Текст книги "Con amore. Этюды о Мандельштаме"

Кульминацией этих настроений явился эпизод с оглохшей от старости липой, приговоренной жильцами к свержению и распилке на дрова. «Между тем дерево сопротивлялось с мыслящей силой, – казалось, к нему вернулось полное сознание. Оно презирало своих оскорбителей и щучьи зубы пилы».

Это ли не ключ к жизненной позиции поэта – точно так же «обреченного на сруб»?

В январе 1932 года Мандельштамы вновь поселяются в Доме Герцена, на этот раз в правом флигеле – перестроенной конюшне. 10 ноября в редакции «Литературной газеты» состоялся вечер новых стихов Мандельштама: присутствовали и выступали Д. Святополк-Мирский, М. Левидов, М. Зенкевич, А. Жаров, В. Шкловский, А. Селивановский, А. Крученых, Н. Харджиев и другие, а 23 ноября та же газета напечатала подборку стихов Мандельштама. Вот что писал Осип Эмильевич отцу: «Каждый шаг мой по-прежнему затруднен, и искусственная изоляция продолжается. В декабре я имел два публичных выступления… Эти выступления тщательно оберегались от наплыва широкой публики, но прошли с блеском и силой, которых не предвидели устроители. Результат – обо всем этом ни слова в печати. Вот уже полгода, как я продал мои книги в ГИХЛ, получаю за них деньги, но к печатному станку они не подвигаются»615615
  НМ. 1987. № 10. С. 205.


[Закрыть].

14 марта 1933 года в Политехническом музее состоялся большой вечер Мандельштама616616
  См. о нем в воспоминаниях С. Липкина, Н. Соколовой и Е. Осьмеркиной-Гальпериной.


[Закрыть], вступительное слово на нем произнес Б. Эйхенбаум. Еще один вечер – в Клубе художников – прошел 3 апреля. В тот день арестовывают Б.С. Кузина, но очень скоро, через неделю, выпускают (может быть, и вследствие хлопот Мандельштама, специально писавшего об этом М. Шагинян), и еще через неделю Осип Эмильевич и Надежда Яковлевна, захватив с собой Кузина, отправляются в последнее добровольное путешествие – в Старый Крым, ко вдове Александра Грина, а затем в Коктебель – ко вдове Макса Волошина. Там написаны стихи об Ариосте и проза о Данте.

Между тем в Ленинграде, в майском номере «Звезды» вышло «Путешествие в Армению». Мандельштамы в это время ожидали вселения в новую кооперативную квартиру, в Нащокинском переулке (ул. Фурманова, д. 5, кв. 26) деньги за которую были уплачены уже давно. Двухкомнатная квартира Мандельштамов – с ванной и телефоном! – была на последнем, пятом этаже. В июле или августе они получили ордер и переехали.

«Бродячая жизнь как будто кончилась, – заметила Ахматова. – На самом деле ничего не кончилось…»617617
  Ахматова, 1989. С. 205.


[Закрыть]

 
Квартира тиха, как бумага,
Пустая, без всяких затей,
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
 
 
<…>
 
 
А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать,
А я, как дурак, на гребенке
Обязан кому-то играть.
<…>
 
 
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель
Такую ухлопает моль.
 
 
<…>
 
 
И вместо ключа Ипокрены
Давнишнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
 

Поводом к этому стихотворению послужила реплика Пастернака, зашедшего поглядеть на новое жилье Мандельштама. Уходя, он сказал: «Вот, теперь и квартира есть – можно писать стихи». Надежда Яковлевна описывает ярость Мандельштама, не переносившего жалоб на внешние обстоятельства: «Слова Бориса Леонидовича попали в цель – Мандельштам проклял квартиру и предложил вернуть ее тем, для кого она предназначалась: честным предателям, изобразителям и тому подобным старателям… Проклятие квартире – не проповедь бездомности, а ужас перед той платой, которую за нее требовали. Даром у нас ничего не давали…»618618
  Мандельштам Н. Воспоминания. 1999. С. 176 – 177.


[Закрыть].

Н.Я. Мандельштам полагала, что стихотворение «Квартира» фигурировало в деле Мандельштама наряду со «Старым Крымом» и эпиграммой на «кремлевского горца». Возможно, оно и фигурировало на следствии, но в тех протоколах, которые следователь Шиваров включил в мандельштамовское дело, нет на него и намека619619
  См.: Нерлер, 2010.


[Закрыть].

Арестовали Мандельштама в ночь с 16 на 17 мая 1934 года на квартире в присутствии жены, переводчика Давида Бродского и приехавшей накануне Анны Ахматовой. Следствие длилось две недели и было «успешным» – подследственный подтвердил справедливость доноса и самолично записал текст эпиграммы в кабинете следователя Шиварова (на дверях которого, как говорили злые языки, висела табличка: «Отдел литературы и искусства»). Этот вырванный из школьной тетради в клеточку листок, эти шестнадцать строчек стихотворного текста и подпись поэта – страшный документ. Вглядываясь в эти оцепеневшие строчки, видишь, что происходило с Мандельштамом, когда он решился это записать, как дрожала его рука, как не слушалось перо. Чтобы написать строчку – по четыре, по пять раз окунал он ручку в чернильницу!

…Приговор был на удивление мягок – три года ссылки в уральский город Чердынь без последующего права жить в Москве и еще двенадцати городах. Ну не чудо ли, если вспомнить, что Мандельштама взяли, так сказать, «с поличным»! Мало того, после прибытия в Чердынь и случившегося там у поэта тяжелого психического припадка ему милостиво разрешили переменить место ссылки на петровский Воронеж!

16 июня 1934 года Мандельштамы покинули Чердынь и через пять-шесть дней ступили на перрон воронежского вокзала. Без малого год должен был пройти, прежде чем к Мандельштаму вновь вернулись стихи. Это произошло 5 апреля 1935 года, после концерта Галины Бариновой, облик и темперамент которой, по свидетельству С.Б. Рудакова, разбудил в Осипе Эмильевиче воспоминания о… Марине Цветаевой!

 
У чужих людей мне плохо спится,
И своя-то жизнь мне не близка…
 

Едва ли будет преувеличением посчитать здесь своею – не воронежскую, а московскую жизнь. Можно себе представить, как жадно ловил он любые новости из столицы, как набрасывался на газеты, как впивался в наушники, как хватал за рукав изредка появлявшихся в Воронеже москвичей, как расспрашивал вернувшуюся из Москвы жену (а она ездила туда довольно часто – в поисках работы, беспокоясь за сохранность квартиры и т. п.).

 
Наушнички, наушники мои,
Попомню я воронежские ночки.
Недопитого голоса Аи
И в память с Красной площади гудочки…
Ну, как метро? Молчи, в себе таи,
Не спрашивай, как набухают почки…
И вы, часов кремлевские бои, —
Язык пространства, сжатого до точки.
 

Здесь, в Воронеже, куда-то в тень отступили московские обиды, московские заботы, с этой дистанции Москва представала совсем иной, чем прежде, не буддийской и сухопутной, а родной и нежной, утренней и путеводной:

 
И ты, Москва, сестра моя, легка,
Когда встречаешь в самолете брата
До первого трамвайного звонка, —
Нежнее моря, путаней салата
Из дерева, стекла и молока.
 

Для Мандельштама такое сестринство равносильно признанию в любви – подобно тому, что запечатлел Пастернак в «Сестре моей жизни», самой почитаемой Мандельштамом книги Пастернака. Спустя еще два года, в мае 1937-го, истек срок ссылки, и Мандельштам, забыв об осторожности, приехал наконец в Москву и никуда из нее не торопился. Очевидцы рассказывают, как нравилось ему все новое, что он увидел в столице, – то же метро, например.

И снова лик и лицо, город и женщина как бы наплыли друг на друга. И, право, непросто понять, кто же – Лиля Попова, жена Яхонтова, или Москва – стала героиней стихотворения «С примесью ворона – голуби…»:

 
В губы горячие вложено
Все, чем Москва омоложена,
Чем молодая расширена,
Чем мировая встревожена,
Грозная утихомирена…
 

…Но Мандельштаму напомнили о необходимости соблюдать установленный паспортный режим. Летом 1937 года вместе с женой он перебирается в Савёлово – поселок на Волге, имевший с Москвой регулярное железнодорожное сообщение. В каждом из трех дошедших до нас стихотворений, написанных там в начале июля, хотя бы по разу, но поминается Москва.

…И даже в бродячей строчке, дошедшей до нас из дальневосточной пересылки, – снова Москва:

 
Река Яузная, берега кляузные…
 

«НА КАМЕ-РЕКЕ…»:
УРАЛЬСКИЕ ВОЛНЫ МАНДЕЛЬШТАМА

Галине Похмелкиной

С Уралом судьба сталкивала Мандельштама трижды.

Первый раз – в 1923 – 1924 гг. – заочно: его материалы печатались в одном екатеринбургском журнале.

Второй раз – в июне 1934 года – очно: Чердынь была назначена ему как место отбытия трехлетней высылки, к которой его приговорили.

Представим себе на секундочку, что мандельштамовский ранг в советской писательской иерархии был бы вровень с горьковским. Тогда бы газеты поместили, наверное, следующую заметку: «В начале июня 1934 года известный советский писатель, лауреат Сталинской премии за 1934 год (замена расстрела высылкой), Осип Эмильевич Мандельштам с супругой посетили Уральский регион с кратковременным (двухнедельным) творческим визитом. Целью визита были пропаганда и личное участие в военно-спортивной подготовке (путешествие под вооруженным конвоем и ночные прыжки из окна), а также сбор необходимых впечатлений для будущих произведений».

Будущие произведения, кстати, состоялись, став содержанием третьей – и снова заочной – встречи Мандельштама с Уралом. В Воронеже, в 1935 – 1937 гг., где и когда к поэту вернулись стихи, Урал и Кама фигурируют в них как одни из важнейших мотивов620620
  См. об этом в: Фрейдин Ю. Долгое эхо: поэтическое пространство Урала и воронежские стихи О. Мандельштама // Осип Мандельштам и Урал. М.: Петровский парк, 2009. С. 82 – 87.


[Закрыть].

…В марте 1923 года в Екатеринбурге начал выходить двухнедельный иллюстрированный журнал «Товарищ Терентий» – литературное приложение сразу к пяти газетам: «Уральский рабочий», «Звезда», (Пермь), «Советская Правда» (Челябинск) и «Трудовой Набат» (Тюмень). В октябре 1923-го «Терентий» перестал быть приложением к уральским газетам, обрел самостоятельность – нэпом было рождено акционерное общество «Уралкнига», и редакция журнала ушла под крыло книгоиздателей. В ноябре вышел снова первый номер иллюстрированного журнала «Товарищ Терентий» – в другом формате и с новой обложкой, а декабрьский выпуск был сдвоенным – «№ 1/2. 8 декабря 1923 г.».

Выходил журнал в 1923 – 1925 годах регулярно, но довольно часто сдвоенными номерами. Он быстро выбился в самый известный и престижный журнал в городе и регионе. В нем дебютировали Павел Бажов, Аркадий Гайдар и другие известные писатели. В 1926 году он был переименован в «Уральскую новь», а в 1927 году он и вовсе прекратил свое существование.

Кто же такой «товарищ Терентий»?

Не ищите его в святцах подпольных движений. «Анкетой» товарища Терентия открылся первый сдвоенный выпуск журнала, датированный 18 марта 1923-го:

«Как зовут: «Терентий – Веселый Плотник». Где родился и почему так назван: «Где родился – не знаю. Назван попом, и с тех пор – «Терешка… Терентий Парфентьевич… просто Парфентьевич и, наконец, товарищ Терентий». Образование: «Образование у меня солидное… Я исходил и изъездил в поисках потерянного ремесла пол-России и, наконец, прибыл на Урал – уже квалифицированным деревообделочником. Я умел обделывать не только дерево, но и глупых бабенок, но и разные веселые делишки». Основная профессия: «Плотник». Причины издания журнала: «Рассказать уральцам, где бывал, что видал, где бываю и что вижу».

Вот такой персонаж.

В уже упомянутом сдвоенном декабрьском номере 1 – 2 за 1923 год был напечатан очерк Осипа Мандельштама «Международная крестьянская конференция», сильно отличающийся от более известного очерка с почти таким же названием – «Первая международная крестьянская конференция»621621
  Огонек. 1923. № 31. 28 октября. С. 12.


[Закрыть].

В № 4 – 5 за 1923 год, вышедшем 23 декабря, была опубликована неподписанная заметка о Пьере Ампе, или Хампе (или Гампе, как напечатано в журнале), предваряющая – такой же анонимный – перевод его рассказа «Муха». Как раз в это время Мандельштам переводил Хампа – в начале 1924 года в издательстве «Московский рабочий» в его переводе вышла книга Хампа «Золотоискатели в Вене» (из быта «шиберов»). Но даже не это, а сам по себе прозаический стиль – неповторимо раскованный и одновременно пристальный – «выдает», на наш взгляд, авторство Мандельштама.

И наконец, в 1924 году, в № 7 от 20 января, в «Товарище Терентии» снова встречаем имя Мандельштама – на сей раз в качестве переводчика стихотворения О. Барбье «Шахтеры Ньюкэстля». Этот перевод долгое время находился в безвестности – им, по-видимому, не располагал и Н.И. Харджиев, впервые собравший в своей «Библиотеке поэта» переводы Мандельштама из Барбье воедино622622
  Первыми обнаружили его А. Григорьев и Н. Петрова – составители первой библиографии переводов и переложений О.Э. Мандельштама (см. в: RL. 1984. Т. XV. Вып. 1).


[Закрыть].

Других следов сотрудничества Мандельштама с «Товарищем Терентием» обнаружить не удалось, однако его имя встречается в других материалах, в частности, в статье Э.М. (Эмиля Миндлина?) «Литературный Петербург»623623
  Товарищ Терентий. Екатеринбург. 1923. № 4 – 5. 23 дек. С. 27 (обнаружено Н. Поболем).


[Закрыть].

Остается лишь добавить, что самый механизм сотрудничества был предельно прост. «Товарищ Терентий» имел в Москве уполномоченного редакции (им был М.Е. Долинов), размещавшегося по адресу – Большой Гнездниковский переулок, д. 10, комн. 609. Мандельштам в этом доме бывал постоянно – здесь на первом этаже располагалась московская редакция газеты «Накануне», а в ней в это время он регулярно печатался…624624
  См.: Нерлер П. Поэт у “плотника” // Урал. 1991. № 7. С. 172 – 176.


[Закрыть]

Случайные вроде бы заработки, первые подвернувшиеся под руку тексты, библиографический полукурьез, – все это так, но, тем не менее, через них в мандельштамовскую судьбу впервые прокрался Урал.

То, что вокруг дела Мандельштама происходит что-то необычное, первым почувствовал Михаил Львович Винавер625625
  Винавер Михаил Львович (1880 – 1937), адвокат и правозащитник, еврейский деятель, гражданин Польши. Зам. председателя Польского Красного Креста, а c 1924 г. зам. председателя «Общества помощи политическим заключенным» (Помполит), основанного в 1918 г. и до 12 июня 1922 г. известного как «Комитет помощи политическим ссыльным и заключенным» или «Политический Красный Крест» (при председателе Е.П. Пешковой). Общество было закрыто в середине 1937 г., а сам Винавер 3 августа был арестован в Крыму, где находился на отдыхе. За 16 месяцев следствия, проходившего в самый разгар применения физических методов воздействия, никого не оговорил. 29 июня 1939 г. приговорен к 10 годам ИТЛ по ст. 58.6 (Видре К. Хочу спасти от забвения (М.Л. Винавер и Политический Красный Крест) // Звезда. 2002. № 3). В начале 1942 г. освобожден из лагеря по амнистии как польский поданный, 29 сентября (по другим сведениям – в 1943 г.) скончался (Екатерина Павловна Пешкова. Биография: Документы. Письма. Дневники. Воспоминания / Сост. Л. Должанская. М., 2012. С. 678 – 682).


[Закрыть]: «Какая-то особенная атмосфера: суета, перешептывания…» – говорил он Надежде Яковлевне626626
  Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1999. С. 110.


[Закрыть].

И как в воду глядел. Начиная с 26 мая, стали твориться самые настоящие чудеса – чудеса, доведенные до Надежды Яковлевны Шиваровым под лаконичным девизом: «изолировать, но сохранить!»

Во-первых, звонок следователя ей самой и предложение свидания – редчайший случай!

Свидание состоялось 28 мая в присутствии следователя Шиварова:

«Крупный человек с почти актерскими – по Малому театру – назойливыми и резкими интонациями, он всё? время вмешивался в наш разговор, но не говорил, а внушал и подчеркивал. Все его сентенции звучали мрачно и угрожающе. Такова, однако, наша психологическая структура, что мне, пришедшей с воли, было не страшно, а только противно. Две недели без сна в камере внутренней тюрьмы и на допросах в корне бы изменили мое состояние.

<…> Когда ввели О.М., я заметила, что глаза у него безумные, как у китайца, а брюки сползают. Профилактика против самоубийств – «внутри» отбирают пояса и подтяжки и срезают все застежки.

Несмотря на безумный вид, О.М. тотчас заметил, что я в чужом пальто. Чье? Мамино… Когда она приехала? Я назвала день. “Значит, ты всё время была дома?” Я не сразу поняла, почему он так заинтересовался этим дурацким пальто, но теперь стало ясно – ему говорили, что я тоже арестована. Прием обычный – он служит для угнетения психики арестованного. Там, где тюрьма и следствие окружены такой тайной, как у нас, и не подчиняются никакому общественному контролю, подобные приемы действуют безотказно.

Думая, что мы расстаемся надолго, а может, навсегда, О. М. поспешил передать со мной весточку на волю. <…> О. М. сообщил, что у следователя были стихи, они попали к нему в первом варианте со словом “мужикоборец” в четвертой строке: “Только слышно кремлевского горца – душегубца и мужикоборца”… Это было весьма существенно, чтобы выяснить, кто информировал органы. Дальше О.М. торопился рассказать, как велось следствие, но следователь непрерывно его обрывал и старался использовать создавшуюся ситуацию, чтобы припугнуть и меня. А я тщательно вылавливала из перепалки всевозможные сведения, чтобы передать их на волю.

Стихи следователь называл “беспрецедентным контрреволюционным документом”, а меня соучастницей преступления: “Как должен был на вашем месте поступить советский человек?” – сказал он, обращаясь ко мне. Оказывается, советский человек на моем месте немедленно сообщил бы о стихах в органы, иначе он подлежал бы уголовной ответственности… Через каждые три слова в устах нашего собеседника звучали слова “преступление” и “наказание”. Выяснилось, что я не привлечена к ответственности только потому, что решили «не поднимать дела». И тут я узнала формулу: «изолировать, но сохранить» – таково распоряжение свыше – следователь намекнул, что с самого верху, – первая милость… Первоначально намечавшийся приговор – отправка в лагерь на строительство канала – отменен высшей инстанцией. Преступника высылают в город Чердынь на поселение… И тут Христофорыч предложил мне сопровождать О.М. к месту ссылки. Это была вторая неслыханная милость, и я, разумеется, тотчас согласилась ехать, но мне до сих пор любопытно, что произошло бы, если б я отказалась»627627
  Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1999. С. 38 – 40.


[Закрыть].

Во-вторых, – и это главное – сам приговор «копеечный»: всего-навсего высылка на три года в Чердынь!

И, в-третьих, жене предложили сопровождать в ссылку мужа, с чем она немедленно согласилась. Для сопровождения Мандельштама Надежде Яковлевне тут же выдали удостоверение.

Но уезжать нужно было уже в этот же вечер, 28 июня! До отправления оставалось совсем немного времени, и все оно полностью ушло на всевозможные сборы.

Ахматовой запомнились приготовления, проводы и прощание на Казанском вокзале: «…Нина Ольшевская и я пошли собирать деньги на отъезд. Давали много. Елена Сергеевна Булгакова заплакала и сунула мне в руку всё содержимое своей сумочки»628628
  Ахматова, 2005. С. 115.


[Закрыть].

По версии Надежды Яковлевны, Булгакова не только сама дала денег, но и, вместе с Ахматовой, собирала по всему дому на отъезд Мандельштамов.

…Поезд на Свердловск уходил с Казанского вокзала. С Ленинградского – в тот же день и час – уезжала Ахматова.

«На вокзал мы поехали с Надей вдвоем. Заехали на Лубянку за документами… Осипа очень долго не везли… Мой поезд (с Ленинградского вокзала) уходил, и я не дождалась. Братья, т. е. Евгений Яковлевич Хазин и Александр Эмильевич Мандельштам, проводили меня, вернулись на Казанский вокзал, и только тогда привезли Осипа, с которым уже не было разрешено общаться»629629
  Там же. С. 116.


[Закрыть].

29 – 30 мая Осип Эмильевич и Надежда Яковлевна провели в поезде.

Не одни, а под неусыпным надзором тройки «славных ребят из железных ворот ГПУ» – своих конвоиров. Согласно уставу конвойной службы, существовали эшелонное конвоирование (Мандельштам еще столкнется с ним в 1938 году630630
  См.: Никольский, Поболь, 1999. С. 43 – 47.


[Закрыть]), пешее и так называемое особое, когда конвоирование осуществляется в индивидуальном порядке и по особому распоряжению. Именно с этим видом конвоирования, похоже, и столкнулся О.М. на этот раз. Конвоиров ему заказали не из внутренних или конвойных войск и уже тем более не из милиции (случалось и такое), а из низового состава ОГПУ, вооруженных скорее всего наганами.

Собственно, они так и назывались: спецконвой ОГПУ, и старшего из троих звали так же, как и конвоируемого, – Осипом. Во внутреннем кармане у него лежал запечатанный конверт в выпиской из протокола Особого совещания, который надлежало доставить в чердынскую комендатуру – цитирую предписание – «вместе с личностью осужденного, следуемого спецконвоем в ваше распоряжение, для отбывания высылки»631631
  ЦА ФСБ. Следственное дело Р – 33487 (Мандельштам О.Э.). Л. 36. Оборот «Формы № 54».


[Закрыть].

Первою целью на их маршруте был Свердловск. Там, в областном центре, по-видимому, надлежало сделать соответствующую отметку. Когда бы не это, то самый короткий путь в Чердынь пролегал бы через Пермь.

В пути у Мандельштама усилился душевный недуг, обозначившийся во внутренней тюрьме: напряженное ожидание казни, навязчивая идея самоубийства. И вместе с тем он сохранял адекватность восприятия и присущее ему чувство юмора. Иначе бы не сочинил 1 июня в Свердловске, на полпути из Москвы в Чердынь, следующую трагикомическую басню:

 
Один портной
с хорошей головой
Приговорен был к высшей мере.
И что ж? – портновской следуя манере,
С себя он мерку снял
И до сих пор живой.
 

Закройщик собственной судьбы, Мандельштам, несомненно, понимал, каким должен был быть его «приговор» – высшая мера: и разве не сам он пояснял, что смерть для художника и есть его последний творческий акт? И он сделал для этого «все что мог». Но оказалось, что именно это и спасло его от высшей меры и что, благодаря самоубийственному поведению, он от гибели-то и ускользнул.

До Свердловска почтовый поезд № 72 тащился почти двое с половиной суток, или, согласно расписанию, – 57 часов и 17 минут. Там – первая пересадка: ссыльная парочка и трое «телохранителей» несколько часов дожидались вечернего поезда по соликамской ветке. До Соликамска – еще одни сутки: почтовый поезд № 81 находился в пути, согласно расписанию, 20 часов и 14 минут632632
  Информация Центральной научно-справочной библиотеки Министерства путей сообщения (сообщено А. Никольским).


[Закрыть].

В Соликамске – снова пересадка, причем от вокзала до пристани ехали на леспромхозовском грузовике (это тут Мандельштам, увидев бородача с топором, перепугался и шепнул: «Казнь-то будет какая-то петровская!»).

Надо не просто сказать – подчеркнуть, что психическое состояние Мандельштама оставляло желать много лучшего. Травмопсихоз – термин, сообщенный поэту или его жене скорее всего следователем со слов тюремного врача, – был, по замечанию Ю.Л. Фрейдина, не чем иным, как эвфеизмом: правильно было бы говорить о тюремном психозе плюс так называемый железнодорожный психоз (разновидность галлюцинаторно-параноидного психоза), когда человеку – от обилия или остроты впечатлений – за всю дорогу не удавалось сомкнуть глаз!

Последний перегон – водный и против течения (вверх по Каме, по Вишере и по Колве) – Осип Эмильевич с Надеждой Яковлевной проплыли с комфортом – в отдельной каюте, снятой по совету Оськи-конвоира («Пусть твой отдохнет!»). Этим маршрутом плавали два парохода – «Обь» и «Тобол»633633
  А вот, для сравнения, некоторые дореволюционные имена: «Альфа», «Гражданин», «Доброжелатель» (сообщено С.А. Попковой).


[Закрыть]: Мандельштам знал об обоих, так что, возможно, оба были зашвартованы в Соликамске или же просто встретились по пути634634
  Эта часть маршрута скорее всего тоже была отработанной. Именно так проследовал в Чердынь за год до Мандельштама Кураев (Кураев, 1998. С. 13).


[Закрыть].

Внимание Мандельштама не могли не привлечь береговые знаки – створные меты и футштоки. Меты маркировали изгибы фарватера и километраж от устья реки: их появление впереди было предвестником поворота русла или какой-то иной перемены. Окрашенные в белый цвет, они являли собой хорошо видимые капитанам и ночью высокие столбы с прибитыми друг над другом четырьмя поперечными рейками переменной и уменьшающейся снизу доверху длины. А футштоки – это своего рода «стационарные» мерные рейки, фиксирующие уровень воды. Они состояли из чередующихся красных и черных меток и цифр и действительно напоминали старинные верстовые столбы из дореволюционного времени635635
  Благодарю А. Лапшевцева и Н. Поболя за соответствующую консультацию.


[Закрыть].

Наложившись друг на друга, футштоки и створовые столбы попали в стихи: «И речная верста поднялась в высоту…»

Колва в Чердыни судоходна исключительно по большой воде, то есть в мае-июне. Так что можно сказать, что Мандельштамам «повезло» со временем прибытия636636
  Тот же Кураев просидел в Екатеринбурге до открытия навигации около месяца.


[Закрыть].