Текст книги "Война моторов. Крылья советов"

Штурмовик Ил-2 советского 566-го штурмового авиационного полка, вооружённый 37-мм пушками НС-37 (источник: http://waralbum.ru/98552/)

В Германии к пикировщику Ju-87 прицепили две 37-мм пушки ВК 3.7, и получился противотанковый штурмовик Ju-87G-1. Правда, чуда не произошло и в этом случае. Переставший быть «чистым» пикировщиком, «лаптёжник» (с него пришлось снять тормозные решётки) мог поразить Т-34 с вероятностью, равной в среднем 2,5 %. Иными словами, для более или менее уверенного поражения одной «тридцатьчетвёрки» надо было посылать не менее сорока оснащённых 37-мм пушками «штук». Отметим, правда, что и в данном случае речь идёт о подкалиберных боеприпасах: обычный бронебойный снаряд был практически бесполезен при использовании против всех моделей Т-34 («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 1, 2003, с. 24). Приходится сделать вывод: вопреки довольно распространённому (в первую очередь, благодаря Х. У. Руделю) мнению, штурмовой вариант «штуки» был ничуть не более эффективным при действиях против танков, чем его пикирующий предшественник (в таком случае вероятность поражения Т-34 составляла не более 2,8 %). Превращённый в штурмовик Ju-87 обладал не самыми выдающимися характеристиками: максимальная скорость у земли этого плохо бронированного самолёта (бортстрелок, радиатор мотора и бензобак центроплана вообще не защищались, а общий вес брони не превышал 200 кг) составляла всего 320 км/ч. Фактически самолёт всё время летал с эквивалентом двух подвешенных под крыльями 500-килограммовых бомб: без учёта магазина и снарядов каждая пушка весила 473 кг. Как пишут В. Перов и О. Растренин, «затруднительным было и прицеливание вследствие плохой путевой устойчивости самолёта» (там же, с. 23), а «ввод поправок в прицеливание был очень сложной задачей и практически невыполнимой» (там же, с. 24). Чтобы иметь более или менее высокие шансы на успех, пилотам «юнкерсов» надо было стрелять чуть ли не «в упор», снижаясь при этом до высоты 10–15 метров. Соответственно, повышался и риск быть сбитым – причём даже из обычного стрелкового оружия. В очередной раз процитирую «злобного скептика» Альфреда Прайса, выразившего следующие сомнения по поводу успехов «четырежды героя Третьего рейха», обычно охотившегося на танки именно на Ju-87G: «считаю, что количество (советских) танков, действительно уничтоженных Руделем, значительно ниже, чем заявленные им 519 машин. Эти заявки лишь в редких случаях могли быть подтверждены путём проверок на земле» (там же, с. 140). Американский учёный констатирует подозрительное совпадение: в плане уничтожения советской бронетехники Руделю «попёрло» аккурат в тот момент, когда Вермахт начал отступать и поле боя лишь в редких случаях оставалось за немцами (отметим, что даже в таких случаях его далеко не всегда успевали посетить германские инспектора). В этой связи В. Перов и О. Растренин подсказывают, что в период боёв на Курской дуге с 5 по 20 июля 1943 года на «хеншели» из Fu.Pz пришлось лишь порядка 1,6 % всех потерь «тридцатьчетвёрок» 1-й танковой армии Воронежского фронта, а также 30 лёгких танков Т-60 и Т-70. В войсках Центрального фронта от воздействия бомб и пушек самолётов Люфтваффе были потеряны 187 единиц бронетехники, что составило 6,3 % от общего числа потерь. Безвозвратные потери находились при этом на уровне примерно 4,4 % (70 % от общих) («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 1, 2003, с. 25). Не забудем, что в указанный период примерно половина парка бронетехники Красной Армии приходилась на уже упомянутые выше лёгкие машины – Т-60 и Т-70. Те же авторы добавляют, что «заявления немецких пилотов об уничтожении большого количества советских танков, как, впрочем, и других наземных целей, обычно не подтверждались ничем, кроме их собственных слов. На большинстве самолётов кинофотопулемёты отсутствовали, а если и были, то фиксировали не столько результат действия, сколько попадания снарядов в танк. Как и следовало ожидать, реальные потери советских танкистов от бомб и артогня немецкой авиации в действительности оказались значительно скромнее, чем это отражается в докладах немецких пилотов» (там же).

К мемуарам любимца фюрера и завиральным отчётам пилотов-«ударников» различных стран мы вернёмся несколько позже, пока же предлагаю продолжить разговор об авиационных пушках и их эффективности. Союзники предприняли лишь одну попытку создания ударного самолёта, специально предназначенного для поражения танков противника. Таковым стал «Хоукер-Харрикейн» Мк. IID, оснащённый двумя 40-мм пушками «Виккерс» S (первое время на самолёт устанавливались орудия фирмы «Роллс-Ройс») с боезапасом по 15 снарядов на каждую. Его производили относительно небольшой серией (порядка 296 машин) в 1942–1943 годах и использовали исключительно в Северной Африке. Вот что написал по этому поводу Йэн Гудерсон: «Несмотря на их несомненную эффективность, ставшую во многом результатом высокой точности пушек и большой бронепробивающей способности 40-мм снарядов, самолёт не очень жаловали в войсках. Ими оснастили лишь две эскадрильи – 6-ю и 7-ю ВВС Южной Африки. Использование машин этого типа приводило к большим потерям. Им приходилось атаковать на малых высотах с небольшой скоростью (результат подвешенных под крыльями пушек). Риск подобных атак не компенсировался имевшимся слабым бронированием: его дальнейшему наращиванию препятствовал большой вес орудий. В результате машины оказались чрезвычайно уязвимы к огню зениток, что приводило к большим потерям» («Air Power at the Battlefront. Allied Close Air Support in Europe 1943—45», с. 105). Пропагандистский фильм военной поры, посвящённый «открывачкам» («tin-openers») и доступный на YouТube, даёт некоторое представление о модус операнди вооружённых пушками «харрикейнов»: с их относительно слабым бронированием, чрезвычайно уязвимыми моторами жидкостного охлаждения и низкой скоростью им приходилось «работать» в 50—100 метрах над землёй, ведя огонь с дистанции в 300–400 метров. Разумеется, немецкие зенитные автоматы представляли для противотанковых «харрикейнов» огромную опасность. Так, с 21 по 25 марта 1943 года были сбиты шестнадцать самолётов этого типа. В одном из вылетов южноафриканцы потеряли сразу шесть «харрикейнов»: такой уровень потерь могла, не моргнув, «проглотить» только советская штурмовая авиация. В результате уже в апреле 1943 года «харрикейны» Mk. IID сняли с вооружения. После этого все «противотанковые амбиции» ударной авиации союзников сводились к использованию неуправляемых ракет (о них мы поговорим несколько позже). К сожалению, Гудерсон не приводит конкретных данных об эффективности 40-мм пушек «Виккерс» S. Правда, можно предположить, что, учитывая хорошо известную путевую устойчивость «Харрикейна» (здесь вновь уместно использовать ставший модным американизм: «стабильная оружейная платформа»), даже при использовании обычных бронебойных снарядов пушка вполне годилась для поражения лёгких немецких и итальянских танков, обеспечивая вероятность поражения на уровне примерно 3–5 %. В том, что касается средних «троек» и «четвёрок», эффективность «виккерсов» могла быть гораздо ниже: скажем, 1,5–2,5 %. В отсутствие подкалиберных боеприпасов пушка «Виккерс» была, скорее всего, малоэффективной против «тигров» и «пантер». Впрочем, немецкие и советские авиапушки калибра 37 мм тоже мало годились для поражения тяжёлых танков друг друга.

С 1942 года в СССР поставлялись истребители «Аэрокобра» американского концерна «Белл». На них устанавливалась 37-мм пушка М4, которую теоретически тоже можно было использовать для борьбы с бронированными целями. Правда, как сообщает А. Широкоград, начальная скорость бронебойно-зажигательного снаряда пушки составляла лишь 500 м/с («Вооружение советской авиации. 1941–1991», с. 47). При калибре 37 мм такой скорости было явно недостаточно для пробития брони даже лёгких танков (к слову, статья в англоязычной Википедии, посвящённая данной пушке, говорит о том, что даже эти бронебойные снаряды к М4 в СССР не поставлялись(см. http://de.wikipedia.org/wiki/M4_cannon). Cнаряды ОЗТ и БЗТ советской авиапушки НС-37 того же калибра имели начальную скорость 865 м/с и 810 м/с соответственно (там же, с. 44). Словом, причины, по которой отсутствуют данные об эффективном противотанковом применении «аэрокобр», представляются вполне очевидными.

Разумеется, конструкторы самолётов и авиационного вооружения Германии и СССР не могли смириться с мыслью о низкой эффективности пушек своих штурмовиков в борьбе с тяжёлыми (а часто средними и даже лёгкими) танками противника. Последовал очередной «виток гонки вооружений». Так, в Советском Союзе проводились работы по установке на истребители и штурмовики 45-мм автоматических пушек. В частности, авиапушку НС-45 пытались ставить на истребитель Як-9К, штурмовик Ил-2, бомбардировщик Ту-2Ш и даже «транспортник» Ли-2. Пушку Ш-45 пробовали устанавливать на истребитель Як-9Т («Вооружение советской авиации. 1941–1991», с. 50–51). По тем или иным причинам, серийно эти (и другие) машины не производились (или же выпускались малыми сериями для проведения фронтовых испытаний). Немцы «сжали зубы» и таки смогли сказать последнее слово в этом своеобразном состязании. Сначала во второй половине 1943 года они установили 75-мм пушку ВК 7.5 на средний бомбардировщик Ju-88P-1. Войсковые испытания получившегося тяжёлого штурмовика, проведённые на Восточном фронте, закончились неудачно. Несмотря на очень низкую скорострельность, пушка иногда всё же попадала в «тридцатьчетвёрки» и КВ. Но сами Ju-88P-1 несли при этом неоправданно высокие потери: по ним, как говорится, было «трудно промахнуться». Усиленное бронирование моторов-«жидкостников» и экипажа при этом помогало мало. Впоследствии эти «юнкерсы», вооружённые 37-мм и 50-мм пушками, пробовали использовать в качестве ночных истребителей ПВО Рейха, но быстро выяснилось, что перетяжелённые машины просто не могли угнаться за бомбардировщиками союзников. К тому же, Ju-88P-1 не оснащались бортовыми радарами, что препятствовало обнаружению британских «ланкастеров» и «галифаксов» («War Planes of the Second World War», Vol. 10, с. 105–106). В конце 1944 года 75-мм пушку ВК 7.5 «приспособили» к бронированному штурмовику Hs-129В-3. Правда, при рассматривании соответствующих фотографий возникает впечатление, что это «Хеншель» «прицепили» к огромной 1200-килограммовой пушке. Как пишет У. Грин, указанная артсистема могла уничтожить даже танк ИС-2 (там же, с. 19). В принципе, ВК 7.5 могла поразить любой танк того времени. Но из-за веса и аэродинамического сопротивления пушки штурмовик Hs-129В-3 оказался, по словам Грина, «чрезвычайно тяжеловесным и уязвимым», что приводило к большим потерям при действиях за линией фронта. Как пишет Грин, немцы просто боялись вылетать на этих машинах за пределы контролируемой ими территории и использовали «летающие самоходки» исключительно против прорвавшихся советских танков. Впрочем, уже к началу 1945 года большие потери привели к тому, что боевой состав двух использовавших их частей (10 и 14.(Pz)./SG.9) сократились до двух «штаффелей» (эскадрилий), а нехватка горючего приковала к земле даже немногие уцелевшие штурмовики (там же, с. 19). Всего с июня по сентябрь 1944 года были выпущены 25 самолётов данного типа. Какое-то количество более ранних модификаций «хеншелей» тоже переделали в носителей 75-мм пушки. Иначе говоря, речь шла о малой серии, по сути, экспериментальных самолётов. Никакого заметного эффекта на ход боевых действий они не возымели.

В США 75-мм орудие М4 (модификация французской пехотной пушки времён Первой Мировой войны) с 1942 года устанавливали на средний бомбардировщик В-25G «Митчелл». На ещё более «продвинутой» модификации самолёта – В-25Н – пушку М4 заменили 75-мм орудием с меньшим весом – Т13Е1. Всего было произведено 1422 единицы подобных тяжёлых штурмовиков. Правда, «противотанковых амбиций» В-25 не имели: «трёхдюймовка» не обладала баллистикой, скорострельностью и бронепробиваемостью, достаточными для эффективной борьбы с танками. «Митчеллы» указанных моделей использовались в качестве «летающих батарей» («gunships») против пехоты и транспортных средств противника в Западной Европе и на тихоокеанском ТВД. Некоторое количество подобных машин попали по ленд-лизу и в СССР.

К 1944 году в Советском Союзе был создан практически идеальный противотанковый штурмовик. Им являлся двухмоторный Су-8, вооружённый парой 45-мм пушек НС-45.

Выше уже упоминалось, что к 1944 году в Советском Союзе был создан практически идеальный противотанковый штурмовик. Им являлся двухмоторный Су-8, вооружённый парой 45-мм пушек НС-45. Огневые возможности самолёта (заметим, что пушки являлись лишь одним из трёх вариантов противотанкового вооружения машины, включавшего также до 10 неуправляемых ракет или до 1400 кг бомб), высочайшая энерговооружённость, мощное бронирование, два пулемёта для защиты задней полусферы и прекрасные (на уровне истребителя!) скоростные характеристики потенциально превращали его в самый эффективный «летающий БМП» того времени. В. Перов и О. Растренин считают, что при использовании исключительно пушек и «эрэсов» Су-8 уже в ходе первой атаки (сбоку, под углом 25–30°, дистанция 300–400 м) мог уничтожить средний танк Pz. IVG с вероятностью 36–55 % (45,5 % в среднем). Они, правда, забывают, что вдобавок самолёт мог нести и бронепрожигающие бомбы ПТАБ, и при нескольких заходах на цель вероятность поражения германской «четвёрки» одним и тем же самолётом Су-8 могла вырастать до 100 % – невиданного для того времени показателя.

Предлагаю теперь поговорить о другом часто упоминаемом виде противотанкового вооружения самолётов Второй Мировой – неуправляемых ракетах. В очередной раз подчеркну: в начальный период войны советские ВВС были единственными в мире, кто широко использовал ракеты для борьбы как с наземными, так и с воздушными целями. Следуя советскому примеру, в ходе мирового конфликта неуправляемые ракеты стали – в большей или меньшей степени – применять военно-воздушные силы всех остальных воюющих стран. Как и следовало ожидать, последователи течения «ложного антипатриотизма» предпочитают данный аспект игнорировать или искажать. Вот, скажем, мнение двух соавторов – М. Зефирова и Д. Дёгтева. Почти вся, с позволения сказать, научная деятельность этих исследователей посвящена исключительно попыткам доказать, что советская военная техника (да и всё остальное) ни на что не годилась. «Неуправляемые ракетные снаряды, – в частности, пишут они, – применявшиеся в течение всей войны экипажами “железных густавов”, как иногда немцы называли Ил-2, зачастую были вообще бесполезны. Большой зрительный и шумовой эффект от их пуска и полёта, многочисленные разрывы создавали видимость удачного попадания. Однако и здесь, как и в случае с реактивным миномётом БМ-13 “Катюша”, залп гораздо большее впечатление производил на стреляющих, чем на тех, для кого он был предназначен. В действительности рассеивание было столь значительным, а заряд “эрэса” столь незначительным, что попадание в цель и её уничтожение было делом случая» («“Лаптёжник” против “Чёрной смерти”», с. 35–36). «Не зря, – делают паузу участники творческого дуэта, чтобы в очередной раз воспеть хвалу мудрым немцам (потерпевшим, по их мысли, полное и сокрушительное поражение исключительно по досадному недоразумению), – в Люфтваффе неуправляемые авиационные ракеты так и не получили широкого распространения» (там же). Поскольку ваш покорный слуга уже не раз имел возможность убедиться в предвзятости и научной нечистоплотности упомянутых авторов, предлагаю и в этот раз не воспринимать сказанное ими на веру, а попробовать «копнуть поглубже».

Называются разные показатели точности стрельбы советскими неуправляемыми ракетами. Сразу признаем: при ведении огня по самолётам противника они действительно могли попасть в цель только при большой удаче. Но даже в этом случае «эрэсы» всё равно являлись весьма ценным видом вооружения. Дело в том, что одновременный пуск нескольких ракет даже одним советским истребителем практически гарантированно приводил к «разваливанию» строя немецких бомбардировщиков. Последнее же в значительной степени облегчало борьбу с ними (истребителям гораздо проще справиться с одиночным «бомбером») и снижало потери атакующих от скоординированного огня бортстрелков. Отметим, что аналогичный тактический приём использовали и сами немцы, которые – в отличие от сказанного М. Зефировым и Д. Дёгтевым – достаточно широко применяли неуправляемые ракеты на заключительном этапе войны. Например, с начала 1943 года истребители ПВО Рейха оснащались неуправляемыми ракетами WGr 21. Использовали бы ещё шире, но упустили время. Причём опоздали немцы не только с теми реактивными боеприпасами, которые предназначались для борьбы со стратегическими бомбардировщиками союзников (вооружённый 24 ракетами R4M реактивный истребитель Ме-262 оказался, пожалуй, самым эффективным средством истребления тяжёлых «стратегов»), но и с их противотанковыми разновидностями.

Чтобы убедиться в том, что сами немцы себя «мудрыми» отнюдь не считали, предлагаю обратиться к мнению бывшего начальника 4-го командования (инспекции) Люфтваффе Пауля Дайхмана (Paul Daichmann): «вновь созданные противотанковые авиационные ракеты достигли фронтовых частей слишком поздно, чтобы возыметь решающий эффект» («Spearhead for Blitzkrieg», с. 132). О том же говорил допрашивавшим его американцам и уже знакомый нам бывший генерал-штурмовик Хубертус Хитшхольд: «Задержка с разработкой неуправляемых ракет оказалась большой ошибкой. При ином развитии событий борьба с такими целями, как танки и корабли, могла бы оказаться гораздо более эффективной» («The Luftwaffe Fighter Force. The View from the Cockpit», с. 166). В вышеприведённом пассаже М. Зефиров и Д. Дёгтев позволили себе заодно «лягнуть» и знаменитую «Катюшу». Вот что писал на этот счёт бывший германский генштабист Эйке Миддельдорф (Eike Middeldorf) в хорошо известной читателям бывшего СССР книге «Русская кампания: тактика и вооружение»: «80-мм самоходные пусковые установки к концу войны начали поступать в дивизионы реактивной артиллерии войск СС. Стрельба велась 80-мм реактивными снарядами, представлявшими собой копию советских 82-мм реактивных снарядов…» (с. 119). Как говорится, «без комментариев».

При использовании ударными самолётами (причём не только Ил-2) неуправляемые ракеты демонстрировали намного более высокий уровень точности, чем стрелявшие «по площадям» гвардейские реактивные миномёты. Надо сказать, что показатели точности упоминаются разные. Так, в работе «Штурмовик Ил-2» В. Перов и О. Растренин сообщают следующее: «расчёты, основанные на результатах полигонных испытаний и анализе боёв, показывают, что лётчик с хорошей лётной и стрелковой подготовкой, осуществляя на Ил-2 залповый пуск 4 РС-82 с дальности 300 м под углом планирования 30°, вполне мог в боевых условиях поразить средний немецкий танк Pz. IIIAusfJ с вероятностью 0,08, а при залпе из 8 РС-82 – с вероятностью 0,25» (с. 22). Правда, двумя страницами ранее, касаясь результатов полигонных стрельб РС-82, проведённых в НИП АВ ВВС РККА с несколько бóльших (и, следовательно более реалистичных) дистанций, они пишут об иных показателях: «Средний процент попаданий РС-82 в танк точки наводки при стрельбе с дистанции 400–500 м, показанный в материалах отчёта, составил 1,1 %, а в колонну танков – 3,7 %» (с. 19).

Советский истребитель И-16 7-го истребительного авиаполка, действовавшего под Ленинградом, с подвешенными неуправляемыми реактивными снарядами РС-82. Август или осень 1941 года (источник: http://waralbum.ru/140464/)

То, что при попаданиях реактивных снарядов бронированные машины действительно получали значительные (и даже фатальные) повреждения, хорошо видно при рассматривании фотографий, приведённых В. Перовым и О. Растрениным. На них можно наблюдать огромные проломы в броне немецких танков и бронетранспортёров: иначе говоря, мощность заряда была вполне достаточной. Так или иначе, для целей сравнения ваш покорный слуга будет использовать не максимальные показатели (25 %), а средний процент попаданий на полигонных испытаниях – то есть 2,4 %. Правда, те же авторы подсказывают, что устаревшие, но гораздо более манёвренные ударные самолёты – бипланы И-15бис и И-153 «Чайка» – при залпе четырьмя РС-82 могли поразить средний германский танк с вероятностью в 8—10 %. Но для этого им надо было атаковать танки обязательно сбоку, на высоте 5—10 м и с расстояния в 150–200 м. Ну, а в кабине должен был находиться лётчик с «отличной стрелковой и лётной подготовкой» («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 9, 2002, с. 20). В общем, я решил ориентироваться на более скромные 2,4 %.

Удивительно, но к точно такой же цифре – 2,4 % – автор пришёл и при изучении степени эффективности применения трёхдюймовых (76 мм) неуправляемых ракет британскими истребителями-бомбардировщиками «Хоукер-Тайфун». В данном случае тоже упоминаются разные показатели точности. Скажем, А. Прайс пишет: «если говорить честно, то ракеты, запущенные британскими “тайфунами”, были недостаточно точными, чтобы достигнуть больших успехов против бронетехники; шансы истребителя-бомбардировщика поразить танк при одновременном залпе всеми восемью ракетами в ходе одной атаки составляли не более 5 %» («Spearhead for Blitzkrieg», с. 140). В реальности же шансы были ещё ниже. Так, Й. Гудерсон приводит подробное описание боевой работы «тайфунов» по колонне немецкой бронетехники в так называемом кармане Ронси («Roncey Pocket») в Нормандии 29 июля 1944 года. В тот день, «заперев» примерно 50 немецких танков на тесной дороге перед разрушенным мостом, ударная авиация союзников в течение нескольких часов штурмовала оставленные экипажами машины (на месте разгрома впоследствии не было обнаружено ни одного немецкого трупа) в условиях полного отсутствия зенитного прикрытия и истребителей противника. Фактически «тайфуны» могли спокойно – как на полигоне – расстреливать совершенно неподвижные цели. Когда «осела пыль», место гибели колонны обследовала специальная команда военных учёных. Они выяснили, что в ходе 99 боевых вылетов английские штурмовики попали ракетами только в 2 немецких танка («Air Power at the Battlefront. Allied Close Air Support in Europe 1943—45», с. 107–109). К слову, сами пилоты заявили о 17 уничтоженных и 27 повреждённых «панцерах» (там же). Таким образом, вероятность попадания составила 2 %. На странице 75 своей работы Гудерсон указывает, что примерное количество боевых вылетов «тайфунов», необходимых для «гарантированного» поражения одного танка «Пантера», составляло 36: это соответствует вероятности в 2,8 %. Выходит, что более или менее реальный средний показатель точности британских реактивных трёхдюймовых снарядов – это те же 2,4 %, что и при залповом пуске восьми РС-82 штурмовиками Ил-2. Мало?.. Конечно! Но ведь практически такой же (порядка 2,8 %) была и максимальная вероятность поражения бомбами, сброшенными «лаптёжником» Ju-87, советского танка Т-34 летом 1941 года. Напомню читателю, что 26 июня 36 немецких пикировщиков, атаковав примерно 60 советских бронированных машин в районе Гродно, смогли уничтожить лишь один танк Т-34. Мало того, если взглянуть на данные Таблицы 6, то можно убедиться в том, что, скажем, шансы штурмовика Hs-129 вывести из строя даже лёгкий советский танк с помощью 20-мм пушек осенью 1941 года вообще были равны нулю. А вероятность поражения советского танка немецкими авиационными пушками калибра 37 мм даже при стрельбе остродефицитными подкалиберными снарядами не превышала 5 % при ведения огня по лёгким танкам Т-60 и Т-70 и 2,5 % – по средним танкам Т-34. Это во многом парадоксальное наблюдение объясняется тем, что, обладая относительно более низкой – в сравнении с авиапушками – вероятностью попадания, реактивные снаряды обладали гораздо большей разрушающей способностью и, соответственно, значительно более высокой вероятностью повреждения или разрушения бронированной цели. Вот и выходит, что при действиях против танков противника оснащённый неуправляемыми ракетами советский, британский или американский ударный самолёт в 1941–1945 годах обладал примерно такой же эффективностью, как и штурмовики, оснащённые 37-мм пушками, а заодно и якобы «суперточные» пикировщики Ju-87. Признаться, меня это «открытие» (собранные автором данные давно не являются тайной) поразило. Поразило и другое. Дело в том, что некоторые «исследователи», берущиеся сравнивать эффективность ударных самолётов времён Второй Мировой войны, обычно даже не пытаются создавать и использовать методологически правильный инструментарий для соответствующего анализа. Вместо этого они предпочитают делать свои порой весьма категоричные и далеко идущие выводы, что называется, «от фонаря» и зачастую берут в качестве основы тенденциозно подобранную информацию из не самых достоверных источников.

Перейдём к анализу эффективности другого вида авиационного вооружения – бомб. Как мы уже знаем, в 1941 году основным (и, пожалуй, единственным) воздушным средством борьбы с советскими танками являлись немецкие пикировщики Ju-87, вооружённые бомбами весом максимум 250–500 кг. Напомню, что при благоприятных условиях «лаптёжники» могли более или менее уверенно попадать в круг радиусом 27 метров («Wings of Luftwaffe», с. 173). Прикинем сразу: площадь такого круга составляет 2289 кв. м. Поскольку условием поражения отдельно стоящего (или двигающегося) танка осколочно-фугасной бомбой являлось её падение в радиусе не более 4–5 м от бронированной машины (в таком случае осколки могли пробить броню), то вероятность удачного результата была довольно низкой. Дело в том, что в «круг штуки» можно было поместить примерно 20 танков площадью по 20 кв. м каждый. Математически точных показателей соответствующих полигонных испытаний автор пока не нашёл, но предлагаю вспомнить, что даже при действиях против стационарных крупноразмерных целей – вроде стоящих на якоре боевых кораблей в Кронштадте – вероятность прямого попадания в относительно широкую палубу крейсера или линкора составляла порядка 5 %. Вероятность попадания в круг радиусом 6 м (размеры танка плюс 4–5 м) должна была быть ещё ниже: скажем, не более 2–3 %. Соответственно, шансы прямого попадания в бронированную машину (круг радиусом 2–3 м) должны были исчисляться долями процента: и даже в этом случае тяжёлый танк вроде советского КВ мог отделаться царапинами, сорванной антенной или заклинившим люком. Можно ещё раз вспомнить уже описанный выше боевой эпизод, произошедший 26 июня 1941 года недалеко от Гродно. Напомню, что тогда «лаптёжники» (по имеющейся у автора информации, их было 36 единиц) из StG.2[6]6
   Sturzkampfgeschwader 2 – 2-я эскадра непосредственной поддержки войск «Иммельман», эскадра штурмовой авиации Люфтваффе. Известна тем, что в её рядах летал, а позднее командовал немецкий ас Ганс-Ульрих Рудель. Соединение является абсолютным лидером по числу награждений Рыцарским крестом.


[Закрыть] атаковали скопление из примерно 60 советских танков. Впоследствии оказалось, что итогом этого достаточно массированного налёта (в нём приняли участие все исправные Ju-87 целой штурмовой эскадры) стал один уничтоженный Т-34. Соответственно, для поражения одного среднего советского танка потребовались 36 боевых вылетов, а вероятность поражения «тридцатьчетвёрки» бомбами с пикирования составила уже упоминавшиеся 2,8 %. Впрочем, В. Перов и О. Растренин считают, что эффективность «лаптёжников» при действиях против советской бронетехники была ещё ниже. Так, по их оценке, в 1943–1945 годах вероятность поражения среднего танка в одном боевом вылете пикировщиком последней модели Ju-87D-5 составляла 0,7 %, а лёгкого – 2,4 % («Самолёты поля боя. Восточный фронт», «Авиация и космонавтика», № 1, 2003, с. 23).

Вероятность успешного бомбометания по танкам горизонтальных бомбардировщиков была ещё ниже. Скажем, когда этим занимались штурмовики Ил-2, то даже в полигонных условиях при сбросе четырёх 100-килограммовых бомб с высоты 50 метров вероятность попадания хотя бы одной из них в полосу 20 × 100 метров (это можно представить, как участок шоссе с несколькими автомобилями или огневую позицию артиллерийской батареи) составляла всего 8 % («Штурмовик Ил-2», с. 23). При увеличении высоты сброса бомб до 200 м вероятность попадания в участок площадью в 2000 кв. м снижалась до 4,3 %. Соответственно, вероятность попадания бомбы в круг радиусом 4–5 м (а тем более, прямого попадания в танк) была близка к нулю. Даже когда подобная редчайшая удача (являвшаяся чистой случайностью, мало зависящей от мастерства пилота) и выпадала на долю лётчика-штурмовика, ущерб от воздействия 100-килограммовой фугасной или осколочной бомбы на средний либо тяжёлый танк противника совсем не обязательно носил фатальный характер. Если же бомбы оснащались взрывателями замедленного действия, то они просто отскакивали от брони и взрывались рядом без всякого ощутимого вреда для бронированной машины. Ничуть не более эффективным являлось бомбометание и в случае немецких штурмовиков. Так, вероятность поражения танков с использованием бомбового вооружения «Хеншеля» (максимум шесть бомб весом по 50 кг каждая) даже при бомбометании с пологого (под углами 25–30°) пикирования не превышала 0,4 % – четыре шанса из тысячи («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 11, 2002, с. 20). Как совершенно правильно отмечает историк М. Солонин, подобная результативность превращала использование бомбового вооружения «хеншелей» для борьбы с танками в «практически бессмысленное дело» («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 142). Он же приводит интересную информацию о том, что вероятность поражения большого боевого корабля управляемой планирующей бомбой FX-1400 или крылатой ракетой Hs-293 (совершенно революционные виды вооружения, ставшие прообразом высокоточного оружия нашего времени) обеспечивали лишь 11–14 % попаданий в цель (там же, с. 143). В одном из номеров журнала The Economist сообщалось об уровне эффективности использования «умных» планирующих бомб с наведением по лазерной подсветке против танков талибов (это были машины советского производства, захваченные у афганской армии). Так вот: эти боеприпасы, которые сбрасывались с американских горизонтальных бомбардировщиков, обеспечивали 10-процентную вероятность попадания и, соответственно, уничтожения современной бронетехники. В свете перечисленных выше фактов то, что в итоге массированного налёта «лаптёжников» 26 июня 1941 года уничтоженным оказался лишь один советский танк, представляется вполне значимым результатом: с точки зрения статистики, большего, чем 2,8 %, ожидать и не приходилось. Совершенно прав М. Солонин, когда считает «крупной удачей» уничтожение в тот же день – 26 июня 1941 года – 30 танков 3-й танковой группы силами пяти советских авиадивизий: тогда сотни бомбардировщиков ВВС буквально «завалили» бомбами германские мотомеханизированные колонны. Правда, подозреваю, на самом деле эффект упомянутой воздушной операции в плане уничтожения танков был менее значительным. Так или иначе, применение для борьбы с танками горизонтальных бомбардировщиков действительно имело смысл и давало статистически значимый результат исключительно при огромном массировании сил.