Текст книги "Война моторов. Крылья советов"

Так или иначе, В. Перов и О. Растренин с вполне оправданным скепсисом воспринимают сочинённые кем-то саги об удивительных успехах пилотов Hs-129В, якобы достигнутых ими в борьбе с танками Красной Армии. «Достоверность докладов немецких пилотов в отношении потерь советских танков, – пишут указанные авторы, – вызывает очень большие сомнения. Дело в том, что бронебойный снаряд к MG 151/20 в типовых условиях боёв не обеспечивал пробитие брони как средних и тяжёлых советских танков – Т-34—76 и КВ-1, так и лёгких – типа Т-60 и Т-70, при атаках с любого направления и под любым углом пикирования…» («Самолёты поля боя. Восточный фронт», «АиК», № 11, 2002, с. 20). Признаюсь: то, что вооружённые 20-мм орудиями MG 151/20 «хеншели» в течение одного боевого вылета могли «в три захода» запросто истребить полтора десятка советских танков (0,4 боевого вылета на одну бронированную цель), ваш покорный слуга считает откровенным враньём. Не верю я и в то, что упомянутый результат кто-то мог «подтвердить». В правдоподобность этой явно «охотничьей истории» ещё можно было бы как-то поверить, если бы речь шла о, скажем, паре-тройке бронеавтомобилей или танкеток Т-38. В целом же, вся история о невесть откуда взявшихся на Восточном фронте шести Hs-129В-0 (и уж тем более Hs-129В-1!) и об их якобы имевших место боевых успехах представляется плодом чьего-то воспалённого воображения.

Правда, у немцев таки имелись шесть экземпляров первой модификации штурмовика – Hs-129A-0. Тех самых, что были оборудованы неудачными кабинами с очень плохим обзором («как в танке»), оснащены маломощными немецкими моторами фирмы «Аргус» и вооружены 20-мм пушками MGFF (копия швейцарского «Эрликона»). К слову, историк Д. Дональд подсказывает, что часть этих предсерийных «хеншелей» оснащалась 15-мм пушками MG 151/15, огневая мощь которых была в два раза ниже, чем у 20-мм аналогов («Боевые самолёты Люфтваффе», с. 142). Иными словами, из этой «полупушки-полупулемёта» можно было поразить в лучшем случае бронеавтомобиль или плавающий танк Т-38. После того как Люфтваффе «наотрез» (выражение У. Грина) отказались от Hs-129A-0, их «сослали» в учебное подразделение 4. SG101, базировавшееся под Парижем (Орли) («War Planes of the Second World War», Vol. 10, с. 12). Никаких упоминаний в имеющихся у меня англоязычных источниках о том, что эти учебные машины принимали участие в боевых действиях на Восточном фронте, не содержится. Ничего не дало и трёхчасовое копание в германоязычном Интернете.

Но вернёмся к Ил-2… Как уже говорилось выше, несмотря на свою уникальность, боевые заслуги и вполне заслуженное мировое признание, «горбатый» не являлся идеальным самолётом поля боя. Как минимум два его конкурента – Су-6 и Су-8 – вполне могли оказаться гораздо более живучими и эффективными ударными машинами. Тем не менее, невзирая на все перечисленные выше недостатки, творение конструктора Ильюшина «по совокупности» стало самым удачным серийным бронированным специализированным штурмовиком Второй Мировой войны, оставив в этом плане далеко позади свой германский аналог Hs-129 и оказав огромное влияние на ход боевых действий на Восточном фронте. В данной связи весьма показательным представляется тот факт, что серийный выпуск «Хеншеля» был прекращён уже в августе 1944 года («Henschel Hs 129», с. 91). Удивительно, но произошло это аккурат в тот момент, когда бронированный противотанковый штурмовик должен был, по идее, стать чрезвычайно востребованным самолётом: как раз в это время танковые клинья Красной Армии и войск союзников стремительно продвигались вглубь Европы. Тем не менее, Hs-129 сняли с производства с довольно обидной формулировкой: «жрёт слишком много бензина».

Думаю, что в случае с Ил-2 вполне уместна аналогия со знаменитым танком Т-34. Несмотря на целый «букет» недостатков, «тридцатьчетвёрка» всё равно оставалась вне конкуренции на начальном этапе войны – вплоть до появления на поле боя Pz. V и Pz. VI. После глубокой модернизации легендарный танк, уступая по боевым возможностям тяжёлым «тиграм» и «пантерам», оказался всё же гораздо более простой в эксплуатации, дешёвой в производстве, ремонтопригодной, массовой и, в итоге, эффективной бронированной боевой машиной. И Т-34, и его летающий аналог Ил-2 в последние двадцать лет подвергаются интенсивной критике со стороны тех, кого я называю представителями течения «ложного антипатриотизма». Как уже говорилось выше, «лакмусовой бумажкой» в данном случае является мнение бывших противников, считавших Ил-2 эталоном штурмовика.

Не менее важны и впечатления лётчиков-ветеранов, летавших (и, не забудем, победивших) на «горбатых». «Отличная машина по тем временам! – делится своим мнением лётчик-ветеран Юрий Михайлович Хухриков, – Простая в управлении, живучая» (А. Драбкин, В. Емельяненко, сборник «Мы дрались на Ил-2», с. 11). «Я думаю, – вспоминает бывший воздушный стрелок Валентин Владимирович Усов, – что на то время это был единственный самолёт, который удачно сочетал в себе огневую мощь, неплохую манёвренность и броневую защиту. С инженерной же точки зрения самолёт был сделан на грани таланта и гениальности. Ведь броня была несущей, а рассчитать напряжения в листе брони двойной кривизны в то время было очень сложно!» (там же, с. 66). «Я не могу сказать, – откровенно говорит пилот-штурмовик Иван Иванович Коновалов, – что Ил-2 прост как бревно, но он очень устойчивый на посадке. Даже если «недоберёшь», он «козла» сделает, но сядет. Главное, он был надёжным и живучим. Это как раз те качества, которые требуются для штурмовика. Конечно, прицельные приспособления на нём были примитивные, но в УТАПе, в котором мы проходили боевое применение, мы натренировались очень хорошо и бомбить, и стрелять» (там же, с. 156). Вполне трезво оценивал достоинства и недостатки своего «коня» и лётчик-ветеран Николай Иванович Штангеев: «Машина, конечно, не манёвренная, но очень живучая. Самолёт сохранял устойчивость в полёте, даже имея серьёзные повреждения. Обзор из кабины был отличный, да и сама кабина была просторная» (там же, с. 181). Наконец, оценивать эффективность и важность конкретного ударного самолёта нельзя без учёта того, как к нему относился «конечный потребитель услуг» – пехотинцы, танкисты и артиллеристы. «Весь опыт войны, – пишет историк О. Растренин в работе «Главная ударная сила», – показывает, что самым полезным самолётом для нашей пехоты и самым страшным самолётом для немецкой пехоты был именно штурмовик Ил-2» (там же, с. 272).

В завершение разговора о штурмовике Ил-2 позволю себе высказать одно крамольное предположение: если бы «илов» в западных округах 22 июня 1941 года было не шестьдесят, а, скажем, шестьсот, то это никак не повлияло бы на исход приграничных сражений. Уникальные бронированные «илы» канули бы в ту же бездонную яму стратегических просчётов, косности и поголовной тактической безграмотности, в которой бесследно исчезли тысяча самых быстрых и высотных истребителей мира – МиГ-3, сотни самых современных пикировщиков – Ар-2 и Пе-2, а также полторы тысячи танков нового поколения – Т-34 и КВ. И ещё: предлагаю читателям, уже знакомым с трудами апологетов концепции «ложного антипатриотизма», на минуту вообразить, что «хорошие» пикировщики Ju-87 и штурмовики Hs-129 оказались бы в распоряжении ВВС Красной Армии и назывались бы иначе – «илами», «сухими» и «кочеригиными». Представляю, с каким наслаждением «хулители» смаковали бы «галоши» на неубирающихся (!) шасси, низкую скорость и высокую уязвимость вдруг ставшего советским «лаптёжника» с красными звёздами на крыльях. Как, иронично ухмыляясь, поливали бы при этом грязью давно почивших соотечественников за «лапотность» и «низкую культуру». А бронированный «Хеншель-Кочеригин», который ни на что не годные «рабфаковцы» в течение трёх лет (подумать только!) никак не могли довести до ума, пинали бы за его французские моторы («Даже украсть нормально не смогли!»), издевались бы над грубой обработкой деталей (к слову, Бернад оправдывает этот любопытный факт «паровозным» прошлым фирмы «Хеншель»: см. «Henschel Hs 129», с. 102), называли бы его «летающим трамваем» и смеялись бы над нелепо торчавшей под фюзеляжем 75-мм пушкой: «Они бы ещё осадную мортиру к нему приделали!». Досталось бы даже «Мессершмитту-Яковлеву»: «из кабины ничего не видно», «стойки колёс при посадке в стороны разъезжаются – как у собаки на льду, а взлёт “зигизугом” доступен только “лётчикам высокой квалификации!” Трудно даже представить, какому унижению подверглась бы «тётушка Ю» – устаревший трёхмоторный транспортник Ju-52, если бы он превратился, скажем, в советский Ту-52. Этот самолёт, созданный в начале 30-х, просто «съели» бы за гофрированную обшивку и неубирающиеся шасси. А движки?! «Они же это старьё у америкосов ещё в 20-х закупили!» «И с такими “гробами” хотели воевать?.. Покорять Европу?! Позор джунглям!». Да нет, неуважаемые вы мои, это вам позор, родства не помнящим!

Нетрудно представить и обратное – если бы свастики вдруг появились на якобы «плохих» (или в лучшем случае «недостаточно хороших») МиГ-3, Ил-2 и Пе-2, неожиданно превратившихся в «мессеры», «хеншели» и «юнкерсы». Как мне кажется, те российские «историки», кто сегодня не жалеет восклицательных знаков, пытаясь зачем-то опорочить эти самолёты, тут же взялись бы расхваливать творения «сумрачного германского гения». Дружно забыв о недостатках (неизбежных для любого новейшего летательного аппарата, опередившего своё время), они, как водится, заостряли бы внимание на достоинствах вдруг ставших немецкими машин – высотных моторах невиданной доселе мощности, выдающихся скоростных показателях, передовых конструкторских решениях, использовании прогрессивных композитных материалов на основе древесины, и т. д., и т. п. Не верите?.. А вы обратите внимание на то, как некоторые упомянутые выше авторы, отказываясь воспринимать давно и широко известные факты, взахлёб расхваливают откровенно устаревший Ju-87 или столь же очевидно неудачный Hs-129, одновременно пытаясь облить грязью наисовременнейшие и во многом уникальные МиГ-3, Пе-2 и Ил-2.

Танки «летающие» против танков «ползающих»

Вопрос эффективности авиации «поля боя» периода Второй Мировой при действиях против танков заслуживает отдельной главы. В первую очередь, хочу подчеркнуть, что появившаяся ещё в ходе войны (причём, судя по всему, одновременно во многих странах) популярная версия о некоей «всесильности» тогдашних ударных самолётов, способных «гарантированно» поражать бронетехнику указанного периода, является мифом. Судите сами. А. Широкоград в работе «Вооружение советской авиации. 1941–1991» сообщает следующее: «В целом за войну боевые потери советских средних и тяжёлых танков по видам средств поражения составили: от артиллерии 88–91 %; от мин и фугасов 8–4 %; от бомб и артогня авиации 4–5 %. Хотя по отдельным операциям потери от огня авиации доходили до 10–15 %» (с. 46). Попутно замечу, что, руководствуясь той же арифметической логикой, придётся признать, что по другим «отдельным операциям» максимальный уровень потерь советских танков от действий авиации противника мог составлять порядка 0,5–1 %: иначе 4–5 % «в целом» не получить. Так или иначе, лишь один из 20–25 танков Т-28, Т-35, Т-34, КВ или ИС стал в ходе войны жертвой «юнкерсов», «хеншелей» и «фокке-вульфов». К сожалению, А. Широкоград не упомянул аналогичные показатели для лёгких танков: возможно, что таковые просто не удалось найти. Правда, можно предположить, что в этом случае процент машин, уничтоженных самолётами, был несколько выше. Насколько выше?.. Гадать не буду: возможно даже, что речь может идти о вполне сопоставимых показателях. По мнению автора, число советских танков, «списанных» на действия «лаптёжников» летом 1941 года, выглядит подозрительно завышенным – по-видимому, в разы – и в любом случае не может служить нормальной базой для подобных расчётов. На самом деле подавляющее большинство потерянных тогда бронированных машин (причём вне зависимости от модели и категории) оказались оставленными экипажами из-за поломок, по причине отсутствия горючего или просто «с испугу». К вопросу о морально-психологическом воздействии ударной авиации мы вернёмся несколько позже. Достаточно объективное представление о реальных противотанковых возможностях штурмовых соединений Люфтваффе начального периода Второй Мировой можно получить, обратив внимание на следующую информацию. Так, историк Эдди Крик сообщает, что по итогам французской кампании 1940 года из 1749 танков, потерянных французами, только 32 (или 1,8 %) оказались уничтоженными германской авиацией («Junkers Ju-87. From Dive-Bomber to Tank-Buster», с. 138). Дело в том, что как минимум до мая 1942 года – когда на фронте появились первые Hs-129 с 30-мм пушками – у немцев отсутствовало авиационное вооружение, способное быть высокоэффективным при действиях против танков. Приведённая А. Широкоградом разбивка по видам поражения средних и тяжёлых танков Красной Армии довольно ярко иллюстрирует реальную роль штурмовой авиации Германии в борьбе с советской бронетехникой. Не исключаю, что доля советских средних и тяжёлых танков, уничтоженных «фаустпатронами» и «панцершреками» – недорогими, чрезвычайно эффективными и требующими не более пяти минут соответствующего инструктажа видами противотанкового вооружения, – оказалась вполне сопоставимой с указанными выше 4–5 %, пришедшимися на Люфтваффе. Мало того, вполне возможно, что она была гораздо выше.

Аэрофотоснимок уничтоженной немецкой техники в фалезском котле. В центре – полугусеничный трактор «Фамо» (Sd. Kfz. 9), внизу – 75-мм противотанковая пушка PaK 40. 22 августа 1944 года (источник: http://waralbum.ru/35261/)

Любопытно отметить и другое. Оказывается, потери теперь уже немецких тяжёлых и средних танков от атак истребителей-бомбардировщиков союзников были вполне сопоставимы с уроном, нанесённым советской бронетехнике действиями германских пикировщиков и штурмовиков. Так, британский историк Роберт Кершоу (Robert Kershaw) в своей работе «Tankmen» сообщает, что на авиацию союзников пришлись 4,6 % от общих потерь германской бронетехники в фалезском котле летом 1944 года (с. 369). Важно подчеркнуть, что указанная цифра взята не из германских отчётов (сами немцы списали на «тайфуны» и «ти-болты» в несколько раз больше), а была получена специальной инспекторской службой союзников, сотрудники которой обследовали 667 танков, самоходных орудий и бронетранспортёров, оставленных вокруг Фалеза (Falaise). Правда, на долю собственно «панцеров» и самоходок из указанных 4,6 % приходились, скорее всего, не более 1–2 %. Йэн Гудерсон (Ian Gooderson) – автор фундаментального труда на тему ударной авиации союзников – сообщает о том, что в разных районах фалезского котла удельный вес потерь танков и САУ немцев от действий истребителей-бомбардировщиков колебался от ноля до 2,4 %. Например, в так называемом районе Шэмблз («Shambles») из 82 обследованных «панцеров» и самоходных орудий на долю авиации союзников можно было отнести только две уничтоженные машины (2,4 %). В другом месте котла – в так называемом районе Чейз («Chase») – из 98 обследованных «панцеров» и САУ ни на одной машине не было обнаружено следов воздействия авиационного вооружения («Air Power at the Battlefront. Allied Close Air Support in Europe 1943—45», с. 117–119). В то же время более «тонкокожие» бронетранспортёры страдали от атак штурмовой авиации в гораздо большей степени: в их случае процент потерь от неуправляемых ракет, бомб и пушек истребителей-бомбардировщиков доходил до 19 % (там же). Тот же показатель увеличивался до 33 % в случае автомобилей, мотоциклов и пр. (там же).

По мнению автора, в приведённой выше статистике реального ущерба (1,5–4,5 %), который наносила танкам ударная авиация различных сторон конфликта, нет ничего удивительного. Предлагаю несколько более подробно остановиться на каждом из основных средств борьбы с бронетехникой, имевшихся в распоряжении ударной авиации стран-комбатантов в ходе Второй Мировой войны. Исследуя тему противотанковой эффективности тогдашних ударных самолётов, ваш покорный слуга ознакомился как минимум с десятком научных, научно-популярных, полунаучных и, наконец, откровенно халтурных работ на эту тему. «Сухой остаток»: в том, что касается современных постсоветских авторов, единственными историками, мнение которых по данному вопросу можно считать информированным, взвешенным и непредвзятым, являются А. Широкоград, а также В. Перов и О. Растренин. Цикл работ, посвящённых ударной авиации и опубликованных последними в начале XXI века в журнале «Авиация и космонавтика», в определённой мере стал «каноническим» в том, что касается советских и немецких штурмовиков. Работы В. Перова и О. Растренина основываются на оригинальных документах периода войны и содержат массу полезных данных, способных пролить свет на сравнительную эффективность тех или иных типов самолётов и видов вооружения. Отдельные нестыковки, касающиеся преимущественно зарубежных самолётов, во-первых, не являются принципиальными, а во-вторых, совсем необязательно говорят о том, что В. Перов и О. Растренин в чём-то ошиблись: вполне может статься, что в отношении определённых фактов правы они, а не, скажем, британские или американские исследователи. Все остальные работы, опубликованные в странах бывшего СССР и посвящённые изучению действий советской и германской ударной авиации, являются более или менее корректными «перепевами» одних и тех же фактов, обнаруженных и изложенных упомянутыми историками. К сожалению, в работах В. Перова и О. Растренина отсутствует столь же точная и обширная информация, касающаяся тактической авиации англичан и американцев. Последнее затрудняет формирование целостной картины о роли, сыгранной ударными самолётами различных стран в ходе мирового конфликта. Впрочем, этот пробел с лихвой компенсируется наличием прекрасно написанных работ американских и британских исследователей – например, Йэна Гудерсона и Альфреда Прайса.

Для иллюстрации боевых возможностей той или иной системы вооружения и, соответственно, оснащённых ею ударных самолётов, В. Перов и О. Растренин использовали статистику боевого применения, информацию из отчётов о советских и германских полигонных испытаниях, а также данные компьютерного моделирования. Разумеется, вторая и третья категории источников не могут представлять собой «истину в последней инстанции» – таковыми можно считать лишь обобщённые факты боевого применения. Последние можно было получить далеко не всегда, так как для объективного анализа требовалось несколько важных условий. Помимо прочего, они включали возможность более или менее спокойного изучения оставленного противником поля боя и наличие команды «незаангажированных» инспекторов, в состав которой входили бы и военные учёные. Ещё одним более или менее объективным источником можно считать «внутренние» доклады противника, анализирующие свои собственные потери. Но такие могли либо отсутствовать, либо являться не до конца корректными. Скажем, как советским, так и немецким танковым (да и другим) командирам было часто свойственно приписывать противнику «лишние» успехи: на вражеские самолёты нередко списывали результаты собственных начальственных проколов и не самые героические поступки подчинённых. Так или иначе, представленные В. Перовым и О. Растрениным данные дают возможность понять как минимум порядок уровня точности и поражающей способности того или иного вида вооружения, а также предоставляют единственную, на взгляд автора, возможность объективного подхода к оценке боевых возможностей ударной авиации СССР, Германии и других участников мирового конфликта. В Таблице 6 я обобщил полученную из разных источников информацию, касающуюся вероятности поражения тех или иных моделей танков различными видами авиационного вооружения, установленными на разные типы ударных самолётов. Вероятно, оценочные данные В. Перова и О. Растренина учитывают ещё и то, насколько велики были шансы того или иного самолёта добраться до заданного района невредимым и отстреляться/отбомбиться по цели. Соответственно, данные полигонных испытаний могут быть несколько завышены по сравнению с вероятностными показателями, полученными на основе статистики боевого применения и компьютерного моделирования. Тем не менее, как кажется автору, представленные ниже данные всё же дают достаточно наглядное представление о сравнительной эффективности той или иной системы вооружения.

Таблица 6

Начнём с авиационных пулемётов и пушек. Прежде всего, нужно констатировать, что даже крупнокалиберные – 12,7—13 мм – советские, американские и немецкие пулемёты были практически бесполезны при действии против даже слабобронированной техники – танкеток, бронеавтомобилей и бронетранспортёров. Немногим более эффективными – то есть тоже практически бесполезными – оказались против наземных бронированных целей и 20-мм авиационные пушки. Немецкие MGFF и MG151/20, советские ШВАК и франко-швейцарско-британские «Испано» не могли пробить даже относительно слабую броню лёгких танков – Pz. II, Pz.38(t), T-26, БТ-7 и пр. Соответственно, описания «лихих расправ» с бронетехникой противника штурмовиков Ил-2, вооружённых «шваками», и германских Hs-129B, оснащённых MG 151/20, относящиеся к 1941 году, можно смело отнести к области «охотничьих рассказов». Какой-то эффект 20-мм снаряды могли возыметь лишь при стрельбе по танкеткам, бронеавтомобилям и бронетранспортёрам дефицитными подкалиберными снарядами. Вероятность поражения лёгких и средних танков 20-мм авиапушками равнялась нулю. Дело в том, что при относительно малых углах атаки ударных самолётов – обычно не более 30–50° – даже подкалиберные 20-мм снаряды при попадании в броню просто рикошетировали, не нанося никакого вреда. Чтобы получить шансы на уничтожение хотя бы лёгкого танка, самолёты с 20-мм пушками должны были пикировать под углами, близкими к 90 градусам, что, разумеется, в большинстве случаев было просто нереально. Что касается Т-34, то 20-мм пушки не имели шансов пробить даже относительно тонкую верхнюю броню знаменитого танка (см. Хайнц Наварра (Heinz J. Nowarra), «Junkers Ju-87», с. 6)

Следующим шагом в гонке авиационных противотанковых вооружений стало оснащение советских штурмовиков 23-мм пушками ВЯ, а германских – 30-мм орудиями MK 101. Довольно быстро стало понятно, что и этого мало. Так, советские ВЯ годились лишь для борьбы с самыми лёгкими машинами Панцерваффе – учебными танкетками Pz. II (были в основном сняты с вооружения к началу 1942 года) и чешскими Pz.38(t) (те в последний раз более или менее массово использовались в ходе Сталинградской битвы в конце 1942 – начале 1943 года). Вероятность поражения в данном случае составляла порядка 1,3 %. Дело в том, что лишь около 30 % 23-мм снарядов, попадавших в лёгкий германский танк (фронтовые пилоты в среднем добивались показателя попаданий равного 4,2 %), пробивали его броню («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 11, 2002, с. 22). К слову, даже в этом случае бронированная машина далеко не всегда уничтожалась или выходила из строя: обычно для этого требовались как минимум два-три попадания с пробитием бронелистов. Учитывая же, что пушечные ленты снаряжались ещё и осколочными снарядами (до 30 %), то для более или менее гарантированного вывода из строя даже лёгкого германского танка (что отнюдь не обязательно означало его уничтожение) штурмовику Ил-2 с пушками ВЯ-23 требовалось «всадить» в него до 15 снарядов (там же).

Немецкие 30-мм пушки МК 101 (а позже и МК 103), которые с мая 1942 года могли крепиться «под брюхо» бронированного штурмовика Hs-129 в специальных модульных «рюкзаках», имели более крупный калибр и, соответственно, относительно более высокую поражающую способность. Шансы на то, чтобы поразить советский лёгкий танк – Т-60 или Т-70, – были несколько выше: 4 % для МК 101 и 5 % для МК 103. Не забудем, правда, что подобных показателей удавалось достичь лишь при использовании дорогих подкалиберных снарядов с сердечником из дефицитного карбида вольфрама. Вероятность поражения среднего танка Т-34 не превышала 2 % (там же, с. 23). Броня тяжёлых советских танков КВ 30-мм авиапушками не пробивалась вообще даже подкалиберными боеприпасами: об этом свидетельствуют данные немецкого же отчёта о полигонных испытаниях, приведённые В. Перовым и О. Растрениным (там же, с. 21). Соответственно, для более или менее гарантированного поражения одной «тридцатьчетвёрки» немцам требовалось поднять в воздух минимум сорок пять «хеншелей» с 30-мм пушкой. Заметим, что общее количество исправных Hs-129 на всём Восточном фронте никогда не превышало 50 единиц (см. Альфред Прайс (Alfred Price), «Spearhead for Blitzkrieg», с. 57).

В. Перов и О. Растренин приводят ещё один интересный факт: оказывается, как минимум летом и осенью 1942 года во 2-й группе эскадры SchG.1 пушки МК 101 вообще предпочитали не использовать. Так, прибывшая в часть 28 ноября инспекторская комиссия из генерального штаба Люфтваффе «с удивлением обнаружила», что «рюкзаки» с 30-мм пушками на всех «хеншелях» группы сняты, а вместо них установлены бомбодержатели. «В качестве основных причин такого решения командования группы, – продолжают упомянутые авторы, – указывались недостаточная надёжность автоматики пушки МК 101, недостатки в её размещении на самолёте, а также низкая эффективность в бою. По мнению боевых лётчиков, стрельба в воздухе по советским танкам совершенно неэффективна, а бомбовая нагрузка в 100 кг “погоды” не делает при любой номенклатуре бомб» («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 11, 2002, с. 23). Соответственно, приведённые выше проценты вероятности поражения советской бронетехники вряд ли относятся к 1942 году. По всей видимости, эффективность Hs-129B-1 в указанный период была ещё ниже, а утверждения немецких лётчиков из истребительной эскадры JG.51 (в ней тоже имелась эскадрилья бронированных «хеншелей») о том, что для уничтожения одного советского танка им требовались всего 2,5 боевого вылета, являются либо выдумками, либо относятся к категории «честных ошибок».

В целом В. Перов и О. Растренин абсолютно правы, подвергая сомнению корректность заявок пилотов немецких штурмовиков на десятки подбитых ими советских танков во время якобы имевших место войсковых испытаний осенью – зимой 1941 года, в ходе летнего наступления 1942 года и во время Курского сражения. О том же, анализируя заявки немцев по итогам вылетов, произведённых «хеншелями» 9 июля 1943 года на Огненной дуге, говорит и авторитетнейший исследователь Альфред Прайс, называя их «в крайней степени воображаемыми» («fancifulin the extreme») («Spearhead for Blitzkrieg», перевод с английского здесь и далее мой, с. 138). Несмотря на то что именно тогда немцы смогли добиться наибольшей концентрации и, соответственно, самого массового применения своих бронированных ударных самолётов, можно с высокой степенью уверенности утверждать, что данные отчёты относятся к области выдумок. К тому же поле боя осталось за Красной Армией, и, соответственно, проверить правдивость заявок пилотов немцы никак не могли. Выражая свои сомнения по поводу будто бы значительных успехов «хеншелей» из IV./SchG.9, А. Прайс пишет: «После окончания Курского сражения германские войска были вынуждены оставить поле битвы, а потому немецкие инспекторы не имели возможности осмотреть уничтоженные танки (противника). В отсутствие советских данных на этот счёт, мы не можем с уверенностью утверждать, что именно послужило причиной, по которой советская танковая бригада прекратила наступление и отошла. Считаю, что утверждения о большом количестве (советских) танков, уничтоженных в ходе этого боевого эпизода, надо как минимум относить к категории “недоказанных” (“not proven”)» (там же, с. 140).

Следующим логичным этапом в наращивании огневого потенциала ударных самолётов стали пушки «по-настоящему» противотанковых калибров. Так, в СССР на штурмовики Ил-2 (а также на истребители Як-9Т) были установлены 37-мм пушки НС-37. Вероятность поражения немецкого среднего танка Pz. IVG штурмовиком Ил-2 теперь составляла в среднем 1,6 % («Штурмовик Ил-2», с. 85). К слову, истребитель Яковлева вполне мог являться гораздо более эффективным носителем 37-мм орудия, чем штурмовик Ил-2. Как ни странно, но одна «мотор-пушка» НС-37, установленная на «стабильную оружейную платформу» славившегося своей путевой устойчивостью Як-9, могла использоваться со значительно бóльшим толком, чем два таких же орудия, расположенные в крыльях «илов». К тому же Як-9 мог пикировать к цели под значительно бóльшими углами, а это снижало шансы рикошета и, соответственно, повышало вероятность пробития брони при попаданиях в танк. В случае же Ил-2 крыльевое расположение вооружения, а также «раскачивание» самолёта из стороны в сторону при неодновременной стрельбе пушек в значительной степени затрудняли прицеливание при стрельбе очередями. В результате более или менее точно к цели летели лишь первые один-два снаряда. Дополнительные проблемы для ведения точной стрельбы создавала и изменившаяся центровка двухместного «Ильюшина». Наконец, если во время стрельбы одна из пушек по тем или иным причинам прекращала стрельбу, то некомпенсированная отдача второго орудия, продолжавшего вести огонь, опасно «разворачивала» самолёт в сторону. Если в такой ситуации за штурвалом «горбатого» находился неопытный пилот, то возникала реальная опасность потери управления и крушения. Надо сказать, что никакой уникальностью в этом плане Ил-2 не обладал: от подобных проблем страдали и немецкие противотанковые штурмовики Ju-87G-1, а также все остальные самолёты с крыльевым пушечным вооружением. По-видимому, именно эта специфика «илов», оснащённых 37-мм орудиями, привела к тому, что они не пользовались особой любовью в войсках: плохо освоившие их молодые лётчики вполне естественно предпочитали более лёгкий в управлении «классический» вариант «горбатого» с 23-мм пушками ВЯ. Судя по имеющимся у автора материалам, в штурмовых полках с бóльшим процентом опытных пилотов противотанковые «илы» были популярны и с успехом использовались против германской бронетехники. По-видимому, эта эффективность была бы ещё выше, если бы штурмовики с 37-мм пушками не разбрасывали по частям, а комплектовали ими отдельные соединения, специально предназначенные (и особым образом обученные) для действий против танков противника. Так же, к слову, считают В. Перов и О. Растренин («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 10, 2002, с. 19).