Текст книги "Война моторов. Крылья советов"

О точности бомбометания с пикирования

Начну с того, что при всех своих несомненных достоинствах Ju-87 мало подходил для борьбы с малоразмерными, а тем более активно маневрирующими целями. Шансы «лаптёжника» на то, чтобы поразить в «чистом поле» даже неподвижный Т-34, составляли порядка 3 % – и это в лучшем случае. Чтобы перевернуть танк или пробить осколками его броню, бомба весом 250–500 кг (однотонную бомбу летом 1941 года Ju-87B могли нести лишь в исключительных случаях) должна была упасть в непосредственной близости от цели. Прямые попадания в танк, разумеется, тоже случались, но являлись совсем уж большой редкостью. Когда некоторые историки пишут о том, что «высокая точность бомбометания (с пикирования) позволяла уверенно (!) поражать сравнительно небольшие цели на поле боя… – танки, бронемашины, доты» (В. Котельников, А. Медведь и Д. Хазанов, «Пикирующий бомбардировщик Пе-2», с. 8), то ничего, кроме недоумения, эти утверждения вызывать не могут. Даже в неподвижно стоящий (а тем более в движущийся) танк пикирующий бомбардировщик мог попасть исключительно при большой удаче. Чтобы понять, насколько это трудно, попробуйте, например, «уверенно» попасть каплей воды из пипетки в ползущего по опушке леса здоровенного рогатого жука. В принципе, можно засчитывать себе очки и за простое обрызгивание рогача «осколками». Чтобы максимально приблизить условия эксперимента к «боевым», попытайтесь делать это, двигаясь в среднем темпе и непременно без остановок (вы – не вертолёт «Апач» и не имеете возможности «зависать» в воздухе). В случае каждого промаха делайте «вираж» и готовьтесь к следующей «атаке», совершая при этом солидный круг и вновь (не забудем, без пауз) возвращаясь к по-прежнему ползущему жуку. Во время «бомбометания» по рогатому придётся стойко переносить укусы назойливых комаров (представьте себе, что это очереди истребителей и зенитных автоматов). Ну и, разумеется, «бомб» – то есть капель в пипетке – у вас должно быть не больше трёх (обычная загрузка «лаптёжника», посланного бомбить танки). Да, чуть не забыл: после каждой «атаки» резко приседайте и так – на полусогнутых – двигайтесь несколько метров. Потом столь же резко вставайте и, не обращая внимания на помутнение в глазах (имитация временной пропажи зрения при выходе из пикирования), продолжайте двигаться по кругу, чтобы вернуться к нашему жуку. Заодно обратите внимание на то, насколько точно получится повторный «выход на цель» и не уползёт ли «танк» к этому времени под сень ближайших лопухов («деревьев»).

Немецкий генерал-майор Хитшхольд, несколько лет прослуживший пилотом «штуки», говоря о низкой эффективности использования бомб при налётах на бронированные цели, упомянул, что на поражение танка 500-килограммовой бомбой можно было рассчитывать лишь в случаях, когда она падала на расстоянии в 4–5 м от цели («The Luftwaffe Fighter Force. The View from the Cockpit», с. 122). Говоря об эффективности советских авиабомб, А. Широкоград подсказывает, что «лучшие результаты при действии по танкам в то время показывали фугасные бомбы ФАБ-100, осколки которых пробивали броню толщиной до 30 мм при подрыве на расстоянии 1–5 м от танка. Кроме того, от взрывной волны разрушались заклёпочные швы танков» («Вооружение советской авиации. 1941–1991», с. 203). Заметим, что в данном случае речь идёт о начальном периоде войны, и советские 100-килограммовые фугаски могли эффективно поражать лишь лёгкие и средние немецкие танки той поры – Pz.35(t), Pz.38(t), Pz. II, Pz. III и Pz. IV. Против «Пантеры» (или, тем более, «Тигра») были бы бессильны фугасные бомбы даже гораздо большего калибра. То же самое можно сказать и о тяжёлых советских танках: согласно боевым донесениям 1941 года, советские КВ могли выдерживать даже прямое попадание 250-килограммовой бомбы (Марк Солонин, «22 июня. Анатомия катастрофы», с. 141). Интересную статистику, касающуюся реальной точности бомбометания с пикирования, привёл историк Уильям Медкаф. Так, во время битвы у атолла Мидуэй на тихоокеанском ТВД американские флотские пикировщики добились выдающихся успехов: они потопили четыре японских авианосца и один крейсер. При этом ни одна из 312 бомб, сброшенных их коллегами «горизонталами», в цель не попала, а из 279 бомб, сброшенных пикировщиками, в японские корабли угодили только 24 единицы, или 9 % («Junkers Ju-88», Vol. 2, с. 365). Подчеркну, что речь в данном случае идёт не о танках, занимающих «пятно» в пару десятков квадратных метров, а о палубах огромных кораблей площадью в несколько гектаров. Замечу также, что пока никто не упрекнул пилотов американской морской авиации того периода в низком уровне подготовки или недостаточном мужестве.

Как мне кажется, в своём стремлении доказать высокую эффективность немецких пикировщиков при действиях против танков (прежде всего, как ни странно, советских) некоторые современные российские авторы заходят слишком далеко. Так, А. Смирнов в аналитическом труде «Боевая работа советской и немецкой авиации в Великой Отечественной войне» пишет следующее: «Достоверность подобных свидетельств (прим. автора: касающихся высокой точности бомбометания Ju-87) подтверждают и советские источники – в частности, воспоминания бывшего офицера 233-й танковой бригады (впоследствии 46-я гвардейская) Д. Ф. Лозы. Как явствует из них, точность ударов Ju-87 была такой, что в конце августа 1944 г., во время Ясско-Кишинёвской операции, перед танкистами 5-го механизированного корпуса 6-й танковой армии 2-го Украинского фронта встал в качестве жизненного важного вопрос: как избежать прямого попадания бомбы “лаптёжника” в танк М4А2 (“Шерман”)? Реальность такой угрозы наглядно показывает описание Д. Ф. Лозой “противобомбового” манёвра…» (с. 346).

Так уж получилось, что книга Д. Ф. Лозы – «Танкист на “иномарке”» – имеется и в моей домашней библиотеке: мемуары воевавшего на «шерманах» офицера я использовал в качестве одного из источников при написании книги «Танковая дубина Сталина». Соответственно, утверждение А. Смирнова привело меня в некоторое недоумение: ничего подобного я там не встречал. Обратимся к первоисточнику. Вот как описывал ситуацию сам Д. Лоза: «После Бырлада танки 233-й бригады устремились на юг – к так называемым “фокшанским воротам”, образованным горами и рекой. Их необходимо было во что бы то ни стало проскочить с ходу. Гитлеровцы, прекрасно понимая наши намерения, навалились на подразделения бригады с воздуха. А отражать налёты самолётов нечем – перед Ясско-Кишинёвской операцией к нам в бригаду пришла партия “шерманов” без зенитных крупнокалиберных пулемётов (прим. автора: обычно штатных 12,7-мм “браунингов” вполне хватало, чтобы сорвать действия ударной авиации немцев). С утра 25 августа – уже третий налёт. В роте Ивана Якушкина повреждено две машины, подожжён автомобиль. Иван Игнатьевич был очень огорчён» (с. 82). Что ж, в такой ситуации огорчился бы любой командир: в наступлении важна каждая единица техники. Оставлять повреждённые (заметим, не уничтоженные) танки позади тем более жалко, что этого можно было избежать. Дело в том, что, как пишет Лоза, «некоторые экипажи останавливают машины при угрозе непосредственного удара с воздуха, что являлось большой ошибкой, поскольку подвижную цель противнику поразить труднее» (там же, с. 83).

Итак, что же произошло на самом деле?.. Неустановленное количество «лаптёжников» совершило три налёта на танковую роту под командой И. И. Якушкина. «Некоторые» экипажи (а заодно и десантники-мотострелки, путешествовавшие на броне танков) при этом прекратили движение и, по всей видимости, попрятались в кукурузе. Вместо того, чтобы, как совершенно справедливо отметил при «разборе полётов» их командир, продолжать движение. Что же предложил находчивый офицер, чтобы нейтрализовать усилия немецких пикировщиков?.. Вновь предоставим слово Д. Ф. Лозе: «Ротная колонна на максимальной скорости движется по шоссе. На броне автоматчики ощетинились вправо и влево стволами трофейных автоматов, готовые в любую секунду открыть шквальный огонь. По обеим сторонам дороги высокая кукуруза. Смотри в оба! Командиры танков, по пояс высунувшись из своих башенок, следят за воздухом. Позади остались ещё несколько миль пути. В наушниках зычное: “Воздух!”. Все, кто находился на броне, юркнули в башню, а “шермана”, набирая скорость, увеличивают дистанцию между машинами до ста метров. В боевых отделениях танков становится очень тесно, зато автоматчики укрыты от пулемётного огня и осколков авиабомб. Командиры танков держат люк башенки полуоткрытым, чтобы следить за манёврами налетевших самолётов. Внутреннее переговорное устройство работает только на связь между командиром танка и механиком-водителем. Немецкие бомбардировщики сделали круг и зашли в пикирование. Командир танка видит, как от пикирующего на его машину Ю-87 отрывается бомба. Она с каждой секундой всё ближе, становится крупнее. Офицер, с учётом траектории её полёта, корректирует дальнейшее движение “Шермана”, который делает рывок вперёд, и бомба ложится за кормовой частью танка; либо сбрасывает скорость и султан разрыва вырастает перед танком. Это, безусловно, опаснейшая игра со смертью, которая, тем не менее, в большинстве случаев позволяла сохранить танки и экипажи…» (с. 83–84).

Каков «сухой остаток» описанного эпизода?.. Нигде ни одним словом не упоминается о прямых попаданиях. Когда передовая рота бригады подверглась первым налётам, нервы у экипажей танков не выдержали (что при атаках авиации было довольно частым явлением не только в Красной Армии, но и в Вермахте) и они, бросая боевые машины, спрятались в кукурузу. Даже при этих благоприятных условиях (танки и автомашины стояли на месте) «лаптёжникам» удалось в ходе трёх налётов лишь повредить два «шермана» и сжечь один автомобиль. Когда танки и автомашины перестали останавливаться, увеличили скорость и дистанцию между отдельными машинами, а также начали применять ограниченное маневрирование, ротная колонна стала практически неуязвимой для атак пикировщиков. Заметим, что нейтрализовать угрозу пикировщиков удалось при полном отсутствии зенитного прикрытия и защиты советских истребителей. Так насколько «реальной» оказалась «угроза прямого попадания» бомб в «шермана» 233-й танковой бригады?.. Как видим, пытаясь «подогнать» доказательную базу под недоказуемое (то есть убедить, что «лаптёжник» являлся аналогом высокоточного оружия нашего времени), А. Смирнов пошёл на то, что ваш покорный слуга может охарактеризовать лишь как сознательное передёргивание фактов.

Возвращаясь к вопросу о точности бомбометания Ju-87, подчеркнём: «децимации» советских мехкорпусов начального периода войны исключительно силами пикировщиков Люфтваффе, неоднократно описанные в «оправдательных» докладах их командиров (надо же было как-то объяснять факты исчезновения сотен боевых машин), могли иметь место лишь в ситуации полностью – в три ряда – забитых дорог и колоссальных пробок. В таких условиях теоретически любая разорвавшаяся на шоссе бомба (отметим, что далеко не все они падали на дорогу) действительно могла повредить если не танк, то как минимум автомашину или бензоцистерну. Подчеркну, что последнее по своим последствиям было гораздо хуже уничтожения танка. Дело в том, что во время приграничных сражений июня 1941 года потеря автоцистерны с запасом горючего означала, что вскоре придётся взорвать или оставить противнику сразу несколько бронированных машин. Авторитетный историк Уильям Грин в одной из своих работ сообщил следующее: «На самом деле эта непригодность (прим. автора: Ju-87 для использования против танков) проявилась уже на четвёртый день войны с Советским Союзом, когда целая StG.2 (то есть эскадра или авиадивизия “штук”) атаковала скопление из примерно шестидесяти советских танков в 80 км от Гродно. Впоследствии было обнаружено, что в ходе налёта был уничтожен только один советский танк» («War Planes of the Second World War», т. 10, с. 75). Интересно отметить, что в указанном налёте почти наверняка принимал участие и самый результативный «пилот «штуки» – Ханс-Ульрих Рудель (Hans-Ulrich Rudel): как видим, не помогло и это.

Иными словами, при такой-то «точности» попаданий, чтобы полностью уничтожить с воздуха указанное скопление советских боевых машин (по-видимому, речь идёт о танковом батальоне), целой эскадре «штук» пришлось бы трудиться не меньше недели, совершая по восемь-девять боевых вылетов в день в полном составе. Таким образом, на выполнение всех прочих грандиозных задач – вроде разгрома советской авиации «на мирно спящих аэродромах» – у пилотов «лаптёжников» просто не осталось бы сил и времени. 22 июня 1941 года в распоряжении Люфтваффе на Восточном фронте имелись 324 (по другим данным 310) единицы Ju-87. Лишь 233 из них находились в исправном состоянии (там же, с. 79). По состоянию на 1 июня 1941 года Красная Армия в западных военных округах располагала 14 187 танками и танкетками (11 349 из них являлись исправными). Из этих машин 510 единиц приходились на «непробиваемые» тяжёлые танки КВ, которые не могли вывести из строя даже прямые попадания 250-килограммовых бомб. Подчеркну, что приведённые автором цифры взяты из неоднократно упоминавшегося Статистического сборника № 1: они относятся к 1 июня и являются консервативными. По подсчётам других авторов, на 22 июня советских танков на Западном направлении было значительно больше. Предлагаю читателю попробовать самостоятельно прикинуть, сколько тысяч «лаптёжников» потребовалось бы Люфтваффе, чтобы – ни на что более не отвлекаясь! – справиться за неделю хотя бы с десятой частью советской танковой мощи.

Как и любой другой пикирующий бомбардировщик, Ju-87 гораздо больше подходил для прицельного бомбометания по стационарным крупноразмерным целям.

Как и любой другой пикирующий бомбардировщик, Ju-87 гораздо больше подходил для прицельного бомбометания по стационарным крупноразмерным целям. Таким как оборонительные позиции пехоты, развёрнутые для боя артиллерийские батареи, скопления войск у переправ и эшелонов на железнодорожных станциях, а также стоящие на якоре корабли и аэродромы. Например, в ходе рейда на базу Балтийского флота в Кронштадте 20 сентября 1941 года сорок немецких пикировщиков Ju-87 и Ju-88 сумели попасть в линкор «Октябрьская революция» сразу тремя бомбами. 23 сентября 272 самолёта 1-го Воздушного флота Люфтваффе совершили 747 боевых вылетов (418 вылетов пришлись на пикировщики), потопив линкор «Марат» (два прямых попадания), лидер «Минск» (два прямых попадания), подводную лодку «М-74», и повредили линкор «Октябрьская революция», эсминец «Грозящий» и крейсер «Киров» (два прямых попадания). Пошли ко дну и ряд вспомогательных судов («Сталинские соколы против Люфтваффе», с. 553–558). Отметим, что в переломившийся пополам «Марат» попали две однотонные бронебойные бомбы, которые сбросили командир StG.2 капитан Штеен (Steen) и легендарный Ханс-Ульрих Рудель (там же). Правда, чтобы добиться столь впечатляющего результата, Штеену и Руделю пришлось сбрасывать «однотонки» с 300 метров (обычная высота бомбометания по кораблям составляла 1000–1200 м; минимальная разрешённая – 450 м). Точных данных об общем количестве сброшенных в ходе указанных налётов бомб у автора нет. Но можно прикинуть, что средний показатель прямых попаданий, достигнутый «штуками» и Ju-88, составил порядка 5 %: вполне достойный по тем временам уровень точности при бомбометании по стационарным и крупноразмерным, но хорошо защищённым целям. Напомню читателю, что аналогичный показатель американцев в ходе сражения у атолла Мидуэй составил 9 % – правда, при бомбометании по двигавшимся и маневрировавшим боевым кораблям.

Линкор Балтийского флота «Октябрьская революция» под ударом немецкой авиации. Кронштадт (источник: http://waralbum.ru/15033/)

Однако подобных успехов «штуки» добивались далеко не всегда. Скажем, с мостами им почему-то везло гораздо меньше. Это отмечали и сами немцы. Так, во время допроса американцами в октябре 1945 года уже упоминавшийся генерал-майор Хитшхольд показал следующее: «Разрушение мостов являлось трудной задачей, и обычно попытки это сделать заканчивались неудачей. Каменные или бетонные мосты можно было разрушить (и то лишь на время) исключительно прямыми попаданиями тяжёлых бомб. Полное обрушение такого моста являлось почти невозможной задачей. Стальные мосты были практически неуязвимы… Такое удавалось лишь при большом везении… В некоторых случаях – когда надо было перерезать пути отхода пытающемуся избежать окружения противнику, ликвидировать угрозу с фланга или воспрепятствовать подходу резервов – бомбардировка мостов играла решающую роль и должна была производиться невзирая на имевшиеся (прим. автора: весьма низкие) шансы на успех» («The Luftwaffe Fighter Force. The View from the Cockpit», с. 123). Иными словами, несмотря на то, что любой мост представляет собой мишень, весьма похожую на крупный корабль, стоящий у причальной стенки (длинный и узкий объект, хорошо защищённый истребителями и зенитками), добиться результатов при выполнении такой задачи было значительно сложнее, чем потопить линкор, авианосец или крейсер. Выходит, что в ходе Второй Мировой войны умение разрушить тот или иной важный мост являлось своего рода «золотым стандартом» при оценке технического и профессионального уровня ударной авиации конкретной страны.

Выше уже упоминалось о попытке немцев разбомбить мосты у Канева 13–15 августа 1941 года: её описал историк Кристен Бергстрём. Напомню читателю, что тогда Ju-87 из StG.77 в течение трёх дней пытались перерезать пути отхода 26-й армии. Если бы разрушить мосты через Днепр удалось, то Вермахт устроил бы Красной Армии очередной «котёл». Иначе говоря, с мотивацией у пилотов «штук» и прикрывавших их «мессершмиттов» из истребительной эскадры JG.3 было всё в порядке. Это подтвердил выше и генерал-майор Хитшхольд: в таких случаях немцы пытались достичь цели с особым упорством. Тем не менее, за три дня непрерывных налётов понёсшим серьёзные потери «лаптёжникам» так и не удалось вывести из строя ни одного моста. 16 августа мосты были взорваны, но сделали это советские сапёры – после завершения переправы своих войск и перед носом у наседавших немцев («Barbarossa – The Air Battle: July-December 1941», с. 66). Цитируя немецкий отчёт той поры, Д. Хазанов сообщает интересную информацию. Оказывается, добившись 42 прямых попаданий (данный показатель может быть несколько преувеличен: он не подтверждён советскими источниками) в мосты у Черкасс, Канева, Киева и Горностайполя, ни один из них не удалось полностью вывести из строя («Сталинские соколы против Люфтваффе», с. 401).

Бывший немецкий лётчик-истребитель Норберт Ханнинг (Norbert Hanning) в книге «Воспоминания эксперта Люфтваффе» рассказывает о другом эпизоде, связанном с неоднократными попытками «штук» разрушить ещё одну важную переправу – в данном случае мост через реку Волхов, игравший ключевую роль в снабжении осаждённого Ленинграда. В ту пору (весна 1943 года) Ханнинг был молодым пилотом, начинавшим службу в JG.54, и указанная операция стала первым важным делом, в котором ему пришлось принять участие. Первая атака «штук» 1-го Воздушного флота состоялась 22 мая 1943 года – в ней участвовали эскадрилья Ju-87 и два звена прикрывавших их истребителей. Несмотря на то, что, по словам Ханнинга, «штуки» и в этом случае сбросили бомбы с «экстремальной» высоты в 300 м (напомню, что по инструкции минимальной высотой сброса являлись 450 м; обычно же использовалась высота порядка 600—1200 м), ни одного прямого попадания в мост добиться не удалось (с. 96). Через три дня в налёте на волховский мост приняли участие уже две группы (два полка) «штук». «Результат, – как пишет Ханнинг, – был прежний. Бомбы взорвались вокруг моста, но снова не принесли никакого вреда» (там же). 28 мая немцы использовали ещё более впечатляющие силы: помимо двух групп Ju-87, в очередном налёте приняли участие целая эскадра горизонтальных бомбардировщиков Не-111 и почти все истребители из двух групп истребительной эскадры JG.54. Однако рейд вновь не дал желаемого результата, и поезда по-прежнему шли по мосту в осаждённый Ленинград (там же, с. 104). Добиться успеха и разрушить один из пролётов моста немцам удалось лишь в начале июня. Для этого в воздух пришлось поднять не только две «обычные» (слова Ханнинга) группы «штук», но также практически все исправные Не-111 и Ju-88 1-го Воздушного флота, а заодно две группы 54-й истребительной эскадры. Вся эта армада из более чем 200 самолётов (в столь «представительном» составе немцы летали бомбить Лондон, Москву и Кронштадт), по словам Ханнинга, походила на «ежегодный парад по случаю дня образования Рейха» (там же, с. 109). К слову, из книги немецкого ветерана так и не ясно, чья бомба в итоге угодила в волховский мост – «вертикальных» пикировщиков Ju-87, «пологих» Ju-88 или «горизонталов» Не-111. Порой столь же не везло с мостами и советской авиации. Например, невзирая на десятки (если не сотни) боевых вылетов и большие потери, в ходе зимнего наступления под Москвой советским бомбардировщикам всех типов так и не удалось разрушить мосты через Волгу под Калинином. По иронии судьбы, когда Калинин был освобождён, уцелевшие мосты очень пригодились теперь уже Красной Армии.

Под крылом самолёта ТБ-3 подвешен истребитель И-16 с фугасной бомбой весом 250 кг.

1941 год (источник: https://pikabu.ru/story/pod_kryilom_samoleta_tb3_podveshen_istrebitel_i16_s_fugasnoy_bomboy_vesom_250_kg_1941_god_4294960)

А теперь кратко упомянем о степени эффективности действий «звена Вахмистрова». В 30-х годах выдающийся советский инженер В. С. Вахмистров предложил фантастическую на первый взгляд концепцию «воздушного авианосца». При этом тяжёлый бомбардировщик – первоначально ТБ-1, позже ТБ-3 – использовался в качестве «авиаматки» для двух-пяти истребителей, которые либо крепились под крыльями, либо размещались одновременно снизу и сверху «материнского» самолёта. Такая необычная комбинация позволяла использовать истребители (первые эксперименты осуществлялись с И-4; в ходе войны обычно использовались И-16 тип 5, имевшие закрытые фонари кабин) как для защиты самолётов стратегической авиации от перехватчиков противника, так и в качестве пикирующих бомбардировщиков при налётах на «точечные» цели. Приведём несколько фактов, иллюстрирующих эффективность боевого применения указанного комплекса вооружения. Так, 26 июля 1941 года состоялся первый вылет двух ТБ-3 с четырьмя подвешенными под крыльями истребителями И-16. Каждый из «ишаков» был оснащён двумя бомбами ФАБ-250, крепившимися под крыльями. Целью рейда являлись объекты инфраструктуры нефтяного терминала в румынском порту Констанца. В 40 км от города И-16 отцепились от авиаматок и, без помех выйдя на цель, сбросили четыре фугасные бомбы весом 250 кг каждая – все они точно поразили нефтехранилища, что привело к колоссальному пожару. Потерь не было. 10 августа в воздух поднялись три ТБ-3 (один вернулся из-за обнаруженной неисправности). Через 15 минут после отцепления четыре истребителя-бомбардировщика вышли на цель – важнейший автомобильный и железнодорожный мост через Дунай в румынском городе Чернавода, под которым был смонтирован стратегический трубопровод (по трём его веткам из Плоешти на терминал в порту Констанца качались нефть и продукты её переработки). И-16 спикировали с 1800 м, сбросив четыре бомбы с высоты в 300 м (все «ишаки» при этом получили повреждения от осколков собственных бомб). По докладам лётчиков (домой вновь вернулись все), бомбы попали точно в цель («Сталинские соколы против Люфтваффе», с. 274). Прямого попадания 250-килограммовой ФАБ добился и один из шести пикировщиков Пе-2, которые завершали начатый «звеньями» налёт (несмотря на огонь зениток, «пешки» тоже вернулись домой без потерь). Мост не получил значительных повреждений, хотя стратегический бензопровод всё же был перебит. Отметим попутно, что две 250-килограммовые фугасные бомбы (обычная нагрузка И-16, использовавшихся в «звеньях»; при самостоятельном взлёте «ишаки» поднимали две бомбы по 50—100 кг) – это не самое оптимальное средство разрушения объектов повышенной прочности, подобных мостам. Тем не менее, бомбы весом 500 кг «ишаки», входившие в состав «звеньев», нести не могли в силу конструктивных особенностей: в отсутствие рамы, выводящей бомбу за плоскость вращения винта, боеприпасы могли подвешиваться только под крыльями.

13 августа мостом занимались уже три «звена» – так уж вышло, что именно в этот день «лаптёжники» впервые безуспешно бомбили мосты через Днепр под Каневом. Эта дата стала, пожалуй, одним из лучших дней в жизни инженера Вахмистрова. Все шесть И-16 вышли на цель и сбросили в пикировании 12 бомб, пять из которых попали точно в мост. В результате обрушился один из пролётов, и мост оставался неработающим в течение как минимум двух месяцев (там же, с. 275–276). Интересно, что немцы с румынами, по всей видимости, так и не поняли, самолёты какого типа разбомбили столь ценное инженерное сооружение. Это говорит о том, насколько внезапно И-16 появлялись над целью и как быстро они покидали зону зенитного огня. Потерь среди ТБ-3 и И-16 вновь не было. 17 августа шесть И-16, покинув «авиаматки», разбомбили плавучий док в Констанце. 17 августа и 8 сентября «звенья», взлетевшие в Евпатории, были успешно использованы против немецких переправ на Днепре – в районе Запорожья (два ТБ-3, четыре И-16) и у Берислава (один ТБ-3, два И-16).

Всё это ваш покорный слуга написал не для того, чтобы «очернить» Ju-87 – в плане относительной точности бомбометания «штука», вероятно, оказался самым эффективным «сухопутным» пикировщиком Второй Мировой. Тем не менее, «лаптёжник» отнюдь не являлся аналогом высокоточного оружия конца ХХ и начала ХХI века. Однако советский И-16 тип 5 являлся не специализированным пикировщиком, а истребителем-бомбардировщиком. «Ишак» не умел пикировать вертикально, не имел автомата вывода из пикирования, воздушных тормозов, «навороченного» прицела и штурмана-бомбардира. Тем не менее, из вышеприведённых примеров становится ясным, что 13 августа 1941 года 42 % (5 из 12) бомб, сброшенных шестью И-16 на мост через Дунай, попали непосредственно в цель. К сожалению, у автора отсутствуют точные данные о количестве сброшенных и попавших в цель бомб, использованных во всех описанных выше боевых эпизодах с участием «звеньев». Но оценочно средний процент прямых попаданий бомб, сброшенных И-16, составлял не менее 25 % и, таким образом, был во много раз выше, чем у «вертикальных» «лаптёжников», пикировавших под углом в 90 градусов на мосты через Днепр и Волхов. Предлагаю эти любопытные факты запомнить на будущее – до того момента, когда речь зайдёт об истребителях-бомбардировщиках.

К слову, не забудем и о том, что в чернаводинский мост как минимум один раз умудрился «всадить» бомбу и Пе-2, тоже особой «вертикальностью» не отличавшийся (максимальный разрешённый угол пикирования 70 градусов, минимальная разрешённая высота сброса – 1 км). О том, что для «пешек» на протяжении всей войны налёты на мосты являлись чрезвычайно опасными, но отнюдь не невыполнимыми заданиями, говорит целый ряд боевых эпизодов. Так, уже 22 июня 1941 года семнадцать Пе-2 из 5-го бомбардировочного полка разрушили Галацкий мост через реку Прут («Пикирующий бомбардировщик Пе-2», с. 11). В. Котельников, А. Медведь и Д. Хазанов подсказывают, что в мае 1943 года экипаж старшего лейтенанта С. Н. Глинского из 34-го бап с первого захода уничтожил важный мост через реку Луга под Толмачёвом, добившись прямых попаданий двумя бомбами МАБ-250 (там же). 21 мая 1943 года шестёрка «пешек» из того же 34-го бап, ведомая старшим лейтенантом Голубевым, четырьмя прямыми попаданиями ФАБ-250 разрушила железнодорожный мост через реку Нарву, что почти на месяц прервало движение по ветке Таллин – Гатчина (там же). 22 февраля 1944 года экипаж В. П. Дружинина из 128-го бап удачно отбомбился по мосту через Днепр у Рогачёва, разрушив его прямым попаданием ФАБ-250 (там же). В марте 1944 года «петляковы» из 36-го бап разрушили немецкие переправы через реку Днестр (там же). 29 июня 1944 года Пе-2 из эскадрильи капитана Сулиманова (24-й бап) добились прямого попадания одной ФАБ-250 в мост через Березину. Тем самым был отрезан путь отхода окружённой группе армий «Центр» (там же). В целом же можно утверждать, что при наличии опытных лётчиков двухмоторный пикировщик Петлякова добивался весьма высокой точности бомбометания. Те же авторы указывают, что даже при бомбометании в пикировании со сравнительно большой высоты в 2000 м вероятность попадания «пешек» в квадрат 200 × 200 м составляла 98 % (там же). Они же сообщают, что в 1943 году при бомбометании с более низкой высоты пилоты «пешек» 284-го бап добились среднего радиального отклонения в 18 м (у «лаптёжника» этот показатель составлял 27 м). Бывший пилот пикировщика А. М. Артемьев рассказывает о том, что его экипажу удавалось «уложить» бомбу в круг радиусом 10 м при угле пикирования в 60° («Пе-2 – взгляд из кабины», АиК, 2002, № 10, с. 30). Правда, стоит подчеркнуть, что дело происходило уже после войны и в полигонных условиях. Да и, как оказывается, отклонения от центра мишени в 200–300 м при бомбометании с высот 2000–3000 м не являлись «столь уж редким явлением» (там же).

Американский флотский пикировщик SBD (Scout Bomber Douglas) «Донтлесс» обычно пикировал под углом в 70 градусов («Пикирующие бомбардировщики», с. 174). Тем не менее, когда возникала необходимость, опытные пилоты могли пикировать под углом в 80 градусов и более. В итоге не самые быстроходные и манёвренные SBD потопили больше японских кораблей, чем любой другой тип самолёта: 6 авианосцев, 14 крейсеров, 6 эсминцев и 15 транспортников. Японский пикировщик «Аичи» D3 считался ещё менее «вертикальным», чем американский SBD. Тем не менее, послужной список самолётов этого типа тоже впечатляет: авианосец, два тяжёлых крейсера, база летающих лодок и одиннадцать эсминцев. Напрашивается вывод: точность бомбометания с пикирования часто зависела не только от типа используемого для этого самолёта и его «паспортных» ТТХ, но и от квалификации и мужества управлявшего им экипажа. При «хирургическом» бомбометании советские пилоты-виртуозы даже на мало приспособленных к «крутому» пикированию «ишаках» могли добиваться средних показателей прямых попаданий в цель, которые были вполне сопоставимы с результатами «точечных» налётов, достигнутых лучшими экипажами «штук». Отметим также, что при налётах на особенно важные цели, когда надо было добиться максимальной вероятности прямого попадания, как немецкие лётчики на специализированных пикировщиках Ju-87, так и советские пилоты на истребителях-бомбардировщиках И-16 использовали одну и ту же предельную высоту сброса бомб – 300 м. На дополнительный риск они шли сознательно, прекрасно понимая, что только при столь экстремальных условиях бомбометания прямое попадание в особенно важную цель становилось если не «уверенным», то, по крайней мере, имело достаточно высокую статистическую вероятность. К слову, когда 23 сентября 1941 года командир StG.2 Штеен попробовал повторить тот же «фокус», попытавшись «уронить» однотонную бронебойную бомбу на палубу крейсера «Киров», дело закончилось его гибелью. Бомба в цель не попала.