Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699."

XXVI. Переписка с Петром адмиралтейца А.П. Протасьева в 1697 и 1698 гг. Воронежские корабли

О ходе работ по кораблестроению и о других, связанных с кораблестроением делах адмиралтеец А.П. Протасьев осведомлял царя, находившегося за границей, обширными письмами то на его имя, то на имя Ф.А. Головина, конечно, для доклада царю. Письма эти содержат как отчеты о сделанном, так и разного рода вопросы, за разрешением которых адмиралтеец считал необходимым к Петру обратиться, и если бы они сохранились полностью, то должны были бы изображать общее состояние дел в Воронеже, движение работ по кораблестроению как казенному, так и кумпанскому, его успехи и неудачи, достигнутые результаты и планы на будущее. К сожалению, из этой переписки за 1697 и 1698 гг. сохранилось всего лишь три письма Протасьева и не уцелело ни одного письма Петра. Все же остановимся на письмах адмиралтейца; может быть, они, хотя и в таком недостаточном числе, помогут нам окинуть кораблестроение за эти годы общим взглядом. Адмиралтеец, поставленный во главе всего дела воронежского кораблестроения, имел возможность со своего высокого поста обозревать кораблестроение в целом и полученные сведения и свои выводы сообщать в письмах.

В мае 1697 г. в письме к Головину адмиралтеец просит не забыть дать ответ относительно каких-то представленных им росписей, спрашивает о размерах пушек для баркалона и для галеры, просит прислать для образца «баштикины» – пушки, заряжающиеся с казны, а касаясь кораблестроения, жалуется – и это, видимо, наболевшая у него забота – на недостаток корабельных мастеров-иноземцев и выказывает боязнь, если постройка запоздает к сроку: «…а всего, государь мой, мне нужнее корабельные мастеры. Франц Тиммерман, на котором, как припомним, лежала обязанность выписки из-за границы и поставки этих мастеров, по сие число мастеров не поставил ни одного человека… если еще долговременно мастеров не поставит, опасен того, чтоб на меня та вина без вины моей не положена была, как не поспеют корабли к указному числу. Пожалуй, государь мой, дай мне в том своего совету, чем мне от того избавиться, а я о сем ей-ей превеликою стеснен печалию и не знаю, чем помочь, как опоздаем мастерами. Пожалуй, государь мой, против сего отпиши ко мне о всем подлинно»[877]877
  Елагин. Ук. соч. Приложение IV, № 2.


[Закрыть]. В другом письме в Амстердам к тому же Ф.А. Головину от 16 декабря 1697 г., хотя также продолжают еще звучать жалобы (на этот раз на недостаток работных людей для вывозки леса), но общий тон гораздо бодрее: дело, кажется, налаживается, есть чем порадовать царя. «О лесных припасах и о всем, ей-ей, радение имеем». Многие кумпанства отдали галеры и баркалоны на подряд с условием приготовить эти корабли и спустить их на воду к весне 1698 г., «у многих уже дело близь совершенства приходит». Четыре галеры в кумпанствах совсем готовы, остальные галеры и все барбарские корабли заложены, основаны и обиты. Баркалоны многие заложены и строятся, иные и почти готовы. В восьми кумпанствах: князя Я.Н. Одоевского, князя М.Я. Черкасского, князя П.И. Прозоровского, Ф.П. Салтыкова, князя И.Б. Троекурова, казанского митрополита, вологодского архиепископа и Вознесенского девичьего монастыря – строят голландские мастера под высшим руководством капитана Августа Мeepa голландским размером, но переделывать их на другой образец уже невозможно, так как баркалоны почти готовы, задержка происходит лишь за постройкой вторых палуб. Эта речь о переделке с голландского образца на другой зашла, конечно, потому, что адмиралтейцу стало известно недовольство Петра голландским кораблестроением, обнаружившееся у него к осени 1697 г.[878]878
  См. т. II настоящего издания. С. 306.


[Закрыть] Поддакивая царю и подделываясь, очевидно, под его настроение и в угоду ему браня голландскую манеру, Протасьев пишет далее, что он недавно заложил было казенный корабль «голландским размером и ныне, государь, слыша о их такой глупости, что они в размере силы не знают, велел им то судно покинуть до приезду от милости вашей мастеров, и те голландские мастера ныне у меня корм и жалованье емлют даром, а делать им до приезду от милости вашей мастеров у меня стало нечего». Вот почему голландцев обязывали строить суда по указанию венецианцев и датчан, и на этой почве возникали между ними конфликты, которые адмиралтейцу приходилось улаживать «овогда прещением, а овогда и ласканием»[879]879
  Елагин. Ук. соч. Приложение III, № 41.


[Закрыть], и теперь галеры и барбарские корабли делают «по рассуждению и размеру венециан». Голландские мастера строят также в кумпанствах князя Б.А. Голицына, князя М.Г. Ромодановского, князя Я.Ф. Долгорукого и Петра Бутурлина, верфи которым были отведены на Хопре и на Дону; но насколько подвинулась у них работа по постройке баркалонов, о том у него, адмиралтейца, ведомости пока нет; когда получит, тотчас же отпишет. В четырех кумпанствах: Т.Н. Стрешнева, В.П. Шереметева, князя В.Ф. Долгорукого и князя Г.В. Тюфякина – руководит работами датский капитан Симон Петерсен с датскими мастерами; у них уже «при помощи Божьей» обивают верхние палубы, «мало, что не все совершены», кроме конопаченья «и римен, и машт, и стюрен» (слова, появление которых в письме показывает, как в русский язык вместе с появлением кораблей, построенных иноземными мастерами, стала входить иноземная морская терминология). По чертежам и размерам того же датского капитана, как это мы уже видели, делают баркалоны голландские мастера в кумпанствах князя М.А. Черкасского, князя П.И. Хованского, И.В. Бутурлина, князя К.О. Щербатого. «И у тех, государь, баркалонов, – сообщает о ходе работ в этих кумпанствах Протасьев, – уже многая строения построено, и верхние балки положены и обивают планкен». Четыре ших-бомбардира, которые велено строить гостям, делают голландским размером под руководством капитана Августа Меера, а два бомбардира, положенные на кумпанства Троице-Сергиева монастыря, строят венециане. Как видим, к концу 1697 г. адмиралтеец, обозревая воронежское кораблестроение, мог указать уже немалые положительные результаты[880]880
  Елагин. Ук. соч. Приложение III, № 41.


[Закрыть].

О содержании несохранившихся писем Петра к Протасьеву за эти годы, 1697-й и 1698-й, приходится только догадываться по указаниям, находящимся в письмах адмиралтейца, и по некоторым распоряжениям Петра в его указах. Петр живо следит за ходом кораблестроения как казенного, так и кумпанского, и издалека принимает в нем самое непосредственное участие. Едва двинулась постройка кораблей, положенных на адмиралтейство и на кумпанства по первоначальному расчету, как число их царскими распоряжениями увеличивается: каждая пара кумпанств складываясь должна выстроить еще по одному кораблю[881]881
  Там же. Приложение III, № 40, декабрь 1697 г.


[Закрыть]; на гостиное кумпанство сверх 14 кораблей накинуто еще 6 кораблей; увеличено на 4 корабля прежнее число судов (6 кораблей и 40 бригантинов), первоначально положенное на адмиралтейство[882]882
  Там же. Приложение IV, № 1 с.


[Закрыть], а затем последовало дальнейшее увеличение еще на 6 кораблей и на 20 бригантинов[883]883
  Там же. 27 декабря 1697 г.


[Закрыть]. То царь торопит закладкой судов, предписывая произвести ее непременно к 1 сентября 1697 г. и грозя за промедление жестоким наказанием[884]884
  Там же. Приложение III, № 39.


[Закрыть], то, наоборот, убедившись в недостатках голландского кораблестроения, приказывает отложить срок постройки до осени 1698 г., «а ранее и спешить не к чему, лишь бы хорошо делать», так что и Протасьев не решается объявить этот указ об отсрочке по кумпанствам, «если объявить, то всех работников и плотников распустят» и потом собрать будет невозможно[885]885
  Там же, № 41.


[Закрыть], разъедутся и иноземные мастера, потому что они подряжались служить до первого срока, а новых мастеров добыть будет затруднительно. Петр указывает далее новые типы кораблей, не предусмотренные ранее и нe входившие в первоначальные расчеты: брандеры, а также буксирующие суда, которые употребляются для проводки других судов через мели (мастенлихтеры); пишет о вооружении и снаряжении, о пушках и припасах, прибавляя к первоначальным росписям припасов новые[886]886
  Елагин. Ук. соч. Приложение III, № 51.


[Закрыть], дает расчет количества съестных припасов на 20 000 человек экипажа для будущего морского похода, который будет предпринят с воронежским флотом, приказывает построить в Воронеже для хранения этих припасов особый двор, побуждает произвести работы по расчистке русел рек Воронежа и Дона для будущего плавания, «реку Воронеж, где корабли строят, вниз до реки Дону и реку Дон до Азова осмотреть и водяной ход очистить», словом, входит во все мелочи дела, то давая указания, то ставя вопросы и требуя ответа, иногда противореча самому себе, сбивает с толку адмиралтейца, поражает его совсем неожиданными распоряжениями, но зато иногда подолгу не дает указаний, которых настоятельно требуют разные части дела и отсутствие которых задерживает работу, так что она идет неплавно и неравномерно, толчками, то ускоряясь, то замедленным темпом и даже с неожиданными остановками.

Последнее письмо Протасьева, от 24 августа 1698 г., написанное в ответ на письмо царя из Вены от 2 июля, изображает нам состояние воронежских работ к осени 1698 г., ко времени возвращения царя из-за границы, а также до некоторой степени бросает свет и на отношение Петра к этим работам: с одной стороны, он дает указания своим исполнителям, с другой – сам требует советов и указаний и выступает со своими сомнениями. «Известно доношу достоинству вашему, – пишет ему Протасьев, – письмо от лица милости вашей из Вены, июля 2 числа писанное, мне в дороге отдано». В дороге – на пути из Москвы в Воронеж, куда адмиралтеец отправился в конце июля или в начале августа, чтобы пробыть там всю осень. Протасьев начинает письмо с комплиментов Петру за его верный взгляд на способ выводить суда с мелей, о чем, очевидно, писал ему царь: «из мелкости водной на прибылой воде, когда наполняется довольно ветром зейд-вестом». По обыкновению от комплиментов он переходит к лести и пишет, что у Петра, когда он смотрит «пречистыми» своими очами, не бывает сомнений, а вот мы сомневаемся, «понеже того искусства и вида не сподобились, ниже учению ветров коснулись, все дни свои туне препровождали, а ныне ваша милость слепым прозрение подает». Однако из дальнейшего сейчас же следует, что и для царя, подающего слепым прозрение, все же кое-что бывало сомнительным. Так, он высказывал, по-видимому, в письме к Протасьеву опасение, как бы не оказались валкими корабли, которые имеют 50 пушек, а сидят в воде на 10 футов, тогда как обыкновенно такие корабли должны сидеть на 15–16 футов. Адмиралтеец должен был успокаивать его по этому поводу: те суда, которые строятся с осадкой на 15–16 футов, бывают остродонны, а наши делаются плоскодонными и оттого в воде ходом мельче; «только того опасаюсь, будут ли на парусном ходе резвостью удобны». Петр прислал из-за границы на образец два куска дерева, из которого следует делать блоки и пумпы. Протасьев сообщает, что дерево, подобное одному из этих образцов, отыскалось и блоки из него делать будут; дерево, подобное другому образцу, годное на пумпы, будут отыскивать. Следует далее сообщение царю о постройке запасных кораблей, сооружаемых сверх первоначального расчета. Было распоряжение царя отложить закладку этих кораблей, и он, Протасьев, это распоряжение объявил, но во многих кумпанствах до царского письма уже заложены многие галеры и баркалоны и один ших-бомбардир; часть работ уже исполнена, а у ших-бомбардира в Троицком кумпанстве уже начинают обивать исподние кривули. Эти начатые корабли Протасьев велел достраивать, но вновь закладывать не велел, а приказал только готовить для них лесной материал на будущее время. В казенном кораблестроении случился эпизод, подобный тому, на который жаловались гости. Раскапризничался датский капитан Симон Петерсен, не стал «упрямством своим» закладывать казенных кораблей, несмотря на многие посылки и письменные указы от адмиралтейца, несмотря также на письма датского комиссара и даже посланника, к содействию которых адмиралтейцу пришлось прибегать, «отказал вовсе, что закладывать не станет», и больше того: на Воронеже и на Москве жить не хотел и отпрашивался в свою землю, «не доделав в совершенство и первого своего дела», т. е. кораблей первой очереди. Приезд адмиралтейца в Воронеж и личные уговоры не помогли делу. Петерсен продолжает упрямствовать: «и доныне стоит в том же своем упрямстве, и предварил, от чего всех сохрани Боже, к себе болезнь и по многим, государь, моим посылкам ко мне не ехал. И я послал к нему с прещением и велел ему к себе быть. И он, приехав ко мне, и сказал, государь, что ничего делать не будет, для того бутто, государь, чести достойно здесь над ним никто не ведет, и бутто над ним все, что ни есть на Воронеже, иноземцы и русские люди смеютца и его всем ругают. И все, государь, передо мною такую сумазбродную говорил, что слушать невозможно, и целым разумом так простому мужику бредить не достоит». Протасьев, «видя его во всем непотребна», приказал делать вместо него казенные корабли итальянцу капитану Александру Малине и шесть кораблей заложил 14 августа; «буду сам у них надсматривать неотступно, дондеже милосердием Божиим управиться к совершенству возмогут». Других шести кораблей он не закладывает, ожидая посланного от царя английского мастера, который за болезнью остался в Москве; как только приедет, эти шесть кораблей будут заложены и с поспешением будут строиться, 4 мастенлихтера и 2 брандера заложили; будут заложены и буксирные суда, не хватает сразу лесных припасов, заготовленных только на первоначальные 6 кораблей и 40 бригантинов. Припасов оказалось недостаточно потому, что большая половина работных людей бывает в бегах. Коснувшись этого жгучего вопроса – бегства работных людей с казенного кораблестроения, – Протасьев долго на нем останавливается и предлагает царю новую изобретенную им меру против побегов: ввести помесячную работу, чтобы работных людей более месяца на работе не держать, меняя их помесячно, «и оттого, – рассуждает адмиралтеец, – в деле великая споризна будет и им льготнее, и бегать, мню, что не станут. А то истинно часто бывает, что все уйдут и работу остановят, покамест опять из городов вышлют, а у меня все дело стоит; и наказанье чиним за побег довольное, однакож, от того не престанут»[887]887
  Елагин. Ук. соч. Приложение IV, № 9.


[Закрыть]. Мы уже видели выше, что этот проект урегулирования работы не прошел, а было повышено наказание за побеги.

Недостаток работных людей, пишет далее адмиралтеец, может остановить и другие два порученных ему дела: привод азовских судов в Воронеж и постройку буксирующих судов. «Через мель провожать все тяжелые суда обещает мне новоприезжий капитан Александр Малина построить такие суда, что можно через самую мелкую воду проваживать самые тяжелые суда, и я ему делать велю, только без работных людей за лесами, премилостивый государь, станет»[888]888
  Там же.


[Закрыть].

Так двигалось воронежское кораблестроение и шли дела, с ним связанные, за 1697 и 1698 гг. Что же нашел Петр, приехав в Воронеж осенью 1698 г.? Участки лесного пространства по реке Воронежу и его притокам, отведенные для казенного кораблестроения для светских и духовных кумпанств, должны были быть полны оживления. В эти ранее пустынные и молчаливые леса устремились со всех концов Русского государства сотни работных людей, снаряженных кумпанствами и собранных адмиралтейством; здесь зазвучали топоры и пилы, расчищались дороги к пристаням, к которым затем тянулись обозы с изготовленными лесными грузами. В результате таких лесных работ оказались участки, где дубовые и сосновые леса местами или сплошь были «высечены на корабельное строение и на смоляную гонку, и на уголье, и на драницы», как описаны были такие участки при осмотре их в 1700 г.[889]889
  Елагин. Ук. соч. Приложение III, № 24.


[Закрыть] Самый город Воронеж в 1697–1698 гг. должен был стать многолюдным и шумным центром, стянувшим к себе многое множество всякого ремесленного люда, иностранных мастеров и русских работников; здесь был большой съезд уполномоченных от кумпанств. Сверху по реке подплывали будары с лесными материалами, которые разгружались на отведенных для кумпанств местах по берегу реки Воронежа, где затем закладывались и строились корабли. К осени 1698 г. в Воронеже, на левом, луговом, берегу реки было построено здание адмиралтейства с хоромами для государя[890]890
  Устрялов. История… Т. III. Приложение VI: «207 года 4 ноября по приказу окольничего А.П. Протасьева куплено на адмиралтейской двор в хоромы на столы и на обивку лавок в спальню сукна темно-зеленого 32 аршина, 12 ремней, 10 колодок гвоздей… 25 ноября… куплено на адмиралтейской двор четверы кежи (пеньковая материя) и отнесены те кежи к великому государи в хоромы, а принял их Александр Меншиков… 5 декабря куплен на адмиралтейской двор медный колокол» и т. д.


[Закрыть], с амбарами и магазинами для склада оружия и корабельных припасов. Здесь потом и поставлены были 300 привезенных из Швеции пушек.

На реке стояли спущенные уже на воду баркалоны: баркалон кумпанства казанского митрополита «Колокол» и баркалон кумпанства князя М.А. Черкасского[891]891
  Eлагин. Ук. соч. Приложение III, № 34. С. 254: «…на воду спущен в прошлом 206 г. мая в 3 день». Ср.: Список судов азовского флота 1698–1712 гг. у Елагина в I томе, с. 4–5, 10–11.


[Закрыть]. Другие баркалоны, заложенные в 1697 и 1698 гг., строились или отделывались на верфях, именно: «Лилия» – кумпанства вологодского архиепископа, «Барабан» – боярина Б.П. Шереметева, «Три рюмки» – боярина Т.Н. Стрешнева, «Стул» – князя П.И. Хованского, «Весы» – кравчего В.Ф. Салтыкова, далее «Сила», «Отворенные врата», «Цвет войны» – кумпанства князя М.Я. Черкасского, князя П.И. Прозоровского и князя И.Б. Троекурова, и еще пять баркалонов, названий которых не сохранилось. Все перечисленные суда были спущены на воду позже в мае 1699 г. Надо полагать, что во время пребывания Петра в Воронеже наиболее близки к окончательной отделке были баркалоны «Сила», «Отворенные врата», «Цвет войны», потому что они участвовали в морском походе воронежского флота к городу Керчи весной 1699 г. В таком же положении, т. е. в отделке, близкой к окончанию, должны были быть еще три баркалона, строившиеся на реке Хопре, под названиями «Безбоязнь», «Благое начало» и «Соединение», принадлежавшие кумпанствам князя Б.А. Голицына, князя Ф.Ю. Ромодановского и стольника Ивана Большого Дашкова, также участвовавшие в Керченском походе. Находились в постройке баркалоны второй очереди, сооружаемые каждый двумя кумпанствами, именно: в Воронеже – «Лев» и «Единорог», в селе Чижовке – «Виноградная ветвь» и «Мяч» и на Чертовицкой пристани – «Геркулес». На верфях села Ступина строились заложенные в 1697 г. 10 барбарских кораблей[892]892
  «Думкрахт», «Страх», «Камень», «Слон», «Рысь», «Журавль стерегущий», «Сокол», «Собака», «Арфа», «Гранат-апо». Еще четыре барбарских корабля: «Крепость», «Скорпион», «Флаг» и «Звезда» – строились на Дону, в городе Паншине, кумпанствами Л.К. Нарышкина и именитого человека Строганова. Из них «Крепость» и «Скорпион» в конце 1698 г. должны были быть близки к окончанию, потому что также участвовали в Керченском походе 1699 г.


[Закрыть] гостиного кумпанства.

Из бомбардирских кораблей, заложенных в 1697 г., три сооружаемые Троице-Сергиевым монастырем: «Бомба», «Агнец» и «Страх» – строились в самом Воронеже, а другие четыре, принадлежавшие гостиному кумпанству: «Гром», «Молния», «Громова стрела» и «Миротворец», строились в селе Чижовке. Шли работы в Воронеже над заложенными в 1697 г. галерами, из названий которых сохранилось четыре, указывающие на ожидавшуюся от судов этого типа легкость и быстроту хода: «Периная тягота» (т. е. тяжесть пера), «Заячий бег», «Золотой орел», «Ветер». Из них первая была окончена в мае 1699 г., во время Керченского похода. На казенной адмиралтейской верфи в Воронеже строились корабли: «Разженое железо», «Святой Георгий», «Аист», «Воронеж», «Самсон», «Дельфин», «Винкельгак», заложенные в 1697 г. Но очевидно, работы на них подвигались медленнее, чем на других судах: они были спущены на воду только уже в 1700-х годах. Приведенный, неполный конечно, перечень показывает, что Петру было чтo посмотреть и над чем поработать в Воронеже[893]893
  Елагин. Ук. соч. Приложение IV, № 121, 122, и Список судов азовского флота.


[Закрыть].

XXVII. Петр в Воронеже. Состояние воронежского флота

Выехав из Москвы в воскресенье 23 октября к вечеру, Петр более недели провел в дороге из-за непогоды и распутицы и приехал в Воронеж только 31 октября. «Мы в семъ пути, – писал он к Виниусу 3 ноября, – несказанную нужу принели отъ непогодья; аднако, по суетному течению въремене, тотъ же часъ позабыли, как приехали»[894]894
  П. и Б. Т. 1, № 255.


[Закрыть]. Невзгоды, испытанные в дороге, были так скоро забыты, конечно, благодаря тому большому удовольствию, которое почувствовал царь при взгляде на строящийся в Воронеже флот и которым он поспешил поделиться с Виниусом в том же письме от 3 ноября: «Min Her. Писмо твое, купъно с курантоми, принелъ i за вѣдомость благодарсътвую. Мы, слава Богу, зело во ізрядъномъ состояниi нашъли Pълотъ і магазеінъ обрели (въ 31 д. окътебря)». Это удовольствие вызывало, однако, у Петра нетерпение видеть скорее окончание им самим начатого дела и тревожную мысль о том, что, может быть, дело затянется и тогда не придется дожить до того времени и увидеть флот готовым.

О пребывании Петра в Воронеже в ноябре и декабре 1698 г. сохранилась очень мало известий; их надо собирать крупицами: три его письма, три заметки в «Юрнале», кое-какие намеки в двух сохранившихся ответных письмах к нему. Из сохранившегося письма к царю Т.Н. Стрешнева знаем, что в первых числах ноября, вероятно одновременно с письмом к Виниусу, царь писал к Ф.А. Головину, которому поручал передать Т.Н. Стрешневу в Разрядный приказ распоряжение о присылке в Воронеж 500–600 солдат для охраны строящихся кораблей: «…в письме в том написано: корабли делают не в одном месте, и для опасения хорошо б человек сот пять или шесть прислать из Белгорода солдат добрых на Воронеж не медля»[895]895
  П. и Б. Т. I. С. 751.


[Закрыть]. Царь не мог, конечно, ограничиться одним только наблюдением за ходом работ в Воронеже и удержаться от активного выступления, от личной работы с инструментами в руках. 19 ноября он сам заложил на адмиралтейской верфи корабль «Пре-дестинация», или «Божье предвидение». «Ноября в 19 день, – записано в «Юрнале», – на память св. мученика Авдия заложили корабль, именуемый Божие предведение, киль положили длина 130 футов, ширина 33 фута». По описанию более поздней официальной ведомости, корабль этот с названием «Божие сему есть предведение», был размерами в 130 u 32 фута и был вооружен 58 пушками[896]896
  Елагин. Ук. соч. Приложение IV, № 121. В «Списке судов азовского флота» Елагин дает ему иные размеры, именно 118 u 31 u 9 фут. 9 дюйм., английской мерой.


[Закрыть]. Капитан Перри, видевший этот корабль позже, говорит, что киль его отличался особым устройством, изобретенным самим Петром и предохранявшим корабль от течи даже и в том случае, если бы киль этот оторвало[897]897
  Там же. С. 17.


[Закрыть].

23 ноября Петр получил московскую почту, привезшую ему между другими не дошедшими до нас письмами также сохранившиеся два письма: от Т.Н. Стрешнева и Виниуса, оба помеченные 15 ноября. Т.Н. Стрешнев, исполняя переданное ему Ф.А. Головиным распоряжение о переводе в Воронеж 500–600 добрых солдат из Белгорода, напоминал царю, что в Воронеже и близлежащих городах: Коротояке, Урыве и Костенске – стоит воронежский солдатский полк – 1065 человек, что в походе у князя Я.Ф. Долгорукого этот полк не был, был в воронежских лесах, «у лесного готовления», а теперь распущен по домам, предлагал царю на выбор для корабельного караула или передвинуть из Белгорода полк Афанасья Нелидова (599 человек), или же воспользоваться упомянутым воронежским солдатским полком. Воронежские солдаты удобны тем, что находятся поблизости; выписка о том, в каких городах и по скольку в каждом они стоят и на каком расстоянии каждый из этих городов от Воронежа, приложена к письму. Можно еще взять для той же цели вновь набранных солдат Карлусова белгородского полка. При письме были посланы на всякий случай заготовленные в Москве грамоты из Разряда в города о высылке того или другого полка[898]898
  П. и Б. Т. I. С. 751.


[Закрыть]. Виниус, сообщив Петру о получении его письма от 3 ноября, по обыкновению осведомлял его о заграничных происшествиях по полученным в Москве иностранным газетам, «курантам». Послы союзных держав, которые вели войну с Турцией: империи, Венеции, Польши и России, с турецкими послами на конференцию еще не съезжались; послы считают, что из-за наступающей стужи трудно будет вести переговоры в тех разоренных местах, которые назначены для конференции. Мирным переговорам будет препятствовать французский король, который «путь к тому делу различными преграды заграждает». Военных действий между цесарскими и турецкими войсками не ожидается; только 2000 татар подъезжали к цесарским караулам; им дан добрый отпор, и они потеряли 20–30 человек убитыми да 14 взятыми в плен. В заграничных газетах напечатано об усмирении «здешних бунтовщиков», т. е. стрельцов, и о намерении царя предпринять поход на Черное море и «под крымские жилища». Польский король отправился в Литву для успокоения враждующих там партий. Ожидается собрание сейма. Испанский король Карл II, смерти которого тогда со дня на день ожидали, чтобы начать борьбу за испанское наследство, «пришел в совершенное здравие»; однако французы имеют наготове войска более 100 000 человек. Во многих местах, в цесарской земле и в соседних с Голландией местностях, также и в окрестностях Гамбурга, чувствуется большой недостаток в хлебе и большая дороговизна на него. Бранденбургский курфюрст намеревался осадить город Эльбинг, но договорился с городом и взял с него 200 000 ефимков, половину старинного долга, отсрочив платеж другой половины[899]899
  Более 30 лет Бранденбург имел право на Эльбинг, как на залог (Pfandbesitz) долга в 400 000 талеров, данного великим курфюрстом Польше, которая под разными предлогами медлила уладить это дело. По тайному договору 28 мая/ 7 июня 1698 г. в Иоганнисберге Август II предоставил Фридриху III право овладеть Эльбингом за 150 000 талеров (Dreysen. Geschichte der Preussischen Politik, IV Th., 132–133).


[Закрыть]. Изложив содержание курантов, Виниус «при сем и подлинные куранты послать дерзнул»[900]900
  П. и Б. Т. I. С. 750–751.


[Закрыть].

На это письмо Виниуса царь отвечал письмом 30 ноября, в котором опять выражал надежду на успех тех обширных приготовлений, того «великого препараториума», какой шел в Воронеже, хотя опять указывал и на «мрак сумнения». «Min Her, – пишет Петр. – Писмо твое я принялъ i за вѣсти іностранныхъ благодарствую. A здѣсь при помошъщи Божией препороториумъ великой; толко ожидаемъ благаго утра, дабы мърак сумнѣния нашего прогнанъ был. Мы здѣсь зачали карабль, который может носить 60 пушекъ от 12 до 6 ѳунтоѳъ»[901]901
  П. и Б. Т. I, № 256.


[Закрыть].

Как видим, оба письма к Виниусу, и от 3 и от 30 ноября, отражают в себе то чувство удовлетворения, которое испытывал Петр при виде воронежских работ и достигнутых успехов. Однако впоследствии, при более пристальном рассмотрении, дело воронежского кораблестроения оказывалось далеко не таким блестящим, каким оно могло показаться при первом взгляде. Неведение со стороны руководителей сказалось уже с первого момента кораблестроения, с самого приступа к этому делу. Когда потребовалось произвести отвод лесов на кумпанства и для казенного кораблестроения, думный дворянин Савелов, которому это дело было поручено, очутился, как мы видели, в большом затруднении, так как не знал, какой лес пригоден для кораблей и какой не пригоден. В качестве руководителей по разным отраслям нового дела принуждены были выступать дворяне, «которых с такое дело станет», потому что в Московском государстве дворяне должны были быть готовыми на все руки. Но дело было настолько ново и сложно и требовало таких специальных познаний, что без специальной подготовки и без технических знаний обыкновенные неподготовленные дворяне для него не годились, их уже на такое дело «не ставало». Неизбежно в этом случае было обращение к знающим иностранцам; иностранцы и сделались руководителями кораблестроения. Но с иностранцами не все оказалось удачно. Едва ли это был народ очень сведущий, иначе они находили бы приложение своим знаниям и у себя дома; а затем затруднение состояло в том, что они были различных национальностей, с разными приемами и манерами кораблестроения и ссорились между собой: голландцы не хотели слушать указаний датчан, и, когда голландские приемы были осуждены и дано было преимущество датским и итальянским, становился вопрос о переделке по датским образцам. Отдельные мастера при этом капризничали, упрямились, обнаруживали желание уехать на родину или запрашивали с кумпанств непомерное содержание. Казенное кораблестроение замедлялось и тормозилось от недостатка рабочих рук. Работа ложилась на население Воронежского края новой, непредвиденной и неожиданной и притом крайне тяжелой повинностью, отрывавшей крестьян и мелких служилых людей от домов и хозяйства. Сгоняемые в леса, где приходилось по месяцам существовать под открытым небом, перенося тягости непогоды, или на воронежские верфи, где условия существования были немногим лучше, работные люди и плотники, крестьяне, казаки или городовой службы дети боярские с их малолетними недорослями стремились бежать домой. На повальное бегство рабочих неумолчно жаловались руководители дела; а между тем, как впоследствии выяснилось из следственных процессов адмиралтейца Протасьева, воронежского воеводы Полонского и других дворян, сами же руководители содействовали бегству рабочих, за взятки отпуская их домой.

Наконец, и самые приемы, которыми дело проводилось, не обусловливали его гладкого, быстрого и успешного исполнения. У Петра и, может быть, в кругу ближайших к нему сотрудников явилась мысль о необходимости азовского флота, и была поставлена на очередь постройка кораблей в Воронеже. Но эта общая доминирующая мысль не была предварительно расчленена и предварительно разработана в деталях и частностях, не была продумана до конца и соображена с имеющимися средствами. Основная мысль, перейдя в выражение воли, и притом настойчивой воли, преобразователя, была как бы брошена сверху и затем должна была быть подхвачена на лету исполнителями, которым предварительно предоставлялось уже самим осуществлять ее, подыскивая для исполнения подходящие средства, заранее не указанные, почему и приходилось хвататься то за одни, то за другие средства, одни из них бросать, отыскивать новые; и отсюда ряд ошибок, которые потом надо было исправлять, но которые иногда было уже трудно исправить. Придя к мысли о необходимости завести флот, который бы грозил туркам и Крыму со стороны Черного моря, Петр изъявил волю иметь такой флот, придал выражению этой воли форму приговора Боярской думы, только в главных очертаниях наметил средства к ее осуществлению в виде адмиралтейского строения и кумпанств, на встретившиеся сейчас же вопросы дал два-три указания, затем уехал за границу учиться корабельному искусству и, положив начало делу, предоставил ему развиваться самостоятельно, только торопя из-за границы его исполнителей и все увеличивая число кораблей. Дело должно было идти само собой, осуществляться частью старыми привычными способами, в виде старинного тягла под руководством стольников и дворян московских, под главным руководительством старинного Владимирского судного приказа, которому приданы были функции адмиралтейства, частью новым способом, через приглашенных иностранных мастеров. Не было ничего заранее точно и с достаточной полнотой и обстоятельностью предусмотренного, продуманного и установленного; все было крайне неустойчиво и зыбко, все существовало сегодняшним днем и ежедневно вызывало вопросы, разрешавшиеся наскоро, на ходу. Взяты были типы кораблей, строившиеся на Западе; но они не твердо укоренились в нашем кораблестроении, пришлось их переиначивать и изменять, приспособляя морские суда к речным устьям и варьируя их размеры. Вскоре же после самого учреждения кумпанств была составлена, как мы знаем, во Владимирском судном приказе роспись всем необходимым для каждого вида корабля предметам и припасам начиная с пушек; но роспись эта оказалась неполной и нетвердой: обозначенные в ней размеры пушек пришлось потом менять, так как они плохо соответствовали размерам и осадке кораблей. Было решено вооружать бомбардирские корабли мортирами, но, по-видимому, ясных представлений о корабельных мортирах не было. Адмиралтеец взял письменное описание о мортирах у работавших в Воронеже венецианцев; перевел его с итальянского языка на русский и послал за границу к Петру на исправление с просьбой извинить за плохой перевод. Царь, по-видимому, думал, что из таких мортир стреляют каменными ядрами; по крайней мере, адмиралтеец, расспросив венецианев, разубеждает его в том в письме от 16 декабря 1697 г.: «…а венециане все сказали, что у них каменных ядер в мозжерах не водится, а только весы размер являют, который послан к милости вашей»[902]902
  Елагин. Ук. соч. Приложение III, № 41. С. 280–281,


[Закрыть]. Каменное ядро было послано царю за границу только как модель, на образец веса.