Текст книги "Война моторов. Крылья советов"

Тот факт, что советская бомбардировочная авиация застряла в «каменном веке», стал более или менее очевидным лишь в 1943 году. Это никак не помогло немцам, которые в середине именно этого года окончательно потеряли стратегическую инициативу и вступили на путь непрерывных военных и политических неудач, закономерно закончившихся в мае 1945-го полным поражением и безоговорочной капитуляцией Германии.

В очередной раз приходится констатировать: в начале Великой Отечественной войны радиоэлектронное отставание Советского Союза было наименьшим по сравнению с остальными её периодами. В 1941 году самолёты британского Бомбардировочного командования использовали практически те же технологии, что и машины советской дальнебомбардировочной авиации. Они точно так же оснащались примитивными прицелами без гироскопов, а для «слепой» навигации применяли в лучшем случае радиокомпасы и пеленгацию с земли. Обычно же дело ограничивалось магнитным компасом и звёздами. К слову, то же самое можно сказать о японцах и итальянцах. Вплоть до конца 1943 года не имела современных систем радионавигации (кроме, разумеется, радиокомпасов и весьма развитой системы маяков) даже такая «продвинутая» авиационная держава, как США. По иронии судьбы, к моменту нападения на СССР интерес к радиоэлектронным средствам «слепой» навигации потеряли и Люфтваффе, первоначально являвшиеся пионерами в данной области. Во всяком случае, своими «герэт» немцы на Восточном фронте не пользовались, ограничиваясь применением всё тех же старых добрых радиокомпасов. Новейший оптический прицел «Лофте-7D» летом 1941 года являлся относительной редкостью и устанавливался в первую очередь на немногочисленные четырёхмоторные машины Люфтваффе. Тот факт, что советская бомбардировочная авиация застряла в «каменном веке», стал более или менее очевидным лишь в 1943 году. Ещё раз подчеркну: это никак не помогло немцам, которые в середине именно этого года окончательно потеряли стратегическую инициативу и вступили на путь непрерывных военных и политических неудач, закономерно закончившихся в мае 1945-го полным поражением и безоговорочной капитуляцией Германии.

212-й одбап: «ужас, летящий на крыльях ночи»?

…какая страшная жизнь…

Предсмертные слова главного маршала авиации А. Е. Голованова

По моему мнению, 212-й отдельный дальнебомбардировочный полк, сформированный в феврале 1941 года, являлся одной из самых загадочных авиачастей ВВС Красной Армии. Разумеется, прежде всего, это связано с личностью его командира – А. Е. Голованова (1904–1975). В марте 1942 года Александр Евгеньевич был назначен командующим созданной при его непосредственном участии авиации дальнего действия. В отличие от своей предшественницы – дальнебомбардировочной авиации, подчинявшейся начальнику Управления ВВС (который, в свою очередь, рапортовал наркому обороны и начальнику Генштаба) – АДД на протяжении почти всей войны находилась в прямом подчинении И. В. Сталина, выполняла исключительно его личные указания и, по сути, представляла собой «персональные» военно-воздушные силы вождя, имевшие к собственно ВВС Красной Армии лишь весьма опосредованное отношение. У АДД имелся собственный огромный тыл, своя система подготовки кадров и прямые контакты с поставщиками военной техники. Львиную часть всего этого гигантского хозяйства Голованов, пользуясь безусловной поддержкой Сталина, «оттяпал» у ВВС и их полувоенного сателлита – Гражданского воздушного флота (предшественник Аэрофлота). Понятно, что подобная «ползучая экспроприация» не могла не вызывать у руководства ВВС чувства глубокой обиды и плохо скрываемой неприязни. После ряда «ампутаций», ловко провёрнутых Александром Евгеньевичем в 1942–1943 годах, Военно-воздушные силы Красной Армии фактически превратились в ударную (фронтовую) авиацию, имевшую в своём распоряжении штурмовики, истребители, лёгкие (преимущественно дневные) двухмоторные бомбардировщики и ночные бомбардировщики По-2. «Всерьёз» же ночными бомбардировками занимались экипажи АДД – своеобразные «аристократы» советской авиации.

Командующий АДД генерал-лейтенант Александр Евгеньевич Голованов. Февраль 1943 года

По данным П. Бочкарёва и Н. Парыгина, приведённым в монографии «Годы в огненном небе: Авиация дальнего действия в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (http://militera.lib.ru/h/bochkarev_parygin/07.html), к категории действительно «дальних» и условно «стратегических» – то есть против целей на территории Германии и её союзников – можно было отнести лишь 6 % из 219 788 боевых вылетов ДБА и АДД, совершённых на протяжении 1941–1945 годов (3,15 % «по объектам глубокого тыла» и 2,86 % «по морским объектам»). Свыше 30,6 % заданий ДБА/ АДД были связаны с работой по железнодорожным узлам, а ещё 9,33 % – по аэродромам бомбардировщиков Люфтваффе. Больше всего – 40,5 % – боевых вылетов ДБА/АДД были произведены непосредственно по войскам и боевой технике противника. Иными словами, будучи «дальней» по названию, в большинстве случаев Авиация дальнего действия «далеко» не летала и часто дублировала функции фронтовой авиации – лёгких бомбардировщиков и штурмовиков ВВС Красной Армии. Учитывая характер выполняемых задач (почти все в интересах сухопутных войск) и используемую авиатехнику (преимущественно двухмоторные средние бомбардировщики), те же американцы назвали бы Головановскую АДД «тактической воздушной армией». В этой связи интересно отметить, что в ВВС США столь любимые советскими «дальнобойщиками» американские бомбардировщики В-25 считались самолётами тактической авиации, входили в состав тактических соединений и занимались выполнением тактических задач. Те же задачи они выполняли и в советской АДД, но там их почему-то относили к «дальним» – стратегическим – машинам.

В связи с тем, что АДД работала ночью, и имела более качественную по сравнению с ВВС систему подготовки кадров, её экипажи гибли реже, отдыхали больше, жили в более или менее приемлемых условиях и в целом были в гораздо большей степени довольны своим начальством, чем лётчики «кондовых» ВВС РККА. Создание подобных «параллельных» ВВС стало случаем, не имеющим прецедентов в истории военной авиации планеты. Больше нигде и никогда крупнейшая (по состоянию на 10 мая 1945 г. – на пике своей мощи – АДД насчитывала 1675 бомбардировщиков всех типов) группировка бомбардировочной авиации не подчинялась напрямую тому или иному диктатору, монарху или демократически избранному лидеру. При этом собственно бомбардировщиками дело не ограничивалось. Подобно огромному небесному телу, Александр Евгеньевич постепенно перетягивал на свою «орбиту», а потом и поглощал всё новые учебные заведения, службы и даже целые рода войск, так или иначе связанные с авиацией. Так, в 1943 году Голованов заполучил в своё распоряжение Гражданский воздушный флот, а осенью 1944 года стал «по совместительству» командующим воздушно-десантными войсками. В ноябре 1943 года АДД обзавелась собственными истребителями, став ещё более похожей на некие «альтернативные» военно-воздушные силы. Подозреваю, в какой-то момент именно эти «имперские» амбиции и сослужили Александру Евгеньевичу плохую службу. Несмотря на то, что в его мемуарах упомянутое «собирание земель» преподносилось как результат сталинских пожеланий, сам вождь, будучи параноиком, в какой-то момент наверняка должен был задуматься о целесообразности столь высокой концентрации полномочий в руках одного из своих подручных – каким бы талантливым, доверенным и проверенным он не являлся. Произошедшее в конце 1944 года внезапное «раскулачивание» Голованова и переподчинение АДД, превращённой в 18-ю воздушную армию, архисоперникам из ВВС (это, по-видимому, стало самой болезненной жизненной неудачей Александра Евгеньевича), лично я связываю не столько с пошатнувшимся здоровьем сталинского конфидента, сколько с его неумеренным властным аппетитом и нехорошими мыслями, которые начали посещать известного маниакальной подозрительностью вождя. Так или иначе, войну Александр Евгеньевич закончил в звании Главного маршала авиации: в таком же, как и его главный «профильный» соперник – командующий ВВС А. А. Новиков.

Тем более интересно, что ещё в январе 1941 года Голованов, являвшийся на тот момент шеф-пилотом эскадрильи особого назначения ГВФ, армейского воинского звания не имел: то ли три, то ли четыре «шпалы», заработанные во время службы в ОГПУ, здесь не в счёт. Правда, это не стало помехой для начала его военной карьеры. В должность командира 212-го одбап он вступил в звании подполковника: так распорядился Сталин. Через полгода Голованов стал полковником и командиром 81-й авиадивизии, а ещё через полгода – генерал-майором и командующим АДД. Войну он, как уже говорилось, закончил Главным маршалом авиации: других случаев столь стремительного карьерного взлёта я не припоминаю. Несмотря на существование официальной автобиографии Голованова (в качестве приложения она приведена в книге его воспоминаний), бóльшая часть предвоенной жизни сталинского «буревестника» – так его назвал Виктор Суворов – окутана непроницаемым мраком.

А. Е. Голованов в 1925 году

Например, со слов самого Голованова известно, что «в органах» он работал с 1924 по 1933 год – «в особых отделах, на оперативной работе, от уполномоченного до начальника отделения» (А. Е. Голованов, «Дальняя бомбардировочная…», http://militera.lib.ru/memo/russian/golovanov_ae/43.html). Правда, по данным Н. С. Скрипко, в ЧК он оказался уже в 1922 году («По целям ближним и дальним», http://militera.lib.ru/memo/russian/skripko/05.html). По информации Юрия Фёдорова – автора статьи о Голованове, найденной в Интернете, в частях особого назначения (по сути, карательных войсках большевистского режима) будущий главный маршал авиации оказался в возрасте 16 лет – в октябре 1920 года, сразу же после демобилизации из Красной Армии, службу в которой закончил командиром разведвзвода 59-го стрелкового полка («Тайны главного маршала авиации Голованова»). К слову, в Красную Армию Голованов пошёл добровольцем в 1919 году – когда ему было всего 15 лет. Туда он попал после почти трёх лет (1916–1918 годы), проведённых в Московском Екатерины II кадетском корпусе – том самом, чьи воспитанники в 1917 году приняли самое активное участие в борьбе с большевиками. Учитывая возраст бывшего кадета, отношение его бывших учителей и товарищей к новым хозяевам России и то, что 1919 год стал, пожалуй, самым трудным для советской власти (в частности, Красная Армия не без труда отбила у чехов и белогвардейцев родное для Александра Евгеньевича Поволжье), указанный выбор не кажется очевидным. Юноша из благополучной семьи, имевшей дворянские корни и долгую традицию службы в гвардейском Семёновском полку, мог с таким же успехом оказаться и «по другую сторону баррикад». Видно, кто-то помог вовремя сделать правильный выбор…

Интересно, что упомянув в тексте мемуаров о службе в частях особого назначения и дивизии им. Дзержинского (в ту пору это был элитный Отряд особого назначения – ОСНАЗ, переданный в ведение президиума ВЧК в феврале 1921 года), Александр Евгеньевич опустил эту информацию в автобиографии. Из предисловия Алексея Тимофеева к его воспоминаниям, переизданным в авторской редакции в 2004 году, вытекает, что уже в августе 1924 года недавний чоновец Голованов принимал непосредственное участие в аресте архиврага Советов эсера Бориса Савинкова («Дальняя бомбардировочная…», http://militera.lib.ru/memo/russian/golovanov_ae/pre.html). Упомянутое мероприятие увенчало собой грандиозную по масштабам контрразведывательную операцию ОГПУ под кодовым названием «Синдикат-2». Если, как утверждает Тимофеев, Голованову было действительно позволено оставить себе на память савинковский «парабеллум», то это может говорить о том, что молодой оперуполномоченный уже на раннем этапе своей чекистской карьеры был не простым «амбалом», призванным обезоружить бывшего террориста-боевика, а играл несколько более «продвинутую» роль. Ю. Фёдоров подтверждает это предположение, сообщая, что в ходе операции Голованов представлялся хозяином конспиративной квартиры в Минске, где и произошёл арест. Четыре «шпалы» на петлицах, соответствовавшие званию армейского полковника, Голованов носил уже в 1925 г. – в возрасте 21 года. Правда, в интереснейшей работе, посвящённой Голованову, Г. Рамазашвили приводит фото Александра Евгеньевича, относящееся к 1925 году, на котором он изображён с тремя петлицами, что соответствовало 9-й категории начсостава ОГПУ: оперуполномоченный или старший инспектор (в центральном аппарате), уполномоченный или инспектор (в системе управления войск пограничной и внутренней охраны), командир полка внутренней охраны или начальник погранотряда («Военно-исторический альманах Виктора Суворова», выпуск 2, с. 224).

Из текста упоминавшейся выше автобиографии Голованова следует, что как минимум на протяжении 1931–1932 годов он являлся «совместителем»: оставаясь сотрудником ОГПУ, работал в структуре наркомата тяжёлой промышленности – главном индустриальном министерстве тогдашнего СССР. По мнению Ю. Фёдорова, основной обязанностью Голованова, назначенного на должность ответственного секретаря заместителя наркома И. Павлунского (бывший чекист из числа «кровавых»: в частности, входил в состав чрезвычайно тройки, руководившей подавлением восстания сибирских казаков на моей малой родине – в Ишимском и Петропавловском уездах; репрессирован и расстрелян в 1937 г.), было «приглядывать» за самим наркомом – Серго Орджоникидзе. Правда, в ту пору в НКТП работали и другие персонажи, нуждавшиеся в присмотре со стороны верных людей Хозяина в примерно такой же степени, что и товарищ Серго – например, Николай Бухарин и Георгий Пятаков («Военно-исторический альманах Виктора Суворова», выпуск 2, с. 206).

Тогда же Александр Евгеньевич умудрился закончить и лётную школу Осовиахима. Г. Рамазашвили подчёркивает, что, по признанию самого Голованова, его приход в авиацию произошёл отнюдь не из-за горячего желания овладеть новой специальностью, а по настоятельной рекомендации бывшего командующего ВВС РККА П. А. Баранова, который в описываемый период руководил Главным управлением авиационной промышленности (там же, с. 195). Не будучи прямым начальником будущего командующего АДД, Баранов не только «назначил» Голованова в пилоты, но и зачем-то заставил заниматься его лётным образованием не абы кого, а самого шеф-пилота ЦАГИ Дорфмана. Тот, разумеется, этому совсем не обрадовался: ему вполне хватало и своих основных обязанностей (там же, с. 197). Да и должность самого Александра Евгеньевича синекурой не являлась. Он действительно принимал активное участие в делах наркомата и, в частности, готовил материалы, ложившиеся в основу некоторых ведомственных приказов (там же, с. 207). Собственно, лётную школу Голованов «закончил» исключительно для оформления соответствующих документов. Фактически же его обучение проходило в индивидуальном порядке и по чрезвычайно ускоренной программе (там же, с. 198–201). При этом он явно обладал каким-то особым статусом, позволявшим ему делать то, чего никогда не разрешалось даже высокопоставленным лётчикам – например, подниматься в воздух, не имея конкретного лётного задания (там же, с. 200). В целом же, вся история с приходом Голованова в авиацию выглядит весьма необычной и загадочной даже по меркам того бурного времени. Складывается впечатление, что кто-то на самом верху властной пирамиды тогдашнего СССР предрешил дальнейшую судьбу Александра Евгеньевича за него самого. То, что у него имелся могущественный покровитель, утверждал и написавший на него донос чекист Янушевский (там же, с. 214). Кто?.. Предлагаю угадать с трёх раз.

Большинство официальных советских источников – в частности, Большая советская энциклопедия (т. 7, с. 50) и автобиография главного маршала – говорят о том, что в ГВФ Голованов перешёл в 1933 году (скорее всего в июле). Уже в октябре этого года он занимал весьма высокую должность начальника Московского аэроузла Московского управления воздушных линий («Военно-исторический альманах Виктора Суворова», выпуск 2, с. 216). Как справедливо замечает Г. Рамазашвили, подобное назначение трудно объяснить с точки зрения лётной квалификации Александра Евгеньевича. Скорее всего, оно стало чисто номенклатурным кадровым решением, явно «спущенным сверху» (там же). Как минимум одно издание – Военный энциклопедический словарь (с. 200) считает, что в Гражданском воздушном флоте Голованов оказался уже в 1932 году. Так или иначе, но вскоре сталинский «буревестник» получил новое назначение, став начальником воздушной линии Москва– Свердловск. В сентябре 1934 года новоиспечённый лётчик Голованов был назначен командиром особого отряда тяжёлых кораблей ГВФ (Советская военная энциклопедия, с. 590). В этом новом качестве Александр Евгеньевич, обладавший на тот момент квалификацией пилота всего лишь 5-го класса, начал практически сразу водить четырёхмоторные корабли Г-2 (гражданская версия тяжёлого бомбардировщика ТБ-3). И это несмотря на то, что, согласно тогдашним требованиям, штурвал «воздушного линкора» могли доверить лишь опытному лётчику с квалификацией не ниже 2-го класса, обладавшему общим налётом не менее 1400 часов («Военно-исторический альманах Виктора Суворова», выпуск 2, с. 246–247).

Данный факт в очередной раз демонстрирует, что Голованова «вёл» могущественный покровитель, разрешавший ему делать практически всё, что вздумается и (до поры до времени) прощавший ему всяческие мелкие огрехи. Отряд Голованова, состоявший, по-видимому, из четырёх машин, занимался выполнением «правительственного задания в Каракумах». Официально он осуществлял перевозку серы, являвшейся стратегическим материалом, с далёкого рудника. Всего, совершая порой по четыре рейса в день из Ашхабада, экипажи отряда перевезли полторы тысячи тонн серы и тысячу пассажиров (там же, с. 248). В своих воспоминаниях Голованов скупо упоминает о том, что «боролся с басмачеством в Средней Азии». Не совсем понятно, проводилась ли «борьба с басмачами» в рамках деятельности упомянутого выше спецотряда или же представляла собой отдельный эпизод карьеры «буревестника».

В Москве вполне прагматично полагали, что, если паранормальные чудеса действительно возможны, то они должны служить не кому попало, а делу мировой революции.

Ю. Фёдоров сообщает, что в 1928 году Голованов некоторое время провёл в Алма-Ате, и что его пребывание на окраинах советской империи совпало по времени с началом казахской ссылки главного политического оппонента Сталина – Л. Д. Троцкого. Вот что Фёдоров написал по данному поводу: «Выражаем уверенность в том, что Александр Евгеньевич организовывал жильё, окружение Троцкого, а после высылки тайно надзирал за ним. И в случае приказа из Москвы должен был его немедленно ликвидировать со всем семейством и приближённой прислугой». Военный энциклопедический словарь (с. 200) подтверждает, что Александр Евгеньевич действительно работал в Алма-Ате, но указывает, что оказался он там лишь в августе 1930 года. Ю. Фёдоров полагает, что в 1925 году Голованов мог принимать участие в устранении «правой руки» Троцкого Эфраима Склянского. Тот «утонул» в США, катаясь на моторной лодке, а произошёл этот «несчастный случай» (так в итоге охарактеризовала указанное происшествие американская полиция) аккурат в момент, когда молодой чекист Голованов якобы закупал в Америке представительские лимузины для большевистской номенклатуры (надо полагать, других людей для выполнения этого ответственного задания не нашлось). По мнению Фёдорова, четвёртую чекистскую «шпалу» Александр Евгеньевич получил именно за эту операцию. Он же сообщает, что накануне прихода Гитлера к власти Голованов встречался с фон Боком (Fedor von Bock) – будущим фельдмаршалом, и что о повестке дня встречи и по сей день ничего не известно. Надо сказать, что мне пока не попадалась информация о том, владел ли Голованов иностранными языками (и, если владел, то какими именно). Совсем уж экзотичной выглядит информация Фёдорова о том, что под руководством Голованова была уничтожена экспедиция в Тибет, посланная на поиски легендарной Шамбалы шефом СС Гиммлером. То, что некоторые представители нацистской верхушки, включая Гитлера и Гиммлера, действительно были мистиками и испытывали глубокий интерес к Тибету, хорошо известно. Не является тайной и то, что немалое внимание Тибету уделяли и в сталинском СССР. Как и в случае с нацистами, интерес этот носил не только геополитический, но и условно «мистически-прикладной» характер. В Москве вполне прагматично полагали, что, если паранормальные чудеса действительно возможны, то они должны служить не кому попало, а делу мировой революции. Нельзя отрицать и то, что Голованов провёл немало времени в Азии, успев поработать в Сибири и Казахстане, и побывав с секретными заданиями в Монголии и Китае. С другой стороны, не совсем понятно, какую именно тибетскую экспедицию СС имеет в виду Фёдоров: мне, скажем, не удалось обнаружить фактов пропажи и/или гибели немецких экспедиций, направленных в Тибет в 1933–1940 годах.

О том, что связь с «органами» Голованов не потерял и после перехода в ГВФ, говорит регулярное участие вроде бы сугубо гражданского пилота в предвоенных вооруженных конфликтах. В частности, «специальные задания» он время от времени выполнял не только в советской Средней Азии, но также во время конфликта с Японией на Халхин-Голе (судя по его собственным данным, там он находился с мая по июнь 1939 г.) и в ходе Зимней войны с финнами в 1939–1940 годах. Его последняя гражданская должность – шеф-пилот авиаэскадрильи особого назначения ГВФ. В этом качестве он возил по стране и за рубеж разнообразных советских «випов». Зная, какое огромное внимание Сталин уделял вопросам кадровой политики (голова вождя представляла собой огромную картотеку с подробнейшими досье на многие тысячи людей), трудно себе представить, чтобы в тогдашнем Советском Союзе такую работу мог выполнять человек, не имевший абсолютного доверия первого лица страны. Ведь при желании Голованов мог запросто выбросить того или иного функционера из самолёта, а потом улететь, скажем, в «панскую» Польшу, к японцам или туркам. Уверен также, что Сталину было хорошо известно о кадетском прошлом Голованова и о дворянских корнях его семьи (которые сам он, по понятным причинам, тщательно скрывал). По словам Александра Евгеньевича, его первая встреча с вождём состоялась лишь в январе 1941 года: это он в своих мемуарах специально подчеркнул как минимум дважды. Признаться, я к этой информации отнёсся с недоверием, а потому не поленился и проверил данные журнала посещений кремлёвского кабинета Сталина за 1924–1940 годы. Казалось бы, сказанное Головановым полностью подтвердилось: его фамилия действительно не фигурировала в журнале вплоть до начала 1941 года. Вместе с тем в указанном документе не обнаружилось и записей о встречах вождя с такими «бойцами невидимого фронта», как, скажем, начальник 1-го (разведывательного) управления ОГПУ П. М. Фитин и его заместитель по диверсиям и политическим убийствам П. А. Судоплатов. И это при том, что те неоднократно бывали у Сталина, и как минимум в ряде случаев эти встречи происходили именно в Кремле. Фёдоров приводит данные о том, что Голованов как-то признался своему сослуживцу Уразу Мукашеву, с которым те выполняли некое секретное задание в китайском Синцзяне, что встречался со Сталиным и Троцким, а также «видел Ленина».

Вне зависимости от того, были ли Сталин и Голованов лично знакомы до начала 1941 года, автор не имеет ни малейших сомнений в том, что советский диктатор прекрасно знал о своём шеф-пилоте, внимательно следил за его карьерой и принимал непосредственное участие в тех или иных её поворотах. Вполне возможно, время от времени он не только отдавал Голованова «взаймы» военным и чекистам, но и использовал доверенного лётчика для выполнения поручений весьма деликатного характера. Виктор Суворов, например, считает, что именно Александр Евгеньевич находился за штурвалом самолёта, перевозившего с Дальнего Востока в Москву опального маршала Блюхера («День М», с. 192). Алексей Тимофеев – автор предисловия к мемуарам Голованова – с готовностью приводит весьма комплиментарную характеристику, данную В. Суворовым сталинскому «буревестнику» («Он – воплощение воли и энергии…» и т. д.: лично я полностью согласен со всем сказанным), но тут же обвиняет Владимира Богдановича во лжи, когда тот высказывает предположение о том, что Александр Евгеньевич являлся исполнителем тайных поручений вождя. В качестве единственного контраргумента идейный противник Суворова почему-то приводит факт того, что в 1937 году Голованов и сам чудом избежал репрессий. Подобная аргументация вызывает удивление. Дело в том, что в 1937–1938 годах таким образом «пуганули» не только будущего Главного маршала авиации, но и сотни других функционеров режима – включая и тех, кто по долгу службы были призваны сами наводить ужас на других людей. Вспоминается, например, чрезвычайно неприятный период, который пришлось пережить П. Судоплатову: глава советских диверсантов тоже, можно сказать, «чудом избежал». Ну и что?.. Избежал ведь! Немало, впрочем, было и тех, кто «не избежал», но потом всё же был помилован и смог вернуться к выполнению своих прежних обязанностей с какой-нибудь «промежуточной» должности или даже из лагерей. Таков был кадровый подход Сталина, который время от времени давал понять даже самым, казалось бы, доверенным и проверенным, что неприкасаемых в его СССР не существует. В целом же, если кто-то не согласен с написанным Суворовом в «Дне М», то надо не обвинять беглого разведчика во лжи, а приводить факты, которые бы опровергали его собственную версию предвоенного прошлого Голованова. Но таких фактов почти нет. Не стал их приводить и сам Александр Евгеньевич, чрезвычайно скупо делившийся подробностями своей жизни между двумя мировыми войнами. Значит, на то имелись веские причины. Поэтому, например, считаю вполне вероятным предположение В. Суворова о том, что Г. К. Жуков мог понимать: проиграй он японцам на Халхин-Голе, на расправу в Москву его повезёт именно этот симпатичный парень с широкими плечами и пугающе спокойным взглядом.

Берусь предположить, что о реальной роли шеф-пилота «вип-эскадрильи» ГВФ могли знать (или догадываться) и многие другие представители высшей номенклатуры СССР. А зная, побаивались и не любили, но тем не менее, уважали и оказывали всяческие знаки внимания. Признаюсь, что несмотря на очевидные различия в судьбах, Александр Евгеньевич чем-то напоминает мне любимца Гитлера Отто Скорцени. Правда, масштаб достижений австрийца несопоставим с тем, что в течение своей жизни успел совершить А. Е. Голованов. Отмечу: речь идёт только о том, что известно широкой публике. Честно говоря, если не принимать во внимание возможность существования особых отношений между Сталиным и Головановым уже в 20-х и 30-х годах, очень трудно объяснить то, что поведал своим читателям сам Александр Евгеньевич. Вот, например, суть изложенной им истории появления на свет 212-го одбап.

Новый 1941 год Голованов и его жена встречали в Доме лётчиков на нынешней Тверской в Москве (позже на этом месте располагался безобразный «клоповник» – гостиница «Советская») в компании наркома авиационной промышленности А. И. Шахурина, генерального инспектора ВВС Я. В. Смушкевича (по другим данным, к этому времени бывший руководитель ВВС РККА являлся помощником начальника Генштаба по авиации) и заместителя начальника ГВФ М. Ф. Картушева. Сомневаюсь, что даже шеф-пилот ГВФ (каким бы «неаварийным» он ни был) удостоился бы чести пьянствовать со столь высокопоставленными лицами, если бы не обладал неким дополнительным статусом. Скажем, действительно легендарных лётчиков – вроде Громова, Байдукова или Водопьянова – за тот столик почему-то не пригласили: видно, «рылом не вышли». По словам Голованова, всячески подчёркивавшего скромность своего тогдашнего положения, только будучи уже несколько «выпимши», он наконец набрался смелости и решил обратиться к ещё недавно командовавшему ВВС Смушкевичу с личной просьбой – помочь в организации первого беспосадочного полёта вокруг земного шара. Честно говоря, мне не очень понятно, как Александр Евгеньевич мог всерьёз рассчитывать на поддержку подобного начинания и не побоялся прослыть «прожектёром». Дело в том, что при тогдашнем уровне авиатехники его предложение выглядело откровенной авантюрой – даже без учёта отсутствия у Голованова персонального опыта сверхдальних межконтинентальных перелётов. Для справки: первый кругосветный беспосадочный полёт совершил экипаж американской «суперкрепости» под командой Джеймса Галлахера (James Gallаgher) в феврале 1949 года – спустя восемь лет после описанного Головановым разговора. Во время этого исторического перелёта, продолжавшегося 94 часа, специально модифицированный бомбардировщик пришлось четыре раза дозаправлять в воздухе.

Но вернёмся в Москву, в Дом лётчиков, на празднование нового 1941 года… Никак не прореагировав на просьбу Голованова, Смушкевич неожиданно предложил тому написать письмо Сталину. Мол, пилоты советских бомбардировщиков совершенно не умеют летать «вслепую». По мысли Смушкевича, Голованов должен был взять на себя инициативу и переломить данную негативную тенденцию. «Но почему писать должен именно я?» – вопрошает самого себя и читателей Александр Евгеньевич. Признаюсь, что тот же вопрос – «А с какой, собственно, стати?..» – волнует и меня.

Воспоминания бывшего командующего Авиацией дальнего действия подталкивают читателя к однозначному выводу: мол, до перехода шеф-пилота ГВФ в военно-воздушные силы советская дальнебомбардировочная авиация (не говоря уже о всех прочих компонентах ВВС РККА) совершенно не умела летать в условиях нулевой видимости. Если верить самому Голованову, он, так сказать, выступил в роли Моисея: спустился с горы Синай и осчастливил недотёп-военлётов «скрижалью» – радиополукомпасом РПК-2 «Чайка». Мол, только после такого эпохального события, как создание 212-го одбап, советские пилоты и штурманы начали учиться летать по приборам и, соответственно, получили надежду найти в туманную ночь Лондон, Берлин, Будапешт или Хельсинки. Смело утверждаю: при всём моём огромном уважении к Александру Евгеньевичу, его версия не имеет никакого отношения к действительности. Добавлю также: если бы всё обстояло именно так, как он описал, то на роль командира, якобы призванного изменить столь удручающую ситуацию 212-го одбап, можно было бы найти как минимум с десяток гораздо более очевидных кандидатур из числа военных лётчиков и штурманов. Или Смушкевич к моменту начала серьёзного разговора совсем напился (и, соответственно, оказался не в состоянии разглядеть остальных участников авиационного «корпоратива»), или что-то в рассказанной Головановым истории не так…