Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699."

Городская реформа 1699 г

Петр I Гравюра Ф. Вендрамини. 1805.

По оригиналу К. Моора. 1717

XXXIII. Финансовые меры 1699 г. Указ о гербовой бумаге

Постройка флота, сооружение Азова и порта на Азовском море, сбор военных сил и другие военные приготовления, необходимые, поскольку не было еще известий о прекращении войны с Турцией, – все это требовало повышенных расходов, с которыми не в состоянии была справляться казна, и зимой 1698/99 г. мысль Петра усиленно работает над изысканием источников для пополнения государственных ресурсов. В результате этой работы являются две законодательные меры, направленные к увеличению казенных доходов. То были, во-первых, установление гербового сбора и, во-вторых, перемены в городском управлении, или так называемая первая городская реформа. Рассмотрим каждую из этих мер.

19 января 1699 г. самым ранним утром, «в первом часу дня» (на рассвете) в Ямском приказе найдено было подметное письмо, запечатанное двумя красными печатями, с двумя сделанными на нем надписями, одна из которых гласила: «Вручить сие письмо Федору Алексеевичу Головину», а в другой значилось: «Поднесть благочестивому государю нашему царю Петру Алексеевичу, не распечатав». Письмо это содержало в себе проект введения гербовой бумаги. Автором его оказался «человек» (холоп) боярина Бориса Петровича Шереметева Алексей Курбатов. В 1694 г. Курбатов был у Шереметева человеком, «который за делы ходит»[1036]1036
  Арх. Мин. ин. дел. Приказные дела 1694 г., № 161.


[Закрыть], т. е. домашним стряпчим, юристом из крепостных, ведущим дела боярина в приказах. Затем мы его видим дворецким, или «маршалком», как его называли, пользуясь вошедшим тогда в употребление польским термином; следовательно, занимая высокое положение в боярском дворе, он, может быть, не только вел дела боярина, но и ведал управлением боярским имуществом, словом, относился к тому высококвалифицированному разряду боярских слуг, которые во времена Русской Правды носили название «тиунов боярских» и которые «Правдой» охранялись наряду со свободными людьми. Курбатов сопровождал Шереметева в его заграничной поездке в Италию и на остров Мальту в конце 90-х годов, имея, таким образом, случай расширить свой кругозор наблюдениями над жизнью в чужих странах, и стал благодаря этому образованным человеком. Вероятно, и на высоком месте дворецкого в шереметевском доме он выдвинулся как умный, дельный и грамотный человек и по этим же соображениям и взят был за границу. Может быть, «Статейный список», т. е. описание этого путешествия Шереметева, составленное в виде путевого журнала, есть произведение его пера, и тогда следует признать за Курбатовым значительный литературный талант. Список этот был издан в конце XVIII в. Новиковым и читался с тем же интересом, с каким читаются хорошо составленные описания путешествий. Курбатов вернулся из-за границы со своим боярином осенью 1698 г. Мысль Петра, работавшая над увеличением средств казны, не была тайной для окружавших его лиц, и в том числе для Б.П. Шереметева, одной из виднейших фигур в этом окружении.

В его доме могли интересоваться этим предметом и вести разговоры на эту тему, и отсюда этот вопрос мог заинтересовать смышленого и деловитого дворецкого и побудить его выступить с пришедшим ему в голову проектом введения гербовой бумаги, хотя бы в той странной форме подметного письма, в которой он это сделал, но которая тогда, надо сказать, весьма нередко служила для публицистических выступлений. Может быть, этот проект подсказан был ему каким-либо наблюдением, сделанным за границей. Гербовая бумага, изобретенная в Голландии в 20-х годах XVII в., стала затем вводиться в разных европейских государствах. Проект Курбатова как нельзя более удачно совпал с тогдашними настроениями и исканиями царя, отвечая как раз на занимавший Петра вопрос. Это видно из тех милостей, которые были оказаны Курбатову за его проект. Он был пожалован из дворецких Шереметева прямо в дьяки, в Оружейную палату, и из этого пожалования видно, какое высокое положение Курбатов занимал, будучи дворецким. Само собой разумеется, что этим самым назначением на государственную службу он без всяких особых формальностей из холопов был сделан свободным человеком. Мало того, он был пожалован и значительным имуществом: ему был дан двор в Москве с каменным строением, принадлежавший разрядному дьяку Степану Ступину и отписанный у этого последнего на государя, а равным образом и его деревни. Таким образом, Алексей Александрович Курбатов стал не только крупным чиновником, дьяком Оружейной палаты, но также и московским домовладельцем и помещиком в деревне, владельцем крепостных душ. Как автор проекта о казенной прибыли он стал «прибыльщиком»; с него начали называть так составителей направленных к умножению государственных доходов финансовых проектов. Он был первым из таких прибыльщиков[1037]1037
  Желябужский. Записки. С. 131–132.


[Закрыть].

Проект его был принят и лег в основу указа о гербовой бумаге, изданного на четвертый день после подметного письма, 23 января 1699 г., в тот самый день, когда начат был январский стрелецкий розыск. В указе ясно определялась главная цель введения гербовой бумаги; царь приказывал завести ее «для пополнения своей, великого государя, казны». Указывалась, правда, рядом с этим назначением и другая цель: «чтоб впредь во всяких крепостных делех между всяких чинов людей споров, а от ябедников и составщиков воровских никаких составов и продаж и волокит никому не было», но споры могли, конечно, возникать и по актам, написанным на гербовой бумаге, как равным образом могли совершаться и подделки таких актов; эти соображения нельзя, следовательно, признать существенными, и вполне ясно, что единственной целью введения «орленой» бумаги был доход казны. Бумага была только формой нового казенного налога. Указом предписывалось во всех приказах в Москве и во всех провинциальных приказных избах держать бумагу под гербом Московского государства и на такой бумаге писать: а) акты всякого рода частных сделок: на имущество, на крепостных людей, заемные обязательства и вообще всякого рода договоры между частными лицами, б) челобитные и разного рода сказки (заявления с показаниями), подаваемые частными лицами в государственные учреждения, в) всякого рода выписи, выдаваемые частным лицам из казенных учреждений по частным (челобитчиковым) делам. Бумага устанавливалась трех разборов: под большим орлом ценой в 10 копеек для актов на сделки от 50 рублей и выше; под орлом величиной в золотой, ценой в 1 копейку для актов на сделки менее чем на 50 рублей и для мировых челобитных, т. е. для челобитных, подававшихся сторонами об окончании судебных тяжб примирением, и, наконец, под орлом величиной в полузолотой, ценой в ½ копейки для всех прочих челобитных и сказок частных лиц, подаваемых в казенные учреждения, и для выписей, выдаваемых из казенных учреждений частным лицам.

Все дело изготовления гербовой бумаги и рассылки ее по присутственным местам было поручено Оружейной палате, во главе которой стоял боярин Ф.А. Головин и куда дьяком был назначен изобретатель бумаги Курбатов. Ввести этот налог предписывалось с 1 марта 1699 г., и все частные сделки, написанные после этого срока на простой бумаге, считать недействительными, а с лиц, их заключивших, взыскивать гербовую пошлину в двойном размере[1038]1038
  Желябужский. Записки. С. 134–136.


[Закрыть].

Указ вошел в жизнь, и сделки и челобитные в присутственные места стали писаться на «орленой» бумаге. Встречаем даже, например, доношения вновь заведенных тогда бургомистров, подававшиеся в Разрядный приказ, писанные не на простой, а на гербовой бумаге. Орел печатался тогда в верхнем углу на левой стороне на каждом листе в прежнем значении этого слова, т. е. на каждом полулисте по-нашему, на лицевой стороне. Цены бумаги, установленные указом 23 января 1699 г., просуществовали до 1702 г., когда они были значительно повышены. Тогда установлены были разборы в 2 р., 1 р. 40 к., 4 к., 2 к., и эти цены продержались до начала царствования Екатерины II, до 1763 г.

XXXIV. Реформа посадского управления 30 января 1699 г. Обзор литературы

Обратимся теперь к другому, более крупному январскому законодательному акту, к реформе городского самоуправления. Эта реформа до сих пор остается еще недостаточно изученной, хотя и давно стала на очередь в нашей исторической литературе. Страницы, ей посвященные, мы найдем в вышедшей в 1850 г. книге Плошинского «Городское или среднее состояние русского народа в его историческом развитии от начала Руси до новейших времен», где на с. 161–167 под заглавием «Учреждение внутреннего городового управления» дается сжатое, систематическое, очень сухое и конспективное изложение законодательного материала, напечатанного в Полном собрании законов; издание Полного собрания законов и дало толчок к изучению подобного рода историко-юридических вопросов. Это конспективное изложение лишено какой-либо оценки значения реформы. Очерк реформы по тому же законодательному материалу Полного собрания, но с указанием фискального значения реформы, того казенного интереса, во имя которого она предпринималась, дан был в вышедшей в 1868 г. книге Пригары «Опыт истории состояния городских обывателей в восточной России. Часть I. Происхождение состояния городских обывателей в России и организация его при Петре Великом»[1039]1039
  Первоначально напечатано в «Журнале Министерства народного просвещения».


[Закрыть]. Обе эти книги совершенно устарели с появлением в 1875 г. труда Дитятина «Устройство и управление городов России. Т. I. Введение. Города России в XVIII столетии». Дитятин отчетливо выяснил целый ряд вопросов, касавшихся городской реформы 1699 г. Прежде всего, он верно понял и указал характер русского города XVI–XVII вв. как чисто внешнего соединения взаимно чуждых единиц: гoрода собственно как крепости, затем посада, населенного торгово-промышленными людьми, и отдельных слобод, населенных иногда элементами, обособленными от торгово-промышленного населения посада, например служилыми людьми, ямщиками, казенными ремесленниками и т. д. Все эти отдельные части города не были слиты в единую городскую общину. В соответствии с таким характером города Дитятин указал на значение реформы как нового устройства управления только одной части городского населения – посада, торгово-промышленной. Остальных жителей города, не занятых торгами и промыслами, реформа не касалась. Дитятин установил далее связь городской реформы 1699 г. с идеями XVII в., с мыслью Ордина-Нащокина о вреде раздробленности управления городами между разными приказами и о необходимости учреждения единого «пристойного» приказа, в котором были бы ведомы города. В книге ясно отмечена также фискальная цель реформы.

Не местные нужды города сами по себе интересовали законодателя, до них ему было мало дела; ему важно было поднять благосостояние торгово-промышленного населения в интересах казны, для того чтобы в казну поступали платимые торгово-промышленными людьми сборы не только без недоимок, но и с постоянным повышением. Указано далее двоякое значение Московской ратуши, с одной стороны, как центрального органа, ведающего все торгово-промышленное население, с другой – как местного московского органа, местной земской избы, и, наконец, определено взаимоотношение Московской ратуши и местных земских изб. Все эти стороны реформы 1699 г. изображены Дитятиным так, что к его изображению нечего более прибавить: сказанное им в достаточной мере полно. Но все же его книга основана только на том же законодательном материале, который имели в распоряжении и его предшественники. Этот законодательный материал, очень отрывочный и лаконичный – Петр только что выступал тогда на законодательное поприще, законодательствовал урывками – не только не охватывал всего разнообразия жизни города, но даже не определял со сколько-нибудь исчерпывающей полнотой самых тех учреждений, которые вводились. Вот почему изображение этих учреждений только по законодательным памятникам неизбежно рисковало быть односторонним. Эти памятники показывают новые учреждения только со стороны определявших их, и притом определявших их очень отрывочно, норм; они очень неполно показывают, какими должны были быть и как должны были действовать новые учреждения. Но памятники законодательства не могли показать или показывали только в слабой степени, какими новые учреждения стали в действительности. Дитятин сам чувствовал недостаток своих материалов и жаловался на этот недостаток. «Совместное участие посадских и уездных людей, – пишет он, например[1040]1040
  Дитятин. Устройство и управление городов в России. Т. I. С. 169.


[Закрыть], – в «службах» и выборах земских бурмистров – факт несомненный. Но как выражалось это участие, каким образом распределялись выборные должности между посадами, слободами и селами с деревнями уезда – решить невозможно на основании имеющегося материала». На основании законодательного материала он не может установить состава ни московской бурмистерской, ни местных земских изб. «За исключением этого единственного указания (П. С. З., № 1685) о составе московской бурмистерской палаты, – пишет он далее, – мы не имеем никаких других ни о той же палате (так что неизвестно, постоянно ли количество бурмистров в ней оставалось 12 с президентом), ни об одной из земских изб»[1041]1041
  Там же. С. 170, примечание.


[Закрыть].

Итак, в книге Дитятина городская реформа 1699 г., приведенная в связь с положением города в XVII в. и с носившимися тогда преобразовательными идеями, изучена со стороны тех законодательных норм, которые ее определяли; дан с возможной полнотой составленный очерк новых учреждений, какими они должны были быть по этим нормам. Но, во-первых, самые эти нормы издавались отрывочно и случайно; чего-либо вроде позднейших регламентов и инструкций, с полнотой определявших устройство новых учреждений, в 1699 г. еще не было; а затем, вообще законодательный материал, даже и гораздо более полный, не может осветить явления со стороны его действительности. Он все же изображает явление со стороны его долженствования, а не со стороны его действительного бытия, показывает то, как должна была идти жизнь по мысли законодателя, а не то, как она действительно шла. В этом отношении в книге Дитятина не все было сказано.

Со стороны осуществления городской реформы в действительности подошел к ее изучению Милюков в своей книге «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII века и реформа Петра Великого», вышедшей в 1892 г., где этой реформе посвящен отдельный небольшой, но очень содержательный параграф[1042]1042
  Mилюков. Государственное хозяйство России в первой четверти ХVIII века и реформа Петра Великого, § 9. С. 116–124.


[Закрыть]. Помимо давно напечатанного и уже не раз использованного законодательного материала, Милюков привлек к изучению некоторую часть архивного материала, находящегося в Московском архиве Министерства иностранных дел и касающегося городов, подведомственных тем приказам, которые были соединены с Посольским приказом, именно: княжества Смоленского, Новгородской, Устюжской, Владимирской и Галицкой четей, и заключающего в себе переписку по поводу осуществления реформы. Такого рода материал позволил автору взглянуть на действительный ход дела по введению реформы. Развивая оценку городской реформы, установленную в сочинениях Пригары и Дитятина, видя в ней также мероприятие, вызванное заботой о том, чтобы «его великого государя казне окладным доходам доимки, а пошлинным и питейным, и иным сборам недоборов не было», Милюков указал еще на ближайшую связь городской реформы 1699 г. с общей финансовой реформой 1679–1681 гг. Городская реформа была непосредственным следствием проведенных в 1679–1681 гг. финансовых преобразований; на нее следует смотреть как на фискальную меру, имевшую целью дальнейшее развитие финансовой реформы 1679–1681 гг.[1043]1043
  Там же. С. 117.


[Закрыть] Как известно, финансовая реформа 1679–1681 гг., выработанная созванной тогда комиссией городских представителей по двое от каждого города, консолидировала многочисленные прежние прямые сборы, крупные и мелкие, разнообразные по виду и разновременные по происхождению, восходящие иногда своим началом еще к XIII в., слив их в две большие прямые подати – стрелецкую и ямскую, – наложенные на различные классы населения. Стрелецкой, наиболее тяжелой, податью – от 80 к. до 2 р. с двора – были обложены посадские люди городов и черносошные крестьяне поморских уездов, которые издавна по платежам и правам приравнивались к посадскому населению. Ямской податью, несравненно более легкой, было обложено крепостное крестьянское население церковных вотчин (по 10 коп. с двора) и служилых вотчин и поместий (по 5 коп. с двора). Таким образом, наиболее тяжелое обложение должно было нести посадское население городов, на котором, кроме того, лежала тогда ответственность за главнейшие косвенные сборы – таможенные и кабацкие, – составлявшие до 45 % всего доходного бюджета. Как припомним, эти сборы поручались избираемым из посада таможенным и кабацким головам, за исправную деятельность которых отвечали их посадские избиратели. Следовательно, после реформы 1679–1681 гг. посад становился плательщиком крупнейшей прямой подати и сборщиком важнейших косвенных налогов. Раз это так, то вполне естественно было принятие мер, направленных к обеспечению исправности посадов в платеже прямых податей и сборе косвенных налогов, и для этого, во-первых, поручение сборов самому посадскому населению через его выборных с устранением воевод от вмешательства в эти сборы; во-вторых, сосредоточение ведомства сборов в едином центральном органе. Такие меры были приняты уже в 1679–1681 гг. Воеводы устранялись от сборов стрелецкой подати и косвенных налогов. Сбор стрелецкой подати, производимый в городах выборными городскими органами, был сосредоточен в центре в едином приказе – Стрелецком. Администрация косвенных сборов, таможенных и кабацких, взимаемых на местах выборными таможенными и кабацкими головами, была сосредоточена в центре в приказе Большой казны. Милюков обратил еще особенное внимание на указ 1 марта 1698 г., недостаточно до его книги оцененный предыдущей литературой, в котором он видит непосредственный прецедент реформы 1699 г. Указ этот, подтверждая прежние распоряжения, предписывал с городов и поморских уездов стрелецкие деньги собирать самим земским старостам и волостным судейкам в земских избах «мимо воевод». Интересен и мотив этого распоряжения: «потому что и в прошлых годех того сбору им, воеводам, ведать не велено ж для того, что по их воеводским прихотям были многие с посадских людей и с уездных крестьян ненадобные сборы и держаны в расходе на их прихоти, и теми своими прихотьми и сборами они, воеводы, настоящие денежные сборы останавливали и запускали многую доимку»[1044]1044
  Акты исторические. Т. V. № 274. С. 500 и сл.


[Закрыть]. Воеводская власть с ее прихотями, разорительными для населения, рассматривается как главная причина неисправности посадских платежей. Отсюда стремление изъять посадское население из ее ведомства. Реформа 1679–1681 гг. устраняла воеводу от финансовых дел посада, оставляя за ним только судебную власть. Реформа 1699 г. делает последний шаг в этом направлении, уничтожая и судебную власть воеводы над посадом и совершенно освобождая посадское и приравненное к нему черносошное крестьянское население поморских уездов от всякого подчинения и от всякой подсудности воеводской власти. В этом смысле реформа 1699 г. и была развитием податной реорганизации 1679–1681 гг. Петр, вернувшись из-за границы, «только дал дальнейшее развитие указу 1698 г., во-первых, переименовав на голландский образец земских старост и таможенных и кабацких голов в земских бурмистров и таможенных и кабацких бурмистров и, во-вторых, учредив центральное присутствие в Москве – Бурмистерскую палату». Мы увидим впоследствии неточность этого положения в том, что касается переименования земских старост.

Располагая архивными данными, остатками приказного делопроизводства по осуществлению реформы, Милюков обратил внимание на одну черту этого осуществления, которая не бросалась в глаза предыдущим исследователям именно потому, что законодательный материал оставлял ее в тени, не позволяя рассмотреть ее с той ясностью, с какой позволяет это сделать уцелевшее приказное делопроизводство. Эта черта – факультативность реформы в той ее части, которая касалась местных органов городского самоуправления. По указу 30 января 1699 г. реформа в городах не была обязательной: освобождение от юрисдикции воевод предоставлялось на добрую волю городов, «буде они похотят» освободиться «от воеводских обид и налог и поборов и взятков». Освобождение это, однако, давалось не даром. Так же как некогда грамоты на освобождение от власти наместников и волостелей при Грозном, освобождение от воеводской власти давалось ценой уплаты в казну повышенных прямых податей, именно «вдвое против прежнего оклада». Пользуясь составленной в Посольском приказе докладной выпиской, содержащей сводку ответов отдельных городов на это предложение, Милюков привел статистику этих ответов. Из 70 городов, подведомственных приказу княжества Смоленского, Новгородского и четвертям Устюжской, Владимирской и Галицкой, только 11 безусловно приняли правительственное предложение, 33 отказались от него и 26 избрали средний путь, введя органы самоуправления и умолчав о двойном платеже. Из 33 отказавшихся 15 заявили прямо о желании сохранить у себя воеводское управление по-прежнему. Ввиду таких ответов реформа была сделана обязательной, но с избавлением посадов от двойного платежа. С конца 1699 г. реформа стала осуществляться по городам, вызывая осложнения между новыми органами посадского управления и старой воеводской властью. Изображением последствий, какие имела реформа для положения воеводской власти в поморских уездах, и иллюстрацией столкновений между воеводами и вновь появившимися бурмистрами П.Н. Милюков заканчивает свой параграф о городской реформе. Итак, указание на связь городской реформы 1699 г. с финансовой реформой 1679–1681 гг., статистическая обработка ответов городов, вследствие которых реформа превратилась из факультативной в обязательную, и характеристика отношений, создавшихся между воеводами и городскими бурмистрами в первые годы существования новых городских учреждений, – таковы положительные данные, внесенные в изучение вопроса книгой П.Н. Милюкова.

Последняя по времени крупная работа, посвященная истории русского города, книга А.А. Кизеветтера «Посадская община в России XVIII столетия», вышедшая в 1903 г., ставящая своей задачей выяснение состава посадского населения в XVIII в., его служб и платежей и деятельности посадского схода, не касается вовсе реформы 1699 г., отсылая читателя к трудам Плошинского, Пригары и Дитятина.

На этом изучение городской реформы 1699 г. в нашей исторической литературе остановилось. За него не брались вследствие отсутствия того архивного материала, наличность которого необходима для того, чтобы такое изучение предпринять. Архив Московской ратуши пока не разыскан, а без архива этого центрального органа, который ведал все местные городские самоуправления и стягивал к себе их делопроизводство, откладывая его в своем архиве, исследовать учреждения 1699 г. в их действии на практике во всем объеме невозможно. Однако это отсутствие архива Ратуши, препятствующее исследованию вопроса в целом, не исключает все же возможности изучения его по частям. В Московском архиве Министерства юстиции в делах Разрядного приказа сохранился столбец[1045]1045
  Моск. арх. Мин. юст. Белгородск. стола, № 1732.


[Закрыть], не обративший на себя до сих пор внимания исследователей, заключающий в себе документы, которые открывают возможность такого частичного исследования. Столбец содержит, во-первых, бумаги, относящиеся до организации центрального органа городского самоуправления – Московской бурмистерской палаты, или Ратуши, и, во-вторых, переписку по организации местных посадских самоуправлений в городах, подведомственных Разряду. Реформа с самого начального своего момента проводилась через Разрядный приказ; этому приказу по каким-то причинам было поручено ее осуществление; потому и делопроизводство, касающееся ее первоначальной стадии, именно организации центрального органа – Московской Бурмистерской палаты, сохранилось в архиве Разряда. Эти документы позволяют взглянуть поближе на организацию центрального городского органа в тот подготовительный период времени, который дан был для этой организации, именно с 30 января 1699 г., когда появились первые указы о реформе, до 1 сентября того же года, когда новые учреждения, устроившись, должны были вступить в управление городами. С другой стороны, документы этого же столбца, содержащие в себе переписку Разряда с подведомственными ему городами, дают возможность познакомиться с устройством самоуправления в этих городах за тот же организационный период. Для таких же наблюдений в городах, подведомственных вышеупомянутым приказам, соединенным с Посольским, т. е. княжества Смоленского, Новгородского, Устюжской, Владимирской и Галицкой четвертей, сохранился некоторый также остававшийся вне поля изучения материал в приказных делах Московского архива Министерства иностранных дел. Те и другие не использованные до сих пор источники – столбец архива юстиции и материалы архива иностранных дел – позволяют более детально, чем это было ранее, познакомиться с городской реформой 1699 г. за тот подготовительный организационный период, который простирался с 30 января 1699 г., с момента издания первых указов о реформе, до 1 сентября 1699 г., когда новые учреждения вступили в управление.