Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699."

XXXV. Окончание переговоров с графом Кинским. Намерение Петра ехать в Венецию. Поездка по окрестностям Вены

30 июня после обеда к Петру по повелению императора явился вновь граф Кинский с письменным ответом на статьи, врученные ему 27 июня и касавшиеся вопроса об уступке турками Керчи. Ответ этот также обсуждался предварительно на конференции министров, к которой был привлечен и венецианский посол Рудзини[472]472
  Шмурло. Сборник. № 550. С. 413–414.


[Закрыть]. Цесарское правительство начинало его с обещания твердо исполнять все то, к чему обязывает его союзный договор. Очень важно, конечно, установить крепкий и прочный мир после войны, которую цесарь вел против турок в течение 15 лет в союзе только с Венецианской республикой. Цесарь не сомневается, что основательные причины побуждают царя требовать Керчи, но предвидит непреодолимую трудность в приобретении ее от турок без завоевания ее силой, потому что турки не имеют обыкновения уступать то, что они не потеряли. Наоборот, при заключении мира они стали бы стараться вернуть что возможно из потерянного, если бы только принятое основание мира uti possidetis не препятствовало им в этом. До заключения мира будет еще довольно времени для русских овладеть Керчью и тогда удержать ее за собой на основании uti possidetis[473]473
  Это соображение, по свидетельству Рудзини, было высказано на конференции президентом гоф-кригсрата (presidente di guerra). Шмурло. Сборник. № 550. С. 414.


[Закрыть]. Можно, впрочем, попытаться требовать ее уступки и на конгрессе, и цесарь окажет такой попытке свое содействие. Что до продолжения войны до 1701 г. в том случае, если турки не согласятся уступить Керчь, то рассудить о том еще будет время по открытии съезда. Во всяком случае, цесарь обещает согласно союзу во всем удовлетворить царя и ничего не предпринимать без его ведома[474]474
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1363–1366.


[Закрыть].

Этим ответом переговоры Петра с цесарским правительством были закончены. Он понял, что решение австрийцев вступить в сношения с турками непреклонно и что помешать этому намерению не удастся. Поэтому ему ничего не оставалось, как и со своей стороны согласиться на участие в конгрессе. Дело Петра в Вене было, таким образом, кончено. Он стремился оттуда в Венецию[475]475
  Рудзини (Шмурло. Сборник № 551 `ad fin.).


[Закрыть]. О намерении царя совершить поездку в Венецию и, может быть, и в Рим, сообщил апостолическому нунцию сам император в разговоре, которым он удостоил нунция после данной ему аудиенции. Император прибавил, что вопрос о путешествии в Рим будет решен царем в Венеции, но поездка в Венецию вне сомнения; царя привлекает туда в особенности желание посмотреть арсенал, о котором ему так много говорили. Нунций воспользовался поводом поздравить цесаря с тем, что при дворе его появился столь великий государь, притом оказывающий такое уважение его цесарскому величеству и его августейшему дому, от чего можно ожидать наилучших последствий. Цесарь принял такое поздравление благосклонно, сказав, что действительно никогда еще в Вене не появлялось подобной особы (personaggio simile), и затем, продолжая разговор, коснулся личных качеств царя, характеризуя его как человека со здравым суждением и добрым сердцем, и сказал, что он более цивилизован, чем кажется по внешности: «…esser piu civile di quello dimostrava l’apparenza»[476]476
  Нунций в депеше к кардиналу Спада от 2/12 июля (Шмурло. Сборник. № 553).


[Закрыть]. В тот же день, 2/12 июля, одновременно с депешей нунция, извещавшего Ватикан о разговоре с императором, венецианский посол Рудзини сообщал своему правительству о намерении Петра выехать в Венецию, передавая, что московские послы говорили о таком намерении царя графу Чернини. В постскриптуме к своей депеше Рудзини пишет, что у него только что был маркиз Обицци с уведомлением, что он был приглашен московскими послами и имел с ними, а также и с самим царем разговор, в котором его подробнейшим образом расспрашивали о путешествии в Венецию[477]477
  Шмурло. Сборник. № 551.


[Закрыть]. Заводя разговор о венецианской поездке, послы заблаговременно подготовляли маршрут домой через Польшу после возвращения из Венеции, уведомляя о таком маршруте варшавского резидента А.В. Никитина и предписывая ему хлопотать перед польским правительством о заготовке подвод. Отписки с такими распоряжениями за приписью думного дьяка П.Б. Возницына отправлялись в последних числах июня (25-го и 28-го), причем в текст этих обычного типа отписок вставлялись, может быть по инициативе Ф.А. Головина, необычные для официальной приказной бумаги интерпретации. «А что ты, – читаем в первой из них, – на сие отповедь получишь, и ты б о том к великим и полномочным послом писал немедленно, также и из Варшавы до границы московской какое удоволствование в подводах будет. Писма твои доходят через почты, толко велено к тебе отписать: пиши, разведав подлинные ведомости, а безделицу знай и в дело не мешай, и тем себя побереги». Во второй отписке указывается, что для посольской свиты и для обоза, которые будут отпущены наперед, надобно 400 подвод, а сами послы «пойдут в неболших людех» и им нужно 50 подвод. «Объяви тайно, – читаем далее в отписке, – что с послы будет и сам, и те 50 подвод конечно б были в розных местех готовы»[478]478
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1354, 1361–1362.


[Закрыть].

Однако послам, которых Петр желал взять с собой в Венецию, оставляя само посольство в Вене, нельзя было выехать из Вены до официальной аудиенции у императора: это было бы грубым нарушением этикета; а между тем дворянин Владимир Борзов с необходимыми для аудиенции подарками все еще не прибывал. 2 июля было от него получено известие о том, что 21 июня он приехал в Варшаву и двинется оттуда в Вену после представления королю. Царю приходилось оставаться в Вене.

С той же почтой из Варшавы посольством было получено донесение от варшавского резидента А.В. Никитина, в котором Петр мог читать, что Никитин исполнил данное ему послами поручение: принес благодарность за прием, оказанный посольству при проезде через Саксонию; король, выслушав изъявление благодарности, «зело был радостен» и посылает поклон великому государю. Передал он также благодарность и князю Фюрстенбергу и выхвалял радение его королю, отчего князь был также «зело весел»[479]479
  Там же, 1366–1367.


[Закрыть]. Сам Петр 2 июля писал упомянутое выше письмо к Виниусу с описанием бала в день именин[480]480
  П. и Б. Т. I. № 248.


[Закрыть]. Писал он также адмиралтейцу А.П. Протасьеву, и из ответа последнего видно, что в своем письме царь предлагал ему «о мелкасти водной, что выводить суды на прибылой ваде, когда исполняетца доволно ветрам сютвестом», т. е. делал распоряжения о выводе судов, должно быть, с воронежской верфи, по полной воде, которая бывает при зюйд-весте. Другой пункт распоряжений Петра в том же письме касался осадки кораблей. Пятидесяти-пушечные корабли, писал царь, обыкновенно должны иметь осадку в 15–16 футов, а наши имеют только в 10 футов, и чтобы не были валки. Протасьев возражает на это опасение, указывая, что на 15–16 футов сидят в воде остродонные корабли, а наши делаются плоскодонными и оттого в воде ходят мельче[481]481
  П. и Б. Т. I. С. 734 и сл.


[Закрыть]. Это письмо к Протасьеву показывает нам, как мысль Петра даже и в таком сухопутном городе, как Вена, продолжала работать над любимым предметом, над кораблями; недаром в «Расходной книге» посольства за время пребывания его в Вене находим статью о покупке «одиннадцати ореховых досок на карабелные чертежи»; за приобретение и за оковку их железом было заплачено 9 золотых[482]482
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 94 об.


[Закрыть].

Послы не могли явиться на аудиенцию к императору, поджидая прибытия подарков. Со своей стороны Леопольд откладывал ее, желая непременно до нее дать в честь царя праздник, носивший тогда название Wirtschaft. Это был маскарад, дававшийся прежде при венском дворе ежегодно, но со времени начала турецкой войны отмененный. На нем император и императрица представляли радушных хозяина и хозяйку в частном быту, а члены императорского дома, иностранные принцы, послы и знать обоего пола являлись в живописных национальных костюмах, изображающих народы всего света. «Избранное общество, богатство одежд, пышное убранство, роскошь угощения, непринужденная веселость, танцы до самого рассвета, наконец, любезность венских дам высшего круга, где немало было красавиц, – все придавало этим маскарадам очаровательную прелесть. Обыкновенно они бывали осенью, когда знатные вельможи возвращались в столицу из своих поместий; но Леопольд, невзирая на летний зной, в намерении угостить царя так, чтобы Вена навсегда осталась ему памятной, приказал вызвать своих магнатов из их сельского уединения и велел приготовить Wirtschaft 11 июля, а через 2 дня после того пригласить послов на аудиенцию»[483]483
  Устрялов. История… Т. III. С. 135–136.


[Закрыть]. Как для вызова на праздник знати из ее имений, так и для других приготовлений требовалось некоторое время; поэтому праздника и нельзя было устроить раньше. О предстоящем празднестве в высших венских кругах было немало разговоров, отзвуки которых мы находим в донесениях иностранных послов. «Царь продолжает здесь свое пребывание, – писал в Рим испанский посланник епископ Солзонский от 2/12 июля, – и здешний двор разнообразит его пребывание празднествами, о которых, полагаю, будет подробнее писать монсеньер нунций. Теперь приготовляют для царя другой прекрасный праздник, который император имел обыкновение устраивать в последний день карнавала; он на немецком языке называется Wirtschaft. На нем все австрийские особы и главные кавалеры и дамы их двора появляются замаскированными в драгоценных костюмах и самых богатых уборах, танцуют, и дается великолепный ужин, причем его цесарское величество бывает хозяином…»[484]484
  Theiner. Monuments Historiques, 376.


[Закрыть] «Вот на приложенном печатном листе[485]485
  Это, очевидно, отпечатанный список участников празднества, один экземпляр которого хранится в Арх. Мин. ин. дел (Дела австрийские 1698 г., № 49).


[Закрыть], – возвращается он к той же теме в следующей своей депеше, от 9/19 июля, – большой праздник Wirtschaft, который обыкновенно устраивается каждый год в последний день карнавала и ввиду больших расходов, которых он стоит, не устраивался с тех пор, как началась турецкая война. Испанские послы имеют здесь прерогативу входить на этот праздник, и император, не желая уменьшать моих прав, соизволил сообщить мне через г. графа Мансфельда, маршала двора, что в моей воле явиться, если хочу, и что в таком случае я мог бы одеться капелланом, что также подтвердил мне сам его цесарское величество. Я ответил, что милостивым предложением его цесарского величества достаточно охранена прерогатива моей должности католического (т. е. испанского) посла и сохранена для моих преемников, но что этот праздник не подходит к моему сану епископа и в особенности потому, что следует иметь даму, что не разрешается латинским епископам. Его цесарское величество возразил шутя, что царь, для которого устраивается этот праздник, мог бы разрешить (dispensar), потому что он греческого исповедания, но серьезно прибавил, что дело зависит от моей религиозной осмотрительности. Но уверяю вас, монсеньор, что я в этом случае благодарен моему епископскому сану, потому что, если бы я был светским, мне праздник обошелся бы в 4000 флоринов, так как только подарок даме стоит 3000, и хотя король (т. е. испанский) оплачивает его, все же бургомистр остается кредитором в этих празднествах»[486]486
  Theiner. Monuments Historiques, 376–377.


[Закрыть].

«Между тем на ближайший понедельник, – доносил своему правительству венецианский посол Рудзини, – приготовляется при дворе большой и необычный праздник, который не давался уже 20 лет и который император предполагал не возобновлять из-за его великолепия и общих расходов до окончания войны с турками. Увеселение будет состоять из ужина и бала; кавалеров и дам будет более 120, все наряженные в разнообразные костюмы, представляющие различные нации и украшенные несметными драгоценностями (e carichi d’immence gioie)… Со всей императорской фамилией там будет император в костюме хозяина; покажется также замаскированным и царь со своими послами, которым на эту неделю отложена аудиенция»[487]487
  Депеша Рудзини от 8/18 июля (Шмурло. Сборник. № 563).


[Закрыть].

Итак, Петру приходилось ждать праздника и откладывать поездку в Венецию. Между тем в Вене все, что могло привлекать его интерес, было пересмотрено[488]488
  Theatrum Europaeum, XV, 472: «Hiernächst hat Er alles Merkwürdige in und ausserhalb Wien besichtiget».


[Закрыть], и он стал предпринимать поездки по окрестностям. 3 июля он выехал в городок Баден в 25 верстах к югу от Вены, курорт, своими теплыми серными источниками известный еще римлянам. Туда же 4 июля выехали первый и второй послы[489]489
  На поездку в Баден указывает «Ceremonial-Protocolle». Наши источники, Походный журнал и «Расходная книга» посольства, говорят о поездке на курорт с другим названием: Теплицы. «Июля в 3 д. десятник изволил уехать в Теплицы», – читаем в «Юрнале» (с. 28), а в «Расходной книге» читаем записи: «Июля в 3 д. на дорожные потребы для пути в Теплицы дано валентером 100 золотых, взял те золотые Александр Меншиков»; «Июля в 4 д. ездили первой и второй послы в Теплицы, взяли на издержку 20 золотых»; «Июля в 5 д. дано в отпуск с великими послы до Теплиц на росходы 15 золотых»; «Июля в 9 д. дано почтарем, которые великих послов возили до Теплиц и от Теплиц до Вены, 8 золотых»; «Июля в 10 д. ко второму великому послу взято 24 золотых, которые он издержал, будучи в Теплицах» (Книга австрийского дв., № 47, л. 93 об., 94). Предпочтение надо отдать указанию «Ceremonial-Protocolle» о поездке Петра в Баден, а не в Теплицы. В Австро-Венгрии есть два курорта с именем Теплицы: чешский курорт Теплицы, лежащий неподалеку от границ Чехии с Саксонией, в 137 верстах к северу от Праги, и венгерский курорт Теплиц Тренчинский в Тренчинском комитате в Венгрии, в 9 верстах к северо-востоку от города Тренчина. Ни тот ни другой не могут здесь быть приняты; оба слишком удалены от Вены (328 и 159 верст), чтобы можно было вернуться оттуда через 5 или через 4 дня, как сделали Петр и послы, да и путешествие потребовало бы более расходов, чем было сделано на поездку в Баден. Едва ли на почтовых можно было съездить даже в Теплиц Тренчинский и обратно за 8 золотых, тогда как за расстояние в 25 верст эта плата весьма подходящая. Надо полагать, что «Юрнал» и «Расходная книга» называют Теплицами именно Баден, обозначая словом «теплицы» теплые баденские источники. Ср.: Шмурло. Сборник. № 561: «per trovarsi ai bagni di Baden insieme con la Maest`a del Czar».


[Закрыть]. В Бадене, расположенном в живописнейшей долине Винервальда, в местности, славящейся своими виноградниками, Петр провел июльские дни с 3-го по 6-е и отсюда 6 июля писал в Москву полковнику Семеновского полка И.И. Чамберсу с поклоном офицерам и солдатам полка. «И они, товарищи мои (офицеры) и салдаты, – отвечал ему на это Чамберс, – восхваляя Бога, обвеселились с великим благодарением. А я с товарыщи за твое здравие в новопостроенных хатах, которые возприял от милости твоей, не по малому купку выпили, за таким желанием, дабы Господь Бог велел нам милость твою видеть не в долге в сих моих хатах и наипаки радоватца. А нам без милости твоей велми скучно»[490]490
  П. и Б. Т. I. С. 739–740.


[Закрыть].

Между тем в отсутствие царя и первых двух послов третьему послу П.Б. Возницыну поручено было повидаться с венецианским послом Рудзини, сообщить ему о намерении Петра посетить Венецию и переговорить с ним о подробностях этого путешествия. «Июля в 6 день, – читаем в «Статейном списке», – третей великой и полномочной посол ездил к венецийскому послу Рузинию и говорил, что едут ныне из Вены в Венецию неколикое число валентеров знатных особ, и чтоб он, посол, писал в Венецию к князю и к сенату, чтоб тем валентером проезд был свободной; и венецийской посол писать о том в Венецию обещался. И потом имел с ним и тайной разговор по указу»[491]491
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1373.


[Закрыть]. Это показание «Статейного списка» не совсем верно. В донесениях самого венецианского посла Рудзини дожу говорится не об одном свидании его с Возницыным по поводу предполагавшейся поездки царя в Венецию, а о двух, именно 5 и 7 июля. В этом разногласии источников преимущество следует отдать показаниям Рудзини, которые и надо принять как более достоверные. В самом деле, Рудзини писал о свиданиях тотчас же, непосредственно, так сказать, по горячим следам события. Донесение о свидании 5 июля он отправил в тот же самый день, донесение о свидании 7 июля – на следующий день, притом отправлял эти донесения ввиду важности их скорейшего доставления не с обыкновенной почтой, а с эстафетами, с чрезвычайными курьерами, на что должен был производить усиленные расходы. «Статейный список» в окончательной редакции составлялся много времени спустя после описываемых в нем событий. Для Рудзини предполагаемая поездка царя в Венецию, о которой ему сообщалось, была, разумеется, крупнейшим фактом в его посольской деятельности; она поэтому должна была привлечь к себе все его внимание; о таком важном предстоящем событии он обязан был сообщить и сообщал своему правительству точно и во всех подробностях. Наоборот, для составителя «Статейного списка» эпизод с венецианской поездкой, как несостоявшееся событие, не имел особого значения и не мог привлекать его внимания; в его глазах это было лишь предположение, которое не осуществилось. Поэтому он сделал запись о разговорах Возницына с Рудзини настолько неточно, что спутал события, смешав два свидания между ними в одно и поместив его на средний день между пятым и седьмым – на шестое июля[492]492
  Шмурло. Сборник, примечания к № 563.


[Закрыть]. Подробности донесений Рудзини вскрывают нам также, в чем состояла беседа его с московским послом, которая в «Статейном списке» глухо обозначена как «тайный разговор по указу». Итак, последуем за его сообщением.

5/15 июля утром к Рудзини явился секретарь московского посольства (т. е., вероятно, Петр Лефорт) и сказал, что царь желает сообщить ему нечто через одного из своих послов, но так как до аудиенции у императора визиты между послами еще невозможны, то свидание можно было бы устроить в каком-либо нейтральном месте. «Я, – пишет Рудзини, – выказал готовность к этому немедленно и сегодня же после обеда на одном собрании здешних граждан видел третьего посла, который объяснил отсутствие других послов тем, что они находятся на купаниях в Бадене вместе с царским величеством». Возницын, выразив сожаление, что до сих пор нельзя еще было обменяться обычными приемами учтивости, заявил венецианскому послу, что прибыл от имени царя поставить его в известность о намерени царя отправиться в Венецию, и просил донести о том светлейшей республике, дабы она соблаговолила сделать распоряжения о заготовке лошадей по почтовой дороге на Горицу для десяти – двенадцати человек, причем эти почтовые расходы будут оплачены. Царь пустится в путь, вероятно, вскоре, после ближайшего понедельника (11/21 июля), когда он должен присутствовать на празднике, который приготовляется при дворе. Возницын сообщил далее, что царь намерен держаться инкогнито, вдали от взоров общества и желал бы найти какой-либо отдельный частный дом; особенно было бы приятно, если бы ему был отведен дом при арсенале. Наконец, он просил также о паспорте для беспрепятственного проезда.

Рудзини, соответствующим образом отозвавшись на заявление об отсутствии двух других послов, сказал, что сделает приятное сообщение светлейшей республике, которая очень оценит случай видеть в своих владениях и в своей столице монарха столь великого и выдающегося, к которому она питает особенное уважение и дружбу; что, как ему известно, республика будет желать воздать ему все знаки великого почета, которые ему следуют, а с другой стороны, поставит себе не иную цель, как только удовлетворить его величество и сделать ему угодное. Обещав далее исполнить просьбу о паспорте и написать о заготовке лошадей, Рудзини обратил внимание посла на трудность найти помещение в арсенале, где он не представляет себе, как его величество мог бы найти надлежащий комфорт, на что Возницын заметил, что все подойдет, лишь бы только помещение было в этой части города, к чему есть сильное желание (dicendo che ogni cosa sarebbe propria, purch`e fosse in quella parte, indico non esser poco efficace il desiderio che se n’era concepito). Очевидно, что Петр желал устроиться в Венеции в арсенале так же, как в Амстердаме он устроился на Ост-Индском дворе. Возницын сообщил далее, что не знает, сколько времени продлится пребывание в Венеции, но думает, что оно не будет долгим. Послы последуют за государем, окончив свои дела в Вене. Не решено еще, поедет ли в Италию самое посольство. В заключение он в общих и кратких выражениях высказал, что при первой же официальной встрече послов с Рудзини зайдет разговор о мире, на что Рудзини отвечал уверением во внимании и искренности республики относительно союза и общих выгод[493]493
  Шмурло. Сборник. № 561.


[Закрыть].

Из Бадена Петр, вероятно, 6 июля проехал в венгерский город Пресбург, лежащий на левом берегу Дуная в 60 верстах ниже Вены. С половины XVI в. этот город (по-венгерски Pozony) был столицей Венгерского королевства, и в его старинном, построенном в XIII в. готическом соборе венгерские короли венчались короной св. Стефана. 7 июля царь вернулся в Вену[494]494
  Юрнал (с. 28): «Приехали домой. Были в Прешбурке».


[Закрыть]. По возвращении из поездки к нему в этот день, 7 июля, явился от цесаря граф Кинский и, как гласит запись его разговора с царем, «великому государю говорил: цесарское-де величество велел ему к его царскому величеству притит и о чем он, великий государь, станет ево спрашивать и ему все цесарского величества намерение, как ближнему и о всем ведомому человеку, объявить. И ему говорено (Петром): нет ли какой ведомости от турского султана? И граф говорил, что-де цесарское величество болши того не имеет, что после приезду секретаря июня в последних числах писал аглинской посол, что турки на тое статью, какова объявлена наперед сего (т. е. uti possidetis) и с стороною царского величества позволяют быти в миру. И ему сказано, что царское величество цесарскому величеству приказывает свое поздравление. А болши того с ним о делах не говорено и отпущен». Для Петра ничего радостного в известии о том, что турки соглашаются мириться с ним на основании uti possidetis, не заключалось; он желал бoльшего. Вот почему, может быть, он и не продолжал по этому поводу разговора с Кинским, которому о своих желаниях высказал еще ранее[495]495
  Арх. Мин. ин. дел. Дела австрийские 1698 г., № 43, л. 55–56. Эта запись не внесена почему-то в «Статейный список». Она датирована 17 июля: «И июля в 17 день приезжал от цесарского величества граф Кинской и канцлер (зачеркнуто: «и великому государю», надписано: «и»). Дата проставлена, очевидно, по новому стилю, которым помечены и некоторые другие бумаги, находящиеся в этом деле, например, статьи, врученные Кинскому. Поэтому правильно будет отнести этот разговор к 7 июля, тем более что после отсутствия царя из Вены, продолжавшегося несколько дней, вполне естественной была любезность цесаря в виде присылки к нему канцлера для осведомления о ходе дел.


[Закрыть].

В тот же день, 7 июля, по возвращении в Вену Петр вновь отправил П.Б. Возницына к венецианскому послу еще раз переговорить о подробностях путешествия. На этот раз Возницын явился в самый дом венецианского посольства. Засвидетельствовав от имени царя, только что вернувшегося из Бадена, удовольствие, с которым царь узнал о готовности Рудзини содействовать путешествию и о его хлопотах, и упомянув, что царю хорошо известна его прошлая деятельность во время переговоров о союзе, московский посол объявил, что приехал для того, чтобы лучше объяснить Рудзини намерения царя относительно поездки в Венецию. Царь решительно желает совершить путешествие и въехать в город в полном инкогнито, без всякой демонстрации, без всяких приготовлений и встреч где-либо, а тем менее на границе, и просит Рудзини дать письмо к кому-либо из его родных или друзей, в чьем бы доме он мог поселиться в первые дни. При этом он прибавил, что по мере пребывания царь войдет в сношения и общение с венецианским правительством. Письмо и паспорт он просил написать на чужое имя – волонтера Александра Меншикова (Alessandro Minschios) с семью другими лицами.

Рудзини, высказав благодарность по поводу великодушных чувств его величества, сказал, что в точности написал дожу о предметах предшествующего разговора, и говорил опять, что, с одной стороны, хотелось бы воздать такому монарху высокие знаки почести, ему подобающие, но с другой – надлежит сообразоваться с его желаниями, так определенно выраженными. «Затем, – пишет Рудзини, – с улыбкой было прибавлено, что такие узкие формы приема, о которых он, посол, возвестил мне при этой новой встрече, не только не допускают никакой демонстрации, но и лишены всякой меры удобства, которым нельзя пренебрегать; что, раз о путешествии его величества известно, всякое письмо и все другое выходит излишним; что мой дом и мои родные почтут за честь быть в распоряжении царя и что дом будет приготовлен к моменту его прибытия в город. Посол, однако, серьезно настаивал на заявленном образе действий, говоря, что такой образ действий желателен для царя и что он будет приятен ему вначале по прибытии, а потом все устроится, как будет лучше». Рудзини в своем ответе изъявил готовность относительно письма и относительно дома, все же давая понять затруднительность такого образа действий; но Возницын стоял на своем и продолжал просить письма, чтобы знать кого-либо в Венеции на всякий случай. «Поэтому, – продолжает Рудзини, – приложив все старание к отступлению, я нашел себя принужденным, наконец, сказать, что и без письма мой брат будет гордиться позволением быть у ног его величества и состоять вполне к его услугам». Возницын сказал затем, что отъезд предположен на ближайшую среду (13/23 июля) и царь рассчитывает, что путешествие можно совершить в пять дней, так как он поедет не в почтовом дилижансе, но только в коляске. Он заключил беседу, сказав Рудзини, что, может быть, царь перед поездкой пожелает почтить его, допустив его в свое присутствие. На этом разговор окончился.

Рано утром 8 июля к Рудзини явился переводчик царя от его имени подтвердить об отъезде в среду и сообщить расчет о возможности сделать путешествие в пять дней. Это побудило Рудзини, хотя и предусматривавшего, что поездка, может быть, отложится, отправить и это второе свое донесение эстафетой[496]496
  Шмурло. Сборник. № 563. Депеша от 8/18 июля 1698 г.


[Закрыть].

8 июля, в день св. Прокопия устюжского чудотворца, третий посол Прокофий Богданович Возницын справлял свои именины[497]497
  Пам. дипл. сношений, IX, 1024: «Июля в 8 день по приказу третьего великого посла дано в приказ для имянин его салдатом Петру Соловьеву с товарыщи одиннатцати человеком (гайдукам), в приказ 4 ефимка, да людям его посолским всем вобче в приказ же 3 ефимка». Может быть, в связь с именинами надо ставить и непосредственно затем следующую расходную запись: «Июля в 9 день дано солдатом, которые были у третьего посла два дни, шили ему кафтан зеленой, два ефимка».


[Закрыть]. По этому случаю он устраивал ужин, на котором имеем основание предполагать присутствие царя. Ужин сопровождался музыкой: игрой на струнных инструментах (на арфе и на скрипках), для чего специально приглашался солист на арфе. «Дано музыкантом, – читаем в «Расходной книге» посольства, – которые играли в 9 числе ввечеру во время имянинной ужины у третьего посла на арфе и на скрыпицах, 5 ефимков»[498]498
  Пам. дипл. сношений, IX, 1024: «Июля в 6 д… дано арфинисту, которому играть на арфе, июля в 9 день во время имянинного стола, за провоз ефимок». Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 94: «Июля в 8 д. на имянинах третьего посла музыкантом дано 2 золотых». Как видим, празднование именин П.Б. Возницына в двух расходных записях отнесено к 8 июля; другие, также две, говорят об «именинной ужине 9 числа ввечеру» и об «имянинном столе июля в 9 ден». Когда же происходил этот ужин: 8-го или 9-го? Можно думать, что ужин, происходивший вечером 8 июля, двумя записями отнесен к 9-му числу по старому обыкновению, имевшему основание в церковном обиходе считать сутки с вечера.


[Закрыть].

9 июля Петр отвечал Виниусу на его письмо, полученное накануне, 8 июля. Это письмо Виниуса до нас не дошло, и поэтому трудно раскрыть, на какое прежнее «сумнительное писание» Виниуса намекает здесь Петр и в чем его прощает. «Min Her, – пишет царь. – Писмо твое, июня 10 писанное, мне отдано июля 8 den, в котором пишеш ваша милость о прежнем сумнителном писании, свидетельствуяся в том деле и прося прощения, в чем Господь Бог да оставит всем нам наши долги милосердия своего ради. А что я так вам писал, о том и сам рассудишь, каково мне то дело». Можно догадываться, что речь вновь идет о малодушии, проявленном Виниусом при долговременном отсутствии писем от царя весной 1698 г. и о его письме к Лефорту, с которым он обратился в сомнении, жив ли царь. Этим ответом Петра случай окончательно улаживался. В последних строках царь шутливо уведомляет Виниуса о получении писем от «осударя» (князя Ромодановского) и некоторых членов знаменитого всешутейшего собора: «Писма от осударя нашего, потом от святейшего (Н.М. Зотова), от преосвященных трех, Тихона (Т.Н. Стрешнева), Мисаила «i по-дружиi ево» (князя М.Н. Львова и его жены княгини Неонилы Ерофеевны, кормилицы Петра) и Алексiа (?), от презвитера Александра Волосатого (А.П. Протасьева?) и от диакона Гавриила Долговещного (Г.И. Головкина), от Лва Кириловича писма мне на сей почте дошли. И против тех, которые требовали отповеди, писал; протчим же за краткостию времени не успел, которым прошу должное отдати поклонение. Piter. Из Вены, июля 9 den 1698»[499]499
  П. и Б. Т. I. № 251. Слова «i подружиi ево» вставлены Петром собственноручно. Письма Петра к членам собора, о получении которых всеми адресатами Виниус уведомлял царя от 22 августа, до нас не дошли.


[Закрыть].