Текст книги "Con amore. Этюды о Мандельштаме"

Статья, повторю, задела, уважение к мыслящему ее автору было тому фоном, – и осенью я разыскал Новикова и вытащил его в Мандельштамовское общество на разговор. 26 ноября 1997 года, вместе с Институтом высших гуманитарных исследований РГГУ, мы провели диспут на тему «Конец столетия – закат Мандельштама?». В нем, кроме Новикова и меня, приняли участие Г. Кнабе, Н. Самохина, О. Лекманов, Л. Кацис, Ю. Фрейдин и М. Горнунг.

В устном исполнении тезисы Новикова были еще провокативнее: поэт, не могущий собрать «Лужники», никому уже не нужен, кроме своего фан-клуба. А Мандельштамовское общество – это стало быть, классический фан-клуб, что-то вроде сонма поклонниц группы «Ласковый май»12751275
  Именно так – «фан-клубом русского поэта-страдальца» – назвала МО в своем репортаже о Мандельштамовских днях 2001 года Лиза Новикова (Новикова Л. Осип Мандельштам попал в хорошее общество // Коммерсантъ. 2001. № 5. 16 января).


[Закрыть].

Сразу стало интересно, а что или кого противопоставляет Мандельштаму Новиков, какова его «позитивная программа», кто его «герои нашего времени»? На кого, кроме обэриутов, он ставит? В ком наш пропагандист мейнстрима усматривает самую глубь его фарватера?

Оказалось, что это – прости господи – Владимир Сорокин.

Голубое сало против золотого руна, мастеровитая пошлость против «гармонического проливня слез»!.

Интересно, что именно обэриутство как хохмачески кривое зеркало времени – сначала бессознательно, а потом и совершенно сознательно – противопоставлялось своими адептами именно акмеизму.

В одном из интервью Новиков спросил у своего кумира: «Что Вы думаете по поводу цепляния за Серебряный век, за акмеистов, которое так свойственно “шестидесятникам”? Эти трагедии биографически выдержат любую нагрузку, а тексты? Насколько это мощная литература, как Вы думаете?»

Сорокин, этот талантливый имитатор всего чего угодно, если надо – то и акмеистов, услышал и без запинки и зазрения совести отвечал:

«Безусловно, акмеизм для меня не самое сильное и яркое явление в литературе XX века. Конечно “обэриуты” гораздо интересней, но так получилось, что они физически и культурно погибли и эта линия заглохла. “Шестидесятники” держатся за акмеизм, потому что он отвечает их представлениям о высокой культуре. Есть представление о том, что культура бывает высокая и низкая, и, конечно, им Хармс поперек горла, потому что он говорит, что есть только чистота внутреннего порядка, а она может быть и в объявлении на заборе… Это довольно наивное представление, и оно настолько в разрыве с западной культурой, где давно перешагнули такие критерии, как высокое и низкое… Вообще, в 60-х больше каких-то гротескных, комических фигур. Для них культура, литература всегда были средством, способом борьбы, расшатывания чего-то, свержения.

– Вы считаете, что наше поколение более благополучное?

– Более нормальное»12761276
  Владимир Сорокин: мы не встанем ни под каким памятником // Коммерсантъ-daily. 1998. № 161. 2 сент. С. 10.


[Закрыть].

Все здесь от постмодернистской балды расплывчатой – и акмеизм, и «шестидесятники», и якобы антагонизм между Хармсом и Мандельштамом, и постмодернисткая «норма», а на деле полное отсутствие нормы и каких бы то ни было ее критериев.

Впрочем, для Сорокина не только Мандельштам и Хармс «жмурики», покойница для него и вся литература: «Сейчас не время литературных премий, так как русская литература закончилась и литературный процесс сошел на нет. Русская литература господствовала в обществе и была самым важным языком влияния на него в более ранние века. Сейчас же этот великан умер. <…> Сейчас надо давать премии в других областях – кино, TV, мульти-медиа. Литература достойна быть просто нормально похороненной»12771277
  Коммерсантъ-daily. 1997. 22 окт. С. 13.


[Закрыть].

Литература для Сорокина не более чем медиум, чем СМИ, и как таковая – не более чем перчатка, носок или гульфик, которые в разные времена, в зависимости от конъюнктуры, надевают на то, на что их сейчас принято надевать.

СМОТРЯЩИЙ ЗА КУЛЬТУРОЙ vs. КУЛЬТУРА

Науму Клейману

Если ведомству необходимо подготовить госпрограмму «Развитие культуры», мы не сможем отчитаться за нее в правительстве исследованием творчества Мандельштама или монографиями о средневековой архитектуре Британии12781278
  Высказывание министра культуры одной из развивающихся стран, 2012.


[Закрыть].

14 декабря 2012 года Владимир Мединский, известный мифоборец и министр варваризации России, апологет пропаганды и такой «культуры», важнейшим из искусств которой является братковский мордобой без правил, в интервью «Российской газете» вдруг возьми да сморозь:

«Фундаментальные научные исследования и проекты, такие как многотомная “История искусства”, будут финансироваться государством в полном объеме. Но – повторю свою мысль уже в правильном контексте – ученые, самостоятельно определяя сферу своих научных интересов, должны отвечать на запросы государства и общества. Если ведомству необходимо подготовить госпрограмму “Развитие культуры”, мы не сможем отчитаться за нее в правительстве исследованием творчества Мандельштама или монографиями о средневековой архитектуре Британии»12791279
  http://www.rg.ru/2012/12/14/medinskii-site.html


[Закрыть].

Ну ладно – случайно, наверное, обмолвился Осипом Эмильевичем. И сам ведь не промах перышком по клавиатуре водить, даже возглавлял (вот Новиков с Сорокиным оценили бы) библиоглобусовы рейтинги. Так что неровен час: услышал фамилию – и ляпнул. С кем не бывает…

Но спустя две недели 27 декабря 2012 года – кстати, в годовщину смерти Мандельштама – тот же министр в интервью все тому же официозу – и на этот раз в связи с посещением Института искусствознания в Козицком переулке, – снова обронил такой же шарик:

«…Говорят: спасите гуманитарную науку. Знаете, в сохранении ныне действующей модели НИИ я вижу не спасение, а полный крах и фиаско остатков гуманитарной науки. Это такое доживание… У меня была сложная беседа в НИИ искусствознания. Это наиболее известный институт, с репутацией, 350 сотрудников. Работа их никак не связана с министерством, к сожалению. Госзаказа как такового нет, он не сформулирован. Общественного коммерческого заказа очень мало. Зарплаты низкие… И когда кто-то из ученых говорит: знаете, мне сейчас 55 лет, до 70 я буду заниматься творчеством Мандельштама и раз в месяц приходить за зарплатой в 15 тысяч рублей – это неправильный подход. Так не будет. И не было так никогда в мире…»12801280
  Корнеева И. Культура на просвет – про деньги, кино и цензуру // Российская газета. 2012. 27 декабря (В сети: http://www.rg.ru/2012/12/27/medinskij.html) том же материале изложена точка зрения министра на современное российское кино: «Если деньги платит государство, оно имеет право влиять на контент, если деньги рыночные – цензуры нет. Все. Контент определяет творец самостоятельно».


[Закрыть]

Тут уже случайна разве что дата – ну откуда путинскому министру знать, когда умер Мандельштам. Да и не было такого конкретного сотрудника в этом конкретном институте! А вот само имя Мандельштама для его соседа по «Википедии» Мединского явно знаковое, не случайное.

Ну конечно же, добрые блогеры заступились и за Мандельштама, и за культуру, и даже за профильного министра12811281
  См. форумы обеих публикаций, а также: https://www.facebook.com/xenialarina/posts/481920208516469


[Закрыть]:

Виктория Ко: «Не знаю, как на развитие культуры влияет архитектура средневековой Британии, но вот творчество Мандельштама, прочитанное талантливым ученым, влияет однозначно».

Екатерина Барабаш (В блоге Ксении Лариной)12821282
  https://www.facebook.com/xenialarina/posts/481920208516469


[Закрыть]: «А когда сегодня Иван Демидов сказал кинематографистам: “Я знаю, каких тем в кино хотят наши зрители, – гордость за Россию, а также тема пенсии и зарплат”, – тут умер даже Кафка. Я-то умерла еще позавчера, на словах Мединского: “Ну что такое академическая наука? Вот человек говорит: я хочу изучать творчество Мандельштама, а вы мне платите за это деньги. Почему мы должны ему платить деньги за творчество Мандельштама? Что этот ученый сделал для Министерства культуры?»

Сергей Станкевич: «Вот выходит человек и говорит: я буду рулить культурой, а вы мне деньги платите. Почему мы должны ему платить деньги, которые можно потратить с толком – например, на изучение творчества Мандельштама?»

Денис Щепин: «Мединский не ставил вопрос про “забыть Мандельштама”, а почему кто-то должен его изучать на бюджетные деньги. Как измерить результаты этого “изучения”? И таких паразитов в науке подавляющее большинство и масса их заслоняет настоящих учёных».

Олег Василенко: «Денис Щепин, я думаю и в Казахстане наличие знаний о Мандельштаме не помешает. Это, так сказать, наличие культурного поля, может даже перегноя, что бы могло вырасти что-то достойное, не всем же тюрбаны вокруг головы крутить и о науке размышлять».

Наталья Володина: «По новым стандартам в школе будут проходить русскую литературу до серебренного века, а дальше факультативно: – ). То есть Мандельштам, Цветаева, Набоков и тд это излишество для нашей молодежи: – )».

Леонид Зильберов: «Когда-то нынешний президент Украины (Янукович – П.Н.) назвал русскую поэтессу Анну Ахматову украинской поэтессой Анной Ахметовой. Но я не помню ни одного министра культуры до Мединского, который был бы столь дремуч, чтобы гениального поэта Осипа Мандельштама назвать каким-то там ученым Мандельштамом, который ничего не сделал для “министерства культуры”».

Не так уж и важно, что не все заступники разобрались в том, что именно рек Мединский. Сам по себе его «месседж» предельно ясен и грозен. Культура в нынешней России – такая же сфера государственных интересов и вертикальных отношений, как наука или политика. Государство (то бишь министерство) само назначает культурные приоритеты и формирует госзаказ на выполнение привязанных к ним задач. Средства же выделяет на это по возможности лишь тот, кто экономит на закрываемых и увольняемых, а еще на всем прочем, что плохо вписывается в вертикали, выстраиваемые им практически повсеместно.

Когда Ливанов и Голодец, товарищи Мединского по правительству, осуществляли рейдерский захват Российской академии наук, то ничуть не меньшим слюнным раздражителем, чем вкуснота недвижимости, была для них и своего рода «диагональность» административной структуры РАН – иными словами, ее недостаточная вертикальность, осложняющая ручное управление из Кремля. Эти ученые, блин, уже почти триста лет пеклись об интересах науки больше, чем об интересах государства: разве годится такое в России? Каждая копейка не из государственных рук плоха уже тем, что работает на культуру или науку, работает на творца, а не на государство. Вот Академию и переформатировали, встроив ее в правильные потоки политической воли и казенных денег, отлучив ее от научного интереса и безродных грантов, но и дав при этом ученому миру и пару вдоволь пошуметь.

Сам Мединский разобрался со своей министерской наукой и ее институтами еще раньше, но у него, слава богу, таких монстров, как Академия, под ногами не было. Разбомбил институты – принялся за музеи.

Но до чего же примечательно, что для самоидентификации этот министр вертикальной культуры в качестве антипода бессознательно выбрал именно Мандельштама!12831283
  Мединский В. Министр культуры заявил: НИИ закрыты не будут // Российская газета. 2012. 14 декабря (в сети: http://www.rg.ru/2012/12/14/medinskii-site.html)


[Закрыть] До чего же по-своему точен его выбор и красноречив самый жест! Это же почти как некогда про Пушкина: «А работать за вас кто – Пушкин будет?»12841284
  В чем-то даже и лестно: своеобразная форма всенародного признания…


[Закрыть].

СЛУЗГАННАЯ КУЛЬТУРА, ИЛИ НОВАЯ АТЛАНТИДА

Карену Свасьяну

Отшумит век, уснет культура, переродится народ…12851285
  Из статьи «О природе слова» (1920).


[Закрыть]

Ты напрасно Моцарта любил…12861286
  Из стихотворения «Ламарк» (1932).


[Закрыть]

 
И в распухнувшее тело
Раки черные впились…12871287
  Из стихотворения Пушкина «Утопленник» (1825).


[Закрыть]
 

Когда-то, в 1921 году, в статье «Слово и культура», Мандельштам с надеждой писал о том, что революция раскрепостила культуру и напросилась ей в дочери, что революционное государство сделало культуру своей религией, своей церковью и своей советницей. После чего слово стало плотью и хлебом, мир разделился на врагов и на друзей слова, а государство осознало свой глубочайший культурный голод. «Нужно рассыпать пшеницу по эфиру», – отвечал на это Мандельштам, после чего (и уже в 1927 году) добавил: «Классическая поэзия – поэзия революции».

Полного доверия к тому, как справляется государство с этой новой для себя ролью, не было и тогда: «Сострадание к государству, отрицающему слово, – общественный путь и подвиг современного поэта» («Слово и культура»).

А вскоре иллюзии и вовсе развеялись. Человека, а тем более поэта, с ног до головы накрыла чудовищная тень и окутала вязкая пирамидальная вата новой социальной архитектуры, напоминающей ассирийскую или египетскую. Только куда как худшую, ибо от ассирийских пленников, копошащихся, как цыплята, под ногами, никто не требовал славословий в адрес мучителей и палачей.

«Если подлинное гуманистическое оправдание не ляжет в основу грядущей социальной архитектуры, она раздавит человека, как Ассирия и Вавилон» – заклинал тогда Мандельштам в «Гуманизме и современности», и все впустую, напрасно: не легло, раздавила (копошитесь себе под плитой сколько угодно!).

Отсюда до пощечины-эпиграммы и до пророчесва «Ламарка» – хотя и десять еще лет, но всего один шаг:

 
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны…
 

Автаркический строй, закрывший для граждан свои границы, отнявший у них настоящее, укравший будущее и покушающийся на прошлое, получил в этих стихах свою лучшую несмываемую метку.

Сталина же эти стихи настолько порадовали и развеселили, что он подарил автору еще пять лет жизни, и, только когда они истекли, дал ему по чину умереть – с причитающимися «гурьбой и гуртом».

Нынешнее время – не такое кровавое, как при Сталине, но еще более ассирийское и более «вертикальное». Теперешняя вертикаль власти догадалась (чего Сталин не смог): самая жесткая реакция на стихи и на правду – это не замалчивание их и не запрет, не казнь болтунов, а полная тишина, абсолютное молчание, игнорирование, в том числе и того, что еще скажут по этому поводу другие: «мели, Емеля – караван идет…»

Новым идеологам и пропагандистам (а пропаганда в таком вертикальном государстве и есть субститут культуры) достается тяжелее, ибо в отличие от Сталина с его госпланами, голодоморами и воронкáми, они уже смекнули, что с псевдо-социалистических им выгоднее перейти на псевдо-капиталистические рельсы, ибо там нет заслонов на личное обогащение и потребление.

Второе удобство – не надо беспокоиться о поддержании уровня страха в стране. Мнения же и суждения у граждан могут быть любые, какие угодно, – ну и пусть себе резвятся сколько хотят в своем виртуале. А если кто не заметит, как перегнул палку, и особенно если кто-то перенесется в реал – то для таких «рассеянных» всегда найдется небольшой, с карманными обмудсменами гулажек на миллион душ.

Жемчуг поэзии – ее сущностное, ее сакральное и возвышенное ядро, столетиями ежесекундно удерживавшее и скреплявшее мир, столетиями делавшее жизнь столь многих чище и лучше, – вылущено из нее, словно семечко, слопано и слузгано через губу вместе с кожурой.

Высокая поэзия, чистая и возвышенная, столетиями и ежесекундно удерживала и скрепляла мир, делая жизнь столь многих и чище, и лучше. И вот на наших глазах ее сакральное ядро, ее жемчуг, вылущен, словно семечко, и слузган через губу вместе с кожурой!

Ее можно, не переставая, любить и продолжать носить под сердцем и в сердце, но уже не потому, что «иной не видал», и тем более не потому, что в нее «можно только верить».

Начинает, похоже, сбываться самое страшное (чур, чур меня!) мандельштамовское пророчество – о глухоте паучьей. Кубарем скатываемся вниз по двигающейся наверх земноводной лестнице Ламарка, и мохнатое зрелище фривольного союза и торжествующего соития словесной пошлости, нуворишского хамства и варварской власти – все эти постмодернисткие присоски и примочки – отнюдь не очередной «закат Европы», а покушение на внеочередное и необъявленное убийство поэзии.

С нынешними векторами образования и сквозь просеки «научных» (экспертиза) и «культурных» (пропаганда) вертикалей уже неплохо просматривается и неисчерпаемый мир инфузории-туфельки с ее бесподобно-гениальными вакуолями.

Когда убиты не только поэты, но удушена и сама поэзия, некому уже выхватить шпагу из ножен и броситься на мохнатого, некому вступиться за честь поэзии, за честь культуры, за честь самой природы!

Вот в чем было истинное назначение поэзии, и без нее возвращение в океан – в его праводы и протобуквы – представляется почти неизбежным. Когда выходили на берега, то миллионы лет шли наверх из однозначного «до» – культурья, назад же, к кольчецам и усоногим спускаемся быстро и на иной, от противного, тяге – от «бескультурья».

Материк культуры уходит под воду, но не героическим самоубийцей-«Варягом», а отступлением береговой линии и раздроблением в архипелаг. Он еще выступает над варварской пучиной сотнями дорогих читательскому сердцу имен-островков и еще дышит последними миллионами читательских сердцебиений.

Но читатели Мандельштама – это матросы ковчега или будущие жители Атлантиды, которым впору уже теперь учиться жить под зацветшей и просаленной водой!

Сколько будет длиться этот стихомор и всекультурный потоп – бог весть, но схлынет и он, отсмрадится, просыхая, болото, и все жаворонки и соловьи, все голуби и щеглы встряхнутся и снова рассядутся по своим веткам. И снова можно будет, вслед за поэтом, справиться, -

 
…Здорово ли вино? Здоровы ли меха?
Здорово ли в крови Колхиды колыханье?
 

ВМЕСТО
ЗАКЛЮЧЕНИЯ

ВЕК МАНДЕЛЬШТАМА

Евгению Бунимовичу, Валерию Ненаживину

и Дмитрию Шаховскому

Памяти Лазаря Гадаева

Я к величаньям еще не привык…12881288
  Из стихотворения «Батюшков» (1932).


[Закрыть]

Когда устроители лучшей мандельштамовской конференции, прошедшей в 1991 году в Лондоне под патронажем Исайи Берлина и Иосифа Бродского, назвали ее «Столетие Мандельштама», они вкладывали в это название не только дань памяти календарному юбилею поэта, но и то особое отношение, установившееся у Осипа Мандельштама с веком, в котором он жил и который по праву называл своим.

Бесспорно, он был одной из центральных фигур русской поэзии XX века. Его гениальные стихи, как лирические, так и гражданские, сохраняя верность высоким традициям Пушкина и Тютчева, открыли в русской поэзии новые горизонты и прорыли в ней новые ходы, во многом определившие все последующее ее развитие. Его неотрывная от стихов проза явилась блистательным образцом словесной и образной яркости и свежести и, вместе со статьями Блока и Цветаевой, легла в основание «прозы поэта» как особого жанра в русской литературе.

Взятое в целом, творчество Мандельштама вошло в резонанс с его личной судьбой и русской советской историей. При жизни его травили, разлучали с читателем (основная часть его поздних стихов была напечатана только спустя 20 – 30 лет после его смерти, да и то не на родине, а на Западе; основной формой его «хождения» в СССР был «самиздат»), наконец, политически преследовали (несколько арестов, ссылка в Чердынь и Воронеж, роковая отправка на Колыму). Все это, в особенности, его знаменитая эпиграмма на Сталина и мученическая смерть в гулаговском пересыльном лагере под Владивостоком, принесло ему прочную читательскую любовь и поставило в самый центр своеобразного мифологического противоборства Поэта и Тирана, весьма значимого для понимания века. Воспоминания его вдовы, Надежды Яковлевны Мандельштам, переведенные на многие языки, отнюдь не создали, а лишь только закрепили эту трагическую мифологему.

В контексте общекультурном его литературное и историческое значение, равно как и читательское признание (в России и во всем мире), сегодня является поистине мировым и не оспаривается уже никем. Его произведения, в том числе и несколько многотомных собраний сочинений, изданы миллионными тиражами во многих странах мира, о нем написаны тысячи статей, опубликованы сотни книг и защищены десятки диссертаций. И не случайно, что именно на мандельштамовском «материале» складывались и формировались многие методологические парадигмы современной филологии (как, например, интертекстуальный анализ и др.). Мандельштамоведение является, бесспорно, одной из самых динамичных ветвей русской филологии.

В 1991 году было создано международное Мандельштамовское общество, объединившее и объединяющее несколько сот членов и осуществляющее многочисленные проекты, главными из которых на сегодняшний день являются подготовка и издание Мандельштамовской энциклопедии, объединенного цифрового интернет-архива поэта, а также нового многотомного собрания сочинений Мандельштама.

Конечно, главная память о поэте – это его стихи, его книги. Стихи Мандельштама сохранила его вдова, неизданное первыми выпустили американские ученые.

Бесценна и память очевидцев – воспоминания друзей и иных современников. И ее место – в изданиях: не записанное и не опубликованное, а всего лишь озвученное живет только в слышавших и уходит с ними.

Но есть еще и память, материализованная в прочных материалах – в камне или металле, память овеществленного признания и благодарности поэту, память увековеченная. Это памятники и мемориальные доски, маркирующие места или события, связанные с поэтом. Одновременно они предмет вдохновения и для иных творцов – скульпторов и еще – частица обновляемой с их появлением городской среды.

Впрочем, самый первый памятник Мандельштаму возник еще в 1985 году за десятилетие до того – в ограде могилы Надежды Яковлевны Мандельштам на московском Старокунцевском кладбище. Против – и как бы в сени – дубового креста с вырезанной на нем молитвой лег небольшой серый камень-кенотаф12891289
  Так у древних эллинов называлась ложная могила, не содержащая останков умершего.


[Закрыть], и на нем надпись:

«Светлой памяти Осипа Эмильевича Мандельштама».

А в 1991 году в Москве, Ленинграде, Воронеже, в 1993 – в Париже, а в 1994 – в Гейдельберге и в 1999 году – в Чердыни открылись мемориальные доски в честь Осипа Мандельштама. В 2006 году в Воронеже открылась доска в честь посещения Мандельштама Ахматовой, а в 2009 году пришедшая в негодность чердынская мемориальная доска была заменена новой. А в 2010 году мемориальная доска открылась и в Кимрах (Савёлово).

В 1998 году во Владивостоке – на месте гибели поэта – открыли первый фигуративный памятник Мандельштаму (скульптор В. Ненаживин). Но этот памятник пришлось открывать и перемещать еще дважды – в 2001 и 2004 гг., после того как он дважды становился жертвой атак вандалов.

В 2007 году в Санкт-Петербурге – во дворе Фонтанного Дома, где Мандельштам бывал у Ахматовой – открыли второй памятник Мандельштаму (скульптор В. Бухаев) – своеобразный памятник его тени, как бы изготовившейся к тому чтобы скользнуть в ахматовский подъезд.

В 2008 году – к 70-летию гибели поэта – открылись еще два памятника Мандельштаму – в Воронеже (скульптор Л. Гадаев) и в Москве (скульпторы Д. Шаховской и Е. Мунц).

Памятник Осипу и Надежде Мандельштам в Санкт-Петербурге работы Х. де Мунк, З. Баккера и Х. Белого, открытый в 2011 году во дворе Санкт-Петербургского университета, стал пятым в мире, но первым, где образ поэта соединен, как это было и в жизни, с образом его жены – Надежды Мандельштам.

Улицы Мандельштама в России все еще нет. Но в 2012 году открылась первая в мире улица Мандельштама – на его родине, в Варшаве…

Энтузиасты во Фрязино делают все, чтобы в их городе открылся первый в мире музей, посвященный Мандельштаму, – своего рода музей-библиотека. Хлопочут о мандельштамовском музее и там, где ему самое место, – в Москве.

Память о Мандельштаме – это трудная память.

Воды будут смыкаться и размыкаться, власти меняться и уходить, но corpus poeticum, и в его сердцевине Мандельштам, уже не вытравим.

 
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло…
 

Читатели и не заметят, как станут амфибиями, чудо поэзии не оставит их, и все это, как и напророчено, – «…будет вечно начинаться»!

По любви, con amore!