Текст книги "Война моторов. Крылья советов"

Массированное использование «стратегов» и средних бомбардировщиков для достижения тактических целей оказалось малоэффективным из-за их низкой точности. Подобные масштабные операции в интересах войск имели смысл лишь перед самым началом наступления, так как, не принося ощутимого материального ущерба хорошо окопавшемуся противнику, они на какое-то время в значительной степени дезорганизовывали его оборону и систему связи, а также оказывали огромный деморализующий эффект на личный состав.

Скажем, в ходе операций во Франции союзники несколько раз применяли стратегическую авиацию в тактических целях – для разрушения немецкой обороны и уничтожения резервов в прифронтовой полосе. Вот как описывал результаты одного из таких налётов, состоявшегося 18 июля 1944 года при попытке «раскрыть» один из плацдармов в Нормандии, немецкий офицер-танкист Ханс фон Люк (Hans von Luck): «Вернувшись на свой командный пункт, я узнал в полной мере результаты предварительных “ковровых” бомбардировок. Дежурный офицер доложил, что самые тяжёлые американские бомбардировщики буквально засыпали позиции батальона “тигров” бомбами. Он своими глазами видел один из 60-тонных колоссов, лежащий перевёрнутым вверх “брюхом”. Воронки шириной в 10 метров сделали местность почти полностью непроходимой, нечего было даже думать применить “тигры” в ближайшие несколько часов. Похоже, и батальон Pz. IV постигла та же судьба» («На острие танкового клина», с. 309). Чтобы достичь подобного – довольно ограниченного успеха (фактически уничтоженными и повреждёнными оказались 15 танков) – союзники использовали 1512 тяжёлых и 343 средних бомбардировщика, обрушивших на головы немцев 6000 бомб весом 500 кг и 9600 бомб весом 250 кг («Air Power at the Battlefront. Allied Close Air Support in Europe 1943—45», с. 143–144). Иными словами, в течение трёх часов на немецкие позиции «уронили» тротиловый эквивалент небольшой атомной бомбы. Как пишет Йэн Гудерсон, попытка прорыва не удалась. Это вызвало сильнейшее недовольство командующего силами вторжения генерала Эйзенхауэра, которого на проведение подобной неоднозначной операции подвигли доводы британца Монтгомери (там же). В целом же, массированное использование «стратегов» и средних бомбардировщиков для достижения тактических целей оказалось малоэффективным из-за их низкой точности. Подобные масштабные операции в интересах войск имели смысл лишь перед самым началом наступления, так как, не принося ощутимого материального ущерба хорошо окопавшемуся противнику, они на какое-то время в значительной степени дезорганизовывали его оборону и систему связи, а также оказывали огромный деморализующий эффект на личный состав (в течение некоторого времени многие немцы находились в состоянии ступора и были неспособны к оказанию сопротивления и вообще к чему-либо). Но эффект от подобных массированных ударов терялся, если солдатам противника давали передышку в несколько часов: за это время они успевали прийти в себя, откопать орудия, поднять танки и восстановить связь. Собственно, такого же эффекта можно было достигнуть за счёт масштабной артиллерийской подготовки с плотностью огня в 400–500 стволов на километр фронта: данный способ, как правило, предпочитали советские генералы, начиная очередную «глубокую операцию».

В отдельных случаях «ковровое» бомбометание силами сотен тяжёлых и средних «бомберов» оказывалось даже вредным. Так, совершенно контрпродуктивным было бомбить населённые пункты: в результате по развалинам стёртых с лица земли городов не могли пройти свои же собственные танки. К тому же, «прицельное» бомбометание с использованием прицелов «Норден» и обозначением целей «следопытами» в реальной жизни означало в лучшем случае среднее радиальное отклонение в 155–300 м для средних «бомберов» и свыше полукилометра для «стратегов». «Усреднённый» же показатель среднего радиального отклонения во время боёв в Нормандии составил 567 м (там же, с. 130). Иными словами, максимум, на что оказались способны тяжёлые и средние бомбардировщики союзников, – это попасть в круг площадью в один квадратный километр. Неудивительно, что при такой-то «точности» 3–7 % бомб падали на позиции своих собственных войск, что приводило к сотням убитых и раненых (там же, с. 149). Если же войска на время проведения подобных налётов отводили назад, то такие мероприятия порой оборачивались потерей территории, только что отбитой у противника. Доходило до того, что «доведённые до ручки» войска порой открывали огонь по своим же самолётам. Так, во время боёв в Нормандии в августе 1944 года (операция «Totalise»[7]7
   Наступательная операция британских, канадских и польских войск в период с 8 по 13 августа 1944 года в ходе операции «Оверлорд». Основной задачей был прорыв немецких укреплений южнее города Кан на восточном фланге союзных войск в Нормандии и дальнейшее наступление в южном направлении с целью захвата возвышенности у стратегически важного французского города Фалез.


[Закрыть]) американские В-17 несколько раз по ошибке «накрыли» канадские и польские части. После этого отдельные зенитки союзников начали по собственной инициативе сбивать «не туда залетевших» «стратегов», а солдаты сухопутных войск встречали каждый сбитый «ланкастер» или «форт» приветственными криками (там же, с. 150). В итоге участие стратегической авиации в тактических операциях не устроило как сухопутные войска, так и руководство самих «стратегов». По-видимому, руководители Бомбардировочного командования Королевских ВВС и американской 8-й Воздушной армии были абсолютно правы, когда доказывали военным, что вместо участия в чрезвычайно дорогих и малоэффективных прожектах («по тысяче тонн бомб за каждую освобождённую милю») им надо было позволить заниматься своим делом – в данном случае продолжать разрушение заводов по производству синтетического горючего, транспортной системы и военной промышленности Третьего рейха. К разговору об эффективности средних и тяжёлых горизонтальных бомбардировщиков разных стран предлагаю вернуться несколько позже.

Наиболее эффективными при борьбе с танками оказались бомбы самого мелкого калибра. То, что высоких результатов можно добиваться с помощью самых, казалось бы, ничтожных по весу боеприпасов, первыми продемонстрировали советские ВВС.

Как ни странно, но наиболее эффективными при борьбе с танками оказались бомбы самого мелкого калибра. То, что высоких результатов можно добиваться с помощью самых, казалось бы, ничтожных по весу боеприпасов, первыми продемонстрировали советские ВВС. Ещё в конце 30-х годов создателям авиационного вооружения в СССР пришла в головы гениальная мысль – компенсировать очень низкую вероятность точных попаданий крупных авиабомб за счёт массового сброса большого количества мелких (но «злых») боеприпасов. Так, О. Растренин в работе «Главная ударная сила» говорит о том, что «вполне успешным было применение экипажами Ил-2 ампул АЖ-2 с самовоспламеняющейся жидкостью КС» («Мы дрались на Ил-2», с. 203). Ампулы, принятые на вооружение ВВС РККА ещё в 1939 году, представляли собой жестяные шары объёмом один-два литра (или стеклянные по 500 мл). Их наполняли упомянутой О. Растрениным жидкостью КС (сгущённый бензин – то есть фактически напалм) или раствором фосфора в сероуглероде. В случае Ил-2 (к слову, штурмовик Ильюшина был не единственным ударным самолётом, применявшим этот вид вооружения) ампулы в количестве до 150 штук загружались в кассеты для мелких бомб КМБ. К сожалению, автор пока не обнаружил данных о полигонных испытаниях ампул (кроме того, что они прошли с большим успехом, и именно этот успех стал поводом для принятия их на вооружение и массового производства) или конкретных результатах боевого применения. Возможной причиной отсутствия соответствующей информации может являться то, что, как сообщает А. Широкоград, все материалы по ампульным боеприпасам (работы по их созданию продолжались до 1948 года) и по сей день являются засекреченными («Вооружение советской авиации. 1941–1991», с. 375). Впрочем, В. Перов и О. Растренин считают, что при использовании АЖ-2 штурмовиком Ил-2 вероятность поражения одиночного немецкого танка любого типа, попавшего в полосу разлёта ампул, составляла 8—10 % («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 9, 2002, с. 19). С другой стороны, в этом показателе не учитываются погодные условия, которые далеко не всегда способствовали действию зажигательной смеси. Соответственно, по факту эффективность применения ампул находилась, по-видимому, на несколько более низком уровне.

Можно предположить, что именно этот опыт создания и применения боеприпасов «массового сброса» мог подтолкнуть советских оружейников к созданию ещё более эффективного средства поражения тяжелобронированных целей – бронепрожигающих бомб ПТАБ-2,5–1,5. Идея создания небольшой авиабомбы с принципом действия, основанным на использовании кумулятивной струи (как у соответствующих противотанковых снарядов, а также «фаустпатронов»), пришла в голову советскому конструктору взрывателей И. А. Ларионову в середине 1942 года. Уже в декабре начались испытания, которые были закончены 21 апреля 1943 года (там же, с. 346). В. Перов и О. Растренин сообщают, что один Ил-2 мог брать на борт 192–220 «птабов» («Штурмовик Ил-2», с. 72). А. Широкоград даёт несколько иную цифру – до 312 штук («Вооружение советской авиации. 1941–1991», с. 346). Так или иначе, при сбросе «птабов» один «горбатый» был способен «накрыть» участок площадью в примерно 3000 квадратных метров. Важно отметить, что попадание даже одного ПТАБ обычно означало полное уничтожение любого танка Вермахта (а часто и его экипажа, не успевшего вовремя покинуть машину). Последнее далеко не всегда достигалось при использовании авиационных бомб, пушек и даже реактивных снарядов. Е. Подрепный и Е. Титков сообщают по этому поводу следующее: «Осмотр подбитой и сожжённой бронетехники показал, что после попадания ПТАБ в танк его нельзя восстановить» («Оружие великой победы», с. 103). «В результате пожара, – цитируют они советский отчёт той поры, – уничтожается всё оборудование, броня получает отжиг и теряет свои защитные свойства, а взрыв боеприпасов довершает уничтожение танка» (там же).

Оружейники загружают кассеты штурмовика Ил-2 противотанковыми бомбами ПТАБ (источник: http://waralbum.ru/109918/)

Как только стало ясно, какое оружие попало в распоряжение штурмовой авиации СССР, товарищ Сталин распорядился начать массовое производство «птабов», одновременно категорически запретив их использование вплоть до особого распоряжения (правда, автору попадались данные о том, что ПТАБ могли использовать уже в мае 1943 года). Дело в том, что, благодаря сообщениям агента «Люси» (Рёсслера) из Швейцарии, советское военное и политическое руководство заблаговременно (и достаточно подробно) знало как о подготовке операции «Цитадель» (об этом я писал в книге «Козырная карта вождя»), так и о роли, которая отводилась Панцерваффе[8]8
   Танковые войска, входившие в состав сухопутных войск Вермахта и войск СС.


[Закрыть] в ходе её проведения. Массовое использование бронепрожигающих бомб должно было стать чрезвычайно неприятным сюрпризом для немецких танкистов. Так и вышло. В. Перов и О. Растренин пишут о том, что массовое примение ПТАБ в битве на Курской дуге имело «ошеломляющий эффект тактической неожиданности и оказало сильное моральное воздействие на противника» («Штурмовик Ил-2», с. 83). «Немецкие танкисты, – продолжают указанные авторы, – как, впрочем, и советские, за два года войны привыкли к относительно низкой эффективности ударов авиации. Поэтому на первых порах немцы совершенно не применяли рассредоточенные походные и предбоевые порядки, за что и были наказаны – полоса разлёта ПТАБ перекрывала 2–3 танка, удалённых один от другого на 60–75 м, вследствие чего последние несли ощутимые потери даже в условиях отсутствия массированного применения Ил-2» (там же). Высокую эффективность бронепрожигающих бомб признали и немцы. Так, бывший начальник штаба 48-го танкового корпуса генерал Ф. В. фон Меллентин впоследствии писал: «многие танки стали жертвами советской авиации…» (там же, с. 84). «По немецким данным, – продолжают В. Перов и О. Растренин, – подвергшаяся в течение дня (прим. автора: 7 июля 1943 года) нескольким массированным бомбоштурмовым ударам штурмовиков 2-й воздушной армии 3-я танковая дивизия СС “Мёртвая голова” в районе Большие Маячки лишилась в общей сложности 270 танков, САУ и бронетранспортёров. Плотность накрытия бомбами была такова, что было зафиксировано свыше 2000 (!) прямых попаданий ПТАБ-2,5–1,5» (там же). «Они, – вторит им А. Широкоград, говоря о первом использовании “птабов” в ходе Курской битвы, – пробивали броню “тигров”» и “пантер” («Вооружение советской авиации. 1941–1991», с. 346). В ходе указанного сражения было использовано свыше 500 тыс. бомб этого типа, а всего в течение войны советская промышленность произвела 12,37 миллиона ПТАБ-2,5–1,5. Фактически создание ПТАБ означало настоящую революцию в деле авиационного противодействия бронетехнике. Две шестёрки штурмовиков Ил-2, «работая по танкам», теперь могли добиваться таких же результатов, как и сотни горизонтальных бомбардировщиков до этого.

Разумеется, придя в себя, немцы попытались разработать тактику противодействия «птабам». Так, они стали чаще использовать рассредоточенные боевые порядки, прятать танки под деревьями и накрывать бронированные машины металлическими сетками. В. Перов и О. Растренин сообщают, что в результате принятия этих мер «эффективность ударов Ил-2 с применением ПТАБ снизилась примерно в 4–4,5 раза» (там же, с. 84). Автор не подвергает сомнению тот факт, что «птабы» были менее эффективными при использовании по «растянутым» колоннам и боевым порядкам: в таких случаях менее эффективным становится любой вид вооружения. Хорошо известно и то, что ПТАБ (как, впрочем, и любой другой боеприпас кумулятивного действия) оказывался безвредным «пшиком», если бронепрожигающая бомба попадала в ветки деревьев и происходило преждевременное срабатывание чрезвычайно чувствительного взрывателя. Того же эффекта пытались добиться и американские танкисты, обкладывавшие свои «шерманы» десятками мешочков с песком. Это – по крайней мере теоретически – позволяло хоть как-то нейтрализовать вездесущих «фаустников». В то же время не совсем понятно, как могло помочь немцам рассредоточение в ситуациях, когда «илы» действовали по отдельным машинам. Дело в том, что более или менее уверенное уничтожение эскадрильей штурмовиков даже одного «тигра» или «пантеры» уже являлось великолепным результатом в сравнении с эффективностью других видов авиационного противотанкового вооружения. А чтобы «гарантированно» спрятать тяжёлый танк площадью 20–22 кв. м от «птабов», его надо было всегда ставить в лесу. Не говоря уже о том, что во многих случаях (например, на тесных дорогах в ходе передислокации или отступления) увеличивать дистанцию между машинами «до бесконечности» было просто невозможно, да и не имело смысла. Как уже говорилось, «илы» вполне могли работать и по отдельным машинам, а эффективность «растянутого» зенитного прикрытия резко падала. Наконец, не всегда же тяжёлые танки немцев находились в походных и предбоевых порядках: в какой-то момент им надо было вступать в бой. Довольно часто – особенно при нанесении контрударов – требовалось создавать относительно высокую концентрацию машин на поле боя. В таких ситуациях они были «как на ладони» и спрятаться от ударных самолётов возможности не имели. Что же касается приваривания сеток, то позволю себе выразить сомнение в практичности подобного способа защиты. В таком случае автоматически затруднялся бы доступ к башенным люкам, что, в свою очередь, вело бы к ухудшению обзора (немецкие командиры экипажей часто предпочитали наблюдать за полем боя из открытых люков) и значительно усложняло бы быстрое покидание танка в случае пожара. Наконец, возникает вопрос: а много ли мы видели фотографий германских «панцеров» с приваренными на башнях кроватными сетками?.. Автор пока не встретил ни одной. При этом фотографий американских «шерманов», тщательно обложенных мешочками с песком, существуют десятки. В любом случае, если немцы действительно прятали, рассредоточивали и увешивали танки неудобными конструкциями в масштабах, описываемых Е. Подрепным и Е. Титковым (см. «Оружие великой победы», с. 103), то это означает, что даже сам факт наличия у штурмовой авиации Красной Армии «птабов» диктовал Вермахту определённую тактику, использование которой создавало для германских войск значительные неудобства. И это, согласимся, являлось крупным успехом советских ВВС.

Насколько эффективным было использование бронепрожигающих бомб, что называется, в цифровом выражении? Автор решил сознательно не ориентироваться на описание отдельных эпизодов боевого применения ПТАБ и свидетельства использовавших их лётчиков-штурмовиков. Дело в том, что «заявки» на уничтожение бронетехники (а также самолётов, живой силы и пр.) противника могли порой во много раз превышать действительно достигнутые результаты. Это, кстати, касалось не только штурмовой авиации ВВС Красной Армии, но и пилотов ударных самолётов других стран, участвовавших во Второй Мировой войне. К сожалению, немецкие данные, обобщающие потери Панцерваффе по категориям поражающих средств, отсутствуют. Во всяком случае, именно об этом говорится в докладе для «внутреннего» пользования «German Tank-Strength and Loss Statistics» MS №Р-059 от 12 декабря 1950 года, заказанном американскими военными, составленном хорошо известным российскому читателю немецким генерал-майором Г. Б. Мюллером-Гиллебрандом (Hermann Burkhart Mueller-Hillerbrand) и утверждённом генерал-майором Орландо Уордом (Orlando Ward) – начальником отдела военной истории Армии США. Уже на первой странице доклада немецкий генерал подчёркивает: «Что касается разбивки потерь бронетехники по кампаниям (прим. автора: крупным операциям) (вопрос 2b), статусу (повреждённые и уничтоженные машины) и причинам (вопрос 2с), получить данные для подготовки соответствующих статистических выводов оказалось невозможным» (перевод с английского здесь и далее мой). Иными словами, нет даже такой «грубой» статистики, как общая доля потерянной от воздействия авиации противника немецкой бронетехники. Как мы помним, соответствующий показатель известен в случае средних и тяжёлых танков Красной Армии: это уже упоминавшиеся 4–5 %.

В случае с ПТАБ также можно встретить различные оценки эффективности. Так, В. Перов и О. Растренин, описывая поражающие свойства бронепрожигающих бомб, используют словосочетание «гарантированное поражение» («Штурмовик Ил-2», с. 72). Теоретически это может означать, что один Ил-2 в ходе боевого вылета мог стопроцентно рассчитывать на уничтожение как минимум одного германского танка. Правда, далее указанные авторы приводят более скромные параметры эффективности: «Боевой опыт показал, что потери танков в среднем 15 % от их общего числа, подвергшихся удару штурмовиков, достигались в тех случаях, когда на каждые 10–20 танков выделялся наряд сил около 3–5 групп Ил-2 (по 6 машин в каждой группе)» (там же, с. 84). Если всю эту информацию «усреднить» («10–20» будет означать «15», «3–5» – соответственно, «4») и «пересчитать», то выходит, что для более или менее «гарантированного» поражения одного немецкого танка или самоходки надо было посылать 11 штурмовиков (11 боевых вылетов), и, соответственно, вероятность уничтожения или вывода из строя одной единицы германской бронетехники составляла приблизительно 9 % (столько же, как и в случае использования зажигательных ампул АЖ-2). В другой работе указанные авторы говорят о «расчётной» вероятности в 10–12 %, или 11 % в среднем («Самолёты поля боя. Восточный фронт», АиК, № 10, 2002, с. 20). Для того чтобы придерживаться принципа консерватизма, я буду использовать меньшее значение. Следующее по эффективности средство уничтожения бронированных целей, имевшееся в распоряжении штурмовой авиации (напомню, что поражающий эффект ампул с напалмом и фосфором снижался в холодную и сырую погоду), – пушка НС-37 – даже в полигонных условиях давала вероятность поражения среднего немецкого танка Pz. IVG порядка 1,6 % (вероятность попадания 4–7 % умножить на 30 % случаев пробития брони). Выходит, для более или менее уверенного поражения одной германской «четвёрки» надо было посылать 63 штурмовика Ил-2, вооружённых 37-мм пушками. Иными словами, эффективность оснащённых «птабами» «горбатых» почти в шесть раз превышала соответствующий показатель Ил-2 с двумя 37-мм авиационными пушками. Если же учесть, что «птабы» являлись универсальным средством поражения («тигры», «пантеры», «четвёрки», самоходки, бронетранспортёры, грузовики и паровозы поражались ими с примерно равными шансами на успех: прожигалось буквально всё) и квалификация лётчиков при массовом сбросе кумулятивных бомбочек требовалась значительно меньшая, чем при стрельбе из НС-37, то, по всей видимости, можно говорить даже о гораздо большем преимуществе ПТАБ. Понятно, что при благоприятных обстоятельствах упомянутая выше вероятность уничтожения германских танков, равная 9 %, могла быть значительно выше. Скажем, результативность применения бомб кумулятивного действия наверняка оказалась значительно большей в ходе первых дней Курской битвы – когда был достигнут эффект полной тактической внезапности, а ещё не успевшие опомниться немцы по привычке собирали танки «в кучу». Известны случаи, когда опытный (или удачливый) лётчик мог «накрыть» смертоносным «облаком» из сотен «птабов» сразу несколько танков.

Подобная – невиданная до этого момента! – эффективность ударной авиации при действиях против бронетехники должна была, помимо прочего, оказывать и огромное деморализующее воздействие на немецких танкистов. Когда к танкам твоего батальона приближаются две-три шестёрки ненавистных «цементбомберов» (сбитых пилотов штурмовиков редко брали в плен) и ты точно знаешь, что это означает уничтожение как минимум одной машины (а также страшную огненную смерть её экипажа), то нервы должны были «играть» даже у самых опытных ветеранов. Мало того: до начала Курской битвы во время налёта «горбатых» безопаснее было оставаться внутри танка – под защитой брони, обычно «державшей» осколки бомб и ракет, а также 23-мм снаряды пушек ВЯ. Теперь же намного бóльший смысл имел противоположный алгоритм действий, подразумевавший немедленное покидание танка при приближении штурмовиков противника. Но ведь бомбовая нагрузка «илов» часто бывала комбинированной и включала как бронепрожигающие, так и осколочные бомбы. Кроме того, во время последующих заходов штурмовиков покинувшие машины танкисты Панцерваффе могли подвергаться воздействию огня пушек и пулемётов. Отметим, что потеря опытного экипажа означала для Вермахта гораздо бóльшую проблему, чем уничтожение даже самого дорогого танка – вроде «тигра».

Вполне естественно, что немцы, испытавшие, что называется, на «собственной шкуре» воздействие бомб кумулятивного действия, попытались создать похожие боеприпасы. Правда, германский аналог ПТАБ – кумулятивно-осколочная бомба SD-4HL – была впервые использована Люфтваффе только в марте 1944 года. Выше уже говорилось, что бывший генерал Люфтваффе Пауль Дайхман прокомментировал данное обстоятельство следующим образом: «эти бомбы, а также новейшие противотанковые ракеты, разработанные для самолётов, достигли фронтовых частей слишком поздно, чтобы оказать значимый эффект» («Spearhead for Blitzkrieg», с. 132). К тому же, как пишет бывший гитлеровский генерал, закончивший войну начальником 4-го командования Люфтваффе, «носителями SD-4HL являлись преимущественно пикирующие бомбардировщики Ju-87, и когда в 1944 году эти самолёты были сняты с вооружения штурмовой авиации, их (прим. автора: SD-4HL) использование в значительной степени снизилось. Пришедшие на смену (прим. автора: Ju-87) FW-190 не могли осуществлять точные атаки в крутом пикировании» (там же, с. 49–50). Думаю, немаловажным обстоятельством оказалось и то, что немцы решили сделать свои кумулятивные бомбы ещё и осколочными. В итоге одна SD-4HL весила в полтора раза больше, чем советский аналог. Признаюсь, меня поразило то, что о практическом использовании SD-4HL даже не упоминается в воспоминаниях Х. У. Руделя, а также в фундаментальных трудах Эдди Крика и Денеша Бернада, посвящённых Ju-87 и Hs-129. Резонно предположить, что данный факт отражает недостаточно широкое (или недостаточно эффективное) применение бомб кумулятивного действия штурмовой авиацией немцев. Каковы бы ни были причины, получилось у них в любом случае «слишком мало и слишком поздно». Никакого зримого эффекта на темпы проведения советских наступательных операций появление в арсенале Люфтваффе бомб SD-4HL не оказало.

Если же суммировать и обобщить всё сказанное выше о тех или иных системах авиационного противотанкового вооружения, то можно сделать следующие выводы. Прежде всего, можно уверенно утверждать, что «чудодейственная» эффективность ударной авиации всех стран-«комбатантов» при действиях против танков является мифом. Полагаю, в целом в ходе Второй Мировой войны не более 3–5 % танков всех участвовавших в конфликте стран были уничтожены самолётами противника. Вопреки распространённому мнению, такие категории вооружения, как авиационные пушки калибра 30–40 мм, стоявшие на специализированных противотанковых штурмовиках (Ил-2, «Харрикейн» Мк. IID, Hs-129 и Ju-87G-1), имели такую же вероятность поражения цели (диапазон 1,6–5 % в зависимости от категории танка), как и неуправляемые реактивные снаряды (примерно 2,4 %) и осколочно-фугасные бомбы, сброшенные пикировщиком Ju-87 (максимум 2,8 %). Пушки калибра 20 мм вообще не годились для борьбы с танками, а 23-мм орудия ВЯ штурмовиков Ил-2 могли использоваться с довольно ограниченной эффективностью лишь против лёгких «панцеров», которые в любом случае были в основном сняты с вооружения в начале 1943 года. Лишь в Германии серийно производились специализированные противотанковые самолёты с авиапушками калибра 75 мм, способными пробивать броню любого танка той поры. Правда, упомянутые штурмовики – Ju-88P-1 и Hs-129B-3 – оказались неудачными, выпускались небольшими сериями и широкого применения не нашли.

СССР стал первой страной, ударная авиация которой приняла на вооружение и активно использовала неуправляемые ракеты на протяжении всей войны. Все остальные участники мирового конфликта в той или иной степени переняли советский опыт в данной области.

Бомбы, сброшенные горизонтальными бомбардировщиками любого типа, имели совсем уж ничтожную – примерно на уровне четырёх шансов из тысячи – вероятность поражения даже относительно легко бронированных машин. Также напрашивается вывод о том, что при практически равной вероятности поражения целей эффективность действий против танков (прежде всего советских) немецких пикирующих бомбардировщиков Ju-87 часто неоправданно завышается, а действенность против «панцеров» советских неуправляемых ракет, наоборот, занижается. Отметим также, что СССР стал первой страной, ударная авиация которой приняла на вооружение и активно использовала неуправляемые ракеты на протяжении всей войны. Все остальные участники мирового конфликта в той или иной степени переняли советский опыт в данной области (и сделали это с значительным опозданием). Помимо советской авиации, неуправляемые ракеты активно использовали Королевские ВВС Великобритании и военно-воздушные силы США. Люфтваффе обзавелись похожими системами вооружения слишком поздно, чтобы они оказали значимый эффект на ход боевых действий.

Кроме того, Советский Союз обладал приоритетом в создании и боевом использовании (с лета 1941 года) такого эффективного – хотя и не самого гуманного – средства поражения, как напалм (а также зажигательные жидкости на основе фосфора). На заключительном этапе войны напалмовые бомбы (обычно ими являлись заполненные сгущённым топливом подвесные баки для горючего, оснащённые взрывателями) активно применялись ударной авиацией союзников в Европе и на тихоокеанском ТВД. Правда, конкретных данных об их эффективности при использовании против немецких танков автор пока не обнаружил. В любом случае, в плане борьбы с «панцерами» сами англичане и американцы полагались главным образом на неуправляемые ракеты, являвшиеся прямыми аналогами советских «эрэсов».

Действительно революционным по эффективности и экономичности средством борьбы с танками стали советские бронепрожигающие бомбы ПТАБ-2,5–1,5, позволившие достигнуть невиданной доселе – 9 % (и более) – вероятности уничтожения танков противника ударной авиацией. И в этом случае СССР стал первой страной, где додумались до того, чтобы компенсировать недостаточную точность обычных – больших, тяжёлых и относительно дорогих – осколочно-фугасных бомб массированным сбросом относительно дешёвых в производстве, лёгких и чрезвычайно эффективных бронепрожигающих боеприпасов. В Германии попытались создать аналогичные бомбы, а также разработать эффективную тактику их боевого применения, но сделали это слишком поздно и недостаточно продуманно. В итоге бомбы SD-4HL не оказали значимого эффекта на ход боевых действий. Эта неудача кажется тем более странной в свете того, что немцы разработали и вовремя запустили в производство «фаустпатрон» – высокоэффективную систему вооружения, основанную на таком же принципе действия, которая впервые предоставила любому пехотинцу реальную возможность уничтожения любого танка противника. Так или иначе, но благодаря «птабам» с июля 1943 года и до самого конца войны бронированный штурмовик Ил-2 оставался самым эффективным в мире противотанковым ударным самолётом.