонстрировало, что сенат в полной мере превратился в призрак. Таким же призраком стали и комиции. Они собирались с такой регулярностью, о какой и мечтать нельзя было даже в лучшие времена римской республики. Квириты подавали голоса без выкриков и суеты, сохраняя видимое достоинство и как бы сознавая важность этой процедуры. И зачем выкрикивать, если все те, за кого они голосовали, уже выбраны Августом, и в списке кандидатов нет ни одного, кто осмелился бы иметь собственное мнение, отличное от мнения Августа. Зачем суетиться, когда каждый из голосующих исправно получал назначенную Августом сумму, а вместе с нею и тессеру (жетон) на посещение гладиаторских боев.

Избранники народа становились магистратами, носителями исполнительной и судебной власти – консулами, цензорами, преторами, квесторами, народными трибунами. Это был, если отвлечься от некоторых частностей, старый механизм власти, только безукоризненно отлаженный, как таран или какая-либо другая из римских военных машин, которую приставили к республике и пустили в действие. К частностям же относилось то, что с завидным постоянством Август избирался консулом и цензором и много лет подряд – народным трибуном. Но ведь не сам же он себя выдвигал в кандидаты. Он не ходил, как во времена Цицерона, по форуму в сияющей белизной тоге (toga Candida), не здоровался с каждым встречным за руку, называя его по имени и добавляя: «Почтенный», хотя этот «почтенный» мог быть сыном вольноотпущенника. Когда начиналась избирательная кампания, Август не знал, куда деваться от направляемых к нему депутаций, каждая из которых настаивала на преимущественном праве выставить его кандидатуру. А если он вообще отказывался от должности, в городе наступало необыкновенное волнение и к Палатину шли толпы с воплями: «Как мы обойдемся без тебя, отец отечества!» И приходилось уступать, идя навстречу пожеланиям римского народа.

Законы Августа. Целью этих законов было укрепление традиционных моральных ценностей, пошатнувшихся в результате гражданских войн, создание нового государственного аппарата, подчиненного ему, а не выборным органам власти, устранение какой-либо возможности сопротивления новому режиму. Среди внесенных им законов более всего взволновали современников те, что были направлены на укрепление римской семьи. И в эпоху республики допускалось определенное вмешательство государства в частную жизнь граждан (так, вошло в историю распоряжение одного из римских цензоров об аннулировании полномочий сенатора за то, что он при уже взрослых дочерях поцеловал жену). Такого рода распоряжения цензоров распространялись в те времена на отдельных лиц, занимавших высокое общественное положение. Иное дело – законы Августа. Один из них делал обязательным вступление в брак всех лиц сенаторского и всаднического сословия. Частью этого закона было установление особых льгот для тех, кто имел троих сыновей. Впрочем, права «отца троих сыновей» вскоре превратились в титул, которым мог обладать даже нарушитель закона о браке, если он имел заслуги перед государством. Другой из законов Августа преследовал нарушение супружеской верности, возлагая ответственность за внебрачные связи женщин на их отцов и мужей.

Вызвав в римском обществе немалый переполох, законы о браке не имели результатов, на которые рассчитывал Август, – возвращение забытых обычаев предков. Законы не соблюдались. При этом их наиболее злостными нарушительницами оказались дочь, а затем и внучка самого Августа. Не имели результатов и постановления Августа против излишеств в устройстве пиршеств, в строительстве, в женской роскоши. Для того чтобы вернуть древние доблести и нравы, надо было отказаться от римских провинций и их доходов, от использования труда рабов.

Главным орудием власти принцепса была римская армия. Ее реорганизация продолжила ту линию, которую за сто лет до того наметил Гай Марий. При Августе произошла окончательная профессионализация римского войска, установлен срок службы в 25 лет и вместе с этим определены привилегии для ветеранов, выходящих в отставку. Было покончено с той пагубной практикой, когда легионеры, угрожая оружием, выдвигали какие-либо требования к сенату и полководцам. От него зависела судьба любого командира и любого воина – награждение, повышение по службе, отставка. Юноша, вступающий в войско в 17-летнем возрасте, давал присягу на верность самому Августу и находился на службе у него, а не у сената или народного собрания.

С давних пор при консуле или преторе, командовавшем войском, имелся небольшой вверенный ему лично отряд, который заботился о его безопасности и выполнял особые поручения. Август создал особые преторианские когорты, которые, в отличие от легионов, стоявших на границах империи, были расквартированы в Риме и в Италии – всюду, где могла возникнуть опасность беспорядков. Преторианцы за более легкую службу, как правило, не опасную и приносившую почет, получали от Августа значительно большее содержание, чем легионеры, которым на римских рубежах угрожали варвары, стихийные бедствия, полчища комаров и лихорадка.

Провинции, в которых находились подчиненные Августу легионы, были поставлены под его прямое управление. Он посылал туда наместников, вершил суд и расправу не только над воинами, но и над всем населением. Доходы от этих «императорских» провинций поступали в личную казну Августа (фиск). Провинции, где не было войск, оставались формально под управлением сената и назначаемых им проконсулов. Доходы от «сенаторских» провинций шли в сенаторскую казну (эрарий). На особом положении находился Египет, считавшийся личной собственностью Августа и управлявшийся префектом из числа римских всадников. Августа там рассматривали как преемника фараонов. В надписи одного из египетских храмов он именуется «прекрасный мальчик, милый своей любезностью, князь князей, избранник Пта и отца богов Нуна, царь Верхнего и царь Нижнего Египта, самодержец, сын Солнца».

Ряд законов Августа имел целью остановить нежелательное увеличение числа римских граждан за счет вольноотпущенников. Отпуск рабов на волю регламентировался и совершался при достижении рабами определенного возраста. Были усилены наказания за убийство рабами господина. По новому закону (правда, при Августе ни разу не примененном) в случае убийства господина казни подлежали все без исключения рабы его дома.

Августов мир. Римскому обществу, истерзанному гражданскими войнами, Август предложил мир и на этой волне добился собственных целей. В своем завещании он подчеркивает: «При мне, принцепсе, сенат трижды постановлял запереть храм Януса-Квирина, тогда как до моего рождения, с тех пор, как основан Рим, он был заперт, по преданию, всего лишь дважды».

Между тем при Августе осуществлялись крупные завоевания с целью доведения империи до «естественных» границ. Историк Флор в очерке внешней политики Августа перечисляет 12 войн, которые при нем велись. Самой грандиозной из них была Германская война, в ходе которой римские полководцы присоединили к империи огромную территорию вплоть до Эльбы (Рейн не был сочтен «естественной» границей). Данниками Рима стали десятки германских племен, которых заставили подчиняться римским законам и приносить жертвы римским богам. Однако германцы, объединившись, заманили римские легионы, возглавляемые алчным и недалеким Квинтилием Варом, в непроходимый Тевтобургский лес и полностью их уничтожили (9 г. н. э.). Когда весть об этом разгроме достигла Рима, Август облачился в траур и, колотясь головой о стенку, повторял: «Вар! Вар! Верни мои легионы!» Так римская империя на западе была отброшена к Рейну. На севере границей ее стал Данувий (Дунай), на западе, от устья Рейна до Геркулесовых Столпов, – Океан. Средиземное море сделалось внутренним.

На востоке рубежами империи стали реки Евфрат и Кура. Орлы римских легионов парили над Кавказом и Таврикой. Правительница Боспорского царства, внучка великого противника Рима Митридата Динамия провозгласила в своей надписи Августа «правителем вселенной, умиротворителем земли и моря, личным спасителем и благодетелем». Римский военный отряд занимал скалу близ современного Ласточкина гнезда (археологи раскопали там здание казармы и баню). Август сделал попытку дойти до Индийского океана, но экспедиция в Аравию окончилась поражением, хотя и не столь чувствительным, как в Германии. Восточным соседом империи была Парфия, цари которой в качестве жеста доброй воли (разумеется, истолкованного Августом как признак их слабости) вернули Августу римских орлов (знаки легионов), потерянные Крассом и Антонием.

Гений пропаганды. Стремление представить себя отцом и благодетелем своего народа, а свое царствование – образцом, достойным подражания, было присуще в той или иной мере всем древним монархам. Уже древневосточные цари восхваляли себя до небес и даже из победных надписей своих предшественников выскабливали их имена и вписывали свое. Но ни один из царей, тиранов, диктаторов Древнего Востока или Запада не смог сравниться с Августом в целенаправленном, глубоко продуманном проведении политической пропаганды.

Но, может быть, Август сам к собственному восхвалению не был причастен? Может быть, как уверяет он сам и как пишут о нем его древние биографы, он отличался скромностью и обилие статуй, рельефов и иных памятников монументальной пропаганды – результат безмерной стихийной любви подданных к «отцу отечества»?

Ответить на эти вопросы помогает политическое завещание Августа, вырезанное на металле и поставленное близ его мавзолея, а затем скопированное в провинциях вплоть до Анкиры в сердце Малой Азии (столица современной Турции Анкара).

Помимо этого памятника имеются и другие факты, говорящие о болезненном честолюбии «скромнейшего из римлян», о мстительности, скрывающейся под личиной милосердия и благочестия. Август назначил наместником Египта (ставшего римской провинцией) Корнелия Галла, талантливого полководца, нанесшего поражение самому Антонию, и одного из прославленных поэтов своего времени. Во главе войска Галл совершил поход на пороги Нила и достиг мест, куда никогда не ступала нога римлянина. Доставив в Рим один из каменных обелисков времен фараонов, он написал о своем походе за пределы Египта, забыв при этом упомянуть Августа. Когда об этом стало известно Августу, он принудил Галла покончить жизнь самоубийством.

Не одно прославление Августа было содержанием тонко и незаметно направляемой им пропаганды. Она внедряла в общественное сознание идею божественности верховной власти, убеждала подданных в щедрости носителей этой власти, украсившей город монументальными постройками, рассчитанными на века и уже этим оказывавшими воздействие на современников. Она способствовала восприятию единоличной власти как покровительницы культуры, и монументальные здания публичных библиотек, впервые появляющиеся в античности не в полисный, а в имперский период, воплощали эту идею в камне. Она ненавязчиво, но систематически убеждала в значимости завоеваний, охвативших огромные просторы, почти всю ойкумену.

Лозунги, провозглашенные Августом и услужливо подхватываемые сенатом, растекались в зримых образах по всей империи на реверсах (оборотных сторонах) монет, аверсы (лицевые стороны) которых украшало изображение самого Августа.

Одним из интереснейших памятников монументальной пропаганды стала карта, поставленная в портике ближайшего сподвижника Августа Агриппы. В основе этой монументальной карты, запечатлевшей не только римские владения, но и земли народов, с которыми Рим приходил в соприкосновение, – стремление наглядно продемонстрировать размах римских завоеваний, как бы приобщив каждого к величию могучей империи. «Вот они, мира владыки, народ, облекшийся в тоги» – мог бы вспомнить возле этой карты Вергилиеву строку чужеземец, в изумлении застывший перед ней.

До наших дней знаменитая карта не сохранилась, но один из римских авторов, Плиний Старший, полностью воспроизвел в своем труде сопровождавшее ее описание, составленное самим Агриппой еще до того, как она украсила портик.

Памятники, надписи, статуи, появлявшиеся в столице, сотнями и тысячами подобий распространялись по всей империи. Благодаря речи оратора III в. н. э. Эвмена, произнесенной на форуме Августодуна, мы знаем, что такая же карта украшала портик этого города Галлии, носившего имя принцепса. В этой речи откровенно прозвучало то, о чем умолчал Плиний, восхищаясь Агрипповой картой: роль такого рода наглядной агитации, развернувшейся в постоянно посещаемом портике.

Радуясь реставрации портика, в котором находилась карта, галльский ритор подчеркивает значение такой карты, ибо «молодежь каждый день рассматривает все земли и все моря, все города, восстановленные их (императоров) добротой, народы, побежденные их доблестью, племена, подчиненные страхом, который они им внушают». Карта, по словам Эвмена, помогает «обучать молодежь и помочь ей легче воспринять глазами сведения, которые не так легко усвоить ушами, представить положение всех стран с их названиями, их протяженностью, с расстояниями, их отделяющими, как и со всеми реками мира, с их истоками и устьями», а главное – «позволяет им окинуть взглядом блистательные подвиги наших мужественных императоров, показывая сросшиеся реки Персии, пожираемые засухой поля Ливии, кривизну рукавов Рейна, многочисленные устья Нила по мере того, как прибывают каждое мгновение один за другим гонцы, покрытые потом и возвещающие о победах».

Религиозная политика. Август, как и большинство образованных людей его времени, скептически относился к народным верованиям, нелепость которых была показана Эпикуром, Зеноном и римским последователем Эпикура Лукрецием. Однако, придя к власти, он поставил своей целью возродить староримскую религию, чтобы укрепить тем самым и свое положение как главы государства. Были восстановлены находящиеся в полном запустении храмы, возобновлена деятельность старинных жреческих коллегий. Авторитет некоторых из них был поднят уже тем, что Август стал их членом. В 12 г. до н. э., после смерти триумвира Марка Лепида, бывшего великим понтификом, Август принял на себя и этот сан, став таким образом и главой римской религии. Это было использовано им для преобразования римской религии в чуждом ей направлении – для установления культа личности главы империи. В каждом доме Рима и Италии, наряду с ларами и пенатами, стал почитаться гений (дух-покровитель) Августа. В римский пантеон были введены такие боги, как «Августов мир», «Фортуна возвращения» (Августа).

Используя этрусское учение о сменяющих друг друга веках-поколениях, Август ввел в Рим празднование секулярных (вековых) игр, которые отмечались как возвращение в Рим «золотого века». В торжественных шествиях юноши и девушки пели сочиненный Горацием гимн, прославляющий возвращение древних добродетелей – чести (honos), верности (fides), стыдливости (pudicitia) – и самого Августа, благодетеля римского народа.

Культ Августа перешагнул через границы Города и Италии. Он распространился по всему римскому кругу земель: во всех провинциях устанавливались храмы Августу и Роме или клялись его именем. Участие в этом восхвалении живого бога служило свидетельством лояльности подданных Римской империи.

Август, не устававший говорить о восстановлении республики, тем не менее на протяжении многих лет готовил себе наследника. Сначала – это племянник Марцелл, за которого Август выдал свою дочь Юлию. Но Марцелл скоропостижно скончался. Тогда Август выдал дочь, ставшую разменной монетой в политической игре, за полководца Агриппу, и тот должен был наследовать Августу как зять. Но умер и Агриппа. После этого Август усыновил сыновей Юлии Луция и Гая и, несмотря на юный возраст, сделал их «руководителями молодежи». Когда умерли один за другим и они, он назначил наследником своего пасынка Тиберия, которого никогда не любил и называл «медленно жующими челюстями».

Говорят, что незадолго до смерти Август обратился к вошедшим в спальню друзьям с вопросом, хорошо ли сыграна им его роль, и, не дожидаясь ответа, произнес строки, с которыми обычно обращались к публике актеры, покидая сцену после последнего акта:

 
Коль хорошо сыграли мы, похлопайте
И проводите добрым нас напутствием.
 

Императорская власть перешла к подозрительному и не скрывавшему своей жестокости Тиберию, словно подчеркивающему всем своим обликом контраст с внешним благочестием и милосердием Августа.

Мраморный Рим. Перестройка Рима, столицы великой империи, входила еще в планы Цезаря, одолевшего защитников республики в кровопролитных гражданских войнах. Это он задумал построить новый форум (старый, восходящий к этрусским царям, стал тесен и к тому же с ним были связаны воспоминания, нежелательные для новоявленного монарха). Место форума Цезаря было намечено, находящиеся там дома куплены и снесены. Но замысел постройки, как и другие планы Цезаря, не был осуществлен при его жизни. Исполнил этот план Август.

Форум Цезаря представлял собой вытянутый прямоугольник длиной 115 м и шириной 30 м. Окружавшая форум стена имела высоту 12 м и ширину почти 4 м. В центре форума Цезаря находился храм мифической основательницы рода Юлиев Венеры со статуей Цезаря, голову которого украшала звезда (по официальной легенде, после смерти Цезарь превратился в звезду), и картинами знаменитых художников.