Текст книги "Con amore. Этюды о Мандельштаме"

И уже в самом конце жизни – еще две встречи с Америкой, причем, подчеркну, не с «американкой в двадцать лет», а с совершенно другой Америкой.

Первая встреча произошла в Воронеже. Поэт замер под уличным радиорепродуктором, из которого лились негритянские спиричуэлсы и завораживающий тембр «певицы с низким голосом» – Мариан Андерсон. Из этого уличного «концерта» родились дивные стихи:

 
Я в львиный ров и в крепость погружен
И опускаюсь ниже, ниже, ниже
Под этих звуков ливень дрожжевой —
Сильнее льва, мощнее Пятикнижья.
 
 
Как близко, близко твой подходит зов —
До заповедей роды и первины —
Океанийских низка жемчугов
И таитянок кроткие корзины…
 
 
Карающего пенья материк,
Густого голоса низинами надвинься!
Богатых дочерей дикарско-сладкий лик
Не стоит твоего – праматери – мизинца.
 
 
Не ограничена еще моя пора:
И я сопровождал восторг вселенский,
Как вполголосная органная игра
Сопровождает голос женский.
 

12 февраля 1937

А вторая встреча – с Чарли Чаплиным. В самые последние мандельштамовские стихи он вошел так же мощно и уверенно, как и давнишний любимец Франсуа Виллон. Сначала – 3 марта 1937 года – он возникает в стихах о Франции («Я молю, как жалости и милости, / Франция, твоей земли и жимолости…»):

 
…А теперь в Париже, в Шартре, в Арле
Государит добрый Чаплин Чарли —
 
 
В океанском котелке с растерянною точностью
На шарнирах он куражится с цветочницей…
 

Будучи любимым артистом Мандельштама, он был для него кем угодно, но только не комиком, не потешным дуралеем-эксцентриком, каким воспринимало его большинство зрителей, падающих с кресел от хохота.

И когда примерно в ту же пору, на вечере в Воронеже, Мандельштам определил акмеизм не иначе как «тоску по мировой культуре», то, думается, есть немало оснований полагать, что Мандельштам уже больше не задирал Америку и не настаивал на исчерпавшем себя противопоставлении культуры и цивилизации, а стало быть – и Европы c Америкой.

Но Америка и не думала сердиться на Мандельштама. При его жизни она просто и не подозревала о его существовании: мало ли кто и где на земном шаре пишет стихи да еще не по-английски!

А вот после смерти Мандельштама она обратила на него свое благосклонное внимание. Вослед американскому контексту у Мандельштама со временем появился и мандельштамовский контекст – у Америки.

Исторически сложилось так, что в процессе мирового освоения жизни и творчества Мандельштама совершенно исключительная роль принадлежит США. Здесь обрели свое место все три кита этого освоения – издание наследия, изучение творчества и даже хранение центрального архива.

Именно в США были изданы первый посмертный однотомник поэта (1955, Нью-Йорк, изд-во имени Чехова) и первое многотомное Собрание сочинений (в 1964 – 1971 гг. в Вашингтонском издательстве «Межъязыковое литературное содружество» вышло три тома, причем первые два тома – двумя изданиями; четвертый том вышел в 1981 году в парижском издательстве YMCA-Press). Эти издания сыграли исключительную научную и политическую роль, став своего рода «гарантом» того, что великая поэзия гениального поэта, с риском для жизни сохраненная его вдовой, друзьями и читателями, не погибла, не канула в Лету, а будет бережно донесена до читателя.

Именно в США, вокруг таких филологов-славистов как Г.П. Струве (Калифорнийский университет, Беркли) и К.Ф. Тарановский (Гарвардский университет), сложились целые исследовательские школы и направления, в значительной степени сориентированные на изучение творчества О. Мандельштама, главным образом, поэтики. Многие исследователи его творчества из СССР, главным образом представители «тартусской» структуралистской школы Ю.М. Лотмана, в 1970 – 1980-х гг. эмигрировали в США и продолжают работать над изучением Мандельштама. Мало того – целые филологические школы, складывавшиеся отчасти и в США, становились, оттачивались и апробировались на мандельштамовском по преимуществу материале, например, интерлингвистическая школа.

Велик вклад американских славистов и в разработку биографии поэта. Первопроходцем тут был Г.П. Струве с его постоянно пополнявшимся биографическим конспектом О.М., бережно воссоздававшимся из самого разношерстного материала в очерках и заметках о поэте. Именно в США, собственно говоря, увидела свет в 1973 году пусть и неполная, но первая научная биография поэта «Мандельштам», написанная профессором сравнительной литературы Принстонского университета и первооткрывателем творчества О.М. для англоязычного читателя Кларенсом Брауном (Clarence Brown).

Браун родился в 1929 году в Андерсоне (Южная Каролина). Учился в Duke University, где изучал древнегреческую и русскую литературу, а также в Институте военных переводчиков в Монтеррее, что в Калифорнии, где изучал немецкий язык (окончил в 1952 году). Военную службу проходил в качестве переводчика в Берлине. Демобилизовавшись в 1954 году, поступил в аспирантуру Мичиганского университета, где изучал лингвистику, а после женитьбы на Жаклин Дукень, астрофизике (бельгийке по происхождению), перевелся в Гарвардский университет, где учился у Р. Якобсона, Вс. Сечкарева, Р. Поджиоли и др.

В 1962 году в Гарварде Браун защитил диссертацию «Жизнь и творчество Осипа Мандельштама» – первую в мире квалификационную работу об О.Э. Мандельштаме. Начиная с 1959 года и на протяжении последующих сорока лет, Браун работает в Принстонском университете: в отделе сначала романских, затем славянских языков, а c 1972 года – в отделе сравнительного литературоведения. В конце 1960-х гг. он вел спецкурсы по акмеизму, в значительной степени посвященные поэзии Мандельштама. Среди других его русских «любимцев» – В. Набоков, Е. Замятин и др.

В 1962 – 1966 гг. Браун несколько раз бывал в Москве и Ленинграде, где встречался с А. Ахматовой, Е. Эткиндом, Н. Мандельштам и др. В 1962 году Ефим Эткинд подарил ему автограф стихотворения Мандельштама «Под грозовыми облаками…», долгие годы украшавший рабочий кабинет-башню Брауна в Принстоне (401 East Pyne). Именно Браун весной 1966 года вывез из Москвы рукопись «Воспоминаний» Н.М., опубликованных на Западе в 1970 году. Вместе с Ольгой Андреевой-Карлайль, Никитой Струве и Пьетро Сормани он входил в созданный Н.М. своеобразный «Комитет четырех» – орган, призванный координировать все действия по изданию и переводу ее книг на Западе, в том числе правовые и финансовые.

В 1960-е и 1970-е он много переводил из Мандельштама – в основном прозу, но также и стихи (вместе с Вильямом Стэнли Мервином – как говорят, это одни из лучших переводов). Первое же книжное издание Мандельштама («The Prose of Osip Mandelstam», 1965) было удостоено Национальной книжной премии (National Book Award), а монография «Мандельштам» (1973) – премии имени Кристиана Гаусса в области литературной критики. Сильными и радующими сторонами этой книги были чуткость к поэтическому слову и тот личный, персональный характер тональности, в которой книга написана. При этом Браун не ограничивался тем, что узнавал от Н. Мандельштам, с которой многократно консультировался и которой он посвятил книгу. Весьма ценными был его контакт, например, с Ароном Штейнбергом, учившимся вместе с Мандельштамом в Гейдельберге. Предисловие и первые семь глав дают итог всего того, что было известно о биографии поэта до 1925 года включительно. Более чем скудными были сведения о том, что с Мандельштамом случилось после 1925 года; и все, что К. Брауну, удалось наскрести, уместилось в одну восьмую главу, более напоминающую хронику. Как бы в «гармонии» с этим находится и аналитический компонент: стихотворения до 1925 года разбираются тщательно и любовно, а стихотворения 1930-х гг. почти не рассматриваются.

В 1976 году, отказавшись принять основной архив Мандельштама в дар от Н.Я. Мандельштам лично, Браун всячески содействовал его передаче в Библиотеку в Принстонский университет, став фактически его первым куратором. В январе 1991 года Браун участвовал во Вторых Мандельштамовских чтениях в Москве537537
  Свои впечатления он изложил в серии репортажей «Московский дневник» в газете «The Times of Trenton», где он вел регулярную рубрику «Суп из чернил».


[Закрыть], тогда же был избран в Совет Мандельштамовского общества. В 1999 году Браун вышел на пенсию и переехал в Сиэттл.

Ощутимый вклад в освоение мандельштамовской биографии внесли и другие американские ученые, такие как Томас Бейер, первым опубликовавший материалы о студенческих днях Мандельштама в Гейдельберге в 1909 – 1910 гг., или как Виктория Швейцер, вскоре после переезда в США опубликовавшая свои московские архивные находки, и др.

Америка стала родиной и систематического библиографирования О.М. Его первые библиографии, опубликованные Г.П. Струве и Б.А. Филипповым в однотомнике 1955 года (только произведения самого Мандельштама) и особенно в 1969 году, в 3-м томе собрания сочинений (учтена и литература о Мандельштаме), стали прочным и надежным основанием для всех последующих библиографических описаний.

На основе первых трех томов Собрания сочинений в 1974 году в США, в Корнелльском университете (Итака) был издан первый в мире конкорданс к произведениям Мандельштама (с предисловием К. Брауна)538538
  Kouburlis, Demetrius J. A concordance to the poemes of Osip Mandelstam. Ed. by D.J.Kouburlis. With a foreword by Cl. Brown. Ithaca, Cornell University Press, 1974. 678 p. (В настоящее время были созданы и другие конкордансы Мандельштама, например, Л. Митюшина: http://www.rvb.ru/mandelstam/m_o/concordance_index.htm).


[Закрыть]. Его составитель, Деметриус Кубурлис, работал в Университете штата Айдахо в… Москве (!) – небольшом агрогородке на севере Айдахо. В конце 1974 года он сделал доклад «О конкордансах и их пользе» на советско-американской лингвистической конференции в Амхерсте.

Ну и, наконец, самое главное: судьбе было угодно распорядиться так, чтобы именно в США на вечное хранение попал основной массив документов о жизни и творчестве Мандельштама – его семейный архив, в 1976 году подаренный его вдовой Принстонскому университету.

«ТИФЛИС ГОРБАТЫЙ…»:
МАНДЕЛЬШТАМ И ГРУЗИЯ

Памяти Александра Цыбулевского

и Гии Маргвелашвили

Очное знакомство Мандельштама с Грузией состоялось в августе 1920 г. в Батуме. Как и при каких обстоятельствах – об этом ниже. Но Грузия, грузинская тема вошла в его стихи значительно раньше – по крайней мере, осенью 1916 г.

Именно так датировано стихотворение «Я потеряла нежную камею…», впервые напечатанное в харьковском журнале «Камена» (1918, № 1, с. 9) и включавшееся затем в сборники «Tristia» (1922) и «Камень» (1923). Кто она, эта Тинатин, эта прекрасная грузинка? Н.И. Харджиев, ссылаясь на В.М. Жирмунского, сообщает, что имеется в виду Тинатин Джорджадзе539539
  Мандельштам О. Стихотворения. Л., 1983. С. 311. Потомок офицера русской службы Давида Джорджадзе (см. о нем в: Горгидзе М. Грузины в Петербурге. Тбилиси, 1976. С. 366), она была замужем за Танеевым (братом фрейлины Вырубовой). Умерла в Париже.


[Закрыть].

Декабрем 1916 года помечены и стихи «Соломинка»540540
  Впервые – в альманахе «Тринадцать поэтов», 1917. С. 25. Кроме того, в феодосийском альманахе «Ковчег», 1920, и в журнале «Москва», 1922, № 7; входило в сборники «Tristia» и «Стихотворения»).


[Закрыть]. Этот диптих, или «двойчатка» (термин Н.Я. Мандельштам) обращен к другой грузинской знакомой Мандельштама – к Саломее Николаевне Андрониковой (Андроникашвили, по мужу – Гальперн), с 1900 по 1919 гг. жившей вместе с отцом в Петербурге. В 1916 году ей было 28 лет, а Мандельштаму – 26541541
  Она умерла в Лондоне в возрасте 94 лет. Подробнее о ней см.: Шарадзе Г. Муза двадцатого века // ЛГр. 1983. № 3. С. 168 – 173; а также: Васильева Л. Саломея, или Соломинка, не согнутая веком // Огонек. 1988. № 3. С. 22 – 26.


[Закрыть]. Мандельштам сравнивает ее с героинями Эдгара По (Лигейя, Ленор) и Бальзака (Серафита). В другом посвященном ей стихотворении 1916 года («Мадригал») Мандельштам обыгрывает семейную легенду о происхождении княжеского рода Андроникашвили от достославного византийского императора542542
  «Дочь Андроника Комнена / Византийской славы дочь! / Помоги мне в эту ночь / Солнце выручить из плена. // Помоги мне пышность тлена / Стройной песнью превозмочь, / Дочь Андроника Комнена, / Византийской славы дочь!»


[Закрыть].

Заочными встречами Мандельштама с Грузией можно считать и прижизненные публикации его стихов или статей, о которых он сам, возможно, даже не подозревал. Так, в 1919 г. в Тифлисском журнале «Орион» (№ 6), издававшемся С. Рафаловичем при участии С. Городецкого, было напечатано стихотворение «Золотистого меда струя из бутылки текла…». Позднее в батумских газетах перепечатывались и статьи Мандельштама: в газете «Искусство» (21 июня 1921 г.) – статья «Слово и культура»543543
  Впервые: Дракон. ПГ., 1921.


[Закрыть], а в «Батумском часе» (11 февраля 1922 г.) – «Письмо о русской поэзии»544544
  Впервые: Советский Юг (Ростов-на-Дону), 1922. 21 января.


[Закрыть].

Однако пора уже перейти к обстоятельствам очного знакомства Мандельштама с Грузией. А они таковы. В августе двадцатого года после пяти или семи суток плавания «ветхая баржа, которая раньше плавала только по Азову», стала на батумском рейде545545
  Скорее всего это произошло примерно 10 сентября (тифлисское «Слово» сообщило о прибытии Мандельштама в Батум и о его аресте в связи с недоразумениями с визой 12 сентября).


[Закрыть]. Вечером с палубы город казался «…гигантским казино, горящим электрическими дугами, светящимся ульем, где живет чужой и праздный народ…

Утром рассеялось наваждение казино и открылся берег удивительной нежности холмистых очертаний – словно японская прическа – чистенький, волнистый, с прозрачными деталями, карликовыми деревцами, которые купались в прозрачном воздухе и, оживленно жестикулируя, карабкались с перевала на перевал. Вот она – Грузия!..» («Возвращение»).

Прием, однако, был не особенно гостеприимным. Мандельштама с братом (Александром) препроводили в тюрьму с тем, чтобы отправить обратно во врангелевский Крым.

В том, что этого не произошло, возможно, сказалась договоренность между РСФСР и Грузией о правилах взаимного въезда и выезда их граждан, ограничивавшего передвижение лишь лиц, находившихся под следствием546546
  Слово (Тифлис). 1920. 15 августа. Между прочим, это не помешало С.М. Кирову, бывшему тогда полномочным представителем РСФСР в Грузии, направить меньшевистскому правительству протест против продолжающихся арестов и высылки российских граждан из Батума в Крым. На этот протест чрезвычайный комиссар Батума и Батумской области В.С. Чхиквишвили ответил, что в начале августа, действительно, были арестованы около 30 человек, «представляющих собой неблагонадежный элемент» и содержащихся не в тюрьме, а в карантине в Махинджаури (Слово, 1920. 25 авг.). Кстати сказать, советским представителем в Батуме в конце августа 1920 г. был назначен Л.Н. Старк, а консулом Зверев (Слово, 1920. 27 августа).


[Закрыть]. Тем не менее существуют две версии спасения Мандельштама из батумской тюрьмы, а точнее карантина547547
  В городе была зафиксирована вспышка чумы; городскую комиссию по борьбе с ней возглавлял профессор Широкогоров.


[Закрыть].

Вот первая – «голубороговская» – версия.

В воспоминаниях Нины Табидзе «Память» этот эпизод выглядит так:

«В первый год после нашей свадьбы мы поехали на лето в Батум. Соблазнил нас Нико Мицишвили, который там одно время работал в газете. Он и Тициану предложил с ним работать. Он же организовал в Батуме вечер Тициана, который прошел очень тепло и интересно.

(…) Раз, выходя с пляжа, я увидела Тициана, идущего с какими-то молодыми людьми. Я окликнула его, они остановились. Тициан объяснил мне, что в батумском карантине оказался приехавший из Крыма поэт Осип Мандельштам и надо как-то вызволить его оттуда.

Место, где люди находились в карантине по случаю возможной эпидемии чумы, было обнесено проволокой, туда никого не пускали. Тициана пропустили, а я ждала его на улице. Он вышел оттуда очень взволнованный. Оказывается, когда ему показали на Мандельштама, он сперва не поверил, что этот поэт, этот эстет, сидит на камне, обросший, грязный. Тициан некоторое время не верил, что это и есть Мандельштам и даже стал задавать вопросы, на которые он один мог бы ответить. Например: “Какое ваше стихотворение было напечатано в таком-то году, в таком-то журнале”. Тот назвал и даже прочитал свои стихи наизусть. Потом читал еще другие стихи. Тициан понял, что перед ним действительно Мандельштам…

Мы уезжали из Батума, и Мандельштам поехал с нами в Тифлис…»548548
  Дом под чинарами, Тбилиси. 1976. С. 41 – 42.


[Закрыть]

Более подробно описывает эту историю Николоз Мицишвили:

«В 1919 (1920 – П.Н.) году летом в Батум приехал из Крыма известный русский поэт Осип Мандельштам. Приехал он на маленьком пароходе в числе десяти каких-то сомнительных пассажиров. Все они были арестованы береговой охраной.

В те времена я и поэт Тициан Табидзе жили в Батуме. Как-то раз на улице настигает нас какой-то старичок, останавливает и говорит, что он старшина местной еврейской общины, и справляется – известен ли нам поэт Мандельштам. Мы ответили, – да, известен.

– Если так, – сказал старик, – поэты должны помочь поэту: Мандельштам арестован и сидит в Особом отряде.

Мы пошли в Особый отряд. Нам сказали, что среди арестованных на самом деле есть какой-то Мандельштам, но невозможно, чтоб этот был наш знакомый: такой уж он непоэтичный на вид.

Самого Мандельштама нам не показали, и мы, усомнившись в правильности подхода к поэзии со стороны Особого отряда, отправились к генерал-губернатору Батумской области.

– Посмотрим, что это за человек, – ответил он и тотчас же распорядился по телефону доставить Мандельштама к нему.

Доставили.

Входит низкого роста, сухопарый еврей – лысый и без зубов, в грязной, измятой одежде и дырявых шлепанцах. Вид подлинно библейский.

Губернатор взглянул на него и обратился к нам по-грузински:

– Я думал, в самом деле кто-нибудь, а это какое-то страшило, черт возьми. На него дунуть – улетит. Нашли тоже опасного человека.

Затем усадил его, дипломатически выяснил, что он действительно поэт Мандельштам, и вежливо извинился.

Мандельштам, как воробей, присел на край стула и начал рассказывать.

– (…) От красных бежал в Крым. В Крыму меня арестовали белые, будто я большевик. Из Крыма пустился в Грузию, а здесь меня приняли за белого. Какой же я белый? Что мне делать? Теперь я сам не понимаю, кто я – белый, красный или какого еще цвета. А я вовсе никакого цвета. Я – поэт, пишу стихи и больше всяких цветов теперь меня занимают Тибулл, Катулл и римский декаданс… (…)

Затем коснулся Крыма»549549
  Цит. по кн.: Мицишвили Н. Пережитое. Тбилиси, 1963. С. 164 – 165.


[Закрыть].

Впервые это было напечатано в 1930 году в книге Н. Мицишвили «Тень и дым», вышедшей в ГИХЛе.

Письмо 3. Черняка, редактора этой книги, к автору сохранило для нас реакцию Мандельштама на эти прижизненные мемуары о событиях десятилетней давности: «Забыл упомянуть, что на днях говорил случайно с поэтом Мандельштамом, который рвет и мечет по поводу строк, посвященных ему в Вашей книге. Особенно волновался Мандельштам из-за ваших “цветовых” характеристик (“…а я не белый и не красный…”) – и требовал, чтобы я устранил их из рукописи. Я ему, разумеется, указал, что редактор не вправе вносить такого рода изменения, что редактор обязан вмешаться лишь в тех случаях, когда мемуарист искажает исторически бесспорные даты и т. д. Моим резонам Мандельштам, к сожалению, не внял – так что ждите от него грозного послания, смертоносное действие которого может быть ослаблено разве только тысячекилометровым расстоянием, отделяющим Вас от пылкого и по-африкански темпераментного поэта»550550
  РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 7122. Л. 209.


[Закрыть].

Примерно в том же духе, что и грузинские поэты, описывает в своих мемуарах вызволение Мандельштама и Илья Эренбург. Его, однако, считала необходимым поправить Надежда Яковлевна Мандельштам, вдова поэта. Со слов мужа она рассказывала, что грузинские поэты действительно пришли в портовый карантин, где содержался Осип Эмильевич с братом Александром. Они предложили поручиться за Мандельштама и моментально освободить его, но за его брата поручаться не стали. На таких условиях Мандельштам, разумеется, принять личную свободу не мог. Помог Мандельштаму, как он это сам описывает в очерках «Возвращение» и «Меньшевики в Грузии», конвойный солдат Чигуа, сочувствовавший большевикам, хотя не исключено, что грузинские поэты, уезжая, предупредили о Мандельштаме чрезвычайного комиссара Батума и области В.С. Чхиквишвили, вмешательство которого окончательно решило вопрос о свободе обоих братьев.

Пребывание Мандельштама в Грузии в 1920 году было недолгим, но все же оставило след в литературной жизни Батума и Тифлиса. Батумские газеты («Эхо Батума» и «Батумская жизнь») сообщали о вечере О. Мандельштама в батумском ОДИ (Обществе деятелей искусства) 16 сентября, а «Батумская жизнь» поместила 18 сентября еще и отчет И. Зданевича551551
  Вступительное слово произнес И. Зданевич (см. Тименчик Р. Заметки об акмеизме. Вступление // RL. 1974. – № 7/8., Р. 25)


[Закрыть].

Даже берлинский журнал сообщал в январе 1921 года о том, что Мандельштам «…жил в 1920 г. в Крыму и Коктебеле близ Феодосии. В настоящее время находится в Закавказье. Устраивал вместе с И. Эренбургом в Батуме и в Тифлисе вечера поэтов, на которых читал свои стихи»552552
  Русская книга. 1921. № 1. С. 25.


[Закрыть] Примерно в то же время в издававшемся на грузинском языке журнале «Гантиади» появилась заметка о том, что Н. Мицишвили организует в Париже грузинское издательство, к работе которого он намерен привлечь и русских писателей – Мандельштама, Эренбурга, Городецкого (сообщено М.Н. Мицишвили).

Прибыв в Тифлис и повстречав там вскоре И. Эренбурга, Мандельштам ненадолго окунулся в гущу довольно-таки бурной – «столичной» – художественной жизни. Пестрота здесь нашла на пестроту: разнообразие эстетическое, политическое, национальное.

Из русских писателей необходимо отметить Сергея Городецкого, приехавшего в Тифлис еще в 1917 году. Он редактировал журнал «АRS» (издавался на средства Анны Антоновской, которых хватило на 4 номера) с обширной интернациональной программой, организовал при журнале «Артистериум», ведя в нем самые различные курсы, устраивая выставки, и т. д. Он же вел и русский сатирический журнал «Нарт», печатал свои стихи и фельетоны в газете «Кавказское слово» и выпустил поэтический сборник «Ангел Армении». Он же создал, по образцу петербургского, тифлисский Цех поэтов, из участников которого упомянем Олега Дегена, Нину Пояркову, Анну Антоновскую, Алексея Крученых, Татьяну Вечорку (Толстую), Нину Лазареву, Сергея Рафаловича и др. Сергей Рафалович с помощью бакинского издательства «Книжный посредник» в 1919 – 1920 гг. издавал журнал «Орион» и газету «Понедельник»553553
  Вскоре, однако, откололось левое крыло Цеха (Деген, Крученых и Семейко) и вместе с Ильей Зданевичем сгруппировалось вокруг журнала «Куранты» (См.: Городецкий С. Искусство и литература в Закавказье в 1917 – 1920 гг. // Книга и революция. 1920. № 2. С. 12 – 13).


[Закрыть].

Однако уже в этот приезд в центре внимания и общения оказались в первую очередь грузинские поэты – Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Валериан Гаприндашвили и другие. 26 октября в Консерватории состоялся единственный, как было заявлено в газетных объявлениях, вечер Осипа Мандельштама и Ильи Эренбурга. Вечер открыл Г. Робакидзе, произнесший слово о новой русской поэзии. Затем Эренбург сделал доклад «Искусство и новая эра», после чего оба поэта читали свои стихи554554
  Россия. 1922, № 2.


[Закрыть].

Две или три недели, что провел Мандельштам в сентябре – октябре 1920 года в Тифлисе, отогрели его.