Текст книги "Античность: история и культура"

2. ИМПЕРАТОР ВЕСПАСИАН – СТРОИТЕЛЬ И ПОКРОВИТЕЛЬ ИСКУССТВ

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, VIII; Божественный Веспасиан, 8, 5, 9, 17–19

Столица была обезображена давними пожарами и развалинами. Он [Веспасиан] позволил всякому желающему занимать и застраивать пустые участки, если этого не делали владельцы. Приступив к восстановлению Капитолия, он первый своими руками начал расчищать обломки и выносить их на собственной спине <…> Предпринял он и новые постройки: храм Мира близ Форума, храм божественного Клавдия на Целийском холме, начатый еще Агриппой, но почти до основания разрушенный Нероном, и, наконец, амфитеатр посреди города, задуманный, как он узнал, еще Августом <…>

Латинским и греческим риторам он первый стал выплачивать жалованье из казны по сто тысяч в год; выдающихся поэтов и художников, как, например, восстановителя Колосса и Венеры Косской, он наградил большими подарками; механику, который обещался без больших затрат поднять на Капитолий огромные колонны, он тоже выдал за выдумку хорошую награду, но от услуг отказался, промолвив: «Уж позволь мне подкормить мой народец». На зрелищах при освящении новой сцены в театре Марцелла он возобновил даже старинные представления. Трагическому актеру Апелларию он дал в награду четыреста тысяч сестерциев, кифаредам Терпну и Диодору – по двести тысяч, другим – по сотне тысяч, самое меньшее – по сорок тысяч, не говоря о множестве золотых венков.

Иосиф Флавий. Иудейская война, 7, 5, 7

В короткое время было завершено сооружение [форум], превосходившее все человеческие ожидания. Веспасиан израсходовал на это неимоверные средства, какие только позволяла ему его собственная казна и какие достались ему от предшественников. Он разукрасил храм богини Мира разнообразными великолепными произведениями живописи и скульптуры. В храме было собрано и расставлено все, ради чего люди прежде путешествовали по всей земле, чтобы увидеть это.

3. «ВЕЛИКИЙ ПРИМЕР ТЕРПЕНИЯ»

Тацит. Жизнеописание Агриколы, 2–3

Казни подверглись не только сами писатели, но и их книги, ибо триумвирам вменили в обязанность сжечь в той части форума, где приводятся в исполнение приговоры, творения этих столь светлых умов. Отдавшие это распоряжение, разумеется, полагали, что подобный костер заставит умолкнуть римский народ, пресечет вольнолюбивые речи в сенате, задушит самую совесть рода людского; сверх того, были изгнаны учителя философии и наложен запрет на все прочие возвышенные науки, дабы впредь нигде более не встречалось ничего честного. Мы же явили поистине великий пример терпения; и если былые поколения видели, что представляет собой ничем не ограниченная свобода, то мы – такое же порабощение, ибо нескончаемые преследования отняли у нас возможность общаться, высказывать свои мысли и слушать других. И вместе с голосом мы бы утратили также самую память, если бы забывать было столько же в нашей власти, как безмолвствовать <…> Да и о чем толковать, если в течение целых пятнадцати лет, срока очень значительного для бренного века людского, многих сразили роковые удары судьбы, а всякого, наиболее деятельного и ревностного, – свирепость принцепса? Лишь в малом числе пережили мы их и, я бы сказал, даже самих себя, изъятых из жизни на протяжении стольких, и притом лучших, лет, в течение которых, молодые и цветущие, мы приблизились в полном молчании к старости, а старики – почти к крайним пределам преклонного возраста.

Глава XXVI
«Золотой век» Антонинов (96–192 гг.)

Каждый мог говорить, что думает. После убийства Домициана римляне стали приходить в себя и наконец вздохнули свободно. Старик Марк Конкцей Нерва, на которого после долгих обсуждений пал выбор сената, принял императорские регалии. Он немедленно прекратил процессы об оскорблении величества, отменил все распоряжения Домициана и предал его память забвению, вернул осужденных из ссылки и наказал доносчиков. На выпущенных им монетах быди вычеканены лозунги «Общественная свобода» и «Предопределение сената». С его воцарением, сообщал римский историк, «наступила пора редкого счастья, когда каждый мог думать, что хочет, и говорить, что думает».

С Нервы начинается династия Антонинов, правившая Римом почти столетие (96–192 гг.). Пять императоров из династии Антонинов (третьей династии принципата) по традиции включались в число «хороших императоров». Наиболее лестно о времени их правления отозвался английский историк Эдуард Гиббон, автор фундаментального труда «История упадка и разрушения Римской империи». Он писал: «Если бы у кого-нибудь спросили, в течение какого периода всемирной истории положение человеческого рода было самое счастливое и самое цветущее, он должен был без всяких колебаний назвать тот период, который прошел от смерти Домициана до восшествия на престол Коммода». Свое название династия получила по имени Антонина Пия, третьего ее представителя.

Вступив на престол Нерва небезуспешно пытался соединить вещи, ранее представлявшиеся несоединимыми, – принципат и свободу. Однако даже такой император, как Нерва, любимый сенатом и народом, вызвал недовольство армии, ибо был очень экономным в расходовании средств. Наместник Германии Марк Ульпий Траян, любимец преторианцев, двинул войска на Рим. Мудрый Нерва счел более разумным не бороться с новым претендентом на трон, а усыновить его и провозгласить своим преемником. Напомним, что усыновление было традиционной формой передачи власти в Древнем Риме. Старый император не ошибся: Траян еще при Нерве совершил успешный поход против германцев и был удостоен почетного титула Германик, после смерти Нервы в 98 г. блестяще продолжил начатое им дело.

«Наилучший император». Траян родился в Испании, принадлежал к семье римских колонистов, его отец занимал высокие должности в государстве, был наместником в Сирии, однако считал недостойным облегчать жизнь сыну, и Траян начал службу простым легионером. Его храбрость, огромная физическая сила, выносливость, которые он сохранял в течение многих лет, снискали ему уважение товарищей по ратным делам и командиров. В 91 г. он был избран консулом, а через пять лет занял высокий пост легата Верхней Германии. Но и тогда Траян не отказался от привычек простого солдата. Он всегда был впереди войска, не зная усталости и вдохновляя своей энергией солдат. Траян и по Риму ходил пешком даже тогда, когда стал императором, что поражало римлян, привыкших видеть, как его предшественники передвигались в роскошных носилках или экипажах, сопровождаемые огромной свитой. В 115 г. римский сенат присвоил Траяну почетный титул Наилучший (Optimus). Большим пользовался только Юпитер, к которому обращались «Optimus Maximus» (Наилучший Величайший).

Справедливость, доброе отношение к людям, не переходящее в бесхарактерную мягкость, редкостное здравомыслие обращали к Траяну сердца воинов, а затем и всех его подданных. Его современник Плиний Младший писал: «Не будем ни в коем случае воздавать ему хвалу как какому-либо богу или кумиру, ибо мы говорим не о тиране, но о гражданине, не о властелине, но об отце. Ведь он из нашей среды, и ничто так не отличает и не возвышает его, как то, что он сам сознает себя одним из нас и не забывает, что он человек и управляет людьми». Но прекрасных личных качеств еще недостаточно, чтобы стать хорошим правителем и принести благо государству.

Траян как-то обронил: «Я хочу быть таким императором, какого я сам себе желал, если бы был подданным». Он очень заботился о том, чтобы страх внушали не доносчики, а законы, соблюдения которых требовал неукоснительно. Траян, последовательно заботившийся об улучшении благосостояния римских граждан, издал указ, обязывавший каждого сенатора вложить треть своего состояния в итальянские земли, в развитие хозяйства на них. Был учрежден государственный фонд для оказания помощи неимущим (алиментарный фонд). Из него под небольшие проценты (не более 5 % годовых) выдавались ссуды мелким и средним земельным собственникам, чтобы они могли лучше заботиться о выращивании урожая и скота. Проценты от этих ссуд предназначались не на государственные, а на благотворительные нужды. Из этих денег выделялись пособия на содержание сирот и детей из малоимущих семей. Траян добился и того, что Рим перестал зависеть от поставок хлеба из Египта и самостоятельно обеспечивал пропитание своих граждан.

Но не только Рим и Италия были предметами неустанных забот принцепса. Траян выказал себя заботливым хозяином и в отношении провинций, дела которых постоянно держал в поле зрения, ни одно не считая недостойным внимания императора. При нем были упорядочены городское управление и местные финансы. Монеты Траяна являлись полновесным платежным средством, надежно защищавшим от инфляции. Его личное покровительство способствовало развитию торговли, а построенные при Траяне мощеные дороги связывали разные части империи.

При этом правителе Рим и другие города империи украсились великолепными площадями и зданиями. Он щедро одаривал население Рима деньгами, устраивал многодневные гладиаторские бои и массовые зрелища, собиравшие толпы народа. После победы над даками Рим за счет императора 123 дня праздновал этот грандиозный успех. Помня жестокость Домициана по отношению к сенаторам и ее последствия, Траян выказывал сенату уважение и строго выполнял клятву о том, что не будет преследовать и казнить его членов. Император старался хотя бы внешне следовать установлениям, сохранившимся от республиканских времен. За это он был любим сенатом, даровавшим ему титул «лучшего императора», и подданными, которые, как свидетельствовал панегирист, любили его «из любви к себе самим», так как ни при каком правителе не жилось бы им лучше.

Усилия императора были направлены на укрепление могущества и расширение границ империи, наибольшую славу Траян стяжал в войнах с даками.

Тропа Траянова. В памяти далеких поколений Траян сохранился не как правитель, возвративший в город на семи холмах законность, а как великий воитель. Автор «Слова о полку Игореве» вспоминает о «веках Трояна», о «земле Трояна и о его «тропе». Также и Ариосто в «Неистовом Роланде» воспевает «древнюю троянскую кровь», которой дано возродить честь оружия Италии. Так Траян превратился в Трояна и в неистового духа войны.

Исторический Траян и впрямь проложил дорогу туда, где почти девять столетий спустя насмерть бились полки князя Святослава, в Задунавье. Здесь после завоеваний Августа соседями Римской империи стали мирные племена даков, управляемые вождем Децебалом. Дакийский союз племен не представлял для римлян угрозы. Но надо же было на ком-то испытать оружие, ржавевшее в бездействии на этой границе почти сто лет. В ходе двух военных кампаний ожесточенное сопротивление даков было сломлено. Парфянский царь, к которому Децебал обратился за помощью, медлил. Дакия стала римской провинцией, а восточным рубежом Рима взамен Данувия сделался Траянов вал, насыпанный за рекою Прут, в нынешней Молдавии.

Две дакийские кампании были репетицией к задуманному Траяном грандиозному военному действу, призванному превратить Римскую империю в мировую державу в подлинном смысле этого слова. Осенью 113 г. две римские армии начали наступление на Армению, принадлежавшую тогда парфянам, – из Каппадокии и Сирии. С помощью римских союзников иберов и албанцев, нанесших удар с севера, Армения была быстро захвачена. Прибывший к театру военных действий император провозгласил ее римской провинцией и немедленно повел легионы на юг, в Месопотамию. Ошеломленные мощным натиском парфяне бежали. 23 февраля 116 г. Траян получил от сената почетный титул «Парфянский Величайший». Весной того же года была захвачена Вавилония. Пала парфянская столица Ктесифон. Римляне вышли к заливу Индийского океана и омыли в его водах пропылившиеся калиги. Открывалась дорога в Индию, протоптанная воинством Александра Македонского. Но пришла весть о грандиозном восстании, поднятом в Египте, Киренаике и на Кипре евреями. Вскоре огнем был охвачен весь Передний Восток. Траян дал приказ отступать. Индия осталась мечтой, на которой и впоследствии сломали себе голову многие кандидаты в Александры.

Траян в Рим не вернулся. Вскоре после вести о восстании его хватил удар. Совсем недавно он прошел через Гавгамелы. В Киликии, близ Исса, он скончался и стал богом.

Колонна побед. В то время, когда Траян вел войны на Востоке, в Риме были завершены работы по сооружению грандиозного монумента его побед над дакийцами – колонна Траяна, сохранившаяся до наших дней. Колонны с барельефами, посвященные божествам, и раньше воздвигались на Востоке. Но идея обмотать колоссальную колонну, увенчанную статуей императора, лентой рельефов вдоль ствола не имеет прецедентов. Трудно сказать, связана ли она с тем, что колонна находилась между двумя прямоугольными зданиями библиотек и виделась свитком, поставленным между двумя книгами-кодексами. Но из надписи на постаменте ясно, что первоначально колонна была гладкой и рассматривалась лишь как памятник, указывающий на высоту холма, снесенного для сооружения в его основании форума Траяна.

Неизвестный ваятель развернул на мраморных плитах историю дакийских кампаний Траяна. Сам Траян является главным героем этого панегирика в камне. Он представлен среди своих воинов 60 раз – в сценах марша, форсирования рек, военного совета, жертвоприношения, переговоров с врагами, награждения легионеров, принятия капитуляции. В такой трактовке создатель колонны единодушен с автором словесного панегирика Плинием Младшим. Но насколько богаче возможности рассказа о войне с помощью резца! Театр военных действий показан с таким великолепным знанием реалий, что можно быть уверенным: ваятель был участником походов Траяна. На колонне изображен римский город на берегу Данубия (Дуная) с храмами, арками, театром. Перед нами знаменитый мост через могучую реку, сооруженный Аполлодором, строителем форума Траяна, в центре которого была поставлена колонна.

С полным знанием этнических и бытовых реалий выведены даки, самоотверженно защищавшие свои селения и города от закованных в железо римлян. В объективном отношении к врагу и сострадании к нему ваятель – «мастер колонны» – не знает предшественников в искусстве и литературе императорского Рима, для которых слова «варвар» и «раб» долго были синонимами. Он истинный последователь Гомера с его восхищением перед побежденным Гектором и сочувствием к страдалице Гекубе.

Наиболее драматический эпизод панегирика в камне – взятие столицы даков Сармизегетузы. Дакийские вожди, охваченные отчаянием, предают огню квартал за кварталом, а затем подносят к губам кубки с ядом. Дак в характерной для варваров одежде наливает жидкость в чашу, которую получает от товарища. Другие даки протягивают к чаше руки, торопясь свести счеты с жизнью. Некоторые из осажденных уже мертвы, кое-кто пытается спастись бегством.

Разумеется, «мастер колонны» не мог быть свидетелем этой сцены: во время осады города он должен был находиться в свите полководца, наблюдавшего за агонией вражеского города. Но, войдя в город, он увидел тела тех, кто предпочел смерть рабству, и запечатлел трагедию побежденных в памяти, чтобы впоследствии увековечить ее в мраморе.

В последующих сценах представлена картина прогрессирующего распада варварского войска. Царь даков бежит через леса, сопровождаемый небольшим эскортом. Римские солдаты ведут лошадей, навьюченных драгоценными сосудами и утварью царского дворца. Они с помощью предателя даков (сохранилось его имя – Бикелис) раскрыли тайник, куда вождь даков спрятал сокровища своего народа. Обманутый царь не склоняет головы. Он беседует со своими подчиненными, чтобы поднять их дух. Но все тщетно! Надвигается римская конница. Некоторые даки кончают жизнь самоубийством. Царь, пуская коня во весь опор, пытается спастись бегством вместе с верными телохранителями. Но римские всадники почти рядом. Царь даков, соскользнув с конского крупа, наносит себе смертельный удар. Рядом «мастер колонны» изобразил дерево – символ дикой, заросшей лесами родины Децебала, так мужественно защищавшейся даками. Этот патетический, почти сентиментальный эпизод заключает строго исторический рассказ о победах Траяна.

Миролюбивый правитель. История как бы задалась целью представить в династии Антонинов разные типы «хороших императоров». Преемником Траяна, умершего в 117 г., стал его воспитанник Адриан, который был талантливым полководцем, но предпочел преумножать величие Рима не военными победами, но миротворчеством и достижениями культуры. «При Адриане, – сообщает римский историк, – совсем не было военных походов. Войны также заканчивались почти без шума. Он был очень любим воинами за свою исключительную заботу о войске и за то, что по отношению к солдатам был очень щедр. С парфянами он всегда был в дружбе, потому что удалил царя, которого им дал Траян. Армянам он позволил иметь своего царя, тогда как при Траяне у них был римский легат. От жителей Месопотамии он не требовал дани, которую наложил на них Траян. В албанах и иберах он имел верных друзей, так как их царей он щедро наградил, хотя они и отказались прибыть к нему с визитом». При Адриане Рим стал активно колонизировать завоеванные Траяном земли, что способствовало их романизации. Обратный процесс, однако, захватил армию, ибо Адриан открыл широкий доступ в нее варварам, тогда как раньше в легионах служили только римские граждане.

Адриан понимал, что сохранение мира в империи должно быть гарантировано крепкими границами. При Адриане в Западной Европе были сооружены мощные укрепления. Адрианов вал на границе провинции Британия и сегодня поражает своей мощью и протяженностью.

В центр государственных преобразований при Адриане была поставлена правовая реформа. Значительную роль в совете принцепса играли видные юристы, которые обосновали новую правовую норму – «воля принцепса является законом». Еще с республиканских времен право включало в себя много противоречивых норм, законов и положений. Адриан поручил выдающемуся юристу Сальвию Юлиану пересмотреть все преторские эдикты, систематизировать их, очистить от противоречий и унифицировать в одном документе, которым можно было бы руководствоваться. Так появился Вечный эдикт, имевший эталонный характер для римского права.

Совершенствование государственного управления имело и отрицательные стороны – разбухал управленческий аппарат, росли, несмотря на контроль, злоупотребления чиновников, бюрократия становилась в империи огромной силой.

Адриан ладил с сенатом, но не забывал заботиться и о простых подданных империи, и даже о рабах: «…Запретил господам убивать рабов и предписал, чтобы судьи, а не господа выносили обвинительные приговоры, если рабы того заслуживали». Он запретил продавать без объяснения причин раба или рабыню своднику или содержателю гладиаторской школы. Рабочие тюрьмы для рабов и свободных людей Адриан упразднил. Согласно его предписанию, если господин был убит у себя в доме, следствие проводилось не обо всех рабах, а только о тех, которые, находясь поблизости, могли что-либо услышать.

Прекрасный администратор, он придавал особое значение провинциальному управлению, желая увидеть собственными глазами, что происходит на местах, он посетил в своих многочисленных и продолжительных путешествиях многие провинции и лично контролировал положение дел. Однако Адриан преследовал не только государственные, но и культурные цели. Его прибытие всегда способствовало оживлению городской жизни. Вокруг Адриана собирались лучшие интеллектуальные силы, – архитекторы, художники, поэты, актеры. Император никогда не забывал посетить храмы местных богов и охотно побывал в местах, связанных с памятью великих героев древности, – на могилах защитников Трои, у гробницы Помпея в Египте, поднимался на вулкан Этна, проплыл вверх по Нилу.

Адриан жаждал славы, но не только славы повелителя и миротворца, но славы мудреца и щедрого покровителя муз.

Филэллин. Несомненно, что сам Адриан был замечательным и внушавшим восхищение явлением своего царствования. Он соединил в себе римские доблести и эллинскую образованность, твердость правителя и человеческую прихотливость характера.

Его рука предпочитала калам мечу. Написанные им сочинения, по свидетельству современников, отличались изысканностью стиля и глубиной мысли. Но тщеславие заставляло его писать собственные жизнеописания, а затем делать их достоянием публики под именами своих вольноотпущенников.

Больше всех городов на свете он любил Афины. Он жаждал возвратить им былой блеск и славу, застраивал их великолепными зданиями, всячески поощрял развитие наук и искусств. Он был любителем греческой культуры – филэллином – и мечтал распространить греческую культуру на весь римский мир. Увлеченность императора не могла не способствовать тому, что римская знать и образованные римляне стали активнее усваивать греческий язык, греческий образ мыслей, греческие нравы.

С филэллинизмом Адриана связано торжество в Риме неоклассицизма. Общественные здания и частные постройки были украшены массой мраморных копий греческой скульптуры V–IV вв. до н. э. Не отличаясь высоким качеством, эти произведения, однако, свидетельствовали, что высоким художественным вкусом отличался император. Одновременно в Риме усиливается и восточное культурное влияние в его эллинизованных формах, особенно после путешествия Адриана в Египет, во время которого утонул его любимец прекрасный Антиной.

Постройки Адриана. Со времени Августа в Риме возникло много архитектурных сооружений, превосходящих размерами и великолепием отделки храмы и театры греков. Но впервые при Адриане появляются постройки, не имеющие аналогов в греческом мире. Одна из них – Пантеон, – сохранившаяся до наших дней, могла быть отнесена к семи чудесам света, если бы список этих чудес не возник задолго до возвышения Рима.

Пантеон – массивное здание в форме круга, накрытое купольным сводом, до конца XIX в. превосходившим размерами все своды мира. В центре купола имеется круглое световое окно («око Пантеона»), а сам он разделен глубокими кассетами, создающими строгий геометрический узор. Бронзовые позолоченные розетки, снятые в XVI в. по распоряжению одного из пап, создавали иллюзию звездного неба. В противовес греческим святилищам с их внешними колоннадами, рассчитанными для совершения религиозных церемоний снаружи, под открытым небом, Пантеон сам был копией неба, космосом в миниатюре. Купол Пантеона как бы заключал присутствующих в единый мир, объединяя их чувством божественной мощи. Внутренние стены его разделены на два яруса. Нижний расчленен шестью глубокими нишами, в которых находились статуи богов. В центре нижнего яруса была апсида со статуей главного бога – Юпитера. Верхний ярус украшен пилястрами и ложными окнами из белого мрамора. Цветовые контрасты смягчаются в рассеянном свете, льющемся сверху и отражающемся от гладкого полированного пола.

Любой архитектор, создав такой шедевр, как Пантеон, должен был остановиться, но Адриан и стоявший за ним Аполлодор не давали себе отдыха. Словно бы видя в жизни единственную цель – строить, они выдвигали и осуществляли все новые и новые проекты, и среди них – императорская вилла близ Тибура (Тиволи) – удивительный комплекс различных построек, отмеченных высоким художественным вкусом. Это театр, библиотека, термы, портики, бассейны, помещения для стражи и слуг.

Одним из наиболее крупных сооружений на вилле был «Печиле». Это искаженное название знаменитого афинского портика «Стоя Пойкиле», украшенного росписями выдающихся художников. Воспроизведение этого памятника было осуществлено по приказу Адриана, приказавшего перенести на свою виллу все лучшее, что было в Греции и на Востоке. В комплекс «Печиле» входил зал с четырьмя боковыми входами, именуемый «Залом философов» или «Храмом стоиков». Здесь было семь ниш, видимо, для статуй семи мудрецов древности. К этому залу примыкал обширный эллинистический перистиль с мраморными колоннами ионического ордера. Внутренняя часть бассейна заполнялась водой, а в центре его находился небольшой островок для отдыха.

Аллея ведет в Канопу, здание в форме полукруга. Это воспроизведение восхитившего императора храма Сераписа в Александрии. Римский Серапейон, вероятно, служил не только святилищем, но и помещением для пиров или для спектаклей на открытом воздухе.

Весь ансамбль, эклектичный по художественной концепции, отвечал вкусу императора и его времени и сочетал достижения греческой архитектуры и новой римской техники, использующей в качестве материала неведомый грекам бетон. Живописные руины Тиволи, часто посещавшиеся в XVI–XVII вв. (об этом свидетельствуют «автографы», оставленные итальянскими и иностранными любителями искусства), способствовали выработке того эклектического дилетантизма, который характеризует европейскую архитектуру XVIII в.

По проекту самого Адриана в Риме был сооружен храм Венеры и Ромы с двумя фасадами и портиком из 150 колонн. Согласно историку Диону Кассию, архитектор Аполлодор, которому был послан проект императора, подверг его критике. Этим поступком он объявлял во всеуслышание, что истинным создателем Пантеона, виллы на Тибуре был он один! Подобного Адриан не мог простить. Аполлодор был казнен.

Чувствуя приближение смерти, Адриан торопил строителей своего мавзолея. Это здание на правом берегу Тибра могло затмить все погребальные сооружения Рима, включая Мавзолей Августа и гробницу той же эпохи в форме пирамиды высотой в 30 м. Мавзолей Адриана имел форму погребального этрусского кургана. Круговые галереи, рассчитанные на то, чтобы принять урны с прахом преемников Адриана, плавно переходили в подземные залы. Это был настоящий дворец или замок смерти, превращение которого в средние века в тюрьму не потребовало значительных перестроек.

Антонин Благочестивый. На фоне яркой, но противоречивой фигуры Адриана усыновленный им сенатор из Галлии Антонин, принявший власть в 138 г., предстает почти нереальным воплощением римских добродетелей. Разумный, уравновешенный, лишенный тщеславия, он виделся современникам идеалом правителя. Отсюда его прозвище «Пий» («Благочестивый»), вошедшее в состав имени. Особым актом Антонин запретил господам убивать собственных рабов. Прекратились преследования христиан. Была сокращена бурная строительная деятельность, ложившаяся при Адриане тяжелым бременем на государственную казну. По выраженному публично мнению греческого философа Элия Аристида, во времена Антонина империя, расширившая границы до пределов мира, опекалась таким образом, словно это была хорошая семья.

Разумеется, это слишком идиллическая картина, чтобы в нее поверить. Годы правления Антонина Пия были спокойными и относительно благополучными, но волнения в провинциях, в Ахайе и Египте, происходили. Египетское восстание привело к прекращению хлебных поставок в Италию. Разразился голод. Толпа закидала императора камнями. Антонину пришлось организовать поставку нуждающимся муки, масла и вина.

Антонин пользовался международным авторитетом, о чем свидетельствуют посольства в Рим из Индии, Гиркании и Бактрии, а также вмешательство Рима в дела зависимых царств – Боспора, Колхиды и Армении. О мощи империи говорит и то, с какой быстротой были отражены вторжения мавров в африканские провинции и нападение сарматов на Ольвию.

Философ на троне. Великий мыслитель Платон полагал, что «государства процветали, если бы философы были властителями или властители были философами». В многовековой истории Рима однажды у власти стоял философ Марк Аврелий (160–180 гг.), но при нем на римское государство обрушилось столько бедствий, что можно было подумать, будто завистливые боги не пожелали, чтобы римлянами правил достойный человек.

Будущий император Марк Аврелий получил образование под руководством прекрасных учителей – Герода Аттика, введшего юношу в мир греческой литературы, Корнелия Фронтона, знатока латинской литературы, юриста Волузия Мэциана. Но наибольшее влияние на него оказал префект Рима философ-стоик Юний Рустик. Идеалом Марка Аврелия стал мудрец-стоик, не склоняющийся перед превратностями судьбы, знающий истинную цену преходящим земным благам, верящий в торжество Логоса – мирового закона. Невозмутимость, спокойствие и стойкость перед любыми несчастьями составляли основу этических установлений стоиков. И Марк Аврелий с отрочества выработал в себе такое поразительное владение собой, что ни радость, ни горе не отражались на выражении его лица.

Он поставил себе целью «всегда ревностно заботиться о том, чтобы дело, которым ты в данный момент занят, исполнять так, как это достойно римлянина и мужа, с полной и искренней сердечностью, с любовью к людям, со свободой и справедливостью; и о том также, чтобы отстранить от себя все другие представления. Это удастся тебе, если ты каждое дело будешь исполнять, как последнее в своей жизни, свободный от всякого безрассудства, от обусловленного страстями пренебрежения к велениям разума, от лицемерия и недовольства своей судьбой. Ты видишь, как немногочисленны требования, исполнив которые всякий может жить блаженной и божественной жизнью. Да и сами боги от того, кто исполняет эти требования, ничего больше не потребуют».

Цветущее состояние государства, власть над которым получил Марк Аврелий, и достоинства философа-правителя обещали безоблачное правление, но реальность оказалась иной. Первые восемь лет Марк Аврелий имел соправителя Луция Вера, однако в этом дуэте решающее слово всегда принадлежало императору-философу. (См. главу «Римские интеллектуалы в мире власти: от Плиния до Плотина». См. параграф «Философ и раб».)

Марк Аврелий всегда обращался к римлянам как к свободным согражданам, не ущемлял их прав и личного достоинства. Он стремился поступать по совести, но не опускался до беспринципной мягкотелости, хотя окружавшие его не всегда могли понять и оценить его благородство, усматривая в нем признаки слабости. Так, когда узурпатор Кассий восстал с целью захватить императорский венец, Марку Аврелию была доставлена связка писем, которые полностью изобличали заговорщика. Император бросил эту связку в огонь, не распечатав ни одного письма. Он не хотел знать имена заговорщиков, чтобы в нем случайно не пробудилась ненависть к ним. Это, однако, не помешало ему подавить мятеж Кассия.

Симптомы кризиса. Восхваляя результаты политики Антонинов, историк восклицал: «При вас все для всех открыто. Всякий, кто достоин государственной должности или общественного доверия, перестает считаться чужеземцем. Имя римлянина перестало быть принадлежностью только города Рима, но стало достоянием всего просвещенного человечества. Вы установили такое управление миром, как будто он является единой семьей». Реальная история времени Марка Аврелия имеет мало точек соприкосновения с этим панегириком. При нем был усилен контроль над муниципиями и осуществлялась активная бюрократизация империи. О какой «единой семье» можно говорить, когда Марк Аврелий ввел запрет на брак между дочерьми сенаторов и вольноотпущенниками и распорядился, чтобы сенаторы четверть своих денежных средств оставляли в Италии. Подобного рода запреты и распоряжения свидетельствуют о развитии кризисных явлений.