Текст книги "Война моторов. Крылья советов"

Я сознательно не касаюсь моральной стороны массированных налётов на германские города и атомных бомбардировок Японии в августе 1945 года. Шла страшная война, которую начали не Великобритания и тем более не Соединённые Штаты Америки. Я бы не стал жать руку «мяснику» Харрису. Вместе с тем автор не готов считать преступниками членов экипажей британской и американской стратегической авиации. Они считали, что выполняют свой долг: пребывать в этом убеждении им помогала мощнейшая пропагандистская машина союзников, факт гибели под немецкими бомбами десятков тысяч англичан и завоёванная нацистами Европа. Отказ бомбить тот или иной город Европы автоматически означал военный суд с непредсказуемыми для слишком принципиального и чувствительного пилота последствиями. Пережившим войну лётчикам «фирмонтов» и так пришлось нелегко – тысячи из них впоследствии страдали от психических расстройств, а некоторые умирали от сердечных приступов в возрасте двадцати пяти лет. Судить их и оправдывать при этом лицемеров гораздо более высокого полёта (вроде, например, Черчилля) было бы нечестно. Вместе с тем нельзя не признать, что в ходе стратегического воздушного наступления на Германию было можно (и нужно) избежать излишних человеческих жертв. При своевременной замене руководства Бомбардировочного командования сотни тысяч тонн бомб были бы сброшены с гораздо большей пользой и со значительно меньшим числом жертв среди мирного населения.

Как мутировали американские «точность» и «точечность»

8-я воздушная армия так никогда и не научилась бомбить с максимальной точностью.

Д. Миллер, «Eighth Air Force»

Самый большой акцент на «точечном» бомбометании в ходе предвоенного десятилетия делали в нацистской Германии и в демократических Соединённых Штатах. Правда, подходы военных двух стран имели и значительные отличия. Так, в Третьем рейхе вершиной «точечности» долгое время считали пикирующий бомбардировщик. Упор при этом делался на фронтовые машины, способные прокладывать дорогу танковым и механизированным соединениям. Символом подобного подхода стал одномоторный пикировщик Ju-87 «Штука». Но, как мы помним, пикировать мог и более тяжёлый немецкий бомбардировщик – двухмоторный «шнелль-бомбер» Ju-88. Как говорилось выше, пытались немцы заставить пикировать и другие свои самолёты – в частности, двухмоторный Do-217 и даже (по сути) четырёхмоторный «стратег» Не-177 «Грейф». По мнениюряда руководителей Люфтваффе (прежде всего Эрнста Удета), именно пикировщики могли обеспечить максимальную эффективность бомбометания по «точечным» целям – включая и малоразмерные, в частности корабли и мосты. Для этого, однако, надо было опускаться до высот порядка 500—1500 м, на которых пикировщик становился чрезвычайно уязвимым к огню зениток противника. Надо отметить, что заказчики и создатели немецких пикирующих бомбардировщиков рассматривали их исключительно как наступательный вид вооружения. Отмечу также, что немецкие представления о «точечности» оказались вполне корректными. Выяснилось, что германским пикировщикам были «не по зубам» такие малоразмерные цели, как, скажем, танки, но в том, что касалось кораблей, позиций войск и прочего «крупняка», «штуки» добились выдающихся успехов.

В США о пикировщиках тоже не забывали (и даже первыми в мире приняли самолёты данного типа на вооружение военно-морского флота), но с начала 30-х годов делали главную ставку всё же на бомбометание с больших высот. Основными технологиями, которые, по мысли американских военных, должны были превратить «точечное» высотное бомбометание из мечты в реальность, являлись уже знакомый нам четырёхмоторный бомбардировщик В-17 и суперсовременный (и сверхсекретный) прицел «Норден». Согласно первоначальным замыслам военных теоретиков, «женитьба» указанного прицела с «летающей крепостью» должна была породить идеальное оружие для защиты от кораблей потенциальных противников, имевших агрессивные намерения в отношении Соединённых Штатов. В качестве наступательного вооружения указанная система не рассматривалась. Основная причина столь необычного для нынешней Америки пацифизма заключалась в политике изоляционизма и невмешательства в чужие войны, которую вплоть до японского нападения на Пёрл-Харбор поддерживали более 40 % граждан страны. При этом вступление в войну до декабря 1941 года поддерживали лишь 7,7 % населения США («The Fire. The Bombing of Germany. 1940–1945», с. 60). Бары, располагавшиеся возле военных баз, вывешивали таблички «военным вход запрещён», а вызванные на Капитолийский холм генералы были вынуждены носить накидки – чтобы скрыть мундиры и не провоцировать конгрессменов-изоляционистов (The Economist, 27 апреля 2013, с. 70).

Уделим некоторое внимание прицелу «Норден», вокруг которого строилась вся предвоенная доктрина стратегических бомбардировок США. Его создателем стал выходец из Голландии Карл Норден (Carl Norden, 1880–1965), проработавший несколько лет в знаменитой своей авионикой американской компании «Сперри» и создавший впоследствии свою собственную фирму. Первый прицел «Норден» модели Мк. XV был поставлен военно-морскому флоту США ещё в феврале 1931 года. Как уже отмечалось, изначально его предназначение было чисто оборонительным: оснащённые «норденами» бомбардировщики предполагалось использовать против кораблей потенциальных противников, планирующих атаковать побережье США («Eighth Air Force», с. 39). Во время испытаний в Муроке (Muroc) в Калифорнии армейские бомбардиры уверенно попадали в круг радиусом 15 м (бомбардировщик В-18А «Болло», скорость 242 км/ч, высота 3658 м (12 000 футов) («Boeing B-29 Superfortress», с. 154–155). По идее, точность высотного бомбометания с помощью подобного прицела была даже выше, чем у гораздо более «приземлённого» пикировщика Ju-87. При заходе на цель пилот бомбардировщика передавал функцию управления самолётом бомбардиру. Интересно отметить, что работавший в «Нордене» нацистский шпион Герман Ланг (Herman W. Lang), вернувшись в Германию в 1938 году, смог восстановить чертежи «Нордена» по памяти («Bombs Away!», с. 18). Так что беспрецедентные меры секретности (на одном из фото той поры снятый после завершения вылета «Норден» американские военные несут на склад с оружием наизготовку) в данном случае помогли мало. Зато эта несомненная шпионская удача наверняка облегчила немцам создание их собственного аналога «Нордена» – более простого в использовании и менее громоздкого прицела Lofte 7.

«Норден» весил 20,4 кг и собирался из примерно 2000 деталей. Он состоял из собственно прицела (телескоп с 2,5-кратным увеличением), стабилизируемого в пространстве двумя гироскопами, и электромеханического компьютера, в который бомбардир примерно за пять минут до прохождения над целью вводил данные о скорости, направлении ветра и пр. Модификация 1943 года – М-9 – требовала поддержания стабильных курса, скорости и высоты в течение лишь 15–20 сек. перед сбросом бомб («Boeing B-29 Superfortress», с. 154). Стоило одно такое устройство свыше 10 000 долларов («B-25 Mitchell. The ultimate look», с. 88). Всего было произведено около 52000 экземпляров («BoeingB-29 Superfortress», с. 155). По другим данным, общий объём производства «норденов» составил 90 000 единиц. Они обошлись американским налогоплательщикам в полтора миллиарда долларов, что, к слову, составило 65 % от стоимости так называемого Манхэттенского проекта – программы по созданию атомной бомбы («Eighth Air Force», с. 39). Первоначальная версия была впоследствии модифицирована: так появилась на свет модель М-7, а затем и М-9 (1943 год). «Норденами» оснащались все «стратеги» США – В-17, В-24, В-29 и В-32 («Boeing B-29 Superfortress», с. 155), а также средние двухмоторные бомбардировщики В-25 и В-26. Правда, он не очень подходил для последних, поскольку не позволял бомбить с высоты менее 1220 м (4000 футов) в силу слишком короткоговременинахождения над целью («B-25 Mitchell. The ultimate look», с. 88). В связи с этим на фронтовые двухмоторные бомбардировщики США (например, тот же В-25 «Митчелл») чаще устанавливались гораздо более простые (если не сказать примитивные) устройства – вроде прицела «Марк Твен», придуманного армейскими умельцами из форта Эглин (там же, с. 89). Создатель прицела Карл Норден утверждал, что мог попасть бомбой «в бочку с огурцами». Как написал по данному поводу американский историк Уильям Вольф, на самом деле в реальных боевых условиях «Норден» отнюдь не обеспечивал обещанное его создателем попадание в эту самую бочку. Более того, практика боевого применения продемонстрировала, что в реальности слишком малоразмерной целью для несколько перехваленного прицела нередко оказывался даже целый консервный завод. Чаще же всего, по словам Вольфа, бомбы вообще падали за пределами городов – на огуречные плантации («Boeing B-29 Superfortress», с. 155). Как совершенно справедливо отметил историк Джон Брунинг, с действительно «точечным» («pinpoint») бомбометанием пришлось ждать до 70-х годов ХХ века – пока не появились первые образцы оружия с лазерным наведением («Bombs Away!», с. 19). Брунинг также подсказывает, что огромное влияние на эффективность «Нордена» (да и других прицелов) оказывала несовершенная аэродинамика бомб, что делало во многом непредсказуемым их полёт к цели. Так, даже две совершенно одинаковые бомбы, покрытые различной краской, имели при сбросе разные траектории падения (там же).

Когда в 1942 году первые бомбардировщики 8-й Воздушной армии США прибыли в Великобританию, американскому авиационному начальству, находившемуся под впечатлением от результатов полигонных испытаний «Нордена», не терпелось использовать «митчеллы», «крепости» и «либерейторы» в деле. Первые рейды, казалось бы, подтвердили правильность предвоенной доктрины. Так, 21 октября 1942 года девяносто «крепостей» нашли дыру в облаках и мастерски отбомбились по стоянкам германских подводных лодок в Лориане с высоты в 5300 м (17 500 футов). Правда, как выяснилось, никакого вреда субмаринам это не причинило: даже однотонные бомбы американцев, как мячики отскакивали от циклопических «гаражей» с семиметровой крышей из армированного бетона («Eighth Air Force», с. 75). Довольно быстро стало понятно и то, что климат на юге Франции значительно отличался от погодных условий северной Европы, большая часть которой постоянно покрыта облаками, что в значительной степени затрудняло боевое применение «норденов» и ставило под вопрос правильность довоенной доктрины «точечного» бомбометания. Так, вноябре 1942 года не более 3 % бомб, сброшенных «стратегами» 8-й Воздушной армии США, упали в радиусе 305 м (1000 футов) от цели («Eighth Air Force», с. 106). Это, к слову, соответствует участку площадью 29 га. На непривычно плохую видимость накладывался и недостаточный уровень подготовки первого поколения бомбардиров – операторов прицелов («Eighth Air Force», с. 69). Разумеется, со временем точность сброса бомб самолётами 8-й Воздушной армии несколько улучшилась. Так, в начале 1944 года – в самый разгар воздушного наступления на Германию – чрезвычайно сложное и дорогое устройство, на котором, по словам Вольфа, строилась вся предвоенная американская доктрина стратегических бомбардировок, по факту позволяло «уложить» в круг радиусом 305 м (1000 футов) уже 7 % всех сброшенных бомб (там же). На практике «прицельное» бомбометание с использованием прицелов «Норден» и обозначением целей «следопытами» означало в лучшем случае среднее радиальное отклонение в 155–300 метров для средних бомбардировщиков и свыше 500 м для «стратегов». «Усреднённый» же показатель среднего радиального отклонения во время боёв в Нормандии составил 567 м («Air Power at the Battlefront. Allied Close Air Support in Europe 1943—45», с. 130). Иначе говоря, максимум, на что оказались способны тяжёлые и средние бомбардировщики американцев, действовавшие летом в обстановке полного господства в воздухе союзной авиации, – это попасть в круг площадью в один квадратный километр (100 га). Выходит, бомбардировщик-одиночка, решивший отбомбиться с высоты в несколько тысяч метров, вполне мог попасть «в створ» большого завода. Но для того, чтобы более или менее уверенно поразить отдельно взятый цех этого гипотетического предприятия (скажем, здание главного конвейера автомобильного завода), «бомберу» пришлось бы спускаться до предельно малых высот – порядка 200–300 м. Попасть с большой высоты в такие относительно малоразмерные цели, как бойлерная или административное здание, можно было только при большой удаче. Такова была суровая реальность «точечного» бомбометания дневных горизонтальных «бомберов».

По мнению англичан, скептически наблюдавших за действиями заокеанских кузенов, в какой-то момент американцы должны были отказаться от довоенной догмы, «потерять невинность» и заняться старым добрым «ковровым» бомбометанием (что подразумевало неизбежное убийство мирных жителей). Они оказались совершенно правы: их коллеги «созрели» к зиме 1943 года. Во многом этому поспособствовала плохая погода. «Бомбометание по радару, – пишет Дональд Миллер, – стало средством продолжения давления на противника во время долгой европейской зимы (прим. автора: по моему личному опыту, полученному во время двухлетнего пребывания в университете Миннесоты, тамошние зимы ничуть не короче.). Чтобы защититься от американских бомбардировщиков, постоянно затянутое облаками небо нужно было Германии в ничуть не меньшей степени, чем истребители Люфтваффе. В среднем на протяжении каждого зимнего месяца случалось не более двух-трёх погожих дней, позволявших «визуальное» бомбометание. Зимой 1943/44 г. (оснащённые радарными прицелами) «следопыты» обеспечили наведение на цель во время сорока восьми рейдов. Это число включало и все налёты самолётов 8-й Воздушной армии в ноябре и декабре. Предпринятое поначалу в качестве эксперимента, бомбометание по радару вскоре превратилось в стандартный модус операнди. На протяжении всей войны лишь около половины тяжёлых бомбардировщиков 8-й армии бомбили, будучи в состоянии разглядеть свои цели. Зимой 1943/44 года этот показатель составил десять процентов» («Eighth Air Force», с. 236). Чтобы у читателей не возникло сомнений в сути происходившего, Миллер добавляет: «Бомбометание по радару является разновидностью «коврового». Точность при этом невозможна» (там же). «Экипажи бомбардировщиков, – продолжает он, – называли его тем, что оно собой представляло – слепым бомбометанием – но Хэп Арнольд (прим. автора: командующий американскими ВВС), опасавшийся общественного осуждения дома, приказал Икеру (командующий 8-й Воздушной армией) и его людям использовать более округлые и технически корректные термины вроде «бомбометания сквозь облачность» или «бомбометания с помощью навигационных устройств». Как его ни называй, бомбометание по радару стало так никогда и не произнесённым вслух признанием 8-й армией того, что воздушную войну невозможно выиграть одними лишь точными ударами. Рухнул ещё один устой «довоенной доктрины стратегических бомбардировок» (там же). К слову, американский историк У. Вольф считает, что американские ВВС отказались от предвоенной «точечной» доктрины, основанной на применении прицела «Норден», ещё раньше – в начале 1943 года («Boeing B-29 Superfortress», с. 316). В результате на «слепые» бомбардировки пришлись 60 % всех рейдов и 50 % тоннажа бомб, сброшенных самолётами 8-й Воздушной армии (там же).

Поначалу, занимаясь «ковровым бомбометанием», американцы пользовались помощью британских «следопытов». Позже они стали устанавливать английский радарный прицел H2S и на свои самолёты. За ним последовал его американский аналог – H2X (APQ-15) («Boeing B-29 Superfortress», с. 155). На заключительном этапе войны с Японией на бомбардировщики В-29 «Суперкрепость» устанавливались ещё более совершенные радиолокационные прицелы американской разработки – сначала AN/APQ-13, а потом и AN/APQ-7. Разумеется, «точность» радарного прицела была ещё ниже, чем у оптического дневного. Так, даже такой суперсовременный по тем временам прицел, как AN/APQ-13, при установке на бомбардировщик В-29 обеспечивал попадание в круг радиусом 305 м (1000 футов) лишь 1 % всех сброшенных бомб (там же, с. 156). Среднее круговое отклонение при этом составляло две мили (3220 м) (там же, с. 312). При этом 18 % бомб падали в круг радиусом 610 м (2000 футов), 50 % – в круг радиусом 1220 м (4000 футов) и 75 % – в круг радиусом 1829 м (6000 футов) (там же, с. 157). По оценке командования 8-й Воздушной армии, при бомбардировке по радару соответствующий показатель в Европе составил 2 % («Eighth Air Force», с. 364). К началу 1945 года среднее круговое отклонение бомб 8-й армии составляло порядка двух миль (3,2 км) («Bomber Command», с. 442). Иными словами, было точно таким же, что и у их товарищей на Тихоокеанском ТВД. Подчеркну, что это были прекрасные показатели: как мы помним, в начале Второй Мировой войны британские «стратеги-ночники», как правило, не могли попасть даже в черту обозначенного в качестве цели немецкого города. На начальном этапе использования AN/APQ-13 – то есть в конце 1944 года – в 60 % случаев прицел не удавалось успешно применить из-за поломок или остававшейся пока низкой квалификации обслуживающего персонала (там же, с. 156). К слову, прицеливание с помощью радарных прицелов так и не стало наукой до самого конца войны: в каждом конкретном случае успех бомбометания во многом зависел от опыта того или иного оператора и его способности интерпретировать крупнозернистую картинку на крошечном экранчике устройства («Boeing B-29 Superfortress», с. 261). Более или менее просто дело обстояло только с целями, располагавшимися на берегу моря (это было особенно актуально в случае налётов на Японию и прибрежные населённые пункты Германии): граница между водной поверхностью и сушей всегда отображалась очень чётко. Обычная «норма резервирования» общего веса бомб при бомбометании по радару была в 25 раз выше, чем при бомбёжке в светлое время суток и в условиях хорошей видимости (там же, с. 262). Иначе говоря, американцы не питали никаких иллюзий в отношении «точности» радиолокационных прицелов.

Таким образом, отказ от предвоенной доктрины исключительно «точечного» бомбометания в случае стратегической авиации США произошёл уже в конце 1943 года. Начиная с этого момента ещё недавно буквально «молившиеся» на «Норден» американцы в 60 % случаев даже днём бомбили из-за облаков – по радару. Иного выхода в условиях почти постоянной облачности, стоявшей над Северной Европой, у них просто не было. Первоначальную «невинность» – то есть желание избавить от страданий и смерти гражданское население (эту похвальную концепцию, в частности, пытался претворить в жизнь в 30-х годах американский теоретик воздушной войны Джордж Кенни (George Kenny) – соблюсти не удалось. Пришлось выбирать: либо отказываться от бомбардировок вообще, либо переключаться, как и англичане, на «ковровое» бомбометание («Boeing B-29 Superfortress», с. 316). В случае Японии, где «суперкрепости» работали днём на высоте 8000–9000 м, доля «слепых» рейдов оказалась ещё выше. Как выразился по этому поводу американский историк У. Вольф, «таким образом В-29, самый современный «точный» бомбардировщик войны, оказался символом провала доктрины «точного» бомбометания» («Boeing B-29 Superfortress», с. 312).

«По ведущему»

Максимальная «верхняя планка» для более или менее прицельного бомбометания при использовании нестабилизированных в пространстве прицелов на первом этапе Второй Мировой войны действительно находилась где-то между двумя и тремя километрами, а с больших высот надеяться попасть во что-то малоразмерное при тогдашнем уровне технологий могли надеяться лишь виртуозы при стопроцентной видимости и небольшом ветре

В предыдущей части данной работы я уже упоминал труд современного исследователя А. Смирнова «Боевая работа советской и немецкой авиации в Великой Отечественной войне». К сожалению, делать это пришлось не от того, что автор пришёл в восторг от объективности и научной добросовестности указанного автора. Одна из глав его книги называется так: «Насколько эффективно действовали днём бомбардировщики СБ, ДБ-3 и ДБ-3Ф?». Учитывая, что ровно в трети случаев А. Смирнов ссылается на другой пример тенденциозного подхода – неоднократно упоминавшийся труд В. Швабедиссена «Сталинские соколы», и что в авторах ещё одной пятой источников значится такой любитель советских авиаторов, как Д. Хазанов, уже трудно удивляться названию следующей главы: «Почему СБ, ДБ-3 и ДБ-3Ф бомбили малоуспешно?» Среди претензий, предъявляемых к советским самолётам и лётчикам, фигурирует, в частности, «несовершенный» прицел ОПБ-1М (несколько модифицированная копия устройства, разработанного немецкой фирмой «Герц»). «Как выяснили ещё до войны в 135-м ближнебомбардировочном полку, он позволял эффективно бомбить лишь с высоты не более 3000 м – а рабочая высота бомбометания вообще не должна была превышать 1000–1200 м» (с. 376). И отчего бы «ложному антипатриоту» заодно не добавить (чтобы представить сей факт в столь любимом мною контексте), что ровно от таких же проблем в 1941 году страдали британские и даже немецкие коллеги советских «бомберов»? И в СССР, и в Германии, и в Великобритании в отсутствие прицелов с гироскопической стабилизацией и пусть даже примитивными пока аналоговыми вычислительными устройствами для эффективного бомбометания лётчикам средней квалификации (а таковых было абсолютное большинство) действительно приходилось снижаться до высоты в километр-полтора. Порой – чтобы повысить шансы попадания в особенно важную цель – приходилось спускаться ещё ниже. А поскольку во время бомбометания со сверхмалых высот даже при движении с относительно низкой скоростью (скажем, 200–250 км/ч) интервал для прицеливания сокращался до нескольких секунд, помогали в таких ситуациях уже не столько прицелы, сколько боевой опыт и степень сработанности экипажей. Правда, небольшая высота сброса бомб не только увеличивала шансы на успешные попадания, но и радикально повышала риск стать жертвой собственных бомб или быть сбитым «флаком» – примеров тому было немало. Более того, как ни парадоксально, но в подобных ситуациях чем примитивнее – и, следовательно, проще в использовании – было прицельное устройство, тем больше шансов имелось на то, что от него будет хоть какая-то польза. Так, прицел ОПБ-1 на штурмовиках Ил-2 заменили на крыльевые метки не потому, что тот калечил пилотов при вынужденных посадках, а потому что калечил зря: на высотах ниже километра, на которых обычно и действовали машины Ильюшина, от него было мало толку. Максимальная «верхняя планка» для более или менее прицельного бомбометания при использовании нестабилизированных в пространстве прицелов на первом этапе Второй Мировой войны действительно находилась где-то между двумя и тремя километрами, а с больших высот надеяться попасть во что-то малоразмерное при тогдашнем уровне технологий могли надеяться лишь виртуозы при стопроцентной видимости и небольшом ветре (и то, если повезёт). Говоря о «заоблачных» высотах, не надо забывать и о таких досадных вещах, как те самые мешающие не то что прицелиться, но даже порой элементарно обнаружить цель облака, а также дым от разрывов и пожаров.

Новый этап в уровне точности бомбометания с больших высот наступил с созданием прицелов нового поколения – тех, что сохраняли положение в пространстве за счёт гироскопов, и в примитивные вычислители которых можно было ввести поправки на скорость, направление и силу ветра и пр. Как мы уже знаем, первыми такие прицелы – конструкции Карла Нордена – получили авиаторы США. Бомбардировщики Люфтваффе начали оснащать прицелами Lofte 7D — близкими аналогами американского устройства, лишь с января 1941 года. Правда, первоначально ими «осчастливили» лишь тяжёлые четырёхмоторные машины – немногочисленные серийные «Фокке-Вульф» FW-20 °C «Кондор» и предсерийные «Хейнкель» Не-177 «Грейф». Промышленность Германии пока была не в состоянии выпускать столь современный, сложный и дорогой прибор массовой серией, а потому фронтовые Ju-88 и He-111 стали оснащать ими несколько позже: по-видимому, не ранее 1942 года. Например, «хейнкели» Не-111 из KG.4 получили прицелы Lofte 7D лишь в марте 1943 года («Heinkel He-111», с. 263). В СССР ещё до начала войны на заводе № 217 начали собирать прицел СП-1 – несколько модифицированную версию германского Lofte 7В («Немецкий след в истории отечественной авиации», с. 159). Такие же, в частности, устанавливались на германские «грейфы» Не-177А (http://en.wikipedia.org/wiki/Lotfefernrohr_7). Прицелами СП-1 оснащали немногочисленные стратегические бомбардировщики ТБ-7. Похоже, впрочем, что его качество не полностью удовлетворяло военных («Летающая крепость» ВВС Красной Армии», с. 47). В результате в 1943 году его заменили на ОПБ-2У, а затем – на ОПР-1Р (там же, с. 48). Распространённой была и практика замены советских прицелов для бомбометания на германские и американские аналоги, снятые с разбитых самолётов (там же). Самолёты Бомбардировочного командования Великобритании начали замену устаревшего прицела Мк.7 на современный аналог во второй половине 1942 года («The Bombing War», с. 322). Им стал гироскопический прицел Mk. XIV, разработанный П. Блэкеттом (P. M. S. Blackett) ещё в 1939 году (http://en.wikipedia.org/wiki/Mark_XIV_bomb_sight). Правда, это устройство было попроще, чем немецкийLofte 7D и американский «Норден». Действительно близкий аналог германского и американского устройств – SABS (Stabilized Automatic Bomb Sight) – появился на вооружении единственной «точечной» эскадрильи Бомбардировочного командования (617-й «Dambasters») лишь в 1943 году (http://en.wikipedia.org/wiki/Stabilized_Automatic_Bomb_Sight). Прицел этот собрали в количестве нескольких десятков: все остальные бомбардировщики англичан занимались ночным «ковровым» бомбометанием и часто не пользовались даже стандартным Mk. XIV (там же). В СССР после войны была сделана попытка «сочленить» трофейные Lofte 7D с автопилотами «Сперри» американских «митчеллов», состоявших на вооружении АДД (и те, и другие считались лучшими, нежели советские аналоги), но возникшие при этом технические проблемы решить так и не удалось. Так или иначе, но в отношении современности или устарелости своих бомбовых прицелов летом 1941 года советские бомбардировщики находились примерно в таком же положении, как и их зарубежные соперники. Можно констатировать и другое: начиная с 1942 года бомбовые прицелы советских ВВС всё больше отставали от аналогичных устройств большинства противников и союзников. Впрочем, учитывая то, что мы знаем о соответствующем опыте бомбардировочной авиации США, совсем не факт, что данная ситуация радикально сказалась на эффективности бомбометания советских самолётов. Дело в том, что вне зависимости от того, насколько современные прицелы имелись в распоряжении авиаторов тех или иных стран, подавляющее их большинство всё равно бомбило «по ведущему».

Иначе говоря, в случаях, когда бомбометанием занималась более или менее значительная группа самолётов (от эскадрильи и выше), то сброс бомб осуществлялся не индивидуально каждой машиной по некоей специально выбранной цели, а по радиокоманде ведущего. Часто обходилось и без команд: в таком случае экипажи ведомых бомбардировщиков сбрасывали бомбы, когда видели, что это уже сделал лидер группы. Причина подобного «свального» подхода заключалась не в неумении, лени или трусости лётчиков, штурманов и бомбардиров, а в обыкновенном здравом смысле. Ночью поступать таким образом, как говорится, сам Бог велел. Обычно лишь самый опытный и технически оснащённый экипаж армады, имевший возможность пользоваться всем набором имеющихся в его распоряжении навигационных средств, мог принимать более или менее взвешенное решение о том, когда на кнопку бомбосброса должны были жать остальные участники налёта. Понятно, что ни о какой индивидуальной точности бомб, сброшенных отдельно взятым самолётом, говорить при этом не приходится: имея в виду приведённые выше данные об уровне «точности» американских и британских бомбардировщиков шанс поразить более или менее крупный объект (вроде завода или железнодорожного узла) возникал лишь при использовании огромных – от ста до тысячи – масс самолётов. Если речь шла о действиях ночью, то ожидать гарантированного поражения того или иного малоразмерного объекта нельзя было даже тогда, когда в воздух поднимались все боеспособные самолёты Бомбардировочного командования. Как мы уже знаем, нередко бомбили не тот город. Например, в мае 1941 года вместо завода фирмы «Роллс-Ройс» в Дерби самолёты Люфтваффе сбросили бомбы на соседний Ноттинхэм («The Bombing War», с. 95). В марте 1943 года англичане умудрились промахнуться по такой огромной цели как Берлин (там же, с. 322). Анализ американских дневных бомбардировок германских заводов по производству синтетического горючего зимой 1944/45 года показал, что из каждых ста бомб, сброшенных на какое-либо предприятие, в среднем 87 падали вдали от цели, а в здания и сооружения попадали только две (там же, с. 386). Поэтому, если очень хотелось попасть, скажем, в здание берлинской штаб-квартиры гестапо, разрушить Рейхсканцелярию или разбомбить ведомство Геббельса, то в реальности даже при обеспечении высокой точности наведения «следопытами» на тот или иной район города как можно более значительной массы самолётов можно было рассчитывать лишь на статистическое увеличение шансов на удачный результат. Обычно же «охотой» за отдельными «знаковыми» объектами занимались в светлое время суток или в ясную ночь полнолуния. Для этого использовались два во многом противоположных подхода. В первом случае специально отобранные и обученные экипажи пытались поразить «точечные» цели с высоты в несколько километров, используя «продвинутые» прицелы (вроде «Нордена» или SABS). Альтернатива заключалась в том, чтобы, имитируя тактику «топ-мачтовиков», охотившихся на корабли противника, постараться буквально «влепить» бомбу большого калибра в цель, подобравшись к ней на высоте в несколько сотен или даже десятков метров. Судя по попавшимся мне на глаза фотографиям, подобными вещами занимались преимущественно средние двухмоторные бомбардировщики. Подавляющее же количество «ночников» бомбили «по ведущему», а половина экипажей Бомбардировочного командования вообще никогда не использовали свои прицелы («Bomber Command», с. 339). В такой ситуации дискуссия о том, «чей прицел лучше», приобретала чисто академический характер.