Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699."

12 июля, на следующий день после празднества, цесарь прислал Петру в подарок драгоценный хрустальный кубок работы di Rocca, ценимый по искусной работе в 2000 гульденов, из которого оба государя пили накануне за здоровье друг друга, а также трех лошадей из императорской испанской конюшни: буланую, серую и темно-серую. «Служителю цесарскому, – записано в «Расходной книге» посольства, – которой стекляной кубок принес, пара соболей в 14 руб.; конюшему, которой от цесаря в дарех лошеди привел, две пары соболей по 25 руб. пара, две пары по 18 руб. пара, пара соболей по 10 руб.», его помощникам – 40 золотых[525]525
  Устрялов. История… Т. III. С. 142; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 61 об., 98.


[Закрыть].

XXXVIII. Беседы Петра с иезуитами

Любезности императора, проявленной в выборе и присылке этих подарков, совершенно не соответствовала официальная сухость, с которой были в тот же день, 12 июля, прерваны переговоры о посольской аудиенции. Явившийся к послам их пристав Кёнигсакер категорически заявил им, что на их желание идти через палаты в шапках, класть дары на скамью и чтобы цесарю находиться в советной палате, когда они будут туда подходить, цесарь «не изволяет, а указал быть посольскому поведению против древнего обычая» без всяких перемен. Если послы желают быть при таких условиях на приеме, пусть назначат день; в противном же случае, если они «похотят быть по своему желанию», цесарь может отпустить их домой и без аудиенции. Послы вновь выразили протест: «цесарское величество чинит в церемонии поведение не против древнего обыкновения», они донесут об этом царю, и в ответ будут приняты подобные же ограничения для цесарских послов и посланников при московском дворе, где до сих пор послам цесаря оказывалось «почитание паче иных христианских государей послов». При этом послы припомнили и поставили на вид приставу оказанные посольству цесарским правительством признаки невнимания: как при въезде в цесарские владения на границе они не были встречены и «ехали многое время государством цесарского величества без пристава и без кормов», как на подхожем стане в Штокерау они были задержаны многие дни без дела; как, наконец, в приеме их в Вене оказывается им многая напрасная задержка. Они, послы, домогаются не какого-либо нововведения, а только исполнения обычаев, о которых записано в прежних статейных списках; об этом они просят вновь доложить цесарю и тогда готовы быть у него на приезде хоть завтра; если же цесарь их желаний исполнить не изволит, тогда они посоветуются и окончательный ответ дадут 16 июля. Но Кёнигсакер решительно отказался вновь докладывать цесарю, сказав, что сделать этого не смеет, так как решение цесаря – окончательное. Он может доложить цесарю только о сроке аудиенции, если послы на нее согласятся, и будет ждать их ответа до 16 июля[526]526
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1385–1388.


[Закрыть]. По свидетельству «Ceremonial-Protocolle», послы 12 июля соглашались на уступки в двух пунктах: готовы были идти через палаты без шапок и довольствовались присылкой только 48 венских бюргеров для переноски подарков вместо 80, которых требовали ранее; но остались непреклонны в требованиях, чтобы при входе их в аудиенц-залу обер-камергер представил их находящемуся уже там императору с громогласным провозглашением царского титула, по крайней мере малого, и чтобы царские дары не класть на ковер к ногам цесаря. Все уговоры Кёнигсакера остались тщетными[527]527
  Устрялов. История… Т. III. С. 142.


[Закрыть].

На среду 13 июля была назначена отложенная поездка Петра в Венецию. Однако накануне венецианский посол получил уведомление от послов, что поездка вновь откладывается на субботу 16 июля. 13-го в Венецию были отпущены четверо волонтеров во главе с доктором П.В. Посниковым; с ними же отправился и царский повар Осип Зюзин[528]528
  Шмурло. Сборник. № 569, депеша Рудзини от 12/22 июля. «Юрнал» (С. 28): «В 13 день. Отсель поехали нашей компании 4 человека в Венецию наперед». Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 95 об.: «Июля в 13 д… дано в. г. жалованья Петру Посникову с товарыщи 6 человеком, как они отпущены из Вены в Венецыю, Петру 30 золотых, Федосею Скляеву, Лукьяну Верещагину, Анисиму Моляру, Фадею Попову, Ивану Кочету и ему, Петру, на прокорм по 4 золотых и в Венецыи для ожидания на прокорм же по 4 золотых, да за провоз по 9 золотых за человека, всего 132 золотых… Того ж числа дано салдатом Фадею Попову с товарыщи, которые отпущены в Венецию, 5 золотых». Однако в паспорте, выданном волонтерам на эту поездку, Иван Кочет не упоминается, он выдан на имя доктора Посникова, солдат Федосея Скляева, Лукьяна Верещагина, Анисима Моляра, Фадея Попова да повара Оски шести человек (Пам. дипл. сношений, VIII, 1388–1389). Иван Кочет упоминается в той же «Расходной книге» 14 июля: «куплены двои пряшки сталные к башмакам, двои подвяски шелковые да крючок серебряной к полашу, да за галун х кафтану в прибавку дан золотой, взял Иван Кочет» (Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 96 об.).


[Закрыть]. Петр провел этот день иным образом и вновь присутствовал на католическом богослужении в Вене в церкви иезуитов и после мессы обедал с ними. «Царь московский, – доносил в Рим нунций, – узнав, что в среду утром должна быть отслужена [месса] кардиналом Колоницем (примасом Венгрии) в церкви отцов иезуитов в доме их коллегии (casa professa) во исполнение завещания, сделанного блаженной памяти императрицей Элеонорой (матерью Леопольда), высказал большое желание быть на богослужении, и, когда это было сообщено его цесарскому величеству, для царя была приготовлена трибуна, где присутствует его величество на богослужениях, когда отправляется в эту церковь. С величайшим вниманием царь выслушал мессу его преосвященства, и говорят, что по внешнему поведению не отличался от присутствовавших католиков; затем имел удовольствие беседовать с господином кардиналом Колоницем, который пошел к нему на трибуну, и царь через переводчика поблагодарил его за служение, совершенное в его присутствии, и выразил удовольствие, что присутствовал. И г. кардинал сказал царю, что, зная его добрые намерения – разбить турок на море, молит Бога об удаче его предприятий и чтобы он дал ему хорошо разуметь, что необходимо для его спасения, что принято было царем довольно благосклонно». Кардинал Колониц из графской протестантской семьи (р. 1631), обращенный иезуитами в католицизм и с тех пор ревностный католик, в молодости прошел боевую карьеру.

19 лет посвященный в мальтийские рыцари, он участвовал в битве с турками при Дарданеллах. Затем он вступил на службу при императорском дворе, где был сделан камергером. Приняв духовный сан, он с 1695 г. стал архиепископом Гранским, примасом Венгрии, не покидая, однако, двора. С императором Леопольдом он находился в долговременной и тесной дружбе, пятидесятилетие которой он отпраздновал в 1702 г. Пользуясь близостью к императору, он принимал большое участие в государственных делах. Во время осады Вены турками, в 1683 г., он приобрел большую славу тем ободрением, которое он вносил в гарнизон, мужественно побуждая его сопротивляться, и своими щедрыми пожертвованиями на раненых и бедных. Старый воитель против турок, он должен был с особенной искренностью высказывать в беседе 13 июля пожелание победы над ними[529]529
  О Коломице см.: Pierling. La Russie et le St.-Siege, IV, 80, 140, passim: Dukmeyer. Korb’s Diarium, I, 51–52.


[Закрыть]. «Когда эта беседа была окончена, – продолжает нунций, – царь перешел в рефекторию отцов иезуитов и там обедал, занимая место за столом между о. Пропозитом и о. Вольфом и соблюдая во всем остальном, что соблюдал император, когда отправлялся туда обедать по случаю праздника. Он предупредительно распорядился, чтобы было изготовлено скромное и постное, так, чтобы кавалеры цесарского двора, которые ему служат, и другие низшие лица могли соблюдать канун св. Иоакима (la vigilia di S. Giacomo), приходившийся на этот день, сам же ел мясо. Быстро кончив обед, он отправился в Пресбург посмотреть приготовления флота, который должен был вскоре отправиться»[530]530
  Theiner. Monuments Historiques, 373 от 16/26 июля.


[Закрыть]. Свидетельство о посещении иезуитского коллегиума сохранилось и в «Расходной книге» посольства: «Июля в 13 д. взято ко второму великому послу на роздачу милостыни, как ездили они в язувицкой кляштор, имянуемой дом профессорской, 6 золотых»[531]531
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 95 об.; ср. Там же, л. 94 об.: «Июля в 11 д… августианского закона чернцом на милостиню дано 5 золотых».


[Закрыть].

В поездке в Пресбург, предпринятой 13 июля прямо из дома иезуитов, сопровождал Петра знакомый уже нам иезуит Вольф[532]532
  Theatrum Europaeum, XV, 475, где посещение дома иезуитов ошибочно отнесено к 11/21 июля: «Das Profess-Hauss der P.P. Jesuiten in Wien besichtiget woselbst in seiner Gegenwart des Hr. Cardinal von Collonitz ein hohes Amt gehalten und hernach von den Hrn. P.P. Jesuitis herrlich gastiret worden. Des Nachmittags ist er mit dem Pater Wolff von dar nach Presburg abgereiset umb diesen Orb und mehr andere zu besichtigen».


[Закрыть]. Туда совершали путь водой, а оттуда на почтовых, и Вольф, судя по его словам, был единственным спутником и собеседником царя, захватившего с собой только двоих из свиты, людей низшего ранга[533]533
  «…non assumptis ex suis nisi duobus vilissimis hominibus». Письмо Вольфа к кардиналу Паулучии 18 июня 1703 г. (Pierling. La Russie et le St.-Si`ege, IV. Apposition XIII), Вольф отступает в этом показании от истины. С Петром в Пресбург 13 июля выезжал также и Лефорт. См. депешу Рудзини от 15/25 июля (Шмурло. Сборник. № 621). По свидетельству «Расходной книги» посольства, с царем был также А. Меншиков (Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 97: «Июля в 14 д… Александру Меншикову дано 12 золотых, которые он издержал в Прешпурке».


[Закрыть]. Разговор зашел о предмете, наиболее интересовавшем Вольфа, – о соединении церквей. «Когда я, – вспоминал впоследствии, в 1703 г., Вольф, – на этом пути в Пресбург заговорил с ним подробнее о католической вере и о соединении, добрый государь ответил, что с его стороны не будет никакого затруднения, но что его духовенство будет ему кричать: «распни его»[534]534
  Pierling. La Russie et le St.-Si`ege, IV, 420: «Cumque illi in itinere illo posoniensi fusius de fide catholica et unione locutus fuissem, reposuit bonus Princeps se nullam habiturum difficultatem, sed a suis Eccelesiasticis erucifige sibi inclamatum iri».


[Закрыть].

Царь вообще выказывал благосклоннейшее отношение к Вольфу, о чем последний подробно и не без похвальбы распространяется в том же письме. Оказывается, что трое послов, которых царь не взял с собой 13 июля в Пресбург, всячески пытались отсоветовать это путешествие, чтобы царь не оставался в пути наедине с иезуитом, на что Петр будто бы ответил, что этому иезуиту он во всем верит («se huic Jesuitae omnia fidere»), как рассказывал Вольфу впоследствии один из послов. Когда медик убеждал Петра что-то предпринять, но неудачно, он попросил Вольфа убедить царя, и тогда царь послушался. Доверие Петра к Вольфу простиралось, по словам последнего, так далеко, что он обратился к иезуиту с просьбой быть его переводчиком при тайных переговорах с императором; но Вольф отказался, отчасти потому, что это дело было чисто политическое и могло вызвать немалую зависть, а отчасти опасаясь, что не будет в состоянии точно и понятно передать слова обеих сторон. Вольф умел также войти в расположение к царю, поднеся ему какие-то «инженерские инструменты», за что получил при отъезде царя из Вены подарок, при расчетливости Петра действительно весьма щедрый: два сорока соболей, в 260 и в 200 рублей, и 4 косяка камки, – так что мог с гордостью указывать, что ему было дано более, чем кому-нибудь из министров, более даже, чем состоявшему при царе графу Чернини[535]535
  Pierling. La Russie et le St.-Si`ege, IV, 420; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 61 об.: «Езувиту Вульфу за инженерские инструменты дано сорок соболей в двести шестьдесят рублев, сорок в двести рублев, четыре косяка камок».


[Закрыть].

Тот исключительный интерес, который был проявлен Петром в Вене к католическому богослужению, его в высшей степени благосклонное отношение к католическому духовенству, к иезуитам, и в частности к Вольфу, окрылили мечты высших венских церковных кругов, где уже и ранее существовало мнение о Петре как о государе, склонном осуществить соединение церквей[536]536
  Theiner. Monuments Historiques, 374. Кардинал Коломиц в Рим от 30 ап-реля/10 мая 1699 г.: «sourano… assai disposto a ridursi col suo popolo in grembo della vera Chiesa».


[Закрыть]. Теперь это мнение могло благодаря отношению, проявленному Петром к католической церкви и его словам о соединении, только укрепиться. В венских церковных кругах ходили рассказы о недовольстве против царя со стороны московского православного духовенства именно за его намерение присоединиться к римской церкви и об опасении со стороны этого духовенства, что царь последует в этом случае примеру путешествующего по Италии боярина Б.П. Шереметева, который будто бы уже перешел в католичество. О таком настроении московского духовенства сообщал нунцию в Вене цесарский переводчик русского языка (Стилла?); сообщение это нашло у нунция полную веру, и он передавал его в Рим[537]537
  Theiner. Monuments Historiques, 374 от 23 июля/2 августа 1698 г.


[Закрыть]. На соединение церквей намекал кардинал Колониц, когда после богослужения 13 июля говорил Петру о своей молитве, чтобы «Бог дал ему хорошо разуметь, что необходимо для его спасения». Особенно большие надежды в этом отношении возбуждала у католических прелатов Вены предстоящая поездка царя в Венецию, откуда он, привлеченный прелестями Италии и побуждаемый любознательностью, может быть, проедет в Рим[538]538
  Там же, 373–374. Нунций в Рим от 16/26 июля: «Per oggi `e destinata la partenza del medesimo Czar per Venezia… ma perch`e non sarebbe impossibile, che egli allettato dalle delizie d’Italia, risolvesse in Venezia di portarsi a Roma, essendo curioissimo di tutto, scrivo questa sera a monsignor Cusani» (нунций в Венеции) etc.


[Закрыть]. То, что недоговаривал в своей депеше нунций, досказывал более решительно епископ Солзонский, испанский посол. «После празднества (Wirtschaft), – доносил он в Рим, – царь думает почтой отправиться в Венецию со свитой только из семи персон; а затем, может быть, он захочет отправиться к пределам святых апостолов и предложит в Риме соединение своей греческой веры с нашей латинской»[539]539
  Там же, 377 от 9/19 июля.


[Закрыть]. Под влиянием этих известий о возможной поездке царя из Венеции в Рим и в Риме стали делать первые шаги к приготовлениям для его приема, и папа дал поручение своим церемониймейстерам навести справки о древних церемониалах подобных приемов[540]540
  Шмурло. Сборник. № 641. С. 643.


[Закрыть].

Возникает, естественно, вопрос, можно ли эти посещения католического богослужения, эти беседы и любезности с католическим духовенством Вены, с близким к императору кардиналом Колоницем и в особенности с иезуитом Вольфом считать признаками действительного расположения Петра к соединению церквей или же это были только шаги, направленные к политическим целям. Несомненно, Петр очень интересовался католическим богослужением; но ведь в бытность в Англии он очень интересовался и англиканским богослужением, и устройством англиканской церкви. Его вообще занимали чужое богослужение и вопросы, связанные с верой, и он очень охотно о них беседовал; не мог не занимать его и такой крупный вопрос, как вопрос о соединении церквей. Но из всей дальнейшей деятельности Петра не видно, чтобы он предпринимал к его решению какие-либо практические шаги, и его отношение к вопросу не вышло за рамки только теоретического интереса. И в 1698 г., поддерживая разговор о соединении церквей, царь вел его, надо думать, без всякой мысли о каких-либо практических мерах. По всей вероятности, особое расположение к представителям католического духовенства в Вене он высказывал в политических целях, зная влияние этих лиц на императора и их вес в императорском правительстве и имея в виду все ту же более всего его тогда занимавшую войну Священного союза с турками. И Вольф и Колониц могли быть пригодными как интимные советники Леопольда своим воздействием на него. Возможно также предполагать, что царь, выказывая знаки расположения к католической церкви, имел в виду также привлечь внимание и расположение папы, благосклонность которого к союзу против турок он должен был считать немаловажной.

Позже, когда расчет на влияние Вольфа не удался и мир был все-таки заключен, царь выразился о Вольфе очень резко. «Император, – сказал, по свидетельству Гвариента, Петр, – много наобещал, и в особенности союз на три года, но за то, что ничего не исполнено… императора самого нельзя обвинять; но поповское министерство присвоило себе всю силу по своему усмотрению распоряжаться войной и миром, извратило искреннее и братское сердце его императорского величества. Живой и неопровержимый пример представляет патер Вольф, который во время пребывания его, царя, в Вене вмешивался во все государственные дела подобно какому-либо первому министру…»[541]541
  Dukmeyer. Korb’s Diarium, I, 170. Письмо Гвариента к референдарию Дольбергу от 4 марта 1699 г.: «Ihro Kays. Mayst. hatte viel versprochen insonderheit aber die 3 j’ärige Waffen conjunction weilen aber nichts zu effect gebracht worden… Ihro Mayst. der Kayser wäre zwar für sich selbsten Keineswegs zu coulpiren, sonder das Pfaffische Ministerium, so die gewalt usurpire, nach eigenem gutdüncken Krieg und fried zu machen verfalschte das aufrichtige brüderliche Herz Ihro Käys. Mayst. Ein frisches ohnläugbares exempel gebe der pater Wolff, welcher zur Zeith dero anwesenheit in Wien gleich Einem primo Ministro in alle publica sich Eingemischet…»


[Закрыть]

XXXIX. Свидание Петра с венецианским послом Рудзини. Визит к Петру императора Леопольда

В отсутствие Петра в тот же день, 13 июля, когда он выезжал в Пресбург с иезуитом Вольфом, посольство посетил, отдавая визит Возницыну, венецианский посол Рудзини: «отдавал, – как значится в «Статейном списке», – взаимной визит, что он, великой посол, у него был, при котором и второй великой и полномочной посол был». По свидетельству «Статейного списка», Рудзини на этом свидании с Ф.А. Головиным и П.Б. Возницыным говорил, что он писал к дожу и сенату о проезде волонтеров знатных особ; путь тем волонтерам до Венеции свободный; в Венеции им будет «всякая повольность и вспоможение» и чтобы волонтеры ехали в Венецию без опасения[542]542
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1388.


[Закрыть]. Сам Рудзини в своих депешах сообщает подробности этого визита. «Я отдал визит третьему послу, – пишет он, – с намерением почтить его за визит, который он первый сделал мне в этом доме, и с тем, чтобы, может быть, иметь возможность быть представленным самому царю. Однако случилось, что царь вместе с первым из послов уехал в ту пору в Пресбург посмотреть на Дунае некоторые суда нового изобретения. Во время визита вошел второй посол, извинился любезным образом за отсутствие товарища и сказал притом, что хотя сейчас он не имеет случая ввести меня к его величеству, но это еще произойдет до его отъезда… Исполнив официальные учтивости, он с большой благодарностью упомянул о благосклонности светлейшей республики, давшей разрешение мастерам (ехать в Россию), и затем спросил, какие известия с Востока. Я выразил удовольствие светлейшей республики в том, что она имела возможность пойти навстречу желаниям и содействовать великодушным планам его величества. Я сказал, что хотя время не позволяет еще иметь сведения об успехах, но следует надеяться на наилучшие успехи от могущества собранных сил, которые могли бы в настоящем году возобновить выгоды и славные начатки прошлого года. Затем я счел уместным соответствовать такими же вопросами о новостях с их стороны и относительно их могущественных войск; они сказали, что есть существенные вещи, направленные к вящему сокрушению варваров, которые мне откроются при другом случае.

Так как по их обычаю при настоящем визите присутствовали многие московиты, а также неудобно было за отсутствием первого посла входить в более секретные вопросы относительно переговоров о мире, то я по поводу некоторых их выражений стал заявлять в общем смысле о точности (puntualita) светлейшей республики в исполнении ее обязательств и ее рвении к успехам Священного союза и союзным государям, на что они ответили изъявлением полного одобрения.

Мне показалось, наконец, удобным искусно навести на какой-нибудь намек относительно широты круга, который должно сделать посольство. Оказалось, что они не знают намерений их государя; второй посол отделался отрывистым словом, что личность царя много важнее посольства. Может быть, есть какие-нибудь мысли отправить посольство в Италию, пока царь думает удовлетворять любопытство, делая наблюдения в ней…»[543]543
  Депеши Рудзини от 15/25 и 16/26 июля 1698 г.; Шмурло. Сборник. № 621, 623.


[Закрыть]

Вернувшись из Пресбурга, Петр, видимо, выразил желание лично повидаться с Рудзини, и последний 14 июля получил приглашение вновь прибыть в русское посольство для свидания с царем. «Вчерашнего дня, – доносил он дожу в депеше от 15/25 июля, – я, будучи уведомлен, что если я найду удобным быть в комнате третьего посла, которому я сделал визит, то мне представится случай запросто и без формальностей говорить с его величеством. Я отправился туда в одной карете и нашел царя, который, хотя был с непокрытой головой, пригласил меня покрыться.

Держась в той же позе, в которой был он сам, и соблюдая всецело приватный характер свидания, я, пользуясь переводчиком, выразил счастие видеть государя столь великого, славного и с такими заслугами перед христианством; прибавил о чувствах уважения и дружбы, которые выражает ему светлейшая республика, пожелав ему самого славного счастья; этими чувствами преуспевает счастье Священного союза, которому отданы могущественные войска его величества[544]544
  «Aggionsi i sensi dell’osservanza et amicitia che le professa la serenissima Republica, unita alla brama delle di lui piu insigni felicit`a; quando per esse si vedono prosperate quelle della sacra lega, per cui si trovavano impegnate l’armi potenti della Maest`a Sua».


[Закрыть]. Сказал, что я написал вашей светлости о его решении быть в Венеции, которое будет принято с удовольствием, равным желанию выразить ему в высокой степени подобающее уважение; что мне жаль, что по долгу повиновения я должен был уведомить об отдельных мероприятиях, соблюдение которых угодно его величеству, как мне объявили его послы, и к этому я присоединил все, что мог, чтобы выставить на вид чувства уважения республики к его заслугам.

Он шаг за шагом последовательно отвечал, что ценит дружбу республики, что ответствует ей с равной силой, что желает ей благоденствия, что соединенные интересы должны направляться только ко взаимному благу и к сокрушению общего нашего врага, против которого он не перестанет действовать, как условился. Что до его путешествия в Венецию, то сам он подтверждает сказанное мне его послами о его желании быть инкогнито и с выражением прибавил, что наибольшей почестью, которую он мог бы получить, была бы свобода заниматься предметами, относящимися к морю и мореплаванию, которые наиболее близки его сердцу и которыми он более всего занимался в Амстердаме и в других местах, пользуясь вполне данным ему разрешением, которое ему было в высшей степени приятно. Он заключил под конец выражением добрых чувств ко мне.

Выйдя затем из комнаты, он приказал меня попросить, чтобы я тотчас же дал ему паспорт и письмо к моему брату, которых он просил; поэтому, принужденный настойчивостью просьбы, я не мог отказать ни в том ни в другом, хотя из императорской канцелярии он уже имел паспорт от цесаря на чужое имя, одинаковое с тем, которое было мне обозначено»[545]545
  Шмурло. Сборник. № 621. Паспорт, выданный Рудзини на имя Александра Меншикова, там же, № 622.


[Закрыть].

14 июля у послов был также датский посланник Яган-Генрих фон Штен «с поздравлением прибытия их в Вену»[546]546
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1389–1390.


[Закрыть]. Этот визит, подобно предыдущим посещениям английского резидента 27 июня и венецианского посланника 13 июля, имел частный характер; официальные визиты дипломатические представители могли сделать русским послам только после приемной аудиенции их у императора. В венских дипломатических кругах эти предстоящие официальные сношения с русскими послами возбуждали большие разговоры, как можно судить по донесениям в Рим апостолического нунция. Послы испанский, венецианский и савойский запрашивали его, не имеет ли он каких-либо препятствий к посещению московских послов ввиду того, что они – схизматики. «Я ответил, – пишет нунций, – что я нисколько не затрудняюсь их посетить, так как есть пример кардинала Буонвизи, который в последний раз, как здесь были московские послы, посетил их. И я буду поступать согласно с тем, как при всеобщем одобрении поступает при своем собственном дворе его святейшество, наш господин, – буду оказывать всеми возможными способами любезность всем, которые находятся вне нашей св. церкви, для того, чтобы привлечь их туда; если это намерение не будет иметь успеха, то сделать их меньшими противниками католической религии, и этот мой ответ был вполне одобрен господами послами». Послы просили нунция, как старейшину дипломатического корпуса в Вене, вступить по этому предмету в предварительные переговоры с московским посольством, чтобы не встретить чего-либо неподходящего достоинству послов со стороны москвитян, «высокомерных по природе и мало способных соблюдать тонкости церемониалов». Оказывается, что принять такие меры предосторожности советовал дипломатическому корпусу и сам император Леопольд. «Разговаривая, – сообщает далее нунций, – с г. испанским послом о визите, который мы намереваемся сделать московским послам, он сказал, что подобает сначала во всем уговориться, чтобы избавиться от всякой опасности испытать огорчение». Нунций взялся вести переговоры с московскими послами и установить по взаимному соглашению церемониал, причем предполагалось, что дипломатический корпус посетит московское посольство в полном составе и будет принят всеми тремя московскими послами в помещении, занимаемом первым послом. Однако все эти опасения и предположения венских дипломатов отпадали, так как переговоры с венским двором почти оборвались и притом, как увидим ниже, оказались совершенно напрасными[547]547
  Theiner. Monuments Historiques, 373 от 2/12 июля.


[Закрыть].

Несмотря на перерыв официальных переговоров посольства с венским двором об аудиенции, частные сношения между государями продолжали носить самый любезный характер, и того же, 14 июля, император Леопольд all’incognito, по выражению «Ceremonial-Protocolle», посетил московского царя в ответ на его посещение 19 июня. Обер-гофмейстер князь Дитрихштейн, канцлер граф Кинский и обер-гофмаршал граф Мансфельд были посланы вперед в городском экипаже предупредить царя. «За ними следовал в обыкновенной карете шестерней император с обер-камергером графом Валштейном и начальником гвардии графом Филиппом Дитрихштейном. К посольской квартире он подъехал с задней стороны дома через пивоварню графа Кёнигсека и садовыми воротами вступил в открытый дворик, вымощенный камнем. Здесь встретил его царь без шляпы, без шпаги и без перчаток.

После взаимных приветствий оба они вошли в небольшую комнату, устланную турецкими коврами, и там разговаривали стоя с четверть часа о разных делах современных. Лефорт служил переводчиком. О посольской аудиенции, кажется, не было ни слова. Царь проводил своего гостя до мощеного дворика»[548]548
  Устрялов. История… Т. III. С. 143.


[Закрыть]. Апостолический нунций в своем донесении вновь отметил особую почтительность, проявленную Петром к императору при визите последнего. «В четверг, после возвращения из Пресбурга, – пишет нунций, – царь принял в своем помещении его императорское величество, который инкогнито отдал ему визит и оказал ему такой почет, что встречал его и при отъезде провожал у кареты, ни за что не хотел держаться наравне с его величеством и не хотел надеть шляпу, несмотря на то что несколько раз его величество приглашал и побуждал его к тому, но все время старался почтительно предшествовать ему (sempre volle precederla in forma di corteggio), хочет помочь ему влезть в карету и поцеловать ему со всяким уважением (con ogni tenezza) руку»[549]549
  Theiner. Monuments Historiques, 373 от 16/26 июля.


[Закрыть].

Венецианский посол также сообщает несколько подробностей в своей депеше от 15/25 июля: «Того же вчерашнего дня был император у царя отдать ему визит вполне инкогнито; въехал через сад и отправился только в двух каретах: в первой карете, в которой возят придворных дам, находился сам он с обер-шталмейстером и с капитаном гвардии, во второй, принадлежащей обер-гофмаршалу (del maggiordomo maggiore), находились гофмаршал и Кинский. Царь встретил его у кареты и провожал до нее. Во время шествия не находился сбоку императора, а, смешавшись с другими, из свиты, шел впереди, пренебрегая всяким церемониалом и находясь без шпаги и шляпы. В комнате они стояли, не занимая взаимно мест по этикету; беседа продолжалась полчаса с приемами взаимной учтивости»[550]550
  Шмурло. Сборник. № 621.


[Закрыть].