Текст книги "Con amore. Этюды о Мандельштаме"

Во второй раз Мандельштам с женой приехал в Тифлис в июле 1921 года. Они проехали через Ростов и Баку, с поездом «Центроэвака» – учреждения, которое должно было заниматься расселением и устройством эмигрировавших из Турции армян555555
  В «Центроэваке» работал художник К.А. Лопатинский, давний знакомый и сослуживец Мандельштама по Наркомпросу.


[Закрыть].

Лето и осень 1921 г. они провели в Тифлисе, в августе и сентябре побывав наездами в Батуми556556
  Из Батума на пароходе «Димитрий» они уплыли в Новороссийск перед самым новым, 1922 годом (сам Новый год, вспоминала Н.Я. Мандельштам, они встречали на рейде в Сухуме).


[Закрыть].

Сначала, вспоминает Колау Надирадзе, их поселили в одной из комнат Дворца искусств – особняка, ранее принадлежавшего известному меценату К. Сараджеву (ныне Дом писателей Грузии). Потом они переехали в дешевую комнату в одном из старых дворов на углу улиц Гунибской (ныне Барнова) и Кирпичной (ныне Белинского), Н.Я. Мандельштам указывала на другую последовательность: во Дворец искусств им пришлось «водвориться» лишь после того, как квартал, в котором они жили, был для какой-то цели в одночасье выселен. Через весь город их провез на полугрузовичке – забавнейшая фантасмагорическая деталь – шофер-негр.

«Помню, как Паоло Яшвили великолепным жестом приказал швейцару отвести нам комнату… и швейцар не посмел ослушаться – грузинские поэты никогда бы не позволили своему русскому собрату остаться без крова»557557
  Последняя заметка Н. Мандельштам. В кн.: L’,avanguardia a Tiflis. Venezia, 1982, с. 229.


[Закрыть].

Мандельштамы прожили месяц в одной из комнат первого этажа, Тициан Табидзе и Паоло Яшвили с семьями жили на втором. Сходились на одной из террас особняка, говорили о стихах, пылко и яростно спорили. Мандельштам, вспоминала Надежда Яковлевна, нападал на символизм, Тициан и Паоло именем Андрея Белого клялись уничтожить всех врагов символизма558558
  Младшие голубороговцы – Мицишвили и Гаприндашвили – при этом тайно сочувствовали Мандельштаму.


[Закрыть].

Именно здесь оттачивались все антисимволистские выпады Мандельштама, которых немало в статьях 1922 – 1923 гг., начиная с «Кое-что о грузинском искусстве», где эти выпады носят почти личный характер.

Зато в оценке Важа Пшавела расхождений не было: именно здесь Мандельштам и перевел его поэму «Гоготур и Апшина». Здесь же было написано стихотворение, которое Н.Я. Мандельштам по праву называет переломным:

 
Умывался ночью на дворе.
Твердь сияла грубыми звездами.
Звездный луч, как соль на топоре.
Стынет бочка с полными краями…
 

«…В эти двенадцать строчек, – пишет вдова поэта в «Моцарте и Сальери», – в невероятно сжатом виде вложено новое мироощущение возмужавшего человека, и в них названо то, что составляло содержание нового мироощущения: совесть, беда, холод, правдивая и страшная земля с ее суровостью, правда как основа жизни; самое чистое и прямое, что нам дано, – смерть, и грубые звезды на небесной тверди…» (Фоном всему этому послужила одна деталь быта Дворца искусств: в роскошном особняке не было водопровода, воду привозили и наливали в огромную бочку, стоявшую во дворе, – всклянь, до самых краев).

В этот приезд Мандельштам глубоко проникся духом грузинской поэзии.

К. Надирадзе вспоминал: «Грузинские стихи он слушал как музыку, просил при этом читать помедленней, выделяя мелодию (любопытно, что об этом просил и А. Белый) и не всегда даже расспрашивал о содержании. Звучание некоторых стихов так его очаровывало, что он старался заучить их, подбирая к непривычным для русского слова звукам довольно близкие русские фонетические эквиваленты. Больше других восторгался он Бараташвили и Важа Пшавела, знал наизусть бараташвилевскую “Серьгу” в переводе Валериана Гаприндашвили…»559559
  Устное сообщение.


[Закрыть].

Приведем здесь ее текст:

 
Как легкокрылый мотылек
Качает ландыша цветок,
Вполне отдавшись упоенью,
Под ухом девы молодой
Серьга, влюбившись в призрак свой.
Играет с собственною тенью.
Как странно счастлив будет тот,
 
 
Кто на минуту отдохнет
Под этой тенью безмятежной;
Кого крылатая серьга,
Как тихий шелест ветерка
Прохладою обвеет нежной.
Серьга? Скажи мне лишь одно —
Кому судьбою суждено
Губами с этой тенью слиться?
Чтобы бессмертия шербет
Сквозь огненный и сладкий бред
Пить и навеки насладиться.
 

Действительно, за те полгода, что Мандельштам с женой «проболтался (по ее выражению) в богатой и веселой Грузии», он настолько прочно вошел в культурную жизнь Тифлиса, что петроградский «Вестник литературы» сообщил в хронике, что «поэт О. Мандельштам переехал в Тифлис»!560560
  1922, № 2. С. 23.


[Закрыть]

Мандельштам имел в виду прежде всего себя, когда писал: «Грузия обольстила русских поэтов своеобразной эротикой, любовностью, присущей национальному характеру, и легким целомудренным духом опьянения, какой-то меланхолической и пиршественной пьяностью, в которую погружена душа и история этого народа. Грузинский Эрос – вот что притягивало русских поэтов. Чужая любовь всегда была нам дороже и ближе своей, а Грузия умела любить»561561
  Советский Юг (Ростов-на-Дону), 1922, 19 января.


[Закрыть].

Разве не служит стихотворение Мандельштама «Мне Тифлис горбатый снится…» превосходной иллюстрацией к этим словам?

Как бы то ни было, но веселому и непритязательному Мандельштаму в 1921 году в Грузии неплохо жилось и хорошо работалось – в атмосфере дружеского участия со стороны грузинских поэтов и… посольства РСФСР в Грузии, посол – Б.В. Легран, журналист и гимназический товарищ Н. Гумилева562562
  В 1920 г. он также был полномочным представителем РСФСР в Грузии (до С.М. Кирова), затем в Армении. Не исключено, что Легран встретился с Мандельштамами в сентябре 1920 г.


[Закрыть], взял Мандельштама на службу, на которой тому полагалось делать вырезки из газет (о расстреле Н. Гумилева О. Мандельштам узнал также от Б. Леграна). М. Булгаков уважительно отозвался об их жизни в Грузии как о «бедной, гордой и поэтически беспечной»563563
  Ермолинский С. О Михаиле Булгакове // Театр, 1965, № 9. О встрече Булгакова и Мандельштама в 1921 г. в Грузии см. также: Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. 2-е изд. М.: Книга, 1988. Гл. 1.


[Закрыть].

Именно здесь, по свидетельству Н.Я. Мандельштам, у него «прорезался новый голос» – тот самый голос, которым выговорены стихи следующего за «Камнем» и «Tristia» этапа его творчества – стихов 1921 – 1925 гг. Недаром в книге «Стихотворения» (1928) вторым в этом разделе шло стихотворение «Умывался ночью на дворе…»564564
  Впервые оно было напечатано в первом номере русской газеты «Фигаро» от 4 декабря 1921 г. (редактировал газету Н. Мицишвили).


[Закрыть].

О полугоде тифлисской жизни Мандельштамов известно не так много. Первою сводкой соответствующих свидетельств явилась статья А.Е. Парниса565565
  Парнис, 1982. С. 211 – 223.


[Закрыть]. Он сообщает о лекции в батумском Центросоюзе в августе 1921 года, прочитанной Мандельштамом в связи с кончиной Блока566566
  Об участии Мандельштама в двух тифлисских вечерах памяти А. Блока во Дворце искусств и в Консерватории (1 и 3 сентября) сведений нет. Вероятней всего, он был в Батуме.


[Закрыть], о двух поэтических выступлениях в Тифлисском Цехе поэтов, о зачислении О. Мандельштама 5 октября 1921 года в действительные члены Союза русских писателей567567
  Председателем Союза был избран С. Рафалович, членами редколлегии – В. Эльснер, Д. Гордеев и Ю. Данцигер, секретарем – Н. Васильева (Правда Грузии. Тифлис, 1921, 28 мая).


[Закрыть] (сохранилась расписка о получении Мандельштамом 27 сентября 1921 года денежного пособия от Союза). Мандельштам активно сотрудничал в «Фигаро», участвовал в различных диспутах и вечерах, даже преподавал в Театральной студии, организованной в Тифлисе Н.И. Ходотовым568568
  См. в его кн.: Близкое – далекое. Л. – М., 1962. С. 267.


[Закрыть].

Но особого разговора заслуживает неожиданно активная переводческая деятельность О. Мандельштама в Грузии. «Сам по себе переводческий труд Мандельштам недолюбливал, – вспоминает К. Надирадзе, – но, тем не менее, оставил после себя несколько прекрасных переводов с грузинского…»

Что же это за переводы?

Прежде всего – поэма Важа Пшавела (по свидетельству Н.Я. Мандельштам, подстрочник подготовили Т. Табидзе и П. Яшвили). 4 декабря 1921 года в первом номере «Фигаро» сообщалось: «О. Мандельштам закончил перевод на русский язык поэмы Важа Пшавела “Гоготур и Апшина”. Перевод одобрен и принят Наркомпросом к печатанию. Та же поэма переведена также и А. Кулебакиным. На днях во Дворце искусств состоялось чтение обоих переводов, после чего были устроены прения».

Однако книга не была напечатана, хотя дважды отрывки из поэмы публиковались в Тифлисе569569
  В газете «Фигаро» (№ 4 за 6 февраля 1922 г.) и в журнале «Пламя» (1923, № 1. 22 апреля 1922 г.).


[Закрыть]. Почти сразу по возвращении из Грузии (через Ростов, Харьков и Киев) в Москву, О. Мандельштам заключил с Госиздатом договор на издание своего перевода в 417 стихотворных строк570570
  ГАРФ. Ф. Р—395. Оп. 10. Д. 53. Л. 40; Д. 54. Л. 66.


[Закрыть], 17 ноября 1922 г. книге был назначен тираж в 3 000 экземпляров571571
  Там же. Оп. 1. Д. 247. Л. 27.


[Закрыть], но и эта книга не увидела света. В начале 1923 года Мандельштам передал перевод издательству «Всемирная литература»572572
  Гонорар за него был получен 23 февраля 1923 г. (ЦГАЛИ СПб, Ф. 2963. Оп. 1. Д. 53. Л. 250).


[Закрыть], и он был, наконец, опубликован с послесловием и под редакцией профессора К. Дондуа в журнале «Восток»573573
  Восток. 1923. № 3. С. 1 – 13. Вошел также в: Важа Пшавела. Поэмы. Перевод с груз. М., Гослитиздат, 1935. С. 7 – 21.


[Закрыть]. Мандельштамовский перевод поэмы «Гоготур и Апшина» стал подлинным открытием Важа Пшавела в русских переводах574574
  См. об этом: Литературный критик. 1938. № 1. С. 217 – 233; Цыбулевский А. Высокие уроки. Поэмы Важа Пшавела в переводе русских поэтов. Тбилиси, 1980; Нерлер П. Важа Пшавела и русская литература // ВЛ. 1981. № 4. С. 269 – 274.


[Закрыть].

Другой линией переводческой работы Мандельштама стала поэзия группы «Голубые роги». Для первой русской антологии «Поэты Грузии», изданной в Тифлисе в самом конце 1921 г. (составитель Н. Мицишвили) он перевел четыре стихотворения – «Бирнамский лес» Тициана Табидзе, «Пятый закат» Валериана Гаприндашвили, «Прощание» Н. Мицишвили и «Автопортрет» Георгия Леонидзе. Кроме того, для изданной в 1922 г. книги Иосифа Гришашвили «Стихотворения» – «Перчатки» и «Мариджан».

Наконец, в № 4 «Фигаро»575575
  От 6 февраля 1922 г., то есть уже после отъезда Мандельштама из Тифлиса.


[Закрыть] сообщалось, что из печати вышло новое произведение армянского поэта-футуриста Кара-Дарвиша «Пляска на горах» в переводе О. Мандельштама, посвященное поэту Г. Робакидзе. Текст его долго не удавалось разыскать, пока, наконец, он не был обнаружен в частном собрании В.П. Нечаева576576
  Текст «Пляски на горах» приведен в вышеупомянутой статье А.Е. Парниса. Автограф части этого перевода сохранился в Музее литературы и искусства им. Е. Чаренца (Ереван). Ф. 547 (Кара-Дарвиш). Д. 597, на обороте (См. подробнее: Ахвердян Г. О стихотворении в прозе Кара-Дарвиша в переводе с армянского О. Мандельштама // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество. Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 2. Симферополь, 2013. С. 162 – 177.)


[Закрыть]. И, хотя Мандельштам утверждал, что для русской поэзии «обетованной страной… стала не Армения, а Грузия» («Кое-что о грузинском искусстве»), это прикосновение к армянской поэзии и армянскому языку послужило неким преддверием к путешествию в Армению в 1930 г. А.Е. Парнис справедливо пишет: «…Работа над этим переводом еще до выхода на активный контакт с национальной культурой и была зарождением армянской темы, ставшей в зрелый период поэта важным этапом его творчества»577577
  Парнис, 1982. С. 211.


[Закрыть].

Отголоски пребывания Мандельштама в Грузии в 1920 и 1921 годах еще не раз обнаружат себя и в последующем. Вот только некоторые из них.

В статье «Литературная Москва», вышедшей в сентябре 1922 года578578
  ЛУ. 1980. № 1. С. 129.


[Закрыть], встречаем имя известного антрепренера Ф.Я. Долидзе, «в летнее время, по крайней мере душой, переселяющегося в Озургеты», а также сравнение иных поэтов с шиитами, готовыми «…лечь на землю, чтобы по ним проехала колесница зычного голоса (Маяковского. – П.Н.)»579579
  В Тифлисе Мандельштам был свидетелем фанатичного шиитского обряда самоистязания «шахсе-вахсе».


[Закрыть]

Михаил Пришвин в рассказе «Сопка Маира» вспоминает, как Мандельштам расписался в ведомости на получение продовольственной посылки АРА… по-грузински580580
  Огонек. 1923, 29 июля, № 18.


[Закрыть]. В небольшой прозе «Сухаревка» поэт вспоминает тифлисский майдан – «разгоряченные, лукавые, но в подвижной и страстной выразительности всегда человеческие лица грузинских, армянских и тюркских купцов».

Наконец, в анонимной заметке, помещенной в журнале «Искусство и промышленность» вслед за богато иллюстрированной статьей К. Паустовского «Грузинский художник», посвященной творчеству Н. Пиросманашвили, читаем: «Поэт О. Мандельштам предложил редакции написать исследование на неожиданную и оригинальную тему – “Вывески Москвы”. Из статьи этой, которая появится в одном из ближайших номеров журнала, будет, между прочим, ясно, что отголоски творчества Пиросманашвили достигли Москвы. На многих вывесках шашлычных и т. п. заведениях имеются как ясные подражания этому художнику, так и работы других молодых продолжателей клеенок и жести Пиросмани»581581
  Искусство и промышленность. М., 1924, № 2, с. 56.


[Закрыть].

Если отвлечься от малоизвестной поездки с женой на отдых в Армавир и Сухум в ноябре 1927 года582582
  О ней см. в деловой переписке Ленотгиза (ЦГАЛИ СПб. Ф. 2913. Оп. 1. Д. 558. Л. 157).


[Закрыть], то следующие встречи с Грузией состоялись спустя почти десятилетие.

Весной и осенью 1930 года Мандельштам с женой снова побывали в Грузии.

Пребывание в Тифлисе и Сухуме обрамило их знаменательную поездку по Армении, описанную в «Путешествии в Армению» («Звезда», 1933, № 5)583583
  С. Лакоба в заметке «Абхазия тридцатых – глазами поэта», ссылаясь на Н.Я. Мандельштам, сообщает еще о двух приездах Мандельштама в Сухум – в 1931 и 1933 гг. с поездками в Новый Афон, Гудауту, Ткварчели (Советская Абхазия. Сухуми, 1981, 9 января). Подтверждением, по крайней мере для 1931 года, служит письмо О.М. отцу из Нового Афона от 29 июня.


[Закрыть].

В Сухуме поэт провел шесть недель, дожидаясь вызова в Армению. Ему отвели «солнечную мансарду в так называемом “доме Орджоникидзе” – «оцепленной розами, никем не заслуженной, блаженной даче», – вынесенной над городом «как на подносе срезанной горы; так и плывет в море вместе с подносом».

В так называемых «Записных книжках» мы находим имена нескольких лиц, составивших круг общения Мандельштамов, – М. Ковач, собиратель абхазских народных песен, Анатолий К., директор Тифлисского национального музея, Гулиа – президент общества любителей кавказской словесности, поэт Безыменский. Именно от Безыменского Мандельштам «принял океаническую весть о смерти Маяковского», которая «…как водяная гора, бьет позвоночник, стеснила дыхание и оставила соленый вкус во рту». Для атмосферы «блаженной дачи» характерно, что «общество, собравшееся в Сухуме, приняло весть о гибели первозданного поэта с постыдным равнодушием. Ведь не Шаляпин и не Качалов даже! В этот же вечер плясали казачка и пели гурьбой у рояля студенческие вихрастые песни».

Как ни удивительно, но о пребывании Мандельштама собственно в Тифлисе известно еще меньше, чем о Сухуме, и неизмеримо меньше, чем о 1920 или 1921 гг. Известно, что велись переговоры с Бесо Ломинадзе об архивной работе в Тифлисе584584
  Примерно в это время Н.Я. Марр и К. Мегрелидзе создавали первую грузинскую Академию наук.


[Закрыть], известно, что была встреча с Егише Чаренцем и его, поразившие Мандельштама, слова: «Осип Эмильевич, из вас лезет книга».

Но что же это за книга?

По всей очевидности, эти стихи об Армении – цикл из 12 стихотворений и ряд примыкающих к ним стихов, написанные в октябре – ноябре 1930 г. в Тифлисе. Этими стихами прервалось пятилетнее молчание Мандельштама-поэта, и как знаменательно, что произошло это благодаря Кавказу и непосредственно в Грузии!

В свой последний приезд в Грузию Мандельштам переводами не занимался. Но, как бы то ни было, его переводы 1921 года, в особенности «Гоготур и Апшина» – по существу открыли целую цепь его стихотворных переводов, протянувшуюся через ямбы Огюста Барбье (1923) к сонетам Петрарки (1934).

Одновременно переводческую работу Мандельштама в 1921 году в Грузии следует отнести, вслед за работой К.Д. Бальмонта, к самым истокам серьезных контактов русских поэтов-переводчиков и грузинской поэзии, достигших своего расцвета уже в тридцатых годах, когда к переводам с грузинского были привлечены Б. Пастернак, М. Цветаева. Б. Лившиц, Н. Заболоцкий, Н. Тихонов и др. русские поэты.

Есть свидетельство – правда, единственное – о том, что ориентировочно в 1933 г. Мандельштам передал свой сборник в одно из грузинских издательств. В.А. Меркурьева писала Е.Я. Архиппову 4 января 1934 г.: «Мандельштам обворожителен, но – посмотреть и почитать, кстати, стихов своих он мне так и не дал, – разрознены, затеряны, единственный экземпляр печатается в Тифлисе, выйдет неведомо когда…»585585
  РГАЛИ. Ф. 1458. Оп.1. Д. 70. Л. 13 об.


[Закрыть]

В этой связи весьма примечательна рабочая запись В.В. Гольцева, сделанная в 1934 году на рукописи «Избранного» Симона Чиковани: «Желательны переводы Мандельштама»!586586
  РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 5059. Л. 57.


[Закрыть]

До этого, однако, не дошло. В мае 1934 года Мандельштам был арестован и выслан на три года в далекую уральскую Чердынь, замененную на Воронеж.

В Воронеже, 7 ноября 1935 г., Мандельштам правил стихотворение «Тифлис», заменив в 4-й строфе «товарища» на «обманщика», а «духан» на «бутылку», а в феврале 1937 года Тифлис снова мощно ворвался в стихи – далекий, желанный, летний:

 
Еще он помнит башмаков износ —
Моих подметок стертое величье,
А я – его: как он разноголос,
Черноволос, с Давид-горой гранича.
Подновлены мелком или белком
Фисташковые улицы-пролазы;
Балкон – наклон – подкова – конь – балкон,
Дубки, чинары, медленные вязы…
 
 
И букв кудрявых женственная цепь
Хмельна для глаза в оболочке света, —
А город так горазд и так уходит в крепь
И в моложавое, стареющее лето.
 

Ритмическая волна перекинулась с Куры и Тифлиса на Колхиду, на всю Грузию, в целом. Воспоминание о свадебной кавалькаде, встреченной однажды в Сухуме, отозвалось так:

 
Пою, когда гортань сыра, душа – суха,
И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье:
Здорово ли вино? Здоровы ли меха?
Здорово ли в крови Колхиды колыханье?..
 

Это стихотворение – воспоминание о свадебной кавалькаде, встреченной однажды в Сухуме. Написанное в начале февраля 1937 года, вслед за отчаянным «Куда мне деться в этом январе?», созданное в Воронеже – городе, названном Н.Я. Мандельштам в этой связи бесприютным, оно возвращает поэта в средиземноморскую, эллинскую атмосферу Золотого руна, в «моложавое, стареющее лето», в лоно «грузинской традиции» русской поэзии. Ведь и Грузия для русских поэтов часто была страной изгнания, но, как подчеркивает Н.Я. Мандельштам, изгнания совсем другого – приветливого, гостеприимного, а нередко и желанного, всегда – приютного!

 
В оцинкованном влажном Батуме,
По холерным базарам Ростова
И в фисташковом хитром Тифлисе
Над Курою в ущелье балконном
Шили платье у тихой портнихи…
 

Эти строки – все, что осталось в памяти Н.Я. Мандельштам от еще одного «грузинского» стихотворения, написанного в Воронеже уже в апреле 1937 года (эта датировка косвенно подтверждается совпадением с мощной ритмической волной – анапестом – марта-апреля: «Как по улицам Киева-Вия…» и др.).

И, в завершение, несколько неожиданный постскриптум.

Несловоохотливый художник Василий Шухаев, вернувшийся в Тбилиси с Колымы в 1945 или 1946 году, рассказывал Кире Вольфензон-Цыбулевской, как однажды – а был он в том же пересыльном лагере, что и Мандельшта, – его угостили самокруткой, свернутой из… мандельштамовского автографа.

«МОСКВА, СЕСТРА МОЯ…»:
МАНДЕЛЬШТАМ И МОСКВА

Леониду Видгофу

Москва! Какой огромный

Странноприимный дом!587587
  Из одноименного стихотворения М. Цветаевой, написанного 8 июля 1916 г. и включенного в цикл «Стихи о Москве».


[Закрыть]

В жизни все непредсказуемо и переплетено. В жизни петербуржца Осипа Мандельштама первое ощущение от Москвы неотрывно от Марины Цветаевой.

Впервые судьба свела их летом 1915 года в Коктебеле на даче Волошина – но как-то бегло и мельком. На Рождество Цветаева приезжает в Петроград. Только что (в декабре) вышло второе издание мандельштамовского «Камня», и вот Цветаева читает на подаренном ей экземпляре: «Марине Цветаевой – камень-памятка. Осип Мандельштам. Петербург, 10 января 1916 г.»

Может быть, произошло это на воспетом Цветаевой «нездешнем вечере» у Каннегисеров? Мы не знаем, часто или редко, но Цветаева и Мандельштам видятся, возможно, гуляют вместе по заряженным поэтическим током улицам и проспектам и, что вне всякого сомнения, читают друг другу стихи. Кажется, завязываются не вполне обычные, странные отношения – дружески-влюбленное со стороны Мандельштама и восхищенно-дружеское – со стороны Цветаевой:

 
Я знаю: наш дар – неравен.
Мой голос впервые – тих.
Что вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!..
 

18 января Цветаева возвращается в Москву. Вместе с ней или сразу же вослед ей уехал в Москву и Мандельштам. Он впервые оказался в городе, с которым у него еще столько будет связано!

 
Ты запрокидываешь голову —
Затем, что ты гордец и враль.
Какого спутника веселого
Привел мне нынешний февраль!
 
 
Позвякивая карбованцами
И медленно пуская дым,
Торжественными чужестранцами
Проходим городом родным.
 
 
Помедлим у реки, полощущей
Цветные бусы фонарей.
Я доведу тебя до площади,
Видавшей отроков-царей…
 

А в ответ раздается уже голос Мандельштама, впечатленного Соборной площадью:

 
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.
 
 
И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.
 

Цветаевское видение Москвы обернулось мандельштамовским видением, причем Москва и сама Цветаева как бы наплывали друг на друга, словно дуги и брови какого-то таинственного лика-собора, лица-города.

 
И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.
 

Процитированное стихотворение было написано в феврале, по-видимому, уже во второй приезд Мандельштама в Москву. Существует список этого стихотворения, озаглавленный «Москва». Оно было впервые напечатано в том же году в «Альманахе муз» вместе с другим – мартовским – стихотворением, посвященным и Москве, и Цветаевой:

 
На розвальнях, уложенных соломой,
Едва прикрытые рогожей роковой,
От Воробьевых гор до церковки знакомой
Мы ехали огромною Москвой.
 
 
Не три свечи горели, а три встречи —
Одну из них сам Бог благословил,
Четвертой не бывать, а Рим далече —
И никогда он Рима не любил.
 

Позднее, в 1931 году, в «Истории одного посвящения» Цветаева вспомнит, что в эти чудесные дни, с февраля по июнь 1916 года, она дарила Мандельштаму Москву.

 
Из рук моих – нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
 
 
По церковке – все сорок сороков
И реющих над ними голубков;
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
 
 
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола,
 
 
И на тебя с багряных облаков
Уронит богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
– Ты не раскаешься, что ты меня любил.
 

В тот же день, когда было создано это стихотворение – 31 марта 1916 года, Цветаева пишет и другое:

 
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Ох, как в ночи страшен
Рев молодых солдат!
<…>
 
 
Ты озорство прикончи
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было – как хочу.
 

На что Мандельштам ответил апрельским стихотворением, где очень явно – и столь же тщетно – пытался отделить свою любовь от полученного им в дар города и, может быть, перенести первую на второй:

 
О, этот воздух, смутой пьяный,
На черной площади Кремля
Качают шаткий «мир» смутьяны,
Тревожно пахнут тополя.
 
 
Соборов восковые лики,
Колоколов дремучий лес,
Как бы разбойник безъязыкий
В стропилах каменных исчез.
 
 
А в запечатанных соборах,
Где и прохладно и темно,
Как в нежных глиняных амфорах,
Играет русское вино.
 
 
Успенский, дивно округленный,
Весь удивленье райских дуг,
И Благовещенский, зеленый,
И, мнится, заворкует вдруг.
 
 
Архангельский и Воскресенья
Просвечивают, как ладонь, —
Повсюду скрытое горенье
В кувшинах спрятанный огонь…
 

Но как набат – прошедшее время в цветаевском глаголе:

 
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
– Ты не раскаешься, что ты меня любил!
 

Прежде чем смириться и предоставить этому пророчеству сбыться, Мандельштам в 1916 году еще дважды преодолевал «сотни разъединяющих верст» ради попытки сближения с Цветаевой – в июне, в Александровской слободе, и в июле, в Коктебеле. Попытки успешными не были, и об этом подробно рассказано в воспоминаниях как самой Марины588588
  См. письмо М.И. Цветаевой к К.Я. Эфрон от 12 июня 1916 г. (Саакянц А. О правде «летописи» и правде «поэта» / ВЛ. 1983. № 11. С. 209 – 211.)


[Закрыть], так и ее сестры Анастасии.