Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 3. 1699–1700."

XXXV. Спуск корабля «Предестинация»

Из того, что бояре вызывались в Воронеж к Вербному воскресенью, которое в 1700 г. приходилось на 24 марта, можно думать, что спуск корабля предполагался в этот день. Однако из-за малой воды его приходилось откладывать. «О бытии царского величества к Москве, – писал Ф.А. Головин гетману Мазепе из Воронежа в апреле, – мню незамедлено быти, конечно, в первых числах мая или далеко что в полы (т. е. в половине мая), токмо одна здесь нужда: который корабль строен, что и сам видел милость твоя, на Воронеже спустится, то не малого замедления мню быти, а спустить на малой воде сего невозможно, и когда исполнится вода в своей мере, то без затруднения спустят»[567]567
  Елагин. Ук. соч., приложение IV, № 37.


[Закрыть].

Спуск состоялся только 27 апреля. Сам Петр отзывался о качествах «Предестинации» с большой скромностью. Сохранилось его письменное мнение о некоторых судах воронежского флота, не во всем для нас понятное вследствие обилия содержащихся в нем специальных терминов, но в котором немало самой строгой критики: «7 кораблей, – читаем в этом мнении, – которые вмѣстѣ строятся, такожде есть въ пропорцiю во флакѣ, бюселѣ и интрюмѣ не зѣло добрые, по Голанскому размѣру среднее есть, однакоже къ службѣ есть годны, кромѣ нерѣзвости своей; къ дополнению жъ сихъ нѣкоторые банду-мы и сетарсы внутри по вегерсамъ положены быть имѣютъ, какъ мы словесно объявляли господамъ адмиралтейцамъ, на нихъ будучи, также и боуты, которые слабки, назадъ выбиты и изъ добраго желѣза с нарочитою тугостiю и съ заклепою быть имѣютъ. Корабль, который строилъ мастеръ Най, есть лучiй изо всѣхъ, понеже доброю англiйскою препорцiею такъ толстыми балками, двойными книсами, нутренными сетерсами и прочими крѣпостьми добро укрѣпленъ есть, того для о рѣзвости и валкости и о протчихъ страхахъ сумневаться не надлежитъ. Корабль же, Божие Предвѣдение именованной, какой есть пре-порции, крѣпости и удобства, намъ писать и разсуждать не возможно, понеже нашего есть размѣра и труда, и того для полагаемъ на разсуждение»[568]568
  П. и Б. Т. I. № 309.


[Закрыть]. Но корабль вызвал единодушные похвалы современников. «О корабле, сделанном от произволения монарха нашего, – писал Ф.А. Головин гетману от 28 мая, – из-вествую: есть изрядного ей художества, наипаче, что зело размером добрым состроенный, что с немалым удивлением от английских и голландских есть мастеров, которые уже от многих лет сие искусство употребляют, и при нас спущен на воду, и щоглы (мачты) подняты и пушек несколько поставлено. Дай Боже, дабы счастливо употребление свое имети возмог»[569]569
  Елагин. Ук. соч., приложение IV, № 37.


[Закрыть]. Датский посланник, сообщая в Копенгаген об освящении корабля, писал: «…понимающие в судостроении единогласно признали его как chef d’oeuvre»[570]570
  Форстен. Ук. соч. (Ж. М. Н. П. 1904. Кн. XII. С. 350–351).


[Закрыть]. Другой иностранный представитель, молодой голландец ван-дер Гульст, может быть, знавший толк в кораблях и, надо сказать, строгий критик воронежского флота, о «Предестинации» отозвался благосклонно. «Будучи на Воронеже, – писал он правительству Штатов от 26 мая, – мы там видели спуск корабля, для чего сие путешествие единственно туда было предпринято. Корабль сей весьма красивый, был сооружен его царским величеством русскими работниками без содействия немецких мастеров; он шестидесятипушечный и наименован «Явление Петра (Petrus Verschyningh)». Благосклонность этого отзыва тем ценнее, что ван-дер Гульст очень сурово отзывался в той же депеше о виденных им воронежских кораблях: «…в Воронеже кроме того есть еще около тридцати кораблей, из коих четыре или пять во всем исправны, остальные же, построенные итальянскими мастерами, не многого стоят. Большое количество галеасов и бригантиров; из сих последних ни одного годного к употреблению, разве только для топки и для потешных огней в торжественных случаях.

На верфи стоит чрезвычайно уродливый галеас, который только два подобных себе в свете имеет, а именно один у султана, а другой в Венецианской республике. Он стоит его величеству, как говорят, то же, что шесть из лучших его кораблей, а притом же почти негоден к употреблению»[571]571
  Елагин. Ук. соч., приложение IV, № 38.


[Закрыть]. Петр послал изображение «Предестинации», выгравированное по его распоряжению поступившим на русскую службу голландским гравером Шхонебеком[572]572
  Эта гравюра воспроизведена в т. III (издания 1946 г. – Ред.), см. рис. 11.


[Закрыть], в Амстердам своему учителю Клаасу Полю, который в ответном письме хвалил корабль и отозвался, что он «зело изряден пропорциею». По словам англичанина капитана Перри, киль «Предестинации» отличался оригинальным устройством, изобретенным самим Петром; он был сделан так, что, если бы его и оторвало, кораблю не угрожала бы течь[573]573
  См. т. III настоящего издания, с. 188; Елагин. Ук. соч. С. 117.


[Закрыть].

Корабль удивлял современников богатством отделки. По словам де Бруина, бывшего в Воронеже в 1703 г., каюты на «Пре-дестинации» были отделаны ореховым деревом. Поражали роскошью также резные украшения кормовой части. Весной того же 1700 г. был спущен на воду корабль «Черепаха», заложенный одновременно с «Предестинацией», построенный мастером Осипом Наем; о нем Петр отзывался с большими похвалами в приведенном выше письменном отзыве[574]574
  Елагин. Ук. соч. С. 117, 164–165.


[Закрыть].

С назначением нового адмиралтейца Ф.М. Апраксина, с приездом его в Воронеж и со вступлением его в должность произошло большое изменение в организации постройки флота. Припомним, что с конца 1696 г. судостроение было организовано так, что одна, и притом большая, часть судов строилась кумпанствами, на которые эта постройка возложена была как натуральная повинность, другая часть, гораздо менее значительная, строилась казной; для заведования казенным кораблестроением и была учреждена должность адмиралтейца. Средства для казенной постройки доставляли не вошедшие в кумпанство мелкие землевладельцы, владения которых не превышали 100 дворов, обложенные по полтине с двора. К весне 1700 г. кумпанства в главных чертах выполнили возложенную на них повинность, построили 77 кораблей, из которых 52 основных и 25 дополнительных или складочных. 20 апреля 1700 г. в Воронеже был издан именной указ о приемке выстроенных кумпанствами судов в казну в только что учрежденный Адмиралтейский приказ с тем, чтобы с кумпанств, не вполне доставивших полагавшиеся с них по росписи корабельные припасы, взыскать в приказ за эти недоставленные припасы деньгами по расчету: «…кумпанские корабли со всеми корабельными припасы против старых и новых росписей всех кумпанств с кумпанщиков снять в Адмиралтейский приказ, а которых припасов по тем росписям не изготовлено, и за те припасы у тех кумпанств взять деньги по рассмотрению». В дальнейшем заботы о ремонте выстроенных кораблей, о покупке для них припасов, о вознаграждении работников и матросов поручаются Адмиралтейскому приказу. Для получения средств на это дело вводится особый ежегодный подворный налог с крестьянских, бобыльских и задворных людей дворов тех землевладельцев, которые входили в состав кумпанств, с более тяжелым обложением, как то было и в кумпанствах, церковного землевладения перед светскими. При расчете налога за основание взята была кумпанская организация, и расчет был сделан так, что ежегодный налог составлял ¹/₁₀ того единовременного расхода, который был произведен кумпанствами на постройку кораблей. Корабль обходился кумпанству в 10 000 рублей; ежегодный налог на кумпанство должен был составлять 1000 рублей, причем эту тысячу должны были платить с церковных имений 8000 дворов, со светских – 10 000 дворов. Поэтому ежегодно с двора первых должно было взиматься 4 алтына с деньгою (12¹/₂ коп.), тогда как с двора вторых – 3 алтына 2 деньги (10 коп.). С кумпанства именитого человека Г.Д. Строганова предписывалось взять с одного корабля – 1000 рублей, с гостиных кумпанств с 14 кораблей по 1000 рублей с корабля, всего 14 000 рублей. Мелкие имения, не входившие ранее в кумпанства и обложенные сбором по полтине с двора, облагались теперь также по 3 алтына 2 деньги (10 коп.) с двора. Итак, указ 20 апреля 1700 г. не имел в виду уничтожать кумпанскую организацию; он ее сохраняет. Он только заменяет лежавшую на кумпанствах натуральную повинность денежной. В указе не говорится также о дальнейшем кораблестроении: речь идет только о починке и оборудовании уже построенных кораблей, а не о постройке новых. Это вовсе, конечно, не значит, что в дальнейшем кораблестроение должно было прекратиться; но указ 20 апреля о нем не говорит, он ведет речь только о ремонте и содержании уже построенных кораблей. По-видимому, число выстроенных кораблей на некоторое время считалось достаточным для азовского флота. По указу 20 апреля починка, оборудование и содержание построенных кумпанствами кораблей переходили теперь в руки казны; кумпанства же становились только финансовыми, а не кораблестроительными организациями, они должны были только доставлять казне средства, а не строить или чинить корабли сами. Что их в виде таких податных организаций указом 20 апреля 1700 г. уничтожать не предполагалось, видно из заключительных слов указа: «А пушки и за пушки деньги разложить на все кумпанства поровну», надо полагать, в виде единовременного сбора сверх устанавливаемого указом ежегодного налога. Однако на практике для сбора нового ежегодного подворного налога, совершенно подобного другим таким же налогам, существование особой довольно сложной и громоздкой организации кумпанств едва ли было необходимо; такой налог мог собираться тем же обычным способом через обыкновенную местную администрацию, каким собирались и другие подворные налоги, в том числе и полтинный сбор с мелкого землевладения, не входившего в кумпанства. Поэтому существование кумпанств с изданием указа 20 апреля 1700 г. оказывалось излишним. Указ этот нельзя назвать их ликвидацией; он еще предполагает их существование в дальнейшем, но его вполне справедливо можно считать отправной точкой к такой ликвидации.

Сбор нового налога стал производиться в Адмиралтейском приказе, где были сосредоточены ведомости о числе дворов по переписным книгам 1678 г. Чтобы иметь наглядное представление о размерах этого налога, приведем несколько цифр из этих ведомостей за 1701 и 1702 гг. В приказе считалось подлежащих налогу 144 602¹/₂ двора церковного землевладения, что давало в год 18 070 рублей 22 алтына 5¹/₂ деньги, и 393 356¹/₃ двора светского, что давало 39 335 рублей 21 алтын 1 деньгу. Кроме того, налогом на адмиралтейство обложены были и дворцовые имения, не входившие прежде в кумпанства и не несшие корабельной повинности: 101 179 дворов, с которых ожидалось 10 117 рублей 30 алтын. Всего, следовательно, считалось 639 137⁵/₆ подлежащего обложению двора, которые должны были дать 67 524 рубля 7 алтын 2½ деньги. К этому следует приложить еще сбор с гостиных кумпанств 14 000 рублей, иными словами, сбор с посадских и черносошных дворов и платеж со Строгановых – 1000 рублей, так что всего вновь введенный адмиралтейский налог должен был давать более 80 000 рублей в год[575]575
  Подробности см.: Елагин. Ук. соч. С. 144–161; Милюков П.Н. Государственное хозяйство… С. 148–150.


[Закрыть].

С принятием у кумпанств выстроенных ими кораблей, с отстранением их от дальнейших работ по сооружению флота и с сосредоточением этого дела и сбора на него средств в Адмиралтейском приказе появившееся вновь морское ведомство было приведено в упрощенный и стройный вид. Ведомство состояло из двух приказов: Военного морского и Адмиралтейского. Военный морской приказ во главе с адмиралом Ф.А. Головиным ведал строевой персонал флота: офицеров и матросов. Адмиралтейский приказ сосредоточивал в своих руках несколько дел, а именно: а) кораблестроение; б) сбор адмиралтейского налога; в) заведование лесами, отведенными на нужды кораблестроения в Воронежском крае; г) управление 11 городами Воронежского края, которые должны были обслуживать кораблестроение рабочей силой; это были города: Воронеж, Коротояк, Усмань, Костенск, Орлов, Землянск, Добрый, Демшинск, Сокольск, Белоколодск, Елец[576]576
  См. выше, с. 300.


[Закрыть]; д) управление самой этой рабочей силой, доставляемой вышеупомянутыми городами и их уездами. Впрочем, стройность морского ведомства, какую видим в 1700 г., вскоре же стала нарушаться. Указом 7 мая 1701 г. в ведомство Военного морского приказа велено было отдать Денежный двор, устроенный в Кадашевской слободе в каменном здании, где прежде производилось полотняное хамовное дело. Этот двор должен был заниматься перечеканкой иностранного ефимочного серебра на русскую серебряную монету: полтинники, полу-полтинники, гривенники, полугривенники и мелкие копейки с прибылью от порчи серебра при перечеканке и с тем, чтобы прибыль эта делилась пополам, половина – Военному морскому приказу на дачу жалованья офицерам и матросам (иностранным), а другая половина – в Адмиралтейский приказ «на строение кораблей и на жалованье дозорщикам магазейнов и русским матросам». Для начала операции закупки ефимков велено было взять заимообразно 100 000 рублей из Адмиралтейского приказа. Таким образом, приказ Воинских морских дел сверх военно-морской администрации должен был заниматься еще и добыванием средств на расходы всего морского ведомства и вести совершенно далекое ему и чуждое дело: перечеканку серебряной монеты с ее порчею[577]577
  Елагин. Ук. соч., приложение VIII, № 17; Милюков П.Н. Государственное хозяйство… С. 150–151.


[Закрыть].

Начало войны Дании и Польши со Швецией и приготовления Петра к Северной войне

Петр I

Гравюра А. Зубова. После 1721

XXXVI. Приготовления к Северной войне

Кораблестроение, однако, в 1700 г. не стояло на первом плане для Петра в Воронеже. Он продолжает его, желая закончить начатое; но он ежеминутно готов его бросить и вернуться в Москву при первом же благоприятном известии о мире с Турцией. Петра в этот приезд его в Воронеж всего более занимают стоявшие перед ним вопросы внешней политики, и для них он готов оторваться от кораблестроения. Он прибыл в Воронеж с твердым решением, как только получит весть о заключении мира с турками, немедленно же начать войну со Швецией. Он уже заручился для нападения на Швецию двумя союзами: с Августом II и с Данией и теперь думает о третьем союзе – с курфюрстом Бранденбургским. Для осуществления замысла против шведов в Москве в это время усиленно работали над организацией вооруженной силы, готовили регулярную армию, которую надо было двинуть на Швецию. Дипломатические и военные подготовительные меры к будущей и недалекой войне занимают Петра весной 1700 г. в Воронеже. По свидетельству очевидца, датского посла Гейнса, передававшего свои наблюдения в Копенгаген, Петр не мог оставаться спокойным, когда речь заходила о предстоящей войне, он весь воодушевлялся, ликовал при мысли о реванше за оскорбление в Риге, в которое, заметим от себя, он, по-видимому, теперь и сам горячо уверовал, и смело смотрел в будущее[578]578
  Форстен. Ук. соч. (Ж. М. Н. П. 1904. Кн. XII. С. 355).


[Закрыть]. Воронежские корабли, азовская крепость, Таганрогская гавань, южное море не овладевали всецело его вниманием. Его взор пристально устремлен теперь к северу. Это то настроение, которое чувствуется в одном из писем к Петру Ф.А. Головина, где идет речь о приготовлениях к будущей войне и где он пишет: «Дай, дай Боже, конец благополучен, с полудня мочно б искать к северу прибытка»[579]579
  П. и Б. Т. I. С. 804–805.


[Закрыть].

Осенью 1699 г. бдительность шведов усыпляли, торжественно принимая в Москве Великое шведское посольство и подтверждая с ним Кардисский договор и другие позднейшие соглашения. Политика усыпления продолжалась и весной 1700 г. Уже после отъезда Петра в Воронеж в Москву прибыл, возвращаясь из Персии, ездивший туда шведский посланник Фабрициус. Он был любезно принят в Москве и предупредительно отправлен на родину. На вопрос Ф.А. Головина: «Посланника свейского отпускать ли, кой из Персиды? Мню, что не для чего его задерживать и ранее выслать пристойно» – Петр ответил из Воронежа: «Немедленно отпустити зарань»[580]580
  Там же. № 296. Отпуск Фабрициуса; см.: Арх. Мин. ин. дел. Дела шведские 1700 г., № 5.


[Закрыть]. В Швецию назначалось к отправлению Великое ответное посольство для того же дела, для которого приезжало и шведское посольство в Москву, – для подтверждения Кардисского и последующих договоров. В состав этого посольства были назначены виднейшие сановники: боярин князь Я.Ф. Долгорукий, окольничий князь Ф.И. Шаховской и думный дьяк Любим Домнин. Так как на сборы этого торжественного посольства должно было уйти значительное время, то решено было предварительно «для обвещения» о назначении великих послов отправить в Швецию ближнего стольника князя Андрея Хилкова, который должен был оставаться в Стокгольме в качестве постоянного уполномоченного резидента. Отправление князя Хилкова совершилось очень быстро. Указ о его назначении состоялся в Воронеже 17 апреля, а 21 апреля этот указ был объявлен ему в Москве дьяком Посольского приказа «на ученье солдатского строю», которое производилось стольникам на Старом Денежном дворе, так что князь Хилков, очевидно, был застигнут этим объявлением врасплох. 9 мая он уже выехал из Москвы в путь, везя грамоту королю Карлу XII, датированную 24 апреля[581]581
  Арх. Мин. ин. дел. Дела шведские 1700 г., № 11 (список со «Статейного списка» Хилкова), л. 1.


[Закрыть]. Раз в Швецию отправлялось Великое посольство для подтверждения старого мирного договора, раз туда ехал постоянный резидент, шведы могли быть совершенно спокойны. Они совершенно спокойны и были. До чего продолжала удаваться Петру его дипломатическая игра, начатая приемом шведского посольства в Москве, видно из того блаженного неведения, в котором пребывал относительно намерений царя шведский резидент в Москве Томас Книппер, который всю весну 1701 г. самым дружественным образом переписывался с Ф.А. Головиным. В письмах к нему он благодарил боярина за уведомление о назначении Великого посольства и, выразив радость, что послом назначен князь Я.Ф. Долгорукий, человек «изрядный, разумный и прежде сего бывший в таком же чину у высоких потентатов с похвалой», сообщал полученные им вести о действиях саксонских войск против Риги и обещал немедленно представить царю корабельные чертежи, как только их получит[582]582
  Арх. Мин. ин. дел. Дела шведские 1700 г., № 2, л. 1—13; Устрялов. История… Т. III. С. 531.


[Закрыть].

А между тем усиленным темпом идут остающиеся незаметными для шведских глаз военные приготовления и передвижения войск, очень занимающие Петра в Воронеже и составляющие один из главнейших предметов его переписки. Новгород и Псков намечаются как базы для предстоящих военных операций, и Петр предписывает Ф.А. Головину послать в эти города грамоты о готовности к войне, причем скрыть, против какого неприятеля будет война, обмануть на время новгородского и псковского воевод, написать, будто пришла весть из Константинополя от Украинцева, что турки не склонны к миру и будет с ними война[583]583
  Там же, № 1, л. 20–21. Грамота в Новгород от 5 марта 1700 г. «От великого государя (т.) в нашу отчину в Великий Новгород ближнему нашему боярину и воеводе князю Ивану Юрьевичу Трубецкому с товарищи. Указали мы, великий государь, Новгородского Розряду дворяном, и детем боярским, и копейщиком, и гусаром, и рейтаром, и иных чинов служилым конным и пешим людей, чтоб они все были на нашу, великого государя, службу во всякой воинской готовности. А где им с бояры нашими и воеводы в полкех, в которых местех быть и на которые сроки на указанных местех стать, и о том наш, великого государя, указ будет им сказанъ впредь, потому что писал к нам, великому государю, к нашему царскому величеству, из Царягорода чрезвычайной наш посланник, думной дьяк Емельян Игнатьевичь Украинцев, что салтан турской к миру предложил статьи развратные и неудобные и о готовности тех ратей и о наряде указали мы, великий государь, послать к тебе, ближнему нашему боярину и воеводе, нашу, великого государя, грамоту… Писан на Москве лета от Рождества Христова 1700 марта в 5 день». Л. 22–23 – такая же грамота была послана в Псков.


[Закрыть]. К псковскому воеводе И.И. Головину Федор Алексеевич Головин, кроме официальной грамоты, должен написать еще от себя по родству, побуждая его быть рачительным в военном деле, особенно относительно артиллерии: «Такъже къ Iвану отпиши отъ себя, бутто для сьросьтва остерегая ево, чьтобъ наiпаче осмотрелъ i упъравълялъ воiнское дѣло [а паче пушьки], для того что вѣдаешь, какъ то надобно»[584]584
  П. и Б. Т. I. № 296. С. 335.


[Закрыть]. «Полки сводить начали… – доносит ему Головин, – и когда сведены будут, куды, мой государь, их изволишь послати на становища, чтоб о сем немедленно восприятии ответ. И к Олонцу посылать ли их?»[585]585
  Там же. № 300.


[Закрыть] – «Полки, – пишет ему Петр 2 марта, – буде чаешь лутче, постаѳь по городамъ къ той (шведской) съторонѣ». В том же письме к Ф.А. Головину от 2 марта Петр вскрывает возникший и созревавший у него план будущих военных действий. Царь предписывает ему послать Василия Корч-мина, офицера, получившего за границей инженерное образование, сначала в Нарву, будто для покупки пушек, а затем под каким-либо предлогом в Орешек, на самом же деле для того, чтобы высмотреть эти шведские крепости и их окрестности. Корчмин кажется ему человеком подходящим, способным выполнить поручение и сохранить тайну. Надо позаботиться, чтобы о посылке ничего не узнал Книппер, иначе догадается, раз посылают ученого инженера. «Пришьло мънѣ на мысль, – пишет Петр, – съказывалъ мънѣ Брантъ, чьто есть в Ругодевѣ пушьки продажныя карабельныя въ 12, въ 18 i въ 6 ѳунтоѳъ ядромъ, i съ нимъ говорилъ, чьтобъ купить. I нынѣ для тѣхъ пушекъ пошьли ты Карчьмина, чьтобъ он iхъ пробовалъ i купилъ нѣсъколко; а межъ тѣмъ накажи ему, чьтобъ присмотрелъ города и мѣсъта къругомъ; такъже, естли возможъно ему дѣла сыскать, чьтобъ побывалъ i в Орѣшекъ; а буде въ него нельзя, хоть возле ево. А мѣсъто тутъ зело нужно: протокъ iзъ Ладоского озера въ море [посмотри въ картахъ], i зело нужъно ради задержанiя выручъки; а детина, кажетца, не глупъ i секъретъ можетъ сънесть. Зело нужно, чьтобъ Къниперъ тово не вѣдалъ, потому чьто он знаетъ, чьто он ученъ»[586]586
  Там же. № 297.


[Закрыть].

Нарва открывала дорогу к желанному морю. Орешек важен в двух отношениях: во-первых, от него идет проток из Ладожского озера к морю – недаром Петр впоследствии и назовет его ключом к морю; во-вторых, овладение этим укрепленным пунктом воспрепятствует шведам посылать войска на выручку Риги через Финляндию, о чем хлопотал Август II, стараясь направить военные силы Петра на Ингерманландию и Карелию. Таким образом, у Петра уже ранней весной 1700 г. намечены те два пункта – Нарва и Орешек (Нотебург), которые подвергнутся первым русским ударам в начале Северной войны. Перед ним в Воронеже развернута карта северных пограничных местностей; план действий уже намечен, и он только ждет условленного момента, чтобы начать движение. По договору с Августом II он должен был начать военные действия против шведов не позже апреля 1700 г., когда он надеялся на благополучный исход мирных переговоров с Турцией. 11 апреля он шлет А.М. Головину приказание сказать полкам о готовности к службе, и этот приказ был объявлен полкам 16 апреля – накануне решения отправить посольство в Швецию[587]587
  П. и Б. Т. I. № 297. С. 813–814.


[Закрыть].

Однако надежды на заключение мира к апрелю были тщетны, несмотря на новые шаги, сделанные навстречу туркам. Еще в конце 1699 г. в Константинополь был отправлен сержант Преображенского полка Жерлов с инструкциями Украинцеву об уступках, на которые Петр готов был идти, лишь бы добиться заключения мира. Царь соглашался на разорение днепровских крепостей, из-за которых не состоялось заключение мира на Карловицком конгрессе, причем разорение должно было произойти через 6 или 7 лет после заключения мира; если же турки станут требовать немедленного разорения, Украинцеву предписывалось согласиться и на это, так чтобы ни та ни другая сторона не имели крепостей на нижнем течении Днепра[588]588
  Там же. С. 785–786; Устрялов. История… Т. III. С. 359, 547–548.


[Закрыть]. В феврале 1700 г., перед самым отъездом царя в Воронеж, Украинцеву посланы были новые инструкции с дальнейшими уступками. Сохранилось собственноручное письмо или, вернее, проект письма Петра к Украинцеву с обозначением этих уступок: царь соглашается передать городки туркам, притом без разорения. Разорена должна быть только русская «прибавочная работа», т. е. те последние дополнения и усовершенствования в крепостных постройках, которые были сделаны русскими после овладения крепостями. Сооружения же, возведенные в свое время турками, а отчасти и нами, могут быть отданы в неприкосновенном виде. «Емельян Игнатьевичь, здравствуй, – писал ему Петр, – понеже претъ симъ послали мы сътатьi зъ Жерловымъ, мъню, удоволсьтвуютъ твое дѣло. Аднакожъ нынѣ зело нужнейшее дѣло намъ явилось къ ползе нѣкоторой, i того для еще нѣкоторою уступки положили сътатью; сила же сему, чътобъ наша прибавачьная работа была разарена i о томъ розареньи i ты не упоминайся. Но естли тебя сътанутъ съпрашивать о разаренье, чьтобъ не быть: i ты съкажи, чъто отдадутъ цело, не токъмо iхъ, но i своей работы, разве чьто прибавочьное разорятъ. А болше, какъ можно, о семъ разореньi гълухо говори;

а тверди, чьто не толко iхъ, i свою работу отдаютъ. Толко конечьно учини миръ: зело, зело нужно. О протчѣмъ писалъ Ѳедоръ Алексеевич»[589]589
  П. и Б. Т. I. № 294.


[Закрыть]. Это письмо, однако, отправлено не было, как это видно из пометы на нем, сделанной рукой Ф.А. Головина: «Письмо, которое изволил великий государь писать к Емельяну Украинцеву, надобно изодрать»[590]590
  Устрялов. История… Т. III. С. 453, примечание 82.


[Закрыть]. Оно все же интересно как свидетельство о том, в какой мере Петр готов был идти на уступки. Было отправлено другое письмо через находившегося тогда в Москве гетмана И.С. Мазепу, который должен был переслать его Украинцеву со своим человеком[591]591
  П. и Б. Т. I. № 296. Докладные статьи Ф.А. Головина, посланные Петру в Воронеж 25 февраля: «Лист, которой, запечатав, вручил я при твоем, милостивого государя, отъезде гетману, чтоб к Емельяну послать с нарочным посыльщиком по указу».


[Закрыть]. Гетманский канцелярист Иван Черныш выехал с этим письмом из Москвы 20 февраля и прибыл в Константинополь 22 апреля. Украинцев, уведомляя 28 апреля о получении, описывает это письмо так: Иван Черныш «привез твою великого государя милостивую грамоту или писание с приписанием руки твоея государские», т. е. только с собственноручной подписью или какой-то припиской Петра. Совпадало ли содержание этого отправленного в Константинополь письма с неотправленным собственноручным или отличалось от него, и если отличалось, то в какой мере, неизвестно. Думать надо, что если оба письма и не были совсем тождественными, то, во всяком случае, в отправленном письме речь шла о тех же уступках, что и в собственноручном проекте[592]592
  Там же. С. 792–796.


[Закрыть]. Однако время шло, а от Украинцева или не приходило вестей, или пришли реляции, не содержавшие ответа на главный вопрос о мире. «Зело жаль, – пишет Ф.А. Головин Петру из Москвы 25 февраля, – что ведомости нет от Емильяна». – «Отъ Емельяна вѣдамость есьть, – отвечает ему Петр, – только ни с чемъ; а ждать какъ по Жерлове будетъ», т. е. следует ждать, какие будут известия в ответ на инструкции, отправленные с Жерловым. Видимо, Петр находится в нетерпеливом ожидании вестей и, только что приехавши в Воронеж, готов тотчас же по получении известия о мире лететь в Москву. «По нынешним вестям не изволишь ли сам быть?» – спрашивает его Головин в тех же докладных статьях, посланных в Воронеж. «По разсухе немедь-ленно буду, а зимою дѣлать уже нечево; а съверхъ того посмотрю iзъ будущихъ почътъ: естли зело будетъ съчаслива, тотчасъ буду»[593]593
  П. и Б. Т. I. № 296. Докладные статьи, посланные Ф.А. Головиным Петру в Воронеж. Эти докладные статьи, не датированные издателями писем и бумаг Петра Великого, Устрялов (История… Т. III. С. 450–453) совершенно правильно отнес к 25 февраля 1700 г. На эту дату указывают заключительные строки статей: «Сего числа февраля в 25 день часу в третьем загорелось» и т. д. Это тем вероятнее, что 25-го отходила из Москвы почта, и Петру писали в этот день Л.К. Нарышкин, Т.Н. Стрешнев и др.


[Закрыть].

Горя нетерпением начать войну со шведами, Петр в Воронеже внимательно следит за военными действиями союзника. По договору с Августом II, заключенному в Москве 11 ноября 1699 г. через Карловича, Август обязывался начать войну тотчас же по заключении союза и вторгнуться в Лифляндию с находившимися в пределах Литвы и в Курляндии саксонскими войсками. Карлович, а вслед за ним и представленный им царю находившийся в его свите под чужим именем Паткуль, посвятили Петра в план внезапного захвата Риги и сообщили ему, что в Риге среди жителей подготовлен заговор с целью сдать город и что саксонские войска числом до 7000, сосредоточенные в пограничных с Лифляндией местностях всего в 10 милях от Риги, незаметно перейдут границу, приблизятся к Риге и захватят ее врасплох в самый праздник Рождества Христова. Не теряя времени, 27 ноября, вскоре же по заключении договора, Карлович отправился из Москвы к саксонским войскам, чтобы привести этот план в действие. «Он мне сообщил под большим секретом, – доносил в Копенгаген Гейнс, – что он надеется вернуться сюда через 6–8 недель после удара, который замышляют на Ригу. Ваше величество можете ожидать о том известий через 12–15 дней после Рождества. Если этот удар не удастся, это будет большим несчастием для будущего, но меня уверяют, что все заранее хорошо слажено и надо ожидать исхода»[594]594
  Форстен. Ук. соч. (Ж. М. Н. П. 1904. Кн. XII. С. 339).


[Закрыть].