Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699."

LV. Проект договора, представленный Возницыным. Первая и вторая его конференции с турками

Несмотря, однако, на все раздражение и недовольство против цесарцев и посредников, приходилось им подчиняться и исполнять их требования, хотя бы и с оговорками. Возницыну было предложено представить посредникам проект его мирных условий, который должен был служить базой для переговоров с его стороны. Неизвестно, в который раз он при этом опять указал, что надлежало бы союзным предъявить проекты мирных условий по предварительному общему соглашению, как это исстари обычно делалось на комиссиях, и не упустил также случая вновь заявить протест против участия посредников. Он послан договариваться не с посредниками, а с турками. Граф Эттинген возразил, что посредники ни о чем не договариваются, а только ходатайствуют, что турки вести дело непосредственно не согласны и что если он, посол, в том будет упрямиться и своего проекта мирных условий не представит, тогда он «от миру останется», т. е. останется без договора, и союзники будут считать себя свободными от всякого обязательства, данного царю.

Возницын, «видя такую неволю», сказал на это, что такие статьи напишет и пришлет. Проект его на самом деле был уже готов и послан цесарцам в тот же день, 23 октября. Он состоял из 10 статей. Из них в первой в общих выражениях говорится о восстановлении разрушенного мира и дружбы, без ближайшего определения, будет ли это мир или перемирие. Во второй статье приводится основание мира «uti possidetis»: «владети тем, чем ныне кто владеет»; формула, под которой подразумевалось, конечно, сохранение за Московским государством последних приобретений Петра: Азова и четырех городков на низовьях Днепра: Тавани, Казыкерменя, Гарсланкерменя, Шангирея. Но третья статья совершенно непоследовательно выходила за рамки, установленные во второй, и содержала в себе нарушавшее принцип «uti possidetis» требование уступки со стороны турок города Керчи. Так как крымские, очаковские и белгородские татары и иные подвластные султану орды причинили своими нападениями большие убытки и разорения Московскому государству и царь, чтобы отомстить им за то, принужден был с большими издержками для казны приготовить большие силы, чтобы действовать против них на суше и на море, то в возмещение за все эти убытки и расходы турки должны уступить царю «при устье Азовского моря город Керчь». Из следующих статей четвертая предусматривает прекращение нападений и набегов со стороны подвластных султану орд: татарских, темрюцких и кубанских. Если бы такое нападение случилось, султан должен помогать государю в принятии мер для усмирения нападавших. Статья пятая говорит о размене пленных на обе стороны без выкупа; шестая – о свободе торговых сношений сухим путем и морем с уплатой обычных пошлин. Турецким купцам вольно ходить до пограничных и внутренних русских городов: до Азова, Керчи, Тавани, Киева и Москвы, а московским купцам «сухим путем: лошадьми и возы, мулы, верблюды и морем: кораблями, галерами, фуркатами и иными всякими судами до Кафы (Феодосии) и до Синопа, и до Трапезона, и до Амастрии, и до Константинополя и далей». Две следующие статьи, впервые появляющиеся в договоре с турками, представляют знаменательный момент в истории отношений России к Турции; они затем будут неизменно повторяться во всех позднейших договорах между этими странами в течение двух столетий: XVIII и XIX. Эта статьи обеспечивают покровительство России православным подданным султана в делах веры и находящимся в его владениях христианским святыням и создают, таким образом, для России право вмешиваться во внутренние дела Турецкой империи по делам веры населяющих ее православных народов. Эти статьи будут иметь свою длинную и полную событий историю. Здесь же следует отметить, что эта история ведет свое начало с возницынского договора. Статья седьмая заключает в себе требование, чтобы «гроб Господень» согласно древнему обычаю неотменно находился во владении православного иерусалимского патриарха. Статья восьмая обеспечивает православным церквам и монастырям во владениях султана, а также целым православным народам, живущим в пределах Турецкой империи: грекам, сербам, болгарам, словакам и иным, свободу и вольность вероисповедания без отягчения их какими-либо особыми налогами в связи с их вероисповеданием. Наконец, последние статьи, девятая и десятая, имеют формальный характер. Статья девятая предусматривает ратификацию будущего трактата в течение 7 или 8 месяцев по его заключении через обоюдные посольства в Москву и в Константинополь. Статья десятая содержит обещание от имени государей, их наследников и подданных хранить будущий мир «крепко и нерушимо без всякого неверного толкования»[1308]1308
  Пам. дипл. сношений, IX, 204–208, 238–239.


[Закрыть]. Итак, суть проекта состояла, во-первых, в том, что на основании принципа «uti possidetis» за Москвой утверждались ее последние завоевания – Азов и четыре днепровских города, и, во-вторых, в том, что сверх этих приобретений к Турции предъявлялся еще «запрос» – уступка города Керчи. Значение договора для будущего заключалось также и в постановке впервые и притом в широкой постановке вопроса о протекторате России над православными подданными султана, т. е. принципа, который составит потом одно из крупнейших слагаемых в той сумме вопросов, какую впоследствии принято было называть общим именем «восточный вопрос». Возницын, следовательно, был тот, кто приобщил Россию к участию в этом вопросе. Откуда могла возникнуть у него такая мысль? Что подало ему повод заговорить о таком протекторате? Просматривая проекты договоров, представленные другими союзниками – цесарцами, поляками и венецианцами, – видим в них подобные же статьи: о палестинских святынях и о свободе вероисповедания католикам[1309]1309
  Пам. дипл. сношений, IX, 224–225, статья 11 – цесарский проект; 270, статьи 6 и 8 – польский проект; 589, статья 14 – венецианский проект.


[Закрыть]. Можно поэтому думать, что Возницын включил в свой проект статьи о святынях и вероисповедании, руководясь примером союзников, о намерениях которых мог знать из разговоров с ними еще до ознакомления с самыми текстами их проектов. Так, Карловицкий конгресс содействовал постановке и расширению восточного вопроса, вводя в договоры с Турцией статьи, определяющие положение палестинских святынь и устанавливающие протекторат европейских держав над христианскими подданными Турции. Но для России эта статья о протекторате открывала несравненно более широкие горизонты, чем для других держав. Тогда как для этих последних речь шла лишь об их покровительстве немногочисленным подданным султана католикам, статья русского проекта охватывала целые православные подвластные Турции народы: греков, болгар, сербов и других славян.

С 3 ноября начались съезды союзников с турецкими послами в конференц-доме. Первые четыре дня, с 3-го по 6-е, имели конференцию цесарцы; но затем ранее предустановленный порядок очередей был нарушен. Так как переговоры цесарцев с турками дошли до будущей границы Венеции, то признано было целесообразным две следующие конференции, 7 и 8 ноября, предоставить венецианскому послу[1310]1310
  Hammer. Histoire de l’Empire Ottomane, XII, 459. Неизвестно, откуда Гам-мер почерпнул известие о том, что на первой конференции, 3 ноября, цесарцы были вместе с русскими (с. 454). Известие это явно ошибочно.


[Закрыть]. Седьмая конференция, на 9 ноября, была назначена Возницыну, имевшему, таким образом, удовольствие съехаться с турками все же раньше польского посла, который, кстати сказать, готов был пойти навстречу Возницыну в вопросе об очереди и предлагал решить этот вопрос жребием[1311]1311
  Пам. дипл. сношений, IX, 245.


[Закрыть]. Стоит привести отчет об этом съезде, сделанный в «Статейном списке», где дано яркое описание его. Посредники и турки уже ожидали прибытия московского посла и при входе его в конференц-залу стояли, а затем «по поздравлении» сели все вдруг, турецкие послы на скамье, Возницын против них на стуле, посредники – справа от Возницына лорд Пэджет со своими секретарями, слева голландец Колерс. При Возницыне были в качестве переводчика доктор Петр Посников, а «для записки», т. е. для протоколирования всего происходящего, подьячий Михайло Родостамов. При турках находились их секретари. Возницын, как его рисует нам Рудзини, – человек высокого роста с неприятным цветом лица и с важной осанкой, говорит только на своем родном языке, близко подходящем к иллирийскому, и всегда имеет с собой переводчика. В длинной одежде, подбитой серыми соболями. Имеет шесть или семь золотых ожерелий на шее, драгоценное украшение из довольно хороших алмазов на шляпе и много перстней на пальце. В руках пажа пара перчаток с хорошим узором из жемчугов[1312]1312
  Шмуpло. Сборник документов. С. 704–705.


[Закрыть]. Он и открыл заседание обширной и, надо полагать, судя по записи в «Статейном списке», весьма напыщенной речью, которую он начал с перечисления титулов московского государя: «говорил в начале великого государя, его царского величества, именования и титлы», а затем объявил, «по какому к его царскому величеству возвещению на тот съезд он, великой и полномочной посол, послан и что его царское величество с Портою Оттоманскою желает быть в дружбе и любви на тех статьях, каковы он им будет предлагать. И то предложение со всяким украшением возвестил им пространно». Турецкие послы – под этими словами надо подразумевать Маврокордато, так как первый посол, рейз-эфенди Рами, обыкновенно молчал, ответили также пространной и витиеватой, продолжавшейся около получаса речью. «И турские послы, слушав того его предложения, отвещали ему пространным и многословесным изглаголанием, напоминая прежнюю дружбу и непоколебимую приязнь и что от некоторых злых людей ссора уросла, которую великодушно император их, салтан турской, умирити желает и к первому состоянию привести хощет». Следовали комплименты по адресу самого Возницына с восхвалением его опытности и с упоминанием о знакомстве с турками по его прежнему посольству в Константинополе: «Так же и его, великого и полномочного посла, хваля, что он заобычен и у них бывал и может лутче иных по нраву их и по поведению в делах с ними поступать. И так, льстя, многую и пространную речь едва не с полчаса продолжили и говорили, чтоб он, великой и полномочной посол, о делех им объявлял». После такого широковещательного вступления перешли к делу. Возницын объявил, что его государь желает с салтановым величеством быть в мире и дружбе на том основании, какое установили господа посредники: «яко кто да стяжет, тако убо да стяжет» («uti possidetis»). На это первое предложение Маврокордато, посоветовавшись с рейз-эфенди, отвечал «многими и пространными выводы и разговоры»; суть же этого пространного ответа заключалась в том, что и турки также принимают предложенное основание «uti possidetis», но с некоторым «приращением». Возницын возразил, что настаивает на чистом основании без всяких натянутых толкований, что «царское величество чисто зело без всякого противного толмачения приял и соблюдает тот фундамент». Спорили о том больше часа. Турки хотели объяснить ему, что они подразумевают под «приращением», но Возницын резко протестовал, сказал, что «он отнюдь того слышать не хочет, покамест ему не признают того фундамента во основание мира». Турки, опять посоветовавшись между собой, сказали, что они также держатся этого фундамента и только просят выслушать их предложение. Когда Возницын, наконец, согласился выслушать, они «почали, – не без иронии замечает «Статейный список», – такую гисторию править от зачала света и до сего дня, все воспоминая крепчайшую дружбу и любительные обсылки, чему весь свет дивился». История, которую рассказали турки, касалась завоевания казаками Азова в 1637 г. и возвращения его туркам по повелению царя, чтобы не нарушать дружбы, а практическая мораль рассказа клонилась к тому, чтобы и теперь царь, по примеру деда, вернул Азов султану: «…и как еще за 50 лет взят был Азов от некоторых своевольных людей, тогда великий государь… не хотя ничем с Портою Оттоманскою дружбы повредить, указал тотчас отдати его назад; так же и ныне то… великий государь… может учинить и для крепчайшей дружбы тем его, салтаново величество, утешить». Турки привели далее и мотив, по которому царь мог бы так поступить: «потому что его царскому величеству то место не нужно и ни к чему не потребно». Если Возницын полномочий на уступку Азова не имеет, пусть напишет к государю. Можно себе представить, с какими чувствами Возницын выслушал такое предложение. Видимо, в большом волнении он стал задавать отрывистые вопросы: «И великой и полномочной посол говорил: буде что есть, чтоб еще предлагали. – И турские послы говорили, дабы Казыкермень, Тавань и прочие на Днепре городки испразднить (т. е. очистить) и ратных людей вывесть и в первом (первобытном) состоянии им пребыть. – И великой и полномочной посол спрашивал: еще что есть? – И турские послы сказали, что получа наше довольство, будут и о иных делех говорить». Тогда Возницын дал весьма категорический ответ: «И великой и полномочной посол говорил с их обычая, украся дружбу: об Азове, что был взят и отдан, то ведает. А ныне, чтоб они, послы, не токмо о сем говорили, и в помышлении своем не имели» ни отдачи Азова, ни очищения днепровских городков.

То и другое добыто кровью. Таким образом, турки раскрыли, что они разумели под «приращением» к принятому основанию мира – это было возвращение Азова и в особенности очищение днепровских городков. На замечание Возницына, что его государь желает заключить договор на чистом основании как кто владеет, турки с укоризной отвечали, что «он от фундамента отбивается»; фундамент, если днепровских городков не очистить, к миру не приведет, потому что тогда ни Турецкому государству, ни Крымскому юрту не будет покоя от своевольных казаков, которым днепровские городки могут служить прикрытием. Что же это за мир, если он небезопасен? Следует учинить честный и безопасный мир, отчего бы ни в чем «дружбе повреждения не было». Возницын успокаивал их заявлением, что опасности ни Турецкому государству, ни Крымскому юрту от днепровских городков не грозит; в них находятся царские воеводы и русские ратные люди, казаки пребывают в крепком послушании, а если бы из них оказались своевольные, то их через те городки для нападения на турок и на Крым не пропустят. Сделанное турками упоминание о Крымском юрте подало Возницыну повод поставить вопрос, как турецкие послы намерены поступить, имеют ли они в виду включить Крым в свой договор или предоставят Крыму самостоятельно мириться с Московским государством?

Таким образом, вопрос о мире с Турцией был пересечен вопросом о мире с Крымом. Турецкие послы пригласили Возницына вернуться к турецкому делу, а потом уже говорить и о Крыме. Возницын возразил, что так как они сами подняли вопрос о Крыме, «привязали его в тот договор», то он будет говорить и о Крыме, и по этому поводу выставил требование, без удовлетворения которого мир не мог быть прочен, именно уступку царю Керчи в возмещение разорений, причиненных крымскими татарами, и для покрытия издержек, понесенных царской казной на организацию военных сил для отмщения крымцам – «и о том выводил великой и полномочной посол пространно и подлинно». Требование Керчи произвело на турок потрясающее впечатление, художественно ярко отображенное в «Статейном списке»:

«И когда турские послы то услышали, в великое изумление пришли и вдруг во образе своем переменилися и друг на друга поглядя так красны стали, что болши того не возможно быть. И немало время молчав и с собою шептав говорили, что они того не чаяли; и выводили о том пространно, что там городы не хана крымского, хан-де крымской – губернатор или комендант от салтана, а в земле не волен ни в единой пяди. И как тот Керчь отдать? Он стоит на устье Черного моря против Тамани и царскому величеству отнюдь не пристоен и держит врата всего Черного моря и Крымского острова и град тот великой, и не обмолвился ли он (посол) в имени и в ином в чем? И великой и полномочной посол сказал, что он сам в нем ночевал четыре недели и знает его без обмолвки. А чей город, крымского ль хана или турской, того он не знает». Если он турецкий, а им татар жаль, то они могут царя и своими удовольствовать. Сделать это следует потому, что они, турки, в прежнем договоре обязались крымских татар от войны унять и в миру держать, однако того не исполнили, а татары причинили государствам царского величества большие убытки. Если же эта крепость отдана будет русским, то татары не будут впредь так дерзновенны. Царь писал о дерзновении татар к султану во многих грамотах, но никакого удовлетворения не получил, и они от войны не уняты. «И турские послы, – продолжает далее «Статейный список», – оставя все дела, говорили все о Керчи, и было того часа с два, что он будто и фундамент тем нарушил, в чем им помогали и посредники». Возницын, возражая, расчленил вопрос: в турецком деле он стоит, как постановлено, на основании «uti possidetis», a «запрос» его, т. е. требование Керчи, относится не к турецкому, а к татарскому делу. В отношении же к татарам основания «uti possidetis» установлено не было. Если бы они сами не подняли вопроса о Крыме, он бы им такого предложения не делал. Турки отвечали, что крымский хан о дружбе и мире может договариваться сам, а до земель ему дела нет, земли и города в Крыму – то все султаново. Возницын согласился на особый договор с Крымом, но с тем, чтобы турки дали обязательство, если учинится у России с Крымом война, за крымцев не стоять. Послы сказали, что если к султановым городам в Крыму придут царские ратные люди, то как им тех султановых городов не оборонять? Султан берет на себя удерживать крымцев от нападения, но с тем, чтобы они с московской стороны были награждены таким же почтением, как и прежде, в виде некоторой дачи, т. е. в виде взноса посылавшихся в Крым «поминков». Возницын резко возразил против платежа этой дани: царское величество за их неправды и за убытки, ими причиненные, хочет себе награждения, а не от себя что давать, и вновь в виде такого награждения потребовал Керчь. Послы предложили вопросы: бывало ли когда, чтобы ханы договаривались с царями, кроме дружбы и каких-либо приватных дел, еще о землях или городах, какие они вам города или земли уступили? «И он им сказал, что Сибирь, Казань, Золотая Орда, Астрахань – все то татарское было, а уступлено в державу его царского величества. И послы сказали, что то взято войною. И великой и полномочной посол сказал: естли в миру не удовольствуют, то иной способ на то произыдет». На этих словах, в которых надо подразумевать угрозу отобрать Керчь войною, разговор окончился. «И договорились быть паки на разговоре ноября в 12 день и с тем с того съезду розъехались»[1313]1313
  Пам. дипл. сношений, IX, 253–261.


[Закрыть].

Съезд окончился безрезультатно; но, по крайней мере, выяснились и реально обозначились спорные пункты. Было ясно, что требования с турецкой стороны Азова, а с русской Керчи – только чрезмерные «запросы», от которых та и другая сторона потом отступятся. Основным спорным пунктом были четыре днепровских городка: Казыкермень, Тавань, Гасланкермень и Шангирей. О них и шел спор в течение всего второго съезда 12 ноября. Съезд этот в том же доме начался с предварительных заявлений обеих сторон о желании действовать чистосердечно и искренно и, оставя всякое красноречие, говорить только о деле: «Говорили с обоих сторон, чтоб приступить к делу прямым намерением и истинным сердцем и, оставя лишние речи, говорить краткими словами о прямом деле, потому что пришло время зимнее и друг друга труднить не надобно. И теми словами поставили итить о делех с начала и до конца». Затем, приступив к делу, Возницын опять заявил, что великий государь хочет мира на основании «како кто владеет». Турки опять согласились на такое основание, но заявили, что оно должно быть с подобающим «притяжанием», подразумевая под этим притяжанием очищение и срытие городков, причем сослались на ноту графа Кинского, подписанную также и Рудзини, которой начались переговоры о конгрессе и в которой говорилось за всех союзных, что при основании «uti possidetis» могут быть условлены очищение и срытие крепостей и иные «окружности», т. е. обстоятельства. Основание «uti possidetis» – одно слово, которым обозначаются многие заключавшиеся в нем обстоятельства. Свою мысль они подкрепляли метафорическими примерами. Подобно тому как человек состоит из многих членов, но зовется одним человеком, и подобно тому как дом складывается из многих камней, а зовется одним домом, «также и то основание мира одним словом определено, однако, надобно к нему такие приращения, которыми мог от имени своего живое действо стяжать». Возницыну эти слова показались неубедительными, и он возразил: «Живое действо и прямое дело, то, что[б] противно не толковать, а держать чисто и свято». Не согласился он и с приведенными примерами; он их нашел не относящимися к делу: «…а что они объявляли приклады те, которые к тому не належат – а целость того святого и непорочного миру належит в добром и правдивом содержании». Горячий протест вызвала с его стороны ссылка турок на «лист» – ноту, подписанную графом Кинским и венецианским послом. Если в этом листе упоминается об очищении некоторых мест, то это касается их, цесарцев, и венецианцев, а не России и Польши. Турки опять «многими словами и приводы» доказывали, что основание мира без условия очищения городков быть не может, а в подтверждение значения листа Кинского сослались на посредников. Тогда английский посол взял подлинный лист Кинского, читал и говорил Возницыну, «чтоб он не развращал того миру чрез волю государя своего». Если б царю такое условие было неугодно, то в листе от его союзника так написано и не было бы, и царь не послал его, посла, на конгресс. Они все видят, что он поступает против воли своего государя. В заключение лорд Пэджет спросил Возницына: «Признавает ли он их за посредников и тот фундамент приемлет ли?» Московский посол, видя «их крепкое наступление», сказал: «За посредников он их цело без воли государя своего признавать не может, только признавает за приятелей и друзей, от которых всякой приязни надежен». Лист же Кинского написан без совета с русской стороной, рук царского величества послов и их печатей на нем нет, отправлен этот лист к туркам еще до прибытия царя в Вену – по всему этому он для московского посла не обязателен. Турки отвечали, что лист писан по указу цесаря за всех его союзников, султан ему верит, и ему, послу, «порочить такого великого монарха постановления непристойно, и мнят они, что он, посол, то некаким злонравным обычаем без указу делает». Это была резкость, которую Возницын отпарировал, сказав, «что им так говорить не надобно потому, естли и он так же будет говорить, то из того не ино что будет, токмо зло и недружба». Он указов цесарского величества не порочит, держится того листа сообразно с интересами царя, как он их понимает, «как он к стороне его царского величества разум имеет», говорит о мире согласно с указом своего государя и «последним намерением объявляет», что тем городам очищения не будет. Заняв в этом вопросе твердую позицию, Возницын выступил с предложением: если этот спорный пункт нельзя уладить, то отложить его на будущее время, а теперь ограничиться краткосрочным перемирием. Турки отвергли предложение, заявив, что они приехали заключить или мир, или продолжительное перемирие с улажением всех трудностей. Возницын вновь вернулся к разговору об основании мира («uti possidetis») с «приращением». Если турки настаивают на основании с «приращением» в виде очищения городов, то и он будет так же поступать, также к основанию потребует «приращения», т. е. требует очищения турецких городов Очакова, Белгорода (пространство между Бугом и Днестром), Килии и всех тамошних татар вывесть за Дунай. Маврокордато отказался передать эти слова рейз-эфенди и ответил, что они требуют очищения городков, завоеванных русскими в нынешнюю войну. Возницын заключил разговор словами: если им невозможно согласиться на очищение названных им городов, то и царю также невозможно согласиться на очищение днепровских городков. «И послы турские, сердитуя, молчали, а после говорили посредником: нам-де с ним больше нечего делать! извольте вы с ним говорить и ему то постановление протолковать». Посредники пригласили Возницына к себе на следующий день, 13 ноября. «Встав, говорили поприятней, увещевали меня всякими лестными глаголы… и затем, простясь, с съездом розъехались[1314]1314
  Пам. дипл. сношений, IX, 262–266, 288.


[Закрыть].

Итак, вопрос о четырех днепровских городках стал камнем преткновения в русско-турецких переговорах. Возницын стал на твердой позиции не уступать городков ни в каком случае, и исход переговоров зависел от того, насколько твердо будет он занятое положение сохранять. Встретив отпор со стороны турок, он сделал предложение о краткосрочном перемирии, с тем чтобы разрешение «трудностей» было отложено до будущих посольских пересылок. Возницын действовал так согласно с указаниями Петра, данными ему еще в Вене, «потому что, – как он писал Л.К. Нарышкину, – сам мне изволил приказывать имянно, что мне туркам ничего не уступать». Мысль о перемирии в случае непреодолимых затруднений была ему внушена также Петром[1315]1315
  Пам. дипл. сношений, IX, 188, 307 – в письме к Петру от 22 октября: «По письму, государь, твоему о перемирье…» Следовательно, Петр писал к Возницыну о том, чтобы заключить перемирие.


[Закрыть].

Связанный этими повелениями, Возницын не мог идти ни на какие дальнейшие уступки. Эту твердость он и проявил в дальнейших своих действиях.