Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699."

XL. Приготовления к приему царя в Венеции

Уведомленная депешами Рудзини о намерениях московского царя, светлейшая республика спешила сделать приготовления к его приему, стараясь в этом приеме соединить пышность и блеск, подобающие значению высокого гостя и достоинству республики вместе с уважением к его инкогнито, на котором он так твердо настаивал. Сенатом был сделан длинный ряд постановлений по этому поводу. Решено было приготовить для пребывания царя в Венеции дворец с соответствующей обстановкой, и для этого был назначен Фоскари-дворец (Foscari), а затем, согласно выраженному царем желанию, решено было приготовить для него в самом арсенале другой дом, называвшийся il Paradiso, где бы, как говорится в постановлении, он мог пользоваться некоторым отдыхом. В Местре, откуда сообщение c Венецией производилось в то время только водой, должны были быть высланы за царем две большие разукрашенные барки с гребцами, одетыми в ливреи. У крыльца набережной его дома должны быть всегда наготове к его услугам четыре лучшие, богато снаряженные гондолы. Сенат распорядился также об открытии необходимых на приготовления кредитов, об избрании из своего состава особой комиссии из четырех членов под названием i provveditori di San Marco, на которых были возложены заботы о приеме. К особе царя, по его приезде, решено было прикомандировать некоего греческого архиепископа в Венеции Филадельфа, очевидно знавшего какой-либо из славянских языков, через которого царь мог бы заявлять правительству республики о своих желаниях по примеру того, как это было сделано в Англии и Вене[551]551
  В Венеции был православный храм Св. Георгия. Позже, в 1710 г., Петр обращался к дожу с грамотой, в которой просил о свободе для православных исповедовать свою религию и о смещении «непостоянного их архиерея Филадельфия», от которого православная церковь в Венеции терпит утеснения (Шмурло. Отчет о заграничной командировке осенью 1897 г. // Ученые записки Юрьевского университета. 1897. № 1. С. 56).


[Закрыть]. Предписывалось далее тем же постановлением высшему артиллерийскому управлению озаботиться устройством для развлечения царя фейерверка. В арсенале предполагалось отлить в присутствии царя несколько пушек, для чего сенат приказал заготовить надлежащее количество металла. По точному сообщению апостолического нунция в Венеции монсеньора Кузано, архиепископа Амасийского, обстоятельно уведомлявшего римскую курию о приготовлениях к приему царя, предполагалось отлить шесть пушек, из них три с изображением льва (венецианского герба) и разных морских побед и надписью «Moscorum Caesari Venetorum munus» – подарить царю, а другие три с надписью «Finem imponendam tyrannis» хранить в арсенале. Соответствующим властям предписывалось также привести в порядок стеклянный завод в Мура-но на тот случай, если бы царь пожелал его осмотреть, и озаботиться также устройством разных развлечений, как то: регат (состязание гондол), кулачных боев, музыкальных опер или концертов (serenate) и пр., и, наконец, о назначении караула к дому, который будет занят царем[552]552
  Шмурло. Сборник. № 571–574, 13/23 июля 1698 г., № 650.


[Закрыть].

Особенно большие приготовления предпринимались в арсенале, который в Венеции был не только складом оружия и оружейным заводом, но, главным образом, верфью, где строились морские суда. Управление арсеналом представило сенату доклад, в котором подробно со ссылкой на прецедент, прием французского короля Генриха III Валуа, был выработан церемониал встречи царя, порядок осмотра строящихся судов и, в частности, галеаса, приготовленного уже к отправке на Восток, распоряжение о приводе в Венецию галеры, находящейся в Далмации, видимо, лучшей среди судов этого типа[553]553
  Там же. № 570.


[Закрыть].

«На этой неделе, – пишет в Рим апостолический нунций в Венеции Кузано, – к властям прибыли два курьера, отправленные венецианским послом в Вене. Первый прибыл в понедельник (11/21 июля) с известием, что царь московский объявил сказанному г. послу свое желание поехать в Венецию инкогнито со свитой из немногих людей, провести несколько дней в этом городе, сделав притом многократные выражения уважения и респекта по адресу светлейшей республики. Другой прибыл в четверг (14/24) с подтверждением предыдущего известия и с сообщением, что 13/23 текущего месяца царь поедет в дилижансе, и полагают, что может приехать во вторник (19/29). При таких известиях состоялось чрезвычайное заседание сената и обсуждалось, что следует сделать. Были отправлены поспешные распоряжения, чтобы на границе было готово несколько лошадей и колясок, сколько потребуется для надобностей царя и его свиты, с поручением государственным властям Пальмы, Удине и Тревизо приложить все старание, чтобы на каждом посту приготовлено и устроено было помещение, где бы ему останавливаться во время его проезда, а также с предписанием дворянам, у которых есть хорошие дома при дороге, держать их наготове на всякий случай. Встреча отменена, так как, кажется, он ее не желает, и может принять другое имя ради большей свободы.

Выбраны к услугам царя четыре прокуратора св. Марка: синьор прокуратор Юлио Джустиниани, синьор Антонио Барбариго, синьор Федерико Корнаро и синьор Франческо Корнаро, так называемые della Casa grande; они будут соревноваться друг с другом в поставке гондол и ливрей. Царь будет содержаться на государственный счет во дворце синьоров Фоскари, назначенном для его пребывания здесь, и для него приготовлен также другой дом по соседству с арсеналом, так как он высказал такое желание г. послу в Вене. Приготовляется много развлечений, обычных в этом городе, как кулачный бой, состязание лодок, музыкальная опера, концерт, маскарад и бал знати и дам в большом зале совета, и его светлость (дож) устраивает его на собственные средства. Будет угощение в арсенале, где ему будут показаны работы этих цехов, к которым царь чувствует особую склонность. Монсеньор Типальди, греческий епископ, по распоряжению сената должен отправиться с казенными барками в Местре, первый пункт на материке по дороге в Германию, чтобы встретить его, так как он владеет языком и может приветствовать его от имени республики и узнать из разговора его желания с тем, чтобы пойти им навстречу. Кроме того, эти же синьоры послали в Далмацию за галерой, усиленной двойным экипажем с тем, чтобы снарядить здесь другую для службы ему, если понадобится, на море. Словом, делаются все приготовления, чтобы принять его с блеском и великолепием, соответственным как характеру лица, хотя и пребывающего инкогнито, так великодушию и величию светлейшей республики»[554]554
  Шмурло. Сборник. № 628.


[Закрыть]. С приездом Петра, таким образом, к длинной, почти беспрерывной веренице празднеств в Венеции, этом своеобразном в Европе городе, с его церквами, дворцами, единственными по архитектуре, украшенными живописью Тинторетто, Тициана, Веронезе и Пальмы Веккио, с его каналами и гондолами, прибавились бы новые и, по-видимому, блестящие празднества в честь московского государя, в вечерние часы зажглись бы эффектные огни, на Canale Grande понеслись бы звуки музыки с гондол, убранных разноцветными фонарями, по всей сети каналов заскользили бы чаще грациозные, легкие, длинные гондолы, на площади Св. Марка стала бы собираться более обыкновенного многочисленная и особенно оживленная толпа. Дряхлеющая, но все же еще величественная торговая республика, владевшая торговлей всего Средиземного моря, хотела показаться в своей былой красе перед государем далекой северной страны, с которой она была в давних сношениях, а теперь и в союзе. Одна черта, черта чисто итальянского характера, заметно выступает перед нами – забота о красоте, об эффектной и парадной внешности, о том, чтобы все было decorosamente, чтобы все в красивом виде предстало перед глазами московского государя, чтобы «il tutto comparisca all’occhio di esso principe con decoro»[555]555
  Шмурло. Сборник. № 571.


[Закрыть].

Сохранилась в венецианском архиве переписка дожа с чинами местного управления, с властями тех местностей, через которые лежала дорога от австрийской границы в Венецию, с подеста и капитанами Тревизо, Удине, с лейтенантом Удине и комендантом пограничной крепости Пальмы. Дож сообщает этим властям об ожидающемся проезде царя, приказывает заготовить лошадей на каждой почтовой станции, отвести помещичьи дома на случай остановки царя в пути, украсить их подходящей обстановкой и снабдить их в достаточном количестве провизией и напитками. Составлен был примерный маршрут путешествия с указанием остановок для обеда и ужина. Заведующему почтой (Corriere Maggiore) было приказано послать навстречу царю по дороге в Горицу двух курьеров, из которых один должен был узнать о времени его проезда, о числе его спутников и тотчас же вернуться с донесением в Венецию, а другой должен был встретить царя на границе и, сопровождая его, наблюдать по дороге за порядком. Лейтенанту Удине и коменданту крепости Пальмы дано было предписание показать царю крепость, если бы он пожелал ее осмотреть, и на этот случай увеличить численность ее гарнизона.

Местные власти сообщали дожу об исполнении приказаний и о приготовлениях, сделанных ими к проезду царя. Вот для примера донесение такого рода от подеста и капитана провинции Удине. Получив приказ дожа в ночь с 12/22 на 13/23 июля, он в ту же ночь разослал людей в разные стороны доставать необходимую провизию, хотя и сомневался в возможности ввиду краткости времени достать все необходимое. А потом, пишет он далее, когда прибытие царя было отложено, «я мог с большим удобством добыть то, чего недоставало, и в особенности разных родов провизию, которую можно было получить только из столицы. Но отсрочка прибытия царя, к моей досаде, была причиной того, что многие съестные припасы, уже заготовленные, и рыба, и мясо, не могли сохраняться при теперешней жаре, поэтому пришлось заготовлять новую провизию и умножать расходы. Я надеюсь, что помещения окажутся устроены соответственно общественному рвению и достоинству лица: благородные синьоры Манини с готовностью предоставили их дворец в Персереано (Perserean) – поместье неподалеку от Кодройпо, где находится первая почтовая станция после Пальмы; я назначил кавалера Франческо Валвасона (Francesco Valvason), человека, украшенного отменными качествами и исполнявшего подобные поручения в других случаях, принимать царя в этом местечке Персереано приватным образом согласно предписанию. В Порденоне (Pordenon) – вторая станция – он будет принят господином Франческо Рикиери (Francesco Richiere), украшенным такими же качествами, в доме, выбранном мною из лучших во владениях благородного синьора Антония Лоре-дана (Antonio Loredan). Взяв необходимую обстановку из своей резиденции, я распределил ее по сказанным местам, чтобы прием был как можно приличнее, в каковых видах и для большего порядка я поспешно предпринял поездку, чтобы лично посетить помещения». На всякий случай он принял меры к устройству помещения для остановки царя также и в Сациле (Sacile), хотя по приводимым в донесении расчетам пути в этом последнем местечке царь останавливаться не должен был. Власти спорили между собой, распределяя места этих предполагаемых царских остановок[556]556
  Шмурло. Сборник. № 600, 604.


[Закрыть].

Сохранившиеся счета издержкам, произведенным на эти приготовления, посвящают нас в самые детальные их подробности и наглядно показывают, с каким радушием и в каком изобилии все было устроено для приема царя; как будто вводят нас в эти приготовляемые для высокого гостя помещичьи дома и ставят перед накрытыми столами, на которых стоят вазы с фруктами и цветами и которые уставлены разного рода закусками, блюдами и напитками. Вот, например, счет, представленный подеста и капитаном Тревизо; из него узнаем, что обстановка для отведенного царю дома привезена была из Венеции; была закуплена посуда: вазы для фруктов, столовые приборы, графины, бокалы и разного рода другие хозяйственные вещи, заготовлены были дрова, уголь и лед для хранения припасов. Для угощения, делая перечисление в том же порядке, как перечисляет их счет, были закуплены fiaschi di gropelo и другие ликеры, вина: мускат, малага, али-канте, разного рода кондитерские изделия, фрукты разных сортов, приготовленные на первую перемену из 14 блюд стола (frutti conditi di varie sorti per far la prima comparsa di quatordeci piatti in tavola), белые фисташки, разные специи, марципановые пряники, цукаты из лимона, кедровые орехи, миндаль, сахар, мускатный сахар (zucaro muschiado), spiumi di zuchero e cape sante fabricate di conditi (?), 300 савоярдских хлебов (savogiardi n^o300) и испанский хлеб, шоколад, кофе и печенье; трюфели, грибы, каперсы, oseletti di Cipro (?), масло, лимоны и апельсины; latisini di vitello (?), теленок, два козленка, 10 пар индеек, 10 пар пулярок, перепела и рябчики, trutte (?), миноги, устрицы da piato (?) и устрицы da putroda, осетр (судя по заплаченным за него деньгам – 162 лиры, тогда как на другие статьи шли только десятки лир, это, должно быть, был, так сказать, гвоздь угощения); он был специально привезен из Венеции в особом ящике. Далее соленые языки, колбасы: persuto, mortadelle et assocolo, сыр, дыни, фиги, зелень и цветы для украшения стола[557]557
  Шмурло. Сборник. № 616–619.


[Закрыть].

Рудзини, посылая депеши в Венецию, сообщал об отсрочках поездки также и provveditor (коменданту) ближайшего к границе городка Пальмы, который, в свою очередь, передавал эти сообщения в следующие затем пункты: Удине и Тревизо, тамошним властям; эти отсрочки вызывали у местных властей, которые должны были встречать царя, нетерпение, нервное настроение и естественную досаду, просвечивающие в их переписке с дожем[558]558
  Там же. № 611: «io m’attrovo nella pena e nell’agitazione maggiore dell’animo», – читаем в донесении provveditor generale Пальмы от 24 июля/3 августа.


[Закрыть]. Заготовленные съестные припасы портились на июльской жаре, и приходилось их возобновлять. Вслед за приведенным выше счетом на покупки, сделанные в Тревизо, мы находим второй счет, per il secondo preparamento, на вторичное заготовление, где вновь показаны двух родов устрицы, масло, лимоны и апельсины, разного рода фрукты, зелень, цветы, опять теленок, козлята, разные колбасы и опять осетр, но уже поменьше прежнего; за него на этот раз с ящиком было заплачено 136 лир[559]559
  Шмурло. Сборник. № 616.


[Закрыть].

Между тем молва о предстоящем приезде царя инкогнито распространилась в Венеции и вызвала также и в публике напряженное чувство ожидания. Этим напряженным чувством объясняются курьезные ошибки в донесениях введенных в заблуждение агентов венецианской тайной полиции ведавшим этой полицией государственным инквизиторам. В одном из этих донесений сообщается, что царь уже прибыл в Венецию, и именно в пятницу 15/25 июля, что остановился в доме некоего синьора Зорджи (Zozzi) в приходе Св. Жуана Нового (S. Zuane Novo) и вышел из этого дома в сопровождении одного человека, одетого по-славянски (vestito alla schiavona), что он сегодня, 19/29 июля, которым помечено донесение, вечером намеревается выехать в Копельяно. В другом донесении, от следующего дня, 20/30 июля, говорится, что царь, одетый в славянский костюм, имел продолжительный разговор со своим генералом и затем в сопровождении этого генерала и переводчика пошел в церковь Santa Maria Formosa, оборачиваясь назад, чтобы смотреть, не идет ли кто сзади[560]560
  Шмурло. Сборник. № 562; ср.: Он же. Отчет о заграничной командировке осенью 1897 г. // Ученые записки Юрьевского университета. 1898. № 1. С. 23).


[Закрыть].

22 июля/1 августа в Венецию пришло известие к властям, что царь, выехав из Вены, прибыл в Пальму. «Вчера было возвещено, – писал в Рим апостолический нунций в Венеции Кузано от 23 июля/2 августа, – что московский царь, выехав на этот раз из Вены, прибыл в Пальму, крепость, находящуюся на границе Венеции с Германией, и что он поспешно продолжает свой путь; поэтому рассчитывают, что он может прибыть в Венецию этой ночью или завтра утром. Между тем власти отправили в Местре две барки (peotte) и две гондолы для его переправы сюда водой, так чтобы к его прибытию суда для его посадки были готовы. Всякие формальности при встрече отменены, а также, в частности, и посылка греческого епископа, как я сообщал, так как стало известно, что он не будет доволен, если ему будет устроена какая-либо встреча. Он прямо будет отвезен в дворец Фоскари, где все приготовлено для его помещения на общественный счет»[561]561
  Шмурло. Сборник. № 640.


[Закрыть]. Источник этой ошибки вскоре объяснился. Подеста города Удине, заслышав пушечную пальбу в Пальме и сообразив, что крепость салютует царю, тотчас-де поспешил дать знать о том в Венецию. Но оказалось, что из крепости салютовали не царю, а московитам, которые выехали перед ним, т. е. волонтерам, уехавшим из Вены с Посниковым. Венецианские власти хотя были уже извещены об отмене поездки царя, но под влиянием этого известия вновь приняли меры к его встрече, а в публике ожидание и уверенность в его приезде продолжались еще несколько дней[562]562
  Шмурло. Сборник. № 649 (донесение Кузано от 30 июля (9 августа).


[Закрыть].

Для Петра с ответным визитом императора отпадала задерживавшая его причина, и он получал, наконец, возможность отправиться в Венецию, оставив послов в Вене. Поступок, сделанный им тотчас же после посещения императора 14 июля, показывает нам то нетерпение, с которым он стремился предпринять эту поездку. Тотчас же по отъезде от него Леопольда, едва только тот успел возвратиться во дворец Фавориту, царь прислал к нему графа Чернини сказать, что завтра в 3 часа пополудни он отправляется в Венецию и перед отъездом желает около 11 часов проститься с императором, императрицей и римским королем, не требуя от римского короля предварительного визита, который он может отдать по возвращении его, царя, из Венеции. Цесарь велел просить Петра, но не в 11 часов, а после полудня, «и в назначенный час принял его в Зеркальной зале, куда Петр, сопровождаемый Лефортом и Головиным, введен был графом Чернини из сада чрез малую лестницу. Тут была и императрица с тремя старшими принцессами. Свидание ограничилось одними приветствиями и кончилось в несколько минут. Простившись с императором, его супругой и дочерьми, царь пошел через бильярдную комнату на половину римского короля, где тотчас распахнулись все двери, и король, выступив из внутренних покоев, принял посетителя в столовой зале. Разговор их не продолжался и двух минут, так что цесарь со своим семейством едва успел удалиться из Зеркальной залы, когда возвратился в нее царь, проходя в сад к своему экипажу»[563]563
  Устрялов. История… Т. III. С. 143–144.


[Закрыть].

Из дворца, по свидетельству Рудзини, царь вновь заехал в арсенал и в манеж, причем в первом месте ему была подарена мортира нового образца, которую он выразил желание иметь, а во втором ему подарили двух лошадей из придворной конюшни[564]564
  Шмурло. Сборник. № 621 от 15/25 июля; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 61 об.: «Июля 19… порутчику артилерии цесарской дано пара (соболей) в 25 рублев, пара в 14 рублев». Там же, л. 98: «Июля в 16 д… цесарским пушкарям, которые принесли две малые пушки, дано 5 золотых».


[Закрыть]. «Зная, что после этого он должен отправиться на почтовых, я запечатываю это письмо», – заканчивает Рудзини свое донесение, спеша его отправить с тем, чтобы оно опередило царя в пути, и будучи вполне уверен, что Петр, наконец, выезжает сейчас в Венецию».

Заехав в арсенал и манеж, Петр отправился на посольский двор, где было все готово к его отъезду. Под 15 июля в «Расходной книге» посольства находим несколько записей, свидетельствующих о такой готовности: «Дано для потребы дорожной в венецкой путь 500 золотых, взял Александр Меншиков» – это деньги на дорожные расходы царя. Там же расходы на экипаж и на наем лошадей до Венеции: «готовлена валентером в венец-кой путь коляска, на кожи дано 6 золотых», «почтарю, которой подрядился из Вены в Венецыю валентеров везть, и за коляски дано 54 золотых 10 алтын»[565]565
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 97–97 об.


[Закрыть]. Петр запасся паспортом, выданным на имя «Александра Меншикова с семью спутниками, едущего по своим делам в Венецию и другие части Италии» – «nobilis Alexander Danilowitz Menschikoff una cum septem personis negotiorum suorum causa hinc Venetiam inque caeteras Italiae partes proficisci intendet», – за подписью императора Леопольда и Кауница и помеченным 15/25 июля 1698 г., а также, как мы видели, паспортом от венецианского посланника Рудзини[566]566
  Posselt. Lefort, II, 496–497; Арх. Мин. ин. дел. Дела австрийские 1698 г., № 59а.


[Закрыть]. В Вене так были уверены в отъезде Петра в Венецию 15 июля, что от 16/26 июля епископ Солзонский, испанский посланник, сообщал в Рим, что Петр накануне уже уехал. «В четверг, – писал он о царе, – у него частным образом был император, а вчера он снова посетил его императорское величество и уехал в Венецию, оставляя здесь своих послов, которые еще не испрашивали прощальной аудиенции у здешнего величества»[567]567
  Theiner. Monuments Historiques, 377.


[Закрыть].

XLI. Известие о бунте стрельцов и решение ехать в Москву. Посольская аудиенция у цесаря

Но Петру уехать в Венецию не удалось. Пока он был с прощальным визитом в Фаворите и заезжал в последний раз в арсенал и манеж, в посольстве получена была пришедшая из Москвы почта с известиями о новом стрелецком бунте. «Июля в 15 день, – эпически спокойно отмечает это событие «Статейный список», – пришла с Москвы почта, отпущенная июня от 17 числа, на которой присланы писма о воровстве бунтовщиков стрелцов»[568]568
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1390.


[Закрыть]. Князь Ф.Ю. Ромодановский в обширном письме доносил государю, что 11 июня в Москву в Разрядный приказ явились четыре капитана из четырех стрелецких полков, переведенных из Азова в корпус князя М.Г. Ромодановского на литовскую границу, из которых беглецы являлись в Москву весной 1698 г., и объявили, что 6 июня в Торопецком уезде на реке Двине стрельцы этих четырех полков взбунтовались, сместили полковников, отобрали у них знамена, пушки, всякие полковые припасы, подъемных лошадей, денежную казну, денщиков и караульщиков и отказались повиноваться. Полковники уговаривали их идти, куда было приказано, но стрельцы слушать их не стали и заявили, что пойдут к Москве, а не в назначенные места, не объяснив, по каким причинам. Стрельцы сместили командиров и офицеров – «полковником, и подполковником, и капитаном от полков отказали» – и выбрали своих выборных – полковые комитеты, как бы мы теперь сказали, – по четыре человека из полка из своей братьи. И те стрельцы со знаменами и с пушками с Двины-реки пошли по московской дороге, уводя насильно под караулом своих товарищей, не примкнувших к бунту, а полковники и офицеры отправились, куда было предписано, послав их, четырех капитанов, в Москву с письменными донесениями, вполне подтверждавшими рассказ капитанов. Тотчас же по получении этих известий в Москве собралось заседание Боярской думы, которой были доложены показания стрелецких капитанов и присланные с ними письма полковников. Бояре приговорили: против бунтовщиков идти из Москвы с войском боярину и воеводе А.С. Шеину, а в войске у него быть московскому дворянству, отставным и недорослям московского чина и солдатским полкам. Во исполнение этого приговора 13 июня выступил из Москвы на реку Ходынку генерал П.И. Гордон. 16 июня он прибыл в Тушино. 16 же июня двинулся из Москвы сам боярин А.С. Шеин и направился к Воскресенскому монастырю. В состав посланных войск вошли бывшее налицо в Москве московское дворянство, а находящимся по деревням московским дворянам были отправлены грамоты с предписанием явиться тотчас же, далее дворовые и конюшенного чина люди, московские подьячие и, наконец, солдатские полки: Лефортов, Гордонов, Преображенский и Семеновский – всего 2300 человек солдат. Таковы были известия, сообщенные Ромодановским в письме. В последних строках письма он добавлял, что по полученному 17 июня известию стрельцы подошли к Волоку Ламскому в 90 верстах от Москвы[569]569
  Письмо Ромодановского у Устрялова (т. III. С. 474–476); Госуд. арх., Кабин. дела, отд. I, кн. 18, т. I, л. 38 (копия письма Ромодановского).


[Закрыть].

Известие о новом стрелецком мятеже и о движении возмутившихся стрельцов на Москву поразило, видимо, мысль Петра, и потому решение его было молниеносным. Тотчас же, моментально, поездка в Венецию, для которой были уже сделаны все приготовления и оставалось только занести ногу в экипаж, была отменена, и было принято новое решение – ехать в Москву. Об этом решении Петр известил Ромодановского в коротком, но сильном письме от 16 июля, свидетельствующем о том страшном раздражении, в какое он приведен был полученным известием. «Min Her Kenih, – пишет царь. – Писмо твое, iюня 17 д. писанное, мънѣ отдано, въ которомъ пишешь ваша милость, что сѣмя Iвана Михайловича ростетъ, въ чемъ прошу быть васъ кърѣпъкихъ; а кроме сего ничемъ сей огнь угасить не мочь-но. Хотя зело намъ жаль нынѣшънего полезного дѣла, аднако сей ради причины будемъ къ вамъ такъ, какъ вы не чаете. Piter. Iзъ Вѣны, iюля въ 16 д. 1698»[570]570
  П. и Б. Т. I. № 252.


[Закрыть]. «Семя Ивана Михайловича» – под этими словами подразумевается стрелецкий бунт в мае 1682 г., душой которого был Иван Михайлович Милославский. По заключительным строкам письма видно, с каким сожалением Петр отказывается от поездки в Венецию, где должен был познакомиться с галерным флотом. Чем-то зловещим веет от его короткого письма; в нем чувствуется начало той грозы, которая разразится осенью 1698 г. по приезде в Москву.

Оставалось, раз было принято решение немедленно ехать домой, выяснить окончательно вопрос об официальной аудиенции посольства. Уезжать послам без аудиенции значило бы прервать или, по крайней мере, оставить в натянутом состоянии отношения с цесарским двором, что отразилось бы крайне неблагоприятно и невыгодно на положении России на будущем конгрессе с турками. Хотя переговоры о церемониале аудиенции были уже прерваны, но все же, как припомним, послы назначили Кёнигсакеру окончательный ответ на 16 июля. Спорить о подробностях этикета теперь было уже некогда, и 16-го послы дали знать Кёнигсакеру, что они просят назначить аудиенцию на 18 июля и согласны на все условия, поставленные цесарским двором, сделав только ту оговорку, что и цесарским послам в Москве будет оказываем соответствующий прием[571]571
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1393–1394.


[Закрыть]. Цесарский двор согласился, объясняя такую уступчивость желанием царя взять послов с собой в Венецию и ничего не зная о полученных из Москвы известиях и о перемене решения[572]572
  Устрялов. История… Т. III. С. 145.


[Закрыть]. К тому же подарки для цесаря, из-за которых замедлялась аудиенция, должны были быть к этому дню получены, и действительно, дворянин Владимир Борзов, везший подарки, прибыл в Вену 17 июля.

18 июля, в 10 часов утра, в посольство явился в качестве комиссара аудиенции пристав при послах барон Кёнигсакер в парадной золоченой, украшенной цесарскими гербами карете, за которой следовало 15 министерских карет с отрядом солдат и с 48 венскими гражданами, назначенными для перенесения подарков. У подъезда посольского дома его встретили посольские дворяне, а на крыльце сами послы с приглашением войти в посольские палаты. В апартаментах Лефорта Кёнигсакер увидел Петра и поклонился ему с глубоким почтением. «Петр ласково подал ему обе руки и, сказав послам, что оставляет их говорить взаимные приветствия, удалился. В комнате было четыре стула: первое место занял комиссар, ниже его сели послы. Кёнигсакер объявил, что он приехал за послами для торжественной аудиенции, если они готовы. Лефорт отвечал, что у них все готово и они ждут только его приказания для отъезда. Между тем посольские люди распределили подарки между гражданами, и послы отправились к Фаворите».

Шествие открывал небольшой отряд пехоты; за ним следовали посольские трубачи верхом без музыки; далее посольские дворяне; потом шли 48 граждан попарно с подарками[573]573
  В «Статейном списке» (Пам. дипл. сношений, VIII, 1405) их показано 80 человек. Число граждан было спорным пунктом, по которому посольство уступило; но в «Статейный список» занесена прежняя цифра, чтобы служить прецедентом для будущего.


[Закрыть]; после них ехал верхом на лошади придворной конюшни секретарь посольства с верющей грамотой; за ним шли посольские люди, казаки (?) и пажи (последние предпочли идти пешком, потому что приведенные для них верховые лошади, собранные у обывателей, были очень плохи); за пажами следовала придворная парадная карета в шесть лошадей с двумя лакеями, в ней сидели послы с бароном Кёнигсакером и переводчиком Стиллой; за ней ехала парадная карета посольская, пустая. Шествие заключал отряд пехоты.

Для сокращения пути от Гумпендорфа к Фаворите кортеж переправился через реку Вену вброд; солдаты, граждане, казаки, пажи перебрались по набросанным мосткам. Стоявший у дворцовых ворот караул отдал послам честь с барабанным боем; во двор въехала только одна посольская карета, прочие экипажи остановились на улице у ворот, и дворяне посольской свиты, в числе их и священник, шли через двор пешком. У подъезда никакой встречи не было; обер-гофмаршал граф Мансфельд принял послов на середине парадной лестницы и, по взаимном приветствии, спросил их о здоровье российского государя. Они отвечали, сняв шляпы, и между двух рядов императорской гвардии вступили в приемную камеру, где вторично приветствовал их обер-гофмейстер князь Дитрихштейн; здесь как они, так и дворяне, получившие позволение быть у руки императора, оставили свои шпаги. Во второй камере принял их обер-камергер граф Валдштейн и повел между гражданами, принесшими подарки, к аудиенц-зале. Перед входом в нее они становились и ждали несколько минут, чтобы обер-камергер доложил цесарю об их прибытии.

Вступив в залу с секретарем посольства, с переводчиком и с 20 дворянами своей свиты, они все вместе троекратно поклонились цесарю, который стоял перед троном под балдахином, на возвышении, покрытом турецкими коврами, подле небольшого стола, имея с правой стороны обер-гофмейстера, оберкамергера, обер-гофмаршала и тайных советников; слева – капитана драбантов (телохранителей) графа Филиппа Дитрих-штейна, государственного вице-канцлера графа Кауница, комиссара аудиенции барона Кёнигсакера, переводчика Стиллу и комиссара продовольствия гоф-камердинера Гасса.

Остановившись в трех или четырех шагах от чертожного места, Лефорт сказал обычную речь на русском языке, переведенную по-латыни переводчиком Стиллой, с полным исчислением царского и цесарского титулов. Император, слегка приподняв свою шляпу, спросил о здоровье российского государя по-немецки: «Wie gehts unsern lieben Brudern den Czar?» Головин отвечал, упомянув малый титул, что как они с Москвы поехали, его царское величество остался в желаемом здравье. После того Лефорт, взяв у секретаря посольства верющую грамоту, вместе с обоими товарищами взошел на возвышение и поднес ее цесарю. Леопольд принял грамоту и положил ее на стол, а послы возвратились на свои места. Вслед за тем вице-канцлер пригласил их к руке императора. Они снова взошли на чертожное место и один за другим, поцеловав руку, стали по-прежнему. После того второй посол Головин объявил, что они присланы для крепчайшего утверждения древней дружбы и любви между обоими государями и для совещания о делах общеполезных всему христианству; а третий посол присовокупил просьбу назначить ближних людей для выслушания посольских предложений. Как скоро они сказали свои речи, государственный вице-канцлер взошел на чертожное место, преклонил колено и, получив повеление цесаря, отвечал послам по-немецки, что император, любительно приемля предложения послов, прикажет их выслушать и свое решение объявит. Вместе с тем граф Кауниц возвестил, что император милостиво благоизволяет допустить дворян посольской свиты к своей руке.

По окончании сего обряда Возницын просил дозволения представить присланные от российского государя, равно подносимые от имени послов подарки императору и императрице. Они внесены были в аудиенц-залу венскими гражданами и переданы камер-фурьеру фон-дер-Стиле, который положил их на ковер пред Леопольдом. Подарки были следующие: императору – одна чернобурая лисица, 11 сороков соболей, 4 пары соболей, мех соболий, 4 меха горностаевых, косяк золотой парчи, 5 косяков камки персидской золотой, 20 косяков камки шелковой разноцветной, седло китайское со всем убором, ковер китайский; императрице – сорок соболей, 6 пар соболей, 2 косяка камки персидской серебряной, 10 косяков камки шелковой, 2 меха горностаевых. Посольские дары по 2 сорока соболей поднес переводчик Шафиров. Представив подарки, послы откланялись и прежним порядком возвратились со своим комиссаром на посольский двор, где между тем приготовлено было церемониальное угощение на императорском сервизе; накрыты были два стола: один на 18 человек для послов, цесарских сановников, секретарей, переводчиков и знатнейших дворян посольской свиты; другой для прочих дворян и пажей.