Текст книги "Античность: история и культура"

Помпеи. Конечно, значение Помпей несопоставимо с той ролью, какую играла Остия, морские ворота Рима, через которые сюда стекались богатства всей земли. Это был рядовой городок, почти не оставивший о себе памяти в произведениях историков и поэтов, славившийся, впрочем, своим вином, розами и соусом из макрели. Но гибель Помпей помогла им сохраниться в вечности, превратив в совершенно уникальный памятник римского искусства и римской жизни. С помощью Помпей заговорили немые камни других городов империи и самого Рима. В Помпеях осталось в неприкосновенности то, что в других городах приходится восстанавливать кропотливым трудом ученых.

В городе, освобожденном от пепла, можно пройти по двум главным улицам. Одна из них ведет с севера на юг, другая – с востока на запад. Остальные улицы, параллельные главным, образуют прямоугольники – инсулы. В отличие от Рима и Остии, в каждом из таких прямоугольных «островов» не высились многоэтажные громады, а располагались одноэтажные постройки – особняки или, ближе к окраинам, хижины бедняков. На пересечении главных улиц находился форум – политический и торговый центр Помпей. Он был окружен портиками и заполнен статуями (ни в Риме, ни в Остии статуи, за редкими исключениями, не сохранились). Неподалеку от форума находились два театра, в другой части города – каменный амфитеатр, предназначенный для гладиаторских боев и травли зверей. На каменных скамьях, поднимавшихся рядами вокруг овальной арены, могло разместиться 20 000 любителей кровавых зрелищ. Вблизи амфитеатра была расположена площадка для гимнастических занятий.

Как и в Остии, не говоря уже о Риме, в Помпеях было множество храмов, среди которых – и капитолийской триаде (Юпитеру, Юноне, Минерве), и обожествленным императорам. Почитались и восточные боги, культ которых привлекал своей таинственностью. На стенах храма египетской богини Изиды была изображена процессия жрецов со свитками, музыкальными инструментами, особой формы сосудами для воды, священные корабли, экзотические животные и растения. Официальная же императорская религия, видимо, мало волновала помпейцев. На одной из стен сохранилась «кощунственная» надпись: «Мать Августа Цезаря была лишь женщиной».

На каждом шагу в городе были лавки, магазины, мастерские ремесленников, художников. Рисунки на стенах домов живо дополняют картину торговли в Помпеях. На одной из фресок изображена торговля тканями. Покупатели, сидящие на скамье, внимательно рассматривают развернутую ткань. Одному, видимо, удалось найти изъян, и он указывает на него пальцем. Но продавец, подняв руку, уверяет, что ткань высшего качества. В сапожных местерских Помпей, как видно из фрески, производился срочный ремонт обуви. В ожидании один посетитель углубился в чтение папируса, другой заглядывает в свиток через его плечо. Тем временем подмастерье надевает заказчику башмак, а хозяин мастерской подает знак, чтобы принесли второй. Мальчик-раб с корзинкой в руках стоит сзади. Видимо, содержание папируса заинтересовало и его.

На другом рисунке представлена сцена школьной жизни. Бородатый учитель, по-видимому, грек, объясняет урок. Прилежные ученицы сидят на скамье, положив на колени таблички. Ученики слушают стоя, прислонившись к колоннам. Похоже, один из них провинился: его подняли на плечи другого и секут.

Помпеям мы обязаны нашим представлениям об облике римского особняка, о чем теоретически знали по трактату Витрувия. Обращенные к улице глухой стеной, дома имеют одинаковую планировку. Через узкий коридор посетитель попадает в атрий – главное помещение в доме. На атрий выходило несколько хозяйственных помещений: кухня, каморка повара и др. Через окруженный колоннами и утопающий в зелени дворик – заимствованный у греков перистиль – можно пройти в столовую и спальню. Главная достопримечательность помпейских (как и геркуланских) домов – росписи. В Остии их и неизмеримо меньше, да и сохранились они хуже, в Риме же известны только росписи в императорских дворцах. Среди помпейских росписей немало сюжетных картин на мифологические темы, натюрмортов, пейзажей. Часто это вольные копии с греческих оригиналов.

В одном из богатейших домов города, получившем имя Фавна по найденной там статуэтке, была открыта шестиметровая цветная мозаика, изображающая битву Александра Македонского с персами. Персы еще не обратились в бегство, но неминуемость поражения передана испугом на лице их царя Дария и воодушевлением на лице Александра. Александр прекрасен, груб и жесток одновременно. Эта мозаика копировала греческий живописный образец. Такое копирование было обычной практикой для римской мозаики, искусство которой широко распространяется еще в I в. до н. э.

Но самое ценное из того, что подарил нам под пеплом город, это возможность проникнуть в такие детали общественной и частной жизни горожан, какие не дает ни одно из произведений античных авторов в отдельности, да и все они, вместе взятые.

Обитатели Помпей, как истые южане, отличались общительностью. Они делились своими радостями и огорчениями, доверяя их не только соседям, но и стенам, на которых, особенно в общественных местах, сохранилось множество надписей. «Амплиат Педания – вор», – предостерегает одна из надписей. «Нечего делать тебе, бездельнику, здесь. Убирайся!» – угрожает другая. «Дверь для просьб пусть будет глуха, открыта для денег», – поучает третья, комментируя оставленные на стене жалобы влюбленного, обещающего переломать ребра самой Венере за то, что «она пронзила его нежную грудь». Одного из помпеянцев настолько раздражало пристрастие к маранию стен, что он поделился своими мыслями, использовав ту же стену:

 
Удивляюсь тебе я, стена, что ты еще не упала,
Вынеся стольких писак сплетни и болтовню.
 

Надписи Помпей выразительней любого литературного текста демонстрируют любовь помпеянцев к гладиаторским сражениям. Не только на форуме, стенах домов, базилик, театра, на городской стене близ ворот, но даже на могильных плитах вдоль дороги к Помпеям выделялись вычерченные красной краской объявления, задолго до начала обещанного сражения приводившие в волнение будущих зрителей: «Гладиаторы Суетрия Церта, эдила, будут биться в Помпеях накануне июньских календ. Звериная травля. Тент». Иногда на стене появлялась целая афиша, в которой помимо всего прочего указывались имена гладиаторов и число поединков, в которых они будут участвовать. На одной из таких афиш какой-то помпеянец пометил уже по завершении игр, кто из бойцов погиб, кто – победил, а кто, к тому же, был отпущен на свободу.

Особенно важны для понимания внутренней жизни города надписи, относящиеся к предвыборной агитации. Читая их, мы видим, какая напряженная борьба шла за голоса избирателей, как отдельные, обычно не знатные, по-видимому, уважаемые в своей среде люди и целые коллегии заявляли о поддержке кандидату: «Дионисий, сукновал, вольноотпущенник, просит вас выбрать эдилом Луция Попилия»; «все ювелиры предлагают в эдилы Куспия Пансу», «Марцелла в эдилы повсюду предлагают усталые столяры-тележники». «Все плотники…», «все хлебопеки…», «все извозчики…», «все продавцы фруктов…», «все зеленщики…» – мелькало, пестрело, взывало на стенах самых людных улиц. Иногда надпись, выставленная на всеобщее обозрение, имела точного адресата: «Лорей, соседки просят тебя, выбери в эдилы Амплиата», «Прокул, выбери Сабина эдилом, и он тебя выберет». Порой призывы особенно энергичны: «Требий, проснись, выбирай!», «Соседи, проснитесь и голосуйте за Амплиата». Не ограничиваясь простым призывом, надписи часто напоминают гражданам о качествах кандидата: «этот сбережет городскую казну», или – «он изготавливает лучший хлеб», или – «честность его вы испытали».

В накале предвыборных страстей горожане готовы были и уничтожить текст в поддержку конкурента: «Чтоб ты заболел, если из зависти это уничтожишь», – предусмотрительно выведено под одной из надписей. Мы не знаем, как часто применяли этот метод борьбы с противником, но на смех поднимали довольно часто. Встречаются и карикатуры, и издевательские рекомендации от имени то «всех ленивцев и пьянчуг», то «всех старых кутил», то «воришек», то какой-нибудь из представительниц древнейшей женской профессии.

Рим – мир. Расширялись границы империи, в нее включались все новые и новые народы. Но римляне не только покоряли и завоевывали земли и племена, – с ними в некогда дикие места приходила цивилизация, из военных лагерей возникали города. Дороги, как кровеносные артерии, связывали сердце империи – «златовенчанный» Рим – с ее самыми отдаленными пределами. Не случайно почти в каждой присоединенной территории возникал свой «маленький Рим» – город, который в уменьшительной форме принимал имя великого родителя Рима.

Сеть городов образовывала своеобразную систему распространения опыта римской государственности, римского искусства управления, римского права, римского образа жизни. Рим непреодолимо утверждал свое влияние везде, куда ни ступала нога его гражданина. Город становился миром, а мир – городом. Напомним, что в античности Рим называли просто «Город» (Urbs). Когда это слово произносилось без прибавления названия, все знали, что речь идет о городе – властелине мира. Сменяли друг друга императоры, начинались и завершались войны, происходили великие и малые события, но Рим оставался вечным центром и целью прошлого, настоящего и будущего, который связывал и концентрировал вокруг себя историю. Ибо ему, по убеждению римлян, богами даровано вселенское предназначение «народами править державно, любить, воплощать на земле всемогущую космическую силу – власть». И как таковой Рим должен был направлять человечество от хаоса к порядку, от дикости к цивилизации. Многочисленные города империи, и древние, и новые, становились не только центрами административного управления, «транслировавшими» мощь государства, но и важнейшими культурными очагами. Они притягивали риторов и поэтов, интеллектуалов и художников. Каждый мало-мальски значимый город считал необходимым иметь свою школу, форум, театр – быть похожим на просвещенный Рим.

Вечный город всегда помнил о своей мировой роли. А для ее выполнения требовалось непрекращающееся расширение арены действия и числа его участников. Через города, большие и малые, слово Рима доносилось до пределов мира. Они были опорными пунктами римского влияния среди древних и молодых народов, сплоченных римским кругом земель. Города не только украшали, но и скрепляли империю, не давая расползаться великолепному, но все же сшитому из разных кусков одеянию всесильной богини Ромы.

Напомним, что античные города были образованиями особого рода – полисами, городами-государствами (по-латыни «civitas»), объединявшими гражданскую общину. Общиной Рима стал весь мир. Император Каракалла всем живущим на территории империи даровал римское гражданство. Империя стала грандиозным воплощением римской «цивитас». И слово это уже обозначало не только город-государство, но нечто несравненно большее – объединенное властью на цивилизованных началах человечество. Идеал Города, сплотившего и преобразившего мир, Римская империя «завещает» следующей эпохе – Средневековью.

Доказательство тому мы находим в период, когда, как это ни парадоксально, римские города приходят в упадок. Но ведь нередко именно в эпохи упадка со всей отчетливостью вырисовывается истинное значение того, что имело место в пору расцвета.

Уже на закате античного Рима поэт Рутилий Намациан, воспевая богиню Рому, покровительницу вечного Города, восклицал:

 
«Рома, чей вечный удел в небе, исполненном звезд!…
Разным народам единую ты подарила отчизну,
Благо под властью твоей им беззаконье забыть.
Ты побежденным дала участие в собственном праве,
То, что было весь мир, городом стало одним!»
 

В III–V вв. глаз истории фиксирует смену исторического ландшафта. Позднеримские города пустеют, перестают быть притягательными центрами и для аристократов, и для плебса. Они как бы сжимаются, сокращая свою территорию и свое влияние. (Впрочем, как покажет будущее, существуя в таком «закапсулированном» состоянии в течение многих столетий, римские города таили в себе мощный заряд возрождения.) Последний век империи отмечен беспощадным развенчанием града и его трагическим апофеозом. Отец церкви святой Августин в своем сочинении «О граде Божием» отверг языческое прошлое Рима, но грядущее увидел как шествие Божьего града по земле – путем, ведущим от земного владыки Рима к блистающему небесному Иерусалиму.

Нет ничего легче, чем возразить, что Августин имел в виду не реальный город, а особую общность людей, осененную Божией благодатью. Но обратим внимание на то, что из множества возможных вариантов слов для обозначения этой, осиянной благодатью общности избрано слово «civitas». Идеальный христианский мир – небесный град – должен был представлять собой город не в смысле наличия стен, крупных общественных зданий и т. п., – но город как объединение народа, живущее по подобию гражданской общины, направляемой Божьей благодатью.

В реальности Средневековье, начавшееся с разрушения варварами римских городов, по прошествии «Темных веков» стало вдохновляться образом древнего Рима, как в государственном строительстве, так и в непосредственном возведении зданий, в восстановлении старых и закладке новых городов. В эпоху Возрождения Рим и его наследие оплодотворили расцвет архитектуры, строительного искусства и градостроительства, задав направляющий вектор для развития новоевропейского урбанизма.

Тексты

1. О ФИНАНСАХ ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ ГОРОДОВ И ПОРЯДКЕ УПРАВЛЕНИЯ ИМИ

Из переписки сенатора Плиния Младшего с императором Траяном (X, 108, 109, 111, 112, 114)

Плиний – императору Траяну

Прошу тебя, владыка, напиши, какие права предоставшиь ты городам Вифинии и Понта при взыскании денег, которые им причитаются за аренду, продажу и т. п. Я обнаружил, что большинство проконсулов разрешают им первоочередную оплату, и это разрешение имело силу закона.

Я думаю, что ты издашь некое постановление, которое навсегда послужит к их пользе. Все, что установлено другими, хотя бы оно было разумно и милостиво, – кратковременно и не имеет силы, не будучи утверждено тобой.

Траян – Плинию

Какими правами должны пользоваться города Вифинии или Понта относительно денег, которые будут им причитаться по разным статьям, это следует определять по местным законам. Если они имеют преимущество перед остальными кредиторами, то его следует соблюдать; если не имеют, то мне не следует давать его в ущерб частным лицам.

Траян – Плинию

Распоряжением моим запрещено одаривать из городских средств, но, дабы не подрывать благосостояния многих людей, не следует отбирать то, что даровано давно, и требовать этот дар обратно как незаконный. Оставим без последствия то, что было совершено двадцать лет назад. Я желаю заботиться о жителях любого города не меньше, чем о городских средствах.

Плиний – императору Траяну

По закону Помпея, действующему в Вифинии и на Понте, те, кого цензоры выбирают в городской совет [буле], не должны платить денег. Те, однако, кого ты милостиво разрешил некоторым городам добавить сверх законного числа, внесли по одной и по две тысячи денариев. Аниций Максим, проконсул, затем приказал и тем, кого выбирали цензоры, в очень немногих городах сделать, смотря по городу большие или меньшие взносы.

Остается тебе посмотреть самому, следует ли во всех городах всем, кто выбирается в члены городского совета, платить сумму за свое вступление в должность <…>

Плиний – императору Траяну

По закону Помпея, владыка, вифинским городам разрешено заносить в число своих граждан кого они пожелают, кроме людей, уже состоящих гражданами какогонибудь вифинского города. Тем же законом установлено, по каким причинам цензоры могут исключать из сената. Поэтому некоторые из цензоров решили посоветоваться со мной, исключать ли им гражданина другого города.

Так как закон запрещал принимать чужого гражданина в число своих, то те приказывали исключать его по этой причине из сената, а кроме того подтвердили мне, что в каждом городе имеется много членов городского совета из граждан других городов и что применение этого закона уже давно, как бы по согласию забытого, расстроит жизнь и многих людей и многих городов <…>

2. ВОСПОМИНАНИЯ О РИМЕ

Овидий. Скорби, III, 1

 
«Дай тебе боги, чего творцу моему не судили,
Чтобы спокойно в своем мог ты отечестве жить.
Живо веди. Я пойду, хотя по земле и по морю
Из отдаленной страны ноги устало несу».
Внял он мольбе и, ведя, – «вот Форум Цезаря, – молвил, —
Это вот путь, что свое имя ведет от святынь,
Вот храм Весты, огонь и Палладиум вместе хранящий,
Здесь дворец небольшой Нумы старинного был».
Тут, направо свернув, он сказал: «Вот вход Палатина,
Это вот Статор, вот тут Рим был основан сперва».
Поодиночке дивясь, я вижу в блестящем оружье
Диво на вид косяки с домом, достойным богов.
«Это Зевеса ведь дом?» – я сказала и, чтобы решила
Так, – подсказывал то смыслу дубовый венок <…>
Вот написана здесь причина венка, что повешен:
На описание граждан указано тут.
Однако ты, отец, к спасенным прибавь гражданина,
Что отринут и вдаль скрыт на границе земли <…>
С равным влеченьем оттоль возносясь по высоким ступеням,
Длинноволосого в храм бога пресветлый взойду,
Где вперемешку среди колонн иноземных Белиды
В ликах стоят и отец изверг с мечом наголо,
И туда, где мужей ученых и древних и новых
Произведенья ума вскрыты для чтенья лежат <…>
К храму другому иду в связи с соседним театром,
Но и этот моим был недоступен стопам,
Да и в те, что сперва были настежь для книг вдохновенных,
Залы Свобода войти не допустила меня.
 

Рутилий Намациан. Возвращение на родину, I

 
Всем, почитающим Рим, и век не покажется долгим —
Всякий срок невелик для бесконечной любви.
Сколь блаженны, и как блаженны, и мне ли исчислить
Тех, кто судьбою рожден в этой счастливой земле,
Тех, кто умножил от римских отцов благородное племя
И возвеличил своей славой римскую честь! <…>
Курия Рима святая открыта и славе неримлян,
И не чужие ему, кто по заслугам свои.
Властью не меньше они, чем коллеги и все их сословье,
И сопричастны они Гению, коего чтят.
Верим: такой же совет существует у высшего бога,
Там, на эфирной оси сферы, объемлющей мир! <…>
Перед разлукою мы поцелуями дверь осыпаем,
Через священный порог ноги идти не хотят;
Молим прощенья в слезах и жертву приносим хвалою,
В меру, насколько словам слезы дорогу дают:
«Слух преклони, о царица, прекраснее всех в твоем мире,
Рома, чей вечный удел – в небе, исполненном звезд!
Слух преклони, о праматерь людей и праматерь бессмертных, —
Мы воспеваем тебя и будем петь до кончины! <…>
Вскинь же, о Рома, венчанную лавром главу и святую
Преобрази седину в юную свежесть кудрей!
Пусть башненосный венец горит золотой диадемой,
Пусть твой щит вечные мечет огни!
Ты же, обиду забыв, позабудь и причину обиды.
Преодоленная скорбь скрытые раны целит.
Твой ведь обычай – всегда в несчастий думать о счастье;
Твой без убытка ущерб, как у светил в небесах! <…>
Распространяй же в века бессмертную силу законов:
Нить роковая только тебе не страшна.
Тысяча сто шестьдесят тебе уже лет миновало,
И в добавление к ним год уж девятый идет, —
Но до конца твоего никакие не мерены сроки —
Лишь бы стояла земля, лишь бы над ней небеса!»
 

Глава XXVIII
Военная монархия. Рим при Северах (193–235 гг.)

Борьба за власть. Надежды сената и народа на то, что со смертью тирана жизнь в империи войдет в спокойное русло, не оправдались. Напротив, на смену жестокому, но относительно стабильному правлению пришло безвластие, породившее кровавую гражданскую войну. На трон цезарей был возведен внук раба и сын вольноотпущенника Пертинакс, провозгласивший себя преемником политики Антонина Пия и Марка Аврелия. Сенат поддержал его, но преторианская гвардия быстро разочаровалась в новом правителе. Пертинакс был убит, процарствовав всего два месяца.

Преторианцы решили сделать императором того, кто больше им заплатит, и объявили своеобразный торг, ставкой в котором был венец августа. Этот венец достался одному из богатейших сенаторов, Марку Дидию Юлиану, который обязался выплатить каждому рядовому преторианцу по 25 000 сестерциев, а командирам – во много раз больше.

Легионам, стоявшим в провинциях, пришлась не по вкусу наглость преторианцев. Они не желали уступить право избрания императора столичному гарнизону, и без того пользовавшемуся огромными привилегиями и проливавшему кровь не в сражениях с варварами, а в пьяных драках. Почти одновременно войсками были провозглашены три императора – в Британии, в Паннонии и в восточных провинциях. Все они двинулись на Рим, однако ближе всех оказался Септимий Север – наместник Паннонии. В апреле 193 г. его легионы взяли Рим. Север заключил соглашение с сенатом и обязался, подобно Антонинам, не проявлять произвола по отношению к сенаторам. Септимию Северу пришлось вести борьбу с другими «самозванными императорами», закончившуюся его окончательной победой в 197 г.

Суровый император. Луций Септимий Север был выходцем из Северной Африки. Он родился в городе Лептис-Магна, который некогда находился под протекторатом Карфагена, великого финикийско-пунического полиса, едва не победившего Рим, но в конце концов Римом поверженного и стертого с лица земли. Севера называли «пунийцем», а основанную им династию – «пунической». «Злые языки» в Риме поговаривали, что появление этой династии – «пуническая месть» Риму. Слово «север» по-латыни означает «суровый». Септимий Север вполне соответствовал своему имени. В Риме снова восторжествовало единовластие. Режим, установившийся при Септимии Севере, можно назвать «военной монархией». Этот правитель, положивший начало череде «солдатских императоров», сделал своей главной опорой войска. Хороший полководец, многие годы своей жизни он провел в войсках и прекрасно понимал, что в условиях усиливающегося экономического и политического обособления провинций главной связующей силой империи могла быть только армия. Не случайно он наставлял своих сыновей: «Будьте дружны между собой, обогащайте солдат, об остальном не заботьтесь».

Не надо думать, что Септимий Север был неотесаным солдафоном: он получил хорошее образование, много времени отдавал не только военным делам, но и занятиям философией, слыл неплохим оратором. Однако время для философии оказалось неподходящим. Поэтому Септимий Север и избрал путь не просвещенного, но «военного» монарха. О нем современники говорили, что, «с одной стороны, он казался чрезвычайно жестоким, а с другой – чрезвычайно полезным для государства».

Сделав своей опорой армию, Септимий Север осуществил военную реформу. Прежде всего он распустил прежнюю преторианскую гвардию, враждебно настроенную по отношению к нему, и набрал новый состав преторианцев из верных ему придунайских и сирийских легионов. В Рим и его окрестности были введены и расквартированы там войска из Паннонии и восточных провинций, преданные императору.

Преторианцы лишились и некоторых своих преимуществ. Ранее командный состав римских легионов комплектовался исключительно из числа лиц италийского происхождения, а центурионами становились преторианцы. Север уравнял легионы, стоявшие в провинциях, со столичными, упразднил преимущества преторианцев при продвижении по воинской служебной лестнице. Теперь каждый солдат мог в принципе рассчитывать на достижение офицерских должностей и даже высоких – командных, получить всадничество, независимо от своего этнического и социального происхождения. Это усилило в армии позиции провинциалов и варваров, что не замедлило сказаться на ее организации и облике. Септимий Север выдавал воинам такое высокое жалованье, как никто из римских императоров.

Ветераны освобождались от многих муниципальных налогов и повинностей, им были увеличены пенсии. Септимий Север узаконил право солдат вступать в официальный брак, таким образом упрочилось социальное положение детей из солдатских семей.

Укрепление границ всегда составляло одну из главных забот империи. По приказу императора пограничным воинским подразделениям были отведены земли для обработки и постоянного жительства. Появились военные поселения, в которых солдаты могли жить с семьей, имея свой собственный надел. Это привязывало солдат к месту, отчего пограничные войска становились более устойчивыми. Военные преобразования Септимия Севера в пользу армии сделали его любимцем солдат в еще большей степени, чем раньше. Армия действительно превратилась в мощную опору императорской власти, чего нельзя было сказать о сенате и римской аристократии, все громче выражавшей недовольство укреплением единоличной власти монарха.

Север нарушил обещание, данное сенату при вступлении на трон. Его правление отмечено жестокими расправами с римской сенаторской аристократией. Даже по малейшему подозрению в оппозиционных настроениях человек мог быть схвачен, подвергнут пыткам, лишен состояния и даже казнен. Как сообщает римский историк, среди убитых «было много первых лиц в Риме, много знатных женщин; имущество всех было конфисковано и увеличило средства государственного казначейства. Одновременно было убито много испанцев и галлов». В результате этих конфискаций Септимий Север составил такое состояние, каким не обладал ни один из императоров. При нем же впервые было учреждено на государственном уровне управление частным имуществом императора во главе с особым чиновником. Императорская казна – фиск – приобрела государственное значение, а сенатская казна – эрарий – была превращена в римскую городскую кассу.

Чиновники и правоведы. Итак, «многие были погублены, – сокрушался один из римских историков, – одни – за то, что шутили, другие – за то, что молчали, третьи – просто из-за того, что позволяли себе двусмысленные выражения». Сенат все больше слабел и утрачивал свое значение. Его функции переходили к совету императора, назначенному монархом. Септимий Север стремился придать своей политике максимально «законную форму». Он привлек в свой совет виднейших юристов, в частности Папиниана, Павла и Ульпиана. Решения этого совета по существу вытеснили в законодательной сфере сенатские постановления. Управление империи осуществлялось через громоздкую бюрократическую систему. Чиновничество приобретало могущество, сравнимое с могуществом армии.

При назначении на управленческие должности преимущество отдавалось не представителям аристократии, а всадникам и провинциалам. Италия утратила часть своих правовых преимуществ и по статусу была приравнена к другим провинциям. Относительная устойчивость центральной власти обеспечивалась, скорее, не преданностью подданных, а страхом перед наказаниями. В провинции посылались городские кураторы, осуществлявшие контроль за финансами. Соглядатаи, состоявшие на государственной службе, следили за настроениями населения на местах и регулярно информировали Рим о случаях недовольства, за чем следовала кара за прегрешения против императора и государства.

Во время правления Септимия Севера получает детальную правовую разработку деление людей на категории при установлении наказаний. Людей делили на «почтенных» и «низших». Сенаторы, всадники, высшие офицеры относились к высшей правовой категории, прочие – к низшей. Последних можно было осуждать на мучительную смерть, не ссылать, а превращать в рабов. Люди, принадлежавшие к высшей правовой категории, могли обратиться с апелляцией прямо к императору. Они были освобождены от многих государственных повинностей – трудовой и даже военной, правда, это касалось лишь лиц высшего ранга в данной категории.

Налоги всегда были важнейшей питающей средой хозяйственной жизни Римской империи, с их помощью обеспечивалось действие ее государственного и военного устройства. Однако провинция не желала полностью уплачивать налоги центру. К тому же казна страдала от злоупотреблений сборщиков налогов. Септимий Север установил жесткий контроль в этой области, возложив главную ответственность на высших представителей городского самоуправления – децемвиров. Был увеличен объем как денежных, так и натуральных повинностей городов и провинций. Но несмотря на принятые Септимием Севером меры, империя все больше ощущала недостаток финансов, и это в то время, когда личное богатство императора увеличивалось. Деньги становились все более «дешевыми», нарастала инфляция, повышались цены на все, процветала спекуляция. Все это предвещало грядущий кризис.

От Парфии до Британии. На протяжении нескольких веков Парфия была противником Рима. При Септимии Севере это противостояние обострилось, и началась новая война с парфянами (197–199 гг.). Римские легионы, пройдя Сирию, снова достигли Армении. Были захвачены обе парфянские столицы – Селевкия и Ктесифон. По мирному договору победители получили Месопотамию, которой стал управлять римский наместник. Септимий Север победил и персидского царя Агбара, принял под свою власть арабов, утвердил много прав за жителями Палестины, однако под страхом тяжелых наказаний запретил обращение в иудаизм и христианство.

Укрепив свою власть на юге империи, Септимий Север отправился в военный поход на север, в Британию. Здесь он нанес поражение британским племенам, нападавшим на римские военные лагеря, и восстановил Адрианов вал, перегораживавший остров. За это Септимий Север получил титул Британского. Это было его последнее деяние. Здесь же, в Британии, в 211 г. закончились его дни.

Последние слова его были: «Я принял государство, со всех сторон раздираемое восстаниями, а оставил умиротворенным, даже в Британии. Старый, с больными ногами, я оставляю моим сыновьям крепкую власть, если они сами окажутся хорошими, но бессильную, если они окажутся плохими». Опасения Септимия Севера оправдались: он не обрел достойных преемников. Как считали римляне, после его смерти «все главным образом оценили его потому, что впоследствии государство в течение долгого времени не видело ничего хорошего ни от его сыновей, ни после них, когда многие устремились к власти и Римская империя сделалась добычей для грабителей».

Перед смертью Септимий Север дал трибуну пароль: «Будем трудиться», однако следовать ему менее всего намеревался сын и преемник императора Марк Аврелий Антонин, правивший в 211–217 гг. Его прозвали Каракаллой за пристрастие носить и жаловать другим длинный солдатский плащ – каракаллу. По приказу Каракаллы был убит его брат Гета, и он стал единовластным правителем империи.

Правитель в солдатском плаще. В детстве Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью, ничто не предвещало в нем будущей жестокости. Когда же он вышел из детского возраста, его угрюмая жестокость и коварная мстительность заставили содрогнуться современников. После убийства брата он казнил всех, кто помог ему свершить злодеяние. Каракалла предал смерти немало своих родственников, в том числе жену, и многих знатных римлян. По его приказу топором был зарублен юрист Папиниан, друг его отца и префект претория. Затем был умерщвлен и сын Папиниана. Правление Каракаллы превратилось в кровавый хоровод. Воины повсюду хватали и убивали людей по обвинению в причастности к мятежам или по подозрению в оскорблении величества.