Текст книги "Con amore. Этюды о Мандельштаме"

Ночи напролет бродя по горам Гейдельберга, смотрел я, бывало, на летящую под облаками луну, на переливающийся огнями сизо-туманный город подо мною с его мостами и башнями…393393
  Степун, 1990. C. 150. Степун Федоp Августович (1884 – 1965) – русский философ; с зимнего семестра 1903/04 учился в Гейдельберге. В 1910 г. защитил у Виндельбанда диплом на тему «Владимир Соловьев». Редактор русского издания философского журнала «Логос». При правительстве Керенского работал в военном министерстве. После высылки в 1922 г. за границу получил кафедру социологии в Дрездене; в 1937 г. отправлен на пенсию. С 1947 г. профессор русской духовной истории в университете Мюнхена. Упомянутые воспоминания в трех томах впервые опубликованы в 1949 г. в авторском немецком переводе. По-русски впервые вышли в двух томах в 1956 г. в издательстве им. Чехова в Нью-Йорке.


[Закрыть]

Край небритых гор еще неясен…394394
  Из стихотворения «Канцона», написанного 26 мая 1931 г.


[Закрыть]

…Сильная, упругая река, высокие, всхолмленные, буком поросшие берега, старинный замок на одном и живописные развалины на другом, гармоническое нагромождение зданий в низине, сплетенная из них паутина улиц.

Особенно прекрасен город в утренний час, когда опаздывающее из-за близких гор солнце разгоняет сгустившийся за ночь густой туман, опустившийся чуть ли не на крыши домов. Тишину разгоняют колокола и трамваи, да разве что на Неккаре перекинутся друг с другом парой громких приветствий встречные катера и груженные лесом баржи.

Вот как описывает первое впечатление от Гейдельберга Федор Степун: «После страшного ночного Берлина приветливый утренний Гейдельберг показался мне прелестною, сказочною идиллией… Направо от меня возвышались подернутые легким туманом Оденвальдские горы. Среди них живописно гнездился знаменитый Гейдельбергский замок со своей древней круглой башней. Налево быстро нес свои глинистые воды широкий от долгих дождей Неккар, перехваченный старинным горбатым мостом. По параллельной Неккару Главной улице неторопливо катился маленький открытый трамвайчик. Через новый мост у вокзала пыхтел совершенно игрушечный паровозик с двумя такими же игрушечными вагончиками. Среди красных черепичных крыш тесного города возносилась в перламутровое небо готическая башня собора»395395
  Степун, 1990. С. 99. Заметим, что речь идет о старом, ныне не существующем вокзале, находившемся приблизительно напротив так называемого «Нового моста».


[Закрыть].

В городе театр, симфоническое общество, что-то еще и еще, но главное – университет. Впрочем, о Марбурге, Тюбингене и Гейдельберге не говорят, что в них есть университет (Sie haben Universität), о них говорят, что каждый из них, собственно, и есть университет (Sie sind Universität).

Эти города никогда не отделяли себя от своей ученой ипостаси; сдача комнат внаем и кормление студенчества долго были чуть ли не единственными источниками доходов горожан, и никакой профессор не мог пройти по улице без того, чтобы не приходилось отвечать на приветствия всех без исключения прохожих.

В праздники – а они тут не редкость – весь город пестрел разноцветными флажками, целые гирлянды флажков висели между домами на противоположных сторонах узеньких улочек и скрипели при порывах ветра. Студенты, разбитые на корпорации (в основном по земляческому признаку: например «Тюрингия» или «Боруссия»396396
  «Пруссия» (лат.).


[Закрыть]), дружно враждовали друг с другом. Они носили разноцветные костюмы и шапочки, ленты, знамена, даже шпаги и рапиры397397
  Высшим шиком считались шрамы на лице – следы дуэлей – и еще бульдоги, прыгающие по команде хозяина через палку или трость. Об этом пишет другой русский гейдельбержец – Владимир Михайлович Зензинов (1880 – 1940; будущий видный эсер и член омской Директории) – в своей мемуарной книге «Пережитое» (Нью-Йорк: изд-во им. Чехова, 1953. С. 82 – 94).


[Закрыть] – чем немало способствовали той карнавальности, что так прочно утвердилась в городе. Летом бывал особенный праздник – «Итальянские ночи», когда к флажкам добавлялись столь же пестрые фонарики, а город – под отовсюду гремевшую музыку – весь поголовно танцевал!

«…Очень дружелюбный и чистый город – такой чистый, что о галошах здесь и не заговаривают, – писал о Гейдельберге родителям 13/25 ноября 1859 года Александр Порфирьевич Бородин, 25-летний студент-химик и будущий автор «Богатырской симфонии». – ...Погода чудесная, и все ходят в легких пальто, головные уборы здесь ни к чему; окна весь день можно держать открытыми, а на ивах совершенно зеленые листья, и, что совершенно невероятно, цветут на открытом воздухе розы»398398
  В те же годы, что и Бородин, в Гейдельберге учились и такие будущие знаменитости, как Д.И. Менделеев и И.М. Сеченов. В те времена комната (с постельным бельем и уборкой) стоила 11 гульденов, или 6 рублей и 60 копеек; обедали в час дня, в отеле «Badischer Hof», где обыкновенно собирались русские. См.: Дианин С.А. Письма А.П. Бородина. Вып. I (1857 – 1871). М., 1927 – 1928. C. 36.


[Закрыть].

Иностранцы, и русские в том числе, держались друг друга, с немцами почти не соприкасались. Бородин, например, находил их невыносимыми и напыщенными: с легким сарказмом описывал он домашним обычную ситуацию. Если занесет вас вдруг нелегкая в какое-нибудь немецкое семейство, где – Боже правый! – подросли дочки, и если вы присели с одной из них к роялю и сыграли что-нибудь простенькое в четыре руки, то назавтра все на вас глядят уже не иначе как на законного жениха.

Общество немцев-студентов он находил и того хуже – шумная, крикливая братия в сапогах необъятных размеров, пьяницы и дуэлянты, разбившиеся на группки с непременным каким-нибудь отличием в цвете шарфа или шляпы. Поводом же для дуэли служило, как правило, такое страшное оскорбление, как: «Ну ты, неразумный мальчишка!..» И так, настаивал Бородин, испокон веку!..

Впрочем, к чести язвительного химика, еще меньше щадил он своих соотечественников. Он различал среди них две неравные группы: первые – что-то делали, например, ходили на лекции, вторые – не делали ничего. И даже Иван Сергеевич Аксаков, славянофил из славянофилов, под впечатлением факельного шествия в честь одного профессора, а в точно таком же виде оно могло состояться и 200 и 300 лет назад – писал из Гейдельберга домой о том, как недостает русским этой немецкой почтительности и уважения к традиции399399
  В конце концов он и вовсе сбежал от переизбытка соотечественников в Гейдельберге, который он называл «маленьким русским городом» – в город многолюдный и большой, где легко затеряться, – в Мюнхен!


[Закрыть].

В действительности русское общество уже тогда было расколото и еще по одному признаку – политическому.

«Правые», консерваторы, поддерживали правительство, в том числе и в польском вопросе; «левые», радикалы, или «красные», не жаловали самодержавие, боготворили Герцена и записывались добровольцами на защиту восставшей Польши или в отряды Гарибальди. Именно они устроили осенью 1861 года «кошачий концерт» Евфимию Васильевичу Путятину – но не как прославленному вице-адмиралу, герою гончаровского «Фрегата “Паллада”», а как временщику-министру (народного просвещения!), только что запретившему студенческие корпорации и закрывшему часть российских университетов400400
  Судя по названию отеля («Anlage»), где остановился не на шутку перепугавшийся министр, жил он практически там же, где позднее Мандельштам. После полученной душевной травмы Путятин перебрался в Штутгарт, а в декабре 1861 г. подал в отставку, сдав дела А.В. Головнину. Этот-то министр и прислал своим представителем в Гейдельберг тайного советника Пирогова. Подробнее см.: Russische Stimmem…1992. S. 19 – 25.


[Закрыть].

Именно в «левой» среде и зародилась, а в конце 1862 года осуществилась идея собственного клуба, места, где можно было бы собираться и спорить, листая как российские «Ведомости», так и лондонский «Колокол» и другую запрещенную литературу.

Таким местом стала русская читальня, получившая со временем название Пироговской. Собственно, ни основателем, ни попечителем этого заведения знаменитый русский военный хирург не был401401
  Николай Иванович Пирогов прибыл в Гейдельберг в июле 1862 г. в качестве официального представителя Министерства народного просвещения для опеки тех из российских студентов, что были посланы за границу на министерские стипендии (в этом качестве он пробыл в Гейдельберге до 1865 г.). Истинными же основателями читальни были студенты Л.И. Бакст, Г. Веселицкий, А.Л. Линев и В.Ф. Лугинин (см.: Russische Stimmen… S. 7 – 18). Читальня была названа именем Пиpогова лишь после его смерти в 1881 г. Сам же Пирогов скорее был причастен к созданию другого очага русской общественности, кажется, угасшего с его отъездом, чего-то вроде научного русского кружка, собиравшегося одно время чуть ли не еженедельно в отеле «Руссише хоф» на Леопольдштрассе, 35, где звучали главным образом сообщения о научных интересах, а иногда и о результатах работы того или иного стипендиата или студента (Russische Stimmen… S. 47 – 48).


[Закрыть]. Но уважение студенчества – как правого, так и левого – он себе снискал, и еще добрых полвека его имя почтительно повторялось в названии гейдельбергской русской читальни.

Вначале читальня размещалась в двух комнатах при кондитерской фрау Хелверт, в доме 52 по тихой университетской улочке Плёцк. Назначение читальни было сформулировано в ее уставе так: «Предоставить членам возможность знакомиться с известиями о России и русской литературе посредством приобретения русских периодических изданий и книг, а также иностранных книг, в коих повествуется о России»402402
  Цит. по: Zum Winkel, 1982. S. 140.


[Закрыть]. На складчину русских колонистов поступали сюда газеты, журналы, книги, а поначалу – в 1864 году – краткое время издавался сатирический журнальчик, точнее периодический листок, залетевший даже на страницы тургеневского романа «Дым»403403
  Он выходил под двойным французско-русским названием: «A tout venant je crache, или Бог не выдаст – свинья не съест») и был оружием партии радикальных приверженцев Герцена («нигилисты», или «петербуржцы») в их борьбе с партией умеренных либералов – поклонников М.Н. Каткова («москвичи»). Разысканы (А. Черняком) два, и достоверно? упоминание также о третьем номере журнала. Подробнее см.: Сватиков С.Г. Студенческая печать с 1755 по 1915 гг. (Журналы, газеты, оттиски и альманахи). М., 1916 (отдельный оттиск); Черняк А. Журнал русских студентов в Гейдельберге // ВЛ. 1959. № 1. C. 173 – 183.


[Закрыть].

Состояние читальни в середине 1880-х годов описывает известный юрист Г.Б. Слиозберг: «Русские студенты встречались в читальне, помещавшейся на одной из главных улиц в нанятой комнатке. Ею управлял какой-то комитет, которого мы, студенты, никогда и не видели. Двери этой читальни были денно и нощно открыты, какая-то невидимая рука – редко – убирала эту комнату и стирала пыль с книг; студенты же, кто мог, делали кое-какие взносы на содержание библиотеки, на выписку журналов, – большинство последних, впрочем, получалось бесплатно. Бюджет библиотеки был весьма ничтожный: 100 или 150 марок в месяц»404404
  Cм.: Слиозберг Г.Б. Дела минувших дней. Записки русского еврея. Т. 1. Париж, 1933. С. 161.


[Закрыть].

Позднее библиотека, кажется, переехала. Во всяком случае Ф. Степун пишет о мансарде темноватого трех– или четырехэтажного дома на Мерцгассе (внизу даже вывеска на русском языке висела!). Наткнувшись на вывеску случайно и решив посмотреть, «что за читальня и что за народ в ней читает», он вынес из своего первого посещения «читалки» не самое лучшее впечатление: «В небольшой комнате, небрежно увешанной портретами русских писателей и “борцов за свободу”, сидели, осторожно шурша тонкой бумагою конспиративных изданий, какие-то сплошь хмурые люди.

Никакого привета себе как русскому я в быстрых, исподлобья брошенных на меня взорах, не почувствовал. Прочтя на двери, ведущей в соседнюю комнату, надпись: “Правление, часы приема такие-то”, я постучался и тут же услышал “Herein!”405405
  «Войдите» (нем.).


[Закрыть]. В двух задних комнатах, заваленных книгами в дешевых переплетах и, главным образом, журналами, курило несколько по всей своей культурно-бытовой сущности совершенно инородных мне молодых людей. Я просмотрел каталог, записался в члены и вышел из читалки более одиноким, чем вошел в нее»406406
  Cм.: Степун, 1990. С. 114. «С течением времени мы с братом и вся наша компания беспартийных москвичей, – продолжает Ф. Степун, – сблизились с такою чуждой поначалу средой западно-русского социалистического еврейства, но совсем своими мы в этой среде так и не стали». Он пишет о том презрении, которое питало к беспартийным «академикам» и «буржуям» русско-еврейское социалистическое студенчество. Председателем читальни во времена Ф. Степуна был Товбин – «нищий, чахоточный, идеалистический марксист». Очень интересно описание докладов, читанных эсдеками Л. Дейчем и Б. Столпнером, эсерами А. Гоцем и И. Бунаковым и, наконец, полемизировавшим со всеми самим Ф. Степуном, поддержанным одним только Б. Кистяковским. Тем не менее «читалка» притягивала к себе с неумолимостью, и даже внепартийный Ф. Степун участвовал в концертах, вечерах и балах в ее пользу. На собственный вопрос: «Почему!?» – Ф. Степун отвечает: «Таков уж был дух времени: самая таинственная, самая неуловимая и все же реальная сила истории» (Степун, 1990. С. 119). Не случайно, что именно в этой среде родился и осуществился замысел, кажется, первого русского философского журнала «Логос», редакторами которого были С. Гессен и Ф. Степун (предтечей «Логоса» была коллективная брошюра «Von Messias» («О мессии»), напечатанная в 1909 г. и состоявшая из пяти эссе пятерых друзей-авторов – Р. Кронера, Г. Мелиса (будущие редакторы немецкого издания «Логоса»), Н. Бубнова, С. Гессена и Ф. Степуна.


[Закрыть].

В декабре 1912 года, когда отмечалось 50-летие читальни, в ней насчитывалось уже около трех тысяч томов407407
  Эту цифру приводит Н.Н. Бубнов в послесловии к гектографированному изданию: Heidelberger russische Periodika. Alphabetisches Verzeichnis der 154 russischen Periodika des Slavischen Instituts und der Universitätsbibliothek Heidelberg / Zusammengestellt vom W. Kasack. Heidelberg, 1952. S. 17.


[Закрыть]: На юбилейном заседании выступил знаменитый социолог Макс Вебер, к слову сказать, изучавший русский язык. Он посвятил свой доклад отношению русской и немецкой культур. По мнению его, Россия – страна неограниченных размеров и возможностей, страна гигантских, словно бы другой исторической эпохе принадлежащих, явлений (Толстой, Шаляпин, Карсавина). Он утверждал и пророчествовал: “Wir sind auf einander angewiesen auf Leben und Tod!” – “Россия и Германия не могут и жить друг без друга!.. Ах, если бы только русские знали меру, как знаем ее мы, немцы! Если бы понятие немецкой меры соединилось бы с русской безмерностью, – тогда наступила бы гармония, которая бы спасла мир. В противном случае наша цивилизация и культурный мир погибнут от дисгармонии!”408408
  Штейнберг, 1991. С. 196. Об этом заседании см. также: Birkenmaier W. Max Webers Rede zum Jubileum der russischen Lesehalle // Mandelstam und sein Heidelberger Umfeld. Russica Palatina. Skripten der Russischen Abteilung des Instituts für Übersetzen und Dolmetschen der Universität Heeidelberg. Nr. 21. Heidelberg, 1992. S. 70 – 78. О связях Макса Вебера с русским студенчеством и их взаимовлиянии см.: Treiber H. Die Geburt der Weberschen Rationalismus-These: Webers Bekanntschaften mit der russischen Geschichtsphilosophie in Heidelberg. Uberlegungen anlasslich der Veröffentlichung des ersten Briefbandes der Max-Weber-Gesamtausgabe // Lenathaus. 1991. Nr 3. S. 435 – 451.


[Закрыть]

Но гармония так и не наступила. Грянула Первая мировая война, и читальня пала одною из несчетных ее жертв: ее закрыли, переведя по сути – наравне с большинством читателей – на положение гражданской пленницы. Книги же разослали по лагерям военнопленных русских офицеров. После войны, когда книги стали возвращаться целыми пачками, их, не разбирая, складывали в сыром подвале университетской библиотеки. Неизвестно, что с ними стало бы, если бы не Н. Бубнов – старый гейдельбержец, ученик Виндельбанда, Тоде и Риккерта, товарищ Степуна по философскому журналу «Логос»: Бубнов возродил читальню со всем ее инвентарем как ядро основанного им Института славистики!409409
  Николай Николаевич Бубнов (1880 – 1962) – русский философ и «гейдельбержец» c огромным стажем. Впервые приехав сюда в 1902 г., он проучился на философском факультете в общей сложности 7 семестров и в начале 1908 г. защитил диссертацию «Сущность и предпосылки индукции». В 1911 – 1914 и 1919 – 1956 гг. преподавал в Гейдельбергском университете (с 1924 г. – профессор); в промежутке испытал все прелести интернирования. В 1920 г. под эгидой Фонда науки и искусства им. Портхайма и на базе остатков Пироговской читальни создал Институт славистики, в 1931 г. вошедший в состав Гейдельбергского университета; с 1931 по 1956 гг. был его бессменным директором и одновременно (с 1933 г.) руководил русским отделением университетского Института переводчиков.


[Закрыть]

В конце концов ее некогда внушительные фонды – точнее, то, что от них осталось – легли на стеллажи университетской библиотеки Гейдельберга410410
  Что касается архива Пироговской читальни, то лишь малая его часть сохранилась в архиве Гейдельбергского университета. Большая часть – стараниями представителя Русского зарубежного исторического архива в Праге историка Сергея Григорьевича Сватикова (1880 – 1942), учившегося в Гейдельберге с 1902 г. и защитившего у Г. Елинека диплом на тему «Проекты изменения русской конституции. К развитию конституционных идей в России, 1730 – 1819», – в начале 1920-х гг. была переправлена в США (cм.: Zum Winkel, 1982. S.140) – предположительно в Бахметьевский архив.


[Закрыть].

Гейдельберг того времени был Меккой, куда стремилась… русская учащаяся молодежь, преимущественно натуралисты411411
  Тимирязев К.А. Биографический очерк А.Г. Столетова // Столетов А.Г. Собрание сочинений. Том 2. М., 1941. С. 9.


[Закрыть]

Имени Его Высочества великого герцога Баденского Рупрехта Карла университет – Ruperto Carolina – был основан означенным лицом в 1386 году. По размерам он относился к числу средних (число студентов в 1883 году впервые перевалило за тысячу, а в летний семестр 1908 года – за две тысячи; впрочем, зимние семестры всегда были малолюднее летних412412
  Для сравнения, в зимнем семестре 1991/1992 гг. имматрикулировалось 29 тыс. студентов.


[Закрыть]), по научным традициям и силам – к числу ведущих. Профиль университета: юриспруденция, медицина, естественные науки с математикой, философия и теология.

Начиналось все, естественно, с богословия. В ХIX веке гремели имена естественников во главе со знаменитыми химиками Бунзеном и Кекуле, было немало и известных философов, но по числу записавшихся студентов долгое время первенствовал юридический факультет. В начале XX века – ненадолго – лидерство захватил факультет философский (учеба Мандельштама пришлась как раз на этот промежуток) – с тем чтобы вскорости пропустить вперед медицинский.

В тот год, когда Мандельштам приехал в Гейдельбеpг, во главе унивеpситета стоял известный философ Вильгельм Виндельбанд. Должность его называлась проректор, так как ректором по традиции считался очередной Великий герцог Баденский. Виндельбанду выпала честь быть президентом Третьего философского конгресса, прошедшего в Гейдельберге ровно за год до приезда туда Мандельштама – в сентябре 1908 года413413
  О Виндельбанде еще будет сказано ниже.


[Закрыть].

Деканами факультетов – теологического, юридического, медицинского, философского и естественно-математического – были, соответственно, профессора Г. фон Шуберт414414
  Тайный церковный советник Ганс фон Шуберт (1859 – 1931), чья – уже ректорская – подпись скрепит в 1911 г. отчисление Мандельштама, родился 12 декабря 1859 г. в Дрездене, изучал германистику, историю, классическую филологию, а также правоведение в университетах Лейпцига, Бонна, Страсбурга и Цюриха. В 1884 г. в Страсбурге защитил диссертацию, преподавал теологию в Тюбингене, Галле, Страсбурге и Киле, а с 1906 по 1928 гг. – в Гейдельберге.


[Закрыть], Г. Елинек415415
  О тайном советнике Георге Елинеке (1851 – 1911) – «меланхолическом рыжем австрийце (в действительности еврее из Лейпцига, в 1910 г. перешедшим в протестантизм; в Вене же он всего-навсего преподавал с 1874 по 1889 гг. – П.Н.), с кривым пенсне на нервных ноздрях и снулым взором поверх него», вспоминал все тот же Ф. Степун: «В равной мере историк и юрист, Елинек был одним из первых социологов среди немецких государствоведов. Его живые и в научном отношении весьма поучительные лекции отличались стереоскопической рельефностью научного анализа и не лишенным творческого пафоса полемическим задором» ?(Cтепун. 1990. С. 111).


[Закрыть], К. Менге416416
  Карл Густав Аугуст Фридрих Давид Герман Менге (1864 – 1945) в Гейдельберге работал с 1908 по 1930 гг.


[Закрыть], Ф. Болль417417
  Франц-Иоганн Болль (1867 – 1924) – профессор классической филологии Гейдельбергского университета в 1908 – 1924; в 1909/10 – декан философского факультета и член Малого сената; в 1923 г. – ректор.


[Закрыть] и Куртиуc418418
  Сведениями не располагаем.


[Закрыть].

Гейдельберг – северная окраина Герцогства Баденского, и университет географически был как бы нацелен на земли соседей. Студенты из Гессена, Пфальца, Пруссии и других частей Германии составляли здесь зримое – не менее трех четвертей – большинство. От 10 до 15 пpоцентов приходилось на чужестранцев, из них около половины составляли выходцы из Российской империи (далее следовали швейцарцы и гpаждане Австpо-Венгpии).

Среди российских студентов существовало примечательное расслоение. Если взять для примера данные зимнего («мандельштамовского») семестра 1909/1910 года, то увидим, что из 105 студентов 37 учились на медицинском, 36 – на юридическом, 19 – на естественно-математическом, 11 – на философском и 2 – на теологическом. При этом чуть ли не две трети их числа составляли юноши из еврейских семей, и лишь процентов по 10 приходилось на русских, поляков и «пpочих» (главным образом прибалтийских немцев). Подавляющее большинство евреев записывались на медицинский и юридический, десятая часть – на естественно-математический и лишь считанные единицы – на философский (в «мандельштамовском» семестре ими были он сам и еще братья Штейнберги). Симпатии собственно русских, поляков и «пpочих» распределялись между всеми факультетами, кроме теологического и камерального, примерно поровну.

Подчеркнем, что все это был почти исключительно «мужской контингент». И хотя, в отличие от нынешних времен, женщин среди студентов почти не было, все же именно с Гейдельбергом и именно с российскими подданными связаны революционные сдвиги в этом довольно нелепом положении. Чтобы сломить вяловатое перед таким напором сопротивление университетского сената, потребовались приезд (весной 1869 года) и энергия 20-летней русской провинциалки из Палибино в Витебской губернии, – Софьи Ковалевской (1850 – 1891). Сначала, в порядке исключения и с согласия немецкого профессора (а такой нашелся!), сенат разрешил зачислить ее слушательницей естественно-математического факультета419419
  С 1891 года на этом и с 1895 и 1899 гг. на философском и на теологическом факультетах такое разрешение уже и не требовалось).


[Закрыть]. Когда Ковалевская покинула Гейдельберг в 1871 году, впереди ее ждали защита диссертации в Геттингене, профессура в Стокгольме, член-корреспондентство в Российской академии наук – и все это впервые в неэмансипированном мире!

В 1900 году – впервые в истории германских университетов – был снят запрет и на имматрикуляцию женщин, а заодно и на их право писать и защищать диссертации. В результате доля женщин в числе студентов составила в 1903 году около трех, а в 1914 – уже десять процентов.

Если в российских университетах экзамены – вступительные и выпускные – были своего рода повинностью, горнилом, средством отбора, то в германских – напротив, честью, ибо надобны были лишь тем, кто планировал двигаться вверх по академическим ступенькам (например, писать и защищать диссертацию).

Учеба разбивалась на два семестра: летний и зимний. Летний начинался 15 апреля и кончался 15 августа, зимний, соответственно, 15 октября и 15 марта.

Впрочем, поступить можно было и месяцем позже – срок подачи матрикулов, то есть заявлений о приеме, истекал, например, в зимнем семестре 18 ноября420420
  Но, заявись сюда девятнадцатого числа хоть Иммануил Кант с Александром Гумбольдтом, они скорее всего вернулись бы ни с чем: орднунг есть орднунг! Исключения для опоздавших, впрочем, допускались, – разумеется, лишь при указании подобающих ситуации уважительных причин, но в любом случае опоздавших лишали права сдавать экзамены в этом же семестре (решение принимала специальная комиссия; в зимнем семестре 1909/10 года в ней состояли ректор Виндельбанд, декан теологического факультета фон Шуберт и сотрудник дисциплинарного департамента).


[Закрыть].

Какой была сама процедура имматрикуляции?

Непременное условие – личное присутствие кандидата в студенты. В университетской канцелярии будущий студент сам вписывал свое имя и основные данные в пудовый Album Academicum, или Аlbum Matriculum, и заполнял Anmeldungslist – бланк заявления о приеме421421
  По уставу, бланк заполнялся от руки, подписывался и сдавался в канцелярию в предобеденные часы любого из первых четырех дней недели, но в действительности администрация несколько упростила себе жизнь, начав принимать заявления раз в неделю (см. ниже об имматрикуляции О. Мандельштама).


[Закрыть].

При этом для германских подданных требовался аттестат зрелости, выданный по окончании немецкой гимназии, реальной гимназии или высшего реального училища, а для иностранноподданных, кроме аттестата зрелости, – еще и свидетельство об образовании, признаваемое на родине достаточным для того, чтобы подать заявление на учебу в иностранном университете422422
  Между прочим, на женщин эта льгота не распространялась: для них непременным условием был аттестат зрелости именно немецкого учебного заведения.


[Закрыть]. Если человек подавал заявление в университет сразу же по окончании среднего учебного заведения на родине, то требовалось еще и свидетельство о добронравном поведении, а в иных случаях – выданное полицией свидетельство о благонадежности, паспорт или удостоверение о соответствующем гражданстве423423
  Для тех, кто уже обучался до этого в других университетах, требовались и надлежащие выпускные свидетельства).


[Закрыть]. Студент расписывался в том, что признает регулирующие его жизнь положения гражданского и университетского права424424
  Впрочем, как сообщает Ф. Степун, для поступления на философский факультет все же требовалось свидетельство о сдаче экзамена по одному из древних языков. Лично он еще из России обратился к ректору с письмом, где просил принять его без такого свидетельства, а лишь с аттестатом реального училища. Он был принят, но с тем условием, что перед докторским экзаменом предоставит и такое свидетельство (Степун, 1990. С. 95).


[Закрыть].

Факультет определялся в соответствии с выбором учебных дисциплин. В любое время допускался переход с одного факультета на другой, но допуск к государственным, церковным или академическим экзаменам разрешался лишь в том случае, если переход совершился в сроки, не выходящие за рамки обычных сроков для подачи заявлений425425
  Не принимались заявления от служащих общественных учpеждений и от лиц, зарегистрированных в иных учебных заведениях или уже имеющих ремесленную или дpугую самостоятельную специальность.


[Закрыть].

Если к подателю заявления не возникало вопросов (документы в порядке, в черных списках революционеров не значится), то ему остается еще наведаться в квестуру, или, как сказали бы сейчас, в бухгалтерию.

Система платы за обучение, как и все в Германии, была разработанной и разветвленной. Оплате подлежали следующие сборы и пошлины.

Одноразовый вступительный сбор – 20 марок при первичном поступлении и 12 – если поступающий уже учился до этого в другом немецком университете или высшем техническом училище. За каждый семестр: страховой сбор в 2 марки в Krankenverein – на случай ухода в связи с возможной болезнью; комиссионный студенческий сбор в 2 марки – на покрытие расходов достойных представителей студенчества Ruperto-Carola426426
  «Руперто-каролинцы» – самоназвание местного студенчества, подобно «филиппинцам» из марбургского Филипп-университета.


[Закрыть]; так называемые аудиторные деньги, предназначенные для покрытия общеуниверситетских расходов, – 5 марок427427
  С медиков, фармацевтов и естественников взимался еще и институтский сбор на поддержание оборудования соответствующих институтов: 5 марок, а для иностранцев – 25.


[Закрыть]. На частичное покрытие расходов по обеспечению необходимыми для обучения материалами взимался так называемый практикантский взнос. От 30 пфеннигов до 5 марок составлял сбор в кассу страхования от несчастных случаев.

Коллегиальный сбор рассчитывался на каждый семестр пропорционально числу прослушиваемых еженедельно курсов лекций (обычно их было четыре или пять) колебался от 4 – 5 до 6 – 10 марок (в зависимости от того, сопровождалась ли лекция опытами, экспериментами и прочими демонстрациями или нет). Обычный лекционный курс, занимающий один семестр, стоил 20 – 25 марок428428
  Упражнения в семинарах, как правило, были бесплатные. Однако химические и физиологические лаборатории, а также анатомический театр оплачивались суммой от 50 до 100 марок за семестр, а клиники – 25 – 40 марок.


[Закрыть].

Посещение продолжающегося цикла лекций разрешалось лишь на основании записи в соответствующем журнале, сделанной не позднее 28 ноября. В более поздние сроки разрешение мог дать только ректор, только письменно и только в порядке исключения. Каждый обучающийся обязан был прослушать в течение одного семестра по меньшей мере 4 часа дополнительных лекций.

Конечно же, во всех этих правилах и установлениях были прорехи и лазейки, которыми студенты, как могли и умели, охотно пользовались. Некоторые, оплатив из родительского кармана необходимые суммы, почти не появлялись на занятиях, находя себе «магниты попритягательнее», но были и такие, что, наоборот, платили по минимуму, а посещали – все, что только можно, и еще чуть-чуть.

Кроме писаных, существовали и неписаные правила. Одним из них являлось непременное посещение на дому либо проректора, либо декана, либо своего будущего профессора. Все свидетельствуют о том, что визиты эти наносились на дому.

Вот как описывает свой визит к Виндельбанду Всеволод Никандрович Иванов, учившийся в Гейдельберге в летнем семестре 1909 года:

«Впечатляющий визит!.. Помню даже до сих пор адрес – улица Роз, 14. Квартира этого тайного советника, доктора, профессора и так далее выходила на площадку лестницы двумя дверями – налево помещалась квартира семьи, направо – его собственные две комнаты. Мне запомнилась комфортабельная столовая с массивным буфетом и столом, обширным диваном. На стене висела огромная копия известной картины Каульбаха “Пир Платона”, воспроизводившей диалог об Эросе, одухотворяющем Вселенную…

Вильгельм Вильденбанд принял меня, долговязого юнца из России, с отменной любезностью, спросил меня о моих будущих занятиях так же просто, как Мефистофель расспрашивал ученика у Гете в “Фаусте”. Между прочим, он не обинуясь поставил вопрос о моем “беруфе” <профессии (нем.) – П.Н.>, то есть о том, что я намерен делать в жизни. “Вы хотите быть преподавателем философии?” – спросил он меня.

Для немца, ясно, такой вопрос был вполне уместен, меня же он сконфузил: мне казалось нескромным говорить о своем будущем, да еще столь высоком. “О, если бы это мне удалось, – отвечал я, – то конечно”. – “Вы не надеетесь на свои силы, молодой человек? Но ведь у вас уже есть аттестат зрелости! Надо сразу, прийдя в наш университет, знать, чего Вы тут будете добиваться”. Это было произнесено с такими решительными, хотя и сдержанными жестами, что у меня перехватило горло. Вот оно, то самое, ради чего я приехал сюда… Еще бы! Передо мной сидел ученый, давно знавший, чего он хочет. И уходил я от этого доктора, профессора, тайного советника весело и бодро. Ведь мне было только двадцать лет; неужели я не добьюсь того, чего я хочу? Я сорвал одну розочку на крыльце – продел ее в петлицу пиджака и, окрыленный, двинулся по улице Роз…»429429
  Иванов В.Н., 1989. С. 94. Всеволод Никандрович Иванов (1888 – 1971) – русский прозаик, автор повестей и романов «На Нижней Дебре», «Черные люди» и др. (См.: Русская литература Сибири. 1917 – 1970. Библиографический указатель. Часть II. Новосибирск, 1977. С. 136 – 138). Одно время находился в эмиграции (в Тяньцзине), где редактировал ежемесячник «Вестник Китая» (См.: Материалы к сводному каталогу периодических и продолжающихся изданий российского зарубежья в библиотеках Москвы (1917 – 1990). М.: ГПИБ – ГБЛ, 1991. С. 15).


[Закрыть]

…Венцом всей процедуры посвящения в студенты был торжественный акт в университетской ауле. Вот как описывает его тот же Вс. Н. Иванов: «…Вступив в актовый зал университета, я был поражен той роскошью, с которой был построен и отделан этот зал. Не очень большой, он был охвачен тройным кольцом нижних галерей, в середине которых стояли кресла партера, так что кафедра возвышалась среди аудитории. Дубовый потолок был украшен двумя расписными плафонами. Окна, тоже резного хитрого дела, в два света, освещали актовый зал с обеих сторон. На передней стене за кафедрой – мраморный бюст ректора университета герцога Баденского; справа и слева – два медальона с именами его славных предков. По сторонам, перед двумя верхними окнами, – два резных балкона со свисающими с них университетскими знаменами, расшитыми шелком и золотом. Переднюю же стену, обращенную к аудитории, занимало большое панно живописца и скульптора того времени Макса Клингера. У синего моря, на берегу Эллады, той Эллады, которая была воскрешена немецкими философами, искусствоведами, художниками и музыкантами в начале XIX века, перед толпой молодых греков, вытянув вперед руки и подняв к небу незрячие глаза, восседал нагой Гомер, декламируя свою бессмертную поэму.

Картина была написана в условном серебристо-синем, зеленоватом, розоватом колорите морской пены, от которой однажды возникла и улетела на белых голубях богиня красоты Афродита. Замерев от восторга, слепому певцу внимали красавцы юноши и удрученные годами старцы. Эта романтическая композиция – в обрамлении дуба, великолепно освещенная со всех сторон, – производила сильное впечатление. Она отрывала мысль студентов от современности, переносила их на брег Эгейского моря, а нагота фигур на картине очеловечивала, объединяла их.

И, созерцая эту картину и слушая обращенную к нам речь проректора, я уже не чувствовал себя костромичом, приехавшим поклоняться свету разума в немецком университете… “Мы, – сказал он <речь идет о Виндельбанде – П.Н.>, очень эффектный в черной шелковой мантии и в берете, с большой золотой цепью на груди, – мы, ваши учителя, должны сказать вам, молодым людям, что не будем учить вас чему-нибудь определенному, той или иной отдельной науке. Мы будем учить вас работать самостоятельно над установлением, нахождением истины… Вы должны оставаться самими собой, самостоятельными в исследовании, каждый из вас должен проявлять в этой работе свою личность”»430430
  Иванов В.Н., 1989. С. 93 – 94.


[Закрыть].