Текст книги "Античность: история и культура"

Становление Византии тесно связано не только с установлением абсолютной императорской власти, но и с особой ролью христианства, с признанием его государственной религией Римской империи. Константин I Великий, первый из римских государей, осознал, что дальнейшее запрещение христианства, становящегося все более массовой религией, грозит самому существованию империи, так как порождает недовольство и протест у значительной части населения. В 313 г. Константин и его соправитель Лициний издали Миланский эдикт, уравнивающий христиан в правах с теми, кто исповедовал другие религии.

Император Константин стал принимать участие в обсуждении христианскими епископами и священниками догматических вопросов, выступая в качестве верховного арбитра. Своим присутствием на первом Вселенском церковном соборе в Никее в 325 г. он придал ему особое, государственное значение. С этого времени судьбы христианской церкви и императорской власти в Византии оказываются неразрывно связанными. Особенностью этого союза было то, что авторитет государства считался равным, а временами даже более высоким, чем авторитет церкви. И это в то время, как на Западе в условиях нарастающего распада империи церковь становилась по существу главной консолидирующей силой общества, формировались теократические устремления папства, предполагавшие преобладание духовной власти над светской. В Византии же духовенство нередко было вынуждено подчиняться воле императора. Константин указал путь, двигаясь по которому, христианство превращалось в главную, а затем и в единственную религию империи.

Сам император принял крещение только перед смертью. Он был жестким и даже жестоким правителем, на его совести были многочисленные жертвы, в том числе жена и сын. Однако за все, что этот император сделал для возвышения христианской церкви, она объявила Константина святым и равноапостольным. Константин умер в 337 г., оставив империю трем сыновьям, ни один из которых не оказался достойным его памяти.

Раздел империи. Константинополь и Рим стали двумя центрами политической жизни, что еще больше разделило эллинизированный Восток и латинизированный Запад. Кризис III в. гораздо меньше затронул восточные провинции, в то время как западные достигли бездны падения. В начале IV в. на Востоке наметилась стабилизация, а затем и некоторый подъем в экономической жизни. На Западе правление Диоклетиана подарило лишь передышку. Гибель империи была только отодвинута, но распад поразил общество, которое уже нельзя было излечить.

На Востоке деревня и поместье, сохранившие связи с городом, обеспечивали население продуктами питания, а довольно широкий слой ремесленников и торговцев – всем остальным. На рынках шла бойкая торговля, здесь можно было встретить купцов и товары со всех концов тогдашнего цивилизованного мира. Восток переживал расцвет городов, их в начале IV в. насчитывалось более тысячи. Особенно многолюдными были старые города Александрия и Антиохия. Известный ритор Ливаний с гордостью писал об Антиохии: «Размеры города растут день ото дня».

А в это время города на Западе империи пустели, их форумы разрушались, а улицы становились грязными и запущенными. Казалось, жизненные силы государства и общества, иссякая на Западе, росли и укреплялись на Востоке. Двуликий бог Янус обратил к Риму то лицо, что глядело в прошлое и возвещало о гибели, а к Константинополю – лик, устремленный в будущее. Начало IV в. оказалось той «развилкой во времени», на которой судьбы Запада и Востока стали расходиться столь стремительно, что окончательный раздел в 395 г. некогда единой империи на две части – восточную и западную – был воспринят всеми как событие, абсолютно естественное и неизбежное.

Тексты

1. ИМПЕРАТОР ДИОКЛЕТИАН И ТЕТРАРХИЯ ГЛАЗАМИ СТОРОННИКОВ И ХРИСТИАНСКОЙ ОППОЗИЦИИ

Флавий Вописк Сиракузянин. Кар, Карин и Нумериан, XVIII

После них боги дали нам государями Диоклетиана и Максимиана, присоединив к столь великим мужам Галерия и Констанция, из которых один был рожден для того, чтобы смыть пятно позора, полученное нами вследствие пленения Валериана, а другой – чтобы вернуть [обе] Галлии под власть римских законов. Эти четверо государей всего мира – храбрые, мудрые, милостивые, очень благородные, одинаково мыслившие о государстве, относившиеся с чрезвычайным почтением к римскому сенату, умеренные, друзья народа, совершенно безупречные, почтенные, набожные, – такие государи, каких мы себе всегда просили.

Надпись, найденная в г. Аугсбурге. 290 г. н. э.

Проницательнейшему принцепсу, правителю мира и господину, установившему вечный мир, Диоклетиану, Благочестивому, Счастливому, Непобедимому Августу, великому понтифику, Германскому Величайшему, Персидскому Величайшему, наделенному властью народного трибуна в седьмой раз, консулу в четвертый раз, Отцу Отечества, проконсулу, Септимий Валенцион, превосходительный муж, наместник провинции Реции, преданный его воле и величию, дал и посвятил.

Аврелий Виктор. О Цезарях, XL. О Констанции Хлоре и Галерии

<…> настолько удивительны были эти двое по своим природным дарованиям, что если бы они опирались на просвещенность и не поражали бы своей неорганизованностью, то, несомненно, были бы самыми выдающимися правителями. Отсюда вытекает, что императорам необходимо обладать образованностью, обходительностью, особенно – любезностью; без этих качеств дары природы остаются как бы незавершенными.

Лактанций. О смерти гонителей, VII

Диоклетиан из-за своей жадности и страха довел до разорения весь мир <…> Число сборщиков податей до такой степени превысило количество тех людей, которые обязаны были подати платить, что земледельцы, силы которых истощились от неумеренности податей, покидали поля, а обработанные земли превращались в леса. Поскольку страх заполнил все и провинции были разделены на части для взимания налогов, многие наместники стали налагать большое число тяжких повинностей на отдельные области и даже почти на каждый город. Многие чиновники весьма редко занимались гражданскими делами, но зато очень часто выносили обвинительные приговоры и объявляли конфискацию имущества. Взимание бесчисленных податей было явлением не то чтобы частым, а просто непрерывным, и невозможно было вынести творившиеся при этом несправедливости <…> Ко всему этому добавилась безграничная мания строительства <…> Все должно быть разрушено и изменено. Возможно, что и вновь построенное тоже будет разрушено. Так он постоянно безумствовал, стремясь уподобить Никомедию Риму.

2. ПЕРВЫЙ УКАЗ О ВЕРОТЕРПИМОСТИ

Эдикт императора Гонория. 311 г. н. э. Евсевий Кесарийский. Церковная история, VIII, 17

Среди важных забот, которыми мы были заняты во имя блага и безопасности империи, мы имели в виду все исправить и восстановить согласно с древними законами и древним общественным благочинием римлян. Мы особенно желали возвратить на путь разума и природы впавших в заблуждение христиан, которые отказались от религии и обрядов предков и, самонадеянно отвергая старинные обычаи, сочиняли неплохие законы и мнения по внушению своей фантазии и организовали разнообразные общества в различных провинциях нашей империи. Так как эдикты, изданные нами с целью поддержать поклонение богам, подвергли многих христиан опасностям и бедствиям, так как многие из них претерпели смерть, а многие другие, в более значительном числе, до сих пор упорствуя в своем нечестивом безрассудстве, лишены всякого публичного религиозного культа, то мы желаем распространить и на этих несчастных людей наше обычное милосердие.

Поэтому мы дозволяем христианам свободно исповедовать их религию и собираться на их сходки без опасений и препятствий лишь с тем условием, чтобы они всегда оказывали должное уважение существующим законам и властям.

Другим рескриптом мы сообщим нашу волю судьям и должностным лицам, и мы надеемся, что наша снисходительность побудит христиан возносить богу, которому они поклоняются, молитвы о нашей безопасности и о нашем благополучии, а также о их собственном благоденствии и благоденствии государства.

3. ВИДЕНИЕ КОНСТАНТИНА ВЕЛИКОГО

Евсевий Кесарийский. Церковная история, I, 29–30

Когда император молился и взывал к богу, ему явился чудодейственный знак божественного происхождения. Если бы об этом рассказал кто-либо другой, трудно было ему поверить. Но кто может сомневаться в том, учитывая, что мне самому, пишущему эту историю, сам победитель Август сообщил все это много времени спустя, когда я смог лучше узнать его и вступил с ним в тесные отношения? Тем более что события, которые за тем последовали, подтверждают истинность этого видения.

В послеполуденный час, когда солнце уже начинало клониться к закату, рассказывал император, он увидел собственными глазами в небе прямо над солнцем знак креста, окруженного светом и сопровождаемого надписью, которая гласила, «Сим победиши». И он, и солдаты, которые стали очевидцами чуда, были глубоко потрясены виденным <…> Настала ночь, и, когда он спал, ему явился бог Христос с тем же знаком, который он до того увидел на небе, и повелел ему воспроизвести его, как он явился ему на небе, и принял его для защиты от врагов <…>

Глава XXXIV
От Алтаря Победы к торжествующей церкви

Споры о Троице. Борьба с арианством. Последние века существования Римской империи были временем, когда проблемы религии находились в центре духовной и общественной жизни. Христианство становилось не только идеей, увлекавшей за собой новых и все более многочисленных приверженцев, но и официальной религией, влиятельной политической и социальной силой. Церковь постепенно включала в сферу своих интересов и забот практически все аспекты жизни общества – от экономического устройства до спасения человеческих душ.

Однако, хотя победа христианства становилась все более убедительной, она не принесла желанного мира ни государству и народу, ни самой церкви, которая оказалась перед угрозой раскола.

Если христианский теолог II в. Ириней перечислил двадцать две ереси, то «Домашняя аптечка» Епифания Саламинского в конце IV в. уже предлагала «лекарства» от ста пятидесяти шести «зловредных учений». Нарастало церковное размежевание между Западом и Востоком, усугублявшееся разделением империи и усиливавшейся изоляцией западных римских провинций. В этих условиях особое значение приобрела систематизация, выработка единой, четко сформулированной и всеохватывающей догматики – основных положений вероучения, признаваемых истинными и вечными божественными установлениями, обязательными для всех верующих.

Центральным религиозным и идейным конфликтом IV в. стали споры о Троице – определяющем догмате христианского вероучения. Христиане поклонялись единому Богу, который, однако, выступал в трех лицах (ипостасях – по-гречески) – Бога-отца, Бога-сына (Христа) и Бога – Духа святого. Триединство – наиболее сложная для постижения идея христианства. И не случайно верующим было очень трудно понять, каким образом три лица объединяются в едином Боге. Появилось множество толкований этой богословской проблемы. Широкое распространение получило арианство.

Через шесть лет после принятия эдикта императоров Константина и Лициния, даровавшего в 313 г. христианам право исповедовать их религию свободно и открыто, пресвитер александрийской церкви Арий заявил, что не все лица Троицы равны. Он утверждал, что только Бог-Отец предвечен и неизречен. Бог-Сын, т. е. Логос, воплотившийся в Христа, рожден от Бога-Отца и, следовательно, не равен ему, так как сотворен. Бог-Отец предшествовал Богу-Сыну, который, таким образом, оказывался не единосущным, т. е. имеющим ту же сущность, что и Бог-Отец, но только подобосущным – рожденным, а следовательно, и стоящим ниже. Так как на греческом слова «единосущный» и «подобосущный» отличаются только одной буквой, спор этот и получил название «спора об одной букве». Казалось, он носил крайне отвлеченный характер, однако повлек за собой столь реальные и сложные последствия, что потребовал неоднократного вмешательства самых высоких иерархов церкви и императора. В него было втянуто множество народа, особенно в восточных провинциях. Современник событий Григорий Нисский, крупнейший христианский теолог, свидетельствовал: «Все полно таких людей, которые рассуждают о непостижимых предметах, – улицы, рынки, площади, перекрестки; спросишь, сколько нужно заплатить оболов, философствуют о рожденном и нерожденном; хочешь узнать о цене на хлеб – отвечают: «Отец больше Сына»; справишься, готова ли баня, – говорят: «Сын произошел из ничего». Дело доходило до прямого насилия и уличных потасовок. Людям, не сведущим в теологических тонкостях, арианство (представлявшее Христа рожденным, подобным Богу, несущим в своем человеческом совершенстве божественное начало) было гораздо понятней, чем единство трех лиц в единой божественной сущности. Спаситель – Сын Божий, посланный для искупления человеческих грехов на землю, в арианском толковании походил на античных героев, и это облегчало многим переход от язычества к христианству.

Самым бескомпромиссным противником Ария был александрийский епископ Афанасий, прославившийся своей борьбой за чистоту веры, в которой, говорили современники, он «воевал против всего света». Он настаивал на том, что все лица Троицы единосущны.

Определенный итог споров о Троице, или тринитарных споров (от латинского «trinitas» – Троица), был подведен на первом Вселенском соборе христианской церкви, созванном по инициативе императора Константина I в 325 г. в Никее. Император, который в то время еще не был христианином, тем не менее руководствовался целью положить конец бесконечным спорам вокруг основных установлений христианского вероучения и обеспечить церковное единство, что способствовало бы политической и общественной стабилизации империи.

На Никейском соборе большинством участников было одобрено осуждение арианства. Но самое главное – собор сформулировал важнейшие догматические утверждения триадологии (учения о Троице), которые впоследствии будут названы Никейским Символом веры. Никейский Символ веры был расширен и дополнен вторым Вселенским собором, состоявшимся в Константинополе в 381 г. Принятая этим собором система основополагающих догматов христианского вероучения составила Никео-Константинопольский Символ веры (в православии Никео-Цареградский). Через 70 лет Никео-Константинопольский Символ веры был еще раз подтвержден четвертым Вселенским Халкидонским собором в 451 г. В окончательном варианте Символ веры, краткие свод догматов христианской ортодоксии (правильной веры) состоял из двенадцати утверждений: восемь первых посвящены троичности Бога, «вочеловечиванию» Иисуса Христа и искуплению грехов, четыре последних касаются церкви, крещения и «вечной жизни». Иисус Христос – Бог-Сын провозглашался единосущным и равным Богу-Отцу: «Веруем в единого Бога-Отца, вседержителя, творца всех видимых и невидимых, и в единого господа Иисуса Христа, сына Божия, Бога от Бога, света от света, жизнь от жизни, сына единородного и Духа Святого».

Арианство было осуждено как ересь, а строптивые арианские епископы и священники высланы в дунайские провинции, где в это время происходило активное передвижение варварских племен. Еретики отправились к варварам, и в результате немало племен, в частности готы, были обращены в христианство по арианскому образцу, что имело далеко идущие исторические последствия. Первым христианским наставником готов, сыгравших впоследствии одну из главных ролей в «погребении» Западной Римской империи, стал арианский епископ Ульфила, переведший на старый готский язык Библию. Борьба арианства и ортодоксальных христиан изобиловала драматическими эпизодами. Обе стороны были далеки от следования евангельским заветам «непротивления», беспрестанно отлучая друг друга от церкви и устраивая громогласные поношения. На многочисленных соборах арианство то низвергалось, то снова набирало силу. Такое положение могло сохраняться потому, что в сущности христианское большинство не было ни строго ортодоксальным, ни убежденно арианским. Политические цели, близкие или более отдаленные выгоды, комбинации социальных сил, психологическая неуравновешенность масс и другие факторы приводили к перевесу то той, то иной стороны. Лишь на втором Вселенском соборе 381 г., на котором западное духовенство вообще отсутствовало, арианство было окончательно (как тогда представлялось) осуждено. Однако дальнейшие христологические споры в церкви стали одним из последствий «арианского кризиса», который так и не удалось изжить до конца, что показала история церкви в Средние века.

Наиболее драматические эпизоды борьбы с арианством разворачивались в восточных провинциях империи, а на западе римско-католическая церковь в это время была больше озабочена искоренением донатизма. Это еретическое движение возникло в начале IV в. в Северной Африке. Во главе его стоял епископ Донат, по имени которого оно и получило свое название. Донат и его сторонники осуждали священников и рядовых христиан, отступивших от своей веры в период жестоких гонений, и не допускали возможности повторного крещения отступников. Они образовали свою самостоятельную церковь. Выступавшие против союза христианской церкви и государства и боровшиеся за евангельскую чистоту духовенства донатисты представляли большую опасность для централизаторских устремлений церкви. К последователям Доната присоединились неимущие слои населения – рабы, колоны, городская беднота, недовольные политикой властей и собственным тяжелым положением. Донатизм, бывший формой религиозного и социального протеста масс, сливался с движениями циркумцеллионов и агонистиков, перераставшими в крупные социальные восстания.

Христологические споры. Утверждение единосущности всех лиц Троицы не резрешило многих догматических конфликтов. Напротив, возникло немало новых теологических проблем: как происходит слияние сущностей Бога-Отца и Бога-Сына, как сочетаются в Христе божественная и человеческая природы, каким образом соединяются в нем божественный разум и божественная воля. Епископ Аполлинарий из Лаодикеи выдвинул идею, что в Христе следует усматривать исключительно божественную индивидуальность. Эта идея была затем развита монофизитами, абсолютизировавшими божественную природу Христа, и монофелитами, усматривавшими в Христе воплощенную божественную волю.

Противоположная точка зрения была сформулирована Несторием, пресвитером из Антиохии, который считал, что в Христе преобладает человеческая природа. Несторий утверждал, что земная женщина Мария могла родить только человека, а не Бога. Немедленно последовали возражения со стороны настоятеля монастыря близ Константинополя Евтихия, который, желая отстоять истину, сам впал в ересь, близкую к аполлинаризму.

Религиозная борьба V в. по накалу была ничуть не слабее арианского конфликта. В ней участвовали не только высшие иерархи церкви, как епископ Константинопольский и один из «отцов церкви» Иоанн Златоуст, александрийские епископы Феофил и Кирилл, но и императорский двор и значительная часть населения, особенно восточных провинций. Ее участники в полемическом задоре впадали в различные крайности толкования догматов и в результате почти все могли быть обвинены в ереси.

Западная церковь держалась несколько в стороне от христологических споров, пыталась как-то примирить борющиеся стороны и вместе с тем использовать разбушевавшиеся страсти для укрепления авторитета Рима в вопросах веры. Организационно восточная и западная церкви все больше стремились к самостоятельности и независимости друг от друга.

В 448 г. римский епископ Лев I опубликовал трактат, в котором выразил ортодоксальный взгляд на природу Христа. Он утверждал, что в Христе обе природы, божественная и человеческая, слились воедино, чтобы образовать одно лицо. Однако тактический ход Льва I не оправдался. Собор 449 г. в Эфесе, который получил название «разбойничьего» (ибо на нем неоднократно вспыхивали жестокие столкновения, доходившие до оскорблений, и даже драки), не пожелал посчитаться с мнением римского первосвященника. Его участники отказались даже просто ознакомиться с посланием Льва I. Евтихий, глава монофизитов, был оправдан собором. Однако его торжество было недолгим.

Через два года в Халкедоне положения Льва I были подтверждены. Христос был признан единственно рожденным, единым в двух природах. Вместе с тем собор в Халкедоне по существу подтвердил разделение между западной и восточной церквами. Константинопольская кафедра не только признавалась верховной по отношению ко всем восточным кафедрам, но и равной Римской кафедре. Стало очевидным, что раскол не только не преодолен, но, напротив, обнаруживает тенденцию к еще большему углублению противостояния, превращающемуся в настоящую пропасть. От Халкедона перспектива практически однозначно вела к схизме и великому разделению церквей. Более того, христологические споры оказались чреватыми и расколом внутри восточной церкви, в результате которого весь негреческий Восток предпочел ортодоксальности ересь.

Значение христологических споров IV–V столетий не может быть сведено исключительно к богословскому содержанию. В полемике по вопросам веры отразились чаяния и проблемы людей, находившихся в условиях крайней социальной нестабильности и стремившихся как-то определить свою судьбу перед лицом надвигающихся бедствий. В определенной мере христологические споры призваны были осмыслить «проблему человека», его предназначения и возможностей, задач и границ его деятельности, мышления и чувствования на тяжелейшем переломе истории человечества.

Пелагий. С большой очевидностью эта связь проявилась в оппозиции Пелагия, британского монаха, появившегося в Риме в конце IV в. и основавшего в древней столице империи свою школу. Талантливый проповедник быстро стал популярным, особенно среди образованных аристократов, в представлении которых христианство уживалось с уважением к классическим традициям. Пафос проповедей Пелагия заключался в утверждении, что «все хорошее и все злое, за что мы достойны хвалы или порицания, совершается нами, а не рождается с нами. Мы рождаемся не в полном нашем развитии, но со способностью к добру и злу; при рождении в нас нет ни добродетели, ни греха, и до начала деятельности нашей личной воли в человеке нет ничего, кроме того, что вложил в него Бог». Пелагий совершенно недвусмысленно отстаивал свободу воли и значимость человеческого выбора.

Борьба с пелагианством продолжалась более тридцати лет. Особую роль в ней сыграл гиппонский епископ Августин Блаженный, непримиримый противник не только пелагианства, но и донатизма. Августин выступил вдохновителем государственного преследования донатистов, многие из которых были преданы мучительной казни на кресте.

Спор о свободе воли. В случае с Пелагием Августин избрал другой путь борьбы. Он разработал теологическое опровержение доктрины Пелагия, противопоставив ей собственное учение о свободе воли и свободе человеческого выбора, тесно связанное с догматическими положениями о божественном предопределении, божественной благодати и загробном воздаянии. Августин утверждал, что природа человека изначально греховна и что первородный грех через зачатие передается от отца к детям; человек, отягченный первородным грехом, не может спастись собственными силами, а направляется к спасению божественным предопределением; Бог – податель благодати (по-гречески – харизмы) – особой божественной силы, ниспосылаемой человеку для преодоления его греховности и для спасения; посредником между божественной благодатью и верующими на земле считалось духовенство. Августин допускал, что свободная человеческая воля участвует в спасении, но лишь осененная благодатью, в то время как Пелагий считал, что спасение может быть результатом свободного выбора человеком своего жизненного пути.

Итак, спор о свободе воли и благодати был безоговорочно решен Августином в пользу последней, ибо в противоположном случае искупительная жертва Христа и спасающая роль церкви утрачивали свое исключительное значение. Бурной теологической деятельностью, энергичной критикой учения Пелагия Августин подготовил окончательный и точно рассчитанный удар по пелагианству. Оно было осуждено в 431 г. на соборе в Эфесе. Проблема свободы воли, однако, осталась источником дискуссионных толкований до наших дней.

Организационное укрепление римской церкви. В IV в. церковь на Западе все активней латинизируется. Латынь становится языком богослужения. Само богослужение – литургия – приобретает формы, отличающиеся от принятых в восточной церкви. Появляется латинская практическая богослужебная литература. Происходит консолидация клира – духовенства. Укрепляется власть римского епископа. В V в. прерогатива носить титул «папа» окончательно закрепляется за римским первосвященником, занимавшим «апостольский престол» (римская кафедра, по преданию, была основана апостолом Петром, а Рим христиане стали называть городом святого Петра).

Римская церковь развивалась и крепла в обстановке экономического упадка, крайней политической нестабильности и социальной разобщенности общества, под угрозой опустошительных варварских нашествий, которые с конца IV в. превратились в устрашающую реальность. При быстрой смене императоров, в условиях бесконечной борьбы в среде правящей аристократии, церковь, перераставшая из общины верующих в централизованную, жестко структурированную иерархическую организацию, становилась по существу единственно реальной не только религиозной, но и политической силой. Только церковь могла в какой-то мере сдерживать центробежные силы, разрушавшие римское общество.

Не случайно вопросы практической экономики, организации епископальных и монастырских хозяйств, устройства городской жизни и муниципального управления, решение проблем войны и мира, политические дела волновали западных епископов и священников ничуть не меньше, чем борьба с ересями и моральные наставления пастве. Вместе с тем следует признать, что связанное с римской традицией, отличавшейся рационализмом и практицизмом, западное христианство меньше тяготело к теологическому теоретизированию, чем восточное. Это с очевидностью следует из сравнения деятельности восточных и западных отцов церкви, из характера богословского синтеза на Востоке и на Западе.

Патристика. Термин «патристика» происходит от латинского слова «patres» – отцы. «Отцами церкви» стали называть самых авторитетных богословов и церковных деятелей. На Востоке крупнейшими «отцами церкви» считались каппадокийцы Василий Великий, Григорий Назианзин, Григорий Нисский, а также замечательный христианский проповедник константинопольский епископ Иоанн Златоуст. На Западе в период патристики (IV–VII вв.) сформировалась фундаментальная основа христианского мировоззрения последующих веков. Сочинения отцов церкви Иеронима Стридонского, Амвросия Медиоланского, Августина Блаженного и Григория Великого стали каноническими (нормативными) для католической церкви. Их толковали и комментировали наряду с Библией.

Центром латинской патристики была Северная Африка, давшая западной церкви крупнейших деятелей и теологов. Северная Африка издавна славилась Александрийской философской школой, которая оказала значительное влияние на развитие христианской догматики, теологии и экзегетики – раздела богословия, занимающегося толкованием Священного Писания, питала аллегорические и символические традиции Средневековья.

Иероним. В те смутные времена образование было доступно немногим. Оно требовало больших материальных затрат, упорства и таланта. Всем этим с лихвой обладал выходец из Далмации Иероним. Непреодолимое стремление к знаниям привело его в Рим, где он штудировал грамматику у Доната, риторику, диалектику и философию у других учителей. Страсть юноши к книгам была такова, что он их сам переписывал, если не мог достать иным путем. Из Рима Иероним отправился в Трир для изучения богословия, а затем и почувствовал потребность побывать в тех местах, где проходила жизнь библейских патриархов – Иоанна Крестителя и Иисуса. Смерть друга и собственная тяжелая болезнь стали причиной окончательного духовного перелома. С невероятными муками Иероним отказался от любимых научных занятий и целиком отдался изучению священных текстов. На Масличной горе Иероним основал общину, устроил библиотеку, открыл школу, где сам объяснял отшельникам латинских авторов в христианском духе. В ходе изучения древнееврейского языка и работы над библейскими текстами Иероним понял несовершенство прежнего латинского перевода Библии («Италы»). По поручению римского папы Дамасия он осуществил новый перевод Ветхого Завета, исправил перевод Нового Завета и снабдил эти тексты превосходными комментариями. Перевод Библии, сделанный Иеронимом, получил название «Вульгата» и на Триентском соборе католической церкви в 1546 г. объявлен каноническим.

Иероним был великолепным писателем, о чем свидетельствуют его письма, охватывающие полвека (370–419). О них можно сказать то же, что говорили о письмах кумира Иеронима Цицерона: «Обладая этими письмами, мы не нуждаемся в связной истории». Перед нами целая галерея портретов современников, нарисованная опытным художником и психологом. Особенной популярностью у современников и в Средние века пользовались жития святых, написанные Иеронимом в подражание «Житию св. Антония», составленному Афанасием.

Иероним стоял у истоков той тенденции развития христианской теологии и литературы, которая нашла яркое воплощение в деятельности другого отца церкви, папы Григория Великого (540–604), и характеризовалась решительной дифференциацией религиозного сознания, учетом особенностей народной ментальности.

Амвросий Медиоланский. Современником Иеронима был миланский епископ и отец церкви Амвросий Медиоланский (340–397), стяжавший в западном мире славу величайшего проповедника. Аристократ по рождению и воспитанию, довольно неожиданно для себя ставший епископом, он в своих страстных и полных поэтических образов проповедях осуждал богатство и насилие. Амвросий утверждал, что богачей обогащает «рубище бедных», что все люди имеют равное право на жизнь и на счастье. Обличая власть имущих, Медиоланский епископ подвергал резким нападкам государство, считая, что оно должно подчиняться церкви, а епископов следует наделить не только духовной, но и светской властью. В годы епископата Амвросия Милан (Медиолан) был центром арианства, с которым он вел непримиримую борьбу. В утверждении ортодоксии Амвросий не мог избежать определенного влияния греческих отцов церкви, великих каппадокийцев. В преобразовании литургии, ее музыкальном оформлении, создании поэтических гимнов он также довольно близок к греческой традиции, чего нельзя сказать о его конкретной церковной политике, направленной на утверждение первенства римской церкви.